Текст книги "Катарсис. Темные тропы"

Глава 8

Это такое местное развлечение. На главной площади города готовят сцену. К полудню на площадь стекается народ. Массово. Сцена образована столбами, что щедро обкладывают вязанками хвороста и колотыми корнями деревьев. Огненное шоу – подумал я.

Ещё раз спрашиваю сам себя, откуда я такой – добренький, такой наивный – взялся в этом теле, в этом жестоком Мире?

К столбам люди в белых балахонах привязывают осужденных. Народ бурлит, обсуждая не бесчеловечность происходящего действа, а известные им подробности обвинительных приговоров, подробности опознания этих людей в качестве злодеев, подробности их задержания и пыток для получения чистосердечного признания. И действия самих Чистых – этих белых служек. Посмеиваясь, с предвкушением забавы, ожидая их неловкости и оплошности. Почему-то люди считают, что в Чистые идут не самые сообразительные парни, а самые тупые, самые ленивые, самые никчёмные. Типичные объекты подшучивания.

А вот у меня – холод разливается по телу. Ледяной, липкий ужас. Не могу поверить, что вот так вот – обыденно, более того – празднично – будут сжигать людей – заживо! О, боги! Куда я попал?! Чувствую бессильное отчаяние. Я не то, что не желаю участвовать в этом, видеть этого – не могу!

Что вы делаете, люди?! Зачем вы добровольно участвуете в этом бесчеловечном ритуале? Да что с вами со всеми?!

Мои спутники удивлены моей реакцией, моими дерганьями, хрипом и стоном, что летят сквозь шарф.

– Немой! Стой! – властно приказывает барыня – Не дёргайся! Да возьми себя в руки, воин!

И меня вышибает из собственного тела. Смотрю на всё равнодушно-спокойно. При этом – отстранённо. И как бы – сверху. Как будто вне собственной головы, поверх собственной шляпы (какая она, оказывается, нелепая, шляпа эта!) И это помогло. Никаких эмоций, никаких переживаний. Чистые, прозрачные, холодно-равнодушные мысли, полная синхронизация потока.

И вижу я всё иначе. Опять вижу энергопотоки. Площадь – как разлитая лужа биоэнергии, зажатая холодными стенами зданий. На постаменте – белые коконы. Разных размеров. Это – Чистые. Божьи слуги.

И жертвы. Их коконы – другие. Разные, но – другие.

Разглядывая этих божьих одуванчиков (белые коконы их энергии вызвали именно такую ассоциацию), понял кое-что важное про них, про богов, про магов. И про себя. Открытие было столь глубоким и потрясающим, что я выпал из слежения за происходящим.

Я уже говорил, что вижу людей – не так. Если попадаю в странное состояние сознания. Вижу их био-энергетику. Биоэнергетика магов настолько сильна, что видна – всегда. По крайней мере – мне. По словам Пламени – всем магам. Только вот дело в том, что я – не маг. И эти Чистые – не маги. Хоть как-то на мага тянет только вон тот, что и зачитывает приговор осужденным. Остальные – бездари, как и подавляющее большинство людей на площади. Но их энергетика очень сильна. Их Сила – у каждого разная, конечно, но сравнима с Силой магов.

Смотрю на Пламя. На магов Гильдии, что тоже имеются на этой площади. Вижу их Силу. Её текущее состояние, Мощь – способность единовременно пропустить через себя Силу и выплеснуть её – заклинанием, вижу её максимальный уровень, какой этот маг может выработать и накопить в себе.

Смотрю на Чистых. Вижу Силу. Белую Силу. Её текущее состояние не просматривается, максимальный уровень не просматривается, будто он бесконечен. Мощь – просматривается.

«Это же – посвятившие себя Триединому, – передаёт мне Пламя. – Это – Его Благословение. Они и используют Его Благодать. Если Чистильщик пропустит через себя слишком много Благодати, он погибнет. Святым станет».

Вот это и есть открытие. Можно, оказывается, быть магом, не будучи – Магом.

Этим и отличаются маги от остальных. Маги вырабатывают, накапливают и способны оперировать Силой. Собственной Силой. Служки Бога – заёмной Силой того, кому посвятили себя. Обычные люди – тоже, оказывается, вырабатывают энергию, но мало, а кроме того, не способны ни её накопить в сколько-нибудь значимых объёмах, ни оперировать этой энергией.

Фундаментальное открытие. Самих основ Мироздания.

И про себя. Я – не Маг. Но я делаю вещи – немыслимые! Магические. Причём делаю – не зная, что делаю, как делаю. Потому как заёмная у меня Сила. Если это вообще Сила, а не что-то иное. Чистые – служат Триединому. А я? Кому посвящён я?

Тому, чья метка стоит на мне – Смерти. Один из потоков во мне – Сила Смерти. Я – прислужник Смерти. Вот и всё. Всё просто.

Можно выдохнуть и – успокоиться. Моё место – как раз в ряду приговорённых. Я прислужник Тёмного Бога Смерти. Тёмный.

Как вон тот Тёмный Маг на вязанке дров. Слишком неумелый, чтобы скрыть свою натуру, слишком трусливый, чтобы применять свой Тёмный Дар, слишком слабый, чтобы отбиться от Чистильщиков. Слушаю приговор. Всё верно прочёл самый сильный из Чистых.

Следующий приговор – колдуну и ведьме. Семейная пара, что покупала, а чаще – похищала, людей и приносила их в жертву в тёмных ритуалах. Потому и выглядят на тридцатник, при разменянном веке. Однозначно – уроды! Именно такие колдуны, как они, у меня и ассоциируются со словом «тёмные».

И ещё один колдун – умелец по проклятиям. Его Сила – мерзкая, клубится Тьмой. Чистильщики молодцы, что поймали его.

А вот крайние две жертвы не вызвали у меня такого однозначного одобрения. Парня, которого корёжило на распятии без огня, назвали одержимым. И я видел, что в нём бьются два разночастотных энергозародыша. Как и у меня. Тоже подселенец. Как и я. А не понял я, зачем сжигать? Надо изгонять одну из лишних сущностей из его тела, раз он сам не может разобраться с дисбалансом в душе. Но приговор гласит, что праведный огонь и Свет Триединого очистят это тело и душу от грязи и всего лишнего и сразу вознесут душу этого страдальца в Круг Перерождений. Не согласен я в выборе инструментария.

А вот девочка вообще страдает ни за что. И вообще – случайная жертва. Она была тиха, безучастна. Потому как была она – проклята.

Не заметив этого, больно стиснул плечо Пламени, подавшись вперёд, отодвигая даже барыню. Знакомое проклятие! А у нас имеется свой аутист. Точно с такими же симптомами. И что теперь – его тоже сожжёте?

Из глаз девочки брызнули слёзы. И от моих костяных пальцев, и от услышанных моих мыслей.

Главарь белобалохонных – Светом из своих ладоней – зажигает сразу весь хворост, сразу подо всеми приговорёнными.

Крики сгорающих заживо людей, крики торжества родственников и пострадавших от жизнедеятельности сжигаемых, вонь – вновь вышибают меня из… меня. В холодно-равнодушное отстранение. Но недостаточно равнодушное. Ледяное бешенство.

Я не хочу! Чтобы! Девочка! Страдала!

Но я опять что-то сделал не так. Умерла не только девочка. И не только парень, что мужественно боролся с чужой сущностью в себе. Умерли все на костре. И даже – один человек в толпе.

И только когда толпа отшатнулась от упавшего зрителя, к нему бросились Чистильщики. Он слишком откровенно наслаждался мучениями людей, этими страданиями кормил свою чёрную душонку. За это и был наказан. Мною. Урод! Взбесил меня!

– Немой! – шипит Лилия. Умница! Всё она поняла. И Пламя смотрит на меня огромными глазами.

И теперь глаза Чистильщиков и щупальца белого света шарят по толпе на площади. По наитию – делаю с собой тоже, что и в тот раз – в Скверне. Только вот…

Только вот – всё моя слабая голова – не отслеживает все мои действия. И не контролирует самого же меня. Оказалось, что я так и ходил, с самого Источника Мёртвой Воды – «прозрачный». Говорю же – дурачок! Не проследил сам за собой, за отменой ранее совершённого действия.

Одним словом – совсем я стал прозрачный. Совсем невидимый.

– Встань впритык за мной, ослолюб! – шипит Лилия. – Плотнее!

Это – с удовольствием! Обнимаю барыню, сзади меня притирает Пламя. Так и идём, паровозиком, к выходу. Пад перед нами раздвигает толпу. Быструю проверку Чистильщика прошли легко. Меня он, как и все, впрочем, не увидел. Только вот Пламя меня постоянно тыкает в спину и щиплет – пониже спины. Не верит, что такое возможно. И Лилия – крепко прижала мою ладонь к своей си… груди, будто за сердце держится.

Пока добрались до укрытия – все мокрые, насквозь – от пота. Как только Пад выгнал сиделку и закрыл за ней дверь на засов и на ключ, Лилия как даст мне по шее! И рухнула на постель, зарыдала, крича в подушку разные оскорбления, с уклоном на эпитеты скудоумия и безмозглости.

– У тебя теперь – Метка Тьмы, – сказала Пламя, когда я снял с себя «прозрачность». – У Деда такая же была, когда он лича Зелёной Башни завалил. Тебе нельзя теперь Чистильщикам на глаза попадаться.

«Нам всем этим деятелям на глаза попадаться не надо, – ответил я, снимая с себя и вторую „прозрачность“, что висела на мне со времени гибели Суслика. – Девочку сожгли за то же проклятие, что висит на малыше!»

И я показываю на колыбельку. Пламя – кинулась к барыне, тормошит её, захлёбываясь – пересказывает услышанное от меня. Рыдания перешли в истерику. Свежекупленная девочка стоит столбом и пялится на меня, появившегося из воздуха, как коза на новые ворота. Пад сполз спиной по стене, утирает пот, приговаривая:

– Плохо! Всё это – очень плохо! Всё! Очень! Плохо!

Лишь малыш, проснувшись, хмурил лоб, что-то разглядывая прямо перед собой, невидимое никому, кроме него. А потом, придя к какому-то решению, сморщился, открыл рот и – заревел, стремясь догнать в отчаянности крика мать. Лилия тут же вскочила, будто её вытолкнуло что-то из постели, одни прыжком оказалась у колыбельки, выхватила малыша, тут же вывалила из выреза платья грудь, строго велев своему стражнику:

– Отвернись, бесстыдник!

А Пад с огромным удивлением посмотрел на меня. Пожимаю плечами, указываю себе на пах, потом двумя пальцами изображаю ножницы и мотнул головой, типа – не желаешь? Пад замахал руками, засучил ногами, забыв, что сзади – и так – стена.

И его нелепость разрядила обстановку. Я снова напяливаю на себя «прозрачность».

– Ничего нет! – ахнула Пламя. – Будто и не было!

– Фух! – выдохнула Лилия, рухнув на постель Пламени. – Немой, ты меня с ума сведёшь!

– Что-то от всего этого я проголодался, – пыхтя, сказал Пад, поднимаясь. – Госпожа, дозволь велеть накрыть обед!

Лилия махнула рукой, но уже в спину Пада, что и не ждал её отмашки – сразу начал отпирать засовы, подвинул растерянную сиделку, прикрыв дверь, велел ей:

– Жди, позовут.

А в это время Лилия, строго взглянув на девочку, что мялась, не зная, куда себя деть, стала ей внушать:

– Я тебя приняла в семью – для пригляда за моим сыном и помощью в обиходе нам, с дочерью. Поняла?

Девочка судорожно кивает:

– Всё, что происходит меж нами, всё, что говорится тут – не для чужих ушей. Тебе понятно? Или велеть Немому тебе проткнуть уши и отрезать язык?

– Не стоит, госпожа, мой язык будет надёжно зажат моими зубами! – вдруг затараторила девочка, сложив руки, как при молитве, и часто кланяясь. – А мои уши умеют слышать только то, что обращено прямо ко мне. А глаза мои умеют видеть только то, что нужно. Я не доставлю вам хлопот, добрая госпожа! И не пугайте меня Немым. Я его не боюсь. Он совсем не такой страшный, каким кажется.

Мы втроём переглянулись и как начали ржать! Аж с грохотом ступеней прилетел Пад.

Глава 9

Остаток дня прошёл планово. Лилия готовилась к вечеру, старалась привести себя в надлежащее состояние сознания и духа, а внешность – в надлежащий вид. Девочки тихо, чтобы никого не отвлекать – знакомились, перешёптывались. Помогая барыне всем, чем могли. Малыш, уже привычно – обратно стал изображать фикус на подоконнике – стал растением. Спал, ел да молча лупил глаза в одному ему видимые мультики. Пад – натрескавшись, дремал. Ну а я – всеми силами старался разобраться в себе, освоить все эти вновь поступившие данные. Естественно, впав в медитацию, что извне казалась дремотой.

Видел я, и хорошо видел, взгляды, что с определённой периодичностью барыня бросала на меня. Оценивающие взгляды, взвешивающие. В конце концов, она озвучила свои размышления. Что я как первичный половой признак – штука, безусловно, нужная, изредка – незаменимая, но на людях её демонстрировать постыдно. Потому я остаюсь с Бозой и малышом на хозяйстве. Цепным псом, охранять помещение.

В ответ я пообещал, что буду горько плакать, навзрыд и в голос, что меня не взяли на столь скучное мероприятие по обжиралову, пьянству, на выставку спесивой чванливости. Похоже, к моему юмору стали привыкать – улыбаются. Желаю Лилии успеха в переговорах, сдавая с потрохами её партнёра по переговорам, сказав, что Волчица испытывает искреннюю симпатию к Лилии, но твёрдо помнит об интересах Дома. Но поинтересовался, через Пламя, что там за история произошла меж её сыном и молодой Волчицей?

– Да мой, дубинушка медноголовая, влюбился в сестру друга, Волчонка, а она – вертихвостка – поиграла, да упорхнула. В чужую постель. Сука она течная, вся в мать! – махнула рукой Лилия и ржёт. – А мальчик мой так страдал, так страдал!

Потом лицо её исказилось сложной гаммой чувств:

– Пока отца младшенького моего не встретил, ненавижу его прямо! – Её лицо исказила гримаса ненависти, потом – сожаления и печали. Лилия вздохнула тяжко:

– Правда, кто отец малыша, сын узнал только после установки Медного Владыки.

Потом махнула рукой.

– Ах! К демонам! Всё это – сложно!

И тут же, с томлением, улыбнулась, мягко и задумчиво.

– Но мальчика моего как подменили. Повзрослел, возмужал. Как я соскучилась! Эта их учёба – пытка для матерей!

Да, вижу, что всё это и правда сложно. Спрашиваю у Пламени, что она-то так рвётся на это сборище? Но у девочки глаза горят восторженностью. Начинает путано и многословно пытаться объяснить, что для неё это очень интересно и волнующе. Высший свет, и всё такое. Тем более что барыня её выдаёт за свою дочь, погибшую от рук наёмных убийц. А это – принципиально иной статус, другой уровень социализации, принципиально иное отношение благородных к ней, какое дочери сельского кузнеца не видать, как своих маленьких ушей.

Ушли. Купленная девочка, несколько минут погипнотизировав спящего ребёнка, спросила у меня, можно ли ей помыться. А я тебе что, лекарь? Откуда я знаю – можно тебе или нет? На практике и посмотрим. Звоню в звонок, прибежавшей служке указываю на ванну. Не понимает. Веду его за воротник к ванне, показываю пальцем – сколько должно быть воды, что нужно мыло и полотенца. Опять смотрит тупыми глазами. Пока не замахнулся для затрещины. Сразу понял!

– Монетку он хотел, – вздохнула девочка.

Перетопчется натощак! Показываю девочке, чтобы хозяйничала тут сама, нахожу на постели Пламени сложенные вещи, что девочка приготовила для Козы, отношу ей. Девочка хотела на колени упасть. Ловлю её за руку, дёргаю, мотаю головой. Она побледнела. Больно ей – схватил, не рассчитав степени приложения силы, и не учёл жёсткости своих костяных пальцев Бродяги. Тьфу, напасть! Расстроенный, иду в комнату, пристраиваюсь на лавке, что стоит у стены. Как-то постеснялся я занять женские постели.

Не сразу, но мне удалось войти в то состояние, в каком я оказался на площади. «Вне себя». С видом – как бы со стороны. Мне понравилась лёгкость, с которой думается при этом. Не то что в этом недоразвитом черепе. А подумать было о чём. Надо было обмыслить не только произошедшее, но и открывшееся.

Завозившийся малыш привлёк к себе внимание. И я опять увидел сложную и тонкую структуру Проклятия на нём. Очень сложную, очень тонкую, крайне запутанную. Попытка влезть в неё, любая попытка снятия Проклятия приведёт к разрушению Проклятия. И было бы это хорошо, но механизм саморазрушения Проклятия подразумевает разрушение биоэнергетической матрицы носителя. Полное уничтожение личности, психики, мгновенная смерть. Боюсь, что и разрушение Души.

И вот теперь я понял, что натворил. Служки Белосветого Бога, уничтожая, пусть и в муках, тело на жертвенном огне – спасали Душу проклятой девочки. А я уничтожил её. Без возможности Перерождения Души. Я хуже этих белобалахонных. Я и есть Проклятие!

Но самобичевание – занятие бесполезное. Да ещё и неприятное. Потому я стал сравнивать структуры Проклятий. И нашёл их тождественность. А потом я захотел узнать, кто проклял девочку? Кто проклял сына Лилии я знаю – зачарованный клинок. Клинок ничего не расскажет. Единственный способ найти мастера Проклятий, который зачаровал клинок – идти по следу Проклятия девочки.

Начинаю распутывать следы девочки. И нахожу её пересечение с другим сожжённым – тёмным колдуном. Ах ты, сволочь! Убил бы! Ещё раз!

И вдруг, понимаю, что это я же его убил! И его мерзкая душонка – моя! Это душу девочки Проклятие уничтожило, а вот душонка этого колдуна ещё болтается в оперативной доступности. Иди сюда, мерзость!

Сам не заметил, что опять изменил своё состояние. Но не могу его описать. Что-то изменилось. Я уже не в комнате. Нет детей, нет моего тела. Нет ничего, кроме призрачного тумана вокруг, в котором плавают какие-то тени, всё колышется и пульсирует. Смотрю на себя. И – не узнаю. Да, я призрачный, как призрачный образ самого себя. Но не образ того дурачка, в тело которого я подселён. Руки, ноги, тело – другое. Жаль, не могу взглянуть себе в лицо. Очень уж мне любопытно – кто я? Но в правой руке у меня – призрачный штык. А на нём горит призрачным красным отсветом знак – красная звезда. С перекрещенными кривым ножом и молотком, вписанными в звезду. Странный, но – приятный мне – знак.

А передо мной из тумана соткался образ. Не сразу признал колдуна.

– Ты! – взревел колдун. – Ты – убил меня!

Чувствую, что оскаливаюсь от злости. И хочу его ещё раз убить. Но он мне нужен. Потому его образ корёжит. Это я ломаю его, мну пальцами, как тесто.

– Прости, Рука Смерти! Не признал! Прости! Всё сделаю! Она сама виновата! Не надо было трогать мои вещи! Воришка поплатилась!

Ах, вот оно что! Девушка как-то тронула заговорённый предмет. Кстати, так Чистильщики его и нашли. Этим колдун и наследил.

– Кто сделал это Проклятие? – спрашиваю я дух колдуна, потрясывая его, как носовой платок, держа левой рукой за шею.

– Помилуй, Рука Смерти! Не могу я сказать! Что ты! – вопил дух. – Он же проклянёт меня!

– Мне он нужен. И мне плевать, что будет с тобой, мерзкий. Мне нужен этот мастер Проклятий. Всего для одного вопроса!

– Так ты с ним говорить хочешь? – удивился дух. – Поговорить с мастером может любой! Через Зеркало Связи. Оно – тут, недалеко. В Бара-Дуге. Прямо в Привратной. Путь к Привратной открыт любому Тёмному! Только с Тропы не сходи!

Вижу. Вижу образ Тропы. Его глазами. Есть след, по которому можно идти. Сам мастер – мне без надобности. Мне и нужно только, чтобы он ответил мне, как снять Проклятие.

– Отпусти меня! – взмолился дух.

И он мне – тоже без надобности. Его душа – мерзкая. Поглотив её, стану чуть мерзостнее. Отпустить его? В Колесо Перерождений? Кто-то мне нашёптывает, что так и следует делать. Что надо дать шанс его душе очиститься, искупить вину. А ещё кто-то нашёптывает, что всякие нужны. Для баланса. Потому как нет Света, если нет Тени. И нет Тени, если Свет не падает на препятствие его излучению.

Штык рассекает духа. И он развеивается. Я отказался забирать его биоэнергетическую матрицу души. Он не достоин Смерти. И Переходник, артефакт, которому придан образ штыка от автомата АК, разрушил структуру матрицы. Душа исчезла. Как исчезла душа девочки, погибшая по моей вине и вине этого упыря. Шепчущим возмущение голосам отвечаю, что это – МОЁ решение! Я так решил! Баланс, Круг Душ – не моя забота. Я – это Я! И я решил – так!

Открываю глаза. И вижу огромные глаза Бодливой Козы, голой, мокрой, трясущейся, сжимающей свёрток с визжащим ребёнком, завёрнутым в одеяло. В комнате – стужа. У меня ресницы слипаются, как на морозе. Дети замёрзли, испуганы. Открываю окно, впуская в комнату тепло с улицы. Поворачиваюсь к Бозе, развожу руками. Так получилось! Ошибка. Накладочка вышла, не знал, что переход моей энергетической структуры в то состояние, в тот Слой Мироздания – столь затратный. Что я заберу не только запас энергии из себя, откушу – по чуть-чуть от всех в округе, но и даже заберу тепловую энергию из окружающего воздуха.

Кстати! Это мысль! Надо запомнить способ изъятия энергии из воздуха. Фундаментальнейшее открытие!

Блин! Мне пора валить в туман! Такое возмущение энергетических потоков может заинтересовать разных людей. И не только магов Гильдии наёмников, но и тех, в белых балахонах. А интерес ко мне, такому загадочному, даже для самого себя – совсем неуместен!

Накладываю на себя сразу два слоя прозрачности, смотрю на вытянувшуюся морду лица Козы, выпрыгиваю в окно. Твою в атом! Как я забыл, что тут так высоко! Грохот моего приземления утонул в истошном визге в две глотки – Козы и малыша у неё в руках. Откатываюсь за скособоченную неисправную повозку, четвёртое колесо которой так и стоит приткнутым к борту, осматриваюсь, проявляюсь – снимаю с себя невидимость. Выскакиваю, хромая на обе отбитые ноги, вливаюсь в стайку бегущих людей, вместе со всеми миную холл, грохочу по лестницам, вбегаю в дверь.

Зарёванная, голая, дрожащая всем телом Боза бросается ко мне с завёрнутым в одеяло ребёнком, ревёт как корова. В комнате всё ещё холодно. Девочка, тщательно вглядываясь в мои глаза, начинает рассказывать, перемежая слова рёвом, чтобы подумать и свериться с моими глазами – как она испугалась, как кто-то хотел убить малыша, но девочка услышала звуки и пришла из ванной. Как этот ужасный человек сделал очень холодно, как он выпрыгнул в окно. Все кинулись к окну. И побежали во двор – рассматривать вбитые в землю, расколотые каменные плиты мостовой внутреннего двора Гостевого Дома Гильдии наёмников.

Украдкой погладил девочку по голове. Молодец! Умница! Нам определённо повезло, что Лилия купила именно эту Козу.

Ответственные представители Гильдии, взбешенные попыткой убийства младенца, беспомощного сына почётного гостя Гильдии, прямо в самом Доме Гильдии, допрашивали нас с Бозой до самого темна. Ну, меня допрашивать – дело скучное. Девочка тоже очень достоверно играла глупую маленькую служанку: «Не знаю, господин! Не поняла, господин! Я так испугалась, господин!»

Единственное – жаль материнское сердце. Ей же добрые люди доложили, что её многострадального малыша опять пытались убить. Прямо в сердце Дома наёмников. Это уже на месте, когда я сжал бьющуюся в истерике женщину в руках, пояснили, что всё это – случайность. Но несколько часов переживаний и новые седые пряди – ей это обеспечило. И это – тоже груз моей вины.

И вот, когда мы остались совсем одни – «выйдя из себя», чтобы осмотреться и оборвать щупальца любопытных, – я, через Пламя, рассказал, что успел познать.

И поведал им, что ухожу искать Бара-Дуге, Зеркало Связи, чтобы найти способ снятия Проклятия с малыша. Засим поклонился – всем вместе и каждому в отдельности, даже Козе, вышел. То, что три женщины плакали мне, уроду, вслед, согрело душу.

Но уйти сразу не получилось. Я спустился в холл, чтобы закупиться в ведомственной кухне запасами в дорогу, хотя я и не совсем человек, а как-то привык к еде, пусть и безвкусной, как бумага. Пока ждал выполнения заказа, был перехвачен давешней пятёркой Красной Звезды.

– Уходишь? – спросил старший. Звёзды расселись вокруг, показательно сложив пустые руки поверх столешницы.

Киваю. Тоже кладу руки на стол.

– Помощь нужна?

Мотаю головой. Но тут же – киваю, указывая на дверь комнаты Лилии.

Водяной ставит Полог Молчания. А потом, внутри этого, Воздушник ставит ещё один.

– Это – понятно, брат. – Кивает маг Воды. – Мы уже доложили Диспетчеру о вас. Красная Звезда присмотрит за женщиной Старого Мамонта. Не всё же тебе одному!

И все пятеро улыбаются. Я – удивлён.

Огневик усмехается:

– Мы понимаем – тайна. Сами так живём. И признаём право на тайну даже меж Братьями Звезды. Но своих мы признаем везде. Скрыт умеют ставить только Старик и Сумрак. А Сумрак – Тёмный маг. Так что нас не удивляет Красная Звезда с тёмным прошлым. Или ты думал, что мы знак на твоём артефактном ноже не заметим? Так чем мы можем помочь тебе, брат?

Понял наконец. Они меня приняли за кого-то из своей тайной общины. Бывает! И это – очевидный минус любой тайной организации. Вот и эти сделали неверные выводы из случайных совпадений. Но не воспользоваться этим – грех. Потому – тыкаю пальцем в поясной тубус одного из бойцов. Они раскатывают карту на столе. Блин, как им сказать, что я ищу? Самому искать? И – нахожу ведь! Оказалось, я – грамотный! Разумею эти знаки на раскрашенном рулоне.

Звёзды переглядываются. Один боец даже сбрасывает кольчугу с головы и чешет голову.

– И ты собрался туда идти один? – удивляется Водяной. Когда я кивнул, Маг откинулся чуть назад, осмотрел своих соратников, покачав головой. – Такого безумца я встречал лишь однажды. К сожалению, Старый Мамонт сложился до того, как мы из Охотников перекрасились в Красные Звёзды.

– Давай подскажем главе. – Кивает боец, мастер Копья. – Зачем лезть туда из интереса, если можно за это и золото получить? Этот гнойник уже сколько лет висит на доске найма! Старая Волчица мешок золота бросает просто за карту окрестностей! Может, глава какими сведениями владеет? Как ты на это смотришь, Немой?

Пожимаю плечами. Мне нужно Зеркало. Сопутствующие цели, задачи и средства – вторичны.

– Решено! Пошли! – хлопнул ладонями по столу Водяной.

– Подожди! – перехватил его за рукав маг Огня. – Любая вылазка начинается – с Головы. Кто будет – глава?

И смотрят на меня. Я замахал руками и закрутил головой. Вы что, ребята? Какой я вам полководец? Я – пристяжной. Вам захотелось идти со мной. А не мне вас вести. Вот и будем идти – параллельно. Я – за Зеркалом, вы – за золотом. Я с вами, так и быть, но – сам по себе.

– Пошли к главе Гильдии. Там и видно будет, – раздосадованно поджав губы, сказал боец, мечник.

– Новые имена будем придумывать? – уныло спросил мастер Копья.

– Новая вылазка, новые имена, – кивнул маг Воды. – Я – Водяк.

– Тогда я – Сквозняк, – усмехнулся маг Воздуха.

– Ну а я – Искряк, – кивает маг Огня.

– Рубяк, – пожимает плечами мечник.

– Коляк, – вздыхает копейщик.

Ну, а я – Смертяк, тогда.

Отступление 1

Наместник Триединого в княжестве Волка читал доклад Руки Чистоты и озадаченно хмыкал. Профилактическая очистка города и округи Рукой Чистильщиков, выделенной воскресшим Орденом Чистоты проводилась планово и с ожидаемыми результатами, до самого завершения – до Очищения Светом и Огнём. А вот сама казнь – перевернула всё с ног на голову.

В ритуал Очищения вмешался неустановленный маг. Все казнённые были убиты до того, как умерли от огня. Способ убийства – не установлен. Души казнённых не прошли Очищение.

Наместник Триединого опустил доклад и устремил взор в чёрный провал окна. Работа группы Инквизиции не вызывала нареканий. Наоборот – лишь восхищение. Так быстро вскрыть несколько многолетних гнойников, так изящно найти решение многих тупиковых проблем – это особый Дар. И – опыт, переросший в мастерство. Но следователи Инквизиции прямо пишут, что ни личность убийцы, ни способ прерывания ритуала не были установлены. А более того – вызывает удивление цели этого неизвестного. Зачем убивать тех, кто и так умрёт через считанные мгновения? Поиздеваться над Инквизицией? Убивая – Тёмных? Убивая тайного, хорошо спрятавшегося почитателя Тёмных Путей прямо на виду у Инквизиции? Чтобы уткнуть их носом в клубок тайных связей этого Тёмного с другими, хорошо спрятавшимися Тёмными, носящими маски добропорядочных горожан?

А зачем уничтожать их Души? Не только приговорённых к Очищению, но и невыявленного Тёмного?

Наместник бросил взгляд на нужный абзац доклада – ведь он перечитывает свиток не первый раз. Глава следственной группы прямо пишет, что установлены связи погибшего почитателя тёмных ритуалов, ведётся расследование. То есть след есть. А о результатах говорить ещё рано.

Кто этот незнакомец? Маг? Неизвестный маг, применивший незаметно для магов и служб Церкви неведомую магию, способную мгновенно убивать группы людей? Незаметно? Причём – единовременно убивать, но – выборочно, убив одного-единственного человека в плотной людской толпе. Что само по себе показательно. И способ убийства – мгновенный паралич всей нервной системы. За мгновение человек стал бездушным телом. Прямо – стоя. Никто ничего понять не смог. Окружающие подумали, что человеку стало плохо от криков жертв. Пытались помощь оказать. Бывает же – поплохело человеку! Сердце прихватило. Но сердце было – в порядке. Внезапная смерть без причины. Ни одного повреждения. Будто Душа была мгновенно изъята из этого тела. Как защититься от подобной атаки?

Никак!

Взгляд Наместника вернулся к докладу. Проверка зрителей, спешно покидающих площадь, всеми силами Церкви и привлечённых людей стражи княгини ничего не дала. Ни один из задержанных подозрительных не подходил под неведомого незнакомца.

Наместник опять уткнулся в свиток с докладом о вдове Медногорского Владыки. Глава следственной группы почему-то дважды упоминает о ней. И о её спутниках. Сначала описывает нападение на поезд Медногорской, пересказывает слухи о повелителе Бродяг. Потом упоминает о нападении на её ребёнка в самой Медной горе и тут, в Доме наёмников. И это двойное упоминание непричастных к работе группы людей в докладе о работе Руки Чистоты не могло быть случайным.

Эти события как-то связаны с неизвестным магом? Как? Лилия Медногорская, в отличие от своего супруга, явного полудемона по крови, причём – явно – Высшего, и их детей – полный бездарь. Её спутники? Наместник очень внимательно присматривался к ним на приёме Волчицы. Девочка – очень слабый и неумелый Одарённый. Её даже магом называть – рано. Страж? Обычный боец, каких тысячи. Тот уродец, которого стеснялись показывать людям?

Наместник раскатал всё время сворачивающийся доклад.

На площади этого уродца не было. В момент нападения на искалеченного ребёнка Медногорской его тоже не было. Наместник раскатал ещё свиток – при нападении банды на поезд его тоже не было. Он как раз и появился после, разогнав банду.

Этот урод? Всю банду? Вырезавшую всю стражу Порубежников, что рождаются с топором в руке и с амулетом Посмертия на шее?

Наместник Триединого невольно покачал головой, поражаясь хватке главы ищеек Инквизиции. Если бы не его тонкая настойчивость, Наместник так и не заметил бы ничего странного. Хотя…

– Что это ты головой качаешь, как конь загнанный? – спросила, входя, Волчица.

– Удивляюсь спутникам твоей новой подруги, – ответил Наместник.

– И правильно делаешь, – воскликнула Волчица, легкими шагами, несмотря на все прошедшие годы и роды, подбежавшая к Наместнику, обнявшая его, сидящего за столом, заглядывая в доклад через его плечо.