Текст книги "Катарсис. Темные тропы"

По многолетней привычке, Наместник тут же перевернул исписанный мелкими значками свиток. Но, усмехнувшись сам над собой, перевернул обратно – письменами вверх.

– Ой! – отмахнулась Волчица. – Больно надо! Сам всё расскажешь! А то, что удивляешься – верно. Это Северная Башня загнулся, убившись об тех демонов. И муженька её, полукровку, ваши святоши прикончили. Вот если бы они были живы, за эту скромняшку – целочку-припевочку – на камни разнесли бы половину Империи. Чему ты удивляешься? Что Красная Звезда возбуждается в её присутствии? Надо тебе напоминать, чьё детище эти Краснозадые? И почему они красно-медные? Лучше иди сюда! Я что-то так устала сегодня. Этот цветочек медногорский только с виду – тёлочка. А мне не уступит, Старой, битой и тёртой Волчице!

И сама же смеётся. При всей внешней статности и величественности в кругу близких Волчица любила выражаться показательно грубо и пошло. Этим показывая, что вся положенная по её статусу важность и степенность – наносное, лишь внешняя мишура. А сама она так и осталась той отчаянной, полудикой и страстной, даже – пошлой, сучкой, вскружившей голову величественному Старому Волку.

– Она тебе понравилась, – кивнул Наместник, поднимаясь.

– И не только мне. Её детинушка медноголовая охомутала не только Волчонка, но и Малую Волчицу. Но девочка соскочила с его медного… жезла! Ха-ха! Ты бы, светоголовый мой, не трогал эту семейку! Очень уж вокруг них хитрые игры происходят. Игры богов.

– Даже так? – удивился Наместник, расстегивая пояс и ставя меч к изголовью ложа.

– А ты думал? – горестно усмехнулась Волчица. – Я вот тоже не понимала. Как я грызлась с Волком, как лаялась на него, за его позицию невмешательства, а тем более – за тайную помощь этому дерзкому Медному Хрену! А как я возненавидела медногорцев, да что там, всех порубежников, когда я заплатила за это решение Волка самим Старым Волком, его жизнью, и сыном – Молодым Волком! И это ведь твои, – не отводи глаза, Белый, – твои святоши убили их! Думаешь – не знаю?! Не прощу!

Волчица помолчала, воюя с нарядным платьем, из которого без помощи Наместника не смогла бы выбраться.

– И только приняв дела Волка, поняла… – пропыхтела Волчица, оглаживая бока, передавленные утягивающим корсетом платья.

– И что ты поняла? – спросил Наместник, скидывая свой костюм.

– Что это – не самая высокая цена, которую мы могли бы заплатить. И Дом Гороха – тому пример. Я заплатила двумя любимыми, Медный Цветочек – большим количеством кусков сердца. Но Дома наши стоят. Потому как Старый Волк и Медный Властитель выбрали честь, а не – жизнь. А Горох потерял всё. Вообще всё. Не стой на их пути!

И Волчица прыгнула на перины, блаженно застонав.

– Кого – «их»? – спросил Наместник, присаживаясь рядом и стягивая сапоги.

– Откуда я знаю, кого «их»? Их! Ну, светлоголовый, не томи! Давай! Погладь меня! И включай свои светлые, мать их Триединого за ногу, мозги! Ты часто слышал о таких сущностях, как повелители Мёртвых?

Настоятель промолчал. Результатом того, что всплыло само это словосочетание, была внутренняя проверка служб. Очень тщательная и очень безжалостная. И широкие подвижки молодых служителей Триединого по освобождаемым ступеням службы. Так и он сам оказался в этом городе, бросив свой пост боевого командира Ордена после бесчестного позора Орденов на западных рубежах, но возвращённый к службе в стезе Настоятеля настойчивым предложением священников, которым не мог отказать…А после гибели Старого Волка – оказавшийся и в постели Волчицы.

– Первый повелитель Нежити – Медные Вилы, – продолжила княгиня. – Второй – опять какие-то медногорцы в этом участвуют. И – Охотники, которые теперь – Красная Звезда. Третий повелитель Бродяг – Медный Цветочек. И – опять Красная Звезда. Не слишком ли медно-красные эти повелители, а? И опять – медные и красные – в словосочетаниях с демонами. Тебе напомнить, кто основал Красную Звезду? Нет, я не говорю, что они заодно. Пока достоверно установлено, что как раз твоя братия имеет непосредственное отношение к повелителям Нежити. Но красно-медные и этот вид сущностей постоянно сталкиваются. Да так страстно бросаются в объятия друг друга, что сказки по Миру гуляют.

Волчица застонала, но продолжила:

– И почему Цветочек младшенького от всех прячет? И за что малое дитя так все хотят извести со света белого? Тоже – вопрос. И вот Медный Цветочек входит в мой город. И началось! Думаешь, не знаю, как вы обделались на площади? Да вы – посмешище всем Волкам! Всему городу – точно! А какой стояк у Гильдии наёмников, прежде тихой и сонной?! Глава там всех загонял, уже третью шкуру со всех снимает! Наёмники из города бегут. Под любым поводом. Вон, целая толпа уходит под совсем глупым предлогом – якобы на Бара-Дуг пошли. Самоубийц изображают. Показывают главе, что он их до смертного отчаяния загонял! А мой глава наёмников – тот ещё волчара! С нюхом! Не думал, зачем Старый Волк этого главу наёмников протащил в свой Малый Совет? Ну, мало тебе? Не знаю, кто – «их», но на «их» пути стоять нет желания. Никакого!

Тут Волчице стало не до разговоров. С её уст срывались только стоны.

Когда княгиня уснула, Настоятель укрыл её, сел, сунул ноги в растоптанные сапоги без голенищ и со стёртыми каблуками, которые были у него, воспитанного в аскетизме, домашней обувью, и застыл в задумчивости, сгорбившись, смотря невидящим взглядом на розовую Ладу.

Потом он вернулся к столу. Надо было отчитываться перед Наместником Триединого. Долго думая, невольно грызя перо, Настоятель больше часа писал доклад. Потом прочитав его, смял, бросил на угли камина. Судьба следующего доклада была аналогичной.

Как писать? Не упоминать Властительницу Медногорскую и её спутника – расписаться в собственной никчёмности. Как минимум. Или посчитают его потворщиком Тьме и Ереси. Упомянуть, привлечь к её голове ещё больше внимания, не прислушавшись к совету княгини? Настоятеля не столько волновала безопасность этой женщины Порубежья, сколько своя собственная безопасность и благополучие дела, порученного ему. К личности этой женщины и так слишком много внимания. Вовсе не случайно Волчица растекалась перед ним, якобы размышлениями вслух. Настоятель помнил, как довольно быстро она изменилась, приняв дела Волка. Как изменилось её поведение, риторика, круг общения. Даже стиль одежды. Не сразу, конечно. Настоятель помнил, как она ночами напролёт плакала, прощаясь с обычной житейской логикой и сердечностью. И теперь она была уже не женщиной и матерью, не «течной сучкой», как она сама себя называла, а Княгиней. Именно с большой буквы. Вовсе не случайно княгиня перечислила силы, пристально наблюдавшие за передвижениями Медного Цветочка, как её называла Волчица.

Одного она не знала. Что эта казнь Тёмных тоже связана с Лилией Медногорской. И что присланный Чистильщик – человек Великого Инквизитора. Он – точно. Его группа – неизвестно. Но это и не важно. Важно, что Инквизитор расчищает этой женщине с Порубежья путь в столицу.

Настоятель был бывалым тактиком, разбирался в стратегии. Но так и не смог осилить – интриганство. Он не мог просчитать все векторы силы, сходящиеся на его ответственности из-за присутствия этой женщины на его земле. Он не мог предугадать всех интересов всех заинтересованных сторон. Он только мог увидеть, что есть в рядах Служителей Триединого те, кому продвижение Лилии – как кинжал, двигающийся в их мягкое и объёмное брюхо. Настоятель не знал, чем эта женщина угрожала священнослужителям. Он лишь знал, что Инквизитор, являющийся частью Престола Императора и Престола Триединого – в жёстком противостоянии с частью служителей Престола Триединого и знати Империи.

И Настоятель чувствовал, что любое упоминание или полное неупоминание этой властительницы в докладе ставит его под удар. Одних или других сил. Настоятель даже открыл шкаф и достал графин с креплёной настойкой, но вспомнил, что такой способ самоустранения Гороха привёл к ещё более катастрофическим последствиям, чем плохо скрываемая Волком поддержка Ереси Светогора.

Настойка вернулась на полку, Настоятель – вернулся за стол.

Когда за окном посерело, Настоятель с глухим рычанием порвал, смял и бросил в совсем прогоревший камин очередную стопку листов, встал, искренне пожалел, что согласился на этот пост, а не пошёл безымянным Охотником крошить Нечисть, как весь Круг его Паладинов.

И он прошёл до ложа, полюбовался спящей княгиней, как прощаясь с нею. Меч в руке придал ему уверенности.

В смежной комнате, ввиду аскетичного образа жизни владельца жилья исполняющей обязанности оружейной, его ждал сонный глава следственной группы. И это – многое сказало Настоятелю.

– У тебя есть надёжный канал связи? – спросил Настоятель Триединого. Чистильщик – кивнул.

– Доложи ЕМУ, – тихо сказал Настоятель. – В СВОИХ, я – не уверен. Доложи что и как.

Чистильщик кивнул.

– Ты с докладом?

Чистильщик опять кивнул:

– Готовится бунт, – доложил он.

– Когда? – кивнул Настоятель.

– Я как раз и пришёл посоветоваться. Но вижу, вы и сами пришли к тем же выводам. Надо их спровоцировать на несвоевременное выступление. Пока они не готовы. А вот мы – готовы. Но теперь я вижу, что стоит за этим безумным походом на Бара-Дуг. Якобы увести из города все силы. Хитро. Если они не клюнут, то их бояться не стоит.

Настоятель удивился сути доклада Чистильщика. Настоятель даже не думал о таком повороте событий, весь этот доклад Чистильщика был откровением. Но за десятилетие службы Паладин научился скрывать все свои эмоции. Потому – это удивление осталось в нём. Вместе с отчаянными проклятиями самого себя, очередным сожалением, что влез не в своё дело, что сменил боевой пост на эту мерзкую должность столоначальника и интригана. Отчаявшись найти выход из замкнутого круга, Паладин решил разрубить его мечом, сделать то, что он умел лучше всего – умереть в бою с Нечистью. То есть пойти за наёмниками на Бара-Дуг.

А Чистильщик, опытный психолог-практик, помогающий облачиться Настоятелю в броню, сделал вид, что удивления и всего смятения мыслей Настоятеля не смог увидеть.

В это время дверь в оружейную распахнулась, шлёпая по холодному полу босыми ступнями, вошла обнажённая и простоволосая княгиня, зевая и потирая глаза кулачками.

– Милый, ты куда делся? – спросила она сонным голосом.

Чистильщик рухнул на колено, склонив голову и уставившись в пол, пряча голову в глубокой белой накидке. Окинув его и Настоятеля взглядом, мазнув глазами по частям брони на теле любовника и на оружейной стойке, она протянула:

– А-а, понятно! Ну, тогда дождись Репья. Больно уж его народ боится. А ты, как там тебя, зайди потом ко мне. Понял?

– Я понял вас, княгиня, – не поднимая головы, ответил Чистильщик из глубины накидки.

– Ну, удачи, мой Воин Веры! Как сердцем чуяла, что сбежишь от свитков и печатей в первую же зарубу, – княгиня махнула рукой на Настоятеля и пошла обратно – досыпать.

Служители Триединого переглянулись между собой.

– Репья недавно она произвела в полковники. И в полк себе он отбирает таких же головорезов, – задумчиво сказал Настоятель.

– Тоже провоцирует своих тайных злопыхателей на выступление – убрала с глаз долой главную свою плеть, – кивнул Чистильщик.

– А сама остаётся, – вздохнул Настоятель, затягивая ремни наплечников. – И кто из нас под большей Смертью?

– Мужественная жена! – вновь кивнул Чистильщик, подавая нагрудную пластину. – Я буду молиться за неё и её род – Триединому. Но вы не беспокойтесь, Наместник. Братья-Паладины уже неделю скучают по гостевым дворам Волка. Настолько заскучали, что Тёмных и Еретиков зубами рвать будут.

– Сколько? – улыбнувшись приятным воспоминаниям своей юности, спросил Наместник.

– Всё боевое крыло Чёрных Братьев Западного Оплота.

И оба служителя Триединого хмыкнули. Мало кто вне Церкви знал, что Чёрное Братство переродилось. И уже не было Оплотом Скорби и Печали. Что черные братья уже давно не бесплатная и безмозглая рабочая сила, а одно из самых смертоносных орудий в руках Церкви. И что чёрные накидки Братства стали олицетворением чёрного завершения деятельности приспешников Тьмы.

Часть вторая
Зеркальные отражения в тени
Режим сложности – Мрак

Глава 1

Всё же сразу выступить не получилось. Глава Гильдии наёмников был вне себя от бешенства, находясь в состоянии лёгкого помешательства. Настолько высок был урон его чести – нападение на почётного гостя прямо в ЕГО Доме! Потому Водяк ему несколько раз втолковывал, что ему нужны имеющиеся у Гильдии сведения о Бара-Дуге. Потом – зачем ему эти сведения. Потом долго отказывались от выделения дополнительных Охотников.

Одним словом, когда мы получили сводку данных Гильдии об интересующем нас месте, чуть ли не полгорода жужжало о Бара-Дуге. Потому – спешно выступили, так и не найдя мне нормального коня. Единственная кляча, что меня не боялась – старый инвалид, боевой конь, видевший и переживший столько схваток, сколько не каждый наёмник и припомнит. Потому этот старик и не боялся меня, что уже давно привык к смерти и к немёртвым Мертвякам. И цена его была – символической. Символически низкой. Потому как ветеран бойни не заслуживал, а покупателей на него не было.

Выскочили мы из города и – погнали. Потому что по нашим следам двигались разрозненно или сообща кучки наёмников и кучи людей, к Гильдии наёмников никакого отношения не имеющих. Искатели проблем на свои тылы. Мы уже не узнали, что Гильдия наёмников под началом своего главы выступила с опозданием на пять часов от нас, собирая обратно в колонну своих же излишне самостоятельных наёмников. Что утром, едва осевшую пыль подняли полк князя Волка под предводительством полкового воеводы Репья Железного Зацепа, усиленный большим отрядом Воинства Триединого с самим Наместником во главе. А за ними – опять сотни искателей приключений перемешивали пыль заброшенной дороги в Бара-Дуг.

Мы гнали сами по себе. Недолго, правда.

Мой боевой конь быстро окупил свою стоимость. И вот я стою и смотрю на него, думая – ждать, пока он восстановит силы или бросить его и бежать, как Бродяга – бегом. Я – могу.

Мои спутники устроили привал недалеко, воспользовавшись моментом для перекуса.

Когда я понял, что ветеран уже не сможет восстановиться, решил проделать с ним тот же трюк, что у меня вышел в прошлый раз с Мертвяком. Вечно бодрый конь, как харлей – разве не мечта?

Но ничего у меня не получилось. Прибежавшие маги – в открытую потешались надо мной.

– Слушай, Смертяк, ты никогда не думал, почему Нежитью восстаёт только человек? – спрашивает Искряк.

Маги меня научили несложному умению – Зову. Тем более, что я уже умел. Ведь именно Зовом мы с Пламенем и переговаривались. Теперь так же, мысленно, я мог отвечать и этим троим, что владели Зовом. Отличные бойцы, но бездари меня не слышали.

Да, я теперь от них не скрываю своё противоестественное естество. Не знаю почему, но знак на моём штыке был для них полным гарантом моей лояльности. Ну, а чтобы убедить меня в своей лояльности, вся пятёрка принесла клятву Крови. Мы теперь – рота. Кровные побратимы. На время этой акции – как минимум. Сама клятва подразумевала сохранение тайн и незадокументированных особенностей побратимов. Мне странно было, что мои умения, однозначно – тёмные, не вызывали однозначного отрицания у этой пятёрки воинов.

– Один из основателей нашей Красной Звезды – Сумрак, Тёмный маг. Тёмный, каких ещё поискать! – пояснил Коляк, самый старший по возрасту в их пятёрке, – Силы – невообразимой! Маг Иллюзий, Разума, Проклятий. И – Разрушитель. Но бойца, столь же ненавидящего Тьму, Гниль и Мерзость тоже надо поискать! Так что тёмный оттенок Силы для нас – вовсе не признак врага. И ты доказал, что идёшь тропой Сумрака. К Свету.

– Через – Тьму, – добавил Водяк, являющийся главой группы.

– Тем более что Смерть напрасно считают Тьмой, – кивает маг Воздуха, – Жизнь и Смерть – естественны и неразлучны, как две стороны одной монеты. Если есть маги Жизни, то почему не быть и магам Смерти?

– Одна из ипостасей Триединого – Мать не только Жизни, но и Смерти. Ну, не может же быть Триединый Тёмным? – пожимает плечами мечник. – Мать Жизни и Смерти – одна. А магов Смерти мы не признаём?

– Мы признаём, – рубанул рукой воздух Водяк. – Давай, Смертяк, делай, что хотел. Время. А то приманим… кого-нибудь.

Так что я не скрываюсь теперь. Но фокус с перерождением живого коня в «вечно бодрого» не получился. Только теперь я и понял, что человек и животное отличаются не только наличием или отсутствием разума. Отличаются – фундаментально. Мне теперь от разочарования неудачей «выскочившего из себя», видно, что биоэнергетически мы разные. Не только по силе, частоте и длине колебаний, а даже по направленности силовых полей. У человека – сверху вниз. Вдоль столба гравитации и излучения светила. У животных – вдоль магнитного поля Мира. Именно поэтому звери всегда знают, где полюса, именно поэтому птицы летят вдоль линий магнитного поля, а человеку нужен компас.

Да, знаю, что ни птиц перелётных я в Мире не видел, ни компаса. Но когда я – «не в себе», то меня несёт.

Именно поэтому человек ходит прямо, а звери – параллельно земле. Что организм строится и – тянется – вдоль силовых, энергетических линий. Человек тянется к свету светила, зверь – по магниту.

Всё это, конечно, круто, важно, фундаментально, но что мне делать с транспортом? Бегать за Звездой? На своих двоих?

– Бродяга! – равнодушно кивает на горизонт Рубяк, чующий Нежить даже лучше магов.

Я аж подскочил. И – рванул, прыжками, за десяток метров каждый – к Бродяге. У меня появилась идея. Из разряда бредовых. Скрещения ежа и ужа. Я же видел, как сущность подселилась в того парня. Бродяга принял мою невидимую упряжь, покорно попёрся за мной.

Пять воинов с оружием и заготовками магическими внимательно следили за моим экспериментом.

От волнения моё «вне себя» зашло вообще в какие-то неведомые мне режимы функционирования. Я стал слышать какие-то нашёптывания. И появилось стойкое ощущение, что кто-то – со стойким ироническим окрасом настроения, но с эхом женского начала – помогает мне. Едва слышно, далёким эхом, называя меня с издёвкой – братом. Нет, ослышался – «братец» – вот так!

Вот с подсказкой этой, неведомой мне пересмешницы я и сделал то, не знаю что. Конь поднялся, фыркая, стуча копытом, косясь на кучу костей, в которую обратился Бродяга.

Пять моих спутников стояли бледные, потные, трясущиеся. Испуганные, одним словом.

– Мне показалось, что сама Смерть соединила головы Бродяги и этого коня, – трясущимися губами сказал Сквозняк.

– Мне – тоже, – икнув, ответил Рубяк.

– Мне просто было страшно, до ужаса! – выдал петуха Водяк.

– Ну и помощники у тебя, Смертяк! – качал головой Коляк, садясь на собственные, враз ослабевшие ноги.

– А ведь конь – живой! – удивился Искряк.

Верно! Конь дышит, фыркает, сердце стучит метрономом, жилка на шее бьётся, хвостом отмахивает. Причем не важно, с какой скоростью скачет конь, сколь долго мы скакали или только тронули с места – сердце, что тот метроном, дыхание – как отмеренное компрессором. И – слова понимает. Через раз, не все, но – всё же.

– Конь соответствует своему наезднику, – на закате вынес вердикт Водяк. – А как его кликать?

«Харлей!» – ответил я. И – заржал. Мои спутники долго смотрели на меня, переглядывались. Ничего смешного они так и не увидели.

Цель нашего пути – сплошная цепь сопок, похожая на оборонительный вал, построенный неведомыми великанами. Когда я, осмотрев округу, поделился ассоциацией, что это похоже на воронку от взрыва, меня никто не поддержал. Потому как я угадал, ткнув пальцем в небо.

– Ждём Выдоха Бара-Дуга? – спросил Рубяк.

– Судя по свежей пыли, камням и тому, что вокруг – ни Бродяг, ни Тварей – Стон Бара-Дуга был недавно, – ответил Коляк.

– Рискнём? – спросил Искряк, в глазах которого плясали эти самые искры.

– Надо искать ту тропу, про которую говорил Смертяк, – ответил Водяк, вставая в стременах и всматриваясь вдаль из-под ладони. – Смертяк! Как выглядит эта тропа?

«Сам не знаю, – пожал я плечами, – тот урод говорил, что любому Тёмному она видна».

– А тебе? – тут же спросил Водяк.

Я вновь пожал плечами и поехал вдоль вала выброшенной взрывом земли. Кругом – камни, кости, ржавые обломки. И даже – битые черепки глиняные. А зачем нам тропа? Веду Харлея прямо на вал. Сначала идёт легко. Потом пришлось спешиться. И карабкаться уже самому.

И вот я стою на утрамбованной, спрессованной вершине вала. Отсюда видно, что вал опоясывает ровную, будто залитую рыжеватым бетоном, круглую площадку с пирамидой в центре. Обычная усечённая четырёхгранная пирамида. Только размеры – необычно огромные. Мне отсюда видно, что пирамида вершину – имела. Когда-то. А теперь – нет. Будто какой-то космических размеров зверь откусил её, при этом сплавив в стекло камень от этого укуса – вниз. И это мне казалось знакомым. Мне казалось, что я знаю зверя, который оставляет подобные следы.

– И что это за зверь? – пропыхтел Водяк, вставая рядом.

«Человек. Этот зверь – человек. Зверь – в человеке, – вздохнул я. – И вон, на боковой грани – ещё один след тактического термоядерного заряда»

– Чего? – удивился Искряк. Как маг Огня, он был естественным экспертом в применении высокотемпературных воздействий.

«Если бы я сам знал – чего! – опять вздохнул я. – Так, всплывают иногда обрывки чужих знаний. А что к чему – не пойму. Ладно, пошёл я».

– А мы? – спрашивает Рубяк, требовательно смотря на Водяка.

«А вы так можете?» – спрашиваю я и прыгаю вверх на пару-тройку своих ростов.

– А ты – так? – спрашивает Искряк, зажигая на своей ладони мячик высокотемпературной плазмы.

«И это – может пригодиться! – киваю я, – Только сбежать – у меня получится быстрее. И убить мёртвого – сложно».

И скольжу вниз на ногах по бетону внутренней облицовки вала. Запрессовано всё до стеклянно-бетонной пластичности. Этот Мир продолжает меня удивлять. Нежить, Маги, ядрён-батоны! Собственное бытие тёплым Бродягой. Маразм! Галлюцинации больного разума наркомана-шизофреника.