Текст книги "Нейронный трип"

26

Первый эксперимент контакта состоялся в воскресный день, когда в клинике почти никого не было, особенно на этаже безнадежно больных, не считая пары старух да молодой девушки по имени Парси. Доктор Дхар был уже немолод, и ему нужна была сенсация – так после решат газетчики, – но без этих коростных амбиций не было бы открытия. Спустя два года а-лис будет разрешен для использования в медицинских целях, а Чипер Доув станет легендой. Но вначале он просто хотел заработать и сохранить своей жене жизнь. А-лис и нейронные модуляторы изменят его мозг, что окажется еще одним побегом, из которого вырастет огромное дерево исследований. Еще трижды под наблюдением доктора Дхара Чипер будет входить в нейронный контакт с Парси Лейн, а затем, когда деньги на содержание жены иссякнут, доктор Дхар познакомит его с первым клиентом. Для истории богач навсегда останется неизвестным. Его имя будет хранить и Чипер Доув, который прежде готов был продать собственную душу ради а-лиса. Известно будет лишь, что мать богача умирала и он хотел проститься с ней. Чипер стал проводником. Газеты вспыхнули, крича о сенсации.

«А ведь эта больница в часе ходьбы от моего дома, – сказала себе Глори, прочитав одну из статей о Чипере Доуве. – Сенсация была так близко». В голове Глори буквально что-то щелкнуло, включилось. Она уже не могла сидеть на месте. Новости, сенсации. Муж и любовник отошли на второй план, остались в другом городе. Здесь все было в новинку, иначе. Здесь можно было начать новую жизнь, начать все с нуля.

Ноги сами понесли Глори к больнице, где находилась Парси Лейн. Сенсация извивалась, подобно змее, меняющей кожу, но первое потрясение, первый всплеск уже прошел. Глори видела пару второсортных журналистов, которые стояли у входа в больницу, надеясь встретиться с Чипером. Он никому не отказывал – брал деньги за интервью и уделял журналисту пятнадцать минут. Глори видела это своими глазами. Не удалось лишь разглядеть, сколько именно берет за интервью Чипер, но после развода у нее было достаточно денег, да и вряд ли третьесортные журналисты могли позволить себе платить за интервью слишком много.

– Как насчет меня? – спросила Глори, когда журналист в заношенном костюме оставил Чипера.

– А что не так с тобой? – спросил Чипер, оглядывая ее с головы до ног. – Ты не похожа на журналиста.

– Я училась на журналиста. Потом вышла замуж, завела любовника… Думаю, сейчас самое время вернуться к журналистике.

– Тогда ты опоздала. Я уже все рассказал, что мог.

– Но тебе все еще платят за интервью.

– Ты тоже хочешь мне заплатить?

– За пару часов.

– И о чем можно разговаривать пару часов? – Чипер достал сигарету, но прикуривать не стал, зажав в зубах. Глори нравилась ему. И она была совершенно не похожа на журналиста. – Позволь дать тебе бесплатный совет, – сказал он, продолжая жевать сигарету. – Купи несколько газет и прочитай все, что там обо мне написано. Так ты сэкономишь мое время и свои деньги.

– В газетах не пишут то, о чем я хочу поговорить с тобой.

– В газетах пишут обо всем.

– Они не рассказывают об а-лисе.

– Так тебе неинтересны мои способности? Неинтересно, как я говорю с мертвецами?

– Они не мертвецы. Они находятся в коме. И без а-лиса этих способностей у тебя не было.

– И что именно тебя интересует?

– Все. Когда ты начал употреблять а-лис? Когда а-лис начала употреблять Парси? А твои остальные клиенты? Может быть, они тоже когда-то употребляли нейронный наркотик?

– Выглядит как хорошая идея, – согласился Чипер.

– Я же говорю, когда-то я была журналистом.

– И ты сама никогда прежде не пробовала а-лис?

– Нет.

– Тогда ты не поймешь.

– У меня хорошее воображение.

– А-лис играет с твоим воображением, меняет тебя, – Чипер улыбнулся, надеясь, что сможет наконец-то избавиться от Глори. – Если хочешь написать о нейронных наркотиках, нужно хотя бы раз попробовать их, а ты… Ты не похожа на тех, кто готов сыграть в рулетку с а-лисом.

27

Клуб «Серая мышь» был узким и длинным. Потолки высокие. Акустика хорошая. Посетители безликие, словно манекены с одинаковыми лицами.

– Зачем мы пришли сюда? – спросила Глори, перекрикивая музыку. – Здесь невозможно разговаривать!

– Мы не будем разговаривать. – Чипер взял у нее деньги и растворился в толпе.

«Кажется, меня только что надули», – решила Глори, прождав Чипера четверть часа. Люди вокруг не замечали ее. Лишь изредка кто-то проходил рядом, задевая ее плечом, но в этой толчее не было даже извинений. «Не самое удачное начало карьеры журналиста», – кисло подумала Глори и начала протискиваться к выходу.

Чипер ждал ее на улице – стоял у стены небоскреба на другой стороне дороги и наблюдал за выходившими из клуба людьми.

– Быстро же ты сдаешься, – издеваясь сказал он, когда Глори подошла к нему.

– Я думала, ты меня кинул, – честно призналась она.

– Журналисты так никогда не говорят, – сказал Чипер, словно всю жизнь вращался в лучах славы.

Они не вернулись в клуб «Серая мышь», выбрав на узких вечерних улицах перенаселенного квартала неприметный бар для курильщиков «Смог», в дальней части которого за синей завесой сигаретного дыма находился десяток альковов, где расположился Чипер.

– Всем плевать, чем ты тут занимаешься, – сказал он Глори, устанавливая на столе нейронный модулятор. – Когда-нибудь занималась этим без а-лиса?

– А кто не занимался?!

– С а-лисом все иначе, – Чипер положил на стол красную пилюлю. – Это как сон, в реальности которого ты не сомневаешься. И никакого контроля. – Он проглотил пилюлю, запив пивом из стеклянной бутылки. – Нейронный трип, мать его, – сказал Чипер, подмигнув Глори, затем а-лис унес его из реальности.

Глори молча смотрела на красную пилюлю. Страха не было. Не было и сомнений. Скорее, пустота. Почему она ничего не чувствует? Должна чувствовать, но не чувствует? Ведь а-лис – это же наркотик, яд. А может, это именно то, что ей нужно? Доза отравы, способной помочь забыться, отвлечься? Глори взяла таблетку, которая встала поперек горла, когда она попыталась проглотить ее. Помог лишь большой глоток теплого, отвратительно на вкус пива из бутылки Чипера. Глори не знала, сколько пройдет времени, прежде чем а-лис начнет действовать, поэтому просто подключилась к нейронному модулятору и стала ждать.

Трип подкрался к ней незаметно. Сначала она что-то почувствовала – слабое дуновение ветра, свежесть зимнего дня, озноб. Потом увидела Чипера. Он стоял под раскидистым дубом на краю старого кладбища и смотрел, как хоронят его девушку Парси Лейн. Видение было таким естественным, что Глори не сомневалась в его реальности. Как не сомневалась в реальности чувств Чипера, вливавшихся в ее мозг, словно вода из открытого крана. Она понимала все его чувства, она знала все его мысли. Он думал о девушке, гроб с телом которой опускали в землю, и об их неродившемся ребенке. Нет, в действительности Парси Лейн никогда не была беременна, но ведь грезы под а-лисом и не были действительностью.

Реальность преломлялась, и мир становился другим. Сами люди, принимавшие а-лис, становились другими. От них оставались тени. Тени в мире грез, тени в реальности, когда а-лиса становилось в крови так много, что вымысел и правда начинали сливаться. Так, по крайней мере, рассказывали об а-лисе сторонние люди. Но Чипер Доув был прав – чтобы понять, что такое а-лис, нужно самому попробовать его хоть однажды. Опыт не заменит и миллиона слов. Опыт, который сейчас получала Глори. Фантазия, игра, где ей было позволено смотреть вглубь мыслей и чувств изменившегося Чипера, курившего, прижавшись плечом к старому дубу, и думавшего о том, что если верить науке, то на сороковой день мозг ребенка в утробе матери начинает функционировать, так что, получается, хоронят в одном гробу сразу двоих. Его девушку. Его ребенка. И Чиперу остается только смотреть.

28

– Ты почему не подошел? – спрашивает мать Парси, когда все заканчивается.

Чипер курит и старается молчать, чтобы не наговорить глупостей.

– Молчишь? Ну молчи! – поливает его желчью отец Парси. – Такую девку загубил!

И вся процессия, будучи молчаливой минуту назад, вдруг жалобно начинает причитать. «Прямо психоделика какая-то», – думает Чипер.

– Беги! Беги! – кричит вдогонку отец Парси.

Чипер шлепает по лужам, забирается в проржавевшую до основания «Хонду». Движок ревет, сабвуфер качает басы. «Тупая песня! – думает Чипер. – Тупая жизнь!» Бежать прочь отсюда. Бежать в пустоту… И мир вращается перед глазами, крутится, гремит искореженным металлом.

Темнота.

Больничный запах. Чипер открывает глаза и видит красную рожу алкоголика-отца. Кто-то из друзей принес блок сигарет и пакет ананасового сока. Почему из друзей? Потому что отец никогда ничего не приносит. Лишь говорит. Говорит много и желчно. Сейчас, например, он смотрит на сына и рассказывает, борясь с похмельем, об аварии, сотрясении головного мозга, сломанных ребрах и поврежденных о сломавшееся рулевое колесо гениталиях Чипера.

– Мать Парси сказала, что это тебя Бог наказал, – хихикает он.

– Что с машиной? – спрашивает Чипер.

– Нет больше машины, – отец открывает блок сигарет, принесенный его сыну друзьями. – Я возьму пару пачек? – спрашивает он перед тем, как уйти.

Чипер молчит, глядя в пустоту, густую, непроглядную темноту. И все это видит Глори, чувствует, проживает жизнь Чипера так, как если бы это была ее собственная жизнь. Но потом, когда она привыкает к этой роли наблюдателя, а-лис делает свой ход, превращая Глори в медсестру, когда-то учившуюся с Чипером в одной школе. «Так вот почему я так хорошо знаю его», – думает Глори, проводя с другом детства долгие ночи во время своего дежурства.

– Знаешь, – осторожно начинает Чипер, – отец сказал, что у меня, ну… – он смотрит на свой пах под одеялом.

Глори растерянно хлопает глазами, затем вспоминает о травме гениталий.

– Да все нормально! – улыбается она.

– Правда?

– Я сама видела, что все нормально, – говорит Глори, и а-лис заставляет ее верить, что она действительно видела гениталии Чипера.

Чипер шумно выдыхает и притворно вытирает ладонью пот со лба. Они сидят на его кровати и тихо смеются, стараясь не разбудить соседей по палате, а а-лис уже рисует следующий день и мать Парси, которая приходит к Чиперу. Она достает из пакета фотографию дочери в стеклянной рамке и ставит на прикроватную тумбу потенциального зятя.

– Вот, – говорит она, – хочу, чтобы ты смотрел и страдал.

– Почему бы вам не сделать то же самое? – спрашивает Чипер и чувствует, как на лицо летят слюни потенциальной тещи.

Она кричит, не скупясь на мат. Что-то об институте. Что-то о гнилых гениталиях Чипера, сделавших ее дочери ребенка. Что-то о его семье. И что-то о нем самом. Все негативное и безнадежное. Все глухое к презумпции невиновности. И мысли путаются. Мысли Глори.

Она видит Чипера в ночной палате. Видит его одиночество. «На что я надеялся? – думает он, вспоминая Парси. – На что, интересно, мы оба надеялись? Нужно было выбрать какую-нибудь прокуренную крашеную блондинку из соседнего цеха, а не эту ухоженную, наманикюренную, с планами на будущее и перспективами».

Он вспоминает отца.

– Она бросит тебя, – сказал он сыну.

– Она любит меня, – сказал Чипер.

– Ты безнадежное дерьмо.

– Все будет хорошо.

«Чертов спор, в котором старый алкоголик оказался прав, – думает Чипер. – Мать Парси была права. Я убил свою мать, появившись на свет. Я убил Парси, подарив ей ребенка».

– Никто не позволит ей рожать, – сказал отец.

– Это мы еще посмотрим, – сказал Чипер.

– Особенно от тебя.

– А чем я плох?

Чипер смеется. Идиоты! Какие же они были с Парси идиоты!

Он разбивает стеклянную рамку на фотографии и делает то, что сделала Парси. И совсем не больно. Главное – не думать о венах и сухожилиях. Просто резать. Глубже и глубже. Снова и снова…

– Ты правда идиот! – говорит Глори на следующий день. – Кто тебе даст умереть в больнице?!

Она ставит на прикроватную тумбу пакет с фруктами. Чипер глуповато улыбается, чистит апельсины здоровой рукой и кормит Глори дольками, сок которых течет у него по пальцам.

– Да я же не себе все это покупала! – смеется Глори.

На какое-то время Чипер забывает Парси и вспоминает школу.

– Ты мне всегда нравился, – говорит Глори, зная, что сейчас он разглядывает ее как женщину, а не как медсестру, пришедшую поднять настроение. – Я сегодня снова в ночь. Если не уснешь, то зайду.

– Заходи, – говорит Чипер и тупо пытается убедить себя, что это просто дружба.

Дружба, даже когда Глори целует его. Она чувствует его дыхание и видит его мысли. Он думает о том, что у нее мягкие губы и наглый язык – совсем не похожа на Парси. Его руки скользят под белый халат Глори, и снова он сравнивает ее с Парси. Сравнивает наощупь.

– Нас увидят! – шепчет Глори, пытаясь разглядеть в темноте лица других пациентов в палате.

– Все уже спят, – говорит Чипер, борясь с возбуждением и болью в пострадавших гениталиях.

– Очень больно?

– Терпеть можно, – он улыбается, опуская руку все ниже и ниже.

– Не надо, – говорит Глори, убирая его руку.

– Думаешь, я ни на что не годен? – спрашивает Чипер.

– Думаю, нужно немного подождать. – Глори заглядывает ему в глаза, надеясь не увидеть там обиды. – Совсем немного подождать, – просит она, считая, что после смерти Парси Чиперу нужно время, чтобы забыть, собраться. Да и ей самой нужно время. Совсем немного. Может, пара дней. Хотя бы пара дней…

– Нужно кое-что проверить, – говорит Чипер неделю спустя.

Он еще хромает, но уже выходит в коридор. Они запираются с Глори в мужском туалете. Она не помнит, как оказалась здесь, лишь видит закрытый изнутри замок, чувствует запах хлорки. Но сомнений нет.

– Мне кажется, у меня там что-то не работает, – говорит Чипер, указывая глазами вниз.

– Где не работает? – подыгрывает ему Глори.

– Там, – мнется Чипер.

– Ну, давай посмотрим, – говорит Глори, упиваясь его смущением.

Чипер спускает штаны и ждет. Глори улыбается и тоже ждет.

29

Нейронный трип закончился, но Глори еще видела, как Чипер ведет ее к своему отцу, видела его квартиру, слышала скрип кровати, храп отца Чипера, который спит пьяный в соседней комнате. Это было так, словно она проснулась, но сон еще висел на глазах, рисуя нереальный мир грез.

– А ты неплохо целуешься, – сказал Чипер.

– Правда? – Глори улыбнулась, находясь на грани реальности и трипа.

– И все остальное… – Чипер помрачнел, вспомнив о Парси, которая в этой реальности лежала в больнице.

– Я старалась, – сказала Глори, пытаясь прийти в себя после трипа.

– Только не думай, что теперь знаешь меня. Это лишь наша фантазия и а-лис.

– Я понимаю.

– Это хорошо. – Чипер закурил, предложил сигарету Глори, но она отказалась.

Не пройдет и месяца, как Глори начнет курить, но тогда она еще не знала об этом. Не знала она и о том, что а-лис станет частью ее жизни. Сначала появятся сны наяву, избавиться от которых поможет лишь новая доза нейронного наркотика, затем Глори решит, что принимать один-два раза в неделю а-лис не так и плохо. Особенно принимать его с Чипером. Он был старше ее на год и поэтому совершенно не напоминал оставшихся в прошлом любовника и мужа.

Клод Маунсьер был старше ее на порядок, а Жан Мерло… Жан Мерло был просто хорошим любовником, не имеющим перспектив на будущее. На их общее будущее. Хотя за его карьерой Глори следила. Она хотела стать журналистом, а Мерло был единственным журналистом из тех, кого она знала. Он стал соперником, конкурентом, и когда в печать вышла его знаменитая статья о детективе Хинде Соркин, у Глори началась депрессия, вызванная шумихой успешного расследования бывшего любовника. И все это время Чипер Доув был рядом – этот пылкий любовник из нейронных трипов, ни разу не прикоснувшийся к Глори в реальности.

– Трип – это трип, жизнь – это жизнь, – говорил он, напоминая о том, что его жена лежит в больнице.

– Жена в коме, – ворчала Глори.

Но именно передозировка Парси и послужила началом ее тернистой дороги к славе. Почему эта девушка, принимавшая а-лис уже не первый год, решила убить себя? Сколько она приняла пилюль? Пять? Шесть? Втайне от Чипера Глори встретилась с лечащим врачом Парси.

Доктор Ситна был высоким (низкорослой Глори он казался просто гигантом), с копной густых черных волос, схваченных на висках сединой. Ему было около пятидесяти лет. Холост, но был дважды женат. Последней жене достался загородный дом. Коллекцию ретроавтомобилей доктор Догар Ситна сумел сохранить. Люди говорили, что эти автомобили Ситна любит больше, чем двух сыновей от первого брака и шестигодовалую дочь от второго. Еще люди говорили, что доктор любит готовить, и если у него когда-нибудь заберут лицензию врача, то он с успехом найдет себя в роли повара в любом ресторане. У доктора были крохотные усики, которые он отрастил по просьбе одной из любовниц, появившихся между первым и вторым супружеством. Эту женщину звали Промила Лал, и именно ее доктор Ситна видел второй женой. Он потратил на нее добрую треть своих сбережений, а потом она забеременела от другого любовника и при личной встрече рассказала Догару Ситне, что кроме него у нее есть еще три любовника, состояния которых значительно превышают состояние доктора. Глори удивилась, узнав, что доктор и Промила остались друзьями, продолжая поддерживать отношения. Возможно, доктор все еще любил эту женщину. Иначе зачем он продолжал носить эти тонкие усики, превращавшие его в актера зари кинематографа?

Все это Глори изучила, готовясь ко встрече с доктором. Нет, с ним она не может назваться журналистом. Просто женщина. Одна из многих, что окружали доктора. Глори узнала название ресторана, где проводил вечера Догар Ситна.

30

«Святой Игнатий» был дорогим, но не вычурным заведением. Глори могла позволить себе находиться здесь, а вот Чипер, тративший почти все деньги на содержание Парси в больнице и а-лис, нет. Да Глори и не хотела, чтобы здесь рядом с ней был Чипер. Он будет только мешаться. Ведь доктор Ситна мужчина. «Почему бы и нет? – думала Глори, стреляя в сторону доктора хищным взглядом. – Что плохого, если я воспользуюсь тем, что я женщина?» Но доктор словно и не замечал ее. «Неужели в свои пятьдесят он потерял интерес ко всем этим радостям?» – злилась Глори.

Ближе к вечеру она засомневалась в правильном выборе платья. «Может быть, оно слишком открытое? А косметика? Не похожа ли я на шлюху? Но разве не именно это и нравится мужчинам? Бывшим мужу и любовнику нравилось. Нравились все эти платья. Нравилось все, что под ними. А этот доктор…» Если бы он не был два раза женат, если бы у него не было детей, то Глори могла бы убедить себя в его нетрадиционной ориентации, но так… Так она могла усомниться только в своих чарах. Усомниться настолько сильно, что стала чувствовать себя неполноценной. Ее бросил муж. От нее отказался любовник. Два мужчины, которым она отдала всю себя. Они любили ее, но потом… она осталась одна.

Вернувшись домой, Глори позвонила Клоду Маунсьеру и спросила, почему он бросил ее.

– Ты что, пьяна? – спросил Клод Маунсьер.

– Трезвая как никогда.

– Тогда какого черта звонишь мне?

– Хочу знать, почему ты отказался от меня? Стоило мне один раз изменить тебе, и ты был счастлив избавиться от меня. Скажи, Мерло ведь был для тебя просто причиной, верно? Ты думал о разводе давно. Сколько женщин было у тебя, когда мы были женаты? Неужели одного моего проступка было достаточно, чтобы не суметь простить? Ведь если кого-то любишь, кем-то дорожишь, то готов прощать и… – Глори замолчала, поняв, что бывший муж повесил трубку. – Ну и черт с тобой, – буркнула она и позвонила Жану Мерло.

Трубку сняла Лизель Хейвлок и сказала, что Мерло не живет с ней.

– Удивлена, что ты не подобрала его, – сухо добавила Лизель. – Хотя вряд ли ему сейчас нужен кто-то твоего калибра.

– Моего калибра? – опешила Глори, но самооценка уже и так упала ниже некуда.

– Успокойся, соберись с мыслями, реши, что для тебя важно, и найди кого-нибудь третьего, – дала Лизель дружеский совет, и голос ее был настолько спокойным и мягким, что Глори стало тошно от этого заботливого тона.

«Пошла к черту!» – хотела сказать она, но вместо этого лишь осторожно повесила трубку, чувствуя, что начинает задыхаться.

Нужно было переодеться, смыть макияж, может быть, выпить бокал вина или бутылку пива… Глори замерла, увидев оставленную Чипером пачку сигарет. Они лежали на стеклянном столике рядом с бронзовой пепельницей, в которой корчились несколько окурков. Таким же скрюченным, смятым, раздавленным окурком сейчас ощущала себя и Глори. И эта пачка сигарет… Почему-то она казалась Глори разделительной чертой между прошлой жизнью и настоящей. В прошлой у нее был зрелый супруг, деньги, молодой любовник. Причем и муж, и любовник любили ее, желали ее, боялись потерять. А сейчас… Сейчас у нее был доктор Ситна, плевавший на то, как сексуально она выглядит. Был Чипер, занимающийся с ней любовью только во время совместных нейронных трипов. И еще у нее была эта наполовину пустая пачка сигарет, рядом с которой лежала красная зажигалка с черным иероглифом счастья.

Не пройдет двух месяцев, и Глори сделает себе татуировку этого иероглифа. Не пройдет двух месяцев, как все изменится. Но сейчас были лишь отчаяние, заниженная самооценка, сомнения и полупустая пачка крепких сигарет Чипера.

– А почему бы и нет? – проворчала Глори.

Она открыла пачку, выудила из нее сигарету и неловко обхватила губами, невольно вспомнив теорию психосексуального развития Фрейда. Но разве сам старик Зигмунд не был заядлым курильщиком?

Глори взяла зажигалку. Щелкнул пьезоэлемент. Вспыхнул желтый язык пламени, едва не подпалив Глори челку. Сколько лет она не курила? Пять? Десять? А сколько курила? Один раз? Два? Сейчас Глори не помнила, в каком классе это было. Она поднесла зажигалку к сигарете, затянулась. Едкий дым заполнил легкие – такой же едкий, как и вся жизнь. Глори спешно выдохнула и тут же затянулась снова. Ее не тошнило, голова не кружилась. Странно, но чувствовала она себя так, словно курила всю жизнь. «Может быть, это какие-то неправильные сигареты?» – подумала она, попыталась отыскать надпись о содержании смолы и никотина, снова открыла пачку, достала еще одну сигарету. «Все это очень странно». Глори нахмурилась, поджала губы, увидев на дне пачки красную пилюлю а-лиса. Либо Чипер забыл ее здесь случайно, либо знал, что Глори закурит и найдет пилюлю.

– Нейронный трип в одиночку может быть не самым приятным, – сказал когда-то Чипер. – Но рано или поздно каждый, кто принимает а-лис, остается в одиночестве и решается включить модулятор.

– Вот и я сейчас одна, – прошептала подавленно Глори. – Совсем одна.

Она настроила модулятор и проглотила пилюлю, запив пивом, надеясь, что времени хватит, чтобы выкурить еще одну сигарету, хотя сознание уже неслось прочь из реальности, оставив лишь запах сигаретного дыма в грязной, прокуренной комнате, совершенно не похожей на ту, где жила в действительности Глори, но а-лис подменял воспоминания и принципы.