Текст книги "Планета супербарона Кетсинга"

Глава 7. Разбойники и физраствор

Сапоги топали по коридору, будто вбивая гвозди в не желающую просыпаться голову. Наконец мозг осознал – что-то происходит. Пожар? Не хотелось бы, в окно-бойницу не протиснешься. Наводнение? Те же возражения.

Напялил штаны, сапоги, прихватил на всякий случай шпагу, шагнул в коридор. Никого, темно, пусто, и грохот с первого этажа. Скатился по лестнице – барон, дворецкий, привратник, вооружившись, стояли перед входной дверью, с другой стороны в нее ломились. Барон заметил Вока, повернулся, свечи отразились в его зеркальной кирасе.

– Разрешите проследовать в вашу комнату, граф? Нужен сектор обстрела.

Вок дернулся назад, споткнулся о тело бородатого мужика в кольчуге. Взлетел вверх по лестнице, бросился к сундуку за арбалетом, обнаружившимся там в первый же день. В бойнице темнота, куда стрелять? Подоспел барон, тоже с арбалетом, пружинным, и с охапкой каких-то громоздких штук.

– Куда стрелять? – заорал Вок.

Барон махнул вниз и вправо. Высунул руку, свистнул болт. Вок сменил его, спустил тетиву. Пока перезаряжал, хозяин успел выстрелить четыре раза – непонятные штуки оказались сменными пружинами, заранее взведенными. Патроны, блин! Чуть не очередями бить можно!

Выпустив все заряды, барон выбежал из комнаты, Вок продолжил в темпе своего тихоходного самострела. Надолго и его не хватило, болтов в сундуке нашлось всего шесть. Вниз, к двери! Там шум поменялся – не удары, а звон железа. Рубка. Хозяин лежал на полу, двое слуг отбивались в коридоре от наседавших головорезов. Прихожая, холл в руках врагов. Вок шагнул назад в проход, встал в нишу, рявкнул:

– Отступайте.

Дворецкий понял, сделал четыре шага назад, привратник не успел, на шее его будто сама собой открылась рана – в сумраке глаз не уловил движения вражеского меча. Первый нападавший переступил тело, шагнул вперед, оказался рядом с Воком. Отлично! Удар – лезвие вошло точно между пластин, нашитых на кожаный жилет. Получи, гад! Вок выскочил из ниши, принял стойку. Тонкая шпага разбойников не впечатлила, напали вдвоем, замахиваясь мечами. Ну, машите, в тесном-то коридоре! Шаг назад, контратака, первый споткнулся о заколотого коллегу, упал вперед, лезвие вошло в его шею сзади вдоль позвоночника. Второй не внял, попер напролом, уронил оружие – ранена рука, еще движение – ранена вторая. Завизжал, бросился назад, наткнулся на следующего. Тот не понял, заозирался, наконец дошло – он последний целый. Целый! Развернулся и побежал к выходу, тоже споткнулся, упал, выскочил из дома и исчез в темноте.

Шпага проводила гостя до порога, не дальше. Это мальчишки, впервые на дорожку ставшие, в раж входят. Настоящий спортсмен, или воин, если в терминах местной реальности, дерется с холодной головой и не очень потными руками. Еще до того, как отзвенели клинки, Вок осознал – с лежащим на полу хозяином худо. Подбежал Редвик, в секунду забаррикадировали поломанную дверь, вдвоем одновременно нагнулись над раненым, отстегнули пробитую кирасу. Плечо, грудь, нога. Вок заметил на полу ножны, сорвал с них ремень, перетянул барону ногу. Зажал рану на плече, та, что на груди, уже не кровила. Мотнул головой дворецкому – посмотри остальных. Вот тут к горлу и подкатило – на полу единственный человек, с которым хотелось подружиться. И здесь не спортивный турнир, здесь реалии, человек этот почти уже убит. Дворецкий отрапортовал:

– Ширкорст дышит пока, а он, – показал на кольчужника, о которого в начале боя споткнулся Вок, – давно к Богу идет.

– Потащили раненых в спальню, обоих в одну, чтобы не бегать.

Лицо дворецкого вытянулось – не полагалось класть рядом супербарона и привратника, несмотря ни на какие обстоятельства. Что бы ни произошло.

– Приказываю, – повысил голос Вок. И спросил: – Остальные слуги где? Кухарку у вас видел, мужик чумазый дрова в камин таскал.

– Они приходящие, – дворецкий взял барона за плечи, оставив Воку более легкие ноги, – ночуют по домам.

Тащили долго, сначала сеньора, потом слугу. И зачем такой большой домина? Совсем недавно целая водолазная команда разместилась, так в зале место свободное и не уменьшилось. Чушь в голову лезет, при чем здесь домина? Раненые! Скорую вызывать надо… Черт, какая здесь скорая!

– Врача есть возможность позвать? Скажи, что заплачу сколько скажет, если сразу придет.

– Врача? – Слово слуга понял, но как-то не совсем. – Маги врачуют, но они в замке. Других нет. За попом идти надо.

Вок вспомнил повитуху из рыбацкой хижины, ее грязные руки, измазанное платье. Да на фиг такую медицину!

– Не надо попа, я сам маг, хоть и начинающий. Давай раздевай пациентов.

Видя, как дворецкий аккуратно расшнуровывает каждую завязку на господской рубахе, Вок взялся за нож.

– Режь все, одежду я куплю. В благодарность за собственное чудесное спасение.

Отправив помощника кипятить воду, крикнув вслед, чтобы соль захватил, сам занялся первичным осмотром. Баронское плечо оказалось пробито насквозь, нога рассечена, виднелась надрубленная кость. А вот на груди всего лишь кожа порвана. «Всего лишь» по сравнению с остальными повреждениями, конечно. Видимо, защитило ребро, устояло против смягченного кирасой удара.

Рана на шее привратника выглядела страшно, кожа разошлась, обнажив какие-то ребристые жилы… или сосуды. Вока даже чуть замутило, в первый раз, в первый раз в этом мире. Появился дворецкий с большой кастрюлей кипятка.

– Эт… – Вок запнулся, имя дворецкого он забыл. – Нужны иголки, нитки. И извини, как тебя называть?

Тот замер, то ли не поняв неуместного вопроса, то ли вопрос поняв и потому впав в шок.

– Имя твое как? – пришлось повысить тон до привычного в этой местности.

– Редвик, ваше сиятельство.

– А его? – Вок мотнул головой на привратника. Имя вроде тоже слышал, но не запомнил уж точно.

– Ширкорст, – вышел из ступора дворецкий и порысил за иголками.

Физраствор, физраствор, название Вок помнил, а сколько соли туда пихать? То ли ноль два, то ли два, то ли десять процентов? Вспомнить бы, читал ведь, ладно пусть число посередине – два процента, все равно весов нет, на глазок сыпать придется. Отмерил компоненты, поболтал ложкой, растворяться соль не хотела. Вернулся Редвик, Вок сунул ему посудину – мешай, сам принес атлас, тот раскрылся на пулевом ранении печени, глаза дворецкого остекленели. Вот ведь, крови по жизни своей средневековой наверняка много повидал, а на картинке испугался. Вок нашел страницу, где нитка стягивала края разреза. Вроде понятно – стежки широкие, узлы. Чуть не забыл – промыть, раны промыть. Хорош бы был, если бы сначала зашил, а потом про физраствор вспомнил. И ведь бинты еще. Пластырь есть… нет, пластырь к большим ранам нельзя, это запомнилось из детской книжки, где дети лечили попавшую под машину собаку. Черт, почему не зашел в аптеку там, в Воронеже? Ведь запросто мог и антибиотиков прихватить, и аспирина, и болеутоляющих каких-нибудь. Сам не болел никогда, вот и взял только пластырь.

– Редвик, найди чистую материю и кипяти в воде. Без мыла, просто кипяти. Потом суши утюгом. И нитки кипяти. – Вок запнулся: а изобрели они уже мыло?

Рубленую ногу, разрез на груди промыть удалось легко, а вот с плечом что делать, Вок не знал. В каком-то фильме раненный индейской стрелой ковбой загонял в дырку порох и поджигал. Но и порох здесь не достать, и Голливуду верить причин не было. Захватил бы с собой шприц, попробовал бы прокачать дырку соленой водой. Мечты. Пришлось надеяться на местного бога и на отечественное «мож, и так сойдет».

Подоспел инструмент, Вок начал стягивать края разреза на ноге. Раненый дрожал, на коже выступил пот. Барон был в сознании, гордо смотрел в потолок, молчал, даже зубами не скрипел. Вок почувствовал – собственные его руки тоже подрагивают в такт с телом пациента. Еще бы, живого человека иголкой тыкать – это… получалось, что это не шпагой разбойника в коридоре прикончить. Так уж получалось. Рану на груди, вроде бы и незначительную, стянуть не удалось, кожа рвалась под ниткой, выступала свежая кровь. Вок решил оставить как есть, дальше пытаться – только хуже делать. Приложил еще теплую ткань, несколько слоев, и все-таки залепил лейкопластырем.

Теперь привратник, черт, как его лечить? Горло вон торчит вывернутое наружу. Обтер руки, полистал атлас, нашел шею развороченную, надписи – где пищевод, где артерии. Ну и что? Лечить-то как? Жир, надо убрать жир, тогда кожа повиснет свободнее, может быть. И ее удастся зашить. Желтая прослойка четко выделялась на картинке, вот только у привратника ее не нашлось совсем, худой персонал у барона, аскетичный. Вок подозвал стоявшего без дела дворецкого, заставил помыть руки и свести края раны. В нормальной медицине для этого, наверное, захваты имеются, а тут вот только дворецкий. Сшил края, вспомнил – нужен выход для гноя, и чуть распустил стежки. Забинтовал, надеясь, что ткань придержит и нитки не прорежут кожу. Все время прислушивался – дышит ли? А то ведь легко и жгут на шею наложить по старому анекдоту. Дышал привратник слабо, был без сознания. Зато и не дрожал, не мешал врачебной деятельности.

Закончив работать иголкой, Вок почувствовал страшную усталость, посмотрел на Редвика:

– Спать хочется?

– Как я могу спать, когда мой господин… – Дворецкий фразу не закончил, только протянул руку к кровати.

– А я хочу. Зови, если что.

Стук в дверь. Ломают. Мерно, медленно. Где шпага?.. В дверь спальни стучали. Вок схватил лежавший рядом клинок, сел на кровати, крикнул: можно входить. Помотал головой и окончательно проснулся, понял, что стучали совсем не громко. На пороге стоял дворецкий Редвик, переодевшийся, но с измотанным, почти зеленым, лицом.

– Сэр, ваше сиятельство, слуги нашли одного разбойника живым.

– Черт с ним, с разбойником. Как там барон? – вспомнил прошедшую ночь Вок. – Кто с ним сейчас?

Про привратника спросить не решился, тот наверняка уже шагал к местному богу. Не дожидаясь ответа, оделся, спустился на нижний этаж. Раненые. Дышали оба. Оба были горячими, оба без сознания. Или глубоко спали, не чувствовали ладонь, которой маг, он же граф, он же шпион, измерял температуру. Хотелось верить, что глубоко спали.

Будить их по-любому не стоило, лучше пока разобраться с разбойниками. В холле перед входной дверью лежали четверо – трое рядком на полу, один у стены на длинной скамейке. Тут же около него – аккуратно сложенная кольчуга.

– Брат Ширкорста, – пояснил дворецкий. – Он навестить часто заходил. Наверное, постучали, он открыл и получил болт в грудь. Не знали разбойники, что в прихожей двое, Ширкорст успел дверь захлопнуть, а там мы с господином супербароном подоспели.

Заметив недоуменный взгляд Вока – с чего это в кольчуге на огонек, – Редвик пояснил:

– Кольчуга легкая, домой ночью возвращался, болт не удержала. – Потом показал на свисавший с потолка шнур: – Их благородие господин барон придумал. Колокол тревогу бьет и в его спальне, и у меня в комнате.

– И что, часто нападают, аж сигнализацию ставить пришлось? – уточнил Вок.

– В городе бывает, а к нам в первый раз, много ли у нас брать?

Дворецкий смутился и замолчал. Не важно, Вок догадался уже о скромном материальном положении хозяина. Чтобы не смущать человека, спросил про чудесно ожившего бандита. Им оказался тот, который получил шпагой от шеи по хребту, последний из встретившихся с профессиональным земным фехтовальщиком.

– Как в вашей стране, Редвик, принято поступать с пленными разбойниками? – спросил Вок.

– Можно добить, а можно вызвать стражу. Но проще добить, только прикажите. – К вражеским жизням пиетета здесь, похоже, не испытывали.

– Нет уж, вызываем стражу. И еще, купи по пути ткани на перевязки, спирт у вас продается? Понятно, по лицу вижу – даже слово незнакомо. Значит, уксуса купи. И курицу. Раненых будем поить постным бульоном. Лучше из птицы, лучше из курицы.

Черт его знает, сколько здесь курица стоит. Вок принес золотой, выдал дворецкому с заданием купить двух кур – самим тоже есть надо. Тот повертел незнакомую монету в руках:

– Сэр, можно спросить? Вы такими деньгами на рынке платили?

Какими же еще? Менял и платил, других в снаряженном спрутом сундуке просто не нашлось. Дворецкий продолжил:

– Разрешите мне догадаться? Деньги чужестранные, приметные, всем интересно, кто их привез. И про гибель ваших людей в городе сразу слухи пошли – богатый человек в доме с малой охраной…

Он запнулся: получалось, сам не желая, обвинил графа в несчастье своего хозяина. Как тут реагировать? Да, ошибся, да, платил золотыми с неясной чеканкой то ли орла, то понадобившейся сейчас курицы. Вок промолчал, надеясь, что проницательности дворецкого хватит понять – ему тоже неловко. Потом достал еще золотой:

– Разменяй и второй, пожалуйста, чтобы мне не светиться больше перед жадными глазами. Вернешься, тогда я пойду поищу, что пригодиться может. Вместе уходить нельзя, за ранеными присмотр нужен.

А что, собственно, он собирается приобрести? Да, понятно – лекарства нужны, антибиотики какие-нибудь, антисептики. Обезболивающие очень пригодятся, типа пенталгина. Мысли заслонила вылезшая из подсознания Валентина, точнее, не вся жена целиком, а ее коронная фраза «ну ты ведь тупой». И на фига лезут в голову постоянно то она, то тренер? Остались бы спокойненько в прошлой жизни, и все. Нет их больше, ни здесь, ни в земном будущем Вока. Хотя он ведь действительно сглупил. Собирался сюда, пластырь захватил, и все. Мог ведь в аптеке набрать, много чего мог набрать. А теперь вот идти на базар зелья местные разыскивать.

* * *

Базар выглядел обычным образом – каждый базарил с каждым, то и дело какой-нибудь продавец цеплялся к Воку, заставляя пожалеть об утерянной свите. В толпе сновали мальчишки – зарабатывавшие, выпрашивавшие мелкие деньги, воровавшие все подряд. Базар казался живым, хотелось принять стойку, удержать его на расстоянии кончика шпаги, отступить и больше никогда не встречаться.

Нет уж, переходим в контратаку. Вок схватил ввинчивавшегося в толпу мальчишку, показал монетку – веди туда, где снадобья продают.

Аптечный угол – два лотка, хозяйки которых соревновались своим уродством. Логично – ведьму должны бояться. Оно и хорошо, толпа сюда не затекла, можно не только приобрести лекарство, но и обсудить-проконсультироваться по его применению.

На досках перед каждой аптекаршей стояли кувшинчики, лежали тряпичные мешочки. Экспозицию украшала прозрачная банка, в которой плавала замаринованная жаба. Спину жабы декорировали отростки, напоминавшие разрезанных лопатой земляных червей. Та еще гадость, решил Вок и вспомнил, что земные ведьмы тоже пугали пациентов малоаппетитными аксессуарами. Особенность профессии такая, надо понимать. Опознав в Воке клиента, причем обеспеченного, продавщица схватила в руки главный экспонат:

– Господин сэр рыцарь, вот редкий товар, кровь останавливает, раны сжимает, боль унимает, – манерно поджала серые губы. – Ох, что я говорю, простая лекарка. Сэр рыцарь не боится боли. Акалаль останавливает кровь, чтобы сэр рыцарь смог вновь ринуться на врага!

Бабка так энергично распиналась о дешевизне акалаля, предлагала сумасшедшие скидки, что сомневаться не приходилось – собирается одной жабой обеспечить себе достойную старость. Вок повернулся ко второй продавщице. Та тоже пыталась втиснуться в подвернувшуюся рыночную нишу, но громкостью голоса и напористостью уступала первой.

– Тихо! – поставил рекламу на паузу Вок. Оценил скромность выбора, ткнул в лоток. – Кратко, по очереди, про каждый товар. От чего, как готовить, как применять.

Большинство лекарств отпали по признаку сомнительности. Не верилось в эффективность камешков для закапывания под порогом дома, а грибы, предназначенные в пищу лекарю, в лучшем случае могли помочь в деле воображения медицинских успехов. Вок приобрел серый порошок для посыпания ран и сушеные сорняки, отвар которых, согласно бурным уверениям, очищал подростковые физиономии от прыщей. Прыщи, конечно, актуальны не были, но на земле с прыщами боролись то ли аспирином, то ли тетрациклином. Вдруг волшебные лопухи что-то подобное выделяют при варке? В последний раз отказавшись от жабы, Вок отправился домой.

Продираться назад через весь базар не стал, вышел на узкую улочку, примыкавшую к местному маркету рядом с закутком аптечных торговок. Странно выглядела улочка, ширина – едва двоим разминуться, но уходящие вверх стены еще и наклонялись вперед, почти смыкаясь на уровне третьего этажа. Как они там живут, глядя в окна друг другу? Что странно – не чувствовалось вони, обещавшейся всеми книгами и передачами о средневековых городах. Как здесь проблему стоков решили? Неужели канализация? А почему, собственно, нет? Кое-чему Вок в этом мире уже удивлялся, может, пора удивиться и канализации?

Выбрался на улицу, после мрачной щели между домами показалось – вышел на проспект. И сразу заметил девушку. Она шла в сопровождении четверых вооруженных людей, хотя одета была не так чтобы очень ярко или роскошно. Один из сопровождавших приблизился, сказал что-то ей на ухо. Девушка махнула рукой и звонко произнесла:

– Да ладно, на мне все рвется.

Видимо, человек заметил непорядок в одежде и сообщил госпоже, стоило ли внимание обращать? Но чем-то этот жест тонкой руки показался Воку знакомым. Чем? Будто видел его когда-то, вот ведь глупость – на планете всего несколько дней, а уже забытые знакомые мерещатся. Дежавю называется, возникает из-за длительного отсутствия женщин, нечего заморачиваться.

Дома ждала курица, приготовленная как-то необычно, по-местному. Да и курица ли это, осталось неизвестным – опознавать видовую принадлежность в готовом блюде представлялось затруднительным, а спрашивать у дворецкого неуместно. Быстро пообедав, Вок занялся ранеными, хотел сразу к ним, но Редвик сообщил, что сэр барон совсем недавно заснул. На вопрос, чем занимался сэр барон до того, дворецкий пояснил, что тоже спал, но не так.

Несмотря на антимедицинские методы зашивания, убивать своих хозяев раны не спешили. Оба дышали, у обоих ощущалась температура, оба, очевидно, чувствовали себя очень плохо. Но ведь дышали. Вок обернулся к дворецкому:

– Есть они, пожалуй, сегодня не смогут. Так что пусть бульон постоит в холодильнике…

В каком к черту холодильнике! В голове красной лампочкой замигала фраза «Штирлиц был как никогда близок к провалу».

– В смысле – на холоде…

На лице дворецкого все то же непонимание. Быстрые расспросы показали, что про холодное хранение пищи в местном королевстве неизвестно. Пришлось выкручиваться, сообщив, что этот способ весьма популярен «у нас на юге». Подумалось – может, научить их ледники строить? Типа запасли лед с зимы в погребе и все лето холод в достатке. Кстати, а случается ли здесь зима? Тряхнул головой – мысли совсем не туда, надо ведь делом заниматься.

– Значит, так, если больные есть не смогут, завтра покупаем птицу поновее, а сегодняшнюю съедаем сами. И по кругу, пока они не выздоровеют.

Дворецкий приподнял брови, очевидно указывая на затратность такого способа ведения хозяйства. Пришлось добавить:

– Я заплачу, графская казна не оскудеет.

Про себя хмыкнул «осьминожья казна» и задумался, как же из нее, из этой кассы, получать пополнение – имеющиеся золотые подойдут когда-нибудь к концу.

А ведь действительно – что делать, когда наличность кончится? Чем здесь графы зарабатывают, неизвестно, как осьминога разыскать – тем более. Оставалось пересчитать имеющиеся финансы.

Вок поднялся в свою комнату, открыл денежный сундук. Пожалуй, всего только сундучок, а то и просто коробка. Внутри насчиталось двадцать две монеты – тоже неплохо. Опустев, дно коробки неожиданно изменилось. Выстилавший его красный бархат расползся клочками и исчез, зато появился самый обычный плоский экран. С него, понятное дело, взирал осьминог.

– Таки деньги потратились? – ехидно вопросил он.

– Считаю, – парировал Вок. – Отчет о командировочных расходах составлю.

– Отчет не нужен. – Спрут был великодушен. – Сотрудникам верим на слово.

– Тогда хотелось бы знать, что я вообще здесь делаю? Вам от меня пользы никакой, хозяевам одни неприятности.

– Пользы много, вопросы при личной встрече, – объявил спрут.

Тут же сообщил, что встречи надо искать там, где распрощались с водолазами, и отключился, вновь покрыв дно коробки бархатом. Ладно, при встрече так при встрече.

К вечеру накатила усталость, казалось – до постели бы доползти, но только казалось. Отрубиться не удалось, перед глазами возникла та же девушка. Точнее, не девушка целиком, а небрежный жест и фраза «да ладно, на мне все рвется».

Точно ведь, видел и слышал этот жест, вот где? Или не точно такой, а похожий? Навязчивые мысли не давали заснуть. Перевозбуждение, тренер говорил: перевозбуждение. Надо заставить себя расслабиться, поверить, что мешающие заснуть мысли – мелочь. Заставил, расслабился, поверил и… вспомнил, откуда в голове этот жест. Давно, очень давно, еще в школе его видел.

В последние летние каникулы школа придумала какую-то отработку. Со своим классом трудолюбием заниматься у Вока не получилось – время совпало со спортивными сборами, однако и совсем прогулять не удалось, хитроумный школьный директор отработку не простил, а перенес. Вок являлся с утра и до двух дня трудился мальчиком за все – выносил мусор, мыл пол после маляров, подшивал никому, наверное, не нужные бумаги. Тем же занимались несколько задохликов, не совпавших со своими классами по медицинским соображениям. Компания менялась – кто-то уходил, так как начал «трудовые каникулы» раньше Вока, кто-то присоединялся по ходу. Под конец пришлось таскать на мусорку старые классные журналы – ему и в этот день появившейся новой девчонке, по тогдашним понятиям совсем мелкой, на три года младше. Сначала получить в руки журналы показалось интересным, но быстро выяснилось, что фамилии закончивших учиться пятнадцать лет назад не говорят ничего и совершенно безразлично, кто из них отвечал на пятерки, а кто на двойки. Журналы обернулись обычной рутиной – взял стопку в кладовке рядом с учительской, спустился на два этажа, прошел через специально отпертую заднюю дверь спортзала и выбросил в полный гнили контейнер с надписью «макулатура».

Сделав ходок восемь, решили отдохнуть, в пустом классе уселись сверху на парты, мотали ногами. Зачем? О чем разговаривать с малявкой? Да и вообще с девчонкой? Вок был юношей «поздним», девушками к последнему школьному году интересовался только теоретически. Наверное, из-за спорта – на практику просто не оставалось времени.

Вок заметил, что рукав у девчонки разошелся по шву.

– Футболку порвала, – коротко сказал он.

Она повернула голову, взглянула, махнула тонкой рукой и звонко произнесла:

– Да ладно, на мне все рвется.

И так это прозвучало независимо, задорно и по-взрослому, что девчонка перестала быть малявкой. Нет, больше ничего, просто врезалась в память этим своим жестом, этой независимостью жеста.

Потом вспоминал тот случай раз или два, думал пойти на этажи классов помладше, найти девчонку и хоть имя ее спросить. Но не пошел. Почему? Сразу не спросил, потом-то с чего? Так и осталась в памяти без имени. Он даже не помнил, как она выглядела, красивая ли была? Наверное, не уродливая и не супер что-то там в рамках понимания красоты старшеклассниками. Это бы запомнилось. Длинные светло-русые волосы, тонкие, да, точно, тонкие руки и, наверное, тонкие черты лица. Немного нескладная фигура, а какая еще фигура ожидается в таком возрасте?

Все, вспомнил. Вспомнил и решил, что можно заснуть. Но не спалось, теперь уже непонятно почему. Мысли зацепились за старые классные журналы, за макулатуру, перескочили на огромные, А1, чертежи самолетов, которые отец приносил из университета, где учился. Ненужные чертежи доставались Воку, он раскладывал их вечером на цветном линолеуме в большой комнате и раскрашивал цветными карандашами. Вдоль и поперек тех старых пропеллерных самолетов шли параллельные линии, видимо части каркаса, которые Вок считал трубами и проводами и раскрашивал в разные цвета. Родители сидели на полу рядом – мама всегда справа, отец слева, мама держала карандаши, а отец прижимал край толстого ватмана, чтобы не сворачивался в рулон.

Только здесь, на чужой планете, Вок сообразил – не могло быть такого. Нет, и чертежи, конечно, отец приносил, и цветные карандаши мама держала. Но вот раскрасками он интересовался в возрасте пяти-шестилетнем. А отец учился в университете позже, когда школа уже шла вовсю, когда дзюдо занимался, когда руку сломал. Наверное, не студенческие это были работы, не собственные отцовские задания по черчению, а макулатура, выброшенная с авиационного завода, настоящие чертежи, по которым когда-то в древности строили самолеты. Просто Вокова детская память сложила вместе совершенно разные вещи – огромные, А1, листы ватмана и учебу отца.