Электронная библиотека » Владимир Бенедиктов » » онлайн чтение - страница 4


  • Текст добавлен: 21 декабря 2013, 04:48


Автор книги: Владимир Бенедиктов


Жанр: Литература 19 века, Классика


Возрастные ограничения: +12

сообщить о неприемлемом содержимом

Текущая страница: 4 (всего у книги 5 страниц)

Шрифт:
- 100% +

Светлые ночи

 
Не все – то на севере худо,
Не все на родном некрасиво:
Нет! Ночь наша майская – чудо!
Июньская светлая – диво!
 
 
Любуйтесь бессонные очи!
Впивайтесь всей жадностью взгляда
В красу этой северной ночи!
Ни звезд, ни луны тут не надо.
 
 
Уж небо заря захватила
И алые ленты выводит,
И, кажется ночь наступила,
И день между тем не проходит.
 
 
Нет, он остается, да только
Не в прежнем пылающем виде:
Не душен, не жгуч, и нисколько
Земля от него не в обиде.
 
 
Он долго широким разгаром
В венце золотом горячился,
Да, видно, уж собственным жаром
И сам наконец утомился.
 
 
Не стало горячему мочи:
Он снял свой венец, распахнулся,
И в ванну прохладную ночи
Всем телом своим окунулся, —
 
 
И стало не ярко, не мрачно,
Не день и не темень ночная,
А что – то, в чем смугло – прозрачно
Сквозит красота неземная.
 
 
При свете, проникнутом тенью,
При тени пронизанной светом,
Волшебному в грезах виденью
Подобен предмет за предметом.
 
 
Весь мир, от (вчера) на (сегодня)
Вскрыв дверь и раскинув ступени,
Стоит, как чертога господня,
Сквозные хрустальные сени.
 

Ты мне все

 
Воздуха чистого в легком дыхании
Мне твоей поступи веянье слышится;
На море, белой волны колыхании
Все мне волна твоих персей колышется,
Тополя стройного в лиственном шелесте
Чудится топот твой нежный, таинственный, —
В целой природе твои только прелести
Я созерцаю, о друг мой единственный.
Ты – мое сердце в полудне высокое,
Месяц серебряный, звездочка скромная;
Ты – моя радость и горе глубокое,
День мой блестящий и ночь моя темная.
 

Песня

 
Ох, ты – звездочка моя ясная!
Моя пташечка сизокрылая!
Дочь отецкая распрекрасная!
Я любил тебя, моя милая.
 
 
Но любовь моя сумасбродная,
Что бедой звалась, горем кликалась,
Отцу – батюшке неугодная, —
Во слезах, в тоске вся измыкалась.
 
 
Где удачу взять неудачному?
Прировняется ль что к неровному?
Не сошлись с тобой мы по – брачному
И не сведались по – любовному.
 
 
Суждена тебе жизнь дворцовая,
Сребром – золотом осиянная;
А моя судьба – ох! – свинцовая
Моя долюшка – оловянная.
 
 
Серебро твое – чисто золото
Не пошло на сплав свинцу – олову.
Дума черная стуком молота
Простучала мне буйну голову
 
 
И я с звездочкой моей яркою,
С моей пташечкой сизокрылою
Разлучась, пошел – горькой чаркою
Изводит мою жизнь постылую.
 

Сон

 
И жизнью, и собой, и миром недоволен,
Я весь расстроен был, я был душевно болен,
Я умереть хотел – и, в думы был углублен,
Забылся, изнемог – и погрузился в сон.
И снилось мне тогда, что, отрешась от тела
И тяжести земной, душа моя летела
С полусознанием иного бытия,
Без форм, без личного исчезнувшего «я»,
И в бездне всех миров, – от мира и до мира —
Терялась вечности в бездонной глубине,
Где нераздельным все являлось ей вполне;
И стало страшно ей, – и, этим страхом сжата,
Она вдруг падает, вновь тяжестью объята,
На ней растет, растет телесная кора,
Паденье все быстрей… Кричат: «Проснись! пора!»
И пробудился я, встревоженный и бледный,
И как был рад, как рад увидеть мир свой бедный!
 

Казалось

 
Когда с тобою встречался я,
Вуаль с твоей шляпки срывал,
К ланитам твоим наклонялся
И очи твои целовал, —
 
 
Казалось: я с небом встречался
Покров его туч разрывал,
И с алой зарею сближался
И солнца лучи целовал.
 

Перевороты

 
Когда – то далеко от нашего века
Не зрелось нигде человека;
Как лес исполинский, всходила трава,
И высилась палима – растений глава,
Средь рощ тонкоствольных подъемлясь престольно.
Но крупным твореньем своим недовольна,
Природа земною корой потрясла,
Дохнула вулканом морями плеснула
И, бездна разверзнув, наш мир повернула
И те организмы в морях погребла.
 
 
И новый был опыт зиждительной силы.
В быту земноводном пошли крокодилы,
Далеко влача свой растянутый хвост;
Драконов, удавов и ящериц рост
Был страшен. С волнами, с утесами споря,
Различные гады и суши и моря
Являлись гигантами мира тогда…
И снова стихийный удар разразился,
А сверху вновь стали земля и вода.
 
 
И твари живые в открытых им сферах
Опять начинали в широких размерах:
Горы попирая муравчатый склон,
Там мамонт тяжелый, чудовищный слон —
Тогдашней земли великан толстоногой —
Шагал, как гора по горе; но тревогой
Стихий возмущенных застигнутый вдруг,
В бегу, на шагу, вдруг застыл, цепенеет…
Глядь! жизни другая эпоха яснеет,
И новых живущих является круг.
 
 
И вот при дальнейшей попытке природы,
Не раз обновляющей земли и воды
И виды менявшей созданий своих, —
Средь мошек, букашек и тварей иных,
В мир божий вступил из таинственной двери,
Возник человек – и попятились звери.
И в страхе потомка узнав своего
И больше предвидя в орехах изъяна,
Лукаво моргнула, смеясь, обезьяна,
Сей дед человека – предтеча его.
 
 
И начал он жить поживать понемногу,
Сквозь глушь, чрез леса пролагая дорогу,
Гоня всех животных. Стрелок, рыболов,
Сдиратель всех шкур, пожиратель волов,
Взрыватель всех почв – он в трудах землекопных
Дорылся до многих костей допотопных,
Отживших творений; он видит могилы,
Где плезиозавры, слоны, крокодилы,
Недвижные, сном ископаемым спят.
 
 
Он видит той лестницы темной ступени,
Где образ былых, первородных растений
На камне оттиснут; в коре ледяной
Труп мамонта найден с подъятой ногой;
Там мумии древних фантазий природы —
Египет подземного мира; там – своды
Кряжей известковых и глинистых глыб
С циклоповой кладкой из черепов плотных,
Из раковин мелких, чуть зримых животных
И моря там след с отпечатками рыб.
 
 
Над слоем там слой и пласты над пластами
Являются книгой с живыми листами.
Читает ее по складам геолог.
Старинная книга! Не нынешний слог!
Иные страницы размыты, разбиты,
А глубже под ними – граниты, граниты,
А дальше – все скрыто в таинственной мгле
И нет ни малейших следов организма;
Один указует лишь дух вулканизма
На жар вековечный в центральном котле
 
 
И мнит человек: вот – времен в переходе,
Как много работать досталось природе,
Покуда, добившись до светлого дня,
С усильем она добралась до меня!
И шутка ль? Посмотришь – ее же созданье
Господствует, взяв и ее в обладанье!
Природа ж все вдаль свое дело ведет,
 
 
И втайне день новый готовит, быть может,
Когда и его в слой подземный уложит,
А сверху иной царь творенья пойдет.
 
 
И скажет сын нового, высшего века,
Отрыв ископаемый труп человека:
«Вот – это музею предложим мы в дар —
Какой драгоценный для нас экземпляр!
Зверь этот когда – то был в мир нередок,
Он глуп был ужасно, но это – наш предок!
Весь род наш от этой породы идет».
И древних пород при образе отчетом,
Об этом курьезном двуногом животном
Нам лекцию новый профессор прочтет.
 

Не надо

 
Ты счастья сулишь мне. Ох, знаю я, да!
Что счастье? – Волненье! Тревога!
Восторги! – бог с ними! Совсем не туда.
Ведет меня жизни дорога.
 
 
Я знаю, что счастье поднять не легко.
Ну, мне ли тащить эту ношу?
Я с нею, поверь, не уйду далеко,
А скрючусь и вмиг ее сброшу.
 
 
Я в том виноват ли, что в пылких делах
Порывистых сил не имею,
Что прытко ходить не могу в кандалах,
Без крыльев летать не умею?
 
 
Устал я, устал. У судьбы под рукой
Душа моя отдыху рада.
Покоя хочу я; мне нужен покой,
А счастья мне даром не надо!
 

Современный гений

 
Он гений говорят, – и как опровергать
Его ума универсальность?
Бог произвел его, чтоб миру показать
Души презренной гениальность.
Изменник царственный! он право первенства
У всех изменников оспорил
Он все нечистое возвел до торжества
И все святое опозорил.
Диплом на варварство, на низости патент
Стяжал он – подлости диктатор,
Клятвопреступник, тать, бесчестный президент
И вероломный император!
Он говорит: «Клянусь!», а сам уж мысль таит
Смять клятву, изорвать присягу,
«Империя – не брань, но мир», – он говорит,
А сам выдергивает шпагу.
Достигнув вышины чрез низкие дела,
В Италию просунул лапу.
Пощупал – тут ли Рим и дядина орла
Когтями он пригладил папу;
Опутав Англию своим союзом с ней,
Ей поднял парус дерзновенной,
И немощь жалкую лоскутницы морей
Он обнажил перед вселенной;
Свою союзницу на гибель соблазнил
Сойти с родной ее стихии;
Защитник Турции, ее он раздавил
Защиту противу России, —
И тонет в оргиях, и гордо смотрит он
На свой Париж подобострастной,
И, перед ним склонясь, продажный Альбион
С своей монархией безгласной
Ему сметают пыль с темнично-белых ног
И веллингтоновской подвязкой
Венчает нашего предателя чулок,
Быль Ватерло почислив сказкой.
Убейте прошлое! пусть дней новейших суд
Во прах историю низложит!
Бытописатели вновь примутся за труд
И прах разроют… но, быть может,
До дней сих доведя рассказ правдивый свой
И видя, как упрек здесь горек
Для человечества, дрожащею рукой
Изломит грифель свой историк
И разобьет скрижаль!.. Но летопись греха
И гнусных козней вероломства
На огненном крыле могучего стиха,
Дойдет, домчится до потомства
И передаст ему, как страсбургский буян,
Нахал, питомец беззаконий,
С прикормленным орлом, бесстыдный шарлатан,
Мятежник, схваченный в Булоньи,
И из тюрьмы беглец – законами играл
И всем святым для человека
И, стиснув Францию, с насмешкой попирал
Высь девятнадцатого века………
Гюго! твой меткий ямб в порыве гневных сил
Ему бессмертье обеспечил,
Ты хищника стихом железным заклеймил
И стыд его увековечил,
И жаль мне одного, что этот срам вверял
Ты гармоническому звуку
И что, его клеймя, невольно замарал
Ты поэтическую руку.
А ты пока сияй, верховный образец
Измен, разбоев и предательств!
Ты видишь, для тебя язык богов певец
Готов унизить до ругательств,
Но время разорвет твою с фортуной связь,
Гигант нечестия в короне!
Хлам человечества! Увенчанная грязь!
Монарх с пощечиной на троне.
 

Та ли это?

 
Боже мой! Она ли это?
Неужели это та,
Пред которою поэта
Бурно двигалась мечта?
Та ли это, что, бывало,
Очи вскинув иль склоня,
Сына грома и огня
Возносила и свергала;
И рассыпчатых кудрей
Потрясая черной прядью,
Трепетала над тетрадью
Гармонических затей;
И глазами пробегая
По рифмованным листам,
Пламенела, прилагая
Пальчик к розовым устам?
Та ль теперь – добыча прозы —
Отмечает лишь расход,
На варенье щиплет розы
И солит янтарный плод?
Та ль теперь в углу тенистом,
С преклоненной головой,
Целый день сидит за вистом
Безнадежною вдовой!
В чепчик с блондовой оборкой
Да в капот облечена —
Над козырною шестеркой
Призадумалась она…
Взносит руку – угрожает,
Но, увы! Сия гроза
Уж не сердце поражает, —
Бьет червонного туза!
 

7 апреля 1857

 
Христос воскрес!
Воскресни ж все – и мысль и чувство!
Воспрянь, наука! Встань, искусство!
Возобновись, талант словес!
Христос воскрес
 
 
Возобновись!
Воскресни, Русь, в обнове силы!
Проснись, восстань из недр могилы1
Возникни, свет! Дел славных высь,
Возобновись!
 
 
Возникни, свет!
Христос во гробе был трехдневен;
Ты ж, Русь… Творец к тебе был гневен;
Была мертва ты тридцать лет,
Возникни, свет!
 
 
Была мертва!
На высоте, обрызган кровью,
Стоял твой крест. Еще любовью
Дышала ты, но голова
Была мертва.
 
 
Дышала ты, —
И враг пришел, и в бранном зное
Он между ребр твоих стальное
Вонзил копье, но с высоты
Дышала ты.
 
 
Вонзил копье —
И се: из ребр твоих, родная,
Изыде кровь с водой Дуная
И враг ушел, в тебя свое
Вонзив копье.
 
 
И враг ушел!
Воскресла б ты, но, козни сея,
Тебя жмет нечисть фарисея,
Чтоб новый день твой не взошел,
А враг ушел.
 
 
Твой новый день
Взойдет – и зря конец мытарствам,
Ты станешь новым, дивным царством.
Идет заря. Уж сдвинул тень
Твой новый день.
 
 
Идет заря.
Не стало тяжкого молчанья;
Кипят благие начинанья,
И на тебя с чела царя
Идет заря.
 
 
И се – тебя
Не как Иуда я целую,
Но как разбойник одесную;
«Христос воскрес» – кричу, любя,
О, Русь, тебя.
 
 
Христос воскрес!
И ты, земля моя, воскресни,
Гремите, лиры! Пойтесь, песни!
Отчизна! Встань на клик небес!
Христос воскрес!
 

Авдотье Павловне Баумгартен

 
Примите! Груз стихов моих
Вам представляю в этих томах;
Немало вы найдете в них
И чувств, и мыслей, вам знакомых
Чего не понял бы никто,
Я знаю – все поймется вами;
Душой доскажется вам то,
Что не досказано словами.
Еще при юности огне
Вы светлой музой были мне,
Светилом дней тех незабвенных,
Моею лучшею мечтой,
Предметом песен вдохновенных
И стонов лиры золотой.
С какою сладкой нервной дрожью
Стихи, что я для вас слагал,
Бывало, к вашему подножью
Я с сердцем вместе повергал!
И каждый взгляд ваш благодарный
Мне был – источник новых сил;
Меня он в мир высокопарный,
В соседство к богу возносил;
И снисхожденья неземного
Исполнясь к страннику земли,
Меня, уже немолодого
Слугу, поклонника простого, —
Своим вы другом нарекли,
И в этом сане, в этом чине,
Я свысока на мир смотрю:
«Друзья! Я – друг моей богини!» —
Друзьям я гордо говорю.
И вам, с душой перегорелой,
Старик, под старость одурелой,
Вверяю, тайно от других
Я бремя мук моих бессильных,
Моих дурачеств предмогильных,
Предсмертных глупостей моих,
Любви, не стоящей вниманья
И слез, достойных посмеянья…
Но все ж – вам гласно объявлю,
Что я до гроба – не изменник:
Я ратник ваш, а там лишь пленник,
Я там влюблен, а вас люблю!
 

Я. П. Полонскому

 
Между тем как на чужбине
Лучшим солнцем ты согрет,
в холодах проводим ныне
Мы одно из наших лет.
У Невы широководной
В атмосфере непогодной,
И отсюда наш привет
Шлем тебе, наш превосходной,
Драгоценнейший поэт!
 
 
Говорят, что ты оставил
Баден – Баден и к местам
Приальпийским путь направил,
И теперь витаешь там.
Воздух сладостный Женевы,
Как дыханье юной девы,
Да влечет тебя к мечтам
И внушит тебе напевы
Новых песен, милых нам.
 
 
Коль наладит с русской кровью
Воздух тот – ему и честь.
Пусть он даст прилив здоровью
Твоему. – Ты ж нам дай весть:
Как живешь вдали и вчуже?
Мы ж поем все песню ту же:
где ж нам новую завесть?
Прозябаем в летней стуже;
А ведь все ж отрада есть.
 
 
В шубах ездим мы на дачу
Под приветный кров спеша
К тем, которых я означу
Здесь начальной буквой Ш…
Догадайся, – к тем знакомым,
Что живут уютным домом,
Где сидишь, легко дыша,
И радушным их приемом
Согревается душа,
 
 
К согреванью ж плоти грешной
Есть камин и чай гостям;
И вчера у них успешно
Побеседовалось нам;
Был Щербина, Сонцов; снова
О тебе метали слово —
Знаешь – с бранью пополам;
Вспоминали Соколова
И фон – Яковлева там.
 
 
И стихи твои читали,
И казалось мне: в тиши
В них оттенки трепетали
Подвижной твоей души,
И – не надобно портрета, —
Личность светлая поэта
Очерталась: поспеши
Дать еще два, три куплета —
И подарок доверши.
 

«Воплощенное веселье…»

 
Воплощенное веселье,
Радость в образе живом,
Упоительное зелье,
Жизнь в отливе огневом,
Кипяток души игривой,
Искры мыслей в море грез,
Резвый блеск слезы шутливой
И не в шутку смех до слез,
Легкой песни вольный голос,
Ум с мечтами заодно,
Дума с хмелем, цвет и колос,
И коронка, и зерно.
 

Признание в любви чиновника заемного банка

 
Кредитом страсти изнывая,
Красавица! У ног твоих
Горю тобой, о кладовая
Всех мук и радостей моих!
 
 
По справке видно самой верной
Что я – едва узрел твой лик —
Вмиг красоты твоей безмерной
Я стал присяжный ценовщик.
 
 
Но цифры все мои ничтожны,
Все счеты рушиться должны,
По всем статьям итоги ложны,
Я вижу: нет тебе цены!
 
 
Сам контролер – моих страданий,
Конечно б, всех не сосчитал!
Моих и мыслей и желаний,
В тебя я внес весь капитал.
 
 
Я внес – и не брал документов
На сей внесенный мною вклад.
И ждал, чтоб мне в замен процентов
Тобой был кинут нежный взгляд.
 
 
Бог дал мне домик. Чуждый миру
Сей домик – сердце; я им жил:
Я этот дом, любви квартиру,
В тебе, как в банке, заложил.
 
 
Чертог не каменный, конечно!
(Таких и нету у меня) —
Он пред тобой стоял беспечно.
Незастрахован от огня.
 
 
И обгорел, но я представил
Тебе и пепел – все, что мог;
Молю: помимо строгих правил
Прими убогий сей залог!
 
 
Прими – и действуй без прижимки:
Арест, коль хочешь, налагай,
Лишь бедный дом за недоимки
В публичный торг не назначай!
 
 
Да и к чему? Никто не купит,
Ты за собой его упрочь,
Все льготы дай! Чуть срок наступит —
Отсрочь, рассрочь и пересрочь!
 
 
Одно своим я звал именье,
И было в нем немного душ:
Одна душа в моем владеньи
Была и в ней все дичь и глушь.
 
 
Теперь и душу я, и тело
Сдаю, кладу к твоим стопам.
Ты видишь: чистое тут дело;
А вот и опись всем статьям.
 
 
Моя вся пашня – лист бумаги,
Мой плуг – перо; пишу – пашу;
Кропя дождем чернильной влаги,
Я пашню ту песком сушу…
 
 
На роковом Смоленском поле
Моя землица, но и тут
Имею я сажень – не боле,
И ту мне после отведут
 
 
Я весь, как ведомость простая,
Перед тобой развит теперь.
С натурой описи сличая,
Обревизуй и все проверь.
 
 
Тебе служить хочу и буду
Я всем балансом сил моих,
Лишь выдай мне с рукою в ссуду
Всю сумму прелестей твоих!
 
 
Мы кассу общую устроим,
Кассиром главным будешь ты,
И мы вдвоем с тобой удвоим
Свои надежды и мечты.
 
 
Хоть будет не до хваток гибель
Кой в чем; за то в любви у нас
Чрез год иль менее – уж прибыль,
Клянусь, окажется как раз.
 
 
И так из года в год умножим
Мы эти прибыли с тобой,
И вместе мы себя заложимо
В наш банк последний – гробовой!
 

К точкам

 
Знакомки старые? О вы, в немые строчки,
Средь огненных стихов, разбрызганные точки!
Скажите: бросив здесь неконченый куплет,
Сам, мимо всех чинов, насыпал в вас поэт,
Иль вы явились тут и в должности и в чине —
По независящей от автора причине?
Поставленны ль в замен игривых, острых слов,
Могущих уколоть каких-нибудь глупцов,
Которые живут на нашем попеченьи,
Имея иногда особое значенье?
Иль заменили вы нескромный оборот
Речей, способных жечь и соблазнять народ,
Вводить в лукавый грех жену или вдовицу
И заставлять краснеть стыдливую девицу?
Иль правда смелая идеи роковой,
Чтоб не тревожить мир больной, полуживой,
За вами спряталась? Так, в отвращенье грому
И шуму от езды по тряской мостовой,
Кидают пред жильем недужного солому.
 

Желания

 
Кругом существенность бедна;
Везде – концы, пределы, грани;
Но в скудной жизни мне дана
Неограниченность одна —
Неограниченность желаний.
Желаньем в вечность я лечу;
И – червь земли – в быту убогом
Я всемогущим быть хочу,
Я быть хочу – безумец – богом.
Я чуть ступил – и изнемог,
Но с жалкой слабостью своею
В своих желаньях я, как бог,
Я беспредельностью владею,
И повелительно свою
Тебе я возвещаю волю,
И блага все тебе на долю
В прямых желаньях отдаю;
И – близок час: перегорая
В последнем пламени любви,
Тебе скажу я, умирая:
«Прости! Будь счастлива! Живи!»
 

«Поселившись в новой кельи…»

 
Поселившись в новой кельи
Стран измайловских в глуши,
За привет на новоселье
Благодарность от души
Лавроносному поэту
Всеусердно приношу
Я любезность, и прошу
Озарять мой темный угол
Поэтическим лучом,
Хоть иные – то как пугал
Рифм боятся, да и в чем
Не дано им как-то вкусу:
Пусть боятся. Храбрость трусу
И несродна; – их потреб
Музы чужды; что им Феб?
Мы ж – присяжники искусства —
Стариною как тряхнем,
Новичков – то силой чувства
Всех мы за пояс заткнем.
современные вопросы,
Канканируя, они
Пусть решают! Мы ж в тени
Гаркнем: прочь, молокососы!
Тяжба с нами вам невмочь.
Знайте: можем всех вас в купе
Мы в парнасской нашей ступе
В прах мельчайший истолочь.
 

Игра в шахматы

 
Войско стоит против войска. Готовятся к бою.
Высится гордо над всеми король головою.
Пешки стоят впереди. – Им сначала идти и валиться.
В задних рядах королева и важные лица.
Падают пешки. – То сволочь! Никто и не плачет.
Пусть очищается прочим; а конь через головы скачет.
Строются планы, к врагов пораженью приемлются меры.
Накось, облическим шагом идут офицеры.
Башни стоят по углам. Их натуре не свойственно прыгать.
Сам же король иногда в своей сфере домашней
Башню швырнет через себя, да и станет за башней;
А поелику царю неучтиво сказать: ретируйся! —
Коротко и нежно ему говорят: рокируйся!
Он безопасного места заранее ищет в сражениях,
Важности ради великой не быстр он в словах и движеньях.
С клетки на ближнюю клетку ступает направо, налево,
Взад и вперед, да и только. – А вот – королева,
Та семимильно шагает и наскось и прямо;
Многое ей позволяется. – Это ведь дама!
То через все поле сраженья, через смутную пашню
По-офицерски летит она вкось, то как башню
Прямо ее переносят: ее и противник уважит:
Ей приготовя удар, – «Берегись!» – он ей скажет.
Если опасность грозит королю, тот удар не творится
Сразу ему: предварительно «шах» говорится.
Случай коль есть заслонить, то и с места его не сдвигают,
Пусть не тревожится! Все короля охраняют.
На смерть все пешки пойдут и фигуры: ни слова,
Пасть за него и сама королева готова.
Если шах от коня, то нельзя оградить – это значит:
Сам уходи! Ибо конь чрез ограды все скачет.
Если же мат королю, то хоть сил еще много,
Войско сдается бессорно. – Прямая дорога
Всем остальным тут фигурам и пешкам – путь в ящик.
Здесь представляется участи общей образчик.
Тут, не боясь уж подвергнуться царскому гневу,
С пешками вместе кладут короля, королеву,
Знать тут и сволочь – все вместе. Таков уж обычай!
Кто победил, кто сражен – все туда, без различий!
Кончена партия. – Ходы все те ж на земле повторяя,
Смертный волнуется партию жизни играя.
Разница та, что игрок сам в игру ту невольно
Вводится высшею силой, подчас хоть и больно.
Мнит он: «Я двигал игру всю», – а рок самого его двигал,
Сам он и пешкой служил, да и конником прыгал.
Был офицером и башней. «Мат» – скажет верховный указчик,
Сходит с доски он игральной и прячется в ящик.
 

Песнь радости
[из Шиллера]

 
Радость! Ты искра небес; ты божественна
Дочь Елисейских полей!
Мы, упоенные, входим торжественно
В область святыни твоей.
Все, что разрозненно светским дыханьем,
Вяжешь ты братства узлом;
Люди там – братья, где ты над сознанием
Легким повеешь крылом.
 
(Хор)
 
Всем – простые объятья!
Люди! Всех лобзаем вас.
Там – над звездным сводом, братья,
Должен быть отец у нас.
 
 
С нами пируй, кто подругу желанную,
Дружбы нашел благодать,
Кто хоть единую душу избранную
Может своею назвать,
Знает, как бьется любовию сладкою
Жаркая грудь на груди!..
Если ж кто благ сих не ведал, – украдкою,
С плачем от нас отойди!
 
(Хор)
 
Все, над чем лик солнца ходит,
Пусть обет любви творит!
Нас туда любовь возводит,
Где неведомый царит.
 
 
К персям природы припав, упивается
Радостью каждая тварь:
Добрый и злой неудержно кидается
К этой богине в алтарь.
Радость – путь к дружбе, к сердечному счастию,
К чаше с вином золотым;
Червь упоенный ползет к сладострастию,
К богу летит херувим.
 
Хор
 
Люди, ниц! Во прах главами!
Сердце чует: есть творец.
Там он, люди, над звездами —
Царь ваш, бог ваш и отец.
 
 
Радость – пружина в часах мироздания.
Маятник этих часов.
Радость! Ты – пульс в организме создания,
В жилах вселенной ты – кровь.
Долу – ты цвет вызываешь из семени;
В небе – средь вечной игры,
Водишь по безднам пространства и времени
Солнцы, планеты, миры.
 
Хор
 
Как летят небес светила,
Так по дольнему пути
Каждый, братья, в ком есть сила,
Как герой на бой – лети!
 
 
Радость! ты путь указуешь искателю
К благу – к венцу бытия;
В огненном зеркале правды – пытателю
Зрима улыбка твоя;
Смертному веешь ты солнечным знаменем
Веры с крутой высоты;
В щели гробов проникающим пламенем
Блещешь меж ангелов ты.
 
Хор
 
Люди! Наш удел – терпенье.
Всяк неси свой в жизни крест!
Братья! Там возногражденье —
У отца, что выше звезд.
 
 
Будем богам подражать! На творение
Милость их сходит равно.
Бедный, убогий! Приди – наслаждение
С нами вкусить заодно!
Злоба! останься навеки забытою!
Враг наш да будет прощен!
Пусть обретет он слезу ядовитую!
Пусть не терзается он!
 
Хор
 
В пламя – книгу долговую!
Всепрощение врагам!
Бог за нашу мировую
Примирится с нами – там.
 
 
Пенится радость и в чаши вливается,
Золотом гроздий горя;
В робкого с нею дух бодрый вселяется,
Кротости дух – в дикаря.
Встанем, о братья, и к своду небесному
Брызнем вином золотым!
Встанем – и доброму духу безвестному
Этот бокал посвятим!
 
Хор
 
В хорах звездных кто прославлен,
Серафимами воспет,
Выше звезд чей трон поставлен —
Здесь да внемлет наш привет!
 
 
Братья! Терпенье и твердость – в страданиях!
Помощь невинным в беде!
Строгая верность – в святых обещаниях!
Честность и правда – везде!
Пред утеснителем – гордость спокойная!
Губит: умри – не дрожи!
Правому делу – награда достойная!
Гибель – исчадиям лжи!
 
Хор
 
Лейся, нектар! Пеньтесь, чаши!
Круг! Теснее становись!
Каждый вторь обеты наши!
Божьим именем клянись!
 
 
Братья! Пощада – злодея раскаянью!
Цепи долой навсегда!
Смерти есть место: нет места отчаянью!
Милость – и в громе суда!
И да услышим из уст бесконечного
Глас его: мертвый! живи!
Ада нет боле! Нет скрежета вечного!
Вечность есть царство любви.
 
Хор
 
Буди светел час прощанья!
По могилам – сладкий сон!
В день же судный, в день восстанья
Благость – суд, любовь – закон!
 

Страницы книги >> Предыдущая | 1 2 3 4 5 | Следующая
  • 0 Оценок: 0

Правообладателям!

Это произведение, предположительно, находится в статусе 'public domain'. Если это не так и размещение материала нарушает чьи-либо права, то сообщите нам об этом.


Популярные книги за неделю


Рекомендации