Текст книги "Дети войны"

Часть вторая

12

Я знала, что мы на месте, но все еще стояла зажмурившись.

Жар темноты почти стих, осталось только раскаленное прикосновение Мельтиара. Как всегда после шага сквозь сердце тьмы, первый миг показался мне лишенным звуков, прозрачным и чистым.

Не открывая глаз, я вслушивалась и пыталась понять, где мы, что вокруг. Осенний ветер коснулся кожи, обдал полузабытыми дурманящими запахами. Сквозь птичий щебет доносились далекие людские голоса. Мир больше не был безлюдным и диким.

Скорей бы оказаться среди людей! Но тихий страх зазвенел в груди: кто мы теперь? Изгнанники, вернувшиеся домой? Воины, оставившие свой пост и ждущие наказания? Что будет дальше?

Я не должна бояться.

– Идем, – сказал Мельтиар, и я открыла глаза.

Темнота пощадила землю, не обожгла ее. Но трава здесь была вытоптана тысячами шагов, дорожки беспорядочно петляли, бежали под своды леса – он темнел позади нас, вспыхивал багряными и золотыми листьями. Тропы поворачивали и устремлялись вниз, к подножию холма, туда, где застыли сверкающие капли машин. И дальше – к сутолоке красок, к раздувающимся на ветру цветным полотнищам, к смеху и голосам людей.

Мельтиар молча указал туда, и я кивнула, перехватила покрепче перевязь оружия.

Мы спустились по склону, вышли на поляну, к машинам. Все они словно бы спали – ни шума двигателей, ни отсвета огней – и почти все были черными. Как раньше, во время войны. Борта одной из них раскрылись, наружу выпрыгнул пилот, молча приветствовал Мельтиара. Тот ответил так же – взмахом руки – и повел меня дальше.

Сквозь прикосновение я ощущала его радость, бездонную, пронизанную другим, непонятным мне чувством. Хотела спросить, но Мельтиар крепче сжал мою ладонь, зашагал быстрее. Я едва успевала за ним.

Там, впереди, все было таким ярким, что звуки окрашивались вспышками цвета. Поселение, не похожее ни на города и деревни врагов, ни на походные лагеря, где мы ночевали между битвами. Высокие шатры стояли хаотично, словно бессчетные бусины, брошенные в траву. Желтые полотнища, красные, синие и зеленые – на каждом шатре свой узор, полосы, пятна, реки цвета.

Люди спешили к нам, и среди пестрой одежды мелькали черные куртки предвестников Мельтиара. Его имя звучало вновь и вновь, эхом звенело в воздухе.

Мельтиар остановился, и люди окружили нас.

Вперед шагнула девушка, предвестник Аянара, – взглянула почти робко, будто боялась заговорить. Она выглядела младше меня, длинная рубашка развевалась, как платье, а в волосах были осенние листья. Мельтиар посмотрел на нее, и она сделала глубокий вдох и сказала:

– Мы ждали вас, все уже готово. Я отведу.

– Бету никуда не распределяй, – сказал Мельтиар. – Она будет со мной.

Девушка кивнула. Я взглянула на шатры, пытаясь угадать, в какой из них нас поведут, – и увидела Кори.

Я словно вновь оказалась во сне – Кори радостно крикнул что-то, я рванулась, обняла его. Он был как огненный смерч в моих руках, радость вихрилась, сжигая воздух, и я почти не различала собственных слов.

– Ты здесь! – Я хотела добавить: «Ты свободен, не заперт в том страшном месте», но не смогла. – А где Коул?

– Тоже здесь, он предвестник Аянара! – Голос Кори звенел, был таким же ярким, как его радость, как все вокруг. – Я его приведу! Он не знал, где ты, я всех спрашивал, где Бета, никто не знал, даже к пророкам пойти пришлось! Мне еще советовали спросить у Мельтиара, когда он вернется, и…

На миг мне показалось, что я сама не знаю, где я – во сне, наяву или в другом мире. Я отстранилась немного, взглянула на Кори.

Он не изменился – и изменился так сильно. Те же рыжие волосы, но свободные, пылающие на ветру. Те же глаза цвета солнца, но во взгляде таилось что-то новое, печаль или память о ней. Он казался стремительным, полным сил, но я чувствовала его усталость – тяжелую и так глубоко спрятанную, что едва ли он замечал ее сам.

Что с ним происходило все это время? Что было с Коулом, с Тарси, со всем миром?

– Но ты же знал, где я. – Собственный голос удивил меня, прозвучал растерянно и тихо. – Я же тебе сказала.

Кори замер на миг, но тут же заговорил вновь, его речь вспыхнула еще радостней и ярче.

– Да! И я спросил, я все спросил, и вот видишь!

Я улыбнулась и кивнула.

Это был настоящий белый сон. Я действительно видела там Кори. И он помог найти нас.

Все вокруг стало таким прекрасным, и я испугалась, что засмеюсь сейчас или заплачу и не смогу остановиться. Кори здесь, и Коул тоже, Мельтиар не изгнанник, мы нужны, и теперь все хорошо.

– Нам надо будет поговорить потом, – сказал Кори Мельтиару. – Я приехал сюда с заданием.

Потом снова повторил, что найдет Коула, и умчался.

Девушка с листьями в волосах повела нас вглубь лагеря, и я шла следом за Мельтиаром и думала: мы победили, мы вернулись, мы дома. Эти слова мчались по кругу, как песня, и, должно быть, Мельтиар услышал их – обернулся и поймал мою руку.

Шатер показался мне огромным, как ворота ангара: перед нами возвышались полотняные стены, ветер дышал сквозь них. Желтые и алые пятна, голубые искры – словно полевые цветы.

Перекрасить в черный. Мысль Мельтиара вспыхнула, внезапная и веселая, но вслух он не проронил ни слова, был все так же серьезен.

Наша провожатая коснулась разноцветного полотна и отдернула его, как занавесь. Мы вошли внутрь.

Там царил полумрак, свет едва проникал сквозь тряпичные стены, лишь золотистая полоса тянулась от входа. Девушка наклонилась, подняла темный шар, и он ожил, белое сияние разгорелось внутри. Неужели электричество, как в городе? Или чистое волшебство? Провожатая протянула светильник Мельтиару, и тот принял его. Тени качнулись, снова и снова.

Девушка опять сделала глубокий вдох: наверное, хотела рассказать, где найти столовую, где тут склад, что и как устроено в этом незнакомом месте. Но Мельтиар прервал ее.

– Иди, – велел он. – Я разберусь.

Свет сиял все ярче, волнами лился сквозь стекло светильника, сквозь руки Мельтиара. Я огляделась.

Шатер оказался просторней, чем мой домик в Эджале. Ноги утопали в пушистом ковре, багровом, с прожилками синевы и золота, и мне стало стыдно, что я в ботинках. Я поспешно расшнуровала их, босиком пересекла непривычное жилище. Все здесь было красивым и новым: подушки на полу, кровать, огромная, застеленная блестящим черным покрывалом, и полупрозрачный темный стол рядом.

Мельтиар опустил на него светильник, и шатер вновь изменился: полумрак сгустился вверху, внизу разлилось озеро света.

Дальняя стена выглядела странно – матово-темная, ровная. Я подошла, прикоснулась, и она скользнула в сторону, как перегородки в комнатах города. За ней вспыхнул свет – электрический, ровный, тут уже я не могла ошибиться. И все в этом закутке было таким привычным.

– Здесь душ, – сказала я. – Представляешь?

Я смотрела на свое отражение в зеркале, пыталась заново привыкнуть к себе. Волосы выгорели, стали совсем светлыми и отросли ниже плеч. Я могла бы взять ножницы – наверняка они лежат в шкафчике под зеркалом, – но Мельтиар запретил мне. Давным-давно, тысячу лет назад, когда мы только пустились в путь по безлюдным лугам, он сказал: «Никогда не стригись».

Я тронула блестящую панель. Сверху полилась вода, я подставила руки. Теплая вода, шелест множества струй. Зеркало, полотенца – я и не думала, что так соскучилась по удобным вещам, привычным с детства.

– Это же не временный лагерь, – сказал Мельтиар. Он появился у меня за спиной, отразился в зеркале. – Здесь все должно быть как в городе.

Потом мы сидели на ковре, среди разноцветных узоров и бликов света. Я застегивала новую рубашку – никогда раньше у меня не было такой красивой одежды: черная ткань, шелковистая и тонкая, а в каждой пуговице – прозрачный кристалл, будто осколок звезды. Россыпь маленьких звезд.

Мельтиар расчесывал мокрые волосы – вода стекала с них, каплями падала на ковер. Мне было спокойно, говорить не хотелось. Я смотрела на Мельтиара, на то, как движутся его руки, как гребень скользит сквозь черные пряди. Слушала звуки лагеря: голоса, дыхание ветра, пение птиц. Все полнилось радостью и покоем. Теперь все будет хорошо. Мы дома.

Мельтиар положил расческу и сказал:

– Я должен идти к Аянару.

И я вспомнила – не Мельтиар теперь лидер народа. В мире теперь главенствует не война, а сила преображения. Но воины нужны, и Мельтиар – наш лидер, он будет моим лидером, что бы ни случилось. Я хотела сказать об этом, но слова пропали.

Мельтиар взял меня за плечи, поймал мой взгляд. Глаза у него были такими бездонными и темными, что я решила – сейчас он скажет что-то важное, чего не говорил мне еще никогда. Но он лишь поцеловал меня – долгое и жаркое мгновение – и вышел из шатра.

13

Почти все крылатые воины здесь.

Этот лагерь похож на вихрь осенних листьев в безоблачном небе, но мои звезды не померкли в мешанине красок, сияют черными искрами, пламенем войны. Каждый мой шаг отзывается их голосами, я вслушиваюсь и стараюсь не выдать себя, не показать, как я рад вернуться к ним.

Радость – острая, как боль, – рвет душу, стремится на волю.

Луна выросла и исчезла, пока мы с Бетой скитались по миру, и все это время мои крылатые звезды жили в лагере преображения. Их сила – моя сила – пропитала землю, их чувства сплелись вокруг шатров, как тропы. Ожидание и радость, празднование победы, растянувшееся на дни и недели, неуверенность, тревога и снова радость – сотни звенящих осколков.

В лагере людно, как в узких коридорах города. Предвестники Аянара расступаются передо мной, а мои звезды подходят – даже те, кто встречал меня у входа в лагерь, приветствуют снова. Я отвечаю, на ходу касаюсь протянутых рук, ловлю взгляды. Я узнаю каждого, хотя не помню всех имен. Одни замерли, словно в строю, других уносит водоворот чувств, крылья распахиваются, вздрагивают и сияют. Вторая четверка – Киэнар, Цалти, Армельта, Каэрэт – окружает меня, наши души смешиваются на миг. Наше соперничество и ссоры отступают в темную глубину, я помню сейчас лишь одно: они мои ровесники, мы выросли и учились вместе, они знают, какой я, они беспокоились обо мне, Каэрэт звал меня.

Их чувства бушуют, вспыхивают предвкушением, жаждой действий. Я виноват перед ними, виноват перед всеми, кто ждал меня здесь, и в городе, и на другом конце мира. А они так счастливы видеть меня, словно не знают, в чем моя вина.

Но я и сам не знаю этого до конца.

Я отвечаю Каэрэту и Цалти, ловлю искрящийся взгляд Армельты, сжимаю руку Киэнара – и иду дальше.

Я не спрашивал дорогу, но не могу заблудиться. Даже не закрывая глаз и не прислушиваясь, я знаю, где Аянар. Как и я, он – блуждающая звезда, его силу легко узнать, она расходится кругами, движется вихрем. В заброшенных селениях врагов, на равнине и в лесу – я просыпался, почувствовав приближение этой силы. Я брал Бету за руку и вел прочь от волны преображения.

Теперь я иду ей навстречу.

Я уже вижу шатер Аянара – впереди, в центре лагеря, в сердце возрождения. Яркий полог откинут, приглашает внутрь, а в глубине сияет белый свет.

– Мельтиар!

Я оборачиваюсь и вижу Кори. Снова, как и у входа в лагерь, он кажется мне знакомым – но я не могу понять, где его видел. Я мог встречать его много раз, но не запомнить, ведь он был среди моих младших звезд. В команде Беты.

Он обидел Бету, она плакала из-за него. Я помню это и не забуду, но сейчас об этом думать нельзя.

– У тебя ко мне дело, – говорю я.

Он кивает. Рыжие волосы – редкий, красивый цвет – рассыпаются по плечам, по черной ткани рубашки. Он по-прежнему в черном.

– Меня перевели из армии, – говорит Кори, и я понимаю, что в нем есть нечто странное. Его сила такая же, как у моих предвестников, и все же другая. Это чувство знакомо мне, но непонятно. Что-то не так. – Я теперь предвестник человека с тайного этажа.

Я киваю.

Чертоги тайны, место, где живут высшие звезды. Пятеро из них сияют надо мной, я их предвестник. Я поднимался в чертоги тайны много раз, но не видел их. Я стоял в потоке источника, он ослеплял меня, и я различал только свет, слышал только голоса.

Там меня судили, и я не помню за что.

Не следует спрашивать о том, что происходит наверху, где царит тайна.

– Меня прислали с заданием, – продолжает Кори. – Вторая четверка теперь должна стать твоими личными предвестниками. Мне нужно связать тебя с ними.

Команда Киэнара, вторая четверка, только что приветствовавшая меня. Связать меня с ними? Мы уже связаны.

Но не так, как я связан с Арцей, Рэгилем и Лаэнаром. Не так, как я был связан с Амирой.

В глубине памяти, в ослепительном сиянии, звучит отзвук песни. Пять голосов поют ее, звучат как один, я пытаюсь прислушаться, но мелодия ускользает.

Нет ничего сильнее песен. Что сможет изменить связь со второй четверкой, превратить их в моих личных предвестников? Только песня. Кори будет петь, я уверен в этом.

Мне запретили видеться с Рэгилем и Арцей, и другие должны стать моими опорами, моими самыми близкими звездами.

Мне больно.

Но я спрашиваю:

– Завтра?

Кори кивает.

– Хорошо, – говорю я и иду к шатру, ждущему меня.

Внутри тепло. Там все движется, живет: и запахи, и звуки, даже белый электрический свет. На полу ковер, сшитый из шкур, по нему разбросаны разноцветные подушки, словно весь шатер – огромная постель. Полог висит слишком низко, я наклоняюсь, чтобы пройти под ним, переступаю порог.

Аянар поднимается мне навстречу, берет за руку. Я смотрю на него, пытаясь разгадать, что происходит в мире, что нас ждет.

Аянар такой, каким я его помню. Он ниже меня ростом, но старше; волосы падают на лицо волнистой тенью, он пытается убрать их, они не слушаются. Он улыбается, но в глазах тревога. Его прикосновение приветливое и спокойное, но где-то глубже, в сложном переплетении чувств, витают сомнения.

Лидер сектора преображения и новый лидер народа.

Аянар отпускает мою ладонь. Мы садимся на пол, на мягкие шкуры и яркие подушки. Я хочу спросить о многом, тысячи вопросов теснятся в голове: о новом правлении, о мире, о моих предвестниках, о том, как преображается мир. Но мое время прошло, я больше не лидер. Теперь Аянар – лидер, и нужно узнать, чего он хочет. Я говорю:

– У тебя задание для меня.

– Да, – соглашается Аянар и тут же добавляет: – Поешь. Мне сказали, ты, как пришел, ничего не ел.

Он пододвигает ко мне низкий столик, я беру тарелку. Она глубокая, с причудливыми краями, совсем не похожая на коробки для еды в столовых города. Все изменилось, пока я скитался, даже самые простые и привычные вещи.

Я никогда не ел ничего вкуснее. Хрустящие ломтики мяса, залитые соком ягод, – я узнаю их вкус, дикий, лесной. Мы собирали их с Бетой. Где сейчас Бета? Наверное, Кори пошел к ней, и она со своей командой. Со своей бывшей командой.

Внезапно и остро я чувствую разрезанные нити, оборванные струны, еще недавно связывавшие людей. Сколько таких разбитых команд? Очень много. Я прислушиваюсь и в окружающих нас потоках жизни вижу отблеск своих звезд. Своих бывших звезд. Теперь они предвестники Аянара.

Аянар протягивает мне бокал. У вина привкус тех же ягод – сладковатый и терпкий.

Словно отвечая на незаданный вопрос, Аянар говорит:

– Я надеялся, что после победы ты будешь мне помогать. Ты столько лет был лидером.

Его слова и чувства такие искренние сейчас. Я хочу спросить: «Почему же ты не позвал меня раньше?», но вместо этого говорю:

– Расскажи про задание.

Аянар молчит, недолго – вдох, глоток вина, подступающая тревога, – а потом говорит, словно оправдываясь:

– Это решил не я. Очень давно появилось пророчество, что после войны нужно будет… – Мне не нравятся паузы в его речи, не нравится, что он не смотрит мне в глаза. Но Аянар лидер, я должен его выслушать. – Нужно будет отправиться в другой мир, забрать оттуда магическую вещь. Золотую флейту.

Я не могу сдержать усмешку. Это шутка, сказка: герой отправится за море в поисках волшебства и вернется с триумфом. Я смеюсь и злюсь одновременно. Почему Аянар не хочет рассказать мне о задании, зачем эти детские игры?

Я встречаюсь взглядом с Аянаром, и он берет меня за руку. Его прикосновение говорит: это правда, не шутка, не сказка, правда. Я слышу биение его крови, слышу растерянность, непонимание и сомнения.

– Давнее пророчество, – говорю я. – Почему же я о нем не знал?

– И я не знал. – Аянар снова отводит взгляд, но не разжимает руку. Он хочет, чтобы я чувствовал – он не обманывает, все правда. – Сказали только после войны.

Я не спрашиваю, кто ему сказал. Ясно и так – это человек, живущий в чертогах тайны, его старшая звезда, тот, кому он служит.

– Мне кажется, – продолжает Аянар, – нужно, чтобы кто-нибудь побывал за морем, в другом мире, и потом мы могли бы легко перемещаться туда.

В этом есть смысл. Темнота может перенести меня только в тот край, где я уже был или где был кто-то из моих предвестников. Если я доберусь в другой мир по морю, ступлю на чужой берег, то открою дорогу, которой не было прежде. Смогу мгновенно вернуться домой и потом вновь оказаться на чужой земле. Смогу взять с собой других.

Но зачем это сейчас?

Мой бокал опустел, я беру кувшин со стола. Вино искрится, я пью его и уже почти не замечаю вкуса. Должно быть, за эти недели я совсем отвык от вина: сердце бьется все быстрее, мысли мчатся, как штормовой ветер.

– При чем здесь флейта? – спрашиваю я.

Аянар пожимает плечами – почти беспомощный жест. Он мало что знает, он в смятении.

– Потому что я играю на флейте? – Я снова слышу в своем голосе смех и злость, хочу оставаться спокойным, но не могу. – Чтобы мне было к чему стремиться? Чтобы я захотел привезти новую флейту из-за моря?

Моя флейта, звук которой знал каждый мой предвестник, исчезла в первой битве. Я отдал ее глашатаю войны, и флейта запела в самом сердце Атанга, в королевском дворце. Песня призыва коснулась каждого воина, воспламенила души, и битва началась.

Флейта пропала в грохоте и пламени сражения, я так и не нашел ее потом.

Может быть, это задание – лишь милость для меня? Мое время прошло, я осужден, но мне вверяют новых личных предвестников и поручают сделать то, чего никто не делал прежде, – пересечь море, принести осколок другого мира. Принести новую флейту. Вдохнуть в нее свою жизнь и силу, играть на ней, заглушив голос бури.

Может ли быть такое, что задание – лишь утешение после приговора?

Нет, этого не может быть.

Словно повторяя мою мысль, Аянар говорит:

– Нет, мне кажется, флейта действительно важна. Но трудно понять – это же пророчество.

– Я спрошу у Эркинара, – отвечаю я.

Он – глава прорицателей, он должен знать, но захочет ли ответить?

Аянар кивает и начинает перечислять то, что мне нужно знать. Он рассказывает о корабле, захваченном во время войны, пропитанном теперь нашей магией и ждущем меня. Я отвечаю, думаю, кого взять с собой, как подготовить людей, как все успеть. Всего две недели до отплытия. Я слишком долго блуждал в лесу.

Мы говорим, кувшин пустеет, лишь на дне остаются багровые капли. Я прощаюсь с Аянаром, выхожу из шатра.

Снаружи темно. В небе движется темная пелена, звезды мерцают в разрывах туч. А сквозь полотняные стены шатров сияет электрический свет, и то здесь, то там рвется ввысь, бьется на ветру живое пламя костров.

В моем шатре пусто. Я касаюсь хрустального шара, свет течет, дробится на черной поверхности стола. Дверная занавесь развевается, опоры чуть приметно кренятся и стонут.

Беты нет рядом, я один.

Я чувствую ее свет – она сияет совсем недалеко, где-то в лагере. Такой теплый отблеск, я хочу прикоснуться к ней, хочу позвать. Но она со своей командой сейчас, с теми, по кому так тосковала.

Она придет, нужно лишь подождать.

С этой мыслью я падаю на кровать, и сон смыкается надо мной.

14

– Я должен вам кое-что рассказать, – проговорил Кори.

Он сказал это так серьезно и тихо – а ведь только что мы беззаботно болтали. На миг мне вновь показалось, что это сон. Снаружи стонет ветер, колышутся стены шатра, дрожат огоньки свечей, и наша команда снова вместе – такое возможно лишь во сне.

Я зажмурилась, а когда открыла глаза, вздохнула с облегчением: все вокруг меня было настоящим, реальным и прочным.

Мы сидели так, как привыкли с детства: рука Кори в руке Коула, мои пальцы между их ладоней. Раньше в такие мгновения мне казалось, что в этом рукопожатии, в сплетении чувств, бьется сердце нашей команды. Я и сейчас ощущала струящийся поток радости-грусти, но что-то исчезло. Как солнце, которое скрыли тучи: оно не погасло, но стало невидимым.

Мы больше не одна команда – наверное, дело в этом.

Вместо электричества в шатре у Кори горели высокие свечи, живой огонь. Мое ружье лежало на полу, ловило их отблески. «Я вижу, твой друг все еще с тобой», – сказал Коул, когда мы только вошли и сели возле низкого стола. Коул знал, как я люблю эти тяжелые стволы.

Сам Коул был безоружен. Его одежда сменила цвет, из черной превратилась в пятнистую и яркую. Он стал предвестником Аянара, но я никак не могла в это поверить. В разноцветной рубашке Коул казался осунувшимся и бледным. То и дело вскидывал свободную руку, отводил волосы со лба – черные, по-прежнему короткие, как и в Эджале.

Зачем Коула забрали к Аянару? Разве в секторе преображения нужны люди, всю жизнь занимавшиеся оружием? Раньше Коул магией укреплял наши боевые механизмы и портил винтовки врагов. А что он делает теперь? «Я работаю, – объяснил Коул. – Мы создаем магическую линию вдоль побережья, сигнальный периметр». Он рассказывал про свою новую команду – большую и разрозненную, собранную из осколков других команд. Они пытались сблизиться и подружиться, но пока ничего не выходило, получалось только работать.

Я слушала и чувствовала, что замерзаю изнутри, заледенелые слезы царапают душу. Почему нас разлучили? Команда должна оставаться единой всю жизнь. Мне было больно, я хотела помочь Коулу и знала – Кори тоже этого хочет.

Порыв ветра качнул опоры шатра, они протяжно заскрипели. Пламя затрещало, забилось, рассыпая искры.

– Вы про меня не все знаете, – сказал Кори. – Я многое скрывал всю жизнь.

Чувства Коула вспыхнули, отражая мои: мы знаем Кори так давно, что он мог скрывать от нас? Мне снова почудилось, что я в белом сне. Там так же горел огонь свечей и метались тени, а Кори говорил о том, чего я не могла представить.

– У меня особый дар. – Кори крепче стиснул наши руки. В его голосе сквозило отчаяние, будто каждое слово могло стать последним. – Я умею отдавать свет, это была моя тайная работа.

Он говорил, и я невольно вспоминала сон. Там Кори уже пытался мне все объяснить, только я не смогла понять. Но теперь сумею, ничего не упущу.

Он рассказывал, слова звенели, искрили и складывались в картину, она становилась все ясней.

Мы – звезды, каждый из нашего народа сияет, сила магии и жизни горит в каждой душе. Мельтиар говорил мне об этом. Он видел свет своих предвестников, видел связи, пронизывающие команды. Видел, что нашу команду разделили, остался лишь сияющий след.

– Армия – как звездная сеть. – Кори вскинул руку, и на миг мне показалось, что сейчас над его ладонью вспыхнет небесная карта. – Мельтиар всегда в центре этой сети, через него проходит свет. Но источник света дальше, выше.

Дальше и выше, на недостижимой высоте. Я знала, что нам, младшим звездам, туда не подняться. В городе сотни лестниц, десятки колодцев, но ни одна лестница и ни один колодец не ведет в чертоги тайны.

Даже крылатым воинам не попасть в это запретное место. Они рассказывали, что самые широкие колодцы упираются в каменные своды. Там нет люков, даже запечатанных. В этих шахтах воздух мерцает: сияние струится вверх и пропадает, разбившись о камень. Но Мельтиар сказал, что эти потоки не гаснут, а пронзают скалы: «Они – как свет всех звезд. Я поднимался наверх, темнота переносила меня туда. Я оказывался в сиянии и не выходил из него. Никогда не видел лиц своих старших звезд, только слышал их голоса. Не знаю, как выглядят чертоги тайны».

Мы называли это место проще – тайный этаж. Все знали, что там живут высшие звезды, но никто их не встречал и не представлял, что происходит наверху.

– Там источник нашей силы, – сказал Кори. – Он дает нам магию, дает свет. Я умею… хранить этот свет, делиться им. Это моя работа. Я делал это в Эджале.

Мне вдруг показалось, что он делает это и сейчас, и каждое мгновение, всегда. Я почти ощутила свет, текущий сквозь его ладонь: прозрачный, как мерцание в колодцах города, живительный, как воды реки, возле которой мы с Мельтиаром были этим утром.

– Вы не сердитесь? – спросил Кори. Его голос стал надломленным и обреченным.

– Нет! – Мы с Коулом сказали это хором, изумление на миг заслонило все чувства.

Кори мотнул головой и объяснил:

– Здесь, в лагере, есть люди, которые на меня сердятся. Говорят, что я притворялся младшей звездой, чтобы не рисковать, и из-за меня…

– Ты про команду Лаэты? – спросил Коул. – Они и со мной ругались.

Я взглянула на него, но Коул смотрел на отблески огня, пляшущие по краю стакана.

Я хотела расспросить, но не решалась: взгляд у Коула сейчас был темным, а чувства – тяжелыми и далекими. Он любил Лаэту и потерял ее на войне.

Я с Лаэтой была едва знакома – иногда видела ее в городе и иногда встречала на тренировках. Светлые волосы, черные крылья, походка человека, знающего себе цену. Коул редко виделся с ней, ему нельзя было часто уезжать из Эджаля, это вызвало бы подозрения. Но Кори регулярно бывал в городе, привозил письма от Лаэты и передавал ей ответы Коула.

На четвертый день войны мы узнали, что она погибла. Эджаль был уже очищен («Идеально очищен», – сказал Мельтиар), и нас перебросили на побережье. Там нам сообщили о потерях при штурме столицы. В команде Лаэты было четверо воинов, остальные трое остались живы.

– И Киэнара они ругали! – сказал Кори. – Он вел их фланг, виноват перед ними теперь. Интересно, виноват ли Мельтиар.

Мы засмеялись втроем, и на миг все стало как прежде. Я все еще слышала отзвуки смеха в своем голосе, когда спросила:

– А тебе сказали, почему не искали Мельтиара?

Я почти пожалела об этих словах: услышав их, Кори замер, а потом мотнул головой, волосы качнулись, едва не задев огоньки свечей.

– Это сложно, – проговорил он.

Наступила тишина, недолгая, но тоскливая. Порывы ветра вплетались в нее, шатер стонал. Я спросила о чем-то запретном.

Кори вздохнул и тихо сказал:

– Понимаешь, он не все помнит.

Я кивнула:

– Про суд.

Не помнит даже, за что его судили, и так страдает от этого.

– Не только, – ответил Кори. Он словно оказался на дороге, с которой нельзя свернуть, и говорил решительно. Мне снова почудилось: с его пальцев стекает невидимый свет, вливается в мою ладонь и в ладонь Коула, входит в кровь, стремится к сердцу. – Он бывал на тайном этаже много раз, видел высших звезд, знает их, знает того, чей я предвестник. Но каждый раз, уходя оттуда, он забывает их, забывает все, что там видел, помнит только их приказы. А когда снова поднимается на тайный этаж – то вспоминает. Так они сделали. Чтобы он не помнил их.

Как можно сделать такое с человеком? Со своим предвестником? Как можно сделать такое с Мельтиаром, за что?

Шатер хранил тепло, мы сидели в круге света, втроем, как раньше, но мою душу затопила ночь.

– Наверное, ему скоро расскажут об этом, и все изменится… – проговорил Кори, а потом вскинулся, взглянул на меня с мольбой. – Но это тайна! Он не должен об этом знать. Ты не расскажешь ему?

Я смотрела в глаза Кори и снова, как тогда, во сне, различала в их золотистой глубине боль.

Что с ним сделают, если узнают, что он раскрыл тайну? Я хотела рассказать Мельтиару – он должен знать, – но не могла подвести Кори. Что бы ни случилось, мы одна команда, я не выдам его.

– Не расскажу, – пообещала я.

– Спасибо. – Кори опустил голову, я снова видела лишь яркую волну его волос. – Наверное, ему вернут память… Я всегда все помнил, просто молчал. Мне сказали, что меня не заставляли забывать тайный этаж, у меня счастливая судьба. – Последние слова он произнес так, словно повторял за кем-то, и на этих словах его голос сломался и стих.

Я взглянула на Коула, но в его глазах темнело замешательство. Он молча сжал обеими руками наши ладони. Мы были сейчас как три шатающиеся опоры.

– Я хотел спросить совета, – снова заговорил Кори. Каждое слово давалось ему с трудом, звучало одиноко, успевало растаять в воздухе, не дождавшись следующего. – Вот есть человек, который… для меня важнее всех, всегда так было, и кажется иногда, что и я для него… или я придумываю… Ведь он все знает, так почему же все так? Я не понимаю, я больше так не выдержу, сойду с ума, не смогу работать, но если я поговорю с ним и все будет плохо, то тоже не смогу, я не знаю, что делать, как вы думаете, что делать? Нужно признаться?

Он говорил обреченно и горько, но его чувства мчались, как огненный смерч: восторг, отчаяние и надежда. Было ясно – он говорит про свою старшую звезду, про того, кому служит теперь.

Перед самой войной, вернувшись из города в Эджаль, Кори был встревожен и печален. Я решила тогда, что он узнал плохие вести о подготовке к войне и не хочет пересказывать их, но Кори ответил: «Если бы я хотел скрыть новости, то сказал бы, что грущу, потому что я страдаю от неразделенных чувств». Мы с Коулом засмеялись – не могли такого представить. А теперь я вспомнила это, и мне стало стыдно.

Но ведь правда, как такое возможно?

– Ты не знаешь, как этот человек к тебе относится? – спросила я. – Но ведь всегда можно почувствовать.

Кори мотнул головой, помолчал мгновение, а потом стал объяснять. Он говорил и перещелкивал красные звенья браслета – смертоносные заряды своего оружия, с которым прошел всю войну. Порой Кори замолкал, не в силах найти слова, и тогда раздавался только опасный стук этих бусин.

Кори рассказывал о том, чего не бывает – не должно быть – в нашем народе. Можно прикоснуться к любому человеку и понять, что тот чувствует, но со старшей звездой Кори все по-другому. Иногда что-то доносится, а иногда – совсем ничего. Словно его чувства прячутся, но как, почему? Даже когда он хвалит Кори, неясно, правда ли доволен или только утешает.

Я слушала и ощущала, как подступает ужас. Я все правильно поняла в белом сне, Кори и правда оказался в страшном месте. Совсем один, рядом с человеком – самым важным для него человеком! – о котором ничего нельзя узнать, который как закрытая книга.

– Поговори с ним! – сказала я.

– Так будет лучше, – подтвердил Коул.

Как же вышло, что из всей нашей команды только я теперь счастлива? Я встретила Мельтиара и полюбила его. А у остальных все так несправедливо: Лаэта погибла, и Коул страдает; Кори перевели в ужасное место, он там совсем один. И я ничего не могу сделать, чтобы помочь им, – только убеждать Кори не молчать, выяснить все.