Текст книги "Шидонай-Сирота. Часть 1. Добро пожаловать на Бару!"

– Вообще-то, я все равно попытаюсь самоубиться, – пожала плечами Альда. – Ты просто можешь повлиять на вероятность успеха.

– В смысле? Ты готова покончить с собой?

– Ну, это не цель как таковая. Я готова сунуться к существу и сделать все, чтобы оно перестало быть безжизненным булыжником. Но если я буду делать это наугад, оно наверняка убьет и меня, и Тео, и вообще всех, до кого дотянется. Так помоги мне! Найди в памяти Триана то, что может хотя бы как-то контролировать существо!

Альда прекрасно понимала, что сейчас, по большому счету, разговаривает сама с собой. Ее это не смущало: внутренние диалоги еще никто не отменял! Триан оставил ей огромный архив воспоминаний – долгие, трудные годы жизни… Теперь ей важно было обнаружить там то, что хоть как-то повлияло бы на ситуацию. И образ, созданный из мыслей и эмоций Триана, мог в этом помочь.

На сей раз призрак с ответом не спешил. Он прекрасно знал, что Альда не блефует, она в любом случае попытается воздействовать на существо. Как не знать, если он тоже был частью ее разума?

Он хотел уберечь ее, как хотел этого настоящий Триан. Он уже осознал, что не сможет сделать защиту идеальной, нельзя спасти Альду от самой себя. Зато можно повлиять на исход этого эксперимента.

Наконец он снова посмотрел на нее, и темные глаза были настолько идеальной копией глаз Триана, что Альда почувствовала волну мурашек на коже. Она замерла, ожидая, что он снова начнет ее отговаривать – и ей придется обидеться на него за это.

Однако призрак лишь спросил:

– Тебе известно, что такое Шидона́й?

* * *

Пожалуй, следовало рассказать обо всем команде, а Лукия так и не решилась. Она прекрасно знала, что остальные не простят ее за это. Пускай. Она себя тоже прощать не собиралась.

Она не хотела превращать день его смерти в фарс со скандалом и дракой. Даже Лукии оказалось чудовищно тяжело принять то, что должно было случиться сегодня. А Киган, вероятнее всего, и вовсе не принял бы, он бы устроил потасовку прямо в больнице, не понимая, что от его поступка станет только хуже.

Рале должен был умереть. Других вариантов не осталось.

Лукия приняла это не сразу – да вообще не приняла, даже теперь! Просто изначально она еще надеялась что-то сделать. Она знала, что его попытались списать со счетов почти сразу: не самый юный возраст, не самый высокий номер. Она добилась того, чтобы его дело пересмотрели, и это действительно произошло. Лукия лично наблюдала за тем, чтобы комиссия работала как надо. Она беседовала с хилерами – в том числе и высших номеров, однако это ничего не изменило…

– Вероятность того, что он умрет при лечении, слишком высока, – пояснил один из хилеров. – Никто не будет даже пытаться.

– Но единственная альтернатива для него – смерть, – напомнила капитан. – С учетом этого, почему бы не попытаться?

– Вы мыслите как человек.

– Как капитан.

– Не важно. Нужно мыслить как хилер. При исцелении головного мозга мы слишком сильно настраиваемся на пациента, слишком сильно срастаемся с ним. Если он все-таки умрет в такой момент, мы не просто почувствуем эту смерть, мы проживем ее. Подобное никогда не забывается и никогда не отпускает. Мы ввязываемся в это, если шансы спасти кого-то хотя бы до двадцати процентов доходят. У него они меньше десяти. Мне очень жаль.

Из всего сказанного, лишь последняя фраза была ложью, Лукия за таким внимательно следила. Хилеру не было жаль, он не знал Рале и не собирался тратить душевные силы на незнакомца. А вот все остальное оказалось правдой: сама попытка исцелить головной мозг несла в себе слишком большой риск.

Лишь теперь Лукия в полной мере понимала, через что проходила Римильда Фревилл во время миссий на «Северной короне». Сама хилер не рассказывала, насколько ей тяжело, однако порой это было видно. Она никогда не жалела себя… и в последний раз не пожалела.

Но сокрушаться об этом бессмысленно, спасти Римильду уже не удастся, а Рале все еще жив. Лукия продолжила бороться за его жизнь: консультировалась с хирургами мира людей, разговаривала со специалистами по кибернетическим протезам.

Все оказалось бесполезно. Врачи и хилеры сошлись в одном: современная медицина могла спасти тело Рале, но не его разум.

Нельзя сказать, что в этот момент к Лукии сразу пришло смирение. Ей как капитану вообще не полагалось ничего чувствовать, только думать и анализировать. С точки зрения разума, все было просто: Рале перестал быть ценным ресурсом, его надлежало утилизировать и найти новый.

А она так не могла. Она искала спасение, она пыталась… и все равно ничего не добилась. Нет, она могла бы похитить его, вывезти туда, где жизнеобеспечение продолжило бы работу. Такие мысли были чудовищны для капитана и грозили трибуналом, но Лукия позволила их себе – только чтобы от них отказаться.

Попытка спасти Рале таким образом стала бы слишком эгоистичным поступком, как бы странно это ни звучало. Позволение ему долгие годы загнивать в собственном теле лишь избавило бы Лукию и остальных от немедленной боли утраты. Его умирание стало бы привычным, а потому неважным. Рале вроде как остался бы жив, и это означало бы, что плакать о нем не обязательно. Но при этом он исчезал из непосредственного окружения, он не сражался рядом, не давал советов, не улыбался… он не был. И в день, когда его несчастное тело все-таки не смогло бы существовать даже с помощью машин, все приняли бы это как данность, выслушали новость между делом, изобразили грусть для приличия и двинулись дальше.

Лукия не могла так с ним поступить в жалкой попытке ослабить собственную боль. Его смерть должна была стать потрясением и трагедией – такой же значительной, какой была его жизнь. Рале заслуживал истинных слез и истинной скорби. Поэтому капитан пересилила себя и ничего не сделала, когда комиссия решила его умертвить. Поэтому и остальным не сказала – чтобы Киган не устроил тут драку, чтобы Альда, еще не пережившая толком собственное горе, не попыталась оттянуть неизбежное.

Но себя Лукия щадить не собиралась. Она готова была остаться с ним до конца, даже подставляясь, выдавая неприемлемые для капитана эмоции. Если руководство что-то заподозрит и отстранит ее от работы, это не такая уж большая проблема. Все равно «Северная корона» больше не станет прежней.

Лукия думала об этом, сидя на неудобном металлическом стуле возле медицинской кровати. Она опустила руку поверх руки Рале, зная, что он этого не почувствует. Она просто ждала того, что должно было случиться – как ждала бы собственной казни.

Однако вместо положенной по закону комиссии из десяти человек, призванных засвидетельствовать смерть, в палату вошли лишь двое. И они к персоналу больницы точно не относились.

– Что вы здесь делаете? – равнодушно спросила Лукия, глядя в глаза Валентину Вернону.

До настоящего равнодушия ей было далеко, она просто привыкла его изображать. Хотя Лукия и сама понимала, что старается зря: Первый телепат видел ее насквозь.

– Я? – показательно удивился Вернон. – Сопровождаю. У меня тут никаких дел, если что.

Как только он сказал это, вперед выступила Тимандра Кресс, привычно изображавшая его секретаря. Лукия поняла, что это значит, в тот же миг. Она просто не смогла сразу поверить – после стольких разочарований. Но от знаний ведь не убежишь…

Она теперь и сама не понимала, почему не подумала про Тимандру сразу. Пожалуй, потому, что Вернон старательно напоминал всем и каждому: его ассистентка к хилерам не относится, в штате не числится, нечего вообще смотреть в ее сторону!

Однако Римильда ведь давно говорила: Тимандра не получила один из высших номеров в иерархии хилеров лишь потому, что не захотела. Она предпочла работать на Вернона, а космическому флоту оставалось только смириться, с титанами не спорят.

Однако такой выбор карьеры не умалял природные способности Тимандры, ее мастерство – а главное, тот опыт, который она получила, много лет восстанавливая мозг самого могущественного телепата во Вселенной. Перед Лукией прямо сейчас стоял лучший хилер-нейрохирург всех планет.

Возможно, Вернон еще попытался бы устроить тут спектакль, а Тимандра не стала. Она сделала то, на что в мире были способны единицы – из тех, кому хотелось остаться в живых. Она мягко оттолкнула в сторону телепата номер 1, призывая его помолчать, и обратилась к Лукии.

– Я не могу ничего обещать. Даже я не могу. Да, мне доводилось восстанавливать мозг, переживший куда более чудовищные травмы – не буду указывать на обладателя этого мозга пальцем, потому что это слишком очевидно. Но каждая травма уникальна, как уникально каждое тело.

– Я знаю, – кивнула Лукия. – Но я благодарна уже за попытку.

– Это не будет быстро.

– Я не собираюсь торопить, я не имею на это права. Но комиссия…

– С комиссией вопрос решен, – вмешался Вернон. – Они готовы к любому варианту, и они совсем не против получить обратно починенного телекинетика. А теперь я предлагаю выйти и не мешать Тимандре работать. В ближайшие дни или даже недели правом доступа в эту палату обладают только она и медсестры, проводящие гигиенические процедуры. Донесите это до своей команды, капитан.

– Непременно.

Вернон первым направился к выходу, всем своим видом показывая, что и Лукии задерживаться не стоит. Она и сама понимала, что в ее присутствии нет смысла. Хотелось бы, чтобы все решилось быстро и просто: могущественный хилер взмахнула рукой – и Рале тут же вскочил на ноги, живой и невредимый, сказка будет! Однако реальность оказалась куда сложнее: Тимандру ожидали долгие часы работы с тончайшими сосудами и крошечными клетками за само право надеяться, что телекинетик станет прежним…

У двери Лукия не выдержала, обернулась, но увидела лишь, как хилер изучает медицинские записи на компьютере. Нет, быстрым финал точно не будет, однако сейчас даже это радовало!

В коридоре они не говорили, но и не расставались. Они прошли к выходу, и персонал разбегался с их пути, при этом стараясь делать вид, что не разбегается. Лишь в кабине лифта Лукия холодно спросила:

– Для чего нужна была эта пауза с комиссией? Для драматического эффекта? Чтобы я в полной мере ощутила боль от возможной потери и сделала бы что угодно? Вы перестарались. Я бы сделала что угодно в любом случае.

Она ни на миг не допускала мысли, что Вернон помогает им бескорыстно. Он не поступил бы так даже ради Альды, не его стиль. Если он согласился помочь Рале, в этом должна быть какая-то выгода для него.

Так что Лукия позволила себе этот вопрос и недопустимую для капитана эмоциональность. Какая разница, если Вернон и так все про нее знает?

– Это не было драматической паузой, – отозвался Вернон, которого ее слова совершенно не задели. – Я и правда до последнего не был уверен, разрешу ли Тимандре эту маленькую авантюру. Настолько не уверен, что намеренно удалил мысли о ней из вашей головы, капитан.

– Что ж, это многое объясняет. Могу я узнать, в чем причина ваших сомнений?

– Я буду привязан к станции, пока Тимандра не закончит работу. Я не беспомощен без нее, но и не настолько азартен, чтобы подставляться. Мне нужно было проанализировать сложившуюся ситуацию и понять, готов ли я провести на этой посудине столько дней, чем это может обернуться.

– Нужно ли говорить, что я рада принятому вами решению?

– А смысл, если это очевидно?

– Так же очевидно, как то, что за мной теперь долг, – добавила Лукия.

– На самом деле нет. Мне не нужно было делать вам одолжение, чтобы получить какое-то там обещание. Я бы и так нашел способ заставить вас делать то, что мне нужно. Но если сама концепция морального долга за чудесное спасение на вас так уж давит, спешу обрадовать: вы избавитесь от этого в самое ближайшее время. Прекрасный продукт бридинг-программ, созданный на основе моих биоматериалов, вновь удивил меня неожиданной смекалкой.

– Альда что-то придумала? – невозмутимо уточнила Лукия.

– Именно так. Кое-что очень любопытное, то, что вряд ли понравится всем в руководстве космического флота или даже Общем Правительстве. Но мне не так уж важны сомнительные авторитеты обладателей дряхлых задниц в высоких креслах. Мне интересно то, что она хочет сделать. Значит, это будет сделано – и вы, капитан, ей в этом поможете.

* * *

Не нужно было этого делать, а не делать почему-то не получалось. Стефан сам себе напоминал ребенка, который давит на только-только поджившую рану, чтобы проверить, болит ли она еще или уже все. Конечно же, болит. А если надавить сильнее, то и кровоточит. И взрослый человек вроде как должен понимать это без проверки, но остановиться он все равно не мог.

Воспоминание, случайно полученное от существа, манило его. Оно ранило его, потому что изначально не предназначалось для человеческого сознания, причиняло боль и грозило нанести серьезный вред. Стефану следовало бы убрать его подальше, а еще лучше – удалить. Но у легионера не то что не получалось, он даже пробовать не стал. Стефан владел телепатической медитацией не так хорошо, как истинные телепаты высшего уровня, однако и он был способен на многое. Поэтому, когда у него выдавалось свободное время, он снова погружался в тот странный мир.

Ничего хорошего это не приносило, Стефан будто оказывался внутри грозы. Многие ведь думают, что побывали внутри грозы, если оказались на ее территории, но это неверно. Человек оказывается под грозой, получает лишь жалкую долю ее гнева – и уже этому ужасается. Однако то, что помнило существо, было чем-то несравненно худшим. Ветер, скорость которого невозможно даже представить. Рёв и рокот. Сила, разрывающая на части. Тьма и сияние, сливающиеся воедино. Там ты не просто умираешь, ты успеваешь осознать свое исчезновение, сведение к нулю всего, чем ты был…

Изначально это воспоминание чуть не убило легионера. Теперь, когда он выбрался из ловушки и контролировал медитацию, просто причиняло боль. Вот только Стефан был не из тех, кто наслаждается болью, поэтому ему и следовало отказаться от чужой памяти, но он пока не мог. Возможно, если он разберется в существе получше, он поймет, как все исправить… Да хоть что-то исправить! Мотив был сомнительный и несвойственный ему прежде. Но до тех пор, пока эта тварь находилась на Марсе, Стефан не оставлял попыток разобраться в ней так, как никто не смог.

В итоге существо выигрывало, даже не начав битву. После каждого сеанса медитации Стефан приходил в себя задыхающимся от усталости, как будто опустошенным. Голова в первые полчаса обычно кружилась так сильно, что даже легионеру, занимавшему ныне первый номер в иерархии, приходилось сидеть неподвижно, дожидаясь, пока силы восстановятся. Каждый раз он обещал себе, что больше не полезет в этот ад – и каждый раз снова отправлялся туда.

Он никому не говорил о том, что делает. Возможно, если бы Стефан попросил помощи у кого-нибудь вроде Валентина Вернона, ему удалось бы добиться большего. Но пустить настолько могущественного телепата в свой разум легионер был не готов. Пока что любые попытки и поражения оставались его личным делом и его секретом.

В остальном же напрягаться ему не приходилось. Да, он был Первым в Легионе. Но сам Легион затаился, осознавая собственную уязвимость. Все исследовательские программы были приостановлены, никто не решался на неоправданный риск. Так что основной задачей Стефана стало просто показывать, что он есть, что Легион не беззащитен, и его это вполне устраивало.

Ну а потом к нему явилась мелкая телепатка Триана и все испортила.

Их последний разговор насторожил Стефана. Нет, весть о том, что Альда не собирается ему мстить, да и вообще настроена не агрессивно, порадовала. А вот решимость телепатки снова задирать уродца, затаившегося на Марсе, и выковыривать из него мертвецов – нет. Стефан чувствовал, что она не шутит, она и правда верит, что можно исправить если не все, то хотя бы что-то. Легионер просто не представлял, на что она надеется.

Она ему не объяснила, они просто расстались. Стефан неохотно принял новую роль и сосредоточился на сеансах медитации. Чем занималась девица – его не интересовало, пока она не заявилась к нему непрошенной гостьей.

Она использовала момент, когда Стефан прибыл на военную станцию общего пользования. Девица потребовала встречи, и ему хотелось отказаться – просто чтобы она не наглела. Однако положение в мире оставалось слишком нестабильным, чтобы терять время на проявления характера.

Так что они все-таки встретились в одном из залов для почетных гостей. Обилие живых цветов делало это место похожим на оранжерею, однако воздух был приятно сухим и прохладным. Где-то совсем близко пели птицы, самые настоящие, не имитация. Стефан не представлял, кому понадобилось так выпендриваться на военном объекте, да и не интересовался. Комната, сейчас похожая на цветущий ночной сад, дарила недолгую иллюзию того, что все на самом деле хорошо.

Но если Стефан еще мог наслаждаться моментом покоя и ценил это, то девица на такое оказалась неспособна. Она, бледная и явно давно не спавшая, решила испортить все сразу.

– Ты знаешь, что такое Шидонай?

И вроде как вопрос был вполне безобидный, но есть слова, с которыми в принципе не может быть связано ничего хорошего – и всегда связано очень много плохого. Шидонай определенно был из их числа.

– Нет, – отрезал Стефан. – И ты не знаешь.

Телепатка, явно ожидавшая или подтверждения, или удивленных вопросов, заметно смутилась.

– Что?.. Я ведь чувствую, что ты врешь мне!

– Я тебе говорю, как должно быть.

Обывателю наверняка показалось бы, что уж первые номера Легиона обязаны знать все его секреты. Но на то он и обыватель, чтобы верить во все подряд. На самом же деле никто не раскрывал истинную историю организации и природу мутагена даже лучшим бойцам. Зачем? Хороший воин далеко не всегда обладает безупречно стабильной психикой, и для многих правда могла стать слишком грандиозным потрясением, таким, после которого в себя не приходят.

Но Стефан, естественно, все знал. Когда он окончательно освоился со своими телепатическими способностями, он облазил все мозги, до которых дотянулся. Порадовала ли его правда? Нет, конечно. Однако и не сломила, потому что к тому моменту он уже слишком многое пережил, чтобы ломаться от историй, закончившихся задолго до его рождения.

В том, что правду знал и Триан, Стефан даже не сомневался. Седьмой не был телепатом, зато умел добиваться своего. Ну а от Триана так или иначе узнала его девица, это понятно. Непонятно другое: с чего вдруг она о таком заговорила? Да еще и с явным энтузиазмом, будто докопалась тут до тайн мироздания!

– Мне все равно, как должно быть, – отрезала Альда. – Обсудить Шидонай все-таки придется, он нам нужен!

– Не нужен, потому что его нет. Большие боссы Легиона и так смотрят на тебя косо по понятным причинам. Ты им нравишься не больше, чем мне, но они мирятся с твоим существованием, пока ты не угрожаешь им напрямую.

– Я и сейчас не угрожаю!

– Знания – это тоже оружие, – напомнил Стефан. – А у тебя их накопилось слишком много, хвастаться не стоит.

– Я и не собиралась хвастаться. Я просто решила поставить Легион в известность о том, что отправляюсь на Шидонай, и начала с тебя.

– Нельзя отправиться на планету, которой нет.

– Она есть, просто никто не знает, где она, – уточнила Альда. – Я знаю, как можно спасти Триана… гипотетически. Но для самой попытки нужно вывести из равновесия получившийся кусок непонятно чего. Он не отреагирует на телепатию, он даже атомную бомбу, скорее всего, проглотит как витаминку. Но вот на чистую первородную материю колонии он отреагировать обязан! Потому что Триан – это колония, измененная человеческими генами, как и существо, которое так или иначе адаптировалось под тело Рафаля. Если добавить туда первородную материю…

– Будет катастрофа, – перебил ее Стефан. – Именно та катастрофа, которой от тебя втайне ждет Легион и предусмотрительно сильно не любит.

– Тебя тоже не любит, но ты справляешься. Слушай, у меня есть план!

План у нее действительно был – телепатка не стала тянуть, рассказала сразу. Сумасшедший, опасный, совершенно невыполнимый план… Который, как ни странно, мог сработать.

Стефан разбирался в природе мутации легионеров гораздо лучше, чем эта малолетка, да еще и умел работать с телепатией. Поэтому он вынужден был признать: у этой безумной идеи был крошечный шанс на успех. Если внутри существа хотя бы фрагментарно сохранились клетки с генетическим материалом Триана, они потянутся к Тео, как к условному маяку. Само по себе это не гарантирует восстановление разума, но вот с передачей всех воспоминаний… А вдруг? Может не получиться, может получиться.

Да и идея с первородной материей была неплоха. Сейчас две колонии сцепились намертво и блокируют друг друга, как и задумал Триан. Но если появится третья сила, равная двум предыдущим и даже превосходящая их, начнется новая игра. По сути, то, что задумала Альда, было равноценно попытке раздробить Вселенную на кубики и собрать ее заново…

– Тебе никто не позволит, – отрезал Стефан.

Телепатка раздраженно закатила глаза:

– Да-да, призрак уже говорил об этом!

– Что? Какой еще призрак?

– Не важно. Чтобы скосить все ненужные споры, имей в виду: я говорила с Верноном, он пообещал поддержать эту идею.

– Потому что ему интересно, можно ли при помощи телепатического дублирования воспоминаний оживить мертвеца. Это действительно ценный эксперимент, ради которого он готов поставить на кон твою жизнь.

– И что? Ты надеялся уязвить меня тем, что меня папочка не любит? – рассмеялась Альда. – Открыл Луну над Землей! Это меня как раз не волнует, мне важно то, что наши интересы совпадают. Вернон уладит вопросы со спецкорпусом и Легионом. Нам передадут Тео, от него все равно не будет толку. Пока загвоздка только в первородной материи.

– Которой нет.

Об этом уже объявили официально. На самом-то деле считалось, что необработанный мутаген был истрачен давно, он оказался слишком опасен для хранения. Но недавние игрища Ансгара Фетъе доказали, что особо запасливые ученые могли припрятать пару-тройку ампул в защечных мешках. Поэтому в Легионе была проведена полная проверка, причем с привлечением телепатов.

Так что в результате можно было не сомневаться. Да, первородная материя хранилась дольше, чем считалось официально. Но к настоящему моменту ее всю использовали для экспериментов, у научного отдела ничего не осталось.

А даже если бы осталось, этого ничтожного количества ни за что бы не хватило, чтобы расшевелить громадину, притаившуюся на Марсе.

Телепатка обо всем этом знала, но продолжала пялиться на Стефана все так же уверенно.

– Ага, мне уже сообщили. Поэтому нужно добыть новую материю прямиком из источника – и это снова возвращает нас к обсуждению Шидоная. Видишь? Некоторые темы просто неизбежны.

Легионер смотрел на нее, надеясь почувствовать подвох, понять, чего она хочет на самом деле. Не могла же она всерьез предлагать нечто настолько безумное! Но оказалось, что могла. Эта психопатка была намерена отыскать Шидонай. Стефан, к собственному раздражению, почувствовал растущее уважение к малолетней игрушке Триана.

Шидонай последний раз видели примерно тогда же, когда и первый – около двух веков назад. Экспансия, пусть даже в основном научная, стала центром космического развития тех времен. Люди еще не рисковали летать очень уж далеко, хотя уже тогда готовился билет в один конец под названием «Исход». Но «Исход» можно было считать разовой авантюрой с непредсказуемым результатом, человечество же нуждалось в надежных, понятных, проверяемых знаниях.

Именно поэтому в разные стороны от Земли летели спутники, телескопы и исследовательские корабли. Они обнаружили много – в том числе и межгалактического газового гиганта, величественно плывущего сквозь пустоту.

Шидонай относился к планетам-сиротам – тем, которые либо лишились своей звезды, либо были созданы вне ее влияния. Тут ученые могли спорить до бесконечности, что и как называть, но факт оставался фактом. То и дело во Вселенной появлялись планеты, свободные от гравитационной петли, движущиеся непонятно куда и непонятно зачем. Возможно, без причины, а может, повинуясь законам, которые люди просто не могли постигнуть.

Путь Шидоная проходил достаточно далеко от Земли, чтобы он не стал угрозой для обитаемой планеты. И все равно он не остался без внимания. Уже сами планеты-бродяги были редкостью, изучить которую считалось огромной научной удачей. А Шидонай еще и отличался от своих одиноких собратьев – размером, скоростью, необъяснимостью и непостижимостью. Он напоминал понятный землянам Юпитер, но был сам по себе. Раскаленный изнутри Шидонай будто гневался, он постоянно кипел бурями, он нес в себе то, что невозможно было просчитать в теории.

Люди хотели видеть, хотели знать. К Шидонаю послали исследовательские зонды повышенной прочности, все, что были на тот момент в наличии. Большую часть газовый гигант заглотил и перемолол. Некоторые успели передать на близкие компьютеры хотя бы часть информации, а потом исчезли. Но были и зонды, которые удалось вернуть.

Они принесли с собой бесценные образцы. Газы, из которых состояли зловещие облака Шидоная. Острые кристаллы, пронизывающие его убийственные ветра. Оплавленные фрагменты материала, которому так и не удалось найти эквивалент на Земле.

А один зонд принес жизнь, и это все изменило.

Сначала ученые в один голос твердили, что произошла какая-то ошибка. Жизни быть не могло даже на газовом гиганте вроде Юпитера, потому что – ну откуда там жизнь? При такой атмосфере? При отсутствии поверхности как таковой? Решительно невозможно! А уж у бродяги вроде Шидоная, напрочь лишенного солнечного света и тепла, – и подавно!

Но жизнь была. Вопреки всему. В рычащих грозах Шидоная обитала колония примитивных существ, объединенных коллективным разумом. Их начали изучать. Им попытались придать хоть какой-то смысл. А однажды они оказались внутри человеческого тела – и наступил рассвет Легиона.

К сожалению или счастью, теперь сказать трудно, но открытие воздействия колонии на человека произошло после того, как Шидонай ушел из зоны наблюдения. В то время технологии были не настолько развиты, чтобы последовать за ним или даже создать нечто вроде маяка. Ну а потом и вовсе началась война, об исследованиях планеты-сироты пришлось забыть. У ученых осталась лишь материя, добытая одним-единственным зондом. Позже они нашли способ увеличивать объем мутагена, однако только адаптированного. Первородная материя закончилась, добыть новую никто и не надеялся.

Пока не явилась одна маленькая психопатка и не объявила, что найдет Шидонай.

– Никто не смог, а ты сможешь? – поинтересовался Стефан. В памяти снова мелькнул грозовой хаос и ощущение тела, разваливающегося на части. Легионер заставил себя проигнорировать это.

– Никто особо и не искал! – объявила Альда. – Я уже проверила! После того, как оказалось, что первородная материя создает очень опасных тварей, руководители Легиона запретили разыскивать Шидонай, постарались сделать информацию о нем максимально секретной. То есть, сам Легион этим не занимался, а у каких-нибудь пиратов или частных корпораций не было ни знаний, ни ресурсов для такого.

– У тебя тоже нет.

– Но будут! Я планирую организовать экспедицию, которая выследит Шидонай и получит новые образцы материи.

– Ты открываешь ящик Пандоры, – покачал головой Стефан. – Надо объяснять, что это такое, или ты грамоте обучена?

– Я знаю, что это такое, и… Я с тобой согласна. При любых других обстоятельствах я бы и сама назвала это омерзительной идеей, но теперь я не могу иначе. Ты ведь меня понимаешь?

Хотелось сказать, что нет, да еще и посмеяться над ней. А Стефан просто не мог, он осознавал: если бы у него был шанс вернуть Эви, один проклятый, самый ничтожный шанс, он бы тоже ради этого пошел против всей Вселенной.

– Понимаю, – неохотно бросил он. – А от меня ты чего хочешь?

– Помощи. В этой экспедиции нужен будет легионер, ты знаешь, почему. Даже телепат не почувствует первородную материю так, как легионер – но только из высших. А таких осталось немного! С Одханом по-прежнему все сложно, может и не проснуться, Шарлотта откровенно не в форме, Виндар слабоват… Остаешься только ты.

Вряд ли Легион прельщала идея рискнуть первым номером и снова потерять его. Но руководство могло согласиться, у космического флота нашлись бы нужные рычаги давления для такого.

Так что последнее слово оставалось за Стефаном. Если бы он отказался, никто бы его не заставил, в этом не было бы смысла. И ему следовало бы отказаться, потому что он не считал себя должником – ни Триана, ни его ручной телепатки. Да кто угодно бы отказался на его месте!

И все равно Стефан сказал:

– Хорошо. Я полечу. Хотя бы одни мозги на весь космический корабль вам не помешают.

Ну а о том, что легионеры способны не только ощущать первородную материю на расстоянии, но и лишиться рассудка, столкнувшись с ней, Стефан предпочел не напоминать.