Текст книги "Хочу женщину в Ницце"

«Pollice verso». Жан-Леон Жером

Внимательно слушая меня, девушка молча кивнула головой. Она так и не притронулась к чашке с кофе. Этот странный день, так выбившийся из вереницы привычных моих дней, подходил к концу. За окном совсем стемнело, и луна из-за облаков тускло освещала свинцовую гладь моря. Сидя в кресле поджав под себя ноги, моя гостья, кажется, и не помышляла о скором возвращении домой.

– К 84-му году нашей эры центр Рима был в основном плотно застроен маловыразительными низкими зданиями, поскольку строительство города велось из сырого кирпича, не способного выдерживать большие нагрузки. Именно тогда почти весь центр выгорел в результате разрушительного пожара. Император Нерон воспользовался этим обстоятельством и захватил в свою собственность 200 акров освободившейся земли, где и построил свой прекрасный Золотой дворец, а рядом выкопал красивейшее озеро. В эту эпоху произошел мощный технологический прорыв в строительстве: римляне стали использовать обожженный кирпич, позволявший строить не только многоэтажные инсулы для римских бедняков, но и монументальные домусы для имущих классов, где он использовался уже и как декоративный материал. Другими словами, Нерон кардинально перестраивает весь Рим, и в этом его заслуга. Если император Август в начале своего правления принял город глиняным, а оставил после себя мраморным, то Нерон сделал столицу ещё и небывало прекрасной. Однако в 69 году Сенат, недовольный неумелым управлением Нерона государством, вынес решение подвергнуть его наказанию. А таковым, согласно традиции, являлась смертная казнь. Чтобы избежать позора, Нерон принял решение покончить жизнь самоубийством и осуществил свой план. В этом же году после жестокой борьбы достойных претендентов императором стал Веспасиан, который в то время вел кровопролитную войну в Иудее. Евреи подняли восстание, оказав жесточайшее сопротивление, но в 70-м году три римских легиона под командованием сына Веспасиана, будущего императора Тита, жестоко подавили его, разграбили Иерусалимский Храм и привезли в Рим 100 тысяч рабов. Это оказалось как нельзя кстати, поскольку Веспасиан задумал разрушить Золотой Дом Нерона, и на его месте начать грандиозное строительство первого каменного амфитеатра – народного дворца. Веспасиану было шестьдесят лет, и он мечтал оставить в Риме вечную память о себе. Никому точно не известно имя создателя Колизея, ученые не исключают, что это даже мог быть был великий Рабирий. Дворец планировалось построить за 10 лет, к 79-му году. Здание было грандиозным не только по своим размерам, но и по гению инженерной мысли. До сих пор специалисты продолжают спорить, действительно ли 50 тысяч зрителей, заполнявших амфитеатр, могли менее чем за 5 минут полностью его покинуть, причем без какой-либо давки. Только недавно исследователи согласились с тем фактом, что сразу после открытия, ещё когда он был двухъярусным, в амфитеатре Флавиев было возможно проводить навмахию, иными словами морские гладиаторские бои. Как же всё это осуществлялось? Здание Колизея строилось из травертина – сверхтвердого камня, который добывался в каменоломнях в Тиволи, в 17 милях от Рима. Тит пригнал отцу в Рим 30 тысяч рабов-евреев для помощи в строительстве инженерам и мастерам, остальные трудились в том числе и на каменоломнях. Кроме травертина, жженого кирпича, железных скоб и свинца, с помощью которых закрепляли между собой тёсаные глыбы, в строительстве начали широко использовать новый вид бетона – суперводостойкий, способный застывать даже под водой. В бетон стали добавлять красную вулканическую пыль из Везувия под названием «подсолана». До сих пор такой вид бетона считается самым твердым искусственным строительным материалом! Извержение Везувия в год смерти Веспасиана заставило взошедшего на трон Тита поторопиться с открытием Амфитеатра, чтобы опровергнуть мнение горожан, что боги прогневались на династию Флавиев. Тем не менее, и Тит умер через полгода после открытия амфитеатра от неизвестной болезни. Его брат Домициан продолжил строительство, но отказался от проведения в нем навмахии. Он переделал все подвальные помещения, чтобы осуществлять в амфитеатре самые смелые режиссерские задумки. Например, стало возможным выпускать на арену более 70 львов одновременно. А чтобы ещё больше прославить династию Флавиев, Домициан начал грандиозное строительство Палатинского дворца. Архитектор Рабирий создал ещё один шедевр архитектуры. Друг Тита, известный поэт Марциалл назвал амфитеатр Флавиев Восьмым Чудом Света, затмившим своим величием все предыдущие. Действительно, это сооружение больше напоминало дворец, поскольку в здании пол был сделан из отшлифованного до зеркальности травертина, стены – из лучших сортов мрамора, а во всех нишах стояли позолоченные бронзовые статуи. Только вообрази, питьевая вода подавалась на все ярусы и протекала по желобам, охлаждая помещения, по зданию распылялись благовония, и, конечно же, венчал все это звездный велларий, в деталях описанный историком Плинием. Солнечные зайчики играли по арене, и создавалось впечатление, что это вовсе не амфитеатр, а чудо-планетарий. Клер, ты наверняка знаешь, что во времена Римской империи амфитеатр никогда не назывался Колизеем, это название появилось позднее из-за того, что рядом с амфитеатром Флавиев находилась сохранившаяся после разрушения Золотого Дома Нерона колоссальная статуя в 35 метров высотой, изображавшая Бога Солнца с ликом Нерона. Следуя примеру Флавиев, каждый из следующей династии Антонинов стремился тем или иным путем увековечить свое имя в римской архитектуре. Траян завоевал Дакию, и обозы с золотом тысячами потянулись в Рим. На эти деньги он перестроил Большой Цирк, который своей красотой и размерами смог затмить Колизей. Когда 250-тысячный цирк, стоявший рядом с Палатинским дворцом, поднимал крик, приветствуя одержавшего победу возничего, гул был способен сотрясти Колизей. А когда рядом с ним он построил свой Форум – шедевр архитектурного шика, по размерам равный всем остальным форумам вместе взятым, с многоэтажным рынком, похожим на современный мега-молл, то имя Траяна зазвучало наиболее громко. Адриан тоже не оставался в стороне от деятельности по укреплению величия Рима и построил рядом с Колизеем самый большой по размерам храм в империи, посвятив его Венере и Роме, и одновременно закончил строительство Пантеона, оба здания заблестели золочеными крышами, став очередными архитектурными жемчужинами. А вот император Марк Аврелий остался в памяти римлян не как строитель, а как великий воин и философ, написавший знаменитую книгу «Наедине с собой». После смерти отца в холодном Виндобоне Коммод поспешил заключить мир с германскими племенами и вернулся в сверкающий золочеными крышами Рим, мраморный город-дворец. Всё, что любил в своей жизни Коммод, можно уместить в одно слово – «гладиаторы». Он их просто боготворил, создавал для них лучшие условия. Себя же просил называть Геркулесом, а лучше Павлом, не в честь Святого Павла, конечно, а по имени знаменитого гладиатора.

– Я слышала еще в детстве из рассказов отца, что в Риме во все времена гораздо выше гладиаторов ценились цирковые возничие.

– Действительно, было время, когда в Риме высоко ценили цирковых возничих, которые, рискуя жизнью, часто погибали под колесами квадриг, победители же получали огромные денежные призы и были окружены любовью и славой. Возничие были храбрецами и ловкими спортсменами, но в отличие от гладиаторов они не обладали ни высоким ростом, ни статью, ни физической силой… Не случайно в то время слово «гладиус» среди простого народа отождествлялось со словом «фаллос». Гладиатор времен Коммода стал настоящим секс-символом Рима. А теперь представь, что к концу II века н. э. великолепные каменные амфитеатры были уже построены не только во всех крупных городах империи, но и в небольших канабах и мануципиях, и в каждой провинции их были десятки. Отличные каменные дороги оплели римскую империю с юга на север, их общая протяженность составляла 288 тысяч римских миль. Через каждую тысячу шагов на дорогах стояли мильные столбы, указывавшие расстояние до ближайших городов. Так было. А что же показано в фильме?!.. Именно в то время, когда Коммод ещё не успел разграбить государственную казну и упивался своей славой, из южной провинции к городу Риму, восхвалявшему имя нового императора грандиозными гладиаторскими играми, по пыльной грунтовой дороге едет жалкая повозка ланисты Проксимо с группой слабо подготовленных непрофессиональных гладиаторов во главе с прославленным легатом Максимусом. Город покрыт песчаной пылью, как будто располагается в Сахаре. Все здания не то что не блестят золоченой бронзой, а своей мрачностью напоминают средневековую арабскую архитектуру. Чуть не тысяча подготовленных к играм гладиаторов, разбитых по парам и командам, в ожидании своей очереди отступают перед приехавшими из африканской глуши двумя дюжинами любителей. И начинается великое представление, только вот участники его по своему облачению не соответствуют ни одному из существовавших шести основных типов гладиаторов. Вооружены они не только мечами, кинжалами и трезубцами, они ещё держат в руках длинные копья, а против них выступают соперники, одетые в легионеров армии Спициона Африканского, вооруженные непонятными длинными луками, арбалетами, и стоят они в колесницах. Коммод расположился в первом ряду ложи и восторженно наблюдает за кровопролитной схваткой. Летящие во все стороны стрелы и копья никого из зрителей не пугают. Никаких тебе правил и арбитров! Максимус тоже не вопрошает у толпы и императора разрешения, а просто убивает всех противников без разбора. Между прочим, «Игры без Пощады» были запрещены ещё Августом, и ровно за 100 лет до описываемых в фильме событий, короче, правила гладиаторских боев стали незыблемыми еще с 80-го года. Тогда сразу возникает вопрос: почему, если Ридли Скотта так вдохновила картина «Пальцы вниз», в своем фильме он не учел правила боя? Опять же, коль скоро всех на арене переубивали без какого-либо обращения к зрителям и императору, то с чего вдруг император думает, поднять ли ему палец вверх или опустить вниз? Подозреваю, что многим, кто смотрел фильм, было непонятно, почему Максимус, добив со своими солдатами даже раненых при помощи щитов, а затем сев на лошадь противника и поднимаясь в стременах, держа в руке копьё, направляется к ложе императора, смиренно сидящего на троне, но копьё это в императора не бросает? Вообще, Максимус в фильме постоянно нарушает правила гладиаторских игр: уже в первых своих боях в качестве гладиатора он убивает своих противников, потом бросает меч в ложу хозяев игр, да ещё произносит нравоучительную речь, которую восторженно слушает публика и награждает аплодисментами, хотя по существующим тогда правилам его должны были бы сразу казнить. Дальше – больше, в Колизее Максимус поворачивается спиной к императору, а опять же по закону стоящий рядом с ним преторианец обязан был сразу нарушителя заколоть. Правда, римская история знает массу чудес. Описан случай, что когда Нерон читал на публике свои стихи и один слушатель заснул. Преторианцы должны были бы сразу убить его за неуважение к императору, но оказалось, что этим слушателем был Веспасиан – в то время уже известный легат, герой войны, а на слушаниях его просто сморила усталость. Веспасиана пощадили. Но, слушай, здесь Максимус – раб намеренно поворачивается спиной к императору и несмотря на это остается в живых! Кстати, по римской статистике в большинстве схваток побежденному даровалась жизнь. Публика ценила гладиаторов и совсем не была кровожадной.

– Ерунда какая-то получается. А какие были кассовые сборы, – воскликнула Клер.

– Не ерунда. Фильм лучший из всех, что были сняты о Риме, но как я говорил, он получился наполовину «фэнтези», а поскольку большинство зрителей римской истории не знает, то все убеждены, что всё так и было на самом деле. Это опять к вопросу о познавательности кинематографа.

– Ужас! Выходит, искажение фактов помешало миллионам зрителей правильно понять исторические события? – Клер вскочила со стула, и подойдя ко мне, села на подлокотник кресла.

Теперь я не видел ее лица, но ощущал тепло худенького бедра, чувствовать которое не мешала даже плотная ткань просторных джинсов.

– Честно говоря, Клер, иногда мне и самому кажется, что это не так страшно, ведь почти вся История Рима для нас, живущих уже в XXI веке – и так настоящая фантастика. Мы до сих пор восторгаемся римской архитектурой, но даже в самом буйном воображении не можем представить того, что было на самом деле. Достаточно перелистать каталог графических работ Пиранези, художника 18-го века, чтобы понять, что всё увиденное нами в фильме: дворцы, храмы, стадионы, термы – это лишь примитивная реконструкция настоящих сооружений того времени.

– Тем более, для успеха фильма нужен был герой, подобный Максимусу! – поспешила добавить студентка. – И, если бы даже не было реального прототипа, сценаристам нужно было создать именно такого персонажа!

– А зачем было Максимуса выдумывать, не было необходимости, был такой, даже круче, и именно в годы славы Марка Аврелия. Это был действительно благородный отважный воин, к тому же очень умный и образованный. Его высоко ценил император, и он в реальности был командующим Северной Армии. Более того, им очень дорожил новый император Коммод, после смерти которого в 193 г. именно этот человек стал во главе империи.

– Прости, что перебиваю тебя, – Клер пошевелилась, чтобы поудобнее устроиться на подлокотнике кресла, – а что, разве о существовании этого человека сценаристам не было известно?

– Сложно сказать. Я лишь, как и ты, смотрел сам фильм, а после него «фильм о фильме» под названием «Кровь, песок и кинопленка». Там один из сценаристов допустил традиционное даже среди специалистов заблуждение, утверждая, что после смерти Марка Аврелия закончился «Золотой Век» Римской империи и наступил «Железный век». Поэтому я не исключаю, что американские сценаристы, если и изучают историю Рима после 180 года, то так сказать, погружаются в источники неглубоко.

– А ты, я вижу, изучал слишком серьезно? – сказала девушка, не скрывая иронии, и насмешливо посмотрела на меня.

– Тут мне нужно оговориться. Я, если и занимаюсь историей Рима, то исключительно с момента смерти Марка Аврелия и не понимаю, почему в академической традиции конец династии Антонинов считается концом благополучия Римской империи и «Золотого века». Впрочем, это долгий разговор, да и тебе уже, наверное, пора.

Я бросил взгляд на старинные часы, стоящие на бронзовом треножнике. Стрелки показывали восемь вечера. Клер настороженно проследила за моим взглядом и с нескрываемым волнением в голосе спросила:

– А ты что, уже собираешься спать?

– Да нет, дело не в этом, не собираюсь, я ложусь очень поздно, иногда в то время, когда ты только просыпаешься. Извини, но ты навязала мне эту тему, я завелся и теперь, получается, должен остаться без ужина.

– А куда ты обычно ходишь?

– По-разному. Как правило, я ненадолго оставляю пса дома, а сам спускаюсь к набережной в район отеля «Welcome», там всегда многолюдно, царит оживление.

– Дружка себе там подыскиваешь? А ты случаем сам не голубой? А то там ещё со времён Кокто преимущественно такие завсегдатаи!

– А что, есть признаки? – засмеялся я. – В отличие от Коммода, – я осекся и воскликнул, – черт, видишь, что ты со мной сделала, никак не могу переключиться, – которого Скотт подозревает во всех грехах, включая мужеложство и инцест, я адекватный и нормальный. Кстати, римский закон жестоко карал за развратные действия не только рабов, но и свободных граждан.

– Да бог с ним, с законом! Лучше скажи, а вообще что – то в фильме тебя тронуло так, чтобы до глубины…

– Ну конечно, Луцилла.

– Это я все помню – Конни Нильсен, музыка к фильму.

– Подожди, пожалуйста! Я рад, что помнишь, но в данном случае я говорю про Луциллу как про римлянку. Хочется верить, что режиссер сам восторгался созданным им изумительным и достоверным образом настоящей римлянки-патрицианки. Женщина в древнем мире была бесправна и глупа, даже для мудрых греков жена – это всего лишь хозяйка в доме, бесправная продолжательница рода, а вот для римлянина со времен первого императора Августа женщина – это уже подруга и спутница жизни.

– При этих словах Клер гордо вскинула голову и тряхнула курчавыми волосами.

– Здорово, – с улыбкой удовлетворения воскликнула она.

– Конечно, здорово. Своими законами Август утвердил понятие семьи как опоры римского общества. Он поощрял рождение детей. Женщина, родившая более трех детей, в случае смерти мужа по закону становилась наследницей его имущества. Август ввел специальный налог на холостяков, чтобы жизнь не состоявших в браке мужчин не казалась им легкой и беззаботной. «Что не позволено женщине, не позволено и мужчине», гласил закон. В римском языческом мире женщина стала воплощением всего земного величия. Красивым женщинам при Августе даже ставили памятники.

– Кстати о памятниках, а ты знаешь, что здесь установлен бюст вашей императрице Александре Федоровне? Представляешь, даже мой папа в свое время имел к этому отношение, когда помогал мэру города в оформлении юридических документов.

– Вот как? Естественно, знаю. Скажу больше, это первый и единственный в мире памятник русской императрице, жене Николая I. Один знаменитый русский поэт даже назвал её в своих стихах «гением чистой красоты» – этот оборот потом заимствовал Александр Пушкин, когда воспел в стихах свою возлюбленную. У нас в России женскую сексуальность долгое время не выставляли напоказ. Доказательство тому – картина Репина «Иван Грозный убивает своего сына». Знаешь, почему он совершил это убийство?

– По реакции Клер я понял, что и об этой картине она представления не имеет.

– А потому, – продолжил я, видя растерянность на ее лице, – что застал в минуты отдыха беременную жену сына, одетую лишь в исподнее. В средние века на Руси идеалом женщины была крепкая и достаточно крупная женщина, вынужденная носить тяжеленную одежду, которая максимально скрывала талию и грудь. Только в исподнем женщины могли надеть пояс и несколько обнажить грудь. Видеть её в таком одеянии имел право только муж. Так вот, узрев свою невестку в исподнем, Иван Грозный, взбешенный таким, как он посчитал, бесстыдством, наотмашь ударил её. На шум прибежал сын царя, который встал на защиту жены, но получил от родного отца удар скипетром в висок С ужасом узнав о смерти мужа, жена его разродилась мертвым ребенком…

– Клер, потрясенная, не могла вымолвить ни слова и только с сожалением качала головой.

«Эта девочка способна сопереживать, это хорошо», – отметил я про себя.

– Что уж говорить о правах женщины на Руси, которым разрешалось выходить со двора только в церковь, и то по воскресеньям. Только Петр Первый в начале XVIII века своим особым указом заставил русских мужиков спать вместе с женами в своих домах – ведь до этого им запрещалось заниматься любовью с женами в доме, на этот случай годилась только баня, и только по субботам! Так вот, вернемся к нашей теме, если ты ещё раз внимательно посмотришь «Гладиатор», обрати внимание на изысканные наряды, в которых появляется Луцилла. Одежда, аксессуары и косметика еще более подчеркивают красоту лица и тела этой чудесной женщины. А как она умна, как правильна её речь?! В этом весь Рим, в этом его величие. Знаешь, сравнительно недавно, может быть, год или два назад, был снят документальный фильм о том, как в пригороде Рима строители нашли древнее захоронение, оказавшееся нетронутым более двух тысяч лет, со времен Августа. Приехали археологи, вскрыли могилы и обнаружили два саркофага с телами матери и ее взрослого сына. Тела были набальзамированы и оставались в хорошем состоянии, сохранилась даже прическа этой патрицианки. На голове у нее была тонкая золотая сеточка, которая поддерживала красивую укладку волос. Толщина золотых нитей составляла 3 микрона, что меньше толщины человеческого волоса почти в два раза. Технология изготовления таких украшений до сих пор не разгадана. Милая Клер, Рим полон загадок! – сказал я и похлопал ее по узкой коленке.

Девушка вздрогнула от неожиданности и смущенно улыбнулась.

– Остается гадать, что же произошло с человечеством, если, начиная с 5-го века нашей эры, целое тысячелетие мир пребывал в спячке!

Я поднял голову и посмотрел на Клер, которая продолжала меня слушать с тем же вниманием, не демонстрируя ни малейшего желания отправиться домой. Стараясь не обидеть непрошеную гостью, я вкрадчиво спросил:

– Слушай, я начинаю волноваться, а тебе не пора, а то я уж, наверное, тебя утомил?

– Ты же говорил, что вечер у тебя свободен, а теперь гонишь меня домой!

– Да не гоню я тебя. Если хочешь, сиди, только получается, я остаюсь голодным, уже девятый час.

– Ой, у меня же в машине продукты, мама просила купить, не волнуйся, все в сумке – холодильнике. Есть сыр, хлеб, ветчина и ещё чего-то. Для этого она и дала мне свою машину. Только одно условие – сейчас я сбегаю к машине и все принесу, а ты мне расскажешь о том прототипе Максимуса. Давай, не отказывайся, я много купила!

– Ну неси, если не жалко, может и собаке что перепадет! По правде говоря, я действительно голодный, как волк!

Клер выпорхнула к своей машине, а мы с Мартином безмолвно стояли в холле. Он сопел и вертел головой то вправо, то влево, не отрывая от меня пристального взгляда.

– Ну, что смотришь? – спросил я собаку. Пёс в ответ весело затеребил хвостом, радуясь, что я наконец обратил на него внимание.

Совершено обалдевший от этого общения, я отупело смотрел на открытую входную дверь. Мартин продолжал вопросительно глядеть на меня, как будто спрашивая: «Ну что ты распинаешься перед ней, я голодный и хочу гулять». «Чудная ситуация, – думал я, – приглашаешь подружку по собственной инициативе, ясно, как будут развиваться события, а тут…».

Услышав, как девушка пикнула сигнализацией и открыла багажник, пёс сделал резкое движение в мою сторону и подал голос, похожий на жалостный скулеж. Я плюхнулся в кресло и стал нервно листать первый попавшийся под руку журнал. Пёс снова подал голос, пытаясь вызвать во мне сочувствие и жалость.

– Я хорошо тебя понимаю, приятель. Тебе нужно общение. Мне тоже, но уж точно не с ней. Зачем она мне? Если она останется у нас допоздна, что опять подумают соседи? Смотри вон туда, а не на меня! – я обхватил руками шелковистую мордочку и развернул к окну. – Видишь, прислуга этого немца – зануды уже засуетилась – девица-то припарковалась на их месте! Посмотри на нашу гостью внимательно, как она одета?! Это же просто пацан какой-то! Зачем нам лишние неприятности? Немного поболтаем с ней, и пусть себе едет домой.

Пёс внимательно выслушал меня, потом послушно лёг и грустно вытянулся на коврике, ожидая гостью.

– Ну, так-то лучше, – я поднялся с кресла и в благодарность за понимание почесал Мартина за ухом. – А, вот и Клер, – сказал я нарочито приветливо и так, чтобы гостья нас услышала. – Жизнь удалась, сейчас мы наконец будем ужинать!

– Не мы, а вы! Я сыта, – по-хозяйски, словно близкая родственница, распоряжалась Клер, выкладывая на стол бумажные пакеты.