Текст книги "Проснувшийся Демон"

– Я уже говорил. Всего лишь хотел купить запасную лошадь.

– Вот как? А я почти поверил, что ты умный. – Настоятель дернул за свисающую вдоль косяка веревку. Узкая стрельчатая дверь отворилась, и в помещение ввели… Сергея и Людмилу Дробиченко. Оба щурились, приноравливаясь к темноте, но выглядели совсем неплохо. Руки не связаны, ни следа побоев. На груди Сергея красовалась треугольная бляха со сложной гравировкой; из своего угла Артур не мог в деталях ее рассмотреть. – Ты для них хотел купить лошадей? Думаю, ты опоздал, колдун. Эти люди уже приняли присягу президенту, мир дням его, целовали крест в соборе и получили рабочие места. Мужчина показал свои знания и удостоился звания подмастерья. Возможно, он станет мастером или даже инженером. Мы ценим умных людей, преданных великому делу объединения России. Очень скоро мастер Сергей, если будет хорошо работать, сможет сам купить табун коней… Это он поднял вас из волшебного сна? – Карин указал на распятого Артура.

– Да, ваша святость. – Сергей прятал глаза, Людмила с ужасом оглядывала зал. – Это он разбудил нас.

– Он призывал вас бежать из Москвы?

– Да, ваша святость…

– Почему? – Дробиченко затих. Настоятель прошелся из угла в угол. – Если вы будете молчать, я могу подумать, что лейтенант безопасности Порядок солгал перед военным судом.

– Он не солгал! – Коваль услышал срывающийся голос Людмилы. – Лейтенант сказал правду… ваша святость. Этот человек утверждал, что в Москве у власти находятся злые люди…

За бывшими научными сотрудниками захлопнулись двери. Карин грел ладони над огнем. Сполохи пламени дрожали в его измученных бессонницей глазах.

– Мне жаль тебя, настоятель…

– Вот как? – Карин продолжал думать о чем-то своем.

– Да, мне жаль тебя. Ты поднял тяжелую ношу, и она не дает тебе спать ночами.

– Кто ты на самом деле, Артур Коваль?

– Подойди поближе, я тебе скажу.

Карин остановился напротив. Его дыхание отдавало гнилью, морщинистая щека подергивалась.

– Раз ты не хочешь вымолить для себя жизнь, как насчет свободы? Ты останешься жив, но пожалеешь об этом. Я даю тебе последнюю возможность задержать меня здесь. После этого тобой займутся мои люди, а мы не увидимся очень долго. Возможно, несколько лет.

– Я воспользуюсь твоей любезностью, святой отец. Когда-то меня звали Артур Коваль, но это в прошлом. – Артур смотрел соборнику в зрачки. Настоятеля качнуло, точно под воздействием невидимого магнита он сделал неловкий шажок вперед, затем еще один. Теперь пленник и инквизитор стояли лицом к лицу. – Меня зовут Проснувшийся демон.

28. Новые опричники

Карин с коротким воплем отшатнулся, но было уже поздно. Шип воткнулся ему в нижнюю губу. Артур выплюнул тонкую трубочку и аккуратно выкатил из-под языка следующую. Настоятель, дрожа всем своим длинным телом, валялся на полу. Остановившиеся глаза уставились в закопченный потолок.

– Слушай меня, Карин! Ты слышишь только меня, других звуков для тебя нет. Только мой голос, Карин, голос твоего господина. У тебя жутко болит голова, у тебя раскалывается голова. Ты не можешь пошевелить ни рукой, ни ногой. Тело не подчиняется тебе…

Ты слышишь только меня. Твои уши готовы взорваться изнутри. Ты чувствуешь, что они вот-вот лопнут. Только я могу тебя спасти. Только я могу помочь тебе и убрать страшную боль. Только я могу помочь тебе встать. Без моей команды ты обречен на неподвижность…

Ты слышишь только меня. У тебя так шумит в ушах, ты почти оглох от боли и слышишь только мой голос. Я – твоя последняя надежда на спасение, Карин. Сейчас ты встанешь и поможешь мне освободить руки. Я случайно зацепился. Если ты не поможешь мне, головная боль убьет тебя… – Настоятель катался по полу, сжимая виски ладонями. – Только я спасу твои глаза. Если я не помогу, твои глаза зальет кровь. Ты уже чувствуешь, как кипит твой мозг. Встать!!

Со второй попытки настоятель поднялся на ноги.

Артур походил по пыточной камере, разминая затекшие руки, осторожно подергал дверь. В отличие от соборника он уже никуда не торопился. Напротив, теперь следовало поступать крайне взвешенно. Он уже поспешил вчера, слишком поспешил, и проклинать несостоявшихся докторов наук нет никакого смысла. Кафедральные ученые; он и сам был таким же когда-то. Нет, пожалуй, в чем-то он от них отличался…

Еще несколько минут, пока наркотик будет действовать, инквизитор мог сообщить немало ценного.

– Отвечай мне. Сколько человек входит в Совет президента?

– В Большом круге – шестнадцать…

– Есть еще и Малый круг? Отвечай! Иначе я верну боль в твою голову!

– В Малом круге четверо…

– Ты состоишь в Малом круге?

– Да… Я главный духовник святого войска…

– Экая каша у вас в башке, святой отец… Замполит, стало быть. Это правда, что ваши люди через отравленные перчатки убили двоих кандидатов в президенты?

– Не так… Семена Задиру отравили грибами.

– Тоже неплохо!

Коваль прислушался. Из дымохода донесся далекий низкий звук. Потом еще, снова и снова. Он насчитал одиннадцать раз. Колокола собора опережали его «внутренние» часы на две минуты.

– Сколько гарнизонов Москвы не подчиняются вам?

– Три…

– Когда вы намерены их уничтожить? Говори! Говори, иначе я запущу тебе в рот зубастого червя, и он выгрызет изнутри твои глаза. Смотри! – Коваль поднес к желтому лицу настоятеля пустую ладонь. – Видишь, какие зубы? Он очень голоден и с удовольствием полакомится тобой…

– Нет, прошу тебя, не надо!! – Карин бессильно задергался в стальных браслетах.

– Тогда отвечай! Кто еще бунтует против отца Ивана?

– Чертановские ковбои… Они не платят десятину. Выгнали кремлевский гарнизон… Туда пойдет моторный батальон с минометами…

– Что их ждет?

– Малый круг постановил забрать в Кремль только мам. Остальных молодух – в бордели…

– Можешь не продолжать. Сколько солдат у Кремля здесь и сколько в удаленных гарнизонах?

– Сорок сотен в столице и шестнадцать за Кольцевой дорогой…

– Солдаты и офицеры получают что-то еще, кроме еды и монет?

– Всем… Всем, кто честно служит, Большой круг нарезает землю.

– Ага! Земли тех гарнизонов, что вы подчинили?

– Да…

– Стало быть, вся Москва уже поделена! С ума можно сойти… Что принадлежит тебе лично, какие здания? Отвечай, или я выпущу червя!

– Мне пожалована земля между Москвой-рекой и каналом и право на сбор налогов с ярмарки и пристаней…

– А что папа Иван будет делать дальше? Когда вы подчините все малые города за Кольцевой? – Артур затаил дыхание. От ответа Карина зависело очень многое, хотя в главном сомнения уже отпали. Единожды начавшись, экспансия не закончится. Новоявленные опричники постепенно втянут всю страну в гражданскую войну.

– Малый круг будет думать, а не Иван…

– Как так? – Этого Артур не ожидал. – Разве не президент у вас главный?

– До власти все охочи, Клинок… – Похоже, Карин начал трезветь. – Сегодня один папа, завтра другой, а России крепкий кнут завсегда нужен. Иван трусоват… Третий год уж говорим, что пора ярославцев в реке топить. На Рязани-то обжегся, у них много пушек на моторах сохранилось…

– Мне говорили, вас все боятся, потому что у Ивана есть ключ от огненных грибов?

– Ключ! – Карин сдавленно хихикнул. – Вот что тебе нужно в столице… Ты никакой не демон! Не по росту шапку выбирать вздумал, колдун! Ты, дурак босоногий, хоть слышал, что такое электричество? По ночам стража зажигает сотню ламп над Кремлем, но надо в сто раз больше, чтобы справиться с ядерным оружием…

– Я не ослышался? Ты сказал «ядерное оружие»? Откуда ты знаешь это слово, настоятель?

– Я умею читать… Теперь я понял, кто ты. – Карин окончательно пришел в себя и, даже будучи связанным, попытался принять величавый вид. – Мы думали, это байки пьяных стариков. Люди болтали, что в Питере объявлялся человек, проспавший много лет в стеклянной кровати, так же как эти… Как я сразу не понял? Так ты инженер?.. Послушай! – Настоятель перешел в наступление. – Если бы ты признался сразу, не сидел бы в каземате. Развяжи меня, я приглашаю тебя пообедать со мной! Ты получишь дом, слуг и щедрое жалованье. А главное, звание инженера! Нигде тебя не будут ценить так, как в Москве!

– Заткнись.

– Что?! – Желтое лицо настоятеля пошло пятнами.

– Ты слышал. Дай мне подумать. – На верстаке, предназначенном для выламывания суставов, Коваль нашел узелок со своими пожитками, отобранными на рынке, и очень обрадовался. Он закатал штанину и вернул в потайной карман два неиспользованных дурманящих шипа.

– Забудем то, что было! – Карин взял себя в руки. – Ты нарушил закон, но тебе очень повезло, что я оказался на ярмарке. Стражники могли пристрелить тебя…

– Я ценю твою доброту, святой отец! – Коваль отцепил один из наручников, пропустил цепь через прутья решетки и опять защелкнул его на руке настоятеля. – Теперь пошли!

Коваль дернул шнурок. Снаружи раздался топот кованых сапог и лязганье засова. Еще до того как дверь отворилась, Артур учуял запах перегара. Два кряжистых опричника в форме речного флота и летных погонах, толкая друг друга, скатились по ступенькам и замерли, не успев достать оружие. Коваль держал лезвие у горла настоятеля. Минуту спустя он тщательно запер раздетых и связанных лейтенантов и продолжил путь к солнцу. Выше этажом Коваль наткнулся на некое подобие проходной. Карин плелся впереди, подбадриваемый уколами в шею, и засевший в будочке служивый вытянулся во фрунт.

Впрочем, в отличие от предыдущих алкашей этот среагировал необычайно быстро. Он попытался зарубить Артура палашом. Настоятель немедленно воспользовался моментом, свалился на пол и шустро пополз через порожек в открытую дверь. Стражник ударил трижды, два раза попал в стену, третий раз угодил в торчащий из кладки крюк и сломал клинок у самой гарды. Артур уже повернулся, намереваясь распрощаться, но услышал за спиной щелканье затвора. Неудачливый фехтовальщик поднимал карабин. Ковалю жутко не хотелось никого убивать; до сих пор, стоило закрыть глаза, он видел лицо мертвого мотоциклиста на заставе, но времени на уговоры не оставалось. Он нырнул под ствол, отводя взгляд противника левой вскинутой рукой, и коротко кольнул его в солнечное сплетение.

Настоятель за это время чуть не успел удрать, возвращать его вниз по ступенькам пришлось волоком. У Артура возникла идея навестить остальных заключенных. В первой камере парились сразу трое. Увидев соборника, дружно повалились в ноги. Судя по офицерским регалиям, все обитатели застенка принадлежали к кремлевской армии.

– Недоимщики! – брезгливо процедил Карин. – Собирали дорожный налог в своих областях, да много от казны утаили…

– Дорожный налог – это хорошо! – согласился Артур, запирая камеру. – С ними сами разбирайтесь. А кстати! Раз дорожный налог в области берете, стало быть, новые дороги там строите?

– У себя в областях пусть сами общины и строят! – брезгливо скривил рот святой отец. – Нам своих почти пять сотен азиатов прокормить надо, что Тверскую мостят. Москва – в первую голову!

– Это завсегда! – охотно поддакнул собеседник, поднимая очередной крюк. – Москва в первую голову, а дальше пусть все дерьмом зарастет…

В трех следующих камерах сидели:

1. Майор, незаконно оттяпавший себе кусок площади со всеми строениями в районе метро «Таганская». Причем судить его собирались не за то, что он выгнал на улицу несколько десятков человек из разоренного чужого гарнизона (за это его, наоборот, наградили), а за то, что в свою пользу трактовал земельный кадастр.

2. Пожилая, добродушная на вид мама, бывшая глава одной из бывших Люберецких шаек. Сопротивляясь притязаниям законной власти, она собственноручно потравила большую часть своих родственников. Ей вменялся саботаж. Артур подумал и решил, что не хочет освобождать старушку.

3. Группа юных грабителей. Работали в столице по найму, но вкалывать оказалось тяжело и скучно. Гораздо проще оказалось нападать по ночам на загулявших торгашей. Всей четверке был прямой путь в суд большого круга, а оттуда на виселицу, не начни они при аресте выкрикивать антипрезидентские лозунги. Уголовниками радостно занялся политический сыск. Коваль поглядел на избитые таджикские хари и грустно притворил дверь.

– Негусто, – сообщил он настоятелю. – Не получилось из меня Зорро… Кстати, где мой конь?

– Я достану тебе любого коня или мотор…

Карин еле стоял на ногах; до Артура запоздало дошло, что настоятель был далеко не молод и в любой момент мог из заложника превратиться в беспомощного пациента. Вот только «скорой помощи» здесь взяться неоткуда…

– Ты хочешь мотор? – прохрипел Карин, опираясь на стенку. – Я никогда не вру и не предлагаю дважды. Я дам тебе лучший мотор и жетон безопасности. Отпусти меня, мне плохо…

– Нет, родной… – Коваль подхватил настоятеля в охапку, закинул на плечо карабин и шагнул к выходу. – Я слишком многим поверил за последние дни… Я почти отвык от вашей долбаной цивилизации. Настраивайся на долгий путь!

29. Уголь маркиза Карабаса

Коня ему было жаль. Такого орловца не достать днем с огнем. Оставалась еще надежда, что патрульные не нашли Чернику, которую он привязал во дворе института. Лошадей на местный рынок, со слов того же злополучного Порядка, гнали преимущественно из Средней Азии, и ничего путного на ярмарке Артур встретить не ожидал.

За последней дверью никого не было. Вот так все просто, удивился Коваль, оглядывая загаженный Васильевский спуск, стаи ворон на мусорных кучах и непременную принадлежность крепостей – торчащие из красных зубцов самой известной стены России перекладины виселиц. Он уже понял, где находится. Над головой нависала мозаичная твердыня, спасенная двести лет назад от разрушения другой тиранией. Настоятеля пришлось переодеть в сержантскую форму. Из собора непрерывно тянулись люди, и Артур рассудил, что слишком знакомая столице фигура в шинели соберет целый полк заступников. Карин неловко брыкался, когда его лишали сапог, и отказывался от чужих растоптанных ботинок. Пришлось его несколько раз стукнуть по больной почке, а затем слегка усыпить.

Красная площадь изменилась неузнаваемым образом. ГУМ сгорел до основания; по завалам ползали фигурки в пестрых халатах и откалывали годные для будущих строек кирпичи. Внизу стоял немецкий грейдер с прицепом, в который кирпичи бережно складывали. В дырявом чреве бэтээра стражники жгли огромный костер. Спасская башня лишилась звезды и половины циферблата. Видимо, в свое время по ней стреляли долго и безнаказанно. Вместо елок вдоль плит с урнами вождей тянулся двойной ряд бревенчатых изб. Оттуда на всю площадь разносился запах жареного мяса, звон гитар и нестройное хоровое пение.

Брусчатка исчезла под толстыми слоями прессованного мусора. В нескольких местах, там, где не оттаяли еще последние сугробы, мусорные кучи вздыбились волнами, точно курганы степных воинских захоронений. В Воскресенские ворота непрерывным потоком вливались груженые подводы. Обратный, порожний, поток, грохоча по деревянным настилам, уходил по Варварке. С диким свистом пронесся поставленный на автомобильную раму паровик. В клубах дыма голые по пояс люди закидывали в топку метровые поленья.

В Мавзолей, очевидно, стреляли из крупного калибра и прямой наводкой. Усыпальница обрушилась, а в стене позади нее появились две зигзагообразные трещины. Прямо над уцелевшей гранитной плитой с буквой «Е» на веревочках сушилось белье и гуляла коза. Коза питалась остатками веников, потому что крайняя в ряду изба, судя по столбу дыма и воплям изнутри, исполняла функции бани. И отовсюду невыносимо воняло. Весна растапливала залежи отбросов, смердящие разноцветные ручейки сливались в потоки и устремлялись к реке. Коваль старался дышать ртом. Сегодня он, как никогда, понимал Качальщиков. Наверняка в Эрмитаже пахло немногим лучше, но три года, проведенные на свежем воздухе, давали себя знать. Он пожалел, что не захватил противогаз, но в столице почему-то не носили масок. Возможно, он отстал от жизни, и маски не носили уже нигде?

Он принял решение. Подхватив Карина в охапку, дождался, когда мимо пойдет длинная пустая подвода, укрытая рогожей, и рванул с места. Им встретилось несколько мужчин без знаков различия; Артур весело помахал, изображая пьяного, тянущего под мышки еще более пьяного дружка. Ноги соборника волочились по земле. Когда Коваль закинул его нескладное туловище на телегу, один ботинок остался на дороге. Возница обернулся и собрался поднять крик, но Артур подскочил и мигом снял все вопросы. В карманах святого отца нашлось достаточно золота, чтобы купить экипаж вместе с кучером.

– Напился, видишь? – Артур запихал настоятеля под рогожу. Тот моментально стал черным: телега ехала с разгрузки угля. – Мужчина, не подвезешь нас?.. – Он назвал адрес, готовясь упрятать под рогожу и возницу, если тот начнет упрямиться.

Но парень не упрямился. Его ожидал еще один рейс в угольную гавань, от такого количества денег он слегка ошалел и долго подозревал какой-то подвох, пока Артур не выдумал легенду о двух питерских инженерах, подрядившихся на ремонт подземки, сорвавших солидный куш и на радостях наклюкавшихся. Артур, в свою очередь, был потрясен, когда узнал, что собеседнику едва стукнуло двадцать четыре года. Выглядел тот на все сорок. Шелушащаяся серая кожа, заеды на губах, остатки жидких волос. На жилистой, почерневшей от угольной крошки груди в разрезе ветхой рубахи кошмарной россыпью бугрились прижженные головки фурункулов.

Когда Артур осторожно дал понять вознице, что работал у подземников по найму и теплых чувств к папе Ивану не питает, парень сразу подобрел и разговорился. Дальше пассажиру оставалось только поддакивать и поглядывать назад. Повозка, запряженная двумя костлявыми пожилыми меринами, ползла еле-еле, и ускорить их задумчивый шаг не представлялось возможным. Оставалось уповать, что Карина не хватятся хотя бы час.

Паренька звали Маркиз, потому что в доме, где он вырос, единственная книга, не пошедшая на растопку печи, повествовала о похождениях маркиза Карабаса. Кто такой был на самом деле маркиз Карабас, юный «аристократ» не знал, а Коваль решил, что просвещать его не стоит. Детство Маркиз провел в Брянске, и, как почти всякое детство, оно оставило ему одни хорошие воспоминания. Разве что жрать было нечего. И постоянно холодно. И многие умирали, потому что иногда в городе появлялись заразные больные. Артур так и не понял, о каких болезнях шла речь – о неведомых отголосках ВИЧ или о более вероятных в такой грязи тифе и холере. Еще на общину Маркиза нападали дикари, но потом пришли колдуны и предложили защиту. Колдуны вылили в речку немножко плохой воды, совсем немножко, и сказали, чтобы никто не пил три дня. Потом в речке всплыла вся рыба, умерли те, кто не послушался и попил. А еще несколько коров. Но это ерунда, потому что умерли почти все дикари, что жили ниже по течению. Здорово, правда?

– Здорово! – согласился Артур, прикидывая после этого рассказа, где бы поскорее отмыть ноги.

Карин тихонько похрапывал под рогожей, никто за ними не гнался, и Артур уже почти поверил, что удастся добраться до лошади. Главное, найти Чернику, а дальше, ночью, он выберется…

После того как дикарей потравили, колдуны поселились в городе и брали к себе маленьких за плату. Колдуны пришли с юга, с Украины, и многие были очень страшные, но к ним привыкли и почти не боялись. Мамы к ним не шли, потому что пап среди колдунов было всего двое, но и от тех дети рождались страшные. Один такой страшный, с подогнутыми ногами и мягкой головой, родился, еще когда Маркиза не было на свете. Женщины плевались, когда видели его, но страшный вырос и потом стал самым лучшим лекарем. Именно он приказал остальным колдунам сжечь за городом повозку со снадобьями, которые они когда-то привезли с Украины. Зато он умел заговаривать кровь, и к нему приносили женщин, кто не мог разродиться. Он держал их за руку, и все получалось легко и быстро, почти без крови.

Страшный первый сказал мужчинам, что на Украине есть под землей черный горючий камень, и много камня осталось в паровиках на станции Конотоп. В Москве уже давно появились деньги, и страшный сказал, что можно хорошо заработать, если возить черный камень в столицу. И топить им дома лучше, чем деревом.

Уродец оказался прав, и отец Маркиза уже в первую зиму хорошо заработал на горючем камне. Община сумела купить хороших коней, а их было тогда совсем мало. Настолько мало, что пахать пытались на коровах и свиньях. А потом все стали возить уголь и жили хорошо, пока из Москвы не пришел гарнизон папы Ивана. Случилось это четыре года назад. В Брянске сосуществовали четыре общины, часто дрались, но уличные бои закончились до рождения Маркиза. Поэтому, когда в городе объявился батальон солдат с автоматами, никто не почувствовал угрозы. Кроме колдунов, которые ушли заранее. Капитан похвалил брянских и сказал, что отныне Москва их будет охранять. От кого охранять-то, удивились местные? От орловских, что ли, али от калужских? Так там, почитай, половина родичей…

– А как же дикари? – разволновался капитан.

– Дак вот, – похвалились брянские, – а арсенал-то на что? Стволовто полно от прежних лет осталось, а патронов прикупили, потому как теперь при деньгах. Ни один дикарь не сунется.

– Патронов прикупили? – покачал головой капитан. – А кто вам разрешил незаконно приобретать и хранить? Еще с позапрошлого года президент возложил охрану вас на нас. Так что либо сдавайте все железо добровольно, либо отберем силой! – И солдаты для убедительности пальнули из пушки. По складу с углем. Понятно, чем кончилось.

– Да, кстати, насчет уголька! – вспомнил капитан, когда общинники осознали, что от восьми вагонов конотопского топлива остались одни воспоминания. – Кто тут у вас самый главный? Извольте подписать две бумаги! Торговать с Москвой вам теперь будет намного выгоднее, радуйтесь! Во-первых, вам не придется больше развозить уголь по всяким дырам вроде Калуги, все тащите к нам. Мы сами разберемся, кому сколько дать и почем. И насчет цен можете больше не беспокоиться, не придется думать, сколько удастся выручить. Как большой круг определит, такая оптовая цена и будет… А второй договорчик, так тот вообще зашибись! Согласно ему наш гарнизон будет вас круглый год охранять. То есть на Украину мы с вами не поедем, там уж вы сами, и до Москвы тоже не поедем, мало ли чего в дороге может случиться… Зато тут, в Брянске, и заставы поставим, и подорожные будем собирать, чтоб не шлялись всякие. Прикиньте, удобство какое? Не надо вам больше своих преступников судить. Сами все сделаем, по московскому закону. Не дай бог, какая сволочь от работы отлынивать будет… Ну, это я так, к слову! Так, кто главный, прошу подписать!

– Так вить… не шибко грамоте обучены! – застеснялись папы, все еще не отошедшие от гибели плодов своего двухмесячного труда.

– Это фигня! – приободрился будущий генерал-губернатор. – Я и сам, кроме слов на заборах… Но порядок есть порядок! Да, чуть не забыл. Кто откажется подписать, тот не патриот России и враг государства. Кто хочет быть врагом государства?

Старейшины посмотрели на пушку и поставили крестики на неведомых договорах. Никто не захотел быть врагом государства.

– А теперь, – повеселел капитан, – ознакомьтесь с обязанностями по договору. Обязанностей у вас всего две, мне даже стыдно о них упоминать. Первая – это полностью кормить, поить и одевать охраняющих вас парней. Дома мы себе сами выберем. А вторая повинность – будете отдавать в казну пятую часть барышей. Делиться надо, мужики!

– Как это, как это? – пискнул кто-то шибко грамотный. – В Москве оберут, ишо и тут пятую часть отдавать? Два оброка с одного барыша? Да где ж такое видано?!

Миром дело не закончилось. Горожан собралось раз в двадцать больше, и кремлевский батальон спешно отступил, оставив на поле боя десяток убитых. Москва большая, сказали старики, на хрена платить этим выскочкам? И повезли опять уголек в столицу. Только дальше Калуги подводы не прошли, наткнулись на заставу. Пришлось заплатить, не так чтоб шибко много… Но в столице их ждал серьезный удар. Никто из прежних клиентов не хотел покупать уголь. И не только уголь, но и картоху, и свеклу, и соленья… И даже меняться, как раньше бывало, отказывались. Все торги только через кремлевский рубль да через ярмарки.

– Вишь, как повернулось! – шепотом делились бывшие компаньоны. – Ивановские псы откопали в подвалах золота немеряно, что до Большой смерти страна копила. Указ издали, что у кого нержавейные металлы найдут или стволы нарезные, тот не патриот и враг единой неделимой России. А по такой вине кара одна, известно какая… А теперича все нержавейные рубли других городов они плавят, из них свои льют, чтобы только кремлевские ходили. А на рынках ставят свой рубль чуть не в два раза тяжелее даже питерского. Во как! И менялы все из псов безопасности.

– Так может, это, ну их, ваши ярмарки? – выдвинули гениальную идею брянские. – Давайте отъедем за город и там по-быстрому махнемся? А то у нас уже варенье на жаре киснет!

– Ехай без нас! – извинялись компаньоны. – Не то нас потом в вашем же варенье и утопят! На пять дней пути везде ихние гарнизоны! Не поймешь, кто правит. То ли старики, то ли сопливые мальчишки с автоматами…

– Да откуда ж они столько народу-то набрали, чтоб вторую власть устроить?

– А очень просто! Плотют-то им сколько? То-то! И лошади с кормом дармовым им положены! И мотоциклы от немца им завезли, во как! И любой дом для гарнизона, самый лучший в городе, могут забрать! А ишо грамоты, пустые, с подписями да печатью Малого круга, им дают! Это значит, чтоб наделы раздавать! Кого хочут, того и впишут!

– Дык земля-то общая завсегда была…

– Была, да сплыла. Плюнуть не успели, пяти лет не прошло, а на самых жирных кусках столбы с московскими бляхами. И заводы, что по железу, и нефтяные бочки… Сами-то в крепости сидят, а попробуй сунься…

– Так выходит, они сами себе все грамоты и раздают?

– Выходит, что так. Кто ж из молодых не захочет у них-то послужить? Это тебе не уголек возить, не за клюквой кверху жопой по болотам шарить! Так что везите все на рынок, нет больше правды, заместо нее – закон.

Делать нечего, не везти же все назад. Слили брянские ребята свой товар оптом. Подсчитали – прослезились. В обратный путь закупились – так чуть не разрыдались, такие цены в столице накручены. Назад приехали, а там не батальон, а войско целое стоит. И амбары с зерном горят. И самые ярые враги единой неделимой государственности развешаны на березах. Вместо капитана войсками командовал высокий человек с желтым лицом. Он не кричал и не хихикал. Он показал два подписанных договора и очень тихо объяснил, что старейшины общин нарушили закон.

Кое-кто из вновь прибывших припомнил, что договором предусматривались твердые цены, но в столице приняли топливо совсем на других условиях. Для особо непонятливых человек растолковал, что за истекший месяц изданы новые поправки к законам. И поправок будет столько, сколько пожелает Большой круг. Ибо все это в интересах народа. А кто против народа, пусть сделает шаг вперед.

Врагов народа в Брянске не нашлось.

С тех пор Маркиз гонял подводы с углем и дарами леса. Что интересно, сделки теперь оформлялись на рынке, а потом приходилось переться через весь город и выгружаться, где укажут. В Кремле – это еще хорошо, близко. Гораздо более загадочной стала система расчетов. Москвичи все охотнее брали в долг.

– Вы что, нам не верите? – удивлялись они, когда брянские просили оплатить хотя бы предыдущую партию. – Куда мы, по-вашему, денемся? Мы же представляем не частную лавку, а государство! Эх вы, темнота! Кремлю сейчас нужны ваши деньги, ненадолго. Для вашего же блага! Мы покупаем слона. Вы же хотите, чтобы в нашей великой стране был живой слон?

– Оно конечно!.. – мялись брянские, придавленные широтой столичных замыслов. – Однако нам вить налог бы надо вам же заплатить! И гвоздей бы прикупить, стекла, одежонки…

– Какое нахальство! – в сердцах восклицали оптовики. – Вы их только послушайте! Вы же сами хотели торговать со столицей. Получили самые выгодные условия. Ну где вы еще найдете такой рынок? Ну, не хотите, катитесь в Питер или в Астрахань… если живыми доберетесь.

Московский тракт теперь надежно охранялся, а до Питера или на юг пришлось бы собирать большой караван с охраной. Денег на это не было. Как не было и уверенности, что загадочный закон не запрещает торговать с Питером.

– Так что вот какие дела, господин инженер! – закончил Маркиз. – Дальше проехать не могу, вишь, разворочено все…

– Ничего, здесь уже близко. Мы дойдем.

В переулке не было видно ни единой живой души. Когда-то здесь прорвало водопроводную магистраль, размыло грунт, и огромный пласт асфальта встал на ребро, перегородив проезжую часть. Над открывшейся ямой возвышался край ледяного тороса, точно оплавившаяся сахарная голова. Крыша ближайшего особняка давно обвалилась и увлекла за собой перекрытия двух нижних этажей; в результате шикарный дом превратился в иллюстрацию для учебника по гражданской обороне. Артур предположил, что пройдет насквозь. Он нахлобучил Карину на лицо шапку, взвалил обмякшее тело на плечо.

– Эка братишку твово разморило-то… А у вас-то, в Питере, все босиком ходят или тока инженеры? – вдогонку выкрикнул возница.

– Те, кто за правду, – босиком. Кто за порядок – по-всякому! – не оборачиваясь, отозвался инженер. Увлеченный прыжками по подгнившим балкам, он не заметил, как в другом конце переулка из подворотни выкатился открытый вездеход.

– Босиком чешет! – сказал своим спутникам кудрявый, покрытый шрамами детина. – Дуло спрячь! За мертвого и десятки не дадут!