Текст книги "Круги в пустоте"

3

Грязь тут была неописуемая, а вдобавок ко всему – еще и клопы. Это обнаружилось сразу, едва лишь заспанная, похожая на сушеную воблу служанка оставила в стенном кольце факел и удалилась из комнаты обратно в общий зал.

В рваном свете проступили серые стены из необожженного кирпича, устланный охапками гнилой соломы пол, и вот в этой-то соломе обнаружилось подозрительное шевеление. Опустившись на корточки, Митька удостоверился в самых худших своих опасениях. Действительно, клопы. Весьма похожие на своих земных собратьев, только заметно крупнее. Кишмя кишат, нагло шебуршатся, чувствуя, видно, теплую кровь. Вампиры…

– Господин! – окликнул он сидящего на колченогом табурете кассара, – вы гляньте, да тут целый зоопарк!

Последнее слово он, сам того не заметив, произнес по-русски. Впрочем, в здешнем языке ничего схожего не было, не доросли они еще до таких понятий. Всякая живность тут рассматривалась либо как пища, либо как опасность. Ну, или в хозяйстве. Псы, лошади, рабы…

– Целый что? – хмуро поинтересовался кассар. – Говори по-людски. Я ведь не знаю вашего варварского наречия. Здесь тебе не север.

– А я, что ли, знаю? – не менее мрачно отозвался Митька. – Никакой я не северный, и никакой не варвар. Сто раз уже объяснял.

Ну, положим, не сто, а один-единственный, да и то в подземелье. Там кассар не стал даже и слушать, боялся погони. Но сейчас-то, на постоялом дворе, можно, наконец, поговорить. Расставить точки, как выражается мама. Вот и отцу она, видать, точек наставила…

Митька вздохнул. Сейчас нельзя разнюниваться, сейчас надо решительно… Иначе тот не поверит. Впрочем, так и так не поверит, его доисторические мозги вряд ли способны вместить Митькин рассказ. И все равно хуже не будет.

Скрипнув, отворилась дверь. Это вернулась служанка с ужином для благородного господина. Или завтраком – ведь уже понемногу начинало светать.

Хлебная лепешка, наскоро обжаренный кусок мяса, пряные травы. Кувшин, судя по запаху, с вонючим местным пивом. Вот и все, что могли тут предложить благородному гостю. “Захудалое заведение, для простолюдинов, – скривился Харт-ла-Гир, когда несколько мерцающих вдали огоньков, приблизившись, обернулись приземистыми постройками. – Но ничего поприличнее в округе не найти. Это тебе не город”.

Что ж, всяко лучше, чем ночевать на дороге, особенно после долгого, изнурительного подземного пути. Митька в буквальном смысле валился с ног, у него слипались глаза, и лишь пара хозяйских затрещин помешала ему свалиться прямо там, на рассохшейся, утрамбованной до каменной твердости земле.

Но сейчас усталость слегка отступила, сменившись голодом. Вечером ведь некогда было, вещи спешно собирали. И уж тем более не до жратвы было в подземелье, где шастают свирепые твари. К счастью, та зверюга оказалась единственной, больше им никто страшный не встретился. Разве что толстая, цвета сырого мяса змея, которая деловито переползла дорогу, нимало не смутившись светом факелов. Он опасливо поинтересовался, не ядовитая ли, Харт-ла-Гир отмахнулся, мол, безвреднее существа не найти. Ну, ему виднее. Со стороны змея казалась очень даже вредной, и едва она исчезла из виду, Митька облегченно вздохнул.

Конец их путешествия он помнил плохо. Сознание уже тогда заволокло густым туманом, и то и дело ему казалось, что туннель поднимается вверх, но всякий раз подъем сменялся спуском, и Митька уже перестал их считать, когда пламя факела едва заметно искривилось. Да и сам он уловил слабое дуновение ветра.

Кассар велел ему остановиться, вытащил из сумки все тот же узкий флакон и, что-то тихо бормоча, натер лоб себе, лошадям, Митьке. После чего свистящим шепотом велел двигаться как можно быстрее. Митька чувствовал, что хозяин нервничал, пожалуй, посильнее, чем в схватке с хищной тварью. Стараясь избежать лишнего подзатыльника, он рванулся вперед, увлекая за собой беспокойно прядающего ушами Уголька – и сам не заметил, как под ногами у него оказалась трава, а над головой – испещренная звездами чернота. А когда заметил – мир плавно провернулся перед глазами, и он бухнулся носом в жесткую пахучую траву и лежал в забытьи, пока крепкие пальцы кассара не рванули его за ошейник…

– Ваши кони в порядке, господин, – уходя, сообщила служанка. – Напоим, накормим, все будет в лучшем разе.

Поклониться она, впрочем, забыла. Здесь почему-то не особо удивились ночному явлению блистательного кассара. Словно это обыденная вещь. Пришел, заплатил – ну и получи обслуживание согласно прейскуранта. Другое дело, что скудно, грязно, клопы – ну так на благородных и не рассчитано. Не нравится, езжайте в город, там и блеск, и почет, и все дела.

– Так ты о чем? – поинтересовался Харт-ла-Гир, когда ее шаги стихли в коридоре. – О клопах, что ли? Привыкай, теперь это будет часто.

– В городе, между прочим, не было, – ехидно заметил Митька, сидя у двери на корточках. Опуститься на гнилую солому он не решался.

– В городе их тоже полно, – спокойно возразил кассар. – Это просто наш дом они стороной обходили, я колдуна нанял, с Гнутой улицы, он их и вывел. Два огрима запросил, старый пень. А так они всюду живут, и что такого? Простой человек не должен смущаться клопов. А если смущается – значит, что-то с ним не в порядке, значит, какой-то он не такой. Надо бы проследить. Понял?

Митька молча кивнул, хотя, по правде говоря, понял лишь, что Харт-ла-Гир на что-то намекает. Дескать, Митька не дурак, догадается и сделает выводы. Только вот никаких догадок в голову не лезло. Зато вспомнилось: “ – Вы понимаете намеки? – Да, если знаю, что это намек. – Так вот, это – намек”. Отец любил это повторять, когда еще жил с ними, и в доме бывали его приятели, а маленький Митька пробирался на кухню и слушал их разговоры за пивом. И в мозгах откладывалось.

Кассар между тем придвинул табурет к занимавшему едва ли не треть комнаты столу и неторопливо принялся за “утренний ужин”. Митька хмуро следил за ним голодными глазами. Хотя он и решился расставить точки, но хорошо помнил, что лучше все-таки не рыпаться. Молчал, собираясь с духом. Было жутковато. И не в том дело, что кассар, выслушав, может его со тщанием выдрать. Это уже не повергало его в безотчетный ужас. Но только росло в нем странное ощущение, что стоит рассказать о себе правду, рассказать о Земле – и что-то случится такое, что уже никак не отменишь. Будет лучше или хуже – но иначе.

Митька облизнул пересохшие губы. Понимал: чем дольше тянуть, тем труднее решиться.

– Господин Харт-ла-Гир, – разом выдохнул он, чувствуя, будто сиганул с обрыва в холодную воду. – Поговорить надо, я давно хотел… Вы только не злитесь и не думайте, что я с ума сошел. Просто…

– Просто ты забыл, как подобает вести себя рабу, – сухо процедил кассар, отставив кружку с недопитым пивом. – А ведь должен знать, чем это для тебя обернется.

– Вот в том-то и дело, что я не раб, – решительно заявил Митька.

– Интересно, а кто же? – иронически хмыкнул Харт-ла-Гир. – Может, юный кассар, сбежавший из дому? Тяга странствий, так сказать? Жажда приключений?

– Да нет же, – с досадой произнес Митька. – Понимаете, я вообще не отсюда. Не из Оллара и не из этих ваших северных варваров. Я вообще из другого… места. С другой… у вас и слова такого нет… Ну, с другой звезды. Хотя, вы же еще не знаете, вы, наверное, думаете, что они маленькие. Короче, так. Вот есть ваш мир, – он неопределенно повел рукой, – Оллар там, Сарграм, и что там у вас еще… А мой мир совсем другой, и сюда я попал случайно.

Нервно улыбнувшись, он хрустнул пальцами. Главное сказано, а дальше – будь что будет.

– И где же он, твой мир? – кассар был на удивление спокоен.

– Я не знаю, – растерянно произнес Митька. – Где он, и когда… Просто он совсем другой, и в другом месте, где другие звезды… И вообще у нас всё не так, как тут.

– Например? – с ленивым интересом осведомился Харт-ла-Гир.

– Ну, например, у нас нет ни рабов, ни кассаров. У нас все… – он на секунду замялся, – все равны перед законом. И наука у нас развита лучше, чем здесь. У нас всякие… приспособления, которые и по воздуху летают, и убивают на расстоянии, и быстро считают. А как в Олларе, мы так тысячи лет назад жили.

Кассар смотрел на него спокойно, но в трепещущем свете факела тень его, огромная и жуткая, ощутимо напряглась. Митьке подумалось вдруг, что Харт-ла-Гир лишь старается выглядеть невозмутимым. И у него это даже получается, но не до конца.

– Так… – медленно протянул он. – Допустим. И как же получилось, что ты попал сюда, в Оллар?

– Да случайно вышло, – отвел глаза Митька. – Ну, так получилось.

– Случайно? – прищурился кассар. – Но случайностей ведь не бывает, мальчик, все, что происходит – это лишь ниточка в соразмерном плетении смыслов, и сплетают их Высокие Господа, но и они лишь следуют извечному узору. Ну, так как же?

Митька вздохнул. Ужасно не хотелось говорить про случай в парке, про лысого колдуна. Было не то чтобы страшно – стыдно. Рассказывать, как они, оболтусы, издевались над мелким, как потом застыли, примороженные чужой волей… Впрочем, перед кем стесняться? – помолчав, сообразил он. Перед кассаром, который нещадно его лупил, и, ясное дело, будет лупить и впредь? Это его, садюги, стыдиться? А то, что он дрался в порту… и в подземелье с хищной тварью… так он просто имущество оберегал от порчи.

И потом, сказав “а”, надо говорить и остальные буквы. Можно, конечно, что-нибудь наплести жалостливое, только ведь кассар почует вранье – и тогда совсем ничему не поверит. И все вообще окажется зря.

Глухо, словно читая текст по невидимой книге, Митька начал говорить. Слов олларского языка явно не хватало, и он то и дело пускался в объяснения. Короткий, как ему сперва казалось, рассказ затянулся надолго. Харт-ла-Гир слушал его, не перебивая. И с каждой минутой мрачнел.

Наконец Митька замолчал и крепче обхватил свои колени. Металось вверху пламя факела, плясали по стене суетливые черные тени. Суетливо бегали в соломе измученные нетерпением клопы, откуда-то издалека, наверное, из питейного зала, доносился чей-то пьяный гогот. Хоть бы рассвело скорее. Он чувствовал, что заснуть уже не сможет.

Кассар молчал, сцепив пальцы. Потом, не глядя, буркнул:

– Можешь доедать. Там еще осталось.

Как ни трясло Митьку от нервного возбуждения, голод все равно оказался сильнее. Не думая сейчас ни о чем, кроме издающих безумный аромат хлебе и мясе, он метнулся к столу. И несколько минут был животным, дорвавшимся до вожделенной добычи.

– Смотри не подавись, – усмехнулся кассар. Он так и не встал с табурета. Видимо, брошенный на солому тюфяк его нисколько не привлекал. И Митька прекрасно понимал почему. Увы, здесь не было колдуна, который за два огрима истребил бы копошащуюся в соломе мерзость. И уж тем более не было баллончика дихлофоса.

– Ну что, наелся? – Харт-ла-Гир недовольно смотрел на него, как на мелкое, но, пожалуй, опасное насекомое. Во всяком случае, лицо у него было темное, а узкие щелочки глаз казались бойницами, из которых вот-вот со свистом вылетят стрелы. Хуже всего то, что он молчал. То ли вообще не хотел разговаривать, то ли просто не знал, что сказать. И молчание дышало, клубилось, набухая темной грозовой тучей.

– Ну и что вы про все это думаете? – не выдержав, хрипло выдохнул Митька. Да, спрашивать было по всем здешним понятиям наглостью, достойной жесточайшей порки. Так ведь какая разница, он и так сейчас наговорил на миллион прутьев вперед.

Кассар нехотя расцепил пальцы. Коротко взглянул на Митьку.

– Думаю я вот что. Ты – северный варвар, с побережья Полуночного моря, возле Аланай-Гвиму. Из маленького рыбацкого поселка… Ну, хотя бы Тьялу-Хва, что по-вашему, по-варварски, означает “каменная челюсть”. Полгода назад на ваш поселок был набег. Дикие хагвалы пришли ордой от восточного нагорья. Дома пожгли, лодки пожгли, мужчин порезали, женщин и детей угнали на юг и продали перекупщикам в Ойяту-Гмиу, это на востоке Сарграма. Тебя на голову обрушилось бревно, когда ты пытался вытащить из горящего дома свою маленькую сестренку. Череп не пробило, но мозги с тех пор малость набекрень. Отсюда и различные твои странности. Например, ты забыл родной язык, мьяргу, тебя кое-как научили говорить по-олларски. Из-за этого, кстати, тебя и не могли так долго продать, потому что за безъязыкого раба никто не даст хорошую цену, а продавать по дешевке перекупщик не хотел, жадный. В конце концов тебя взял за восемнадцать огримов Айгъя-Хоу, когда два месяца назад ездил на север и привел оттуда караван невольников. Вроде бы и все. Хорошо запомнил?

Митька скривился, словно от недозрелого яблока.

– Но ведь это чепуха! Ничего такого не было, вы же сами в это не верите!

Кассар усмехнулся.

– Митика, совершенно неважно, во что я верю, да и во что веришь ты. Если хочешь выжить, ты должен стать маленьким северным варваром. Говорить как северный варвар, ходить как северный варвар, и даже думать как варвар. И если кто начнет расспрашивать – ты знаешь, что надо рассказать. А иначе умрешь, и очень скоро. Поверь уж мне на слово, твое положение гораздо хуже, чем у простого здешнего мальчишки-раба.

– Но почему?

– Я ничего не буду тебе объяснять. Собственно говоря, с какой стати я, кассар древнего рода, должен что-то объяснять своему рабу? Хорошо нас сейчас никто не слышит… А то бы все это быстро и плохо закончилось, причем для нас обоих.

– Что, кассарская честь не дозволяет? – вяло поинтересовался Митька. Напряжение вдруг как-то незаметно схлынуло, и сейчас его затопила серая, тупая усталость. Не было уже сил бояться наказаний, и удивительно, как еще оставались силы дерзить.

– И это тоже, – согласно кивнул Харт-ла-Гир. – Но главное в другом. Объяснять не буду. У тебя есть выбор – или поверить мне и слушаться, или нас убьют, обоих. Ты слишком многого не знаешь и не понимаешь. А если поймешь – только навредишь себе. Когда лошадь ведут по узкой горной тропе, глаза ее закрывают шорами, иначе испугается высоты и рухнет. И сама рухнет, и ведущего ее сбросит. Тот, у кого есть уши, это услышит.

Митька вздохнул.

– Ну ладно, я понял, что надо говорить при случае. Что я, совсем дурак, что ли? Думаете, стану направо-налево про свой мир всем рассказывать? Я ведь вам почему сказал – думал, поймете…

Кассар с сожалением взглянул на него.

– Ты все-таки дурак. Сегодня так сложилось, что доверился мне, завтра доверишься кому-нибудь еще. И полбеды, если тебя не поймут. Гораздо хуже, если поймут… Их не так уж много, способных понять, но они здесь есть, и это, Митика, очень, очень опасные люди.

– Ну ладно, а вы-то сами что думаете? По правде? Вы мне верите, или тоже думаете, что мозги набекрень и все такое?

Харт-ла-Гир коротко, зло рассмеялся.

– А я тебе не отвечу. Вот просто не отвечу, и все. Хватит, поговорили. Сейчас иди на конюшню, посмотри, как там наши кони. Что-то не верится мне, будто в здешней дыре о них сумели правильно позаботиться.

4

Непрост, ох как не прост оказался пенсионер Константин Сергеевич. “Плащ-болонья”. И ведь что обидно – обнаружили его по чистой случайности, укосовской заслуги здесь нет.

Петрушко грустно усмехнулся. Надо же, какие фортели выкидывает судьба! Если бы в тот день, собрав наконец свою норму ореховых листьев, они с Лешкой разминулись бы с этим истеричным юношей… Анькиным воздыхателем, получившим окончательную отставку… Тогда УКОС до сих пор бы бесплодно выслеживал тхаранского посланца, а на дне озера, вполне возможно, лежал бы неопознанный труп. Владька вполне серьезно собирался топиться. К счастью, обошлось – как раз на берегу и встретились.

Услав Лешку вперед, Виктор Михайлович принялся оказывать недотепе первую психотерапевтическую помощь. И вскоре выяснил узнал интересного. Например, про невесть откуда возникшего старика-соседа, способного и шпану покалечить, и крутых братков уговорить. Про старика, чья нежная дружба с молодой девчонкой представлялась Владьке донельзя подозрительной.

Вообще, молокосос ревновал и комплексовал по-черному. Особенно после недавнего случая, когда, встретив Аню с Константином Сергеевичем на улице, он отозвал старичка на пару слов и откровенно, не стесняясь в оборотах, высказался. Старичок ничего не ответил, лишь взглянул пристально – и сейчас же Владькин кишечник выплеснул вовне накопившееся содержимое. А тут еще и встревоженная Аня подошла…

Попадание оказалось стопроцентным. Ребята Семецкого обложили старичка плотно, отследили контакты с магистром, походы в пещеры, выплески магической энергии. Сомнений никаких не осталось, и в принципе дедулю можно было его брать.

Юридическое основание подыскать несложно. Хотя бы жизнь по поддельным документам, мошенническое получение пенсии – добрый Магистр подсуетился и в райсобесе, где старичка поставили на временный учет по месту фактического проживания, начислив пенсию по липовой справке.

Что настоящий пенсионер Попов преспокойно обитает себе в Питере с новым российским паспортом, выяснилось за полчаса. А вот старую его краснокожую паспортину, оказывается, вовсе не уничтожили в установленном порядке, хотя акт оформили честью по чести. Можно было бы отследить всю цепочку: паспортный стол и собес – люди Магистра – Хайяар. Заодно и смежникам работенку подкинуть. Хоть на чуть-чуть, на полградуса прикрутить всеобщий беспредел.

Однако Гена очень не советовал. Взять “Константина Сергеевича” тихо не получится. В прямом магическом поединке их шансы не слишком велики. Союзники из Оллара правы. А главное, до сих пор непонятно, что же здесь, собственно, ему нужно? Для чего все эти приготовления в пещере, зачем ему Магистр, и зачем он Магистру? Чем объясняется бешеный всплеск активности подвластных Магистру сект? Откуда на все это деньги? Хотя, тут как раз все ясно. Олларское золото. Кстати, тоже мысль – проследить по ювелиркам, не увеличился ли в последнее время приток товара, не появились ли какие-то ранее нигде не мелькавшие камушки? С другой стороны, тянуть тоже опасно. А что если Хайяар успеет раньше? Заложит, к примеру, некую магическую бомбу, и после этого его хоть в дуршлаг изрешети, лучше никому не станет.

Олларские союзники, впрочем, обещали помощь. Как раз вчера состоялся на редкость длинный и связный разговор. То ли Гена был в хорошей форме, то ли в астрале имел место полный штиль, но изображение в серебряной миске было четким, речь их бородатого собеседника звучала ясно, и все это длилось едва ли не полчаса, пока не погасли хитрые Генины свечи.

Впрочем, бородатый, говоря много и красиво, так, по сути, и не объяснил, зачем Хайяара его тхаранское начальство отправило на Землю. То ли их собеседник сам не знал, то ли не считал нужным излагать. Впрочем, никто в УКОСе и не собирался целиком доверять словам олларца. Что там идет какая-то своя игра, ясно было и плюшевому ежику. “Разница для нас лишь в том, – комментировал потом Гена, – что у этого ихнего ордена меченосцев, то бишь Тхарана, на нашу Землю есть какие-то свои виды, а секта единян ничего от нас не хочет, кроме как воздвигнуть непрошибаемый барьер”.

Осторожный Петрушко сомневался и в этом, но пока держал сомнения при себе. В конце концов, задачи следует решать в порядке поступления. Сперва изгнать Тхаран, потом обезопаситься и от единянских планов. В конце концов, осторожность сектантов может иметь и вполне очевидное объяснение – они тоже боятся землян, боятся проникновения в свой мир, и потому берегут свои тайны. И их можно понять – Виктор Михайлович хорошо представлял, кто и зачем полез бы туда, в Оллар.

– А тебе не кажется, Витя, что мы совершаем государственное преступление и нарушаем присягу? – глядя на него грустными коровьими глазами, спрашивал порой Вязник. – По идее, давно пора докладывать вышестоящим товарищам обо всех этих потусторонних делах.

– Ты ведь сам все понимаешь, Пал Саныч, – неизменно отвечал Петрушко. – Зачем же тогда спрашиваешь? Государственным преступлением как раз будет доложить наверх. Чтобы все эти “высокие товарищи” полезли новую колонию завоевывать? Нам Чечни мало, Афгана мало? И ведь америкосы тоже полезут, информацию тогда уже не скрыть.

– Не факт, что они еще не в курсе, – желчно парировал генерал. – Небось, “Научная разведка” штаны не просиживает. Равно как и европейские коллеги. Да ты про Китай, про Китай не забудь… это ж как нам повезло, что Хайяар этот не в Поднебесную вперся, и не на Брайтон-Бич.

– Вот с этого все и начинается, – кивал Петрушко. – Догнать и перегнать, нанести упреждающий удар, сохранить инициативу и приоритет… А потом большая кровь. По-моему, не та вообще обстановка в мире, чтобы в сопредельные пространства соваться. Ты представь, что такое эти миры… с природными богатствами, с магией своей… тут даже не колониями пахнет, тут вообще неясно, кто кого в итоге колонизирует. Не факт еще, что в тех мирах наше оружие подействует… а вот они, судя по старику Хайяару, у нас чувствуют себя как дома. Паша, дорогой, по сравнению с этим ядерная война – семечки. Может, в итоге человечество и выживет, но это будет уже не то человечество и не та Земля. Нам оно надо?

– И долго, по-твоему, мы сумеем сохранить все в тайне? – скривился генерал.

– Думаю, пока сможем. Про запределье знают пятеро – мы с тобой, Гена с Ларисой, Юрик еще. Для остальных созданы вполне убедительные легенды, и люди работают именно в рамках этих легенд. А в наших я уверен, как в себе.

– А я вот пока уверен лишь в одном: что знают двое, знает свинья, – скептически вздохнул Вязник. – А нас аж пятеро. И мы не железные буратины… Психотропный допрос ломает любого, нам ли с тобой этого не знать? И ведь что интересно, допросить могут и коллеги… причем не обязательно по этому поводу. В конце концов, мы не вечны, а тайна вряд ли переживет нас всех. Ты посмотри на ситуацию глобально. В наш мир пришло нечто – и мир изменится, неизбежно изменится. Грудью, знаешь ли, паровоз не остановить.

– Если паровоз в количестве одна штука, – усмехнулся Петрушко, – то можно и не грудью. Можно и тротиловую шашку под шпалу, а еще лучше противотанковую мину…

– Я не думаю, что тут одна штука, – вздохнул генерал. – Сам суди, они, эти сопредельщики, знают к нам дорогу. Скольких бы мы ни выловили, всегда останется возможность новых визитов. И не факт, что очередной визит не нанесут нашим заокеанским коллегам, еще хуже, если Ливия, Иран или еще к каким-нибудь безбашенные. Да и кто знает, сколько их всего, сопредельных миров? Может, Оллар еще и не самый худший вариант. Ну, оттянем мы развязку, но кто мы такие, чтобы изменить судьбы мира?

– Да не паникуй ты! – Виктор Михайлович нервно сплел пальцы. – Выловим мы этих магов, своими силами выловим. И граница будет на замке.

– Своими? – прищурил глаза Вязник. – А как же тламмо?

…Олларские единяне уже неделю как обещали прислать тламмо – не то амулет, не то талисман, Виктор Михайлович не видел здесь разницы. По словам бородатого, только тламмо способно парализовать магическую силу Хайяара, ну, или по крайней мере существенно ее ослабить. “Без тламмо даже и не пытайтесь, – убежденно внушал бородатый. – Ваш Круг совсем не такой, магия у вас другая, с тхаранскими искусниками вам не справиться. Только людей зазря положите, а меккоса Хайяара спугнете”. Гена потом объяснил, что по-олларски “меккос” – нечто среднее между понятиями “наставник”, “начальник” и “профессионал высшей пробы”.

– В переводе на наши реалии, господин Хайяар имеет звание полковника, – борода скрывала Генину улыбку. – Вот так-то, меккос Петрушко.

Каким образом будет доставлено тламмо, их собеседник тоже предпочитал умалчивать. “Это будет, – заявил он. – Именно тогда, когда настанет время, тламмо окажется у вас, не сомневайтесь. Единый держит в руках все нити…”

Пока что, однако, никто им ничего не присылал. И Виктор Михайлович уже начинал просчитывать варианты – вполне возможно, брать меккоса Хайяара придется самим. В конце концов, вряд ли тот станет убивать направо и налево – засветившись, он не сможет работать по-прежнему, а тогда лучше обойтись малой кровью. Знать бы только заранее, чья это будет кровь, и покажется ли она тогда малой… Подключать коллег-смежников нельзя, просочится информация – и можно тушить свет. Но хватит ли у Семецкого ребят? Люди у него, конечно, опытные, но с таким дедушкой-пенсионером они еще не встречались. А ведь придется, что с тламмо, что без тламмо, а придется.

И все-таки загадка мучила. Что лучше в темной комнате – черная кошка или черная собака? Меккос Хайяар несомненное зло – достаточно и двоих умирающих мальчишек, и пропавшего Димы Самойлова… на жалость к высосанным браткам Виктора Михайловича уже не хватало. Да, зло… Но не наименьшее ли? Ну, пришли бы сюда олларские друзья-единяне. Так ведь фанатики, да еще дикие, мало нам своих ваххабитов? А какая поднялась бы религиозная буча… Судя по анализу записанных разговоров, единянская вера весьма близка к раннему христианству – и тем хуже. Пассионарные фанатики… Одни конфессии объявят их еретиками и проклянут, а другие немедленно вступят в союз, ибо почуют в них силу… правильно, кстати говоря, почуют. Секточки, ныне влачащие жалкое существование, с легкостью могут подкрутить что-то в своей доктрине, дабы прогнуться под единян, и затем плеснуть бензинчика в костер… Нет уж, спасибо. Если Господь Бог и в самом деле есть, Он очень правильно отгородил миры друг от друга… Только сейчас малость прокололся… или то заслуга его извечного конкурента?

Словом, кругом был сплошной тупик. Хайяара необходимо было брать – и при этом нельзя было трогать, без помощи олларских единян невозможно справиться с тамошними магами, но и самих единян ни в коем случае нельзя сюда пускать, и главное, неизвестно, что им на самом деле нужно от Земли… и что нужно Хайяару. Тхаран, Орден магов, хочет колонизировать планету? Как говорится, не смешите мою селезенку. Будь у них реальная возможность, давно бы уже колонизировали. Но если возможность появилась совсем недавно, и сейчас идет подготовительный этап? Верится, конечно, с трудом, но тут не верить – тут знать надо. А знаний ноль.

Оставался только один выход – ужасный, непростительный любому профессионалу. Выход, за который в лучшем случае срывают погоны и отправляют в позорную отставку, без права на пенсию. Но профессиональных выходов Петрушко, как ни старался, больше не видел. Не видел их и Вязник, со скрипом, со вздохами и оговорками давший все-таки санкцию.

– А ты понимаешь, что я попросту за тебя боюсь? – признался он наконец, не сумев пробить железные резоны Петрушко. – Пойми, тут все расчеты могут полететь, это же совсем иное сознание, иная психология. К тигру в клетку, и то как-то спокойнее. Надо бы хоть охрану тебе сообразить.

– Вот уж чего точно не надо, так этого, – сейчас же напрягся Виктор Михайлович. – Этим вы все испортите, тут ведь нужна как бы полная спонтанность.

– Да, может, ты и прав, – недовольно протянул Вязник и отвернулся к темному окну. – Но ты все же как-то поаккуратнее. И спокойнее… Хотя да, кому я это говорю? Ты ж у нас как удав…