Текст книги "Малахитовая внучка"

Глава 6

Машина подпрыгнула в очередной рытвине.

– Ага, и лешие по камышам скачут, с тобой не соскучишься, – хмыкнул управляющий, – с чего бы вдруг, там глубина по колено, зимой промёрзнет до дна.

Однако по интонации я понял, что вопрос встречен как говориться в лоб. И это было интересно.

Развернувшись у будки сторожа, Пётр Григорьевич велел вынуть велосипед из багажника и добираться после дойки самостоятельно.

Я понял его торопливость, ведь с востока полнеба заслонил огромный облачный взрыв. Переливающаяся под солнцем слоистая башня показывала, что подошёл синоптический фронт и окончательный конец «бабьему лету» и хорошей погоде.

Я подготовился к дойке, проверив утренние соединения и крепления молокопровода, а от нечего делать, прогулялся к Шмарке надеясь на берегу разглядеть следы утреннего рандеву. Место, где я раздевался выделялось примятой травой, а весь остальной берег, до того места, где животные подходили пить был девственен., когда я возвращался из-за холма появился поющий автобус, сегодня он выяснял отношения между совхозом, что на горе и колхозом, что под горой. Песня жизнеутверждающе постановила быть счастью между простым шофёром и доярочкой и вывалила весёлых и шумных исполнителей из автобуса на волю, наружу или нарусь, как говорили местные. Между прочим только в моей голове местное слово наружу-нарусь, почему то ассоциировалось со словом Русь, думаю, что московские академики местного диалекта не слышали и происхождение слова Русь для них сплошная загадка.

Ну ладно, пока я так размышлял, приближаясь к месту моих трудовых свершений, пошёл предвестник. Дождь при солнце, редкие крупные капли – оплеухи, очень холодные и чувствительные.

Они залетали за пазуху, били по шее и по ушам молчаливо жующих жвачку бурёнок, а так же по лицам пастушьих лошадей, я, почему то не могу назвать мордой эту часть головы этих умных животных. Но на этом пока и кончилось, ливня не последовало, видимо там, в переливающейся башне, решили подготовить более грандиозный спектакль.

Всё в этот вечер прошло штатно, даже оснастка не вибрировала, утренняя авария уничтожила резонанс. Закончив все дела я покатил домой, где-то в дали, слева от деревни уже непрерывно урчало, ноги сами давили на педали и необычно быстро докатили меня до квартиры. У дома Останиных стоял знакомый УАЗик. Я привычно вкатил в калитку велосипед, в это время из открытой двери веранды доносился негромкий говорок. Однако он внезапно смолк, едва я перешагнул порог и все мои знакомцы во главе с управляющим и хозяевами уставились на меня как на «апостола новой веры».

– Ну ладно, встал Петр Григорьевич из-за стола, – спасибо за угощение, дел невпроворот – и взглянув на меня вышел.

Я подумал, что чем-то смутил компанию и два раза стукнув по язычку умывальника и вытеревшись хозяйским полотенцем под всеобще молчание ушёл к себе в комнату. Едва закрылась за мной дверь, вновь возник говорок.

– Э-хе-хе – вздохнул Фёдор Алексеевич, – пора и нам по домам.

Слышно было как люди подымались из-за стола, через какое-то время кто-то я не разобрал кто произнёс:

– Ты поговори Александровна, надо предупредить, слышишь?

– Да неуж-то не слышу, сама поди знаю.

Чем были озабочены мои хозяева и кого они хотели предупредить я так и не понял, потому что в тоже мгновение над деревней лопнуло небо, все мгновенно «прошило» рентгеноскопией, а хозяйский дом подпрыгнул и судя по силе удара не один он в деревне.

– О господи! – воскликнула хозяйка и слышно было как забился в агонии холодильник. Всё. Электричество кончилось. Ну вот надо идти выполнять свои служебные обязанности.

На веранде была одна Антонина Александровна, она уже налила мне борща и пододвинула полную чашку котлет.

– Иди Михаил вечерять.

Обычно Антонина Александровна изъяснялась привычным литературным языком и говорила иди ужинать. Я улыбнулся.

– С удовольствием, только одну минутку, – и выбежал под покрапывающий дождь, где через четыре дома, надев резиновую перчатку по-быстрому покрутил ручку фазного токоприёмника. Всё это я проделал молодцевато, втянув голову в плечи под артиллерийскую команду с неба. Едва я влетел на веранду ливануло стеной, и порыв ветра захлопнул учтиво за мною дверь. Стало сумрачно.

Антонина Александровна молча возилась с посудой, я угощался изумительными котлетами, а дождь деловито мыл окна.

– Что там у тебя утром случилось Михаил, – наконец спросила хозяйка.

– Ничего, молокопровод полетел.

– Нет, после, в Шмарихе?

– Ничего.

– Ну, так ты же деду Сашке говорил?

– А глупости, – улыбнулся, не понимая суть вопроса, – ну дед болтун, – подумал я.

– Да нет не глупости Михаил. Вот послушай. Женщина так с тарелкой в руках и присела напротив на пристенную скамейку.

– Ты думаешь, почему колобка нашего, Колей – Петей зовут?

– Током ударило и крышу сдвинуло.

– Нет, то что с головой у него, точно стало это точно, а вот током его не било, не било.

– А что же?

– А вот слушай, привязалась к нему одна зараза, живёт она в наших местах и к неженатикам прилипает. То девкой покажется, то ещё чем, вот Коле-Пете она русалкой и показалась.

– Да ну, – усмехнулся я.

– Вот смейся-смейся, мы тоже не верили, а однажды нашли его без сознания на берегу Шмарки, весь в синяках и поцарапанный с ног до головы, а вот тут, Антонина Александровна показала себе на плечо, следы от пальцев и две маленькие дырочки на шее вот тут.

– Врачи со скорой сказали, что большая потеря крови, а вот сам представь, что вокруг ни одного следика кровяного, ни капельки. Сам он белый как мел.

– Ну и что!

– А то, что когда вернулся он из больницы, так несколько раз топиться бегал на эту Шмарку, говорил жить без неё не могу. А без кого не объясняет. Мы уж из сил выбились, посмотришь вроде нормальный мужик. Особенно Петр Григорьевич замучился, он ведь брат его сводный. Ну, делать нечего, начала я его отпаивать травами, да вижу беда, он от трав то совсем другим становиться, Петром себя называет. Ну думаю тут надо по другому решать. Зову Григорьича и решаем мы его в городе женить, на одной моей знакомой девушке. Ну что ж женили, думали он там останется. Нет, его сюда в Старо-Лежнёво веревкой тянет, как мёдом намазано. Вот сейчас в деревне живут, соседи Маториных. Ну ты знаешь, картошку им копал. Я в подтверждение помотал головой.

– Так вот Михаил, рассказывай что ты в речке видел?

– Доярку.

– Что за доярка? Они боятся после Коли-Пети к Шмарке подходить.

– Голую, – улыбнулся я отпивая из чашки чай, удивившись с какой стороны я узнал старо-лежнёвцев, они оказывается ещё и суеверные были и прелесть, верили во всякие сказки.

– Не лыбся, Михаил, да рассказывай толком, – серьёзно распорядилась женщина.

От этой серьёзности я чуть не рассмеялся и боясь обидеть произнёс:

– Смеялась и звала к себе и за плечо обнимала.

– Покажи!

Я оттянул футболку с правого плеча и пододвинулся к окну, чтобы было видней Антонине Александровне. Что было в следующие мгновения я помню до сих пор.

Взрослая и крупная женщина отпрыгнула от меня как от прокажённого метра на три!

Я медленно скосил глаза и взглянул на своё плечо. На нём отпечатался след руки!!! Вот тебе на! В виде пяти антропометрических синяка, повторяющих контур небольшой ладошки. Я потрогал, никакой боли!

Антонина Александровна, уже смоталась за своим супругом, и они безмолвно склонились над моим плечом. Лопнул очередной разряд, отчётливо высветив мою регалию, Михаил Алексеевич икнул, обдав запахом чеснока и мужской «радости» по три рубля шестьдесят две копейки и подтвердил реальность происходящего.

– Да-а, видишь ты, как у Коли-Пети тогда!

– Да, если не принимать во внимание трубу, – в тон им ответил я не сдерживая иронии.

– Какую?

– Стеклянную, сегодня утром на дойке, сорвалась мне на плечо.

– Тьфу ты, – искренне расстроился старый солдат, осуждающе взглянув на супругу, – э-эх наплели тут с Григорьичем с три короба, а мы и уши развесили.

Так я узнал, о чём тут было совещание до моего прихода и заговорщическое молчание всей публики.

Ливень резко стих, и Старо-Лежнёво перестало подпрыгивать при каждом ударе грома. Действие переместилось за лес, в сторону цивилизации, то есть центральной усадьбы, а иначе просто Лежнёво.

– Ой, не темни Михаил, – пыталась сохранить лицо специалиста по непознанному моя хозяйка, – «не уж то я не вижу следов, точно как у Коли-Пети».

Михаил Алексеевич, махнув рукой побрёл в горницу, а я улыбаясь двинул исполнять свои обязанности, звонить, узнавать, что с электричеством и надолго ли я обесточил деревню.

Ближайший знакомый телефон был на зернотоку, но хлюпая по лужам мимо клуба, я вспомнил, что в библиотеке тоже есть телефон, тем более, что это было значительно ближе.

Пробираясь по тропинке и срезав дорогу, я обсыпал на себя всю воду с деревьев вместе с листьями, приятно было ощущать на себе брезентовый сухой дождевик, в который я облачился по требованию Антонины Александровны. Клуб ждал меня приоткрытой дверью, замка не было.

К моей радости все помещения были открыты, но в мокром дождевике в библиотеку не хотелось и я его снял. В сумраке между книжных полок, с той стороны линии, женский голос ответил, что включения не будет до десяти часов утра, записали мою фамилию и должность.

Вечер был свободен и я собирался на квартиру, осталось только найти замок, начальница обычно оставляла его в ящике у сцены, в зрительном зале.

Полтора месяца назад, расписавшись в трёх ведомостях сразу, я к своему изумлению оказался обладателем приличной пачечки денежных знаков. Местный магазин тоже был большим сюрпризом. В нём хозяйничала семейная пара, муж и жена, и современное кирпичное здание с двумя витринными окнами было полно разнообразного товара. Местные хвалились, что такого нет даже в районе. Действительно я неплохо прибарахлился, даже купил кассетный магнитофон и кучу батареек. Первое время я не выпускал его из рук, теперь он стоял в сейфе, рядом с билетами и ведомостями. Во всяком случае, я так думал.

Первое, что я услышал зайдя в пустой и тёмный зал тихую мелодию ИГЛЗ «Отель Калифорния», последние гитарные фразы. Я замер, некоторое время была тишина и снова тихие звуки игры Глена Фрая, оканчивающиеся резким ударом. После третьего прозвучания музыкальной фразы я понял, что кто-то перематывает кассету моего новенького магнитофона.

– Ну да, – видимо начальница Клара пережидала непогоду в кинобудке… в темноте???

– Фу ты, – выдохнул я и двинулся в направлении звуков, но чем ближе я подходил, тем больше сомневался, что это Клара. Запах знакомых духов!!! Когда я заглянул в приоткрытую дверь, в глаза бросилось чёрная девичья коса в руку толщиной и гибкая красивая спина в футболке по которой спускалось это чудо. Забыв про всё я радостно стал подкрадываться не дыша, но девушка всё равно оглянулась. На лице было столько восторга и непосредственности, что я растерялся, я давно уже не видел такого проявления радости. Неужели до сих пор не слышала «Калифорнию»?

– Ну, здравствуй, – вставил почему-то я.

Девушка кивнула головой, слушая как перематывает двигатель, но вдруг щёлкнула на тумблер «стопа», схватила магнитофон и прильнув ко мне, просто напросто затянула меня между кинопроекторов.

– Д в чём дело, – улыбаясь и приятно чувствуя тёплое тело девушки, – заупрямился я.

Но девушка приложила обратную сторону своей ладони к моим губам и умоляюще посмотрела мне в глаза.

В тоже время в проём двери шагнула начальница Клара, а следом за ней Фёдор Алексеевич!!!

– Ну, где он?

– Незнаю, – пожал плечами «старый солдат», я по пятам за ним, ты же видела сама Кларочка, мокрые следы до зрительного зала.

– Ну, вот куда он мог деться, – рассердилась начальница и вышла на середину комнаты.

Она была в метре от нас! Она смотрела мне в глаза и не видела!!!

И тут я чуть не вскрикнул. Черноволосая красавица силой впилась в мои губы своими и утопила в запахе духов.

Глазами я видел, как начальница Клара подошла к сейфу и приоткрыла скрипучую дверцу.

– Ну, так и есть, он магнитофон взял и ушёл домой.

– Да не мог он уйти, я на крыльце стоял, пока ты не пришла.

– Может через пожарный, – Клара вдруг посмотрела мне в глаза, принюхалась и прислушалась, – давай посмотрим, – и они вышли в зал.

Напоследок начальница пошутила, – каким это ты дядя Федя одеколоном пользуешься, в горле першит?

– Как обычно, тройной, засмеялся Фёдор Алексеевич, – не понимая, домашней перегонки.

В зале хлопали крышки сидений, это земляки продвигались в темноте к пожарным дверям в надежде, что я вышел через них…..

Глава 7

– Стоп, стоп, стоп, – попытался я остановить «горячую» подружку, слегка двинувшись вперёд.

– Тебе не нравится? – глаза её весело блеснули в сумраке.

– Не в том дело, – вздохнул я свежего воздуха, – ты не представляешь как хочется узнать почему они нас не увидели, это ты сделала?

Она беззаботно рассмеялась и стала похожа на капризную девчонку.

– Это всё что тебе хочется?

– Нет, как тебя зовут хотя бы?

– А чего ещё, тебе хочется, хотя бы?

Это уже напоминало шантаж, и я решительно двинулся вперёд, прижав и приподняв, фактически донёс красавицу до монтажного стола и усадил между катушек лентопротяжки.

Через открытую дверь я услышал возню в фойе и лязг запорной пружины.

– Ну, теперь мы одни, – блестели глазки красавицы.

– И ты скажешь, как тебя зовут и кто ты такая?

– Ну, вот всё испортил, – капризно и наиграно, красавица рассердилась, и чёрная косища упала мне на плечо.

– Ну, всё таки? – настаивал я, тоже капризно ей в тон.

– Эх, – вздохнула девушка, – в первый раз получилась интрига и тут же, кто, да зачем.

– Не сердись, – тут я запнулся, не зная как её называть, можно было бы как Леночку, сегодня, уменьшительно и ласково.

– Ну, вот, как всегда, все вы на одну колодку, встречаешься с одной, а думаешь о другой.

– Как ты узнала?

– Что?

– Ну, что подумал о другой?

– Браво, это что-то, ты даже не отпираешься!

– Я по крайней мер честен.

– Ну, об этом я бы даже не заикалась, на твоём месте, мой красавчик, – и она провела своей тёплой и дрожащей рукой мне по щеке, губам и резко обняв снова утопила в себе.

– Фу, что за чёрт, – мелькнуло у меня в голове, – так меня гладила по щеке и называла красавчиком, одна женщина на Земле, моя Надюха!!!…

…Да, это было что-то, мы куда-то опять улетели! Очнулся я только, когда стал задыхаться. Ноги держали слабо, и я уселся рядом на стол прямо на барашек винта катушки, от чего захрустела пачка «родоппи» в заднем кармане брюк.

– Да, я тоже хочу сигарету, – опередила меня девушка, весело смотря мне в глаза.

Меня поразила какая-то беззаботность и игривость, и хотелось быстрее разгадать все предыдущие вопросы, я рассмеялся и угостил девушку сигаретой.

Видно было, что она не курила сигареты с фильтром, привычным движением, члена клуба любителей «Примы», она помяла и без того круглую «родопину». Я ждал продолжения зрелища, когда она деловито втянула в себя хорошую порцию фильтрованного дыма. Надо сказать, что кисленький вкус «родопи» с непривычки вызывал у приверженцев «чёрно-красных» стойкий дебютный кашель. Через это прошли даже ветераны «жёлтых пальцев», когда на дежурстве на мехтоку я угощал их приветом из солнечной Болгарии, что болгарину хорошо, то русскому кашель.

И моя знакомая лихо подтвердила этот принцип, мне её даже стало жалко, а когда у неё промокли глазки я протянул ей свой носовой платок. Честное слово не хотелось видеть размазанных ресниц. Кстати в открытом сейфе изолентой к дверце было приклеено зеркальце. Я оторвал его и тоже подал девушке. Все это мы проделывали в полутьме под всплески разгулявшейся грозы. Вытирая глаза моим платком она на ощупь взяла, то что я ей протянул, взглянула и тут же отбросила в даль стола.

Ну, уж нет, – резво спрыгнула на пол девушка, резко изменившись в лице, от чего стала ещё прелестней.

– Да, не бойся ты, всё равно кроме меня тебя никто не увидит, – поспешил я успокоить красавицу, имея ввиду её размазанную тушь.

– Ты думаешь?

– Ты меня поражаешь, ну кто тебя увидит в пустом клубе. Ты немного странная, извини за прямоту.

– Ты заметил? – наивно обрадовалась девушка.

– Ну, здрасте, ты ни разу не слышала «Калифорнию», хотя в моём окружении это слышали даже дети. Покажи руки.

И я взял её теплую ладонь и приблизил к своему лицу, запаха табака на пальцах не было.

– Ты нюхаешь мои руки?

– Ну, ты же мяла сигарету как профессионал, скажешь нет?

Она рассмеялась.

– Я видела, как это делает мой отец.

– Ты хочешь сказать, что не курила никогда?

– Нет же!

– Заливай поменьше, от «родопи» новенькие не кашляют. Проверенно ни один раз.

– Ну, извини не знала.

– Так твой отец курит?

– Ну, естественно, я же сказала.

– И он живет в этой деревне?

– Естественно

– Почему я за два месяца ни разу тебя не видел раньше?

– Незнаю.

– И мой местный дружбан Витя Зейбольдт тебя не знает.

– Витя трепач и баламут, – засмеялась она.

– Ну, тогда как тебя хоть зовут?

Красавица блеснула глазами и лихо потушила сигарету в стакане.

– Звать меня Юля.

– А фамилия, ну чья ты? – приблизился я к девушке и почувствовал дрожь, – я тебя буду звать Люлей.

– На здоровье, – не сопротивлялась красавица до следующего всполоха молнии.

Надо сказать, что гроза нас лишь освещала, а заиками делала центральную усадьбу, километров за десять.

Я нечаянно нажал клавишу магнитофона, полилась музыка «Иглз», следом у меня были записаны «Воспоминания» Демиса Руссоса, читателю больше известные под названием «Сувенир». я не ожидал такой реакции девушки Юли, это просто ввело её в ступор. Она просто таяла, плакала и просила повторить – «Малиновка», «Заверуха», «Снег кружится» и наконец «Миллион алых роз». Я просто был в восторге от её реакции, я такого не ожидал. Вот так Люля! – девушка на которой были джинсы, футболка, кроссовки с тремя полосками, парфюм, всё стоимостью моей ударной летней практики, говорящая на чисто городском языке и такое «аборигенное» восприятие. Я был поражён не меньше, незабвенного открывателя Америки, увидавшего реакцию местных на стеклянные бусы.

Наконец, к огорчению девушки я выключил магнитофон. Батарейки подсели и Алла Борисовна допевала последний куплет мужским голосом.

– Не пойму, ты действительно этого раньше не слышала?

– Нет.

– Ты откуда свалилась Люленька, моя прелесть, – искренне воскликнул я.

– Действительно твоя прелесть? – девушка заглянула мне в глаза и обняла меня своими красивыми руками, сдвинувшаяся на грудь девушки коса щекотала мне ноздри.

– У меня дома нет магнитофона.

– А телевизор есть?

– Нет, – смеялась девушка.

– И радио нет?

– Нет.

– Вы, что раскольники, старообрядцы?

Я слышал, что на Урале есть такие деревни, где обходятся без благ цивилизации.

– А кто они такие?…

Глава 8

За окном начало булькать громче, видимо, гроза возвращалась и продолжился второй акт «маркизонского балета». К этому примешался звук открываемой входной двери и взвизг пружины. Земляки вернулись.

Юля провела мне ладонью по щеке и, взглянув в глаза, нежно шепнула на ушко:

– Там собака, не люблю собак, пойдем ко мне. Дома никого нет.

Отказаться я уже был не в силах. Вы бы отказались? Не скрипя дверью, мы проскользнули в фойе.

Клара Арнольдовна и Фёдор Алексеевич были в библиотеке, там светилось пятно переносного фонаря и слышался звук телефонного наборника.

– Звони в диспетчерскую, пусть вызовут по рации, может он на стане, грозу пережидает.

– Это плохо, дядя Федя. Он в вагончике, а рация в УАЗике.

– Твою мать, всюду клин. Ну не в милицию же звонить?

– Подождем. Перезвоним через десять минут.

– Ага, ну тогда я покурить.

Надо было спешить! Юля дышала молча в затылок. Я задел под ботинком препятствие, да это же мой дождевик! Пришлось поставить магнитофон на пол и взять свободной рукой, в другой была ладонь Юли. От этого движения у входной двери послышался знакомый поскул и вспыхнули два огонька. Служака Амур все же решил меня поприветствовать.

Машинально я набросил дождевик на девушку, поднял её на руки и двинулся решительно вперед. Собака все же успела поставить на меня лапы, но до моего «сокровища» не дотянулась, щелкнув в темноте челюстями. Молчуны эти овчарки, полаять он вспомнил, когда мы уже вывалились на улицу. Единственное, что услышал, это: «Кирдык» Анны Борисовны и «Калифорния» в виде хруст магнитофонных кассет и русское удивление Фёдора Алексеевича. Тут, на крыльце, я понял, что моё сокровище что-то уже совсем легка относительно того, что я видел у себя на руках. Может из-за страха, может из-за того, что буквально обвила меня своими красивыми руками. Я чуть не задохнулся от ее духов, а камушки ожерелья все пытались попасть мне в глаз.

Юля, беззвучно смеясь, стекла с меня, чмокнула в щёку и мы, взявшись за руки, ринулись в темноту. Как по команде, за нами стеной встал ливень.

Промок я мгновенно, а Юля в кроссовках утонула в первой же луже. Дождь стоял монолитом, даже ощущалось сопротивление и тяжесть от него, пока мы забежали на крыльцо Коли-Петиного дома. Вот интересно, едва исчезли из свободного пространства, он вздохнул и ослаб. Вы понимаете, я уже не мог этого не замечать. Пока Юля шарила в поисках ключа, я шагнул обратно. Ливень даванул. Я вернулся, он вздохнул. Но только я решился проделать это снова, девушка оглянулась и сказала:

– Тебе лучше стоять на крыльце, – она была прелестна и мокрая, не меньше моего. Если бы человечество не додумалось в свое время до изобретения ткани, оно должно было бы до этого додуматься, чтобы хоть раз сильная часть человечества взглянула на слабую в мокрой одежде. Едва щелкнул замок, эта прелесть, решительно схватив меня за руку, увлекла во внезапно распахнувшийся квадрат Малевича. Напор был силён так, что я только и успел в сенках скинуть сапоги. Не мог же я двигаться в комнаты обутым. Но ноги держались за них крепче, чем за хозяина и я налегке был решительно приглашен в дом.

В темноте щелкали ходики. По мягким половицам мы сделали порядочное количество шагов и поворотов, и, наконец, оказались перед огромным окном.

– Задерни шторы, только аккуратно.

Я потянул за тяжёлую шторину и взглянул в темноту. Вот они рядом, знакомые окна побеленного домика, а в сверкнувшей действительности даже видны железнодорожные примечательности! Но во мне уже ничего не шевельнулось, в данный момент и в данное время я принадлежал другой. И шторы сомкнулись.

От засветившегося ночника я разглядел комнату. Она была просторна, квадратов двадцать пять. Современная, с критензиями мебель, видимо белорусская, в полировках плательного шкафа, двухспальной кровати, огромной многоярусной стенки отражался бордовый огонек фонаря.

– Переодевайся, – в мою сторону полетело холодное махровое полотенце, створки шкафов отворились, тихо шелестя, мебель была новая.

Юля всего лишь отвернулась и решительно сняла с себя одежду, на ней остались только сережки и ожерелье. Я задохнулся от увиденного! Девушка одним движением распустила носу и начала энергично ее сушить полотенцем.

– Ну что же ты? – она сверкнула в мою сторону взглядом и улыбнулась.

Я быстро все скинул на спинку стула и, протерев голову, «от греха подальше», обмотнулся полотенцем.

Девушки уже не было в комнате. Она вернулась через минуту с тазом и большим китайским термосом. Через мгновение мы сидели против друг друга, обмотанные махровыми полотенцами, и грели ноги в одном тазу. Я был, как под гипнозом, от происходящего. Юля, напротив, провокационно прикасалась ко мне своими ступнями и блестела огромными глазищами. Она наклонилась и прошептала в ухо: «Мой красавчик», – заодно дотронувшись ладошками до лица, губ и поцеловала.

– Ты, что, онемел? – капризный хлопок по щеке.

– С огнём играешь, откуда знаешь про красавчика? – с силой я прижал девушку к себе, чтобы не шелохнулась. Она засмеялась очень знакомой интонацией. Я даже вспотел, увидев в ней Надюху, и от неожиданности отпустил и отшатнулся.

– Подожди, – девушка встала, вытерла ноги и отправилась к белорусской мебели, переливающейся разнообразием. Повозившись в нише, она принесла два фужера с блестящей жидкостью.

– Это, чтобы не простудиться, надо выпить до дна.

– Приворотное зелье?

– Зачем мне зелье, ты и так мой. Навсегда…

Питье спиртным точно не было, оно обволокло во рту, провалилось внутрь и произвело восторженное ощущение, подвигнув к решительным действиям. Мы, как бешенные, вцепились друг в друга, и куда-то переместились.

– Ты не боишься? – успел прошептать я.

– Родителей?

– Меня, я превращаюсь в дембеля ГеСеВеГэ.

– Что значит ГеСеВеГэ?

– Группа Советских войск в Германии.

– В чем смысл?

– Нас сравнивают с танками.

– Пусть будут танки.

Громадная бездна вселенной обрушилась на нас, втянула и подняла над зарницами и деревней, мехтоком, одинокой Шморкой, дойкой и всей округой. Неудержимое тепло разлилось, нега и онемение по телу, я полюбил мир до самой последней звезды и всё стало так понятно и ясно. Перед собой я увидел прекрасное лицо Юли, закрытые глаза, изморозь румянца. Мы стали одним целым или, по крайней мере, играющими в одной команде… и провал.

Там в небытие я был всемогущ и обострён, малейшие движения материи я улавливал, более того, предчувствовал. Глаза мои открылись в тот момент, когда что-то большое и опасное начало просовываться в дверной проем. Ночной фонарь был не потушен и я явно видел, что опасность огромная и зелёного цвета. И в то же время Юлин голос разорвал тишину.

– Неееет!!! – и что-то бросилось под ноги просовывающемуся, но и оно было тоже зеленое и лысое с редкими паклями волос!

Шесть лет назад, до этого, со мной случилось замечательное событие, называлось оно – куре молодого бойца в славной части номер 93223.??? нашего сержанта, мы встречали зарождающийся день под команду: «Карантин, подъем, тревога». И??? в торжественное утро принятия присяги мы выстроились для утреннего осмотра, когда деревянная основа спички ещё даже гореть не начала. Я на себе почувствовал силу дрессировки. Вот и теперь инстинкт сработал. Всё делалось мгновенно и автоматически.

Пролетая над тем, что катилось под ноги «опасности», я почувствовал себя одетым в мокрую нижнюю часть гардероба, втягивающим голову в плечи, и предвидящим неизбежную встречу моего носителя мозга с органом обоняния зеленого гостя. Так вдвоём мы и вылетели из двери в комнату «как пробка из шампанского», под натужный звук «Чвак!» и брызги фейерверка вспыхнули перед глазами. Наконец я понял реальную силу ума перед грубой физической – мне ничего, а вот «то», по-моему, вырубилось. Оно не шевелилось!

В окна комнаты светили фары машины и я явно различил, что здесь их еще двое. На меня наваливалось что-то склизкое и вонючее. Оно обхватило за шею, а второй рукой за правую ногу и начало сдавливать назад на удушение. Я всё ещё не верил в происходящее, но тут взорвалось окно и влетело в комнату. А следом за совковой лопатой ввалился знакомый до боли силуэт.

– Ах, вы свиньи! – взвизгнул мой друган Виктор и кому-то заехал своей кувалдой. А зарядить в бубен он умел, это я знал по себе. Кто-то перекатился через нас. Хватка ослабла. Этого мне хватило, я ведь тоже не в шахматы играл. Закипела битва! Краем глаза я видел, как через окно запрыгнул Амур и начал кого-то рвать. Залез кое-как старший солдат Фёдор Алексеевич, еще какой-то мужчина. Завизжала начальница Клара, еще кто-то лез в окно. Прибавилось и их, и нас. Всё смешалось, началась активная фаза разрушения мебели, заодно и жилища Коли-Пети.

Мне икнулось и я понял, что блестящая жидкость действовала. Я прямо-таки почувствовал упоение в бою. Одно только меня беспокоило, я не слышал и не видел Юли.

Раздался выстрел из ружья дуплетом, снаружи, но то только подлило масло в огонь. В свете фар слышался хруст, мат, треск и визг. За окном прозвучал голос:

– Кларочка, может еще раз стрельнуть?

И тут, видимо кирпич от разрушенной печи, отключил мою действительность и желание понять, что же все-таки происходит…