Текст книги "Круги в пустоте"

Немолодой уже мужчина, с бородой едва ли не до серых, внимательных глаз, загорелое лицо лоснится от пота.

Слова собеседника произносил Гена, они возникали у него мозгу, но вот голос – тот заметно отличался от мягкого Гениного тенорка. Глубокий, слегка надтреснутый бас, таким голосом можно командовать войсками или изрекать проклятия врагам. Видимо, воздействие шло и на речевой аппарат медиума.

– Мы слышали и раньше, но ответить не смогли… Большой маг уже у вас… Начальник тысячи… – Гена замялся, пытаясь подобрать словесный эквивалент тому, что ощутил внутри. – В общем, какой-то немалый чин в этом ихнем Тхаране, – уже своим обычным голосом добавил он. Потом вновь заговорил басом. – Ему поручено готовить исход… надо помешать… вернуть… мы ищем того, кого ему пришлось переместить в Оллар. Но пока не можем. Нужно… Если вы знаете, кто… Его изображение.

Петрушко предусмотрел и такой поворот. Сейчас же фотография Димы Самойлова была поднесена к зеркальной поверхности.

– Хорошо… Попробуем… Если… Большой маг уйдет, и тогда еще нескоро… Государь со дня на день пошлет на юг хандары… легионы… Осторожность… Он сильный… Сильнее того, в ком я сейчас говорю… Не пытайтесь сами, следите и ждите… Нужно тламмо, и только тогда… Да будет на вас мир и отблеск Единого, Рожденного и Нерожденного… Ждите…

И тут зеркало треснуло, вновь побежали по воде лиловые круги, а погасшие свечи зачадили, съежились черными огарками. И вскоре вода стала обыкновенной водой. Гена, вытерев со лба пот, выплеснул миску в раковину.

– Ну вот, вроде хоть что-то. Правда, понять что-то содержательное сложно.

– Послушаем еще, – предложил Петрушко, перематывая кассету.

– По крайней мере, – заметил майор Семецкий, замначальника оперативного отдела, – подтвердилась гипотеза о переходе сюда эмиссара из Тхарана. Понять бы еще, что за исход он готовит, и чем это опасно нашим олларским друзьям…

– Если это действительно друзья, – покачал головой Виктор Михайлович. – Мы же ничего о них не знаем, и есть ли у нас общие интересы – вот вопрос. То, что они хотят решить свою проблему нашими руками – очевидно. И я не вижу в том ничего плохого, если это и нам выгодно.

– Нам-то выгодно, – решительно заявил Гена. – Тем, с кем мы держим контакт, “Людям Единого”, не нужны переходы туда-сюда.

– Граница на замке? – прищурился Юрик Семецкий. – Разумно. Отношения могут быть лишь в том случае, когда их можно в случае чего прекратить. А эти “Люди Единого” что-то вроде секты?

– Видимо, – кивнул Гена. – Но секта многочисленная, готовящаяся со дня на день стать господствующей верой.

– Вот только в их религиозные войны нам и не хватало влезать, – усмехнулся Петрушко. – Как-то, знаете ли, и своих ваххабитов по уши хватает.

– А кто влезает? – удивился Семецкий. – Пускай Тхаран отсюда убирается, а уж как они в Олларе будут между собой грызться, не наша забота. “Люди Единого” наши союзники лишь в том, что касается блокады.

– А вы уверены, ребята, – подала голос молчавшая доселе Генина ассистентка Лариса, – что блокада всегда будет нужна этим “единянам”? Что они сами не полезут к нам, со временем? Нести, например, свет истинной веры? Фанатики, они же и в Африке фанатики. А тут даже не Африка, тут вообще…

– Лариса Сергеевна, – терпеливо произнес Петрушко, – здесь ни в чем нельзя быть уверенным. Это уравнение с кучей неизвестных. Мы не можем сейчас решать стратегические задачи. Нам бы вышибить отсюда эмиссара и предотвратить дальнейшие перемещения, вот и все.

– И ребенка бы вернуть, – деловито пробасил Юрик. – Русские своих не бросают.

Окружающие невесело рассмеялись.

– Пап, – дернул его за рукав Лешка, когда они уже выползли из душной электричкиной утробы на потрескавшуюся старенькую платформу, – а я там этого дядьку видел. Правда!

– Какого такого дядьку? – скучно отреагировал погруженный в себя Петрушко.

– Ну того самого! Который в парке, – протянул Лешка, досадуя на папину непонятливость и заторможенность.

Виктор Михайлович поперхнулся и кинул быстрый взгляд на супругу. Ну, хвала небесам! Настя, невзирая на неподъемные сумки, стремительно неслась впереди, и цель ее не вызывала сомнений – крашенный в темно-зеленые тона станционный магазин.

– Леш, ты это серьезно? – отчего-то шепотом переспросил он. – Ты не шутишь?

– Я что, выгляжу как идиот? – сын решил обидеться. – Я что, дурной или слепой? Именно этот дядька, что в парке хулиганов прогнал. Он наискосок по проходу сидел.

Петрушко сделал пару глубоких вдохов.

– Почему же ты мне сразу не сказал?

– А зачем? – Лешкиному удивлению не было предела. – Что мне, делать больше нечего?

– Ну, – терпеливо ответил Виктор Михайлович, – я бы поблагодарил его, познакомились бы…

– Да он, наверное, и не помнит про меня! – махнул рукой Лешка. – И вообще, нафиг он нам сдался? Скучный весь такой, газету читал…

– “Нафиг” говорить неприлично, – автоматически среагировал Петрушко. – Ты бы мог сказать “на что он нам сдался?” А вообще познакомиться с хорошим человеком всегда стоит. Он, кстати, раньше нас вышел, не заметил?

– Не-а, – мотнул головой Лешка, – он остался. Наверное, ему до Серпухова.

– Ладно, проехали… Беги лучше к маме, поможешь очередь занять. А то ведь попадет нам с тобой, что одну ее бросили.

Едва только Лешка, сверкая незагорелыми икрами, скрылся в дверях магазина, Петрушко вороватым движением извлек мобильник и надавил кнопку.

– Юрик? Срочно. “Болонья” едет сейчас в тульской электричке, с Курского вокзала отошла в девять сорок пять. Лешка опознал. Что? Нет, не пробовал. Да, но осторожно. Все, кончаем связь.

Он вновь спрятал мобильник и попытался ощутить себя нормальным дачником. Получилось плохо.

10

Он как раз ставил чайник, когда в прихожей тоненько тренькнул звонок. Хайяар поморщился, выкрутил конфорку и пошел открывать. Никого он сегодня не ждал, люди Магистра получили задания и должны были проявиться лишь через неделю. Кого же это принесли духи тления? На всякий случай сотворив в воздухе знак “ирра-гъяму”, он щелкнул дверными замками.

Духи тления, как оказалось, принесли Анечку. И даже не тления, пристыдил себя он, напротив – духи яблоневого цвета.

– Добрый вечер, Константин Сергеевич, – с порога выпалила Аня. – Вы извините, я вас ни от чего не отрываю?

Была она на сей раз в легком, лазурного оттенка платьице, едва прикрывающем колени. Волосы, схваченные в тугую косу… Румянец щек… Сбившееся дыхание. А в глазах – льдинки слез.

– Абсолютно ни от чего, – кивнул для убедительности Хайяар. – Проходи, пожалуйста. Чаю будешь? Только подождать придется, я как раз кипятить собирался. Эти электроплиты, знаешь ли, такие медлительные. Хотя кому я говорю, этот кошмар ведь по всему дому…

– Константин Сергеевич, я… – выпалила Аня. – Тут такое… Просто так получается, что мне больше некому…

– Так, Аня, – решительно сказал Хайяар, – пошли на кухню, не в передней же говорить, подпирая стенку.

Усадив ее на мягкий плюшевый диванчик, он вновь занялся чайником.

– А то, может, кофе? Ты как, Аня, в смысле кофе?

– Константин Сергеевич, да я ничего не хочу. Просто, понимаете, Владька только что звонил… надо же что-то делать, а своим я не могу… с маминым-то сердцем.

– Так… Давай, рассказывай по порядку, что произошло, – мягко произнес Хайяар.

Владька… Двадцатилетний щенок, Анечкин воздыхатель. Он уже не раз слышал об этом юноше. Дело, конечно, молодое, и странно было бы, не увивайся вокруг такой девушки стая парней. Но этот… Если в Ане он чуял блистательную, тонкую породу, кровь истинной кассары, то этот… выгребать навоз, пахать землю, возить на мельницу мешки, ну по крайности подручным в лавке. Не более. Смерд – он и в Железном Круге смерд. Даже в институт не поступил, работает после училища электриком, от армии косит. И что такого в этой прыщавой дылде увидела Аня – светлая, нежная, подобная редкому сапфиру? Поистине Высокая Госпожа Ниу-кья-бао, покровительница любви простой и воздушной, недосмотрела… Да, недосмотрела… Или, напротив, покарала за приверженность безумной здешней вере. Впрочем, вряд ли боги Оллара до Железного Круга не дотянутся… им бы со своим хозяйством управиться…

– В общем… – Аня запиналась, не зная, с чего лучше начать, – он у Руслана взял машину, покататься… Вы не думайте, он водить умеет, у него и права есть… еще в школе получил, в УПК, категории “б”.

– Так… – негромко протянул Хайяар, – покататься, значит? Просто так?

– Да нет, – скривилась Аня, – он, дурачок, меня покатать хотел. Вроде как подарок – подъехать к дому, просигналить. Он же такой, я рассказывала.

– Так, – повторил Хайяар, – значит, покатать. И в кого он влетел?

– В джип “Чероки”, – всхлипнула Аня. – Набитый бандюками какими-то.

– Сам-то цел? – сухо поинтересовался Хайяар, искренне надеясь, что нет.

– Цел, – радостно ответила Аня, и тут же улыбка ее погасла. – Но машина вдребезги, Русланова “восьмерка”. А главное, джип этот идиотский покарежил. В общем, сейчас он оттуда звонил, там уже и милиция, и эти… Выпросил у кого-то мобильник, чтобы, значит, я не ждала, не волновалась.

– Да уж, – кивнул Хайяар, – заботливый юноша. Ну и что же ты теперь хочешь?

Аня тяжело вздохнула.

– Да я сама не знаю… Что теперь будет… Его же братки убьют, как нечего делать. Откуда у него деньги, а они двадцать тысяч требуют… зеленых. И Руслану еще отдавать, за “восьмерку”.

– А кто виноват? – мрачно осведомился Хайяар.

– Да он ничего толком и не объяснил, – Аня всхлипнула. – Сказал, чтобы родителям его позвонила, предупредила… Вот… Он же как маленький, Владька. И что теперь?

– Да что теперь? – развел руками Хайяар. – Побегает, поищет деньги, займет, заработает… Ему все-таки не десять лет, а двадцать. В этом возрасте некоторые брали вражеские замки, создавали империи, разрушали города. Но ты-то, Аня, умная же девушка, ты что, действительно собиралась с ним кататься?

– Нет, конечно, – вспыхнула Аня. – Что же я, совсем? Он ведь как в УПК на права сдал, так почти и не водил с тех пор, ну, если кто из друзей даст за баранку подержаться. И вообще, я ему не хочу слишком многое позволять…

– Это правильно, – механически кивнул Хайяар. – Таким многое позволять нельзя. Таких вообще надо… ну ладно. Я понял ситуацию. И что дальше?

– Я не знаю, – Аня всхлипнула. – Как он позвонил, меня точно кипятком обдало… И родителям-то не скажешь, сами понимаете. Я к вам сразу… посоветоваться. Вы же опытный….

– Мудрый, старый… очень мудрый и очень старый, – Хайяар подошел к плите, выключил не успевший еще закипеть чайником. – Ладно, поехали.

– Куда? – стараясь удержать слезы, переспросила Аня.

– Туда, – вздохнул Хайяар, – на место происшествия. Похоже, там действительно требуется кто-то очень старый…

Добрались они быстро. Вопреки Аниным опасениям, первый же водила послушно притормозил возле них и с готовностью открыл дверцу.

– Варшавка, возле Международного Почтамта, – сквозь зубы процедил Хайяар. – Полтинник. Садись, Аня.

Водила, усатый краснорожий дядька, молча порулил в указанном направлении. Хайяару даже не пришлось особенно напрягаться. Настоящей магии тут и не требовалось, такому животному хватит и первого Знака Власти.

Он по-прежнему ощущал волну сопротивления от Аниного крестика, но не в пример слабее, чем тогда, на лестнице. Если что, работать он сможет.

“Жигуль” уверенно пилил в потоке машин, перестраивался из ряда в ряд, водителю не приходилось напоминать о скорости – он и сам, казалось, рад был побыстрее избавиться от своих пассажиров. А над городом сгущались теплые сумерки, пронзительно пахло бензином, полнеба на западе пылало исполинским костром, а у восточного горизонта уже покачивался острый лунный серп, готовый к обильной жатве.

…Гаишники, как оказалось, уже успели все замерить и отбыли, забрав у растерянного Владьки документы. А вот пострадавшие остались – двое плотного сложения парней в белых рубашках и при галстуках, коротко стриженные и крайне раздосадованные испорченным вечером. Бледный Владька стоял рядом, тоскливо изучал трещинки в асфальте и, похоже, прикидывал, как будет смотреться в гробу, с охапкой чахлых гвоздик на груди.

Высадив их, водитель газанул, стараясь поскорее убраться отсюда. Он даже забыл взять полтинник, и Хайяар не настаивал – в конце концов, пускай смерд радуется, что пригодился благородным господам.

Аня, конечно, бросилась к Владьке, прильнула к тощей груди, засопела, пытаясь сдержать слезы. Тот, растерянный, явно не ожидавший такого поворота, неловко гладил ее по волосам, шептал что-то бессвязное.

Предоставив юную парочку саму себе, Хайяар неспешной походочкой приблизился к разбитому джипу. Его пассажиры слегка оживились.

– Отец, как я погляжу? – радушно произнес один из них, с ослепительно-белыми зубами, кивнув в сторону Владьки. – Да, неприятности… я понимаю. И главное, машина только купленная была, еще и поездить не успел… Теперь придется новую брать, ты же понимаешь, мы на латаных не катаемся. А это тебе, отец, выходит в двадцать тысяч. Ну, не рублей, ты же понимаешь. То есть, если хочешь, можно и по суду, официально. Но чисто по-человечески предупреждаю – по иску придется выплачивать больше. Время, ты же понимаешь, это деньги в квадрате.

Хайяар молчал, внимательно слушая белозубого, а тот, все тем же снисходительным тоном продолжал:

– Денег таких, очевидно, нет, и занять не у кого? Понимаю. Что за страна! Но ты не расстраивайся, не все потеряно. Мы ведь тоже не звери, мы выручим. Значит, таким макаром – завтра с тобой съездим к нотариусу, подпишешь договор о продаже квартиры. И не бери в голову, тебе самому с бумажками бегать не придется, БТИ там, жилищный комитет, это мы все организуем. Ваша трехкомнатная хорошо пойдет, не меньше сорока, двадцать нам, а на что останется, можно вам и в области неплохое жилье подобрать. Оно и лучше – свежий воздух, природа. Так что выше голову, отец, жизнь только начинается.

– Хорошо иметь домик в деревне, – поддакнул второй и сам же хохотнул своему остроумию.

– Нет, ребята, вы ошиблись. Я не папа, – он мрачно усмехнулся. – Я совсем наоборот. И все будет не так, и жизнь подходит к неизбежному концу.

Хайяар тяжело взглянул на обладателей белых рубашек, и те непонимающе уставились на “нестандартного папашу”.

– Хотите знать, как на самом деле будет? Вот ты, – он ткнул пальцем в весельчака, – умрешь к середине августа, по онкологии, неоперабельная стадия. А ты, – хищно улыбнулся он белозубому, – повесишься у себя в сортире. Черная тоска, или маниакально-депрессивный психоз, так это у вас называется. Недельки три пока погуляй, а потом – в петлю. Стоять! – негромко, но властно произнес он, видя, что веселье в бандитских глазах гаснет, а руки тянутся куда не положено.

Поздно, поздно. Мысли Хайяара уже заклубились бурым туманом, и из него родилась тонкая, слегка искривленная игла, хищно задрожала, точно усики муравья тси-лмау, раздвоилась – и вошла в сердца так ничего и не понявших парней. Никто, разумеется, не мог ее видеть, все происходило в оммо-тло, первом из внутренних слоев Круга, но вот уже обреченные часто-часто задышали, точно им не хватало вечернего, напоенного бензином и сиренью воздуха, потом их затрясло мелкой дрожью, и оба молодых человека обессилено сползли вниз, привалившись спинами к останкам своего джипа. Глаза их тупо, бессмысленно уставились друг на друга.

– А не пройдет и часа, мальчики, вам станет очень-очень больно, – участливо сообщил им Хайяар. – Только “скорая помощь” не поможет. Вам вообще уже больше ничего не поможет. На джипах ездить вредно для здоровья, вас разве не предупреждали? У вас, видимо, плохая память. – Голос его сделался плавным, чарующим. – Вы плохо помните. Вы вообще ничего не помните. Ни кто въехал в зад вашему джипу, ни парнишку, ни девчонку, ни меня… Вы совсем ничего не помните. А если вам напомнят – скажете, что ни к кому претензий не имеете. Вам и не надо их иметь, вам бы сейчас о другом подумать, о том, как войдете вы в черные пещеры Нижнего Слоя, во владения Великой Госпожи Маулу-кья-нгару, и что вы ей там скажете, прежде чем хлебнете воды из Круглого Озера…

Он резко повернулся и направился к испуганно глядящим издали Ане и Владьке. На душе было весело, душа напоминала сейчас чрево после роскошного пира в доме знатного. Живой силы в парнях было изрядно, и он взял ее почти всю, оставив бедолагам самую малость, чтобы их смерть гляделась естественно. Пришлось, конечно, влить им по капельке киар-мин-дау, “полужизни”, пятнами рассеянной в оммо-тло. Это поддержит их первое время, обманет здешних лекарей с их мертвыми железками и снадобьями, зато потом отравит и те остатки истинной живой силы, что еще плескалась в сердцевине их имну-минао. А выпитого из них вполне хватит недели на две серьезного магического делания.

– Все, ребята, – весело сообщил он выжидательно глядящей на него молодежи, – этой проблемы больше нет. У владельцев джипа нет никаких претензий. Они не будут требовать денег, у них вообще теперь другие интересы. А за “восьмерку”, – повернувшись к Владьке, он хлестко щелкнул его по носу, – ты Руслану заплатишь что положено, и тут я тебе помогать не буду. Ты уже достаточно большой мальчик.

11

Вода в тарелке подернулась радужной дымкой – и застыла, являя облитую умирающим закатом горницу. Увы, пришлось обходиться обычной тарелкой с надписью “общепит”, наследство покойной хозяйки квартиры. Серебряной чаши, какая положена при связи по Тонкому Вихрю, все равно не было. Тем более, что серебро – это условность, главное – произнеся необходимые Слова Силы и совершив ритуал, проникнуть духом сквозь разделяющую Круги пустоту, что лишь кажется пустотой, на самом деле она живая. И не просто послать иглу своего имну-тлао в бесконечно далекий теперь Оллар, но и попасть куда надо, так попасть, чтобы тебя услышали и ответили.

А надо было – в Белый Замок, где сидят сейчас составляющие Собрание старцы, обладатели плащей власти. Они ждут его слова, его отчета. И знают – он среди них, он видит все, происходящее в горнице, слышит каждое слово и готов ответить, когда будет ему дозволено говорить. Ибо не прошедший Глубинное Посвящение не может носить цветной плащ, ему надлежит почтительно молчать. Даже если он столь важен Собранию, что его вызывают из другого Круга, по тянущейся сквозь Тонкий Вихрь ниточке… и вообще допускают на самую вершину Тхарана, туда, где обсуждаются поистине тайные дела, недоступные не то что мелкой шушере, но и проверенным, надежным магам, прошедшим Великое Посвящение.

Хайяар передернул плечами, его знобило, хотя в комнате было тепло. В этой, московской. А уж тем более в той, расположенной в самой высокой башне Белого Замка, там горница не успела еще остыть от жара иллурийского солнца. Но слишком уж много сил отнимала связь. Тонкому Вихрю, как и любому живому, не нравится, когда его протыкают насквозь, он стремится оборвать светящуюся ниточку, затянуть открывшийся в его плоти канал, и нужно немало потрудиться, дабы сладить со своенравной пустотой. Зато теперь он, можно сказать, был рядом со старцами-плащеносцами и видел все их глазами. Впервые оказывали ему такую честь.

…Ставни плотно затворили, и пространство озарялось лишь десятком толстых свечей, равномерно расставленных по углам. Покров Тишины наложен на неимоверно разросшуюся сейчас горницу, и подслушать их не мог никто – ни любопытный раб (хотя таковых здесь и не водилось), ни любопытный колдун-одиночка, коим Тхаран отчего-то побрезговал. Что же до своих магов, те никогда и не рискнули бы подслушивать, они еще с юности, с суровых лет ученичества знали, чем это кончается. И уж тем более стихийные духи – уж с кем-с кем, а с подобной живностью собравшиеся умели обходиться не менее искусно, чем опытный псарь с порученной ему сворой.

И все-таки, чувствовал Хайяар, они боялись. Страх – слабый, едва ощутимый, желтовато-бурый, – выползая из их мыслей, дрожал в замкнутом пространстве горницы, клубился невидимым обычному глазу дымом. Его, конечно, легко было бы развеять, но к чему? Все пятеро слишком хорошо знали причину, а притворяться друг перед другом считали делом постыдным.

Долгое молчание нарушил плотный седобородый старик в белом плаще, сидевший напротив дверей, в высоком кресле со спинкой, изображающей вставшего на дыбы горного барса.

– Уважаемые, не будем тянуть время. Я полагаю, вы догадываетесь, какого рода сообщение пришло сегодня из Сарграма. Увы, то, чего мы боялись, в конце концов и случилось. Государь Айлва-ла-мош-Кеурами, отвергшийся почитания Высоких Господ и прилепившийся к вредоносной вере Единому, объявил об этом всему своему народу. Таким образом, древний нарыв наконец-то прорвался гноем. Люди Единого, поначалу робкие и смиренные, как-то незаметно размножились, их лжеучением соблазнились блистательные кассары, ему не чужды ни купцы, ни воины, о черни я уж и не говорю. Слишком долго мы смотрели на это сквозь пальцы, нам казалось, что Высокие Господа лишь терпят нечестие до времени, чтобы тем страшнее покарать зло, и потому Тхаран не вмешивался. Но теперь люди Единого проникли и во дворец государя, льстивыми речами пленили его, теперь они – его глаза, его уши, его длань. Пока жив был престарелый отец, Айлва еще скрывал свое отступничество, он, правда, даровал свободу людям Единого, но почитал и природных олларских богов. Но не прошло и полугода со дня кончины великого Ллеу-ла-мош-Айл-Гьороно, как его младший сын с головой погрузился в темные воды предательства. Люди Единого нашли ключи к его впечатлительной душе. И потом, эта недавняя его победа над полчищами западных варваров… он уверен, что конница Луан-ла-мау-Тсиму сумела растоптать орду лишь благодаря заступничеству Единого. Он, дескать, видел в небе знак. Мы-то, разумеется, понимаем, откуда берутся подобные знамения.

– Без предателя Алама не обошлось, – хмуро заметил маг в синем плаще, сидевший возле наглухо закрытых ставней.

– Это само собой, – согласился обладатель белого плаща. – Но будь дело в одном лишь Аламе… В конце концов, кто он такой, этот Алам? Он даже не проходил изначального обучения в Тхаране, его натаскивали сарграмские горные колдуны, то есть дикари, дальше слоя стихийных духов и не умеющие проникать. Ну, наш Тхаран, конечно, дал ему многое. Малое Посвящение… Спустя тридцать лет – Великое. Но ведь Глубинного он так и не прошел, и значит, любой из нас, сидящих тут, способен поразить его в поединке.

– Так-то оно так, – раздумчиво произнес худощавый старец, укутанный в темно-зеленый плащ. – Но ведь мы и не пробовали. Алам ушел десять лет назад, и что с ним за это время случилось, никому неведомо.

– В том-то и дело! – горько усмехнулся Белый Плащ. – Мы не понимаем природу той силы, что сопутствует людям Единого. Но что сила есть, и немалая, никто из нас не станет отрицать. Да, не стоит омрачать души принявших Малое Посвящение, и уж тем более учеников, но только слепец способен бесстрашно низвергнуться в пропасть. Каждый из нас, почтенные старцы, не раз сталкивался с со слугами Единого. Конечно, были среди них и простаки, лишь болтающие о своем Боге, но не причастные Его могуществу. Но вспомните, как при встрече с некоторыми их вождями нас покидало все наше магическое искусство, невозможным становилось даже простейшее делание, доступное и деревенской ведьме. Точно некая стена закрывала нам путь к внутренним слоям Круга, и противостоять безумцам-единянам мы способны были одной лишь примитивной земной мощью. Что ж, и это немало. Было… Теперь, когда на их стороне государь Айлва-ла-мош-Кеурами, когда железные хандары северян двинутся в равнинную Иллурию… а они двинутся, не сомневайтесь. Даже если великий государь наш Айяру-ла-мош-Ойгру, да продлят боги его земное существование и введут в свой светлый чертог после, соберет все свои войска, оголит южную и восточную границы, и двинется навстречу брату-предателю Айлве… даже не хочется произносить “ла-мош”… исход битвы может быть очень разным. Давайте говорить прямо – Сагргам давно уже не слабее Иллурии, нам никак не выставить более двухсот тысяч ратников, а у них только в регулярном войске семьдесят хандар… А еще ведь есть варвары-вассалы, есть дружины знатных людей… и, не забывайте, есть золото. Люди Единого, как это ни печально, весьма преуспели в приумножении благородного металла. И, наконец, язва поразила не один лишь Сарграм. Зараза тлеет и у нас, в солнечных иллурийских землях. Враг вполне может ударить нам в спину.

– А наш Тхаран? – напомнил Синий Плащ. – Тхаран может выдвинуть тысяч пятьдесят… а если постараться, так и все восемьдесят. Тем более, наши воины – это вам не государевы ополченцы…

– К ветхой рубашке заплат не пришивают, – раздраженно бросил Белый. – Что эти тысячи? Капля в океане. Мир поворачивается, уважаемые старцы, мир меняется. И похоже, нам в этом новом мире места нет. Конечно, мы уйдем не быстро… и не тихо. Но придется. Потому и создается убежище, потому мы и посылаем наших людей в Железный Круг. Но если раньше мы еще надеялись, что туман развеется, то теперь…

– Что же ты так уверен, Иргру-Йаро, в победе единян? – Зеленый плащ нервно поежился. – Да, Высокие Господа пока молчат, но когда дело дойдет до последней черты… вот тогда они и сокрушат мерзость, огнем очистят вверенный им Круг. Мы ведь не раз их вопрошали, и неизменно получали именно такой ответ.

– Хауш-ла-Медани, – грустно и просто сказал Белый, – неужели ты еще не понял самого главного? Кто эти людишки? Мелочь, прах. Но за ними стоит не просто одна из мировых сил. Их Единый, которого они почему-то называют Рожденным и Нерожденным – вы не догадываетесь, кто Он? Или слишком страшно признаться самим себе?

– Говори, Иргру-Йаро, – твердо произнес доселе молчавший горбун в лиловом плаще. – Не стесняйся. Тут все свои. И даже наблюдающему сейчас за нами меккосу Хайяару тоже можно разрешить послушать. Тем более, если он справится со своим нынешним служением, можно будет подумать и о Глубинном Посвящении.

Хайяар постарался, чтобы его усмешка не отразилась в тарелке. Ни в этой, общепитовской, ни в огромной серебряной чаше там, в горнице. Глубинное Посвящение… Это не раньше, чем кто-либо из старцев-плащеносцев опасно приблизится к черте, отделяющей мир средний от владений тьмы. Но никому из собравшихся еще не время опускаться в нижние пещеры… И потому обещания лилового Амлани-Мианоси подобны клочку соломы, какой вешается перед мордой вола.

– Что ж, скажу, – чуть приподнялся Иргру-Йаро. – Думаю я, это Спящий, почтенные старцы. Спящий. Ныне Он просыпается у нас, как проснулся некогда в Железном Круге. И Высокие Господа, как сие ни горько, ничем не смогут воспрепятствовать. Луна, отраженная в озере, почти столь же ярка и прекрасна, сколь и небесная луна, только вот она исчезнет, если вычерпать озеро. А та, что наверху – останется. Так же и они, Высокие наши Господа, чьей силой мы и стали тем, кем стали. Но теперь сила их истощается, и нам, увы, приходится бежать. Это все же лучше, чем умирать в муравьиных ямах, жариться на огне или кормить собою крыс в единянских темницах. И даже не это страшно. Смертью не спастись – Спящий настигнет нас и в нижнем мире, в темных пещерах. Только там уже не будет Великой Госпожи Маулу-кья-нгару, она растает вместе с остальными. А будет там одно лишь обжигающее дыхание Спящего. Поэтому мы и сменим Круг. И это теперь должно стать главным для Тхарана. Все прочие дела надо сворачивать. Да, мы верны великому государю нашему Айяру-ла-мош-Ойгру, мы будем ему помогать, мы выставим тридцать тысяч… ни пятьдесят, ни восемьдесят не надо, жалко людей, мы останемся с ним до последнего… то есть до того мига, когда уже пора будет уходить. Мы, вполне вероятно, возьмем его с собой… если государь проявит твердость и не падет в ноги изменнику-брату… что тоже ведь может статься. Но Тхаран не должен погибать глупо и бессмысленно. Я сказал. Есть ли возражения, почтенные старцы?

Некоторое время все молчали, и лишь треск свечей нарушал густую, вязкую тишину. Потом доселе молчавший маг в иссиня-черном плаще мигнул бесцветными глазами. Хайяар сейчас же напрягся, неприятно засосало под ложечкой.

– Иргру, я, в общем-то, не стану возражать, в стратегическом плане ты прав, действительно, пора рвать когти. Меня огорчает даже не это. Вот уже почти шесть веков существует наш утес мудрости, Тхаран, за это время были сделаны величайшие открытия, мы проникли в тайны природы столь глубоко, что и не снилось старцам-основателям, мы сделали магию из плебейского ремесла высоким искусством, мы поддерживали порядок в Олларе, мы сдерживали волны хаоса, бьющиеся о пределы Круга. Мы научились проникать в смежные миры, мы… да что там говорить! И вот теперь практически все это придется бросить. Ну скольких мы сумеем взять в Убежище? Ну полторы тысячи, ну в лучшем случае две. Причем это вместе с челядью, воинами, учениками… А прочих придется оставить. По самым скромным подсчетам – около пяти тысяч магов, пятьдесят тысяч воинов, пятнадцать тысяч учеников. И й мы сможем унести лишь то, что каждый возьмет с собой. Иначе, как все мы знаем, нельзя, мы пока еще не умеем переправлять в сопредельный Круг мертвые вещи. Ну ладно, там нам не понадобится золото, не понадобятся драгоценности. Но оружие, утварь, инструменты… И прикиньте, сколько уйдет запасов Силы! Это же не в соседний город на ярмарку съездить. В общем, раз уж сегодня мы называем вещи своими именами, давайте скажем прямо – Тхаран погибнет. В своем нынешнем виде, разумеется. Там придется все начинать заново. И если здесь, среди культурных народов, нам потребовалось шестьсот лет, чтобы достигнуть нынешней мощи, то представьте, каково это будет среди дикарей. Нам же придется учить их практически всему, приручать – а иначе нельзя, иначе они сожрут нас, и никакая магия нам не поможет. Теперь самое главное. Вы представьте, что начнется, когда весь Тхаран узнает, что приходится бежать, но возьмут с собой хорошо если десятую часть, а остальных бросят здесь, на съедение людям Единого! Легко приказывать нижестоящим сейчас, когда Тхаран в силе и славе, когда даже те, кто вообще знает о подготовке Убежища, думают, что это не более чем запасной путь, как в лисьей норе. А когда они узнают правду? Когда магам низших посвящений нечего будет терять? А ученики? А воины? Представляете, какая начнется резня? Это, пожалуй, окажется для Тхарана пострашнее, чем панцирники Айлвы. Вот так, почтенные старцы.

– Значит, придется уходить тихо! – решительно заявил Синий Плащ. – Придется нам самим, Собранию, составить списки, причем с каждым отобранным говорить, требовать клятвы молчания. Но думается мне, что такую клятву сдержат не все… и многие из тех, кто действительно потребуется нам в Убежище, могут проболтаться. В магах высоких степеней я уверен, но ученики… а тем более воины и рабы. Значит, этих придется переправлять, ничего им до самой последней минуты не объясняя, при том они в нужное время должны оказаться в местах Перехода. Необходимо все предусмотреть, отдать в должном порядке необходимые приказы… Словом, нелегкая нас ожидает работа.