Текст книги "Тёща для всех"

На следующий день в обед поезд «Москва – Северск» привёз тёщу Худякова. На вокзале её встречала дочь Ирина без мужа и без детей. Рядом они так и смотрелись, как мать и дочь. Раиса Семёновна была выше Ирины на целую голову. И хоть в обхвате они были одинаковы, но выглядела она не толстой, а статной. Когда мадам Пырькина (фамилия тёщи) надевала туфли с каблуками, она была выше и самого Худякова, потому регулярно и всегда его тёща носила в доме туфли и смотрела на зятя свысока. При этом слегка откидывала голову назад, и видимость превосходства увеличивалась во много раз. Худякова это несколько раздражало, и он, когда бывал в её присутствии под хмельком, позволял себе делать то же самое, с той разницей, что голову ему приходилось чуть ли не запрокидывать себе на спину. Со стороны они выглядели в этот момент как два клоуна. Мадам Пырькина это чувствовала и своим густым баритоном, почти басом, говорила зятю строго: «Не паясничайте, сударь! Не доросли ещё!» Это была, пожалуй, единственная вольность, что позволял себе Михаил с тёщей. Зять он до сих пор был воспитанный, можно даже сказать послушный. Говорила мадам Пырькина веско, с расстановкой, всегда выговаривала каждое слово полностью, не глотая звуки. Густой баритон при этом гремел в квартире властно и торжественно, любые пререкания были исключены. Как сказала – так быстро все и сделали! Выговор у неё был несколько южно-русский. Ходила мадам Пырькина поступью женщины, несущей на себе пудовую корону. Внуков любила по-своему, у них же особенно по этому поводу ничем таким не интересовалась. Нередко, ещё маленьких, бессловесных, спрашивала: «Ну что, дружок? Ты опять мне обоссался? Мерзкий поросёнок!» После чего уже меняла им бельё. Взгляд мадам Пырькиной обладал способностью физического воздействия на человека: глянет – и того как назад отбрасывает. Худяков звал её просто и ласково – гренадёр. Мадам Пырькина тоже не баловала зятя при разговоре с дочерью лестными эпитетами, обычно разговор начинался со слов:

– И как твой накачанный коротышка живёт? Он ещё исполняет свои мужские обязанности? Или стёрся весь на поблядушечек?

Ирина поначалу пыталась протестовать и постоянно восклицала:

– Мама!

– А что мама? – удивлялась басом та. – Вот когда получишь от мужа триппер, тогда крикнешь: «Мама!», да поздно будет. Я бы давно на твоём месте купила авоську презервативов.

– Мама!

– Не забудь мои слова, когда ответ на свои анализы получишь.

Сегодня, на перроне вокзала, Раиса Семёновна была тиха и задумчива. Увидев дочь одну, она интуитивно почувствовала что-то недоброе в её семье и для начала не стала даже вспоминать Михаила. Позволив поцеловать себя в щёку, она поинтересовалась здоровьем детей, услышала в ответ – учатся, тут же отдала дочери чемодан и последовала за Ириной к стоянке такси. Так называемый муниципальный транспорт, в виде автобусов, Раиса Семёновна презирала и никогда им не пользовалась, отдавая предпочтение лёгким таксомоторам и их разговорчивым водителям, которые и багаж могут поднести, и разговором повеселят, а если ни того, ни другого, то которым и похамить в конце поездки можно, и сдачу потребовать, да и скандал закатить на всю улицу. Всё развлечение.

Уже с первых метров, проезжая по железнодорожному микрорайону, Раиса Семёновна оглянулась в машине по сторонам, и сказала то ли шофёру, то ли дочери:

– Что-то медленно у вас идёт городская реконструкция. Деревяшки по сторонам стоят (деревянные дома), там совсем ничего, пустырь поганый, тоже мне – ворота города! Что, воруют начальники?! Сволочи поганые, как не хотели работать, так и не хотят, всё бы урвать, всё бы спереть, скоты, ворюги!!. Тьфу!

Таксист на её звучный баритон повернулся и согласно кивнул, чуть вжав голову в плечи. Раиса Семёновна сидела с ним рядом на переднем сиденье.

– А вообще, где ваш мэр города? Он хоть что-нибудь делает или только штаны просиживает в своём кресле?

Таксист хохотнул, а Ирина сказала:

– Мам, дальше увидишь, в городе очень много нового…

– Что, обиделась за мэра? – повернулась на секунду к ней мама. – Ха! Ну ничего, когда защищают начальство и правительство – это первый признак раболепства и холопства! Лакеи!.. Свободный человек защищает себя, только свободный человек является ячейкой общества и только от свободного человека зависит, каким будет это общество! Остальное всё – быдло, толпа! – Тут же водителю: – Пожалуйста, не дёргайте своей физиономией, смотрите на дорогу! Глянь, Ирина, как сразу отвернулся недовольно, словно грубость услышал. А скажи-ка мне, голубчик, бывают у тебя пассажиры хамы?.. Или только ты себе это позволяешь? Ты хоть понимаешь, что за такую, с позволения сказать, езду и денег брать нельзя, а надо преследовать тебя по судебному иску за причиненный моральный и геморроидальный ущерб?.. – Помолчала и добавила вперёд в дорогу: – Расплодилось нынче шоферюг по стране! Никто работать не хочет, всем бы кататься!.. Кататься да деньги грести… Сволочи!

Водитель только глянул испуганно на неё и промолчал, а Раиса Семёновна как итог сказанному подвела:

– Север!.. Северск!.. И назвали городишко, словно видели, каким будет! Тундра… аборигены примороженные! Первый раз ехала, думала, вместо вокзала чум будет торчать!..

– Мама!!

– … Воду горячую дали? Или вы тут не знаете, что в городах есть горячая вода?..

– Дали, конечно. День шахтёра прошёл же.

– Тоже мне праздник нашли! – возмутилась Раиса Семёновна. – День шахтёра! Понаделали праздников для бездельников, лишь бы не работать! Может, у вас тут и День оленевода есть?

– Есть, – кивнула Ирина.

– Ха! – пробасила Раиса Семёновна. – Вы себе ещё и день кобеля устройте. Твой супруг сразу станет героем дня!

– Мама, – попробовала разъяснить дочь, – День шахтёра и День оленевода – это общероссийские праздники.

– Да? – повернулась к ней мать, словно проверяя, правду ли та говорит, нет ли здесь скрытой шутки. Потом развернулась обратно всем своим большим телом и разочарованно сказала: – Что ж, это лишний раз доказывает, при каком правительстве живём. Праздников скоро будет больше, чем рабочих дней, а всё что-то там удвоить хотим! Когда государство устраивает много праздников, такое государство боится своего народа, хочет его задобрить!.. А значит, это антинародное правительство! Горячая вода чистая идёт?

– Чистая, – ответила дочь.

– Что ж, – мирно проговорила мать, – вижу, клумбы у вас в городе посажены. Даже хорошо посажены, случайно получилось, да? Ксюшенька как?

– Что?

– По мужикам бегает?

– Мама!

– Опять мама, без мамы никуда, а как спросить чего, так сами всё знают! Я же говорю по мужикам, а не по бабам! Всё естественно. Расскажи мне про Володю. У него уже есть дети? На стороне, конечно.

– Мам, ну?..

– Понятно. Нет, – тут же поняла Раиса Семеновна, – а что так? Боится чего или просто дурак?

– Да чего ж ему бояться?

– Дурак, значит?

– Да нет, но…

– А что, СПИД в ваши края ещё не залетал?

– Мам, Володе ещё только восемнадцать лет.

– Я помню то время, когда у меня была маленькая, прелестная дочь и ей тоже было восемнадцать лет. Так ты себе не представляешь, Ирина, она вдруг взяла и забрюхатела в один момент! И ты себе не представляешь от кого! Какой-то… а потом ещё и родила. А потом ещё и замуж вышла за этого бесфамильного идиота с большими потугами на научного работника! И всё это в восемнадцать лет!..

– Поговорим дома, – попросила дочь.

– Мы одни, кто тебе мешает? – удивилась мать.

Водитель обернулся на неё на один миг.

– Глянь туда, – тут же указала она пальцем, – глянь на этих людей. Их же шатает от недоедания! Это местный люмпен-пролетариат?

– Мама, это бомжи. У вас в городе тоже есть бомжи.

– Бомжи есть везде. Потому что везде никто не хочет работать! Кстати, твоему суженому среди них самое место! Мне освободили комнату?

Дочь промолчала. После туманно ответила:

– Сама увидишь. Будешь удивлена.

– Тайны! – констатировала Раиса Семёновна. – Интриги! Обожаю! Хоть что-то хорошее в вашей мерзкой жизни! На дор-рогу смотри! Тупица! – крикнула она повернувшемуся на мгновение водителю. – Вертишь башкой, как боров на скотобойне! Мне живой доехать надо. Нет, такая езда не стоит даже и рубля! Вперё-ёд смотри!!

Возле дома, Раиса Семёновна сказала громко:

– Денег он не получит, он не водитель, а практикант! Практикант должен быть доволен, что он на нас проходит свою практику! Всё!

Ирина расплатилась с таксистом, взяла чемодан. Не успел таксист сесть в машину, как услышал последнее:

– Телега у тебя дрянь, милейший. Водитель ты – полное дерьмо! Стыдно, наверное, быть скотиной!

Водитель мотнул головой и уехал. Женщины вошли в дом.

Светлана Анатольевна Истомина, родившаяся тридцать лет назад под знаком Девы, всё детство и юность мечтала стать то актрисой, то певицей, то врачом-педиатром, а стала лингвистом и преподавателем. Светлана Анатольевна в совершенстве владела английским, французским и латынью. В зависимости от ситуации в жизни преподавала то один, то другой язык, а то и все вместе. Детство её прошло в незабвенные советские годы при торжестве коммунистической партии, юность выпала на смутные девяностые, когда великая Россия в конце концов получила независимость от стран Прибалтики и Закавказья. Светлана Анатольевна родилась во второй половине сентября и была, что называется, поздней Девой. Если это применить к семейной жизни, то Светлана Анатольевна и здесь была девушкой поздней, потому как до сих пор замужем не была и детей не имела. От такой жизненной неустроенности она не особенно пока страдала, потому как никогда не собиралась рожать «для себя», как многие её знакомые и подружки. В Северском филиале крупного столичного Института управления и бизнеса Светлана Анатольевна преподавала английский язык.

…Филиал Института управления и бизнеса находился в восьмиэтажном здании бывшего «Шахтстроя», в самом центре города. Кроме института, там же помещались ещё несколько заведений, как учебных, так и торгово-представительских. Офисы различных компаний росли в Северске как грибы и так же быстро умирали. Оставались только те, что действительно были нужны городу либо его жителям. Светлана Анатольевна часто наблюдала: только-только откроется где-нибудь магазин или комплекс услуг сегодня, как уже завтра ни магазина, ни комплекса, зато вместо них тут же зал игровых автоматов, пивная, бар… Потом и это пропадает. То ли воруют, то ли просто работать не умеют…

В своё время, после окончания общеобразовательной школы, Истомина уехала вместе с родителями из города Северска в южные широты необъятной России… Родители – и мать, и отец, – едва дождавшись своей северной пенсии, очень быстро погрузили в контейнеры имущество и зареклись об этом проклятом Севере и думать. И дочери наказали то же самое. Светлана забыла и проучилась в местном университете пять лет, после чего тоже погрузила своё имущество и уехала назад в Северск. Денег в Северске заработать к этому времени стало просто невозможно. Потому уехала Светлана просто так – город свой посмотреть, с друзьями встретиться, юность вспомнить да подальше от заботливых родителей пожить. Поначалу казалось, что получилось, но когда присмотрелась – получилось-то и не очень. Работа была, даже не одна, а две, иногда было и три. Светлана смогла скопить денег и купить себе квартиру на девятом этаже. Однако квартира очень быстро стала естественной необходимостью, а жизнь требовала уже другого уюта и других домашних радостей. Их-то часто и не хватало, особенно по вечерам.

Хотелось видеть рядом надёжного и постоянного мужчину, пусть не любимого, но своего. Кто сможет и защитить, если что, и семью создать, и опорой быть всегда. Но мужики такие все придурки законченные, не поймешь что им нужно. Самый первый, кого она подобрала, когда только приобрела себе жильё, оказался полным придурком: композитором, сочинителем да исполнителем своих песен. Пожил с ней пару месяцев и засобирался в Петербург доказывать кому-то свою гениальность. Песни его Светлана слушала. Выдержала. Думала – оценит. Не оценил. Уехал. Кто-то видел его в Петербурге, рассказывал, что он там деньги из кассовых автоматов собирает. Про песни ничего не говорили. Потом были ещё, тоже гениальные. Кто сам сбежал, кого выгнала. Потому как после первого придурка все остальные женщинам умным кажутся уже передурками. Так вот на сегодняшний день и жила – полный букет воспоминаний, а рядом никого. И самое обидное, девка была – загляденье.

В свои тридцать лет Светлана, наконец, определила для себя план ближайшего будущего: если в следующие два года не устроит свою личную жизнь, то бросит всё и все силы отдаст карьерному росту. И тогда, вполне возможно, она покинет этот Северск, потому как за последние шесть лет самостоятельно изучила ещё испанский и португальский языки.

Два года назад она была в турпоездке в тревожном городе Иерусалиме и там случайно познакомилась с одной супружеской парой из Испании. Они совсем не владели английским, и им очень трудно было общаться с местным населением. Светлана немного помогла им, и они очень искренне хвалили её за хорошее произношение. Светлана навела после этого справки, и оказалось, что испанский на сегодня вместе с португальским имеют очень хороший спрос. Но для этого, конечно, надо менять место жительства. С таким настроением Светлана Анатольевна и приступила к новому учебному году в Институте управления и бизнеса. Институт её был платным. А потому студенты в нём не всегда были семи пядей во лбу, попадались и просто с родительскими деньгами. Их тоже надо было чему-то научить.

На втором курсе одного из факультетов у неё довольно прилежно учился юноша… Владимир Худяков.

В ночь на третье сентября, накануне приезда тёщи, Михаил Худяков спал тревожно и беспокойно. Просыпался, ворочался, ходил курить, опять засыпал и опять беспокойно вертелся на кровати. Лишь одно доставляло ему какое-то неведомое до этого удовольствие – расстояние между супружескими кроватями, которое он определил сам. Утром он, как всегда, поднялся раньше всех. Но рассвет не застал. Солнце в этот день взошло без него. Тундра уже была вся залита холодным, ярким и искрящимся светом. Сладкий миг превращения из тёмного в светлое он пропустил. Небосвод был чист, синева поражала глубиной и прозрачностью. Михаил оглядел осеннюю тундру, уходящую за горизонт, и отправился в ванную бриться.

Потом он стоял у того же окна, ждал, когда закипит чайник, и всё смотрел в даль. На далёком горизонте, в утренней прохладе, выгибались причудливыми линиями далёкие горные отроги. Там, за горами, уже начиналась Азия. Город Северск был самым восточным городом Европы.

Худяков заварил себе чашку растворимого какао, густого и терпкого, как горький шоколад. Попивая напиток, он закурил сигарету и стал обдумывать своё положение. Отчего-то ему казалось, что сегодня должно что-то измениться. Что? Естественно, то, что сегодня приедет тёща и придётся держать оборону со всех сторон. А дети вновь будут прятаться по своим комнатам, чтоб ничего не видеть и ничего не слышать. Но внутри себя Михаил слышал, что измениться сегодня что-то должно и помимо приезда тёщи. Он опять себя спрашивал: что? Но ответа не находил.

В семейных же отношениях, если смотреть на проблему в общем, ничего у них не изменилось. Всё осталось как и было. Кровати стоят порознь? Так они и спят порознь, что здесь нового? Когда образовалась та самая маленькая трещинка в их отношениях, что на сегодняшний день превратилась в пропасть, никто из них уже и не помнит. Наверное, эта пропасть уже давно разлучила их, если бы не шаткий мостик из детей. Но мостик раскачивается с каждым годом всё сильнее и сильнее и грозит, наконец, обрушиться вниз. А может, уже рухнул? Может, просто они пока этого не заметили? Нервные срывы у Ирины стали происходить столь часто, что такое понятие, как мир в семье, уже отсутствовало в их квартире последние полгода, а может, и год, а может, и больше?.. Может, опять не заметили? Когда нервозность матери достигала своего апогея и выместить её на Михаиле не представлялось возможным, она срывалась на детях… Дети были уже давно согласны, чтоб родители развелись и весь этот кошмар закончился. Михаил знал это.

К чему он пришёл в свои тридцать восемь лет? К полному разрушению всего построенного, что должно было со временем только крепнуть и срастаться. Дети выросли, скоро, вполне возможно, будут жить отдельно. Кто с чем тогда останется? Вся эта затея с похудением супруги – блеф и фикция. Та соломинка, за которую не удержаться. Жена не захочет, он не сможет. Зачем тогда оттягивать то, что всё равно произойдёт? Откладывать развод – лишь усугублять своё положение, рвать нервы и заставлять детей мучиться вместе с ними. Атак? Ксюша ещё несовершеннолетняя, значит, разводить будут через суд. Значит, ещё лишнее ведро помоев на его голову. Подождать ещё три года? За это время можно с ума сойти. Если бы Ирина была согласна на развод… Может, попросить об этом саму тёщу?.. Нет. Вдвоём они могут такое придумать… А может, обвинить супругу в неверности? Двенадцатилетней давности? Интересно, какая у нее будет реакция? А тёща? Она что скажет?.. Посмеётся. Ладно, может, тёща ещё и не приедет, может, это всё Ирина придумала… для него. Это было бы чудо. Бывают чудеса в жизни?..

В коридоре сонно прошлёпали чьи-то тапочки, и Худяков увидел сына… Коротко бросив отцу приветствие, тот скрылся в туалете. Худяков затушил сигарету, включил снова чайник. Очень быстро не остывшая ещё вода зашумела, из носика пошёл пар. Худяков сполоснул кипятком заварной чайничек, бросил в него приличную щепотку крупного чайного листа и залил пышущей паром водой. Худяков всегда заваривал чай на один раз – по-английски, а не по-купечески, как принято во многих семьях, когда заварку разбавляют кипятком. Укрыв чайник полотенцем, он облокотился на оконную раму и в ожидании вновь глянул в тундровую даль. Скоро, очень скоро ляжет снег. Может, даже листья с кустов ещё не успеют опасть. Потом задует ветер. По кустам, по асфальту на улицах он понесёт снежную крупу длинными, вьющимися плётками; люди будут кутать лица, отворачиваться от колких снежинок, потом ветер стихнет, и тогда уже начнётся настоящий снегопад. Снег будет идти до самого лета, с короткими передышками на лютый мороз и коварные оттепели, с пургой и метелью, гололёдом, белым месивом и полярной ночью. С октября по май. Холод, снег, холод, ветер, холод, ночь… Ночь, ночь, ночь. А люди всё равно живут здесь и обожают свой заполярный край. Парадокс!

Когда проснулась вся семья, Худяков успел позавтракать и чаю напиться вволю. Худяков вообще много пил чая, кофе, какао всякого, соков… Это было вызвано курением, медики говорили – сушит тебя, кури меньше. Худяков совсем хотел бросить курить, но всё как-то не находилось времени. Всё нервы. Сейчас он уже наказал себе – если жизнь изменится хоть как-то к лучшему, курить брошу. Михаил нисколько не сомневался, что может бросить курить, он сам этого хотел, так как его занятия в тренажёрном зале становились несколько затруднительными из-за отдышки. Что-то надо было бросать, а бросить спорт он точно не сможет уже – значит, остаётся второй выход.

В восьмом часу Михаил стал собираться в институт, чистил обувь, когда услышал голос супруги:

– Сегодня мама приезжает в обед. Ты поедешь встречать?

«Чудес не бывает», – сказал он сам себе. Потом выждал пару секунд и ответил:

– У меня сегодня в четырнадцать лекция.

Он не обманул, у него и в самом деле была лекция.

– Конечно, – сразу согласились за спиной и потом уже в кухню и в зал спросили: – Дети, кто-нибудь поедет встречать бабушку?

Володя засопел, Оксана яростно заскребла по тарелке вилкой, потом сын проговорил:

– Мам, ну я не могу, до четырёх сегодня… пропустишь, начнут сразу…

– Конечно, – не очень поверил та, потом обратилась к дочери в кухню: – Ты тоже до четырёх?

– Я не поеду, – сказала Оксана, – не поеду просто.

– Это как это? – звякнул голос матери.

Тишина охватила всю квартиру, шарканье щётки по туфлям скребло каждого.

– Так, – сказала Оксана, стараясь показать, как она не хочет говорить, – бабушка опять с водителем поругается… не хочу.

– Ах, вот как! – вскипела мать. – Вас уже бабушка не устраивает?

– Бабушка устраивает, – ответила дочь, – просто она общительная слишком, не знаешь, что через минуту отвесит…

– Придержи язык! – сказала мать. – Ну, спасибо, дети, спасибо… Угодили маме! Хорошо хоть бабушка не слышит! У-ух, худяковщина!.. – И ушла в кухню, где была Оксана.

– Мам, не обижайся, – попросила дочь там, – в прошлом году мы её встречали, помнишь?

– И что?.. Она вас укусила?

– Нет. Она сказала таксисту, что он сидит, как обосрался… – Оксана здесь прыснула девчачьим смехом, – мам, я не могу так…

– Ну так и что? – громко спросила мать, – Он и сидел, как обосрался! Что, бабушка приврала, что ли?

– Мам, таксист был старший брат моего одноклассника, – уже жалобно сказала Оксана, – потом в школе говорили…

– А ты поменьше слушай, что там в школе говорили!.. – чуть не крикнула Ирина, тут же сориентировалась и перекинулась на мужа: – Если послушать что говорят про вашего папашку, тогда вообще вешаться всей семье надо! Послушали бы вы, что говорят про вашего отца ненаглядного!.. Про бабушку у них говорили!..

– Что про него говорят? – бесцветно спросил появившийся в кухне сын.

– Ой, Владимир, что же ты?.. – поставил туфли Михаил. – Ну ещё ровно две минуты бы помолчал…

– Что говорят, что говорят?.. – сорвалась тут же мать. – Всё говорят! Потаскун! Произнести стыдно! Выродок! Гуляка кафедральный!..

Последние слова уже летели в коридор Михаилу. Дети мигом выскочили в свои комнаты из кухни. Мать только крикнула им в перерыве между эпитетами:

– А чай, гренки?!

– Спасибо, наелись! – пришло ответом.

– Потаскун! – вышла жена в коридор, где Михаил уже надел туфли. – Скот! И что я не послушала в своё время маму? Она сразу говорила, что нельзя выходить замуж за этого паршивого кобеля! У-у, яйцеголовый! Проститут!! Шлюхомон!!.

Михаил на секунду остановился, сказал: «Неологизм!» – и вышел. Дверь прикрыл обычно, без лишних хлопков. За дверью ещё какое-то время было слышно:

– Иди, иди!! Беги к своим сукам грязным!! Скот!!

Завтрак на том и закончился. В обед, встретив Раису Семёновну, Ирина рассказала эту милую историю, где весь удар пришёлся по супругу, а дети были лишь его орудием. Получилось хорошо – Михаил будто спланировал заранее сорвать встречу тёщи и детей к этому подговорил. Вот же паразит, какой хитрый и поганый!

Сегодня вечером идти домой Худякову совсем не хотелось. Совсем. Он долго возился что-то у себя на кафедре в институте, потом долго собирался – до прихода уборщицы и только тогда уже неспешно ушёл из своего кабинета. Настроение было такое гадкое, что ему на ум пришла совсем уже идиотская мысль – если он сейчас попадёт под машину, не надо будет идти к себе… тогда можно будет хотя бы один вечер не видеть ни жену, ни тем более тёшу… Путь его лежал мимо кафе «Белые ночи». Худяков посмотрел на часы – если посидеть часа три, можно прийти домой и сразу завалиться спать. Он подумал и… вошёл. Однако Михаил не просидел в кафе трёх часов, он выпил там чекушку водки, обрёл свою пьяноватую браваду и нахальство, вперемежку с мужской уверенностью, и пошёл бодро домой.

В шесть часов, когда в семье Худяковых собрались все, кроме Михаила, Раиса Семёновна предложила накрыть на стол. Даже ничего не спрашивая, Ирина стала накрывать в зале. Дети помогали матери расставлять посуду, снуя между кухней и залом. Раиса Семёновна, чинно сидя за столом, читала какую-то центральную газету. В процессе чтения Раиса Семёновна разочарованно кряхтела и недовольно ворочала из стороны в сторону своим могучим, затянутым в цветное платье торсом.

– Нет, вы послушайте только! – гремел её бас. – Вы только послушайте! В нашей Азии опять землетрясение, на нашей Кубани опять наводнение!.. Там пострадало сто человек, а здесь… тридцать пять. Про это пишут, да?.. А вот про то, что Шелепутинский комбинат изготовил вредную для организьма туалетную бумагу и от неё пострадало десять миллионов задниц – про это почему-то не пишут!

– Мама! – крикнула Ирина из кухни, но было поздно – дети покатились со смеху.

– А что мама? – ещё громче удивилась бабушка. – Или ты думаешь, этот орган не болит и от него не страдают? Задница, моя дорогая, не болит только у пчелы!

– Почему, бабушка? – появилась Оксана, чуть не выронив по пути супницу.

– Как почему? – удивилась та. – У неё же там жало! Чему ж там болеть?..

– Мама! – появилась Ирина в дверях, слегка боком, чтоб удобнее было войти. Раиса Семёновна это увидела и посоветовала:

– Пора уже и вторую половинку дверей здесь открыть, что всё живёте как временно? Где ваш бездельник отец шляется? Всё по бабам?

Ирина не ответила.

– Надеюсь, мы не будем его ждать? – спросила Раиса Семёновна. – Давайте уже все за стол. Я вам прочитаю что-нибудь интересное… для аппетита… Вот тут… про убийство в туалете вокзала есть… человек лежал головой в нечистотах…

– Мама! – уже попросила громко Ирина, разливая половником суп в тарелки. Дети сидели за столом. Оксана раскладывала всем салат, а Владимир открывал водку местного розлива с громким именем «Шахтёрская».

– Что опять? – спросила удивлённо Раиса Семёновна, оторвавшись от газеты.

– За столом о сортире? Перед обедом? – спросила Ирина.

– Перед обедом о сортире нельзя, а после обеда в сортир можно? – парировала бабушка. – Что ж вы за народ такой, брезгливый до сопливости?.. Мы же про убийство?.. А это всегда интересно: кто, кого да за что? Хорошие эмоции повышают уровень выделения желудочного сока, его секрецию, моторику и перистальтику кишечника, что обусловливает общий метаболизм всего организьма. Дети! Вашей маме вредно жить с вашим папой, он уничтожил её как личность!

– Мама, тебе два половника или один? – разливала суп дочь и пыталась сменить тему разговора.

– Три! – не замедлила с ответом Раиса Семёновна.

Когда все тарелки были наполнены и закуски расставлены, Раиса Семёновна торжественно сказала:

– Как я вижу, мужчина здесь в доме один. Володенька, дружок, налей-ка бабушке и матушке по рюмочке водочки! Тебе рано, деточка, – сказала она Оксане и тут же внуку: – А ты, милейший, конечно, уже имеешь полное право, но хотелось бы, когда придёт твой… папашка, чтобы хоть один мужчина был дома трезвый. Потому как я лично думаю сегодня хорошо выпить и проучить как следует поганца Худякова-старшего! Ваш папашка сегодня будет бит и повержен!!

Владимир стал наливать бабушке водку и тут же получил урок.

– Сударь, – сказала она поучительным тоном, – вначале, прежде чем вы нальёте водки кому-либо, надо слить себе в рюмку две капельки, это называется в приличных компаниях – слить грязь, запомнили? Выполняйте. Молодец, теперь лей бабушке!

Подняв свою рюмку, Раиса Семёновна посмотрела на свою дочь, на внуков поочерёдно и торжественно объявила:

– Хочу вас всех поздравить с приездом вашей дорогой бабушки и… с новой жизнью, которая тут поселится вместе со мной! Хоп!.. – последнее относилось неизвестно к кому, но на этом «хоп» Раиса Семёновна выпила свою рюмку.

Едва она успела зацепить вилкой дольку солёного огурчика с кружком колбасы, как в дверь входную что-то толкнулось, как поленом или лбом, потом тихо звякнуло и дверь, скрипнув, громко захлопнулась. В прихожей что-то затопталось. Все это услышали, но никто пока из зала ничего и никого не увидел.

– Это ещё кто? – удивлённо спросила бабушка и зажевала колбасу с огурцом.

– Отец, наверное, – ответил Володя, – кто ещё может?

– Рановато, – пробасила Раиса Семёновна и тут же протянула внуку вновь свою рюмку, – а ну-ка, милейший, ливани мне ещё разок для разогрева! Полную… полную… Вот та-ак… Хоп!..

Закусив вторую рюмку, тёща приосанилась на диване, словно в царском троне ворочалась.

– Что он у вас, – проронила недовольно она, – башмаки нынче стал до утра снимать?

– Может, он к себе в комнату ушёл? – предположила Оксана.

– Сейчас я позову, – сказала Ирина и вышла из-за стола.

Раиса Семёновна, не меняя своего царственного положения, потянулась с ровной спиной, как швабру проглотивши, вилкой за огурцом, умудрилась достать, однако тот предательски покачался-покачался и на обратном пути слетел с вилки в суп… На Раису Семёновну из тарелки брызнула пара капель бульона.

– Ваш отец, – прорычала она, – меня уже раздражает!

Откуда-то из спальной родителей, а может, и кухни донеслись явно нервный, недовольный голос Ирины и не очень внятные ответы Михаила. Голос супруги стал нарастать, но его прервал резкий голос Худякова:

– Тиха!! – И тут же в тишине квартиры: – Молчать мне!

Тёща подняла свою рюмку, пододвинулась для этого на диване ближе к столу и протянула её внуку.

– Володенька, мальчик мой, – сказала она ему ласковым баском, – налей-ка бабушке ещё рюмочку! Видно, давно у вас здесь нет порядка… Хоп!

После этого бабушка поднялась из-за стола, взяла ещё кружок варёной колбаски, отправила его в рот и вроде как хотела выйти в коридор, на помощь дочери, но здесь дверь в зал отворилась и на пороге появился отец семейства Михаил… в трусах, пиджаке и галстуке. Сорочки на нём не было. Галстук висел поверх майки.

– Что я слышу! – заревел он громко. – К нам приехала бабуська!.. – сделал он ударение на втором слоге. – И она уже всем рассказывает, что полезно для организма! Раи-иса Семёновна! – расставил он руки в стороны над головой. – Дай же я тебя поцелую!..

Тёща рухнула обратно на диван и тем и спаслась. Пьяный Худяков рванулся к столу и через него хотел обнять любимую тёшу. Сзади показалась несколько испуганная жена. На её лице было написано примерно следующее: дурак, он и есть дурак.

– Постыдились бы! – наконец обрела тёща свой уверенный бас. – Постыдились бы, молодой человек! В трусах заявляться ко мне – это в высшей степени хамство и грубость! Пойдите и оденьтесь! Фу, мужик…

– Ой, ой, ой, – пропел на это Михаил и сел за стол напротив Раисы Семёновны, – какие слова, какие эпитеты! Афоризмы на скаку! Вып-пьем тёща, где же кружка? – Он поискал глазами по столу и разочарованно промычал: – Кажется, нас не ждали. Ну-с, Володя, возьму твою рюмашку…

Михаил налил себе водки, поднял на уровень тёщиных глаз, сказал:

– Сем-мёновна! Будь здорова! – и в одиночестве выпил рюмку.

– Фу! – сказала та. – Давно такого безобразия не видела. Алкоголик!

– А-а, – приставил себе блюдо с колбасой Михаил и стал брать кружочки прямо рукой, – значит, милейшая Раиса Семёновна, безобразия вы всё-таки видели! И, надо думать, принимали в них прямое участие. Поделитесь воспоминаниями?.. Что это у вас в тарелке плавает?