Текст книги "Новый Айвенго. Рапира спасает"

Глава пятая. Второй день

Не надо никакой награды,

Мы сами, брат, теперь не рады,

Какой в него вселился зверь,

И кто пред ним закроет дверь?

Владилен Елеонский, Айвенго

Не знаю, на что рассчитывали участники, может быть, схватка в толпе показалась им более лёгкой, мол, здесь не надо особых навыков фехтования, только успевай, маши рапирой, как дубиной, направо и налево, но на следующий день зарегистрировалось гораздо больше желающих участвовать. Как видно, они не в полной мере представляли, что их ждёт.

Монтажники убрали огромное бревно и заменили его квадратным помостом размером сорок на сорок метров. Помост не имел никакого ограждения.

Любому участнику массовой стычки грозило падение с семиметровой высоты, – на этот раз никакой предохранительной сетки не было. Кторов решил разнообразить условия и усилить остроту, воспользовавшись тем, что, как выяснилось вчера, резиновое покрытие довольно упруго и, кажется, надёжно уберегает от серьёзных травм.

Когда участники увидели помост на высоте, их количество мгновенно сократилось на треть. Когда же Фирсов выдал всем участникам плащи, некоторые, наверное, посчитали, что с плащами драться будет легче, вернулись, и количество участников увеличилось на одну десятую.

После всех приливов и отливов, суеты, глупых вопросов, ржания и язвительных комментариев, я, наконец, смог сформировать свою команду. Под моим началом оказалось срок пять человек.

К Лобанову пристало пятьдесят шесть участников. Фирсов вывел лишних с арены, заверив, что они будут заменять тех, кто, проиграв, выйдет из боя.

По правилам, которые объявил Фирсов, упавший на помост или сорвавшийся с помоста вниз считается выбывшим. Затем он пригласил участников.

Подъехал красный пожарный КАМАЗ и выдвинул лестницу вверх. Участники, один за другим, стали карабкаться по лестнице на помост.

Мы были в красных плащах, а наши противники нацепили на плечи синие плащи, лишь Фомин, Басов и Лобанов имели особое одеяние. Лобанов, – как командор, а Фомин и Басов, – как ветераны фехтования и помощники губернатора по делам спорта.

Грузный огромный Фомин кутался, как будто ему было холодно, в шикарный длинный бежевый плащ, изящный стройный Басов щеголял в короткой золотистой накидке, а хмурый, как туча, Лобанов нацепил на плечи белую материю, похожую на плащ крестоносца, на самом её видном месте красовался огромный алый крест, похожий на крест Ордена тамплиеров.

В рядах моих бойцов, в основном молодых людей, выделялся солидный огромный плечистый дядька. Хотя я не видел его лицо, оно, как у всех, было скрыто глухим шлемом и забралом, я мгновенно шестым чувством уловил не только возраст, но родную душу фехтовальщика. Интуитивно я почувствовал в нём мастера и втайне стал возлагать на него надежды.

Поверх синего плаща великан зачем-то нацепил пиратский флаг с черепом и скрещенными костями, белевшими на чёрном полотнище. Флаг плотно облегал шею странного бойца и ниспадал на плечи, однако синий плащ был виден из-под него.

Мгновенно заметив флаг на широченных плечах дядьки, публика одобрительно засвистела и с ходу окрестила его владельца Летучим Голландцем.

– Летучий Голландец, тысяча акул, брат, слушай, покажи Кторову, кто в доме хозяин!

Летучий Голландец отсалютовал рапирой, демонстрируя публике, что призыв из толпы, несколько грубоватый, но зато откровенный, услышан. Стадион осиным роем загудел в ответ на его салют.

Остальные члены моей команды были почти сплошь юнцы. Моя великолепная желторотая молодёжь бахвалилась и грозилась закидать своих противников, если не шлемами и шапками, то плевками, но я прекрасно знал цену пустого юношеского бахвальства. Осаждать молодёжь было бесполезно, да и некогда, я подыгрывал им, вставляя замечания по поводу внешнего вида и повадок наших врагов, чем сразу завоевал симпатию раззадорившихся от собственной лихости бойцов.

Когда все участники турнира поднялись, наконец, и, разбившись на команды, столпились на противоположных краях помоста, Елена в отливающем серебром тонком комбинезоне, который удачно обтягивал её великолепное тело, спустилась на тросе сверху и бросила на помост перчатку – сигнал к началу схватки.

Взаимная симпатия и воцарившиеся среди моей команды шапкозакидательские настроения мгновенно улетучились после первой же сшибки. Треть моих бойцов осталась лежать на помосте, в то время, как у Лобанова не упал никто, – таковы были подготовка и мастерство наших противников.

Мои бравые юноши истошно завопили в мой адрес такое, что любой другой на моём месте, скорее всего, обратил бы свою рапиру против них, а не против соперников. Словно шакалы, они выли, что я – подставной человек Кторова, что я их бросил на безжалостные рапиры, теперь их всех положат или покалечат.

Объяснять им, что их действия напоминают поведение стада бестолковых баранов, было бесполезно. Я сжал зубы и пошёл вперёд.

Семь орлов Лобанова насели на меня. Пришлось сильно поднапрячься и закружить убийственный вальс Бостон. Противники кололи рапирами, целя в меня, но попадали друг в друга. Трое упали от ударов своих же товарищей и по правилам турнира выбыли из игры.

Четверо оставшихся стоять на ногах с новой силой кинулись на меня, но моя желторотая молодёжь, увидев впечатляющий пример, перешла от потока глупых ругательств к умному делу. Мои ребята толпой навалились на моих оппонентов. Противники явно не ожидали такого дружного яростного напора в спину и упали под градом уколов от моих птенцов.

Однако моя молодёжь, вместо того, чтобы сплотиться и действовать наверняка, под воздействием окрыляющего успеха толпой бросилась на Лобанова и его свиту. Мой предостерегающий крик «Стой!» утонул в бешеном рёве «Ура!»

Возбуждённый юношеский поток ударил в отряд Лобанова и разбился подобно тому, как струя ручья разбивается о мощный скалистый утёс. Раздались жалобные крики и вой. Больше половины моих ребят рухнули на помост под ноги лобановцев.

У меня не было возможности не только оглядеться и увидеть, куда же пропал Летучий Голландец, но даже просто вздохнуть. Яростные стервятники Лобанова теперь наседали на меня со всех сторон, а помощи ждать было неоткуда. Всех моих бойцов, кто еще имел остатки храбрости и пробовал сопротивляться, растащили по углам помоста и теперь играючи добивали.

Публика разочарованно засвистела. Пот заливал глаза и мешал мне смотреть сквозь забрало. Я делал всё, что мог, но противников было слишком много.

Пришлось применить хитрость, поскольку я терял силы, а преимущество противника нарастало с каждой минутой. Вокруг меня мелькали одни лишь синие плащи.

Я незаметно оттянул своих противников к краю помоста. Теперь меня в любой момент могли сбросить вниз, однако моё незаметное на первый взгляд преимущество состояло в том, что они не могли зайти с флангов и с тыла.

Те, кто заходил сбоку, оказывались под ударами тех, кто наседал спереди. Я удачно делал финты, и скоро парни на себе испытали всю мощь ударов своих же соратников.

Холодный пыл моих умелых врагов немного охладел, когда трое из них сорвались с края помоста, попав под удары своих рапир. Посыпались проклятья, холодный пыл сменился горячим, но он не помог, а помешал.

Любой фехтовальщик знает, что горячность противника – его невидимый помощник в бою. С этим невидимым помощником я за пару минут опрокинул на помост с десяток врагов, вырвался из поредевшего вражеского окружения и получил свободу манёвра. Теперь началась забава.

Стадион обрадовано загудел.

– Жарь, Весельчак, жарь!

Раздосадованные и запыхавшиеся враги были моей добычей. Я валил их, как кегли, по одному или скопом, в зависимости от ситуации.

Краем глаза я заметил, что Летучий Голландец вяло отбивает атаки тех, кто пытается на него напасть, сам же ничего не предпринимает. Мгновенно заметив вялое поведение моего товарища по команде, публика теперь стала звать его по-другому.

– Эй, ты, Ленивый голландец, етить твою! Шевели задом, смотри, что творит Весельчак.

Весельчак, то есть я, тем временем, кажется, вошёл в раж. Что же теперь могло меня остановить?

Двадцать орлов Лобанова остались стоять на ногах, ещё одиннадцать влились, заменяя собой выбывших из боя. Против меня бились тридцать с лишним человек, они ничего не могли со мной сделать, им нечего было противопоставить моей хладнокровной тактике мягкого танцевального ухода и неожиданного нападения, оно было подобно удару молнии.

Несколько моих самых стойких бойцов сумели перетянуть на себя нескольких бойцов Лобанова, им даже удалось сбить кое-кого с ног, но вскоре все они вышли из игры.

Я остался один или, вернее, почти один. Со мной оставался Ленивый Голландец, но я давно списал его со счета, он совершенно не оправдал моих надежд.

Лишь позже я узнал от Сафонова, что Ленивый Голландец на протяжении всего боя, в самом деле, казался ленивым, однако именно он взял на себя одиннадцать вступивших в бой свежих бойцов и одного за другим мастерски уложил их.

В тот момент я никого из соратников не увидел рядом и рванул к Лобанову сквозь поредевшие ряды его бойцов. У меня открылось второе дыхание, и очень скоро я встал с рапирой перед Фоминым, Басовым и Лобановым.

Фомин взревел что-то нечленораздельное и кинулся на меня слева, последовал коварный выпад и удар в шею, но я вовремя среагировал, сдвинулся с траектории и нанёс ответный удар. Справа в полном молчании, словно боясь спугнуть удачу, напал Басов. Лобанов как видно выжидал удобный момент, на миг он исчез с моего горизонта.

Я увернулся и потянул Басова вправо, к краю помоста. Сзади с рычанием навалился Фомин, он сделал выпад так рьяно, как будто боялся не успеть попасть мне в спину. Мгновение решило всё, Фомин на миг забыл о том, что поле боя – помост.

Встав вполоборота, я увернулся от кончика его клинка и подсел под летевшее на меня грузное тело. Фомин перелетел через меня и с оглушительным рёвом улетел вниз. Его плащ распластался в воздухе, словно крылья огромной рыжей летучей мыши.

Стадион жалобно охнул. Фомин с глухим стуком грохнулся о резиновый настил.

В этот момент я почувствовал сзади сильный удар в грудную клетку. Басов наседал спереди, а сбоку и сзади краем глаза я заметил Лобанова. Видимо, ударил он.

Я стал довольно удачно отбиваться от атак Басова, хотя они были необыкновенно скоординированными и умелыми. Мне требовалось теперь подловить Басова на обманном движении.

Вдруг моё сознание помутилось. Всё, – сентябрьское бледно-синее небо над стадионом, помост, разношерстные зрительские трибуны, хищно ощерившийся сеткой забрала шлем Басова, – вдруг поплыло перед глазами в странном розовом тумане. Кажется, я до предела переутомился от столь бешеного темпа боя.

Рука ослабела и стала нетвёрдой. Лобанов бил жёстко и рьяно.

Басов чётко помогал ему в унисон. Я отбивал удары и с каждым отбитием терял силы всё больше и больше. Я вдруг осознал, что ещё миг, и я упаду. Я отбивал удары и удивлялся, что мне удалось их отбить. Какое-то ватное чувство отрешённости и полного равнодушия навалилось на меня. Турнир, борьба, победа, – кому всё это нужно?..

В то же время я почувствовал, что со мной происходит нечто, доселе совершенно незнакомое. Надо сказать, что само по себе переутомление не было для меня чем-то новым. На ответственных соревнованиях я испытывал дикие перегрузки, но сейчас, к своему ужасу, я вдруг ощутил не просто утомление.

Я почувствовал именно равнодушие ко всему. Такого со мной никогда не случалось!

Противники, как хищные звери, почуяли моё состояние. Они насели на меня с удвоенной энергией, стремясь скорее добить.

Где-то в глубине сознания, где у каждого из нас прячется чувство самосохранения, тревожной вспышкой мелькнула понимание того, что вознамерились сделать со мной мои жестокие и коварные противники. Они теснили меня, желая как можно скорее сбросить с помоста.

Я всё ещё парировал их удары, но терял пространство. Сил на манёвры у меня просто не осталось. Сознание гасло от странной дикой усталости.

В следующую минуту Лобанов и Басов совместными усилиями наверняка оттеснили бы меня на самый край и сбросили вниз. Самое страшное, что мне было всё равно.

Они хорошо понимали, что они хотели не уронить меня, а именно сбросить с высоты, причём так сбросить, чтобы я, грохнувшись о резиновое покрытие головой, свернул себе шею и больше никогда не поднялся.

Внезапно я почувствовал запах. Может быть, кто-то тоже ощущал его в своей жизни. Кажется, я отчётливо почувствовал в тот момент запах смерти.

Стадион затих, словно впал в коллективное оцепенение. Наверное, всё случилось бы именно так, как я предчувствовал в тот страшный момент, если бы не Ленивый Голландец. Он пришёл мне на помощь как раз вовремя.

Великан вдруг снова сделался Летучим Голландцем. Он, как будто очнулся и вынырнул из ленивого омута безделья.

С пиратским флагом, продолжавшим развеваться на шее, он сбил двух бойцов Лобанова, грозно преградивших ему дорогу. Он сбил их с ног.

В следующий миг Летучий Голландец всей свой массой навалился на Лобанова и Басова. Они с досадой перевели свои клинки на него.

Летучий Голландец налетел на Лобанова и Басова так стремительно и мощно, словно вдруг превратился в крепостной таран. Отчаянно замелькали клинки.

Меня схватил приступ сильнейшего головокружения. Я опёрся на рапиру, едва устояв на ногах.

Стадион недовольно засвистел, но сразу осёкся, увидев, что вытворяет Летучий Голландец. Лобанов вывернулся из-под сыпавшихся на него ударов и сделал в ответ ужасающий по своей силе выпад прямо в мощную грудь Летучего Голландца. Таким ударом можно было запросто сбить с ног матёрого быка, но Голландец ловко перевёл острие в сторону Басова.

Кончик рапиры Лобанова мощно ударил Басова в голову, зацепился за отверстие в сетке его забрала и с печальным стоном сломался. Стадион ахнул.

Басов, коротко взмахнув руками, рухнул навзничь и застыл, распластавшись на помосте без движения.

Лобанов в ярости кинулся на Летучего Голландца с обломком рапиры и даже успел нанести разящий удар, который, впрочем, не достиг цели. Голландец довольно изящно увернулся.

В следующий миг помощники Фирсова подскочили к Лобанову сзади, оттащили его от Летучего Голландца и объявили в мегафон взбудораженной публике, что по условиям турнира сломанная рапира означает проигрыш.

– Игорь Лобанов выбывает из игры!

Лобанов грубо оттолкнул от себя парней Фирсова, небрежно сорвал шлем с головы, обнажив свои чёрные, как смоль, и необыкновенно жёсткие и прямые, как перья ворона, волосы, презрительно плюнул под ноги Летучему Голландцу и надменно двинулся прочь.

Стадион восторженно взревел. С трибун послышались истошные хриплые от ледяного пива мужские голоса.

– Голландец – чемпион, Голландец – чемпион!.. Кторов, твои крысы остались без зубов. Кторов, братан, готовь протезы!

Кторов невозмутимо застыл у своего пушистого чёрного микрофона на центральной трибуне, как будто не слышал язвительные замечания зрителей в свой адрес.

Так подошёл к концу второй день турнира. Летучий Голландец куда-то исчез. Помощники Фирсова помогали подняться помоста поверженному Басову. Он, кажется, пришёл в себя.

Слева от Кторова сидела бледная Елена и неотрывно смотрела на меня так, что мне снова сделалось не по себе. Бледность Лены поражала, она напоминала белизну мрамора. Казалось, что одно лишь присутствие Кторова не позволяло ей дать волю чувствам.

Я, качаясь, как былинка на ветру, еле держался на ногах и, опёршись на рапиру, думал о том, почему Елена так переживает. Неужели она что-то почувствовала, и моя маскировка не удалась?

Вдруг к Фирсову, сидевшему по другую сторону от Кторова, подскочил молодой поджарый помощник и положил перед ним на стол какой-то бланк. Фирсов прочитал текст, и его густые мохнатые брови полезли на высокий морщинистый лоб с глубокими залысинами.

Главный распорядитель наклонился к уху Кторова, что-то прошептал, а затем показал ему бланк. Прочитав текст на бланке, Кторов, кажется, позеленел, мгновенно превратившись, как в сказке, из добродушного и весёлого Буратино в едкого и зловещего Дуремара.

Кторов приник посиневшими губами к микрофону.

– Друзья, прошу минутку внимания! Важное уточнение. Из Москвы только что получено известие. Нам оказано величайшее доверие. Сегодня вечером к нам прибывает наша несчастная сборная России по футболу. Они будут готовиться к чемпионату Европы на нашем стадионе. Вижу, что вы рады! Я тоже. По этой причине нам следует завершить наш великолепный турнир сегодня. Время есть. Соревнования арбалетчиков проведём прямо сейчас после небольшого перерыва. А до перерыва позвольте вручить ключи от БМВ и банковское свидетельство, удостоверяющее право на денежный приз, победителю сегодняшнего соревнования. Жюри единогласно присудило чистую победу участнику, выступавшего под именем Рыцарь Печального Образа. Публика, как я понял, окрестила его Летучим Голландцем. Итак, Летучий Голландец, радуйся, ты победил! Распорядители, пожалуйста, проводите его ко мне на трибуну, я вручу ему приз, а он скажет публике пару слов.

Однако распорядители, сбившись с ног, никак не могли найти Летучего Голландца. Он как сквозь землю провалился.

Кторов снова грозно наклонился к микрофону.

– Мы не можем больше ждать! Летучий Голландец оказался, в самом деле, призраком. По правилам турнира тот, кто игнорирует награду, не получает её, а призраки вообще не имеют права участвовать в подобных мероприятиях. Шутка!.. Победителем сегодняшнего турнира жюри единогласно объявляет нашего вчерашнего Весёлого рыцаря. Ему, кажется, крупно повезло!

Публика восторженно зааплодировала. Меня быстро провели на трибуну. Я шёл, еле передвигая ноги. Сознание то и дело пугающе проваливалось в чёрную пустоту.

Кторов со смешком вручил мне ключи от БМВ. Елена была совсем рядом и смотрела на меня во все глаза.

Понимая, что она что-то заподозрила, я не снял шлем. Мой облезший от пота грим теперь ничего не гарантировал. Она легко могла узнать меня.

– Шлем-то сними, – тихо сказал мне на ухо Кторов. – Вчера не снял и сегодня не снимешь? Так нельзя, парень. Публика должна знать в лицо своих героев!

Я успел только отрицательно качнуть головой. Стремительным и захватывающим калейдоскопом всё поплыло перед глазами, и я провалился в глубокий чёрный колодец.

Глава шестая. Сафонов

Иду вперёд я без оглядки,

Со смертью я играю в прятки,

Судьба готовит свой бульон, —

Кровавый бой, кровавый сон.

Владилен Елеонский, Айвенго

Не знаю, сколько прошло времени, очнулся я в палатке.

Открыл глаза и понял, что, ватный и ослабевший, качаюсь в гамаке. У меня не было сил даже на то, чтобы содрать с себя защитный комбинезон.

Впрочем, современный материал комбинезона был весьма удобен и практически не беспокоил. Меня беспокоило другое, – странная до ужаса слабость и какой-то дикий озноб, словно температура окружающего воздуха опустилась на тридцать делений ниже нуля.

Я повернул голову и с радостью, если вялое светлое чувство в сердце можно назвать радостью, увидел, что рядом со мной на широком удобном раскладном стуле сидит мой дорогой верный Сафонов.

Он обеспокоенно приподнялся и подался в мою сторону.

– Как чувствуешь себя, Лёшка?

– Голова кружится.

– Ты, брат, сильно всех напугал. Елена едва сознание не потеряла вместе с тобой, когда узнала сквозь грим, кто перед ней. Ох, как она уговаривала отца простить тебя. Бесполезно! Твой отец, кажется, вырезан из металла. Вот уж точно сказал поэт, – гвозди бы делать из этих людей. Он остался непреклонен.

– Внимание, наш вынужденно затянувшийся перерыв окончен, начинаем турнир арбалетчиков! – вдруг послышался из динамиков стадиона несколько нервозный голос Кторова. – Прошу стрелков построиться на арене. Нашим монтажникам особый респект. Молодцы! Помост вовремя убран, а в небе вы видите наш очередной сюрприз – мишень для арбалета.

– Интересно, что там происходит.

– Сейчас расскажу.

Сафонов пододвинул свой стул к широкому проёму палатки и начал вещать оттуда, словно спортивный комментатор из динамика радио.

– Так, пока объявляют участников соревнований, я расскажу суть соревнования. Всем участникам предлагается стрелять из спортивного арбалета в мишень. Она довольно хитроумная. Суди сам. Мишень передвижная. Так, посмотрим, чего они учудили. Ага, мишень – белый надувной шарик размером с кулак. Он болтается на длинной пёстрой ленте, привязанной к корзине, которую несёт довольно большой воздушный шар. Автоматика удерживает воздушный шар на тросе, чтобы он не улетел, и медленно передвигает с помощью того же троса, чтобы надувной шарик на ленте двигалась вслед за ним. Так, объявили участников. Двадцать пять человек. Ага, началось!..

– С какого расстояния они стреляют по мишени?

– Она всё время движется перпендикулярно направлению стрельбы. Расстояние меняется. Метров семьдесят, наверное.

– Для спортивного арбалета прилично.

– Двое выстрелили. Мимо!

Всё прошло довольно быстро. Из рассказа Сафонова я понял следующее.

Мишень оказалась настолько сложной, что в неё никто не попал. Почти все участники, один за другим выбыли из соревнований. Ухитрились попасть лишь двое – Константин Хабаров и Рубен Назарян.

– Костю Хабарова я знаю. Он – человек Кторова. Костик – довольно известная фигура, чемпион России по стрельбе из спортивного арбалета. Понятно, что Кторов рассчитывает на него. Пока Константин оправдывает надежды губернатора.

– А Рубен Назарян?

– Не знаю такого. Скорее всего, залётная птица. Все местные арбалетчики известны. Ого, что он творит!

– Что?

– Назарян попал в мишень с завязанными глазами.

– Не может быть!

– О! Костик тоже попал. С завязанными глазами!

– Я слышу.

Я услышал, как в диком восторге взревел стадион. В самом деле, как можно попасть с завязанными глазами в движущуюся мишень величиной с кулак с расстояния почти в сто шагов? Не знаю!

Вдруг стадион затих. Через мгновение он взорвался просто диким восторгом.

– О!

– Что там, Сафонов?

– Назарян сбил тонюсенькую ленточку, которой надувной шар привязали к корзине воздушного шара!

– Да не может быть!

– Говорю тебе!

– Как бы встать?

– Лежи, ты весь белый!

Что-то неразборчиво и сумбурно вещали распорядители в свои мегафоны. Стадион вдруг снова взволнованно притих.

Через миг зрители разочаровано засвистели. По трибунам разнёсся дикий хохот.

– Вот это да!

– Что?

– Костик промахнулся и не попал в ленту. Мало того, его штырь-стрела угодил в воздушный шар, который нёс мишень. Костик сбил всю конструкцию на землю. Достанется ему от Кторова на орехи. Костик позорно проиграл!

В динамиках стадиона забубнил раздражённый голос Кторова.

– Кто-то портит казённое, между прочим, имущество, а кто-то, несмотря ни на что, делает невозможное и выигрывает. Рабочий класс даёт прикурить. Победил бригадир асфальтоукладчиков Рубен Назарян!

Вдруг мне сделалось совсем плохо. Сафонов обеспокоено наклонился надо мной.

– Ой, а это что такое, Лёшка? Кровь!

Под гамаком, в самом деле, собралась лужа крови. Сафонов стал снимать с меня комбинезон и обнаружил, что я весь в крови.

– Как же так? Как рапира смогла пробить кевлар?

Сафонов расстелил в кресле снятый с меня комбинезон и с размаху всадил в него мою рапиру. Несмотря на то, что клинок был затуплен, он без труда пробил комбинезон и пришпилил его к мягкой спинке кресла.

– Ах, сволочи! Что они тебе подсунули? Не кевлар, а тряпку!.. Подожди, Лёшка, сейчас врача приведу.

Вызванный из санитарной палатки врач, добродушный лысый толстяк с массивными очками на подвижном упитанном носу бегло осмотрел меня и заявил, что срочно требуется хирургическая операция, а у него для её проведения нет ни квалификации, ни инструментов.

– Какого лешего вы тогда здесь торчите? – в сердцах сказал егерь.

Сафонов повёз меня на своей машине в госпиталь. Была суббота – выходной день.

Меня встретил дежурный хирург, он был похож на артиста эстрадного жанра, который намеренно ради инсценировки или по ошибке надел отутюженный стильно приталенный белый халат врача и нацепил на шею новенький импортный фонендоскоп.

Хирург окинул меня оком профессионала, для которого все пациенты – в недалёком будущем трупы, которых с нетерпением ждёт морг в холодном кафельном подвале госпиталя.

– Что вы у меня здесь кровищей-то всё заляпали? – вдруг грозно сказал он превосходно поставленным баритоном. – Дайте ему умереть спокойно!

Сафонов не стал ничего просить и доказывать. Он всё понял сразу, вынул из внутреннего кармана своей донельзя потёртой кожаной куртки тугую пачку денег, плотно стянутую банковской обёрткой, и очень аккуратно, словно опытный баскетболист мяч в корзину, забросил её в карман халата, который сам же и оттопырил.

Дальше я плохо помнил, что было. Очнулся в полутёмном коридоре.

Рядом на табурете в накинутом на плечи белом халате дремал Сафонов. Он, как будто шестым чувством понял, что я пришёл в себя, и встрепенулся.

– Очнулся, бродяга?

– Сколько времени?

– Ты, Лёшка, ведро крови потерял. Шесть утра на моих золотых. Операцию с грехом пополам сделали. Хирург, интересный тип, всё медлил, не регистрировал тебя, как будто ждал, что ты копыта отбросишь. У них здесь с койками проблемка. Пока в коридор поместили. Ухода никакого. Получается, Лёша, я твоя медицинская сестра и санитар.

– Какую ещё операцию?

– Лёгкое тебе порвали, так сказать, острым колющим предметом. Опасное внутреннее кровотечение приключилось. Вроде бы остановили его, а лёгкое заштопали.

– Как можно было тупым концом рапиры пробить кевлар, мою шкуру, рёбра и лёгкое?

– Ты уловил удар?

– Кажется, ударил Лобанов.

– Выходит, у Лобанова, Лёша, не был затуплен конец, а комбинезон тебе дали паршивый. Я его изучил. Он, в самом деле, кевларовый, но его, как видно, всё лето держали на солнцепёке, от этого кевлар становится простой семислойной тряпкой.

– Лобанов практически не участвовал в свалке. Как будто силы берёг, а ко мне подскочил сзади в тот момент, когда меня Басов отвлёк. Так вот от чего я силы потерял!

– Подсудное дело, между прочим, но разве что-нибудь докажешь? У Кторова вооруженные люди вместо законов и адвокатов. Ничего ему в суде не докажешь. Ты, Лёша, много сейчас не говори и не волнуйся, не теряй зря силы.

– Слушай, Сафонов, ты где деньги на мою операцию раздобыл?

– Как где? Твой приз! Забыл? Ты теперь богач, Лёшка. Шестнадцать миллионов рубликов выиграл. Спонсоры за зрелищность добавили, то да сё. В общем, в кейсе мне передали под расписку семнадцать миллионов – тридцать четыре пачки по пятьсот тысяч. Одну пачку я хирургу сунул. Вот и считай. Плюс ещё два автомобиля БМВ.

– А кейс где?

– Как где? Со мной!

– Тогда у меня к тебе просьба.

– Слушаю, родной.

– Я тебе адрес назову. Пойдёшь туда и отдашь пятьсот тысяч. Договорились?

– Лады, сделаем. Ты только не волнуйся!

– Благодарю тебя, Сафонов.

– Рад помочь тебе, Алексей. Всегда рад, запомни, дорогой. Знаю я, не прав отец по отношению к тебе, но подожди, пройдёт время, он всё поймёт правильно.