Текст книги "Тёща для всех"

Михаил смотрел в суп тёщи, где зелёным стручком плавал небольшой ядрёный огурец.

– Это что? – ехидно спросил он. – Суп лапша с варёными огурцами?

– Вы сейчас и варёный ботинок съедите, не заметите, – сказала брезгливо тёща.

– Не скажите, – аппетитно жевал колбасу Михаил, – ботинок не едим. Колбаса что – ливерная? – повернулся он к супруге. – Мы кормим маму требухой? Как-кая пошлятина! Кстати, Раиса Семёновна, вы не будете против, если я сниму пиджак? Душновато.

– Вначале наденьте штаны! – повелела Раиса Семёновна. – Потом снимайте пиджак!

Михаил даже головой мотнул, пытаясь понять, что услышал. Повинно покивал и, вскинув глаза на тёщу, робко спросил:

– Я тогда буду приглашён к столу?

– Тогда мы сможем приступить к рассмотрению вопроса о вашем присутствии за столом, а дальше уже как общество скажет, – изрекла Раиса Семёновна.

Михаил обмакнул кусок колбасы в соус, съел и налил себе ещё одну рюмку водки.

– Послушайте, – спросил он недоумённо, – а кого, в сущности, стесняться? Маму? Жену? Детей? Кого стесняться? Давайте по-семейному? Папа посидит чуть-чуть голый… зато при галстуке.

Он выпил рюмку и снял пиджак. Повесил его на спинку стула. Ослабил узел галстука. В трусах и майке Михаил выглядел нахально. Облокотился обеими руками о стол и, положив на них подбородок, уставился на тёщу. Супруга от этого нервно поёрзала на стуле. Тёща, царственно окаменев, не шелохнулась. Глаза её изрешетили Михаила всего. Однако тот чувствовал себя очень недурно и, уже изрядно подкрепившись водочкой, расслабился ещё больше, набрав в опустевшую тарелку всякой закуски.

– Может, вы нам объясните в конце концов своё поведение?.. – спросила Раиса Семёновна. – Что за наглость такая новая в этом доме? Что за попрание моральных и этических норм в этом доме? Что здесь вообще происходит?

Михаил ещё раз согласно и повинно покивал головой, налил себе ещё водки, выпил, закусил, потом, мотая вилкой по сторонам, ответил:

– Мы разводимся.

Здесь Худяков впервые за весь этот короткий фарс посмотрел вначале на дочь и на сына. Дети не дрогнули и, похоже, знали этот ответ. Оксана лишь по-девичьи коротко и печально сжала губы и поморгала глазёнками, словно соглашаясь с неизбежным. Владимир вздохнул и попросился сразу покурить на кухню. Раиса Семёновна со своей дочерью секунду молчали, очевидно переваривая услышанное, обе замерли и немного вытаращенно смотрели в стол. Михаил громко выдохнул и вновь налёг на еду. Молчание прервала тёща.

– Куда вы, простите, разводитесь? – язвительно спросила она и с издевкой в голосе добавила: – Юноша!

– В новую жизнь, – смиренно ответил Михаил, но в тон ей добавил: – Бабушка!

– Для вас, – поправила она, – Раиса Семёновна. Надеюсь, для этого обращения у вас ещё остались мозги?

Оксана, после этого бабушкиного заявления, сразу вспомнила, что должна позвонить подруге, узнать, есть ли завтра факультатив в школе. Тут же поднялась из-за стола и вышла. Её никто не заметил. Михаил смотрел в тарелку. Ирина и Раиса Семёновна не сводили с него глаз. В доме назревала гроза, и назревала она уже быстро и неотвратимо. Обе женщины следили за каждым движением Худякова, словно ожидая от него внезапного броска в их сторону. Но Михаил размеренно питался и ни на кого бросаться не думал. Раиса Семёновна вновь поправилась на диване, сев поудобнее. Она уже поняла, что весь удар предстоящей склоки и разборок ей придётся взять на себя. И она ещё вполне способна ответить этому мерзкому и поганому мужичонке, что покусился первым заявить о разводе, первым отказаться от её дочери и, получается, первым поставить какие-то условия. Они разводятся!.. Ха! Сейчас он получит от неё полный поворот событий и после всего ей сказанного должен будет либо всё перевести в глупую шутку, либо… пятясь задом с чемоданчиком в руке, убраться из квартиры вон! Второе – лучше. Давно уже стоило выгнать этого обормота из дома и завести себе приличного мужика.

– Так вы мне объясните, – вновь ровно, грозно пророкотала Раиса Семёновна, – что это всё значит и что за новую жизнь вы тут себе придумали? Куда это вы разводитесь? Это так нынче шутят гуманитарии?

Внутри себя Раиса Семёновна сказала – ладно, я дам ему шанс перевести всё в глупую шутку. Один шанс.

– Так нынче рушатся семьи, – сообщил Михаил, совсем не то, чего от него ожидали. И все поняли, что шуток здесь нет.

– Подробнее, пожалуйста, – попросила басом тёща гулко и требовательно, концентрируясь, как бы половчее всё обставить уже при первой схватке.

– А что рассусоливать? – невинно спросил тот. – Р-раз и всё! – Схватил огурец и стал его грызть столь яростно, словно только что его сам лично где-то зарубил на огороде.

– Интересно, – накалялся голос тёщи оттого, что разговор не клеился и не входил в то русло, что она уже наметила, – что значит – раз и всё?

– Покажу, не торопитесь, – пробубнил Михаил, хрустя огурцом.

Он взял бутылку водки, налил себе не в рюмку, а в стакан, степенно поднял его, выпил не торопясь и так же медленно поставил его на стол. Посидел, помотал головой, покорчил рожи от выпитого и потянулся за куском хлеба.

– Вот как бы сейчас дала по рукам, – помечтала тёща, просмотрев всю сцену.

– Это вряд ли, – тихо ответил Михаил уже сытым голосом, макнул хлеб в общую соусницу и смачно зажевал. Жевал он как-то крупно, лицо его при этом ходило ходуном. Михаил дурил, и супруга это видела, но запретить уже не могла, супруг вышел из-под контроля.

– Если вы желаете напиться, – донеслось от Раисы Семёновны, – а потом устроить здесь дебош… предупреждаю – у вас ничего не выйдет! Мы не поддадимся на провокации какого-то алкоголика! Мы просто вызовем органы внутренних дел и закуём вас в наручники и смирительную рубашку, а потом отправим в вытрезвитель.

Здесь тёща быстро налила сама себя водки, сказала «хоп!» и перевернула рюмку в себя.

– Не выйдет, – прочавкал Худяков нагловато.

Раиса Семёновна выдохнула из себя воздух после рюмки и, не закусывая, спросила:

– Это почему не выйдет?

– Потому что вы сами обе пьяные! – брякнул весело Михаил и перевёл глаза на жену. – Вас самих можно сдать в вытрезвитель! Дети – свидетели. Вы же тут водку весь вечер пьёте! От вас обеих за версту несёт перегаром! Милиция даже разбираться не будет. Обычное дело. Попили водки, поскандалили…

– Что?! – вскочила жена. – Ах, наглец, наглец!!. – Здесь она схватила остатки водки, вылила себе в рюмку, выпила и добавила так же заполошно и зло: – Подлец!.. Он ещё нас будет сдавать!..

Она хотела что-то схватить в руки, чтобы ударить Михаила, но на столе ничего подходящего не нашла, поводила ещё глазами по приборам – вилкам, ложкам, ножам, но ничего не схватила и, как сдержав себя, быстро, нервно села на свой стул.

– Скот! – сказала она напоследок.

– Н-да! – согласился Михаил, пьяненько и бесстрашно рассматривая своих родственниц. Водка сделала своё дело и всех за столом «разобрало». Михаил имел больший опыт в таком состоянии и сориентировался в этой ситуации мгновенно.

– Вы такие обе пьяные, – сказал он почти трезво и бесстрастно, – что я боюсь, как бы кто-нибудь из вас не свалился под стол. Вам перед детьми не стыдно? Ма-туш-ка и ба-буш-ка!..

– Ирина, – пьяным басом молвила Раиса Семёновна, – кажется, этот хрен, простите, хочет нас дискредитировать перед нашими с тобой детьми! Принеси мне утюг и швабру!

– А что? – пьяновато посмотрела супруга на мужа, – самый тот аргумент для недоносков!

– Действительно, – как будто опомнился Михаил, – это мысль!

Пошатываясь, он поднялся из-за стола, зацепив боком скатерть так, что та собралась складками, и зашлёпал куда-то по коридору в сторону санузла и кухни.

– Я вот что скажу тебе, дочка, – сразу же раздался басок Раисы Семёновны за столом, – надо быстрее форсировать события. Вначале с квартирой, потом с детьми! Будешь с квартирой, всегда найдёшь себе какого-нибудь попрыгунчика. А вот этого… этого надо уже туда!.. – Последнее она сказала жутким, громким шёпотом.

– Куда? – вытаращила пьяные глаза Ирина.

– На-а свалку! – рявкнула Раиса Семёновна. – И прямо сейчас! Сию секунду!!

Здесь дверь зала резко распахнулась, и в ней появился зять. В руках у него была… швабра.

– А-а! – радостно взвыл он неприличным рёвом, что раздаются на брачных турнирах, словно искал их уже давным-давно по всей квартире. – Вот вы где!..

Размахнулся шваброй до потолка, зацепил один из пяти плафонов люстры и с криком:

– Зарублю, подлюки!! – бросился на них через стол.

Жена и тёща издали дикий визг, с лёгкостью горных ланей вскочили с мест и побежали прямо по дивану прочь из комнаты. Михаил обогнул за ними стол и погнался за ними в коридор. Жена и тёща влетели со всего хода в ванную и заперлись там, щёлкнув шпингалетом.

Михаил в погоне неосмотрительно зацепился тапочком за дорожку на выходе из зала и растянулся тут же во весь рост со шваброй впереди себя. Голова его оказалась рядом со входом в их с Ириной спальную, откуда сразу же вышла дочь с телефонной трубкой в руках и спросила отца, шевелившегося на полу:

– Пап, ты что – упал?

Михаил приподнялся и ответил:

– Нет, Ксюша. Я не упал. Я просто немного погонял свою семью.

– Зачем? – спросила Ксюша, явно удивлённая непривычным поведением отца.

– Не знаю, – с расстановкой ответил тот, – надо же когда-то начинать?

Из кухни показался Владимир, сигареты в руках не было, вместо неё он держал книгу.

– Никто не зашибся? – спросил он как-то и отца и мать с бабушкой через дверь в ванную.

– Твой отец придурок! Мозгами с детства зашибся! – крикнула из-за двери мать.

– Угомони своего папашку! – крикнула высоким басом бабушка и пригрозила: – А то я сейчас выйду и забью его как барана! Мне просто детей жалко, Ирина, – добавила она тише.

– Ужин закончился? – спросил Владимир. – Можно убирать?

– Нет! – сказал громко отец в дверь ванной комнаты. – Ужин продолжается. Садитесь за стол. Папа только штаны наденет.

Поставил швабру у стены и, пройдя мимо дочери, вошёл в спальную. Владимир постучал пальцами по двери ванной:

– Мам, бабушка… выходите… это уже закончилось…

– А-а, – раздалось из ванной двумя голосами, – смерти нашей хочешь?

– Швабра у меня, – сказал им Владимир.

Дети стояли в коридоре и смотрели друг на друга, потом Оксана хмыкнула весело и пожала плечом, Владимир унёс швабру в туалет, и они вместе вошли в зал. Скоро в штанах и рубашке, но без галстука появился отец. Ирина с Раисой Семёновной не появились. Михаил сел за стол на место тёщи на диване, тут же сказал дочери:

– Оксана, тарелку мне подай, пожалуйста, а эти тарелки туда поставь… садитесь между нами… И позовите уже… наших барышень!..

Оксана подозрительно посмотрела на отца, но тарелки переставила и тут же ушла, позвала бабушку и мать к столу. В коридоре щёлкнул шпингалет, и в зале почти сразу появились Ирина с Раисой Семёновной. Первой вошла Ирина с немного перепуганным видом, словно от мужа только что получила кучу оплеух, второй ровно и важно прошествовала Раиса Семёновна, лишь уже в зале оглянулась назад, как примериваясь: успеет, если что, обратно в убежище или нет?

– Набуянились, сударь? – поинтересовалась она столь бесстрастно, словно только что разрешила Михаилу появиться за столом. – Когда вы завтра проспитесь, надо будет подумать о вашей изоляции от нормального общества. Ирина, присаживайся.

Ирина присела на стул напротив мужа, как кролик перед удавом, и не сводила с него глаз. Раиса Семёновна села рядом с дочерью свободно и раскованно, сразу продолжила:

– А что, водки в этом доме больше нет?

– Принести? – привстал Володя.

– Конечно, мой мальчик. Бабушка ведь говорила тебе, что сегодня напьётся, и тогда мы ещё посмотрим, кто здесь схватится за швабру… Это я трезвая культурно-образованная.

Она быстро разобралась в новом расположении тарелок, наполнила свою едой и, не глядя на зятя, невозмутимым голосом поинтересовалась:

– Надеюсь, вы не подумали, Михаил, что я там чего-то перепугалась и потому вышла из-за стола и ушла в ванную?.. Я сопровождала вашу супругу… Вы, надо отдать должное вашему хамству и скотству, сумели всё же перепугать свою бедную, измученную жену… Мы с ней уже давно не видели подобных выходок. Я понимаю, что у таких людей, как вы, чувство раскаяния отсутствует напрочь!.. Что ж…

Михаил молча уплетал свой остывший суп. Слушая тещу, не проронил ни слова. Раиса Семёновна расценила это как свой успех и некоторый упадок инициативы у зятя. Она почувствовала сразу уверенность в себе, своих словах и движениях. Ситуацию нужно было срочно брать под контроль, в свои руки. И она это сделает без промедления. Промедление смерти подобно! Ленин сказал? О-о, великий был человек!.. «Вот пока этот зять орудует ложкой в супе, – подумала она, – я буду орудовать словом и мыслью! С чего начать?..»

Вернулся Владимир из кухни, принёс бутылку водки, открыл её, налил бабушке и поставил бутылку на стол. Раиса Семёновна кивнула ему благодарно, и внук сел на своё место.

– Я надеюсь, вы не думаете, что после развода, о котором вы здесь талдычите весь вечер, моя дочь… которая столько своих молодых лет подарила вам… и за что вы так подло её обманули на старости лет…

– Мама! – возмутилась дочь.

– Спокойно, деточка, – успокоила её та, – я это образно… Я надеюсь, хоть вы и мерзавец последний, но как человек воспитанный и образованный… просто сами съедете с нашей квартиры и не будете претендовать на нашу жилплощадь? Или вы желаете, чтоб мы подали на вас в суд?.. Кстати, сколько вы собираетесь платить алиментов на детей? Надеюсь, мне не надо вам напоминать, что Володя хоть и совершеннолетний по паспорту, но ещё совсем мальчик по возрасту и своему социальному студенческому положению. Тем более у него даже институт платный… Я надеюсь, вы продолжите оплату его обучения?.. Или вы собираетесь, как нашкодивший кот?.. Вжик! И в кусты? Мама дорогая! Какая мерзость! Какая гнусность! Я ведь так и думала, что в вас достоинства ровно столько, сколько висит меж ног…

– Мама!

– Нормально, девочка моя! Пусть знает, что мы не собираемся потакать его свинским прихотям и мужскому паскудству! Пусть сразу готовится к тому, что спуску ему не будет! Так вы не ответили мне про алименты! Мы можем написать заявление в суд хоть сейчас! Или всё же нам не придётся это делать?

– Вам ничего не придётся, – двусмысленно, тихо и спокойно ответил, наконец, Михаил.

– Это как понимать? – Раиса Семёновна взяла рюмку, сказала «хоп». И пустая рюмка вернулась на место. Тёща посмотрела подозрительно на зятя. Неужели вся её риторика прошла впустую? Неужели этот маленький спортивный негодяй, пока она выстраивала свою линию обороны, сидел, жрал и тихо подсмеивался над ней? Обормот! Что у него в мозгах? Глупости? А что там может ещё быть? Откуда тогда эта уверенность? Раиса Семёновна взяла огурец, положила себе на чистую тарелку и принялась его разделывать на пластинки. Пластинки получались тончайшие, невесомые.

– А так и понимать, – ответил Михаил, – разводиться будем мы… когда начнём, тогда и думать будем.

Здесь Михаил закончил с супом, отставил тарелку, Оксана подала ему чистую, он что-то положил в неё и как договорил игриво, чуть не подмигнув тёще:

– Если мы ещё будем разводиться!

Тёща отшатнулась немного назад. Михаил при этом взял кусок хлеба, погрозил им тёще и добавил:

– Этот вопрос требует тщательного обдумывания!

Сам для себя он уже всё обдумал и всё решил. Разводиться он будет обязательно и без промедлений. Но займётся он этим лишь тогда, когда любимая тёща отправится восвояси.

– Ах, даже так? – возмутилась Раиса Семёновна. – Вы что же – идиотничаете? Это что же – спектакль всё?

– Подумаем, – туманно ответил Михаил.

Тёща фыркнула что-то – даже развестись и то не умеет.

– Думайте быстрее, – сказала она вслух, – я никуда не уеду, пока в этом доме всё не встанет на свои места!

– Кажется, я наелась, – донеслось от Оксаны.

– Я тоже, – поддержал Владимир. Они вдвоём поднялись, но голос бабушки остановил их.

– Дорогие мои, – переключилась та на внуков, – ломать компанию – это вверх неприличия и бестактности поведения человека в приличном обществе! Никогда не забывайте, что жить в обществе и быть от него свободным – нельзя! Великий Ленин сказал.

– Так мы есть больше не хотим, – попробовал отвертеться внук.

– А и не надо есть. Надо просто сидеть и… ждать… когда все наедятся. Поддерживать компанию.

– И кого нам поддерживать? – спросила Оксана.

– Мать и бабушку! Не отца же своего – недоноска, который вас бросить хочет! И даже алименты платить отказывается. Ты скоро, Володенька, пойдёшь разгружать баржи в порту! Будешь таскать муку и уголь в мешках!

– Бабушка, у нас нет моря, – напомнил Владимир.

– Ничего. Будешь разгружать вагоны с удобрением для полей! На твоих плечах, Володенька, взрастёт пшеница за полярным кругом! Готовься! Станешь быдлом за полгода, это я тебе обещаю! – выделила она себя. – Ну а тебя, Ксюшенька, не знаю даже, что и ждёт!.. Так и лезет на ум произведение Феденьки Достоевского, так и вспомнишь к месту дорогую мне Сонечку Мармеладову!.. Бедные, несчастные дети!!

Оксана на это тут же по-девчачьи опять прыснула смехом и прикрыла губки ладошкой. Владимир повёл головой. Они так и продолжали стоять за столом. Ирина уже хотела им разрешить выйти, но чего-то ждала от матери. Михаил посмотрел на обоих и спросил у сына:

– Что встали-то? Идите.

– Стоять! – сказала тёща, и дети замерли, посмотрев на мать. Мать посмотрела себе в тарелку.

И тут раздался звонок в дверь. Ирина вздрогнула и стокилограммовой голубкой упорхнула из зала, бросив на ходу:

– Это из школы!

– Да это ко мне, Наташка! – сказал Владимир и пошёл за матерью.

– Мне тоже надо! – пошла за ним Оксана.

– Нахалюги! – сказала досадно им вслед бабушка. – Разрешения не было.

– А зачем им на это разрешение? – спросил Михаил. – Они у себя дома.

– Вот именно! Всё без спросу! Всё дозволено! Так дети становятся бандюгами!.. Неужели эти несчастные крошки пойдут по вашим стопам, Мишенька? Это что же из них будет? Володенька станет шеромыжником с высшим образованием, а Ксюшенька и того пуще – этой… Сонькой Достоевской! Со средним образованием! Одна мать в вашей семье – трудолюбивая пчёлка, с юных лет семью на себе тянет! Ни радости тебе в жизни, ни утех семейных! Один мужик на всю биографию и тот… обормот! Что вы сказали?.. – вдруг подалась она в сторону Михаила, как что-то не услышав.

– Я ничего не сказал, но могу вас заверить, что я у вашей дочери не один мужик на всю биографию. – И тут же Михаил внутренне поморщился: гадко как-то всё сразу выглядеть стало. Хотелось сказать весело и легко, а получилось – как посплетничал. Фу!..

– Фу!! – тут же сказала тёща. – Фу! Какая гадость! Мерзость! За глаза, за спиной у верной жены такие слова! Фу!..

В зал вернулась Ирина, сказала негромко:

– К Володе Наташа пришла.

И тут же села за стол на своё место.

– Девочка моя, – обратилась к ней мать, – твой бывший муженёк-паренёк, оказывается, про тебя по всему городу разносит сплетни, что ты любовников меняешь каждую неделю… ха-ха-ха!! Клеопарта!..

– Клеопатра, – поправил Михаил.

– Один хрен, – отрубила тёща, – шлюха египетская!

– Что?.. – сразу вздыбилась Ирина. – Я – шлюха египетская?!

– Нуда, – кивнула мать, – муженёк твой… поведал мне по секрету о твоих любовниках! Интересно рассказывал.

– Это о каких таких любовниках? – очень хотела разъяриться Ирина, но что-то сдерживало её и не давало полного выхода возмущению и негодованию.

– Ничего я особенного не говорил и говорить не хочу. Отстаньте! – Михаил понял, что влип, и тут же потянулся к спасительной бутылке водки. Хмель понемногу улёгся и выветрился. Ирина, едва он налил себе в рюмку, выхватила у него бутылку и налила себе. Раиса Семёновна требовательно спросила её:

– А маме?

Ирина налила и маме. Выпила сама с собой, ни на кого не смотря, и уже более раскованно и требовательно переспросила:

– Так о каких мы тут любовниках?!.

Михаил ел и думал – что ж теперь делать? Проболтался по пьяни, болван! Кто за язык тянул? Теперь отговаривайся. От слов не откажешься. Бузить дальше, что ли? Внутренний голос сразу сказал – бузить! Ещё как бузить! Второго такого случая просто не будет. Вперёд!..

– Где факты? Факты! – повышался голос тёщи. – Не вижу пока ни одного любовника возле имени моей дочери! Или вы опять идиотничаете? Обычно это бывает у мужчин, когда состояние эрекции оставляет желать лучшего. Сейчас это лечится, милейший! Надо просто обратиться к врачу…

– Не надо нам врача! – быстро усваивался алкоголь у Ирины. – Говори про моих любовников! Хочу услышать хотя бы одного…

– Детский врач Оксаны, – сказал совсем тихо Михаил, совсем не уверенный в успехе, – когда она была маленькой.

– Ха! Вспомнил!.. – почти крикнула Ирина и осеклась, даже рот свой закрыв рукой по-бабьи.

Раиса Семёновна посмотрела на дочь и всё поняла. Михаил остановился и перестал жевать. Удар был нанесён точно и в назначенное время. Алкоголь сыграл плохую услугу его жене. За столом появилась тишина.

– Я хотела сказать… – начала Ирина, суетливо водя глазами по столу.

– Да не надо ничего, – поднялся Михаил и вышел из-за стола.

– Мы не договорили, – резко возникла тёща.

– Я перекурю, – пояснил он, – пока вы обсудите биографию моей супруги.

– Ты вспомни, сколько шлюх у тебя было! – воскликнула жена.

– Так мы же сейчас о принципе, а не о количестве! – удивился Михаил, выходя из зала.

Проходя мимо своей спальной комнаты, он услышал возмущённый голос дочери, разговаривающей с кем-то по телефону:

–.. интересно, а почему это именно ты должна покупать презервативы? Он что у тебя, в этом не участвует?..

– Ой-ёй-ёй, – пробормотал Худяков, – хорошо хоть так… предусмотрительно.

В кухне сын Владимир курил возле открытой форточки, рядом стояла его гостья и тоже курила. На появление отца она повернулась и стеснительно сказала:

– Здрасте!

Михаил поздоровался, потом спросил:

– Что ты барышню принимаешь на кухне? Идите в комнату.

– Да нет, – сын едва видно поморщился, – мы сейчас уходим.

Он повернулся к окну и выбросил окурок в форточку, девчонка сделала то же самое. Михаил на это качнул головой. Сказал обоим:

– Пепельница есть, – и ткнул своей сигаретой в пепельницу на столе.

– Там же не ходит никто! – как удивился Владимир. – Кусты… тундра.

– Это внутренняя культура, – сказал ему отец.

Девчонка пролепетала:

– Извините.

Они тут же вышли в прихожую. За окном и в самом деле никто не ходил. Там была тундра, где по утрам вставало солнце, а под самым домом были уложены кусты с дёрном.

Уже наступила ночь. Тёмная, непроглядная сентябрьская ночь без луны, без таинственных стрекотов в пожухлой траве, без лишних запахов и ароматов раскинувшейся до самого горизонта тундры. Просто ночь с далёкими огоньками повсюду. Это проглядывались далёкие шахты с близлежащими к ним посёлками. А над ними и над тундрой висело такое же чёрное, как земля, небо с далёкими огоньками звёзд.

Ночь была тёплая, из форточки почти неуловимо дышало свежестью. Дым от сигареты Михаила вился вверх и вытягивался в форточку тонкой, вьющейся ленточкой. В прихожей хлопнула дверь – Владимир ушёл со своей девчонкой. Худяков открыл холодильник, посмотрел – на верхней полке лежала ещё одна нетронутая бутылка водки. Ирина запаслась алкоголем серьёзно. Знает свою маму.

Худяков докурил сигарету. Идти в зал к тёще и супруге совсем не хотелось. Не хотелось ничего выслушивать, ругаться, спорить и доказывать всю эту никому не нужную ерунду – кто прав, кто нет. Он достал водку, посмотрел-подумал два мига и, открыв, налил себе граммов сто пятьдесят. Аккуратно выдохнув воздух, словно перед расстрелом, он одним бульдожьим глотком выпил весь стакан, снова выдохнул воздух и закурил вторую сигарету. «Сейчас дойдёт, – подумал он, – и можно сходить к женщинам ещё раз». Но, докурив сигарету, Михаил ушёл в спальную. Оксана тут же вышла с трубкой в руках и тем же возмущением, кто и что должен покупать для секса. Худяков быстро разделся, проверил расстояние между кроватями, потушил свет и лёг под одеяло. «Всё, – сказал он себе, – спать, спать, спать. Пусть там сами теперь ломают себе голову о детском враче, разводе и всём прочем». А он будет спать. Зря он вообще завёл весь этот разговор. Переиграл. Надо было всё закончить на швабре. И про развод пока ничего не говорить. Вначале надо закрыть тылы, сказала бы его мать. А он так не умеет… Всё в порыве, всё эмоции… А ещё и дети… Как их поделишь?.. А ещё работа… Эта тёща может ведь и на работу сообщить… у неё ума хватит…

В тот момент, когда Раиса Семёновна ступила на перрон вокзала города Северска, Светлана Анатольевна Истомина закончила преподавать английский язык в группе будущих управленцев и бизнесменов. Выйдя из аудитории, она столкнулась в коридоре института с одним из своих студентов – Владимиром Худяковым. Он тут же извинился и напомнил своему преподавателю, что она обещала ему один интересный учебник по английской фонетике. Худяков был второкурсником, но английским владел прекрасно, можно сказать, свободно и как-то в разговоре с преподавателем высказал желание «подровнять» произношение, а также параллельно заняться ещё одним языком – может, французским, может, испанским? Истомина одобрила его рвение и предложила в случае чего обращаться к ней. Худяков сейчас и обратился.

– Вы ещё не решили, коллега, – официально вежливо поинтересовалась Светлана Анатольевна, – какой язык будет у вас вторым?

Владимир посмотрел сверху на своего преподавателя, он был выше неё на целую голову, и коротко ответил – нет. Истомина пригласила его в преподавательскую. Там достала учебник английской фонетики и отдала Владимиру. Владимир коротко пролистал его, как листают люди очень сведущие, и спросил:

– А вы какой посоветуете изучать вторым?

– Французский.

– Почему?

– Хотя бы потому, что у вас всегда рядом будет преподаватель, хорошо знающий этот язык. – Она кивнула ему так, что указала этим кивком на себя. – Могу подсказать, как лучше подступиться.

– У меня отец изучал французский, – сказал Владимир, – красивая речь.

– Вот как? – несколько заинтересованно произнесла Истомина. – А кто у вас отец?

– Он преподаёт в Институте гуманитарных наук… Русский язык.

– Ах вот как? – мило улыбнулась ему Истомина. – Что ж, интеллигентность, очевидно, заложена у вас с рождения.

Она вновь открыла стол, достала оттуда ещё одну книгу, протянула Владимиру.

– Вот, посмотрите на досуге. Может, заинтересуетесь. Кстати, в Интернете не пробовали что-либо поискать?

– Пробовал, с книгой мне легче изучать… привычнее и удобнее, – листал он учебник, – всегда под рукой.

Истомина согласно кивнула, не сводя взгляда с Худякова-младшего. Юноша был серьёзен и глубокомысленно задумчив. В глазах Истоминой на секунду проскользнула ирония. Худяков оторвался от книги и посмотрел на преподавателя. Светлана Анатольевна стала серьёзной.

– Вы знаете, – немного сбивчиво произнёс Владимир, – я слышал, что с русским языком очень схож португальский… даже в его эмоциональной выразительности…

– Ух ты! – вырвалось у Истоминой. – Где же это вы слышали?

– По телевидения как-то говорили, в какой-то передаче. Мне говорили, что вы знаете португальский…

– Ой, что вы! – едва не рассмеялась она. – С португальским не всё так хорошо. Этот язык я изучала самостоятельно. А почему португальский?

– А в Рио-де-Жанейро хочу, – просто сказал он, – карнавал увидеть.

– Вот как, – взгляд Истоминой опустился вниз, – тоже неплохо. Какой-никакой, а стимул.

– У вас не найдётся какого-нибудь учебника? В наших книжных магазинах я мог купить только словарь.

– Найдётся, – согласилась она, – завтра принесу. А французский всё же полистайте.

– Хорошо.

– Кто ж его знает, – предположила она, – может, вас и на третий язык хватит?..

Худяков сказал ей спасибо и вышел из преподавательской.

Только за ним закрылась дверь, к ней тут же подошла преподаватель из «экономистов», барышня такого же возраста, статная, высокая, как хорошая породистая кобылка. Кличка у неё была «Сироп». Звали её Ольга Николаевна, а кличку она получила от своих коллег за огромный интерес её к мужской части населения города Северска. Вначале кто-то в сердцах сказал – как мухи на г…, потом кто-то сравнил с сахаром, с повидлом, мёдом… пока одна из коллег, у которой та увела мужика, не сказала – Сироп. Слово не мягкое и слащаво-приторное. Оно и прижилось. Ольга Николаевна хотела этой коллеге приклеить кличку «Кисляк», но не вышло. Просто так клички не клеятся. Сейчас, чуть наклонившись к уху коллеги, стройная и привлекательная девушка Сироп, произнесла загадочно и таинственно:

– Юноша, конечно, приятный, но скажу тебе по секрету… у него есть девчонка, а вот отец у него – мужчина ещё интереснее, правда, ростом не так удался, как сынок.

– Личный опыт? – спросила Истомина.

– Нет, бабские пересуды. Присутствовала на одной вечеринке. И могу ещё дополнить: там сейчас в семье кризис. Разводятся.

– Тоже пересуды?

– Нет. Сведения – сто процентов. Жена его друга Сушнякова сегодня проболталась по телефону, мы с ней… того… товарки. Ну что ты вылупилась?

– Ладно, – пообещала Истомина, – я им займусь.

– Вы же не знакомы?

– А для чего нам Худяков-младший?.. – показно-стервозно спросила Истомина.

– Молодец! – похвалила Сироп.

Знакомиться с Худяковым-старшим, а тем более использовать для этого Худякова-младшего Светлана Анатольевна совсем не собиралась. В своей жизни Истомина никогда и нигде не знакомилась с мужчинами преднамеренно. В знакомстве с мужчинами должна была присутствовать романтика отношений, а потому всё это было отдано на волю случая.

Истомина решила пройтись по двум-трём магазинам и, сама того не заметив, случайно оказалась рядом с Институтом гуманитарных наук. Время было вечернее, из дверей учебного заведения один за другим выходили студенты, преподаватели. Светлана Анатольевна вспомнила разговор с подругой и взгляд её на выходящих мужчинах обострился. «А может, и в самом деле?.. – мелькнуло в её сознании. – Кто его знает, где, когда и с кем мы встречаемся и что потом изо всего этого выходит в жизни… Начинается обычно всегда несерьёзно, даже бывает смешно…» Здесь у Истоминой сработало обычное женское любопытство и интуиция: посмотреть бы хоть одним глазком на этого потенциального жениха. Истомина замедлила шаг и едва приметно подняла взор на окна пятиэтажного корпуса института. Интересно, каков он собой, этот Худяков-старший? Может, просто замухрышка книжный, женой замученный. Впрочем, все мы когда-то бываем жёнами. В одном из громадных окон последнего этажа она увидела мужскую фигуру, прошедшую вперёд-назад за тюлевыми занавесями, потом фигура прошла ещё раз. «А герой романа, – романтично пронеслось у неё в голове, – обуреваемый страстями, метался по кабинету, ища выход и спасение!.. И совсем не догадывался, что спасение его сейчас стоит под окнами и ждёт с ним встречи…» Светлана улыбнулась сама себе и пошла дальше.