Текст книги "Избранные. Фантастика о дружбе"

– Разве нет?

– Нет.

– Не смеши меня.

Никита сел, поджав под себя ноги.

– Смотри сам. Мимо нас пролетел почтовый дрон. Это сложная машина. Электрические цепи, микросхемы, все дела. Кто его построил? Как это работает? Отвечай.

Я тоже сел.

– Другие машины. Кто же еще.

– А их? Кто создал все эти трехмерные принтеры, штампующие на заводах наши вещи?

Признаться, я крепко задумался. Ответ казался очевидным. Люди. Но ведь нас не учат в школах изобретать разные устройства. А если где-то и учат, это происходит в наукоградах и закрытых корпоративных лабораториях.

– Инженеры, – вспомнил я. Подвернулось слово, услышанное в какой-то передаче.

– Правильно, – похвалил Никита. – Идем дальше. Ты знаешь пикчи, описывающие действие микросхем? Или пикчи, которыми можно объяснить закон тяготения?

Мысли тяжело ворочались в моей голове.

В тот день до меня начало кое-что доходить. Нет, сказал я, нас этому в школе не учат.

– Не учат, – подтвердил Никита. – Это сложно. Чтобы усвоить такие знания, нужны тексты. Информация, записанная буквами.

Мы разом умолкли.

Я никогда не думал о подобных вещах. Собственно, нас думать и не учили. Но ведь получается…

– Хочешь сказать, – тихо произнес я, – что буквы… это пропуск в наукоград? Или корпорацию? И это скрывают от нас?

Никита покачал головой.

– Это общедоступно. Просто одним интересно, а другим – нет.

Сейчас я осознаю всю убийственную правоту моего школьного друга. Человеку свойственно идти легким путем. Зачем усложнять жизнь? Можно годами поддерживать некий уровень потребления, наниматься на примитивные работы и довольствоваться малым. Так живет девяносто процентов населения Земли. Школа выпускает в мир потребителя, умеющего вращать шестеренки системы. А большего и не требуется. Реальность контролируется другими людьми. Теми, кто умеет читать.

Каждый житель нашей страны получает минимальный социальный набор. Достаточный для выживания. Одежда, пища, жилье, лекарства. Путевка к морю раз в год. Ты можешь не работать. Это плата за всеобщую роботизацию. Хочешь питаться лучше, одеваться в брендовую одежду, жить в приличном районе? Что ж, остались вакансии продавцов, учителей, воспитателей и официантов. Повара еще есть. Актеры. Редкие профессии, в которых роботы не прижились.

Всё это не требует знаний.

А вот ученые, разработчики софта, политики – эта категория приберегла навыки чтения для себя. Элита, сливки общества. Те, кто пользуется полным спектром доступных благ.

Разумеется, я слышал о закрытых школах.

Есть университеты и академии, они набирают грамотных специалистов из числа простых смертных. Будущие сотрудники приходят в закрытые школы и сдают какие-то экзамены. Их принимают или нет. Как получится. Дальше – годы обучения, распахнутые горизонты.

Вот только экзамен нужно сдать.

И пиктограмм для этого недостаточно.

Слишком сложно для простого мальчишки. Так я всегда думал. Конечно, если ты родился в семье чиновника или банкира, то наверняка попадешь в закрытую школу. Папочка все для этого сделает. Наймет лучших репетиторов, заплатит кому надо. Нажмет правильные рычаги.

Горизонты.

И что же это за горизонты такие? В обществе, где нет голода и лишений, каждый получает гарантированный минимум. Однотипную зону комфорта. И не может нарушать некие социальные границы. Взять, например, орбитальные гостиницы. Все хотят там побывать. Насладиться невесомостью, всеми этими шаровыми бассейнами и звездными ландшафтами.

Все хотят, но не все могут.

Я впервые задумался над тем, что жизненный путь имеет развилки.

6

Пиктограммы, если вдуматься, примитивны.

Эти значки карикатурно отражают наш мир, упрощают все до невозможности. Возьмем ложку с вилкой. Универсальный знак, обозначающий еду, кафе, рестораны и столовые. Любые места, связанные с питанием. Даже кухню в летнем лагере. Добавьте к этой пикче звездочки – получится наценочная категория. Чем больше звездочек, тем дороже заведение.

Все, что вам нужно знать о вселенной.

Ее стоимость.

Оснащаем ложку и вилку колесом. Получаем передвижную закусочную. Заменяем колесо телефонной трубкой – вот вам и доставка еды на дом. Меняем приборы на палочки для еды. Это китайский ресторан.

И так – за что ни возьмись.

Минус системы заключается в том, что вы не прочтете Шекспира, не освоите квантовую физику, не напишете гениальный роман.

Вы – никто.

Вас ничему не учат.

7

Стычка с Батоном не прошла для нас бесследно. Уже на следующий день начались репрессии. Первым к директору вызвали Никиту. Затем – меня. Разговор был тяжелым, он происходил в присутствии завуча. По совместительству – мамочки «пострадавшего».

Меня грозились исключить из школы. Поставить на учет. Отправить на общественные работы.

Я молчал.

Ты должен извиниться.

Вот чего от меня хотели. Публичного унижения. Батон будет победоносно смотреть на меня, пока я буду мямлить стандартную ересь. А ведь это он все начал. Это не мы с Никитой терроризируем класс и забираем чужие порции. Не мы зажимаем в подворотнях тех, кто слабее.

Несправедливость.

В детстве такие вещи остро ощущаются. Я отказался от извинений. В школу вызвали моих родителей. Пришла мама. О чем она говорила с классной и завучем, я до сих пор не знаю. Но дома я получил хорошую взбучку.

– Извиняться ты не станешь, – сказал отец. – Но к этому жиртресту больше не лезь. А то… сам понимаешь.

Я понимал.

У нашего государства есть много способов воздействия на людей с обостренным чувством справедливости. Советы профилактики, разнообразные учеты, принудительные лекции, «добровольная» общественная деятельность. Все – ради подавления личности.

Завуч – часть системы.

Сын завуча обладает иммунитетом. Заруби это себе на носу, сынок. Так сказал отец в тот вечер. Когда мама ушла спать.

Позже выяснилось, что Никита прошел через те же адские круги. В итоге нас отправили убирать территорию школы, затем перевели в распоряжение завхоза. Неделю мы что-то красили, таскали, разбирали и собирали.

Когда общественные работы закончились, я вздохнул с облегчением.

Все это время Батон посмеивался над нами. За спиной, разумеется. Открытых столкновений он теперь избегал.

Класс разделился на два лагеря.

Первый лагерь – мы с Никитой. Второй – все остальные.

Думаете, этим все закончилось? Ну, общественными работами, вызовами к директору и прочей официальной чепухой?

Нет.

Все только начиналось.

8

Как-то незаметно мы сдружились с Никитой. Стали держаться друг друга. Вместе возвращались домой из школы. На велосипедах, как и многие в то время. Ехали несколько кварталов, затем он поворачивал к частному сектору, а я пилил в свой микрорайон.

Я знал, что родители Никиты купили дом в нашем городе, но в гостях у них не был. Вроде бы, отец моего друга перевез семью из засекреченного наукограда. Это место даже на картах не существовало. Говорить о нем было нельзя.

– А почему переехали? – спросил я.

Мы углубились в лабиринт таунхаусов и разношерстных домишек, облепленных солнечными батареями. Здесь хватало типовых зданий, построенных в кредит. Такие дома очень дешевые, их печатают на принтере и отделывают «бюджетными» материалами. Издалека они смахивают на спичечные коробки, положенные плашмя.

Но были и другие дома.

Такие, как у моего друга. Функциональные, под завязку набитые умными вещами, предугадывающими любое желание хозяина. Дома с солнечной черепицей от Илона Маска. Дома с замкнутыми циклами переработки, собственными гидропонными оранжереями, ветряками и датчиками движения. Ты раздеваешься в прихожей, а дверь шкафа-купе открывается сама по себе. Если темно – вспыхивает свет. Хочешь спать – активируется кофе-машина.

Когда я впервые попал к Никите, то был поражен этими вещами до глубины души. Вы можете жить в цивилизованном мире, но из-за низких уровней допуска не видеть всей картины прогресса. Ваша кредитная линия – вот что играет ключевую роль. И эту линию не пробить пиктограммами.

Я бродил по дому своего школьного друга, а пространство жило собственной жизнью. Тихо шелестел кондиционер, под ногами ползал робот-уборщик, смахивающий на хоккейную шайбу. Мутировавшую хоккейную шайбу.

– Я живу наверху, – сказал Никита.

Мы поднялись по узкой деревянной лестнице и оказались на огороженной галерее. В дальнем углу виднелось круглое окно, под которым валялось кресло-мешок.

Слева – дверь.

Мы вошли, и я увидел ее.

Библиотеку Никиты.

Стеллаж, загромоздивший всю стену. Ячейки, а в них – книги. Невероятное количество книг. Больших и маленьких, толстых и тонких, красочно оформленных и однотонных. Кое-где стопки лежали на боку. В некоторые ячейки книги не вмещались, и хозяин комнаты затолкал их в свободные щели.

Наверху царил полумрак.

Когда мы вошли, автоматически включилась стеллажная подсветка. Скользнули вверх жалюзи, закрывавшие слуховое окно.

Я стоял, открыв рот.

Не знаю, что со мной случилось тогда. Этот стеллаж был каким-то уютным и многозначным одновременно. Сейчас вы меня поправите: это называется системой хранения. Да, так и называется. Но тогда, в сорок шестом году, я этого не знал.

Системы хранения не нужны тем, кто общается с миром через пикчи.

Во всяком случае, такие системы хранения.

9

Проблемы в школе начались не сразу.

Казалось, все стихло. Батон косился на нашу парту, но ничего не предпринимал. Его подручные – тоже. Никиту даже «буквоедом» перестали дразнить. Потом мы заметили, что вокруг нас образуется некий вакуум. Социальная пустота.

Затишье перед бурей.

Думаю, это было оно. Затишье перед бурей. Пару недель система принюхивалась к своим жертвам, думала, что с нами делать.

Потом Никиту вызвали к социальному педагогу. Престарелая женщина долго расспрашивала моего друга об условиях проживания, о родителях, о конфликтах с одноклассниками в других школах.

Меня пока не трогали.

Тогда я не понимал, к чему эти беседы. Социальные педагоги в наших школах – острие атаки. С них все начинается. Дальше пойдут в бой психологи со своими тестами, опека и прочие персонажи, главная задача которых – усложнять жизнь тем, кто мыслит иначе.

Учителя стали постоянно нас вызывать.

Домашние задания жестко проверялись. Контрольные срезы приравнивались чуть ли не к экзаменам. Но стоило получить низкую оценку, как о нас благополучно «забывали». Жми хоть до бесконечности на кнопку, связывающую тебя с учительским планшетом. Специальная программа позволяет им видеть, кто первый готов отвечать (выжал кнопку), а кто вообще не готов и хочет отсидеться. Мы с Никитой выжимали свои кнопки на корпусах ученических планшетов, но ничего не происходило. Вызывали кого угодно, только не нас.

Разве можно исправить оценку в таких условиях?

Вопрос риторический.

Наша успеваемость стала снижаться. Это повлекло за собой новую репрессивную волну. Пакет стандартный: вызов родителей в школу, беседы с психологом и социальным педагогом, принудительные факультативы после уроков. Вишенка на торте – родительские собрания.

Помню, меня удивило спокойствие Никиты. Все эти вещи он воспринимал как нечто, само собой разумеющееся. Как дождь или ветер.

Он сталкивался с системой не впервые.

Теперь я это знаю.

10

Вы должны кое-что знать о моем друге, чтобы его лучше понимать. Никита Свиридов ненавидел пиктограммы. На дух не переносил. Он, разумеется, мастерски владел этими костылями разума, но считал пикчи чем-то… второсортным, что ли. Как колбасу для бедных. Я это понял не сразу, а когда понял, то долго не мог принять.

Да что он себе вообразил?

Так я думал в те дни.

Окончательно меня добил тот факт, что отец Никиты был… разработчиком пиктограмм. Большую часть того дерьма, что нам скармливали в школе, придумали ребята вроде него.

Вдумайтесь.

Отец Никиты придумывал пикчи, а сам пользовался буквами. То есть – читал книги. И сына этому научил. Мать Никиты вообще не работала. Сидела дома, занималась йогой, смотрела сериалы. Собственно, и ее муж сидел дома. Разработчики пиктограмм работают удаленно, им не нужны офисы и восьмичасовые рабочие графики.

Я спросил у Никиты, что может быть секретного в пикчах. Неужели эта тема под запретом в наукоградах? Нет, ответил мой друг. Не под запретом. Просто отец не всегда занимался пикчами. Были и другие проекты…

Тогда эта семья мне показалась очень странной. Они были слишком свободными, независимыми от внешнего мира. Однажды я пришел к Никите в гости и увидел, как он тренируется с отцом на лужайке.

Бой на шестах.

Оба – подтянутые, худые, гибкие. Лица безмятежны, но руки знают свое дело.

Я замер у ворот.

Словно смотришь гонконгский боевик.

…Через неделю вся семья Никиты уехала из города. Они просто собрались и поехали отдыхать. На Кубу, кажется.

У нас все улицы замело снегом. Февраль выдался особенно суровым – в школе объявили карантин. Я сидел дома, изнывая от скуки. Общаться с одноклассниками в виртуальных комнатах не хотелось. Бесконечный сериал о марсианской колонии надоел через три дня.

Я решил скачать алфавит.

Не знаю, для чего мне это потребовалось. Встать на одну ступеньку с другом? Найти общие темы для разговоров? Возможно. Хотя я склоняюсь к мысли, что мной овладело любопытство. Простое человеческое любопытство, вечный катализатор прогресса.

Сейчас я понимаю, что Никита был воплощением корректности. За все время нашего знакомства он не позволял себе насмехаться над моей безграмотностью. Эта тема вообще не затрагивалась. Мы часами обсуждали футбол, девочек, интерактивные шоу наподобие «Русского хардкора», пустынные гонки… да что угодно, только не книги. А ведь мой друг очень любил читать. Думаю, он сдерживался из последних сил, чтобы не задеть меня. И за это я до сих пор ему благодарен.

В общем, я выучил алфавит.

Чтобы ускорить процесс, я загрузил обучающую комнату. Буквы транслировались на стены в моем воображении, дополнялись красочными образами и анимациями.

Вскоре я смог перейти к примитивным словам.

Хотите знать, трудно ли это? Для нас – трудно. Если ты вырос на пиктограммах, мозг с детства воспринимает эти картинки, как норму. Твои родители выросли на пиктограммах. Только дед помнил бумажные учебники и умел ставить подпись на документах. Я всегда считал эти знания устаревшими, но в тот год мое сознание перевернулось.

Знаете, раньше в школах действительно учили читать, писать и все такое. Тесты на знание языков сдавались. Были еще диктанты и сочинения. Пустой звук для большинства моих современников.

Помню, я гордился собой. Представлял: вернется Никита с Кубы, а я попрошу у него книжку. Вот удивится человек…

Удивление подстерегало нас в ином месте.

11

Мать Батона собрала комиссию.

Выяснилось, что Никита часто болел, отлучался из школы, уезжал куда-то с родителями. Накопилось огромное количество пропусков. Нереальная цифра по меркам школьной администрации. Конечно, Батон прогуливал не меньше. Даже больше. Но пропуски Батона либо исчезали из табеля успеваемости, либо были прикрыты «правильными» справками.

Директор поставил вопрос об отчислении.

Вы спросите, как такое возможно? Российские законы вроде бы гарантируют человеку право на образование. В средней школе должны отучиться все. Ну, пусть не в средней. Хотя бы в базовой. И вы наверняка не слышали о внутренних образовательных инструкциях, кодексах и прочей чепухе, да? А они работают, перемалывают людей своими бумажными шестеренками. И там написано, что есть допустимые пороги пропущенных занятий. Администрация школы может отчислить прогульщика, если захочет. Такой ученик переходит в другую школу и продолжает свое обучение. Бред? Но этот бред позволяет учителям избавляться от людей, портящих картину успеваемости. Прогульщик исчезает, статистика улучшается. Директор с премией, классную не трогают на педсовете. Ну, а мать Батона отстояла честь своего отпрыска.

Угадайте, что постановила комиссия?

Правильно.

Отчислить.

Моим родителям намекнули, что лучше не вмешиваться в происходящее. В смысле, чтобы я не вмешивался и не творил глупостей. Свиридова отчислят, думайте о будущем своего сына.

Интересно, а какое у меня будущее?

Например, можно устроиться официантом в ресторан. Есть такие ресторанчики с перечеркнутым роботом на вывеске. Типа, для эстетов. Здесь вас обслуживают живые люди. Из плоти и крови. Блюда готовит повар, выросший под мишленовскими звездами, а не трехмерный принтер.

К этому моменту я уже понял, что байдарки – не моё.

12

День прощания с другом.

Семья Никиты решила перебраться в другой город. Так что наша дружба получилась быстротечной. Как метеор в августовском небе.

Дом они продавать не стали.

Папа Никиты сказал, что сюда еще можно вернуться. Потом, когда наскучит странствовать по миру. А сейчас нужно искать новый город и новую школу.

Мы сидели на своей любимой крыше и грустили.

Расставаться не хотелось.

– Напиши мне письмо, – сказал Никита.

– Бумажное? – опешил я.

– Почему бы и нет.

Я уставился на своего друга-буквоеда. Он не шутил. Смотрел мне в глаза и ждал ответа.

– Я не умею писать.

– Ерунда. Читать ты умеешь. Значит, и писать научишься.

Пожимаю плечами.

У меня тогда возникло странное чувство. Словно меня обучают. Никита подарил мне идею чтения, и теперь смотрел, как она распускается подобно цветку. И это действительно сработало.

– Хорошо, – я кивнул. – Попробую.

Никита покачал головой.

– Не попробуешь. Сделаешь.

Мы долго молчали, потом он сказал:

– Пообещай мне еще кое-что.

Я оторвался от созерцания облаков. Апрель выдался на удивление теплым, так что мы сидели на крыше, пили чай из термоса и, в общем-то, неплохо себя ощущали.

– Брось эту школу.

Тогда мне показалось, что он бредит.

– Пообещай, – Никита смотрел на меня, не отрываясь, – что ты поступишь в нормальное место. Туда, где нет пиктограмм.

– Закрытая школа? – прошептал я.

– Да.

И я пообещал.

Сам не знаю, что на меня нашло тогда.

Утром Никита уехал, а я обнаружил в своем почтовом ящике бандероль. Кажется, так называются эти штуки, которые можно пересылать по почте. Я заперся в своей комнате и разорвал конверт, заклеенный коричневым скотчем.

«Что может быть проще времени».

Моя первая книга.

13

Сейчас я смотрю на Землю с орбиты.

Вспоминаю дни нашей дружбы с Никитой Свиридовым, свою книгу, Батона, пиктограммы и другие вещи, сделавшие меня тем, кто я есть.

Спустя годы, защитив докторскую по релятивистским парадоксам в реальных корабельных условиях, я разыскал Никиту, жившего в то время на океанской платформе. Наверняка вы слышали о профессоре Свиридове и экзопланетах, которые он открыл в середине шестидесятых. Нет? Жаль, это очень интересные миры. Именно к ним полетит корабль, в создании которого я участвую.

В панорамном окне я вижу, как по струне ползет массивный цилиндр космического лифта, доставляющий новую партию механизмов жизнеобеспечения.

Мое тело парит в комнате отдыха.

Потолка и пола нет.

Есть только я, мои воспоминания и этот лифт, ползущий на орбиту с черепашьей скоростью. Есть потрепанная книга Саймака, хранящаяся в жилом отсеке. Книга о другом пути для человечества. О том, что отличаться от остальных – это не так уж плохо.

Есть пиктограммы.

Но я верю, что однажды все изменится. Что там, на Земле, люди вспомнят о своем предназначении.

Верю, что мы вновь объединимся.

И займемся действительно важными вещами.

И пусть звезды укажут нам путь!
Анастасия Дзали Ани

– Заболеть хочу, – мечтательно закатив глаза и отложив учебник по подпространственной физике, проговорила Мэри. – Вот бы заразиться так, чтобы температура высокая и кашлять. Или чтобы живот заболел так, что я бы не могла встать.

– Типун тебе на язык! – ужаснулась Кэт. – Придумала тоже – болеть. Сегодня мы должны провести ритуальную церемонию для пассажиров.

– Сколько можно махать руками и повторять одни и те же фразы. Мы с тобой способны на большее! Не хочу никаких церемоний проводить! Надоело!

– Как надоело? – Кэт не могла понять подругу. – Ты же стюардесса, а долг стюардессы следить за безопасностью и здоровьем пассажиров.

– Что-то я не вижу, чтобы от наших плясок у пассажиров здоровья прибавлялось. И уж тем более, от танцев трубы прочнее не станут. Знаешь, что надо делать, когда капает? Вызвать бригаду техников и менять трубы.

– Ай, ну какие еще техники, – Кэт махнула рукой. – Ты прекрасно знаешь, что их днем с огнем не сыскать. Все бригады сейчас заняты подготовкой к Новому году. Так что у людей одна надежда – на нас.

– Лучше бы они надеялись на сварочный аппарат и хорошие затычки, – пробурчала Мэри. – И вообще, я хочу стать не просто техником, а техником-инженером и отремонтировать корабль.

– Одевайся, – не терпящим возражений голосом, приказала Кэт.

Она достала из шкафа, встроенного в стену каюты, ритуальную униформу, бережно передаваемую из поколения в поколение: ярко-красное короткое платье из вечной синтетики, туфли на высоком каблуке и пилотку. Униформа была таких крохотных размеров, что в нее с трудом влезали школьницы, взрослой женщине униформа едва прикрывала пупок. Неужели в давние времена они были меньше ростом? Сейчас в стюардессы принимали с двенадцати лет и до окончания школы девчонки с гордостью исполняли свои обязанности, помогая не только пассажирам, но и экипажу.

– Никогда не понимала, – бурчала Мэри, втискиваясь в платье, – чего они такие мелкие были, или не ели ничего что ли? И пилотка к чему? Пилотку должны носить пилоты, а стюардессы…

– Стюардку? Быстрее, мы уже опаздываем, хватит чушь пороть. – Поторопила ее Кэт.

Застегнув молнию на спине, Мэри приладила пилотку к замысловатой прическе на голове и, подхватив туфли в руку, вдвоем с подругой побежала на третью палубу, где располагались каюты первого класса.

– Ну, девчата, чего так задержались? Мясо стынет же, – упрекнул их глава клана Meat-Corp, укоризненно качая головой.

– Простите, – выдохнула запыхавшаяся Мэри, надевая туфли. – Мы уже начинаем!

Большая пассажирская каюта была заполнена до отказа. Протиснувшись сквозь гостей, Мэри, поддерживаемая Кэт, влезла на небольшой подиум и улыбнулась.

– Уважаемые пассажиры, – начала декламацию Кэт. – Вы находитесь на борту космического лайнера «Неистощимый». Катера аварийной эвакуации находятся в головной и хвостовой части лайнера.

Мэри закинула согнутые в локтях руки за плечи, потом медленно распрямляя, вытянула вперед.

– Все аварийные катера оборудованы автоматической системой автопилотирования.

Мэри согнула руки и скрестила их перед грудью.

– Вход в аварийный катер отмечен светящимся табло, на котором изображена ладонь.

Стюардесса продемонстрировала раскрытую ладонь.

– Каждая каюта снабжена системой автономного жизнеобеспечения. В вашем распоряжении имеются система очистки воздуха, регенерации воды и запас синтетического питания, рассчитанный на шестьдесят двадцатичетырехчасовых циклов.

Мэри развела руки в стороны, указывая места, где в незапамятные времена находились эти системы. Теперь от автономного жизнеобеспечения остались одни воспоминания и несколько движений в ритуальном танце стюардессы.

– При угрозе разгерметизации корабля вам следует надеть скафандры и попытаться двигаться к эвакуационным катерам. Если данная процедура невозможна, пассажиры должны оставаться в каютах, изолировав их от коридора герметиком.

Мэри развернулась, указав пальцем на отдраенный скафандр, который хранился в каждой каюте в красном углу. Затем она опять скрестила руки, вывернув ладони к зрителям.

– Корпорация Гермес и клан Flight-service желает вам приятного путешествия. И пусть звезды укажут нам путь!

Ритуал «Защита и благоденствие» закончился. Мэри замерла с опущенной головой. Зрители захлопали, но как-то не очень воодушевленно. Похоже их больше интересовало жаренное мясо, разложенное по тарелкам, нежели духовная пища.

– Молодцы, девчонки, – похвалил их глава клана – Бил Стентон. – Думаю, после вашего танца трубы выдержат еще пару месяцев. Садитесь с нами.

Приглашение было слишком неожиданно. Прежде никто и никогда не звал стюардесс за стол. Обычно им давали немного хлеба, витаминные коктейли, воду, овощи. Стюардессы едят мало, ведь стоит им хоть немного поправиться, и униформа уже не налезет. Конечно следовало бы отказаться, но искушение оказалось слишком велико. Мяса выглядело таким аппетитным.

Бил придвинул к себе здоровенный окорок и отрезал первый кусок.

– Хозяйка, – обратился он к жене, укладывая мясо на тарелку. – Вот, снеси Ему.

Джесси кивнула, добавила к мясу пару клубней картофеля и, с чинным поклоном поставила тарелку перед скафандром, приговаривая:

– Прими защитник, с благодарностью от нас.

После нескольких секунд символического ожидания, тарелка была поставлена перед Билом, и трапеза началась. Гости ели чинно, медленно, подолгу пережевывая каждый кусочек, стараясь запомнить вкус мяса. Meat-Corp – единственный клан, который выращивал скот. Предок Стентона был простым сопровождающим, который перевозил живые грузы на дальних звездных рейсах. Когда двигатели «Неистощимого» внезапно вышли из строя, и корабль оказался затерян в космосе, стадо коров и несколько овец, неожиданно оказалось едва ли не самым большим богатством. Если не считать конечно несколько установок регенерации, 3d-принтеров и автономных энергетических установок для колонистов.

– Смотри как Итан на тебя уставился, – шепнула на ухо подруге Кэт. – Еще немного и он тебя вместо окорока сожрет.

Мэри подняла глаза и увидела, что сидящий напротив парень нагло разглядывает ее слишком большой вырез в ритуальной униформе. Растерявшись, покраснела так, как может краснеть только девушка в пятнадцать лет.

– Он опять? Таскается за мной два года, как приклеенный. Проходу не дает. Чего ему надо?

– Известно, чего, – цинично ответила подруга. – Женихаться решил. Ну, подруга, чую я станешь ты пассажиркой.

– Вот еще, – разгрызая хрящ, возмутилась стюардесса. – Чтобы я, потомственный член экипажа, пассажиркой стала?

– А чего плохого? Смотри какие они все… сногсшибательные.

Дамы-пассажирки и в самом деле были сногсшибательны. В том смысле, что каждая из них легко могла снести бедром сразу трех, а то и четырех человек технического персонала. Ибо нет большей гордости для мужа, чем могучая грудь супруги шестого размера с соответствующим обхватом талии.

– Фу, нет! – скривилась Мэри и показала язык Итану. – Идем отсюда, пока мы не растолстели окончательно.

Поднявшись, она потянула за собой подругу. Та с большим сожалением оторвалась от бифштекса. Распрощавшись с хозяином, девочки пошли обратно на инженерную палубу. Однако, не успели они добраться до лифтовой шахты, как дорогу им преградил Итан.

– Девчонки, куда идем? – спросил он с наглой усмешкой.

– Домой, – отрезала Мэри, хватая подругу за руку и устремляясь вперед.

– Ну так я провожу.

– Это еще зачем? – Мэри прищурилась.

– Мало ли… вдруг кто пристанет.

– Кроме тебя, к нам никто еще не приставал! – стюардесса с каждой секундой раздражалась все сильнее и сильнее.

– Ух ты, правда никто? – Итан оживился.

Мэри вдруг почувствовала, что он готовиться сказать очередную гадость.

– Так, давай сразу все точки расставим за буквами, – Машка остановилась и, уперев руки в боки, сурово нахмурила брови. – Замуж я за тебя не пойду! Даже не мечтай.

– Все девчата замуж выходят. Ты лысая что-ли? – по простоте душевной, прямо заявил Итан, решивший, что пора приступать к решительным действиям. – Я же вижу, что нравлюсь тебе.

Но парень только масла в огонь плеснул. Мэри сжала кулаки, раскрасневшись как борщевая свекла, и прошипела:

– Что, ты нравишься?! С чего это ты взял?

– Нет что ли? Я что ли на переменках сам себя толкал, будто случайно?

– Много воображаешь. Я замуж не собираюсь. Я вообще решила техником стать после школы, вот!

– Ты? Вот так вот прямо – из стюардесс в техники? Да вы же только и можете, что руками махать и тексты читать, – он расхохотался. – Да туда меня скорее возьмут, чем тебя.

– А вот мы еще посмотрим кого возьмут! Я стану техником, починю двигатель и приведу наш «Неистощимый» в порт прибытия! – Ухватив за руку Кэт, она забежала в лифт.

– Ух, – выдохнула Кэт. – Вы, когда встречаетесь, прямо искры страсти летят во все стороны.

– Чего ты мелешь, какие еще искры?

– Да ладно, – улыбнулась подруга. – У тебя глаза сейчас сверкали как два голубых карлика. Выходила бы за него замуж и оставила свою глупую идею с починкой корабля. Кому нужна эта починка? Нам и так хорошо.

– А будет еще лучше! – уверенно ответила Мэри. – Представь только: над головой голубое небо, трава, земля, тысячи, миллионы людей вокруг. Иди куда хочешь, пей воды сколько хочешь, ешь мясо и овощи сколько душа пожелает. Свобода! А ты мне пассажиркой предлагаешь стать.

Вернувшись в свою каюту, Мэри с еще большим упорством принялась за зубрежку, отвлекаясь только для исполнения ритуальных церемоний.

Вступительные испытания начались 1 сентября по корабельному времени. Испытательная комиссия по приему в члены экипажа выглядела внушительно: первый пилот, старший техник, третий помощник капитана. А вот желающих всего двое – Мэри и… Итан.

Понятно, что все хотят работать поменьше, а кушать побольше. Это раньше быть членом экипажа, означало получать хороший паек. Сейчас все, благодаря натуральному хозяйству, питаются хорошо. Только пассажиры не обременены бесконечными заботами о корабле. Так что в инженерную службу не стремились попасть даже дети техников.

Девушка удивленно приподняла бровь, когда парень заявил, что желает стать инженером. Удивилась не только она. Старший техник, недоуменно пожав плечами, поинтересовался:

– Итан Хьюз из клана Meat-Corp? Какова причина, побудившая тебя покинуть свой клан? У тебя отличная работа: коровник, овчарня, огороды. А техники что? От первой склянки до последней – то мебель строгай, то трубы паяй, то скафандры мой.

– Согласно Первому корабельному уставу «Неистощимого», техники осуществляли наблюдение за приборами и рассчитывали навигационные маршруты. Я хочу починить двигатель и привести корабль в порт прибытия.

Мэри только рот раскрыла от изумления. Этот прощелыга с языка снял ее желание! И что теперь сказать комиссии?

Членам комиссии, видимо понравился ответ, так как они закивали головами и одобрительно зацокали.

– Приятно видеть такой энтузиазм у подрастающего поколения, – проговорил первый пилот. – Но увы, двигатель не подлежит ремонту. Хотя, когда-то и я сам мечтал разобраться в принципах работы нуль-пространственного перехода и починить корабль. Эх, молодость…

На лицах членов комиссии, расслабившихся от нахлынувших воспоминаний юности, проступили улыбки.

– Девушке твоей трудно будет, – вдруг заботливо заметил третий помощник капитана. – Такое самопожертвование ради будущего супруга, это хорошо, но лучше бы ей в медслужбу пойти, или в отдел исследования внеземных форм жизни. Моя жена тоже хотела в инженерный пойти, но я ее отговорил. Теперь вот, главный врач. Ты своей это постарайся объяснить.