Текст книги "«Янычары» Ивана Грозного. Стрелецкое войско во 2-й половине XVI – начале XVII в."

Введение

По старой доброй, устоявшейся в веках традиции исторические сочинения принято начинать с историографического обзора и характеристики использованных источников. Не будем и мы отставлять в сторону эту традицию, почему наше разыскание о стрельцах мы также начнем с обзора существующей исторической литературы с последующей характеристикой основных использованных нами источников.

Историография проблемы

В русской исторической литературе история стрельцов была, есть и, очевидно, еще долго будет теснейшим образом связана с покорением Иваном IV Казани и реформами конца 40 – 50-х гг. XVI в., обычно именуемыми (не без помощи со стороны князя А.М. Курбского) «реформами Избранной рады». Это и немудрено, ибо учреждение стрелецкого войска и его боевое крещение было связано с русско-казанской войной 1545–1552 гг. и с тем «устроением» Русского государства, которое происходило в начале правления Ивана IV (и которое в известном смысле было продолжением политики, начатой еще в правление вдовствующей великой княгини Елены Глинской в малолетство Ивана). Именно так, к примеру, в связи с «казанской историей», и появляются стрельцы на страницах «Истории Российской от древнейших времен» князя М.М. Щербатова[6]6
  См.: Щербатов М.М. История Российская с древнейших времен. Т. V. Ч. I. СПб., 1786. С. 254, 274, 278 и далее.


[Закрыть], который, кстати, делает любопытное замечание, предваряя свой рассказ о взятии Казани. «Должность историка понуждает меня, – писал он, – прервав на малое время продолжение повествования (о 2-й осаде Казани Иваном IV. – В.П.), учинить некоторый размышления о тогдашнем воинском искусстве, а паче в разсуждении брания градов». До того, как «сила селитры, смешанной с серою и с углем, что порохом называем, позната была», продолжал он свое рассуждение, «единыя рукопашныя оружия и стрелы употреблялися во бранех», и «превосходство силы и проворства в воинах решало часто победу», почему и брались города «взлажением по лестницам, или привалами учиненными к стенам; а редко в наших северных странах доходили до сего искусства, знаемого уже римлянами, чтобы стены подрывать и падением оны отверсть себе проход во град». Изобретением же огнестрельного оружия правила осады и взятия городов, продолжал свою мысль Щербатов, переменились. «Великия громады пушек приволакивали к стенам градским, и ими поражали оных; а тогда же по приличности между туров разставленые пищальники избивали людей, стоящих на стенах». И хотя первые пищали, замечал князь-историк, были «непомерныя длины тихо заряжаемы» и «с великою мешкотою огонь производили», однако ж «как всякой выстрел старалися прицелившись делать, и длинность орудий учиняла, что в великом разстоянии могло убивати», тем самым создавая штурмующим колоннам возможность взобраться на стены неприятельской крепости[7]7
  Там же. С. 240–241.


[Закрыть].

Любопытны рассуждения, показывающие ход мыслей автора и его попытку разобраться в сущности изменений в способах ведения осад с изобретением огнестрельного оружия (и как он представлял себе тактику стрельцов и пищальников во время осады крепости). Однако, констатировав на страницах своего сочинения появление стрельцов в 1551 г., Щербатов не стал продолжать свои изыскания в этом вопросе дальше. Впрочем, собственно говоря, такую задачу перед собой он и не ставил. Напротив, «Колумб российских древностей» и «последний летописец» Н.М. Карамзин в своей «Истории государства Российского», в отличие от Щербатова, говоря о стрельцах, попробовал сделать исторический экскурс относительно их появления. Он отмечал, что Иван Грозный вскоре после взятия Казани мог вывести в поле до 300 тыс. рати, конной и пешей. Пехотинцы, «именуемые стрельцами и вооруженные пищалями, избирались из волостных сельских людей, составляли безсменную рать, жили обыкновенно в городах и были преимущественно употребляемы для осады крепостей». И далее он указывал, что это «учреждение приписываемое Иоанну, по крайней мере им усовершенное» и в сноске дописывал: «Уже при отце его, В.К. Василии, брали с городов пищальников, которые были то же, что и стрельцы»[8]8
  Карамзин Н.М. История государства Российского. Книга II (тома V, VI, VII и VIII). Т. VIII. СПб., 1842. Стб. 162; Примечания к VIII тому Истории государства Российского. Стб. 69.


[Закрыть]. Т. о., Н.М. Карамзин выводил стрельцов из пищальников времен Василия III. Критик Карамзина, талантливый и въедливый историк Н.С. Арцыбышев, ныне, к сожалению, забытый, также склонялся к тому, чтобы полагать стрельцов преемниками пищальников [9]9
  Арцыбышев Н.С. Повествование о России. Т. II. М., 1838. С. 389.


[Закрыть].

В 1-м томе известного труда «Историческое описание одежды и вооружения российских войск», составленном А.В. Висковатовым и увидевшем свет в 1841 г., была предпринята первая попытка реконструировать внешний облик стрельца и его вооружения. Правда, реконструкция эта была не слишком удачна, ибо за основу ее были взяты свидетельства иностранцев (в первую очередь шведа Э. Пальмквиста) и рисунки преподнесенного Алексею Михайловичу коронационного альбома его отца Михаила Федоровича, отражавшие реалии начала 70-х гг. XVII в. и потому мало соотносимые с серединой предыдущего столетия. При этом стрельцы были поименованы составителем труда «старейшим непременным войском», созданным в эпоху Ивана Грозного (с уточнением, что созданы они были около 1550 г.)[10]10
  Висковатов А.В. Историческое описание одежды и вооружения российских войск. Т. I. СПб., 1841. С. 85, 90–96.


[Закрыть]. Историк И.Д. Беляев спустя 5 лет уже совершенно определенно писал о том, что стрельцы были созданы в 1550 г. (правда, без ссылки на источник, откуда он почерпнул эти сведения). При этом он также предпринял попытку в общих чертах обрисовать характер стрелецкой службы и стрелецкой «повседневности», затронув такие ее аспекты, как порядок «прибора» в стрельцы, размер и структуру жалования и т. п.[11]11
  Беляев И.Д. О русском войске в царствование Михаила Федоровича и после его, до преобразований, сделанных Петром Великим. М., 1846. С. 45–57.


[Закрыть] Но, как и в предыдущем случае, большая часть сведений, приводимых историком, относилась к XVII в., преимущественно ко 2-й его половине. Впрочем, это было вполне ожидаемо, ибо от этого времени сохранилось намного больше документов, чем от 1-й половины и тем более от XVI столетия.

Проходит еще год, и в 12-м томе «Военного энциклопедического лексикона» была опубликована большая обзорная статья, посвященная стрелецкому войску[12]12
  Военный энциклопедический лексикон. Т. 12. СПб, 1857. С. 382–386.


[Закрыть]. По большому счету, ее можно считать (вслед за разделом в работе И.Д. Беляева) попыткой дать более или менее целостное представление о том, что представляло собой стрелецкое войско – когда оно возникло, как комплектовалось, чем вооружалось, какими были его структура, содержание и целый ряд других вопросов, в т. ч. и связанных с участием стрельцов во внутриполитических конфликтах конца XVII в. Заметим, что и в этом случае большая часть информации о стрельцах касалась XVII в., тогда как более ранний период их истории практически не затрагивался автором статьи, скрывшимся под инициалами Н.В.С-Р.

Вообще, для работ справочного характера, затрагивавших историю стрелецкого войска в старой России, характерна именно эта черта – практически все они так или иначе концентрируются на описании состояния стрелецкого войска при первых Романовых, но не при последних Рюриковичах на московском троне[13]13
  См., например: Стрельцы // Настольный энциклопедический словарь. Т. VIIL Сладкое дерево – V. Изд. тов. Гранат и Ко. М., 1897. С. 4682–4683. Ср.: Стрельцы // Энциклопедический словарь. Т. XXXI. Изд. Ф.А. Брокгауз, И.А. Ефрон. СПб., 1901. С. 848.


[Закрыть]. Исключением из этого правила выглядит большая статья в «Журнале Министерства народного просвещения» за авторством Н. Шпаковского[14]14
  Шпаковский Н. Стрельцы // ЖМНП. Часть CCCXIX (1898, сентябрь). СПб., 1898. С. 135–151.


[Закрыть]. Хотя много позднее С.Л. Марголин и назвал ее небольшой[15]15
  См.: Марголин С.Л. Начало стрелецкого войска // Ученые записки МОПИ. Вып. 1. М., 1939. С. 47.


[Закрыть], но на фоне предыдущих работ о стрельцах она выглядит просто огромной и выгодно от них отличается и объемом, и обоснованностью суждений, и количеством привлеченных к написанию статьи первоисточников. Главным ее недостатком можно было бы считать чрезмерную порой обобщенность, но, однако, это не вина автора – перед ним стояла сверхзадача втиснуть значительное количество материала, которым он обладал, в узкие рамки журнальной статьи.

Впрочем, на наш взгляд, Н. Шпаковский с этим вполне справился, и его «Стрельцы», пожалуй, самое лучшее, что было написано о стрельцах в дореволюционной русской историографии. По своей значимости она превосходит не только предыдущие обзорные статьи, но и соответствующие разделы в специальных военно-исторических работах. Возьмем, к примеру, 2-й том «Русской военной истории» князя Н.С. Голицына – солидная работа, претендующая на всеохватность и всеобщность[16]16
  См., например, список использованной автором при написании этого тома литературы и источников: Голицын Н.С. Русская военная история. Часть 2-я. От Иоанна III до Петра I. СПб., 1878. С. 3–16.


[Закрыть]. Уже при первом же взгляде на структуру его сочинения видно, что перед нами не столько история русского военного дела (того, что в западной военно-исторической литературе именуют warfare), сколько классическая «история битв и сражений», в которой анализу особенностей устройства военной машины и ее отдельных составляющих отводится совсем немного места.

Касаясь стрельцов, Голицын писал, что «до учреждения стрельцов пешими служили только иноземные наемные ратники, число которых было незначительным (глухая отсылка к имперскому дипломату С. Герберштейну и его «Запискам о Московии», о которых речь еще впереди. – В.П.), и беднейшие из русских ратников, которые были не в состоянии иметь коней и которых назначали большею частию в городовую службу. Потому пехоту составляли плохо вооруженная и устроенная чернь, содержавшая стражу в городах»[17]17
  Там же. С. 12–13.


[Закрыть]. «Учреждением (около 1550 г.) пеших стрельцов Иоанн IV положил в русском временном и почти исключительно конном войске первые начала постоянной пехоты на жаловании (выделено нами. – В.П.)», – продолжал дальше автор «Русской военной истории»[18]18
  Там же. С. 5.


[Закрыть]. Стоит заметить, что, во-первых, Голицын дает точную дату образования стрелецкого войска (притом что в характеристике стрельцов он опирается преимущественно на описание Карамзина); а во-вторых, подчеркивает постоянный характер их службы в отличие от прежних временных конных и пеших ополчений. Правда, подчеркивал Голицын, «число стрельцов, казаков и особенно иностранных наемных ратников было, в сравнении с числом конницы, довольно незначительно, а в конце XVI и в начале XVII столетий уменьшилось еще более», в т. ч. и из-за сокращения численности стрельцов, которые, по мнению князя, по смерти Ивана Грозного и в особенности в годы Смуты предались беспорядкам[19]19
  Там же. С. 7, 13.


[Закрыть].

Любопытная деталь – касаясь причин, обусловивших создание постоянного стрелецкого войска, Н.С. Голицын отмечал, что «вооружаясь только на время войны или похода, дворяне и боярские дети, при внезапных вторжениях неприятеля, не всегда поспевали собраться вовремя и не могли успешно действовать пешими против шведской и польской пехоты», почему и потребовалось «учредить постоянную пехоту – стрельцов»[20]20
  Там же. С. 8.


[Закрыть].

Стоит заметить, что все эти суждения Голицына, в отличие, к примеру, от тезисов Н. Шпаковского, носят сугубо умозрительный характер и не подтверждаются отсылками к соответствующим документам или нарративным памятникам. Читателю де-факто предлагается принять мнение автора на веру без возможности проверить, на основании чего им были сделаны такие выводы.

Обратимся к другому представителю русской военно-исторической мысли конца XIX в. – Д.Ф. Масловскому, считающемуся одним из отцов-основателей «русского» направления в изучении истории русского военного дела и военной истории (кстати, он довольно высоко оценил труд Н.С. Голицына как первопроходческий, не преминув при этом отметить и его существенные недостатки). В своих «Записках по истории военного искусства в России», характеризуя общее состояние военного дела в допетровскую эпоху, он касается и интересующего нас вопроса – и снова в форме самого общего очерка. «Стрельцы, – писал Масловский, – были первым видом русской пехоты регулярного устройства». Что же касается их происхождения, то по этому поводу историк отмечал (со ссылкой на мнение видного русского историка конца XIX в. Д.И. Иловайского), что «люди, вооруженные «ручницами», появились еще при Василии Ивановиче, в Новгороде, и при Иване IV Грозном переименованы в стрельцы»[21]21
  Масловский Д.Ф. Записки по истории военного искусства в России. Вып. 1-й. 1683–1762 годы. СПб., 1891. С. И.


[Закрыть]. Т. о., для Масловского генетическая связь и непосредственная преемственность между пищальниками и стрельцами была вполне очевидной.

Кстати, а что писал Д.И. Иловайский о стрельцах? А вот что: «Военная несостоятельность подобного народного ополчения (имеется в виду посоха. – В.П.), рядом с появлением у наших западных соседей постоянного войска, снабженного огнестрельным оружием, побудила московское правительство завести у себя настоящую пехоту, вооруженную ручницами, т. е. ручными пищалями или ружьями». Т. е., говоря о причинах, побудивших «правительство» Ивана IV учредить корпус «стрелецкой пехоты», Иловайский также склонялся к тому, чтобы считать его появление ответом на «вызов» со стороны соседей – Запада, конечно, но не Турции (и не Крыма). Продолжая дальше свой рассказ, историк указывал, что «первоначально такая пехота по-видимому появилась в Новгороде и Пскове; ибо при Василии Ивановиче и в малолетство Грозного упоминаются новгородские и псковские «пищальники» (а здесь глухая отсылка к псковским летописям и документам новгородской администрации. – В.П.)…». От пищальников псковских и новгородских Иловайский перекидывает мостик к московским стрельцам: «В царствование Ивана IV такое войско стало называться «стрельцами» и было значительно умножено», в том числе и за счет того, что наряду со стрельцами московскими отдельные «команды» стрельцов появились и в иных городах, прежде всего пограничных, «украинных». Набиралось это «новое войско», по словам историка, «из вольных охочих людей, и содержалось за счет казны; сверх денежного и хлебного жалования, стрельцы наделялись также землею, имели право заниматься мелкою торговлею и промыслами».

Что касается стрелецкой службы, то ее Иловайский характеризовал следующим образом: «Кроме гарнизонной службы, в мирное время они (стрельцы. – В.П.) вообще отправляли полицейскую службу и держали караулы в столице». И, наконец, пару слов историк сказал и о вооружении и структуре стрелецкого войска. «Они (т. е. стрельцы. – В.П.) вооружены были тяжелым неуклюжим ружьем или самопалом с пулею очень малого калибра, – писал Иловайский, – саблею и бердышом или секирою на длинной рукояти (а здесь опять же глухая отсылка к описанию московского стрельца конца 80-х гг. XVI в., которое дал английский дипломат Дж. Флетчер, посетивший Россию в начале правления царя Федора Иоанновича. – В.П.)…». Что же касается численности, то, по мнению историка, в конце XVI в. стрельцов насчитывалось около 15 тыс., разделенных на пятисотенные приказы во главе с головами, а под ними «ходили» сотники, пятидесятники и десятники[22]22
  Иловайский Д.И. История России. Т. III. Московско-царский период. Первая половина или XVI век. М., 1890. С. 458–459.


[Закрыть].

Нельзя не вспомнить и о той роли, которую, по мнению П.Н. Милюкова, талантливого историка, но, увы, ушедшего в политику, сыграли стрельцы в истории Русского государства и его административных и финансовых институтов. По его мнению, в истории России в этот период можно выделить пять основных этапов военных преобразований. На первом этапе, в 1490-е гг., была создана поместная конница и в дополнение к ней отряды пищальников, на втором, в 1550-е гг., возникло стрелецкое войско (которое Милюков полагал результатом простого переименования прежних пищальников) и, как результат этого нововведения, заводится более или менее постоянное налогообложение и усложняется вслед за этим аппарат центральной власти. В 1620-е гг. началось создание полков нового строя и, как следствие, дальнейшее совершенствование государственного аппарата и налоговой системы). В 1680-х гг. были созданы военноадминистративные округа – разряды и, наконец, военные реформы 1-й четверти XVIII в. завершились созданием постоянной, регулярной армии[23]23
  См.: Милюков П.Н. Очерки по истории русской культуры. Ч. I. Население, экономический, государственный и сословный строй. СПб., 1896. С. 116–120.


[Закрыть]. Любопытная конструкция – задолго до рождения концепции fiscal-military state основные его черты были верно подмечены Милюковым, и стрельцам в поступательном движении Русского государства по этому пути отводилась одна из ключевых ролей.

Итак, подведем предварительный итог. Старая русская историография нельзя сказать, чтобы совсем уж не заметила появление стрельцов, однако, образно говоря, глубоко борозды и не вспахала. Быть может, ей просто не хватило времени для того, чтобы от монументальных «российских историй», рассказывающих обо всем понемногу, перейти к более глубоким, развивающим одну частную проблему, исследованиям? Или же она не слишком интересовалась столь специфическими проблемами, полагая их сферой интересов историков в погонах (а над теми последними, впрочем, как и над историками университетскими, довлела «петровская легенда» с ее образом Петра Великого как «культурного героя», этакого Прометея, выведшего русский народ на торную дорогу цивилизации)? Или же были иные другие причины, по которым в дореволюционное время не появилось большой обобщающей работы о стрельцах? Об этом мы уже не узнаем. Остается лишь констатировать, что наивысшим достижением старой русской историографии в «стрелецком вопросе» осталась статья Н. Шпаковского в «Журнале Министерства народного просвещения». Никто другой не сумел вместить так много в такой небольшой по объему текст, вложив в него целый ряд любопытных наблюдений и выводов относительно происхождения стрельцов и их последующей судьбы.

Наиболее важными положениями, на наш взгляд, в дореволюционной «стрелецкой истории» можно считать следующие. Во-первых, это установление связи между пищальниками начала XVI в. и стрельцами середины того же столетия. Во-вторых, точное определение времени создания корпуса стрелецкой пехоты. В-третьих, сформулированы основные положения, определяющие характер стрелецкой службы и порядок «прибора» во стрельцы. Любопытные замечания по этому поводу сделал В.О. Ключевский. Он писал, что «чин» служилых людей по прибору, к которым относились стрельцы, «был соединительным между служилыми людьми по отечеству и тяглым населением», но отличался от первых тем, что «служба приборных людей была временная и личная, а не наследственная, как служба служилых людей по отечеству», а также и тем, что «стрельцы, казаки, пушкари вербовались из различных классов общества». Итак, по мнению Ключевского, на первых порах в стрельцы вербовалась всякого рода вольница, которая брала на себя временную службу, и лишь с течением времени она переросла в наследственную и потомственную. Кроме того, по мнению Ключевского, «приборные люди содержались не поместными дачами, которые отводились в личное владение каждому, а либо денежным жалованьем, либо землевладением, но на особом праве, которое совмещало в себе черты поместного и крестьянского землевладения, – казенная земля отводилась целым обществам таких пограничных военных поселенцев, как и крестьянам, но она отводилась на условиях поместного владения»[24]24
  Ключевский В.О. История сословий в России // Ключевский В.О. Сочинения в девяти томах. Т. VI. Специальные курсы. М., 1989. С. 344.


[Закрыть].

Наконец, так или иначе, но был создан общий очерк истории стрелецкого войска, своего рода эскиз карандашом или углем, который предстояло наполнить красками новым поколениям историков. И можно было бы предположить, что вслед за «Государевыми служилыми людьми» Н.П. Павлова-Сильванского последует подобное же исследование, но посвященное исключительно стрельцам.

Увы, этого не произошло. После бурных событий начала XX в., трех революций и двух войн, Первой мировой и Гражданской (не считая Русско-японской), в отечественной исторической науке произошли серьезнейшие перемены. Пожалуй, наиболее значимой по последствиям переменой стала своеобразная «индоктринация» ее марксизмом с его особенным вниманием к истории социально-политической и экономической. И хотя в старой русской историографии проблемы, связанные с этими разделами большой истории, никогда не сходили с повестки дня, тем не менее в известном смысле все нужно было начинать с начала, чуть ли не с «чистого листа», осваивать новую методологию и создавать на ее основе новые работы, отвечающие новому социальному заказу. Конечно, тут было не до стрельцов – нужно было время, чтобы от общих работ перейти к узкоспециальным, тем более таким, которые касались вопросов военной истории Русского государства позднего Средневековья – раннего Нового времени. Однако рано или поздно, но возврат к этой теме должен был произойти, и он наметился в последние предвоенные годы (и связан он был, очевидно, с тем поворотом, который наметился в идеологической работе ВКП(б) в канун Второй мировой войны).

Чуть ли не первой «ласточкой» стала работа С.К. Богоявленского об оружии русских войск в XVI–XVII вв., увидевшая свет в 1938 г. в «Исторических записках» (и которая очень скоро стала классической)[25]25
  Богоявленский С.К. Вооружение русских войск в XVI–XVII вв. // Исторические записки. Т. 4. М., 1938. С. 258–283.


[Закрыть]. В ней автор, используя самые разнообразные источники, подробно характеризует стрелецкое вооружение, как огнестрельное, так и иное, сделав при этом ряд любопытных, не потерявших значения и до наших дней, наблюдений. Увы, если не считать разобранного им казуса с железными шапками стрельцов в начале XVII в., все эти наблюдения относятся ко временам Алексея Михайловича и его преемников, а потому нам, за редким исключением, малоинтересны.

В самый канун Второй мировой войны, в 1939 г., вышла первая в отечественной исторической науке статья, посвященная именно созданию стрелецкого войска, – статья чрезвычайно важная и в каком-то смысле эпохальная[26]26
  Марголин С.Л. Начало стрелецкого войска. С. 47–53.


[Закрыть]. Ее автор, С.Л. Марголин, приведя краткую сводку мнений относительно времени формирования корпуса стрелецкой пехоты, подивился тому разнобою, который существовал в отечественной историографии к тому времени по поводу ответа на вопрос: «Так когда ж возникло стрелецкое войско?», и это притом, как указывал он, что в летописях есть несомненно точное указание на время создания стрельцов[27]27
  Там же. С. 48.


[Закрыть]. Далее он коснулся проблемы взаимосвязи пищальников времен Василия III и стрельцов Ивана Грозного. Его вердикт гласил: «Пищальники – несомненные предшественники стрельцов, как более ранняя форма вооруженной огнестрельным оружием пехоты». Вместе с тем, по мнению исследователя, «появление термина «стрельцы» было переменой не одного только названия», поскольку «пищальники вряд ли даже в какой-нибудь своей части были устроены подобно стрельцам»[28]28
  Там же. С. 50.


[Закрыть].

Что же до времени появления стрельцов, то С.Л. Марголин отмечал, что «в самом обширном и важном для XVI в. памятнике этого типа, Никоновском своде, стрельцы появляются с Казанского похода 1551 г. и начиная с этого момента встречаются очень часто, сразу занимая очень видное место в повествованиях летописца»[29]29
  Там же. С. 50.


[Закрыть]. Однако ни Никоновский свод, ни другие связанные с ним летописи ничего не говорят о стрельцах до 1551 г., продолжал историк, но в т. н. Русском хронографе 2-й редакции под 5058 г. (т. е. 1549/50) помещено краткое известие (которое автор статьи цитирует полностью) как раз о времени создания стрелецкого корпуса, его структуре, первых головах – начальниках стрельцов и жаловании, которое было определено царем для них (и называется место, где были поселены первые стрельцы). «Удивительно, – продолжал далее С.Л. Марголин, – что это сообщение не привлекло до сих пор внимания никого из писавших о стрельцах (и это при том, что сам по себе этот значимый памятник русского летописания был хорошо известен еще в XIX в. и издан в 1911 г. в составе «Полного собрания русских летописей». – В.П.)…»[30]30
  Там же. С. 50.


[Закрыть].

Определившись с датой появления стрелецкого войска и с их связью с пищальниками, С.Л. Марголин сделал еще одно интересное наблюдение. Согласно ему, «пищальники не исчезли тотчас же после этого (учреждения стрелецкого войска. Впрочем, а стоило ли ожидать иного – ведь поначалу стрельцов было всего лишь 3 тыс., что явно мало для такой страны, как Россия, да еще и с претензиями на имперский статус. – В.П.). В течение некоторого времени они, видимо, еще существовали параллельно со стрельцами и лишь затем, впрочем, довольно скоро, были совершенно поглощены или вытеснены ими»[31]31
  Там же. С. 52.


[Закрыть].

Итак, несмотря на свой небольшой размер, статья С.Л. Марголина оказалась чрезвычайно важной, поскольку в ней впервые было точно и со ссылкой на источник обозначено время создания стрелецкого войска и сделан ряд полезных наблюдений относительно их предыстории. Благодаря этому «Начало стрелецкого войска» не утратило своего значения и по сей день и является, образно говоря, той печкой, от которой нужно начинать плясать, приступая к изучению истории стрельцов во 2-й половине XVI – начале XVII в.

В 1946 г. в 53-м томе Большой советской энциклопедии вышла большая обзорная статья известного отечественного историка Ю.В. Готье «Стрельцы»[32]32
  Готье Ю.В. Стрельцы // Большая советская энциклопедия. Т. 53. М., 1946. Стб. 35–37.


[Закрыть]. В ней в краткой, но вместе с тем достаточно информативной форме обрисованы были в общих чертах в равной степени как зарождение самого стрелецкого войска, так и его последующая эволюция и история. Конечно, сам жанр энциклопедической статьи, носящей справочный характер, не предполагал ни солидного историографического обзора, ни анализа источников, ни обширного научного аппарата в виде сносок и т. п., однако, если сравнивать эту статью с аналогичными статьями в дореволюционных словарях и энциклопедиях, то налицо был серьезный шаг вперед.

Еще более значимый шаг был сделан видным советским военным историком А.В. Черновым. В «Исторических записках» в 1951 г. вышла его небольшая, но емкая и насыщенная фактами и наблюдениями статья об образовании стрелецкого войска[33]33
  Чернов А.В. Образование стрелецкого войска // Исторические записки. Т. 38. М., 1951. С. 281–290.


[Закрыть]. Сразу стоит заметить, что историк не поддержал мнение о том, что пищальники были прямыми предшественниками стрельцов. По его мнению, «пищальников можно назвать предшественниками стрельцов, и то лишь в части характера службы (рода войск) и вооружения». «И те и другие были (пищальники по преимуществу) пешими воинами, – продолжал исследователь, – и те и другие были вооружены огнестрельным оружием. Именно в этом отношении можно говорить о преемственности стрельцов от пищальников», тогда как «во всем остальном (способ комплектования, внутренняя войсковая организация, служебное и материальное положение и др.) стрельцы ничего общего не имели с пищальниками». Отсюда и общий вывод автора – «постоянное стрелецкое войско по своему военному и политическому положению и своей внутренней организации стояло несравненно выше отрядов временно созываемых пищальников-ополченцев»[34]34
  Там же. С. 290.


[Закрыть].

Вместе с тем А.В. Чернов, опираясь в первую очередь на сведения, сообщаемые «Казанским летописцем»[35]35
  См.: История о Казанском царстве (Казанский летописец). Стб. 44–45, 51.


[Закрыть], выдвинул несколько неожиданную для начала 50-х гг. минувшего столетия версию о том, что время образования стрелецкого войска нужно отнести к 1546 или 1547 г., хотя далее по тексту своей статьи он ссылается на свидетельство «Хронографа» относительно создания «выборного» стрелецкого войска в 1550 г.[36]36
  Чернов А.В. Образование стрелецкого войска. С. 282–283, 285.


[Закрыть] Почему так было сделано, можно только догадываться, хотя можно предположить, что здесь сработало стремление автора статьи опереться на авторитет классика, а классик в своих «Хронологических выписках» указывал на то, что в 1545 г. Иван IV учредил личную охрану, вооруженную огнестрельным оружием. И поскольку К. Маркс не мог ошибаться, то нужно было найти в источниках подтверждение приведенному мнению, и благодаря неизвестному автору «Казанского летописца» это оказалось возможным.

Возвращаясь к 1550 г. как времени создания корпуса стрелецкого корпуса, А.В. Чернов указывал, что это событие отнюдь не случайно, поскольку явилось частью большой военной «реформы» (термин «реформа» применительно к действиям «правительства» Ивана IV взят в кавычки не случайно, ибо есть определенные сомнения в том, что эти мероприятия являлись именно реформами в том смысле, который вкладывается в это слово сегодня). Историк отмечал, что в этом же году была предпринята попытка создания т. н. «Избранной тысячи», и в таком случае «в виде «тысячи» был создан отряд избранной конницы, а под именем выборных стрельцов – трехтысячный отряд избранной пехоты». И те и другие, отмечал Чернов, «составляли личную вооруженную охрану царя, оберегавшую его дворец снаружи (стрельцы) и внутри (жильцы), выполнявшие различные поручения военного и гражданского характера, сопровождавшие царя в походах». На наш взгляд, это наблюдение мало того что проливает свет на причины создания стрельцов именно как «выборного» корпуса пехоты, но еще и позволяет провести параллели между, к примеру, первыми стрельцами и «потешными» Петра I и той ролью, которую они играли в политической жизни двора (впрочем, Чернов так прямо и называет стрельцов «предшественниками русской гвардии»)[37]37
  Там же. С. 285.


[Закрыть].

Еще один важный момент, на который обращает внимание А.В. Чернов. «Стрельцы были поселены в особой слободе и обеспечены денежным жалованием. Таким образом, стрельцы являлись постоянным войском, были всегда готовы к выполнению служебных обязанностей и по своей организации приближались к регулярному войску (выделено нами. – В.П.)…»[38]38
  Там же. С. 285–286.


[Закрыть]. Стоит заметить, что отечественный военный историк А.В. Малов отмечал спустя полсотни лет, что формирование регулярной армии в Новое время – процесс длительный, связанный с серьезными переменами в политической, юридической и иных сферах деятельности государства.[39]39
  См.: Малов А.В. Московские выборные полки солдатского строя
  в начальный период своей истории. 1656–1671 гг. М., 2006. С. 10–14.


[Закрыть]И при таком подходе (с которым трудно не согласиться) можно вести речь о том, что создание стрелецкого войска – один из первых шагов на этом долгом пути.

Подчеркивая важность осуществленной «реформы», А.В. Чернов в качестве примера сослался на участие стрельцов в двух важнейших военных походах Ивана Грозного – Казанском 1552 г. и Полоцком 1562–1563 гг., где исход дела во многом был предопределен успешными действиями русского наряда и пехоты, вооруженной огнестрельным оружием (среди которой выделялись именно стрельцы и их более дешевый аналог казаки). Подытоживая написанное, свою статью историк завершал таким пассажем: «Стрелецкое войско сыграло крупнейшую роль в военной истории Русского государства в XVI–XVII вв. и заслуживает глубокого и всестороннего изучения»[40]40
  Чернов А.В. Образование стрелецкого войска. С. 286–289, 290.


[Закрыть]. И с этим тезисом трудно не согласиться.

Вслед за выходом статьи А.В. Чернов опубликовал спустя три года, в 1954 г., монографию «Вооруженные силы Русского государства в XV–XVII вв.»[41]41
  Чернов А.В. Вооруженные силы Русского Государства в XV–XVII вв. (С образования централизованного государства до реформ при Петре I). М., 1954.


[Закрыть]. Это ставшее классическим исследование представляло собой сокращенный вариант защищенной перед этим историком диссертации на соискание научной степени доктора исторических наук. И хотя основное внимание А.В. Чернов и в диссертации, и в книге уделил русскому войску и военному делу XVII в., тем не менее он не оставил без внимания и более ранний период – 2-ю половину XV и XVI в. Естественно, что, анализируя особенности развития русского военного искусства и военного дела в эти полтора столетия, историк не мог пройти мимо пищальников и стрельцов, посвятив им соответствующие разделы (в которых он продолжил развивать те тезисы, которые были озвучены в статье 1951 г.). Так, характеризуя пищальников, исследователь, подытожив результаты анализа немногочисленных доступных свидетельств о них, писал: «Пищальники набирались преимущественно из городского населения и в отличие от «посохи» выставлялись на службу не с сохи, а с двора. Население должно было снабжать пищальников оружием, боевыми запасами, одеждой и продовольствием». При этом им было сделано важное наблюдение о том, что «существовали и «казенные» пищальники, которые получали огнестрельное оружие от правительства (из казны)». Далее, сравнивая пищальников и посоху, А.В. Чернов пришел к выводу, что «пищальники предназначались для непосредственного участия в боевых действиях войска и этим также отличались от посошной рати, выполнявшей главным образом подсобную роль в бою». И, наконец, он указал также и на то, что «в боевых действиях пищальники участвовали в пешем строю (осада Смоленска), хотя некоторые из них в походы выступали на конях»[42]42
  Там же. С. 31.


[Закрыть].