Текст книги "Военное дело Московского государства. От Василия Темного до Михаила Романова. Вторая половина XV – начало XVII в."

Очерк IV. Государево ратное строенье: развитие системы управления русскими ратями от Ивана III до Ивана IV

Среди прочих параметров, определяющих военную мощь государства, упоминавшийся нами уже неоднократно американский социолог и культуролог С. Хантингтон упоминает организационный, под которыми исследователь понимал (еще раз процитируем его тезис) «слаженность, дисциплину, обученность и моральный дух войск, а также эффективность командования и управления»[201]201
  Хантингтон С. Столкновение цивилизаций. М., 2003. С. 126.


[Закрыть].

Эффективность, качество командования и управления ultima ratio regis всегда имела и будет иметь, пожалуй, не меньшее, если не большее, значение, чем численность. То, что «порядок бьет класс», было замечено давно, еще в глубокой древности, – так, древнегреческий географ Страбон писал, что «любая варварская народность и толпа легковооруженных людей бессильны перед правильно построенной и хорошо вооруженной фалангой». Для Русского государства «классической», досмутной эпохи (впрочем, и позднее тоже) это было весьма актуально. Огромные просторы России и еще большая протяженность ее границ с учетом всегдашнего не слишком, мягко говоря, удовлетворительного состояния инфраструктуры (в особенности тех же дорог) и не слишком, опять же мягко говоря, дружелюбного окружения (не случайно же В. О. Ключевский в присущей ему образной, запоминающейся манере писал о том, что Русское государство представляло собой осажденную со всех сторон – ну разве что кроме северной – крепость![202]202
  Ключевский В. О. Курс русской истории. Ч. II // Ключевский В. О. Сочинения в 9 т. Т. II. М., 1988. С. 195.


[Закрыть]), ставили Москву в положение престарелого царя Дадона из пушкинской сказки про золотого петушка:

 
Чтоб концы своих владений
Охранять от нападений,
Должен был он содержать
Многочисленную рать.
Воеводы не дремали,
Но никак не успевали.
Ждут, бывало, с юга, глядь, —
Ан с востока лезет рать!
Справят здесь, – лихие гости
Идут от моря…
 

Добавим к этому еще и пресловутую «военную революцию», о которой мы писали прежде. Необходимость соответствовать последней военной «моде» также предъявляла повышенные (и продолжавшие расти) требования к качеству военной машины. И наконец, не забудем еще и про бедность (относительную, конечно, но все же) Русского государства людскими, материальными и финансовыми ресурсами. Отсюда и проблема – как при существенном, по сравнению с прежними временами, усложнении военно-политических задач, стоящих перед формирующимся московским государственным аппаратом, более или менее успешно решить их, располагая при этом ограниченными силами и средствами? При этом, кстати, желательно было не слишком обременять «землю» постоянными требованиями предоставить в распоряжение великого князя и его воевод людей, деньги, провиант, снаряжение и все прочее, без чего невозможно будет бороться с государевыми недругами, которые аки «огненныя главни пожигающи и попаляющи христьянъство…».

Одним словом, нужна была некая административная структура, которая могла бы в нужное время в нужном месте сконцентрировать необходимые для достижения столь важного во все времена количественного перевеса над потенциальным неприятелем (неплохо воевать умением, а не числом, но еще лучше – и числом, и умением!). При этом нужно было снабдить собранную рать всем необходимым для успешного ведения боевых действий на все время кампании. Но и это еще не все – необходимо было также обеспечить и контроль за ее действиями во время похода, с тем чтобы, держа руку на пульсе, вовремя реагировать на изменяющуюся ситуацию, не говоря уже о необходимости координировать действия «полков», сражающихся и марширующих независимо друг от друга в рамках общего стратегического замысла кампании.

Необходимость такого органа была осознана в Москве достаточно рано. Мы уже приводили выше мнение отечественного историка А. Смирнова относительно того, что в раннемодерной России военная централизация была достигнута существенно раньше, нежели политическая и экономическая. И эта ускоренная военная централизация, обратим на этом внимание еще раз, предоставила в распоряжение московских государей существенно большие ресурсы и соответствующие возможности, нежели те, которыми располагали их предшественники. Достаточно привести один, но весьма и весьма характерный пример – при не изменившейся радикально демографической ситуации уже Иван III мог выставить в поле рать, а то и несколько, на порядок превышавшую по численности ту, с которой выступал в поход его отец. Это стало возможным не в последнюю очередь по причине того, что при Иване III складываются соответствующие военно-административные механизмы, позволявшие отмобилизовать и обеспечить «доставку» к месту битвы массы людей, коней и техники (не будем забывать, что с конца XV в. Россия существует как «пороховая империя») со всем, что необходимо для успешного ведения боевых действий.

Небольшая ремарка – теоретически великие князья могли полагаться на помощь своих вассалов, обязанных выступать в поход по первому зову сюзерена. Соответствующая норма прописывалась в договорах-«докончаньях», которые заключали между собой князья, и формулировки эти практически не менялись от века. Так, в договоре между Василием I и его дядей Владимиром Андреевичем, заключенном в 1390 г., было, среди прочего, сказано следующее: «А где мне, князю великому, всести на конь, и тобе со мною всести на конь. И где ми самому не всести, и мне брате, тобе послати, а тобе всесте безослушанья». Примерно в том же духе выдержаны и соответствующие статьи в докончаньях, к примеру, Василия II и суздальского князя Василия Ивановича в 1449 г., Ивана II с князем Верейским и Белозерским Михаилом Андреевичем (около 1464 г.) или Василия III со своми братом, дмитровским князем Юрием, в 1531 г.[203]203
  Духовные и договорные грамоты великих и удельных князей XIV–XVI вв. М.; Л., 1950. С. 38, 157, 209, 417.


[Закрыть] Однако добиться строгого и безусловного выполнения этих статей оказалось делом весьма нетривиальным и долгим. Только после Войны за золотой пояс, когда Василий II «зачистил» непокорных и переменчивых в своих симпатиях и настроениях вассалов, можно было рассчитывать на то, что данные обещания «всести на конь» будут исполняться (да и то рецидивы прежней «болезни», когда младшая «братья», «идучи не идяху» на зов великого князя, встречались еще при Иване III).

Итак, в чем же проявилась эта самая «военная централизация» применительно к сфере государственного управления? Вспомнив Хантингтона, как не вспомнить и беглого дьяка Григория Котошихина, который во времена «Тишайшего» царя Алексея Михайловича писал, что есть на Москве среди прочих приказов Разрядный приказ, а в приказе том «сидят околничей, да думной дьяк, да два дьяка». И «ведомы в том Приказе всякие воинские дела, – продолжал Котошихин, – и городы строением и крепостми починкою и ружьем и служивыми людми; также ведомы бояре, околничие, и думные и ближние люди, и столники, и стряпчие, и дворяне московские, и дьяки, и жилцы, и дворяне городовые, и дети боярские, и казаки и салдаты, всякою службою; и кого куды лучится послати на службы, в войну и в воеводства в городы и во всякие посылки, и за службы о жалованье и о чести и о прибавке денежного жалованья указ в том же Приказе, также и о сыску чести и о бесчестии и о наказании, как о том писано выше сего; а кого царь куды посылает на службы и что кому за службы бывает чести и жалованья и бесчестия, и то записывают в книги…»[204]204
  Котошихин Г. К. О России в царствование Алексея Михайловича. С. 110.


[Закрыть].

Рука об руку с Разрядным приказом над решением вопросов военного управления работали и другие приказы – такие, как, к примеру, Стрелецкий («а в том приказе ведомы стрелетцкие приказы, московские и городовые; и собирают тем стрелцом жалованье со всего Московского государства»[205]205
  Там же. С. 112.


[Закрыть]), Пушкарный («а ведомы в том приказе пушечные дворы, московские и городовые, и казна, и пушкари, и всякие пушечные запасы и зборы»[206]206
  Там же. С. 130.


[Закрыть]), Иноземный («и ведомы в том приказе иноземцы всяких чинов служилые люди»[207]207
  Там же. С. 131.


[Закрыть]) и ряд других. Все вместе они образовывали довольно стройную и эффективную военно-административную машину, равной которой в те времена сыскать будет непросто – пожалуй, в этом вопросе хитрые московиты шли не просто в ногу со временем, а в чем-то даже его опережали. Но как, при каких обстоятельствах появились на свет Разрядный приказ (как головной, важнейший орган московского военного ведомства) и его «товарищи», отвечавшие за «ратное строенье» накануне и во время войны? Каким был процесс складывания органов московского центрального военного управления, ведавшего «уряжением полков» и в мирное, и в военное время?

Начнем с ответа на первый вопрос. Увы, сегодня сложно сказать, как именно происходило «уряжение полков» (к тому, как проходило собственно «уряжение полков» на походе и перед битвой, мы еще вернемся) в XIV – 1-й половине XV в. Летописи весьма немногословны насчет этого, полагаться на сведения из литературных повестей (той же «Задонщины» или «Сказания о Мамаевом побоище») рискованно в той же степени, как использовать «Войну и мир» Л. Н. Толстого для описания, к примеру, Бородинского сражения. Документов же и актовых материалов, вышедших из великокняжеской «канцелярии» того времени и способных пролить свет на особенности русского военного планирования, организации и руководства как на стратегическом, так и тактическом уровне, от той эпохи не сохранилось. Можно лишь предположить, что перед и во время похода и уж тем более перед битвой великий князь совещался со своими боярами и воеводами и, безусловно, со своей своенравной и горделивой «младшей братьей» – удельными князьями, выставлявшими свои «полки» на помощь «брату старейшему»[208]208
  См., например, летописное известие о совете Василия II со своей «братьей» перед тем, как отправить рать против хана Улуг-Мухаммеда зимой 1437 г.: Софийская 2-я летопись. Т. VI. Вып. 2. Стб. 69.


[Закрыть]. «Здумав» со своей «братьей» и посовещавшись с боярами и воеводами («князьями земли своей»), великий князь намечал план похода и попутно решал вопросы, связанные с подготовкой рати к походу. Затем к делу подключалась великокняжеская администрация – дьяки, подьячие и тиуны, занимавшиеся черновой работой по собиранию ратных людей, обеспечению их всем необходимым для ведения войны, составлению маршрута похода, предварительному «уряжению полков» и пр.

Эта практика сохраняется и потом, при Иване III и его преемниках. Государь в управлении государством опирался на Боярскую думу, с которой он советовался по всем вопросам государственного управления, в том числе и военным. Не случайно в московском делопроизводстве сложилась характерная формула «царь указал, и бояре приговорили». Вот, к примеру, как выглядела «протокольная» запись о результатах совещания Ивана Грозного с боярами о походе на Полоцк осенью 1562 г.: «Лета 7071-го, сенътебря, царь и великий князь Иван Васильевич всеа Руси приговорил з братом своим со князем Юрьем Васильевичем, и со князем Володимером Андреевичем, и з своими бояры, как ему, ож даст Бог, самому идти для своего дела и земского на недруга своего короля литовского Жигимонта Августа на зиме, и по которым местом государским людем збиратися и на которой срок…»[209]209
  Баранов К. В. Записная книга Полоцкого похода 1562/ 63 года. С. 120.


[Закрыть]

После принятия решения начиналась рутинная деятельность по подготовке похода, за которую, засучив (в буквальном смысле) рукава, брались государевы дьяки и подьячие. Объемы и сложность этой работы во 2-й половине XV в., как уже было отмечено выше, постоянно возрастали, и необходимость решения растущего вала проблем потребовала перестройки и совершенствования всего военно-административного аппарата, и прежде всего на самом верхнем его уровне.

Стоит обратить внимание на любопытную особенность военной деятельности Ивана III. Его отец, Василий II, хоть не показал себя как удачливый полководец, тем не менее раз за разом лично водил свои полки в бой, демонстрируя при этом изрядную отвагу и самообладание. Так было, к примеру, в 1436 г., когда его враг, князь Василий Юрьевич, «восхоте искрасти» великого князя и, нарушив перемирие, неожиданно напал на лагерь Василия II. Последний же не растерялся, «розосла по всем станом, а сам похватив трубу начат трубити, и тако часа того събрашася полъци великого князя» и разбили хитроумного Юрьевича[210]210
  Московский летописный свод конца XV века. С. 252.


[Закрыть]. Или другой, не менее хрестоматийный пример, когда в 1445 г. под Суздалем великий князь на лихом коне во главе своего двора врубился в татарский строй, доблестно бился и, весь израненный[211]211
  См., например: Латухинская Степенная книга. 1676 год. М., 2012. С. 363.


[Закрыть], был взят в плен бусурманами.

Не таков был его сын. Иван, судя по всему, исходил из того, что не государево это дело – махать саблею и биться копейным или лучным боем, для этого есть воеводы, головы и рядовые воинники. Но мы можем наблюдать действия Ивана в другом качестве – «верховного главнокомандующего», опирающегося в своей деятельности на своего рода «ставку ВГК» и руководящего действиями своих ратей на расстоянии посредством «директив». Именно в таких выражениях характеризует его деятельность как военного вождя видный отечественный историк, специалист по истории русского военного дела 2-й половины XV в. Ю. Г. Алексеев[212]212
  См., например: Алексеев Ю. Г. Походы русских войск при Иване III. С. 5–6, 433–435.


[Закрыть]. Лишь изредка, в особо важных случаях (как это было, к примеру, в 1471 или в 1480 гг.), государь лично возглавляет войско.

«Ставка ВГК» и «тянувшие» к ней соответствующие военно-административные структуры складывались при Иване III постепенно, шаг за шагом, по мере того, как росли авторитет и влияние великого князя и подчинялись его воле его «младшая братья». В нашем распоряжении есть подробный летописный рассказ о Казанском походе 1469 г.[213]213
  См., например: Московский летописный свод конца XV века. С. 281–283.


[Закрыть], который позволяет утверждать, что еще в самом начале его правления при великокняжеском дворе уже имелось некое подобие пресловутой «ставки» – достаточно профессиональный, опытный, набивший руку в такого рода мероприятиях военно-административный аппарат, способный потянуть организацию и проведение столь масштабного военного предприятия.

Еще более показателен в этом плане поход Ивана III на Новгород в 1477–1478 гг. В официальном великокняжеском летописании сохранился в кратком переложении своего рода «походный журнал», подробно расписывающий маршрут и время, проведенное великим князем на пути в Новгород; наряд сил, выделенных для похода; походную «диспозицию» и основные распоряжения, отданные великим князем его вассалам и воеводам перед и во время марша. Наконец, летописная повесть о походе великого князя донесла до нас и известия и о сделанном на завершающем этапе похода Иваном «уряжение полков» – переформатировании походных колонн в «оперативные» (термин Ю. Г. Алексеева) «полки»[214]214
  Там же. С. 310–313.


[Закрыть].

Подробная летописная запись снова, как и в случае с 1469 г., косвенно свидетельствует о существовании при дворе великого князя отдельной «канцелярии», в задачи которой входило осуществление подготовительной работы перед походом и ведение всей необходимой бюрократической документации перед и во время похода (от «походного дневника» – «записной книги» до рассылки распоряжений великого князя земским властям, союзникам, вассалам и воеводам и пр.). Об этом же свидетельствует и опись архива Ивана Грозного, в которой, к примеру, хранились «наряд служебной, княж Дмитреев поход Ивановича к Смоленску лета 7010 (речь идет о неудачной осаде Смоленска сыном Ивана III Дмитрием Жилкой в 1502 г. – В. П.)…» и «наряд по берегу лета 6998 (расстановка государевой рати по Оке летом 1490 г. – В. П.)…»[215]215
  Описи царского архива XVI в. и архива Посольского приказа 1614 г. М., 1960. С. 33.


[Закрыть] Однако пока остается открытым вопрос: насколько постоянным был этот орган, выделился ли уже он из состава великокняжеского Дворца или Казны (как институтов великокняжеского дворового, вотчинного управления), оформился ли в независимую структуру? Или же вопросами, связанными с военно-административной деятельностью, по поручению великого князя занимался по необходимости доверенный («введенной») дьяк с небольшим штатом подручных-подьячих (исследователь приказной системы Д. В. Лисейцев отмечал в этой связи, что «приказное управление, происходившее от временных личных приказов – поручений государя тому или иному лицу, сохранило отчасти эту особенность до конца своего существования»[216]216
  Лисейцев Д. В. Приказная система Московского государства в эпоху Смуты. М., 2009. С. 5.


[Закрыть] (выделено нами. – В. П.). Отсюда и происходит, кстати, сам термин «приказ»), в ведении которого находились и иные дела? Однозначного ответа на этот вопрос нет, хотя, похоже, тенденция к специализации некоторых дьяков на определенного вида административной работе во второй половине правления Ивана III уже наметилась.

Окончательное выделение Разрядного приказа из великокняжеского Дворца (или Казны) произошло, похоже, при Василии III. Во всяком случае, в одной из разрядных книг под 7039 г. (1530/31 г.) говорилось, что великий князь возложил опалу на воевод «на князя Ивана Воротынскова да Ивана Овчину да Ивана Лятцкова», повелев их «с Тулы дияку Афонасью Курицыну привести к Москве в Роз-ряд…». В разрядных же записях под 7043 г. (1534/35 г.) содержится другое, не менее важное и любопытное указание на то, что «тово же 7043-го и 7044-го и 7045-го году на Москве в розряде дьяки Елизарей Цыплетев да Офонасей Курицын, да Григорей Загрязской, да у них в розряде подьячеи Левонтей да Иван Вырубовы»[217]217
  Лихачев Н. П. Разрядные дьяки XVI века. М., 2007. С. 81; Разрядная книга 1475–1605. Т. I. Ч. II. С. 254.


[Закрыть]. Эти первые упоминания о Разрядном приказе свидетельствуют, с одной стороны, что он уже существует как отдельная, независимая структура, а с другой – если мы сравним эту разрядную запись со свидетельством Котошихина, то выходит, что «штатное» расписание Разрядного приказа из трех дьяков сложилось уже в эпоху Василия III. Одним словом, вести отсчет истории Разрядного приказа, центрального и самого важного звена военно-административной машины Русского государства, можно вести как минимум с конца правления Василия III.

Окончательное упорядочивание и оформление Разрядного приказа относится, безусловно, к 50-м гг. XVI в., ко временам первого русского царя Ивана Грозного, при котором наметившаяся в предыдущие десятилетия тенденция упорядочивания и бюрократизации (в хорошем смысле) государственного управления вообще и военной администрации в частности привела к формированию системы приказов, отвечавших за различные аспекты функционирования военной машины Русского государства. Этот процесс растянулся на несколько десятилетий и в целом был завершен к концу правления Ивана, после чего выстроенное здание приказной администрации дорабатывалось при его сыне Федоре и Борисе Годунове.

Место головного военно-административного учреждения в этой системе прочно занял Разрядный приказ, функции и задачи которого подробно были расписаны Котошихиным – за сто лет существования Разряда они существенно не переменились (а если и изменились, то только в сторону расширения). Во главе приказа во 2-й половине XVI в. стояли такие крупные и, не побоимся такого слова, выдающиеся военные администраторы, как Елизар Цыплятев и его сын Иван, Иван Выродков (тот самый Иван Выродков, строитель Свияжска, герой осады Казани в 1552 г. и одновременно взяточник и лихоимец), братья Андрей (которого английский купец и дипломат Дж. Горсей характеризовал как «лукавейшего из всех живших скифов») и Василий Щелкаловы, Андрей Клобуков (весьма ценимый Иваном Грозным – когда он попал в плен к полякам после неудачной для русских битвы под Венденом в 1577 г., Иван предложил Стефану Баторию, королю Речи Посполитой, выкупить дьяка за 500 рублей[218]218
  Книга посольская Метрики Великого княжества Литовского, содержащая в себе дипломатические сношения Литвы в государствование короля Стефана Батория (с 1573 по 1580 год). М., 1843. С. 51, 169.


[Закрыть]. На эти деньги можно было купить столько зерна, что его хватило бы для прокормления в течение года почти 500 человек), Дружина Петелин, Сапун Аврамов и др. На их плечи и на плечи их младших товарищей и немногочисленных подьячих ложился колоссальный груз ответственности за исправное функционирование всей военной машины Русского государства. И надо сказать, что разрядные дьяки и подьячие умудрялись успешно справляться с возложенными на них обязанностями: ведением текущей разрядной документации; перепиской с воеводами и головами; составлением полковых росписей и наказов отправляющимся в поход или на годование в города и крепости воеводам; организацией регулярных смотров детей боярских и верстания поспевающих на государеву службу новиков; решением вопросов снабжения действующей армии и гарнизонов крепостей огнеприпасами, провиантом и фуражом; выплатой жалованья и пр.

По мере усложнения и изменения структуры царского войска часть функций Разрядного приказа и Дворца передавались в новые приказы и иные структуры, отвечавшие за отдельные отрасли военного управления и администрации. К 1547 г. относится первое упоминание Оружейной палаты (в составе дворцового ведомства, приказа Большого дворца). Эта палата (иногда ее еще именовали Бронным приказом) во главе с оружничим отвечала за государевы оружие и доспехи, их исправность и пополнение.

1571 г. датируется первое упоминание в источниках Стрелецкого приказа, в компетенции которого долгое время находились не только стрельцы, но и, если судить по сохранившимся документам, служилые казаки. На первых порах стрельцы, судя по всему, находились в ведении дворцового ведомства и «боярина введенного… у которого будут в приказе стрелетцкие дела»[219]219
  Акты служилых землевладельцев. Т. I. С. 283.


[Закрыть]. Затем, по мере увеличения численности стрелецкого войска и появления новых его категорий, по меньшей мере часть стрельцов должна была оказаться под управлением Разряда, пока, наконец, для управления стрельцами (надо полагать, «земскими», тогда как «опричные»/«государевы» стрельцы по-прежнему оставались в подчинении приказа Большого дворца по меньшей мере до самой смерти Ивана Грозного) не был создан Стрелецкий приказ.

В 1577 г. впервые упоминается Пушкарный приказ (он же Городового дела и Засечный). Пушкарный приказ совместил в себе функции прежней Пушкарной избы, изготавливавшей артиллерийские орудия, и учреждения, в ведении которого находились пушкари, затинщики, зелейных дел мастера (изготавливавшие порох), кузнецы и плотники и прочие городовых дел мастера.

В конце 80-х гг. XVI в. появляется и первое упоминание о будущем Иноземском приказе, а тогда приказе служилых немцев, или Панском приказе. По словам некоего англичанина, оставшегося неизвестным, Панский приказ – это «ведомство [для] солдат, которые являются поляками и иностранцами, получающими плату и жалованье»[220]220
  «Писаные законы России». Английское описание Московского государства конца XVI века // Исторический архив. 1995. № 3. С. 197.


[Закрыть].

Отдельно от «обычных» приказов стоят так называемые «четверти», возникшие как структуры, ответственные за сбор «кормленого окупа», который шел на выплаты денежного жалованья детям боярским. На первых порах, при Иване Грозном, сбор «окупа» по старой традиции поручался («приказывался») государем «кормленому» «четвертному» дьяку, который одновременно исполнял обязанности дьяка в каком-либо существующем приказе – например, Разрядном, как дьяк А. Шерефединов. Позднее, уже в царствования Федора Иоанновича и Бориса Годунова, четверти обособились в самостоятельные приказы со своим аппаратом, но при сохранении прежних своих функций.

И, завершая характеристику военно-административного аппарата Русского государства, скажем об еще одном приказе. Его нельзя поставить на одну доску с тем же Разрядным или Стрелецким приказом, однако от его успешной работы во многом зависела боеспособность русского войска, в особенности поместной конницы. Речь идет о Конюшенном приказе. На первых порах ведомство конюшего, придворного чина (известен с 1493–1494 гг.) отвечало в первую очередь дворцовыми конюшнями, всякого рода экипажами и повозками для государского обихода, а также конюшенными слободами и «заводами». Однако затем в сферу ответственности конюших, ясельничих и дьяков попадает чрезвычайно важный вопрос – регулирование торговли лошадьми, в особенности пригоняемых ногайскими татарами сотнями и тысячами на торг неказистых, но неприхотливых и чрезвычайно выносливых степных лошадок-бахматов. Конюший приказ (с 1573 г., в 1548–1573 гг. – Конюшая изба) следил за тем, чтобы продаваемые лошади обязательно клеймились с обязательным же занесением сведений в специальные книги, сбором пошлин с купли-продажи и отбирал лучших лошадей для государевых конюшен и «заводов».

Любопытная деталь – созданный вскоре после покорения Казани и Астрахани Казанский дворец ведал, помимо всего прочего, также и служилыми людьми, русскими и инородцами, которые проживали на территории Среднего и Нижнего Поволжья, а также Северного Кавказа и некоторое время – Сибири. Можно предположить, по аналогии с Казанским дворцом, что и другие подобные областные дворцы – тот же Новгородский, Рязанский, Тверской и другие, существовавшие в конце XV – 1-й половине XVI в. (или несколько дольше, до 60-х гг. XVI в.), «заведовали» местными ратными людьми. Посольский приказ, подобно Казанскому дворцу, ведал городами «крымской украины», сношениями с донскими казаками и отвечал за сбор полоняничных денег и выкуп пленных. Ну а Ямской приказ не только отвечал за ямскую гоньбу, а значит, и за быстрое, без помех, передвижение гонцов от государя к воеводам и обратно, но и еще, судя по актовым материалам, за организацию снабжения марширующих по трактам полков (с тем, чтобы ратные не занимались самовольными реквизициями – «силным иманием» – в окрестных селах и деревнях и тем самым не чинили лихо тамошним поселянам – об этом мы уже писали выше).

Ну а теперь, вкратце охарактеризовав устройство московской военной администрации в «классическую» эпоху, остановимся подробнее на структуре и организации собственно «легионов Третьего Рима». От времен Смуты сохранился любопытный документ, составленный в каком-то московском приказе и который, по мнению некоторых историков, представлял собой своего рода справочник для королевича Владислава[221]221
  Д. В. Лисейцев полагает, что эта «Записка…» была составлена при Лжедмитрии I (См.: Лисейцев Д. В. Приказная система Московского государства в эпоху Смуты. С. 111).


[Закрыть], примерившего на себя Мономахов венец. Стоит привести длинную цитату из него, в которой подробно для непосвященных описывается структура и организация царского воинства. «А служба детем боярским украйных городов ежегод, – говорилось в «наставлении», – а к ним в прибавку Замосковные городы. Срок Благовещеньев день на украины против татар грамоты будут разосланы по городом за печатью государьскою, а припись у грамоты розрядного дьяка, и толко к тому сроку, которой в грамоте написан, не поспеет, и тех детей боярских отпишут воеводы в нетех, и у них за то отьимают поместье; хотя и приедет после сроку, наказанье бывает великое». Это обычная, ставшая к тому времени рутинной «береговая» дозорная служба, но если, не дай бог, «почюют царев приход (то есть крымского хана собственной персоной с князи, с уланы, с казаками и со всею крымскою «землею». – В. П.) или царевичев», то немедля по получению от сторожей подлинных вестей «посылает государь бояр своих на пять полков, а в полку по два боярина» согласно следующей «диспозиции»: «Болшой полк ставится в Серпухове, Правой руки полк в Колуге, Левои руки полк на Кошире, Передовой полк на Коломне, Сторожевой полк в Олексин»[222]222
  Записка о царском дворе, церковном чиноначалии, придворных чинах, приказах, войске, городах и пр. // Акты исторические. Т. II. СПб., 1841. С. 425–426.


[Закрыть].

Далее «наставление» сообщало, что «всех полкех по тысячи стрелцов украйных городов, да иноземцы розделены, литовские люди, и немецкие, и татаровя». На тот же случай, если сам государь решит выступить в поход против его государских недругов, то в таком случае к означенным выше пяти полкам присоединяется еще и «Государев полк великой избранных людей, где государь сам идет». «А прикажет полк держать ближнему своему боярину или двум, – продолжал оставшийся неизвестным московский дьяк, – да с ним с государем дела болшие и полковые (то есть артиллерия. – В. П.); а у них боярин да дияк имянуются у наряду (артиллерийский парк с пушками, прислугой, боеприпасами и пр. – В. П.). А стрелцов в Государевом полку бывает… (в документе пропуск. – В. П. Из предыдущей части документа можно предположить, что была пропущена цифра «пять») приказов и болши, по пяти сот человек»[223]223
  Там же. С. 426.


[Закрыть].

Наконец, составители «наставления» подробно описывают походный порядок и устройство государевой большой рати: «А яртаул идет перед всеми полками вперед, изо всех… (снова пропуск в документе. – В. П. Надо полагать, речь идет о полках) сотни посылают; а за ертаулом идет передовой полк, а за передовым правые руки полк, а за тем сам государь в своем полку идет; а за Государем полк большой, да потом левые рука полк и сторожевое полк; а покрыленя по обе стороны ото всех полков. Да пред государем едут: рында у копья, рында у рогатины, рында у саадака, из ближных людей, а у… (опять пропуск в документе. – В. П. Вероятно, пропущено слово «государь») рынды жилцы, да перед Государем… (снова пропуск. – В. П.) едут самопалники (конные дети боярские, вооруженные колесцовыми и/или кремневыми пистолетами и карабинами. – В. П.). А как государь учнет опоясывать саадак, и рында подносит к государю… (увы, на этом месте «наставление» обрывается)[224]224
  Там же. С. 426.


[Закрыть].

Итак, структура царского войска, его организация и порядок управления им в начале XVII в. в этом «наставлении» описан пусть и кратко, но достаточно емко для того, чтобы составить довольно точное и четкое представление о том, что представляли собой московские рати. И «полчный ряд», пожалуй, самая характерная и известная их черта. Но где, когда и при каких обстоятельствах он возник и что, собственно, он собой представлял? По этому поводу среди историков нет единого мнения. Так, А. В. Чернов, автор упоминавшегося нами ранее классического исследования по истории русского военного дела XV–XVII вв., полагал, что «полчный ряд» в привычном для нас виде окончательно сложился во 2-й половине XV в. (хотя и отметил при этом, что сам по себе «полк» превратился к тому времени в административную единицу)[225]225
  Чернов А. В. Вооруженные силы Русского государства в XV–XVII вв. М., 1954. С. 33.


[Закрыть]. По мнению же А. Н. Кирпичникова, переход к «полчному ряду» завершается в конце XIII–XIV вв. «Изменение структуры полка, включавшегося мелкие и крупные тактические единицы, протекало параллельно увеличению числа основных боевых подразделений, – писал он, – участвующих как в походе, так и на поле сражения… В Раковорской битве 1268 г. войско было разделено не на три традиционных (выделено нами. – В. П.), но на четыре полка». Развивая свой тезис далее, видный отечественный оружиевед отмечал, что «с 1340 г. как новгородцы, так и москвичи выступали в походы не менее чем в пяти подразделениях» (со ссылкой на мнение М. Г. Рабиновича[226]226
  Отметим, что в своей статье М. Г. Рабинович указывал, что 5-полковая организация новгородской рати возникла прежде, чем в Московском государстве, и связана была с территориальным устройством Великого Новгорода, тогда как московское – с местническими порядками (с отсылкой к мнению В. О. Ключевского). См.: Рабинович М. Г. Военная организация городских концов в Новгороде Великом в XII–XV вв. // Краткие сообщения о докладах и полевых исследованиях Института материальной культуры. Вып. XXX. М.; Л., 1949. С. 59; Ключевский В. О. Курс русской истории. Ч. II. С. 139.


[Закрыть]) и, наконец, «первым генеральным сражением, где, кроме полков Большого, Правой и Левой руки, имелись еще засадный, передовой и сторожевой, может считаться Куликовская битва»[227]227
  Кирпичников А. Н. Военное дело на Руси в XIII–XV вв. Л., 1976. С. 13–14, 96.


[Закрыть]. Нетрудно заметить (на что обращал внимание еще Ф. П. Сороколетов[228]228
  См., например: Сороколетов Ф. П. История военной лексики в русском языке (XI–XVII вв.). М., 2009. С. 39. Ср.: Срезневский И. И. Материалы для словаря древнерусского языка. Т. II. СПб., 1895. Стб. 1747–1749.


[Закрыть]), что сам по себе термин «полк» в русской военной лексике эпохи Средневековья – раннего Нового времени использовался в разных смыслах. Это и «войско», «вооруженные силы» в самом широком смысле, и отдельная часть войска, тактическая единица[229]229
  Ф. П. Сороколетов отмечал в своей работе, что «терминологические сочетания, обозначавшие различные виды полков в зависимости от выполняемых ими функций» появляются и закрепляются на рубеже XII–XIII вв., при этом допустив важную, на наш взгляд, оговорку – учитывая, однако, что памятники, в которых зафиксированы эти сочетания, дошли до нас в поздних списках, можно предполагать, что составные термины типа «полкъ левой руки» и т. п. появились в более позднее время» (Сороколетов Ф. П. История военной лексики в русском языке. С. 42).


[Закрыть], и военный лагерь, и военный поход, и собственно сражение[230]230
  См., например: Словарь русского языка XI–XVII вв. Вып. XVI. М., 1990. С. 220–221.


[Закрыть], не считая прочих. И, сравнивая «полки» в приведенных выше примерах, очевидно, что речь в них идет не об одном и том же.

При этом не стоит забывать о том, что только с конца XV в. в летописных текстах появляются фрагменты великокняжеской делопроизводственной документации (в пересказе, порой довольно близком к исходному тексту), и лишь со времен Ивана Грозного можно вести речь о разрядных записях и подлинном разрядном делопроизводстве. Таким образом, по большей части мы имеем дело со вторичными источниками, с текстами, носящими в большей или меньшей степени литературный характер, авторы-составители которых подчинялись определенным условностям и традициям. К тому же далеко не всегда в нашем распоряжении есть исходные варианты того или иного текста, не подвергшегося последующей переработке и редактированию. Все это, безусловно, затрудняет работу с текстами и вносит определенную путаницу в уяснение смысла использованных автором-составителем терминов.