Текст книги "Павел Судоплатов"

В газетных сообщениях выдвигались три версии ликвидации Коновальца: его убили либо большевики, либо соперничающая группировка украинцев, либо, наконец, убрали поляки – в отместку за убийство генерала Перацкого. Однако стопроцентными фактами и уликами для раскрытия истинных причин гибели Коновальца не располагали ни голландская полиция, ни абвер, ни ОУН.

Впоследствии американские журналисты Майкл Сейерс и Альберт Кан в книге «Тайная война против Америки» выдвинули свою версию ликвидации Коновальца. В частности, они утверждали: «В том же (1938-м. – В. А.) году Гитлер и полковник Николаи[8]8
  Полковник Вальтер Николаи в 1913–1919 годах возглавлял разведывательную службу Германии. После окончания Первой мировой войны вышел в отставку. Гитлер, придя к власти, назначил Николаи руководителем Института истории новой Германии. На самом деле в 1930-е годы он являлся одним из организаторов немецкой армейской разведки.


[Закрыть] решили, что главарь ОУН Коновалец знает слишком много тайн германского правительства и приобрел такие международные связи, что в дальнейшем может оказаться трудным держать его в руках. По этим соображениям они организовали вручение Коновальцу, находившемуся в то время в Роттердаме на съезде украинских националистов, особого “подарка”.

У входа в зал заседаний один из помощников Коновальца, доверенный агент гестапо, подал своему шефу сверток, сказав, что это предназначено лично ему. Позже, когда Коновалец развернул сверток, находившаяся в нем бомба разорвала его на куски. Таким образом, Коновалец стал “мучеником” украинского националистического движения. Высокопоставленные нацисты после этого не раз говорили, и по всей вероятности искренно, что после смерти полковник Коновалец оказался им еще полезнее, чем при жизни».

Ликвидация Коновальца имела большой резонанс среди украинских националистов. Как и предполагалось, смерть лидера повлекла за собой усиление внутреннего противостояния среди членов ОУН, что, в свою очередь, привело к расколу организации. Тем не менее прекратить деятельность националистической организации путем устранения Коновальца не удалось.

Официальным преемником погибшего главы ОУН стал Андрей Мельник, являвшийся мужем родной сестры жены Коновальца. В ходе борьбы за власть внутри ОУН между Бандерой и Мельником погибло около четырехсот боевиков-мельниковцев и более двухсот бандеровцев.

Окончательное размежевание организации произошло в апреле 1941 года, когда Бандера собрал в Кракове общий сбор представителей различных группировок, после которого ОУН распалась на ОУН-М (мельниковцы) и ОУН-Б (бандеровцы).

«Я считал ликвидацию Коновальца оправданной со всех точек зрения и гордился тем, что при взрыве не пострадали невинные люди, – писал Павел Судоплатов. – Цель была достигнута: накануне войны фашистская ОУН оказалась без единого лидера, что вызвало раскол в организации».

Ликвидация Павлом Судоплатовым Евгения Коновальца многими ветеранами советских спецслужб расценивается как идеально проведенная операция.

Так, бывший заместитель командира группы спецназа «Вымпел» полковник в отставке Евгений Савинцев назвал устранение Коновальца «оперативной классикой». «Он [Судоплатов] был рожден для таких операций», – подчеркнул ветеран.

Глава пятая
В годы репрессий

Я ожидал, что меня арестуют в конце января или, в крайнем случае, в начале февраля 1939 года. Каждый день я являлся на работу и ничего не делал – сидел и ждал ареста.

Павел Судоплатов

Несколько слов о природе репрессий

Необоснованные репрессии 1937–1939 годов в органах государственной безопасности унесли жизни свыше половины работавших в то время в них разведчиков и контрразведчиков. Однако начались они гораздо раньше, практически сразу после убийства члена Политбюро ЦК ВКП(б) Сергея Мироновича Кирова, и продолжались в той или иной форме вплоть до кончины Сталина в 1953 году.

Как же отразились репрессии на закордонной деятельности внешней разведки и ее сотрудниках в предвоенные годы?

1 декабря 1934 года в 16 часов 37 минут в Смольном был убит друг и ближайший соратник И. В. Сталина, член Политбюро ЦК ВКП(б), первый секретарь Ленинградского обкома партии С. М. Киров. По установленной версии, смертельную рану нанес ему на почве личной неприязни ревнивец Леонид Николаев, человек психически неуравновешенный. Вопреки домыслам и спекуляциям всякого рода на этот счет Сталин ни прямого, ни косвенного отношения к убийству Кирова не имел. Он полностью доверял своему другу и даже планировал перевести его в Москву на более ответственный пост. К слову сказать, когда вышла в свет книга Сталина «Вопросы ленинизма», он преподнес ее Кирову с дарственной надписью: «Моему дорогому другу, брату моему любимому от автора». Этот автограф отражал истинное отношение Сталина к своему соратнику и не являлся политической мимикрией генсека, к которой он впоследствии, особенно после гибели Кирова, неоднократно прибегал в борьбе против своих действительных и мнимых политических противников.

Сталин был потрясен трагической гибелью близкого друга. По свидетельству очевидцев, он все время повторял: «Что же происходит? Неужели они уже убивают нас?» Они, по мнению Сталина, – это троцкистско-зиновьевская оппозиция.

Мысль о том, что убийство Кирова было организовано «троцкистско-зиновьевским блоком», пришла Сталину в голову не случайно. В первых донесениях ОГПУ об обстоятельствах убийства Кирова отмечалось, что в середине 1920-х годов Л. В. Николаев голосовал за платформу Зиновьева, был исключен из партии. Через свою жену Мильду Драуле, работавшую официанткой при секретариате Кирова в Смольном, он обратился к Сергею Мироновичу с апелляцией, был восстановлен в партии и даже назначен на работу в один из райкомов на периферии. Однако ехать «в глубинку» не захотел, к тому же приревновал к Кирову свою жену. 1 декабря 1934 года Николаев по партийному билету прошел в Смольный для «решительного объяснения» с Кировым. Находясь в состоянии сильного возбуждения, он «для храбрости» взял с собой пистолет. При объяснении Николаева с Кировым охрана последнего, догадываясь о конфиденциальном характере беседы, отошла в сторону. Тут нервы Николаева сдали и он выстрелил в Сергея Мироновича. Выстрел оказался смертельным.

Получив известие о смерти Кирова, Сталин вместе с Молотовым, Ворошиловым и Ягодой в тот же день выехал в Ленинград. Сталин сразу отстранил от занимаемых должностей начальника Управления НКВД по Ленинграду и Ленинградской области Ф. Д. Медведя и его первого заместителя И. В. Запорожца, который с августа болел, а в день убийства находился на излечении в Сочи. Оба чекиста были арестованы, обвинены в «преступно-халатном отношении к своим обязанностям по обеспечению госбезопасности» и осуждены на три года лишения свободы, а затем направлены начальниками лагерей в системе ГУЛАГа в Магадан. В 1937 году они были отозваны в Москву, вновь арестованы и расстреляны.

По приговору Военной коллегии Верховного суда СССР Л. В. Николаев был расстрелян 29 декабря 1934 года. Семья Николаева – жена Мильда Драуле и ее мать – была расстреляна спустя два месяца после смерти Кирова. Высшие чины НКВД знали о личностной версии трагической гибели Кирова, однако были вынуждены молчать об этом, поскольку Сталин объявил, что Кирова убили враги партии.

Сразу после убийства Кирова ВЦИК принял решение об упрощенном рассмотрении дел, связанных с террором. Слушание этих дел отныне проходило без участия прокурора, осужденные не могли подавать кассационных жалоб на решение суда и ходатайств о помиловании. Приговор к высшей мере наказания приводился в исполнение немедленно. Фактически это было возрождением «чрезвычайных» столыпинских законов о военно-полевых судах.

С января 1935 года в соответствии с распределением обязанностей в Политбюро Сталин лично курировал органы государственной безопасности. Это означало, что ни одно назначение на номенклатурную должность в НКВД не могло состояться без его санкции. Не исключено, что именно по указанию Сталина нарком внутренних дел Генрих Ягода приступил к чистке органов государственной безопасности, устраняя тех, кто в прошлом поддерживал оппозицию и голосовал за ее платформу. Ведь в 1920-е годы, когда в партии существовала относительная свобода мнений и по наиболее важным вопросам велись активные внутренние дискуссии, платформа оппозиции набирала до сорока процентов голосов чекистов. К тому же в самом начале деятельности ВЧК в ней работали также левые эсеры, которые имели свое мнение относительно работы этой организации.

Здесь уместно, на наш взгляд, коснуться роли личности председателя ВЧК – ОГПУ Феликса Эдмундовича Дзержинского. Сегодня некоторые «правозащитники» утверждают, что Дзержинский был основателем ГУЛАГа. Но Дзержинский скончался 20 июля 1926 года, а Главное управление исправительно-трудовых лагерей и колоний (ГУЛАГ) НКВД СССР было создано лишь в 1931 году. Резкий же рост репрессий произошел во второй половине 1930-х годов при Ежове.

Неверным также является утверждение «правозащитников», что «красный террор» в нашей стране был развязан по инициативе Дзержинского. На самом деле он был развязан в 1918 году Яковом Свердловым и Львом Троцким после убийства эсером Леонидом Канегиссером председателя ЧК Петроградской коммуны Моисея Урицкого и в ответ на «белый террор» контрреволюции. В ходе «красного террора» было расстреляно около пятисот человек – представителей старого режима, в то время как за время «белого террора» лишь за июнь – декабрь 1918 года и только на территории тринадцати губерний, занятых белыми, по неполным данным, было расстреляно 23 тысячи человек. И не случайно известный идеолог Белого движения и монархист Василий Шульгин позже отмечал, что они «начинали борьбу почти что святые, а кончили – почти что разбойники».

Защитники собственных прав начисто игнорируют тот факт, что в 2000 году Главным управлением исполнения наказаний (ГУИН) Министерства юстиции Российской Федерации (ныне – Федеральная служба исполнения наказаний) была издана брошюра «Карательная политика России на рубеже тысячелетий». В ней приводится статистика, показывающая, какое число заключенных находилось в исправительных учреждениях России за 100 лет – с 1898 по 1999 год. Приведем несколько данных из этого документа.

1922 год. Ф. Дзержинский в это время являлся наркомом внутренних дел и председателем ВЧК. Общее количество лиц, находившихся под стражей и отбывавших наказание, составляло 70 тысяч человек (на 100 тысяч человек населения приходилось 67 заключенных). И это в конце ожесточенной Гражданской войны, явившейся результатом иностранной интервенции и сопровождавшейся «белым террором», контрреволюционными заговорами и мятежами!

В 1909 году, когда министром внутренних дел России был «великий реформатор» Петр Столыпин, в тюрьмах и на каторге содержалось 180 тысяч заключенных (140 узников на 100 тысяч населения). Вспомним, кстати, основные составляющие столыпинской реакции: карательные отряды для подавления крестьянских восстаний; военно-полевые суды; расстрелы и виселицы (не случайно удавки для приговоренных к повешению называли тогда «столыпинскими галстуками»).

По данным упомянутой выше брошюры, в 1999 году в исправительных учреждениях России содержалось более миллиона человек (708 узников в расчете на 100 тысяч населения, иными словами, в 10 раз больше, чем при Дзержинском и в 5 раз больше, чем при Столыпине).

Но вернемся к теме нашего исследования.

Генрих Ягода уволил из органов госбезопасности 8100 человек, заподозренных в нелояльности к политике Сталина. Начались громкие судебные процессы над лидерами антисталинской оппозиции.

25 сентября 1936 года Сталин, находившийся вместе со Ждановым на отдыхе в Сочи, направил в Москву членам Политбюро телеграмму следующего содержания:

«Считаем абсолютно необходимым и срочным назначение тов. Ежова на пост наркомвнутдела. Ягода явным образом оказался не на высоте своей задачи в деле разоблачения троцкистско-зиновьевского блока. ОГПУ опоздало в этом деле на четыре года. Об этом говорят все партработники и большинство областных представителей НКВД».

Уже 26 сентября, на следующий день после получения телеграммы, наркомом внутренних дел стал секретарь ЦК ВКП(б) Николай Ежов. По совместительству за ним сохранялись посты секретаря ЦК и председателя Комитета партийного контроля. Одним из первых шагов Ежова на посту наркома стало указание о том, что органы госбезопасности должны развернуть чистку начиная с самих себя.

18 марта 1937 года Ежов выступил на собрании руководящих работников Наркомата внутренних дел, на котором заявил, что «шпионы» заняли в НКВД ключевые посты, и потребовал «твердо усвоить, что и Дзержинский испытывал колебания в 1925–1926 годах, и он проводил иногда колеблющуюся политику». Это был сигнал о том, что репрессии коснутся и ближайших соратников Дзержинского. Вскоре волна арестов в НКВД захлестнула и его руководящих работников. Прежде всего это коснулось лиц польской национальности. Руководством страны было выражено политическое недоверие внешней разведке.

В своих мемуарах Павел Судоплатов писал:

«Когда арестовывали наших друзей, все мы думали, что произошла ошибка. Но с приходом Деканозова (начальник внешней разведки со 2 декабря 1938 года по 13 мая 1939 года. – В. А.) впервые поняли, что это не ошибка. Нет, то была целенаправленная политика. На руководящие должности назначались некомпетентные люди, которым можно было отдавать любые приказания. Впервые мы стали опасаться за свои жизни, оказавшись под угрозой самоуничтожения собственной же системой. Именно тогда я начал размышлять над природой системы, которая приносит в жертву людей, служащих ей верой и правдой.

Я считаю Ежова ответственным за многие тяжкие преступления. Больше того, он был еще и профессионально некомпетентным руководителем…»

Репрессии, охватившие страну в конце 1930-х годов, нанесли огромный ущерб и советской внешней разведке, серьезно подорвав ее успешную в целом работу в предшествовавшие годы. К 1938 году были ликвидированы почти все нелегальные резидентуры, оказались утраченными связи с ценнейшими источниками информации. Некоторые из них были потеряны навсегда. Порой в «легальных» резидентурах оставалось всего один-два работника, как правило молодых и неопытных. Аресты создавали в коллективах обстановку растерянности, подозрительности, недоверия.

За годы «ежовщины» были арестованы практически все бывшие и действующие руководители ИНО и многие ведущие разведчики.

Так, 13 мая 1937 года был арестован выдающийся организатор контрразведки и разведки нашей страны Артур Артузов. 15 июня 1937 года – Станислав Мессинг, руководивший разведкой в 1929–1931 годах, а тогда работавший в Наркомате внешней торговли. 21 ноября 1937 года – первый начальник советской внешней разведки Яков Давтян (Давыдов). 23 ноября 1938 года – Меер Трилиссер, возглавлявший разведку в 1922–1929 годах, а к тому времени являвшийся ответственным сотрудником Исполкома Коминтерна.

Возглавивший разведку после Артузова комиссар госбезопасности 2-го ранга Абрам Слуцкий, с которым у Судоплатова установились хорошие личные отношения, 17 февраля 1938 года скоропостижно скончался в кабинете первого заместителя наркома внутренних дел М. Фриновского. А уже в апреле того же года его посмертно исключили из партии как «врага народа».

После смерти Слуцкого исполняющим обязанности начальника внешней разведки был назначен майор госбезопасности Сергей Шпигельглаз, с которым Судоплатов активно взаимодействовал при решении важных оперативных вопросов. Но и он продержался в этой должности менее четырех месяцев. 9 июня 1938 года его сменил старший майор госбезопасности Зельман Пассов. А судьба Шпигельглаза была решена: 2 ноября 1938 года он был арестован, а 12 февраля 1940 года – расстрелян. Пассова эта же участь постигла спустя три дня – 15 февраля.

В это же время подверглись репрессиям и многие ведущие разведчики. Среди них: резиденты в Лондоне Адольф Чапский, Григорий Графпен и Теодор Малли, в Париже – Станислав Глинский и Георгий Косенко, в Риме – Моисей Аксельрод, в Берлине – Борис Гордон, в Нью-Йорке – Петр Гутцайт, выдающиеся разведчики-нелегалы Дмитрий Быстролетов, Борис Базаров, Григорий Сыроежкин, заместитель начальника ИНО Валерий Горожанин и другие.

Были арестованы и брошены в тюрьмы Ян Буйкис, Игорь Лебединский, Яков Серебрянский, Раиса Соболь, близкие друзья Судоплатова Иван Каминский, Петр Зубов и сотни других разведчиков. Некоторым из них, правда, с помощью Судоплатова удалось все же выйти из заключения и успешно работать в годы Великой Отечественной войны.

Как отмечает в своем исследовании историк советских органов государственной безопасности Д. Прохоров, «в результате так называемых “чисток” в 1937–1938 годах из 450 сотрудников внешней разведки (включая загранаппарат) были репрессированы 275 человек, то есть более половины личного состава».

Разгром разведки привел к печальным последствиям. В результате со многими ценными агентами была прервана связь, восстановить которую удавалось далеко не всегда. Более того, в 1938 году в течение 127 дней кряду из центрального аппарата внешней разведки руководству страны не докладывалось вообще никакой информации. Случалось, что сообщения на имя Сталина некому было подписывать и они отправлялись за подписью рядовых сотрудников аппарата разведки.

Вскоре после февральско-мартовского 1937 года пленума ЦК ВКП(б), принявшего решение о развертывании масштабных чисток, были арестованы почти все начальники управлений и отделов НКВД и их заместители. Волна репрессий коснулась не только ветеранов ВЧК, но и выдвиженцев Ягоды. Кстати, определенный интерес для читателя может представить рассказ о выступлении Ежова на февральско-мартовском пленуме, который привел в своей книге «Сталин и разведка» историк Игорь Дамаскин:

«Обсудив вопрос о вредительстве, пленум перешел к рассмотрению вражеской деятельности в самом наркомвнутделе. Обсуждение проходило на закрытом заседании, в отсутствие приглашенных на пленум лиц.

Начало доклада Ежова было довольно спокойным. Он даже заявил о сужении “изо дня в день вражеского фронта” после ликвидации кулачества, когда отпала необходимость в массовых арестах и высылках, которые производились в период коллективизации.

Затем нарком перешел к нападкам на существующую тюремную систему для политзаключенных (так называемые политизоляторы). Он привел цитату относительно обследования Суздальского политизолятора: “Камеры большие и светлые, с цветами на окнах. Есть семейные комнаты, проводятся ежедневные прогулки мужчин и женщин по 3 часа” (смех Берии: “Дом отдыха!”). Упомянул Ежов и спортивные площадки, полки для книг в камерах, усиленный паек, право отбывать наказание вместе с женами (сейчас трудно поверить, что в начале 1937 года в изоляторах для политзаключенных действительно существовали такие условия. – В. А.). Указал он и на практику смягчения наказаний, отметив, например, что из 87 осужденных в 1933 году по делу Смирнова девять человек – выпущены на свободу, а для шестнадцати – тюрьма заменена ссылкой.

Ежов заявил, что с момента своего прихода в НКВД он арестовал 238 работников наркомата, ранее состоявших в оппозиции. Другим контингентом арестованных чекистов были “агенты польского штаба”…

Резолюция по докладу Ежова повторяла формулировку телеграммы Сталина и Жданова из Сочи о запоздании с разоблачением троцкистов на четыре года и указывала, что “НКВД уже в 1932–1933 годах имел в своих руках все нити для того, чтобы полностью вскрыть чудовищный заговор троцкистов против советской власти”.

Резолюция требовала ужесточить режим содержания политзаключенных и обязала НКВД “довести до конца дело разоблачения и разгрома троцкистских и иных агентов фашизма с тем, чтобы подавить малейшие проявления антисоветской деятельности”».

В связи с тем, что большая группа работников НКВД была отмечена правительственными наградами за активное участие в кампании 1937 года по борьбе с «врагами народа», Н. Ежов заявил: «Мы должны сейчас так воспитать чекистов, чтобы это была тесно спаянная и замкнутая секта, безоговорочно выполняющая мои указания». На смену старым чекистам были выдвинуты молодые кадры, не имевшие опыта работы, от которых требовалось безоговорочное выполнение указаний наркома.

Уже в первые месяцы «великой чистки» аппарат НКВД на местах был значительно расширен. Одновременно руководство страны позаботилось о том, чтобы улучшить материальное положение чекистов.

Следует, однако, отметить, что среди новобранцев НКВД «сталинской волны» было немало людей, которых буквально ошеломила обстановка беззакония и произвола, царившая в органах госбезопасности. Многие сотрудники НКВД, участвовавшие в «большой чистке», сами погибли в вакханалии «ежовщины». За 1934–1939 годы 21 тысяча 800 сотрудников Наркомата внутренних дел были репрессированы по обвинению в «контрреволюционных преступлениях», в том числе сотни разведчиков.

В августе 1938 года первым заместителем наркома внутренних дел и одновременно начальником Главного управления государственной безопасности, в состав которого входила и внешняя разведка, был назначен Лаврентий Берия, являвшийся первым секретарем Тбилисского горкома КП(б) Грузии, а до этого длительное время работавший в органах ВЧК – ГПУ Закавказья.

17 ноября 1938 года Политбюро ЦК ВКП(б) утвердило на своем заседании секретное постановление СНК и ЦК ВК(б) «Об арестах, прокурорском надзоре и ведении следствия», явившееся, по сути, предвестником конца «ежовщины». В документе, в частности, отмечалось:

«Массовые операции по разгрому и выкорчевыванию вражеских элементов, проведенные органами НКВД в 1937–1938 годах при упрощенном ведении следствия и суда, не могли не привести к ряду крупнейших недостатков и извращений в работе органов НКВД и прокуратуры.

Работники НКВД настолько отвыкли от кропотливой, систематической агентурно-осведомительской работы и так вошли во вкус упрощенного порядка производства дел, что до самого последнего времени возбуждают вопросы о предоставлении им так называемых лимитов для производства массовых арестов. Глубоко укоренился упрощенный порядок расследования, при котором следователь, как правило, ограничивается получением от обвиняемого признания своей вины и совершенно не заботится о подкреплении этого признания необходимыми документальными данными. Нередко показания арестованных записываются в виде заметок, а затем спустя продолжительное время составляется общий протокол, причем совершенно не выполняется требование о дословной, по возможности, фиксации показаний арестованного. Очень часто протокол допроса не составляется до тех пор, пока обвиняемый не признается в совершенных им преступлениях».

Постановлением от 17 ноября 1938 года органам НКВД и прокуратуре запрещалось проводить какие-либо массовые аресты и выселения, а сами аресты предписывалось осуществлять в соответствии с Конституцией страны только по постановлению суда или с санкции прокурора. В центре и на местах ликвидировались судебные «тройки». В то же время в документе подчеркивалось, что «очистка СССР от многочисленных шпионских, террористических, диверсионных и вредительских кадров должна продолжаться, но с использованием более совершенных и надежных методов».

23 ноября в кабинете Сталина Ежов написал заявление в Политбюро ЦК ВКП(б), в котором просил освободить его от должности наркома внутренних дел СССР. Просьба Ежова была удовлетворена. Новым наркомом внутренних дел стал Лаврентий Берия.

Репрессии против чекистских кадров пошли на убыль, но полностью не прекратились. Еще будучи первым заместителем наркома внутренних дел, Берия запросил у председателя Военной коллегии Верховного суда СССР Ульриха данные о деятельности этого судебного органа. В полученном ответе говорилось:

«За время с 1 октября 1936 года по 30 сентября 1938 года Военной коллегией Верховного Суда СССР и выездными сессиями коллегии в 60 городах осуждено:

к расстрелу – 30 514 человек;

к тюремному заключению – 5643 человека.

Всего – 36 157 человек».

Колоссальный урон был нанесен репрессиями и Красной армии. 29 ноября 1938 года нарком обороны Ворошилов на заседании Военного совета признал, что только за 1937–1938 годы из армии было вычищено свыше сорока тысяч человек. Объективности ради скажем, что не все они были расстреляны. Накануне и в ходе войны в строй было возвращено свыше тридцати тысяч «вычищенных» офицеров.

Какова же численность жертв Большого террора? Обратимся к официальному документу, подготовленному 1 февраля 1954 года для Н. С. Хрущева:

«Секретарю ЦК КПСС тов. Хрущеву Н. С.

В связи с поступающими в ЦК КПСС сигналами от ряда лиц, в соответствии с вашими указаниями о необходимости пересмотреть дела на лиц, осужденных за контрреволюционные преступления и ныне содержащихся в лагерях и тюрьмах, докладываем:

С 1921 года по настоящее время за контрреволюционные преступления было осуждено 3 777 380 человек, в том числе к высшей мере – 642 980 человек, к содержанию в лагерях и тюрьмах на срок от 25 лет и ниже – 2 369 220 человек, в ссылку и высылку – 765 180 человек.

Из общего количества осужденных, ориентировочно, осуждено:

2 900 000 человек – Коллегией ОГПУ, “тройками” НКВД и Особым совещанием, 877 000 человек – судами, военными трибуналами, Спецколлегией и Военной коллегией.

Генеральный прокурор

Р. Руденко

Министр внутренних дел

С. Круглов

Министр юстиции

К. Горшенин».

Цифры, близкие к приведенным в этом документе, впервые были обнародованы в 1990 году руководством тогдашнего КГБ СССР: 3 778 234 репрессированных, в том числе 786 098 расстрелянных.

Разумеется, даже один расстрелянный невинный – это много. Каждый невинно пострадавший от политических репрессий – часть великой трагедии нашей страны.

Уже в первые месяцы своего пребывания на посту наркома внутренних дел Берия расставил на ключевые посты своих людей, прибывших вместе с ним из Грузии. Кроме того, им была проведена «чистка» ежовских кадров, занимавших руководящие посты в НКВД как в центре, так и на местах. Помимо Николая Ежова, расстрелянного 4 февраля 1940 года, такая же участь постигла Михаила Фриновского, Бориса и Матвея Берманов, Станислава Реденса, Леонида Заковского, Семена Жуковского, Александра Радзивиловского, Льва Бельского и других руководящих сотрудников наркомата.

В то же время новый нарком пошел на некоторые послабления: в течение 1939 года из лагерей были выпущены 223 тысячи 800 осужденных, из колоний-поселений вернулись 103 тысячи 800 человек. Среди освобожденных были будущий Маршал Советского Союза Константин Рокоссовский, будущий Герой Советского Союза генерал армии Александр Горбатов, вице-адмирал Георгий Холостяков, академик и адмирал Аксель Берг, академик Лев Ландау, ряд бывших сотрудников разведки и контрразведки НКВД.

Однако необоснованные репрессии не прекратились. Были произведены новые аресты и во внешней разведке. Для подготовки смены репрессированным разведчикам Берия объявил призыв в НКВД «лучших комсомольцев». Новые руководители пришли в разведку по партийному набору. Среди них были партийные активисты, выпускники Академии РККА имени М. В. Фрунзе, гражданских вузов. Накануне войны именно эти «новобранцы» в условиях полного разгрома органов внешней разведки воссоздавали ее. Молодые лейтенанты и капитаны, призванные по комсомольскому и партийному наборам во внешнюю разведку, обеспечивали в годы Великой Отечественной войны ее успешную деятельность.

Был среди них и будущий начальник внешней разведки – 32-летний старший майор госбезопасности Павел Фитин, который руководил ее работой все годы военного лихолетья.

В направленном руководству НКГБ отчете о работе внешней разведки в 1939–1941 годах Павел Михайлович Фитин писал:

«К началу 1939 года в результате разоблачения вражеского руководства в то время Иностранного отдела почти все резиденты за кордоном были отозваны и отстранены от работы. Большинство из них затем было арестовано, а остальная часть подлежала проверке. Ни о какой разведывательной работе за кордоном при этом положении не могло быть и речи. Задача состояла в том, чтобы, наряду с созданием аппарата самого отдела, создать и аппарат резидентур за кордоном».

Чтобы восстановить кадровый состав внешней разведки, требовалось организовать специальную подготовку молодых сотрудников. Жизнь диктовала необходимость создания специального учебного заведения, и 3 октября 1938 года нарком внутренних дел издал приказ об организации Школы особого назначения (ШОН) для централизованной подготовки разведывательных кадров.

В воспоминаниях П. М. Фитина, опубликованных после его смерти, по этому поводу говорится:

«В соответствии с решением Центрального Комитета партии от 1938 года “Об улучшении работы Иностранного отдела НКВД” нам пришлось значительно перестраивать деятельность разведки.

Данное решение было вызвано создавшимся ненормальным положением в органах государственной безопасности, и в первую очередь в разведке. В 1930-х годах сложилась обстановка недоверия и подозрительности ко многим чекистам, главным образом к руководящим работникам, не только центрального аппарата, но и резидентур Иностранного отдела за кордоном. Их обвиняли в измене Родине и подвергали репрессиям. В течение 1938–1939 годов почти все резиденты ИНО за кордоном были отозваны в Москву и многие из них – репрессированы.

Обстановка настоятельно требовала принятия неотложных мер по перестройке всей работы внешнеполитической разведки. В марте 1938 года в органы государственной безопасности Центральный Комитет партии мобилизовал около 800 коммунистов с высшим образованием, имевших опыт партийной и руководящей работы. После обучения на ускоренных курсах Школы особого назначения их направили как в центральный аппарат, так и в периферийные органы. Большая группа выпускников ускоренных курсов, в которой находился и автор этих строк, была отобрана для работы в 5-м (разведывательном) отделе ГУГБ НКВД СССР.

Влившиеся в разведку новые кадры вместе с оставшимися на работе чекистами-разведчиками образовали монолитный сплав опыта и молодого задора. Их задача состояла в том, чтобы улучшить разведывательную работу за кордоном.

В результате принятых мер в предвоенные годы удалось укомплектовать около 40 резидентур за кордоном и направить в них более 200 разведчиков, а также вывести на нелегальную работу многих кадровых чекистов. Это сразу же сказалось на результатах».

Новое руководство внешней разведки действительно предприняло энергичные меры по восстановлению загранаппаратов, деятельность которых была парализована в результате многочисленных чисток, и укреплению центрального аппарата разведки. За короткий предвоенный срок Фитину удалось не только залечить раны, нанесенные разведке репрессиями, но и значительно активизировать ее деятельность, в первую очередь – за рубежом, сосредоточив внимание на подборе руководителей резидентур. В 1939–1940 годах за рубеж были направлены такие опытные разведчики, как Михаил Аллахвердов, Исхак Ахмеров, Василий и Елизавета Зарубины, Александр Коротков, Борис Рыбкин, Зоя Воскресенская-Рыбкина, Дмитрий Федичкин.