Текст книги "Шидонай-Сирота. Часть 1. Добро пожаловать на Бару!"

Влада Ольховская
Шидонай-Сирота. Часть 1. Добро пожаловать на Бару!

Глава 1

Когда Маури́н просто смотрел на мир вокруг себя, все было хорошо: люди улыбались, поздравляли, говорили, что сегодня состоится одно из величайших открытий в истории человечества. Но потом он закрыл глаза. Всего на мгновение, на долю мгновения, чтобы моргнуть – сколько времени вообще требуется векам, чтобы привычно сомкнуться и разомкнуться? Однако когда Маурин открыл глаза, все вокруг него были мертвы.

Врач, говоривший, что все идет по плану, лежал у стены – странно изогнутый, явно сломанный. На белом халате – темное пятно, промокшая ткань прилипла к обнажившейся кости позвоночника. Две медсестры – странная груда возле стола, невозможно теперь понять, где заканчивается одна женщина и начинается другая. Ассистента трудно опознать, то, что природа навсегда хотела скрыть внутри человеческого тела, теперь снаружи, повсюду.

Маурин почувствовал, как ужас накрывает его ледяной волной, пробирается под кожу, в каждую клеточку тела. А ведь он был не из пугливых, офицер космического флота как-никак! Маурин видел смерть – и приносил смерть. Но с таким абсолютным, мгновенным разрушением, не убивающим человеческие тела, а превращающим их в ничто, он еще не сталкивался. В груди кольнуло острой болью, и стало тяжело дышать. Маурин понятия не имел, что и как произошло, он даже не был готов узнать. Он просто зажмурился, спрятавшись от нагрянувшей беды вот таким наивным детским способом. Он все равно ничего не смог бы сделать, то, что уничтожило людей за миг, вот-вот доберется до него, оно никуда не исчезло – не успело бы! И если ему суждено умереть, пусть это произойдет быстро.

Он замер, ему не хотелось метаться и продлевать собственный ужас. Пусть все произойдет быстро, чтобы он не видел, не знал, не успел понять…

– Капитан Го́дфри… Капитан, с вами все в порядке?

Глаза снова открыты – а мир снова изменился. Вокруг чисто, освещение работает нормально, кровью совсем не пахнет. Люди, которые были размазаны по полу кровавыми ошметками, стоят рядом с Маурином и встревоженно смотрят на него.

– С вами все в порядке? – повторяет врач.

Кровавое видение развеивается, как утренняя дымка, вместо ужаса приходит стыд. Теперь уже очевидно: это было нечто вроде панической атаки. Другого объяснения нет, мертвые не поднимаются из могил!

Пожалуй, Маурину стоило признаться в этом, а он просто не смог. Он понимал: из-за проблем с психикой эксперимент вполне могут прервать. А Маурин слишком много времени и сил потратил на подготовку, да и не сомневался он: второго шанса ему никто не даст. Желающих занять его место хватает!

Поэтому он отработанным дыхательным упражнением успокаивает разогнавшееся от страха сердце и улыбается медикам.

– Я в порядке. Мы можем начинать.

Вряд ли они поверили ему, но у них тоже не было желания срывать эксперимент. Маурин хотел коснуться вечности – ведь тот, кто касается чего-то первым, обретает бессмертие. Врачам было любопытно так, как бывает только ученым, ставящим науку превыше всего.

Маурин тогда надеялся, что этот странный, необъяснимый случай был разовым. Сдали нервы – человек не идеален! Повторения точно не будет. Его подсознание должно сообразить, что эксперимент начался, обратной дороги нет, и успокоиться.

Конечно же, так просто ничего не закончилось. Но когда его жизнь вообще была простой?

Вот он беседует с одним из главных врачей в медицинском кабинете. Вдох-выдох. Этот врач валяется на полу, разорванный на части, между которыми протянулись широкие багровые полосы.

Вот Маурин улыбается девушке, которая управляет роботами в столовой. Кажется, девушку зовут Лидия или Глэдис… что-то такое. Это не так уж важно. Глаза закрываются на миг. После этого мига девушка наполовину в котле с кипящей водой, и ее имя не имеет значения.

Вот охранники о чем-то шутят с Маурином – один из них служил на другой космической станции лет пять назад, они, оказывается, были знакомы. Потом пауза, небольшая, столько времени человеческому сердцу требуется на один удар. Потом охранников нет, их не существует, есть только плоть разных людей, пробитая костями друг друга.

– Насколько часто повторяются эти видения, капитан Годфри? – спрашивает психолог.

Маурин все же решился рассказать правду хоть кому-то. Психолог – часть команды эксперимента, врач это сразу обозначил. Теперь, когда все началось, Маурина отсюда не вышвырнут и на дублера не заменят, можно не молчать.

Психолог воспринял его историю на удивление спокойно, будто ничего особенного не случилось. Просто элемент рабочего процесса. Это несколько успокоило Маурина: никто ведь не говорил, что эксперимент пройдет идеально!

Так что можно не обращать внимания на то, что психолог не всегда жив. Иногда он смотрит на Маурина умными темными глазами. Иногда этих глаз не видно – глазницы опустели, на лице потеки крови, голова закинута назад так, что не приходится сомневаться: от шейного отдела позвоночника мало что осталось.

– Иногда, – отвечает Маурин мертвецу. Запах крови теперь стал привычным, он не исчезает даже в моменты, когда все идет хорошо.

– Что вы чувствуете в такие периоды?

– Страх.

Это правда – но не вся правда. Чуть подкорректированная ее часть, призванная уберечь эксперимент от закрытия.

Страх Маурин чувствовал раньше. И не страх даже, а абсолютный, животный ужас. Нечто подобное, пожалуй, почувствовал первый разумный человек, осознав, что смертен.

Однако позже страх начал отступать, ослаблять хватку. Каждый новый приступ пугал Маурина все меньше. Хотелось списать это на понимание того, что иллюзии ничего по-настоящему не уничтожают, если зажмуриться, а потом открыть глаза, все будет хорошо. Но причина таилась не только в этом…

С каждым днем Маурин все четче чувствовал: ему все равно. Все равно, что будет с этими людьми, с экспериментом, даже с ним самим. Он продолжал жить, но скорее по инерции. Он все еще помнил, чего хотел в самом начале эксперимента, однако это потеряло значение. Он находился здесь, потому что ему некуда было пойти, да и не хотелось.

– Это вполне нормальная реакция, – заверяет его психолог. Широкая улыбка расцветает под пустыми глазницами. – Никто на самом деле не умер, вам не о чем беспокоиться.

– Да, я знаю.

– Пока обойдемся даже без вспомогательной терапии. Мне кажется, вы справляетесь.

– Спасибо. Я стараюсь справляться.

Это были глупые слова и глупое решение. Нельзя справиться с тем, что тебе совершенно неподвластно. Но Маурин уже не верил, что психолог способен на большее. Да и дела ему не было… Он продолжил существовать. Безразличие уже не мелькало отдельными приступами, оно надежно закрепилось в разуме и душе.

Благодаря этому Маурину несложно было принять смену одной реальности на другую. Теперь светлые картины становились вспышками, а мир разгромленной, окровавленной станции оставался рядом все чаще. Люди, имена которых Маурин почему-то забыл, просто исчезали. Они уже и мертвецами-то не были, только последними посланиями, которые он обнаруживал рядом с собой. Лужами крови. Изодранной одеждой. Лоскутами кожи на полу и стенах.

Ну а потом миры наконец прекратили свою странную игру, и остался только один. Тот, который давно уже побеждал. Темный, мигающий и искрящийся разбитыми лампами центрального освещения. Пахнущий кровью и тлением. Гулко пустой, лишенный десятков, сотен голосов, которые звучали здесь раньше.

Даже это не имело для Маурина такого уж большого значения. Он смутно догадывался, что раньше, еще до прибытия на станцию, он отреагировал бы на случившееся иначе. Но ему не было интересно, как именно… Ему вообще уже ничто не было интересно.

Он шел по пустым темным коридорам. Мысли становились короткими, как будто вязли в чем-то. Скреплять их между собой в вопросы, рассуждения и выводы становилось все сложнее. Хотелось вообще сдаться, сделать так, чтобы внутри него воцарилась такая же пустота, как снаружи.

Но пока у него не получалось. В онемевшем разуме все еще мелькали обрывки размышлений. Пожалуй, в прошлом они вызвали бы у него шок, показались бы кошмаром. Теперь от былых эмоций сохранилась лишь жалкая тень, но именно она не давала мыслям окончательно оборваться.

Маурин думал о том, что все вокруг него почему-то умерли.

И о том, что смерть не абсолютна, раз сам он все еще жив.

И о том, что на космической станции давным-давно не осталось воздуха.

* * *

Мир испытывал ее на прочность, и, чтобы выжить, Альде требовалось терпение. Даже больше, чем раньше – упрямое терпение того, кто знает, что жизнь будет бить его чертовски сильно, но ломаться и просить о пощаде нельзя. Потому что от того, выстоит она или нет, зависело не только ее будущее.

На то, чтобы прийти в себя после случившегося на Марсе, ей дали не так уж много времени. Альда подозревала, что даже за эти дни она должна была благодарить Валентина Вернона, если бы не его покровительство, никто не подарил бы ей паузу. Но какая разница? Пауза была, Альда сумела взять себя в руки, а Вернон за свою доброту потом наверняка потребует какую-нибудь очень непростую услугу.

По-настоящему важно для Альды было лишь то, что у нее хватало сил справляться с новой реальностью. Телепатка прекрасно понимала: в ближайшие недели за ней будут следить очень внимательно. Проверять. Специальный корпус слишком сильно пострадал из-за легионера, распрощавшегося с рассудком. Теперь любого обладателя специальных способностей, у которого есть причины сорваться, будут рассматривать как потенциальное оружие, причем чужое.

Вот Альду и рассматривали. Ее таскали на допросы снова и снова, повторяющиеся и безумно раздражающие. Сначала их целью было получить от телепатки информацию, потом – посмотреть, как она будет вести себя, если ее разозлить. Однако Альда терпела и даже на самые дурацкие, бестактные и болезненные вопросы отвечала с холодной вежливостью.

Кого-то другого проверили бы еще и с помощью телепатии, а с ней не получилось. Альда была достаточно сильна, чтобы защитить себя от любого воздействия… ну, или почти любого. Из телепатов, работающих на космический флот, только Вернон был достаточно силен, чтобы влезть ей в голову без особых усилий. Но он заявил начальству, что не может поступить так с родной дочерью. Это, естественно, было ложью. Альда не сомневалась: он еще в первые сутки после возвращения с Марса изучил ее сознание вдоль и поперек, заглянул в каждый угол, выпотрошил каждую тайну. Это Альду не волновало, она была даже благодарна Вернону за то, что он не попытался искусственно заглушить ее боль. На этой боли пока все и держалось…

К счастью, в руководстве космического флота тоже не питали иллюзий насчет Вернона и его отцовских чувств. Начальство рассудило: раз телепат номер 1 не беспокоится, то и им не стоит. Альду наконец оставили в покое, позволив вернуться к обычной службе.

Вот только ничего нормального в ее жизни теперь не было. Причиной стало не только то, что Альда чувствовала себя мертвой внутри, все сводилось не к ней одной. «Северная корона» как будто поддавалась необъяснимому, невидимому разрушению.

Капитан Лукия выполняла свои обязанности безукоризненно, как всегда. Она предоставила все необходимые отчеты и оказывала содействие в любых делах. Но если поручений не было, она тут же оказывалась или в больнице, или в штаб-квартире хилеров. Она все надеялась добиться приоритетной помощи для Рале… А помощи просто не было. Не потому, что флот недостаточно его ценил, просто даже в эпоху высоких технологий последнее слово порой все равно оставалось за природой. Хилеры умели исцелять многое, некоторые – даже сражаться с самой смертью. Однако и для них были свои пределы: одни органы поддавались лечению намного лучше, чем другие, и человеческий мозг, с его непостижимой сложностью, оставался самым грандиозным вызовом для медиков. О таком пока не говорили открыто, но многие догадывались: финал жизни Рале Майрона будет близким и быстрым.

Стерлинг уже наверняка знал об этом. Он спасался от страшной новости, загружая себя дополнительной работой. Он вызывался добровольцем на любые миссии и брал любые задания. Пока все сводилось в основном к канцелярской работе, но Стерлинга это устраивало.

Киган, возможно, был единственным членом экипажа, который не понял до конца, что грядет. Ему казалось: все, кто выбрался с Марса, автоматически получили право на долгую и счастливую жизнь, скорбеть нужно о погибших. Поэтому он изводил себя тренировками, а в недолгое время отдыха собирал дополнительную информацию о Римильде, зачем-то пытаясь наверстать то, что уже не вернется.

Возможно, если бы команду послали на миссию, если бы погрузили в работу, стало бы легче. Однако ни о каких миссиях пока и речи идти не могло: экипаж «Северной короны» не был укомплектован даже минимально, да и благонадежность оставшихся солдат вызывала сомнения.

Альда хотела бы помочь каждому из них – но не могла, да они и не ждали помощи. Со стороны наверняка казалось, что она пока не преодолела травму, когда ей ничего не поручали и не занимали допросами, она сидела и смотрела в никуда. Ее по умолчанию сочли скорбящей девицей, слишком молодой, чтобы проявить военную дисциплину и взять себя в руки. Ей позволили эту слабость, а Альда никому не собиралась объяснять, что она на самом деле медитирует.

Это была необычная медитация, та, для которой лишь у Альды были все условия: она ведь хранила не только свою память, но и память Триана. До сих пор хранила, хотя это вроде как стало ненужным. Плевать… Отпускать его она не хотела.

Естественно, руководству она о переданной памяти не сказала ни слова. Если бы о таком стало известно, у нее наверняка потребовали бы составить полный отчет, расписать все, чем был Триан, для архивов и дальнейшего изучения… Будто отдать его им. На такое Альда пойти не могла.

Да и потом, ее наверняка заставили бы уничтожить эту память. На сей раз не из-за дисциплины и точно не из сентиментальных соображений. Просто хранение чужой полной памяти – это слишком большая нагрузка для любого телепата, даже такого могущественного, как номер 11. Альда прекрасно понимала, что на сбережение этих воспоминания уходит значительная часть ее способностей. Сейчас она, пожалуй, была даже слабее, чем в первые дни после выпуска из академии, а для солдата это непозволительно. Тем больше причин у руководства не знать о скопированной памяти: они не могли наказать Альду за то, о чем не догадывались.

Она же во время любой, даже самой короткой сессии медитации погружалась в память все глубже и глубже. Она не пыталась влезть в секреты Триана или развлечься препарированием его чувств к ней. Альда по-прежнему надеялась его спасти.

– Мелкая, ты ведь понимаешь, что занимаешься ерундой?

На этот раз они встретились в тесной спасательной капсуле, затерянной среди льдов Хионы. Чаще всего Альда выбирала куда более яркие миры – великолепную цветущую Феронию, переливающийся неоном Нергал, по-своему уютную Семирамиду. Марс только не трогала никогда, да оно и понятно…

Но сегодня это была Хиона. Тесная капсула с приглушенным желтым светом. Снизу – черный океан, полный чудовищ. Сверху – километры льда, метель и далекий безжалостный космос… Впрочем, все, что за пределами капсулы, не имело значения. Был лишь этот крохотный мир, в котором Триан сидел на полу, опираясь спиной на стену, а Альда напряженно расхаживала туда-сюда перед ним.

Она прекрасно знала, что на самом деле это не Триан. Триан погиб на Марсе. Но у человеческой психики есть замечательное свойство: верить в любую ложь, если очень хочется. Альда же не совсем поверила, она намеренно создала иллюзию, чтобы упростить себе работу с чужой памятью – и немного уменьшить боль.

Тот, кто сидел сейчас перед ней, не был разумом Триана, однако он объединял в себе всю память, весь опыт Седьмого, все, что делало легионера таким, каким Альда узнала его. Поэтому призрак не мог принять те решения, которые принял бы Триан, однако мог придумать нечто похожее на основании переданного ему опыта. Ну и конечно, Альде просто становилось легче, когда она снова смотрела на него и верила, что он все еще существует в этом мире…

– Я не занимаюсь ерундой! – отрезала Альда. – Я пытаюсь тебя спасти!

– А должна бы отпустить. В этом и был смысл того, что я сделал: обеспечить тебе шанс жить дальше и быть счастливой.

– Стоило для начала спросить меня, ты не находишь?

– Ты бы отказалась.

– Потому что это невозможно, – печально улыбнулась Альда. – Ни «жить дальше», ни «быть счастливой». Хотя я не сомневаюсь: ты верил, что у меня получится, когда… шел на такое. Ты верил в это так же, как я прямо сейчас верю в тебя. Прекрасная иллюзия самообмана.

– Но рано или поздно нужно прекратить.

– Зачем, если можно тебя вернуть?

Он чуть заметно нахмурился, совсем как сделал бы Триан. Забавно даже… Иллюзия осознавала себя иллюзией, но при этом была совершенна. Триан бы наверняка оценил.

– Как ты собираешься вернуть мертвеца? – спросил он. – Это невозможно!

– Невозможно, – с готовностью согласилась телепатка. – Но ведь ты не мертв!

Произносить это вслух было непередаваемо приятно, даже при том, что Альда намеренно искажала действительность, не первый раз уже.

Триан не был жив, живым оставалось существо. То странное нечто, в которое превратились две колонии. Оно застыло в непробиваемо твердом коконе, однако все равно не могло считаться мертвым. Там, внутри, оно проявляло мозговую активность, пусть и минимальную.

Вернон считал, что это ничего не значит, разве что проблем добавляет. Пока что существо оставалось системой в себе. У Триана все получилось: он стабилизировал разрастающуюся форму жизни, заставил ее замереть, впасть в некое подобие анабиоза. Но смерть за этой тварью так и не пришла, по всем параметрам организм на Марсе считался живым.

Общее Правительство это здорово беспокоило, им казалось, что на стратегически важной планете притаилась бомба замедленного действия. Совещания о том, что же делать с существом, продолжались до сих пор, но единства мнений пока не было и на горизонте.

Альде же такой расклад дарил хотя бы призрачную надежду. Все, что не мертво, живо, правильно? Значит, на это можно повлиять!

Увы, иллюзорный призрак Триана оставался таким же безжалостно прагматичным, как и он сам:

– И вот мы вернулись к моему тезису о том, что ты творишь ерунду, замкнулся круг. В том существе, которое осталось на Марсе, давно нет меня. Там хранится только то, что мною было. Но ведь пищу в желудке хищника уже нельзя спасти!

– Не говори так, – поморщилась Альда. – Слияние и переваривание – принципиально разные процессы!

– Мы говорим о смерти личности. Она необратима.

– Для человека! Но я уже была рядом с Трианом, когда он почти потерял контроль. Я знаю, через что он прошел, его тело было по большей части уничтожено мутацией, а он все равно сумел восстановиться!

– «Почти», – повторил призрак. – Не забывай: я знаю то же, что знаешь ты. Я не позволю тебе жонглировать фактами так, как тебе угодно. Да, тогда тело Триана было почти растворено, но ты смогла уберечь разум. Сейчас разума тоже нет.

– Не разделяй его и себя, – проворчала Альда. – В этом нет смысла.

– А ты не уходи от сути.

Альде надоело бродить, и она устало плюхнулась на пол там, где стояла. Свет в спасательной капсуле мигнул и стал чуть тусклее. Гул черного океана за тонкими металлическими стенами сделался громче, будто ледяная Хиона тревожилась вместе с запомнившей ее девушкой.

Триан смотрел на нее все так же спокойно и печально. Он наверняка думал, что это конец. Альда не собиралась тратить время и энергию, доказывая ему, что она и правда не планирует сдаваться. Телепатка перешла сразу к сути:

– Слушай, мы с тобой это обсуждаем не первый раз. Я уже уяснила, что восстановление тела ты считаешь невозможным по двум причинам. Во-первых, человеческое тело разрушено, а без мозга как органа нет точки опоры, в которой хранится личность и вокруг которой можно нарастить человеческое тело. Во-вторых, существо в состоянии абсолютного равновесия, при котором оно не может измениться, следовательно, нельзя разделить его и Триана. Я права?

– Ты все сильно упростила, но в целом – да.

– Ситуация и так слишком сложная, ее нужно где-то упростить… От второй причины пока отвлечемся, я понятия не имею, как разворошить это осиное гнездо. Да и ворошить его нужно, только если будет шанс вернуть Триана! У меня его память, это может стать точкой опоры.

– Только если будет орган, способный эту память принять, – настаивал призрак. – Мы не в мире внезапной магии, основанной на силе любви и слезах единорогов. Генетический код разрушен, причем разрушен намеренно. То, что осталось на Марсе, слишком примитивно, чтобы принять память и хоть как-то ее использовать.

Это Альда знала и без него, а мириться с таким все равно не хотела. Свое она отплакала еще после первого разговора на эту тему. Теперь она начала думать.

Получив от Дианы пару уроков, Триан превращался в существ, анатомическое строение которых принципиально отличалось от человеческого. Сама Диана тоже не раз такое проделывала. Значит, эти двое умели переводить клетки мозга в новое качество – а раз умеют двое, это не уникальный трюк, это доступная сильным легионерам способность.

Кроме того, Альда знала, что каждый легионер чем-то похож на колонию. Клетки его тела живут, даже это тело покинув. Каждая из них хранит огромный объем генетической информации, доказательством тому стали глаза фьюза Хайда. Их создал Триан, и они никуда не исчезли даже после смерти легионера. Триан был связан с Хайдом, но при этом не управлял им, и фьюз в нем не нуждался.

Так что потенциал легионеров может быть намного серьезней, чем считается сейчас и даже чем предполагал сам Триан. Особенно при том, что он был куда совершенней, чем его товарищи по оружию, благодаря пережитой в детстве операции.

– Ты сказал мне, что должен остановить существо именно сейчас, иначе не получилось бы, – задумчиво произнесла Альда. – Почему так?

– Потому что оно бы разрослось и выиграло нашу битву не тонким контролем, а банальным преимуществом массы.

– Ну и что с того, что разрослось бы? Ты в итоге использовал не только собственное тело, но и подчиненные тела. Почему ты не мог делать этого дальше?

– Потому что я не мог делать такое до бесконечности, – пояснил Триан. – Да, в контроле я его превосходил. Но у него было куда более значимое преимущество: условное бессмертие. Его клетки могли делиться до бесконечности за счет примитивного мозга. Моя потенциальная масса была ограничена объемом, который способен удержать развитый мозг. Если объем слишком велик, клетки мозга начинают умирать – это со мной и произошло. Если снова все упростить, мне не хватило бессмертия.

Казалось, что она снова зашла в тупик. Какую бы версию Альда ни рассматривала, смерть поджидала повсюду. И все же… Она слишком хорошо помнила, как там, под землей, Триан говорил о недостатке времени. Он не хотел умирать, он тянул до последнего, обдумывая варианты. Значит, он сам допускал, что спасение возможно, он просто не успел это спасение найти!

Альда должна была успеть за них обоих.

Слово «бессмертие» закрепилось в памяти, отказываясь отходить на задний план. Сначала Альде показалось, что это из-за ее главной цели. Ей хотелось вернуть Триана, вроде как сделать его бессмертным – все логично! Но чем дольше она размышляла об этом, тем четче понимала: нет, за словом скрывается нечто большее. Не недостижимая мечта, а дорожная карта. Ей нужно было не романтичное бессмертие, способное вернуть погибшего возлюбленного, а вполне научное.

Что есть бессмертие? Отсутствие смерти при большинстве условий. У Триана этого не было. У существа это было.

Это было не только у существа.

Она наконец поняла.

Открытие было настолько неожиданным, что сначала Альда даже не поверила сама себе. Она решила, что снова принимает желаемое за действительное, как делала за эти недели уже не раз. Потом она начинала анализировать собственные теории, разбивала их и снова мучалась от боли.

Но не в этот раз, нет. Решение, сложившееся само собой, ничего не гарантировало. Но это был первый за долгие дни медитаций сценарий, который реально мог сработать и все исправить. Чтобы он не ускользнул, не оказался очередным миражом, Альда заставила себя прошептать одно-единственное слово:

– Тео…

Все наконец-то стало на свои места. Тео был тем самым недостающим элементом, который она уже считала невозможным! Да, то создание, в которое он превратился, не было разумным. Но оно хранило в себе генетический код, способный стать якорем, в нем остались мозговые клетки. Если поместить Тео в агрессивную мутагенную среду, которой и стало существо, и дополнить его клетки памятью Триана, то есть вероятность того, что настоящий Триан отделится от нынешней формы жизни и станет собой. Пока что Альда не раздумывала о том, насколько такая вероятность велика. Да хоть один шанс на триллион – она готова была рискнуть!

Она не выдержала, от нервного возбуждения снова подскочила на ноги и зашагала по тесному пространству спасательной капсулы. Места было маловато, Альда нетерпеливо хлопнула в ладоши, и маленький круглый зал тут же сменился сочными лугами Феронии.

Призрак Триана не удивился, потому что вообще не умел удивляться. Он даже не стал спрашивать, что она придумала и почему изменилось ее настроение. Он ведь был плодом ее воображения, он и так все знал.

Но поддерживать ее не спешил.

– Альда, угомонись. У тебя ничего не получится.

– Может получиться! Ты и сам знаешь, что существо способно долго хранить поглощенный генетический код! Я чувствовала это на Марсе – легионеры, которых оно убило, еще некоторое время оставались в нем обрывками воспоминаний, прежде чем оно окончательно их растворяло. А тебя оно и не могло поглотить, сразу после слияния любая активная деятельность с его стороны закончилась!

– Оно просто сразу же поглотит Тео.

– Это как раз будет не так просто – Тео фактически бессмертен, за это Легион и хранит его столько лет в коробочке! Ну а простота его собственного разума тут пойдет на пользу. Нам нужна точка опоры, тогда Триан справится… Ты справишься.

И оба они знали, что предсказать исход такого расклада нереально. Слишком уж уникальными были обстоятельства, все без исключения: судьба братьев Триан, форма жизни, возникшая на Марсе… Однако это был просвет!

По крайней мере, для Альды. Призрак ее по-прежнему не щадил:

– Тебе не дадут даже попробовать.

– Почему? Им не так уж нужен Тео!

– Вообще не нужен. Но сам твой эксперимент опасен, нет ни единой причины согласиться на него – и тысяча причин отказаться.

– Это каких же, например?

– Существо безопасно, пока оно спит, – пояснил призрак. – Никто не захочет его будить, его слишком боятся. Ни ты, ни величайшие ученые не смогут предсказать, что будет, если поместить в него Тео. Вернется Габриэль Триан? Или Теодор Триан? Или Рафаль Стром? Или просто появится новая форма жизни, остановить которую невозможно? И все это – на Марсе, предельно близко к Земле.

– Это как раз не проблема… В смысле, проблема, но решаемая. На Марсе эту штуку все равно не оставят. Проволочки сейчас в основном из-за того, что никто не знает, как ее перевозить.

Сама Альда на совещаниях Общего Правительства никогда не бывала, но она следила за новостями, долетавшими оттуда, а подробности при желании могла узнать у Вернона. Ему такое тоже знать не полагалось, однако он, конечно же, знал.

Хотя тут и догадаться было несложно: существо не могли оставить на Марсе. Из-за близости этой твари и так пришлось эвакуировать мегаполис, однако мера была сомнительная и временная. Сейчас мнения расходились лишь в одном: изучать существо или сразу уничтожить? Но делать это в любом случае предстоит не на Красной планете. И вот когда кокон с существом переместят туда, где нет миллионов гражданских, у Альды появится шанс хотя бы попробовать!..

– Возможно, ты чего-то и добьешься, – заметил призрак. – Задействуешь всю свою родню, чтобы получить само разрешение на попытку. Сыграешь на научном интересе Легиона, и они все-таки выдадут тебе Тео. Но разве это не будет предательством по отношению к Триану? Ты рискнешь всеми теми, кого он хотел спасти – и спас.

– Не рискну, – покачала головой Альда. – Если существо уберут с Марса и эксперимент проведут в отдалении от жилых планет и станций, никто не пострадает.

– Кроме тебя. Тебе придется быть поблизости, чтобы при формировании подходящих клеток передать туда воспоминания.

– Собой я готова рискнуть.

– Тебя он хотел спасти больше всего.

– А не получилось, – пожала плечами Альда. – Меня он так и не спас. Такой сценарий будет удачным для нас обоих: либо у меня все получится и мы вернемся вместе, либо вместе же и умрем. Меня вполне устраивает эта определенность.

– Которой все равно не будет. То, что ты отмахнулась от одной из ключевых проблем, не означает, что она исчезла. Даже ради самой попытки задействовать Тео тебе придется вывести существо из анабиоза. Как ты намерена это сделать? Предвосхищая твой вопрос, скажу: нет, на самого Тео оно вряд ли отреагирует, а если и отреагирует, уничтожит его в процессе. Что же ты намерена делать?

Хотелось обвинить призрака в том, что он снова пытается ее отговорить, а не получалось. Он был прав. Вернон признал, что воздействовать на существо телепатически невозможно – а если не получилось даже у него, то у Альды и подавно не получится. Внешняя оболочка кокона, в котором скрывалось существо, была сделана из очень прочного материала, такой еще попробуй, пробей, не уничтожая тех, кто находится вокруг!

Нет, чтобы все получилось, оно должно было отреагировать само. Альде требовалось, чтобы спокойные воды стали бурлящими, чтобы клетка превратилась в хаос, порождающий что-то новое.

И все равно отчаиваться Альда не собиралась. Еще недавно у нее не было ничего, вообще никаких вариантов! А теперь она нашла нужное направление, и это меняло все.

– Я пока не знаю, но ты мне поможешь, – заявила она. – Триан разбирался в природе Легиона гораздо лучше, чем я. На что эта устрица может отреагировать? Что ее выбесит настолько, что клетки станут нестабильны?

– Существо не способно на эмоциональную реакцию.

– Очень даже способно! Оно испытывало боль и страх, это я точно помню. Боли и страха нам хватит, чтобы его расшевелить, нужно только добиться соответствующего масштаба!

– Я не собираюсь помогать тебе в твоем самоубийстве, – отмахнулся призрак. – Ты ведь знаешь, что я создан из всего, что было им. В том числе и любви к тебе. Я не дам тебе подсказку, которая может тебе навредить.