Текст книги "Ленинградская бойня. Страшная правда о Блокаде"

8-я армия, топтавшаяся на месте, получила приказ организовать к 5 октября наступление силами 10-й и 11-й стрелковых дивизий и отдельного танкового батальона с целью уничтожить противника в районе Троицк, Петергоф. В ночь перед наступлением в Новом Петергофе был высажен отряд в 498 бойцов во главе с полковником А.Т. Ворожиловым и комиссаром А.В. Петрухиным, сформированный из корабельных комендоров, электриков, минеров линейных кораблей, инструкторов школ учебного отряда, курсантов военно-морского политического училища. Десант должен был рассечь петергофский клин противника, облегчив соединение войск 8-й и 42-й армий. Но!

«Каким-то образом, – удивляется маршал Жуков, – противник обнаружил подход по морю десанта и встретил его огнем еще на воде. Моряков не смутил огонь противника. Они выбрались на берег, и немцы побежали. Увлекшись первыми успехами, моряки преследовали бегущего противника, но к утру сами оказались отрезанными от моря». В трехдневном бою десантники полегли все, сполна заплатив за жуковские увлечения. В ночь на 6-е и на 8 октября в районе Стрельна, завод «Пишмаш» высаживались десанты, сформированные из подразделений 20-й дивизии НКВД – с тем же результатом, поскольку наступление 8-й и 42-й армий провалилось, едва начавшись, ввиду значительных потерь в личном составе. В последнем случае командование ЛенВМБ все-таки попыталось «выдумать операцию» и подало заявку на авиационное обеспечение высадки. Однако штаб ВВС Балтфлота заявку не принял.

«Но десантники не даром отдали свои жизни, они нанесли врагу урон в живой силе», – утешает адмирал В.Ф. Трибуц.

«Десанты, хотя и не смогли полностью выполнить свои задачи, потому что нам не удалось соединиться с ними, все же нанесли противнику значительные потери», – подпевает генерал-комиссар А.Д. Окороков. Какие именно «потери» и в чем заключался «урон» – никто из 1811 десантников уже не расскажет.

В ходе операции полностью погиб и 124-й танковый полк майора Лукашика. Танкисты, наступая со стороны Ленинграда, 8 октября «прорвали» вражескую оборону: немцы, пропустив тяжелые КВ, советскую пехоту отсекли огнем. Выйдя в район Стрельны, полк получил задачу вести поиски пропавшего десанта. Сутки спустя он был уничтожен, из окружения вышли лишь три человека. Об этом бое сохранилась запись в журнале боевых действий 18-й немецкой армии: «Приданные 50-му армейскому корпусу зенитные подразделения, предотвращая танковый прорыв под Урицком, подбили в оборонительных боях 17 тяжелых (52 тонны) танков противника. Из них восемь танков в течение 70 минут уничтожил расчет унтер-офицера Нойманна».

От устья Тосны до Ям-Ижоры 168-я, 86-я и прибывшие сюда в конце сентября с Ораниенбаумского плацдарма 125-я и 268-я стрелковые дивизии 55-й армии продолжали штурмовать противотанковый ров и село Ивановское. На 3 октября было намечено новое наступление.

«Времени, отведенного на подготовку, было совершенно недостаточно, и штабы не могли в него уложиться, – вспоминает генерал В.П. Свиридов. – Но, когда командир одной из дивизий доложил о неготовности своих частей и попросил отсрочки, командующий 55-й армией генерал И.Т. Лазарев ответил: «О часе наступления знает товарищ Сталин, и я не стану откладывать операцию. Если хотите, докладывайте сами».

Такому вескому аргументу возразить было нечего. Вновь по очереди, без артиллерии и взаимодействия между собой, ходили в атаки полки и батальоны.

«Комбат дал мне задание: вновь поступившее пополнение из казахов переписать поротно и повзводно и развести по местам, – рассказывает Ю.И. Смоленский, бывший адъютант 3-го батальона 330-го полка 86-й стрелковой дивизии. – Началось что-то ужасное: казахи по-русски не говорят, а я не воспринимаю на слух их фамилий. Кое-как переписал, некоторым поставил лишь номера. Развел по местам. Болото, снег, ночь. Копать нельзя – сразу проступает вода. Солдаты лежат между кочками, где линия фронта – неясно.

Утром приказ: следуя во втором эшелоне, форсировать Тосну; первый эшелон почти полностью погиб. На берегу и в воде – множество трупов, наших и немецких. Плавсредств нет. (И правда, сколько той Тосны, всего-то 120 метров.) Поплыли – кто на бревне, кто как. («Хоть бы один сука-командующий попробовал под огнем плыть на этих «сподручных средствах», – писал Виктор Астафьев.) Преодолели Тосну, выбрались на крутой берег к немецким окопам. Немцы побежали. Наши, голодные, вместо того чтобы закрепляться, начали «трофеить» по офицерским землянкам: там вино, там еда. Немцы тем временем опомнились и пошли в контратаку. Теперь побежали мы – обратно за Тосну.

Опять мы на своем берегу, в болоте. Шинели мокрые, обсушиться негде, костра не разведешь…»

Вспоминает Д.В.Иванов, бывший помощник начальника штаба 947-го СП 268-й дивизии: «30 сентября 41 г. ночным маршем мы прибыли на ст. Понтонная и получили приказ с ходу, без разведки и артподготовки, наступать на противника, вышедшего на западный берег р. Тосны. Бой начался на рассвете 1 октября в трудных условиях болотистой местности. Немецкие огневые точки не были подавлены, и наши атаки не приносили успеха. Действия малочисленной авиации также были неэффективными и не могли помочь пехоте. За первые три дня боев мы потеряли ранеными и убитыми 50 % своего состава. Наступление продолжалось вплоть до 13 октября, но добиться успеха так и не удалось.

С 14 октября дивизия заняла оборону по р. Большая Ижорка на протяжении 5 км… Противник наступательных действий не предпринимал, но беспрестанно обстреливал, и мы теряли от его огня по 15–20 человек в день.

22 октября началось наше наступление на д. Усть-Тосно. Артподготовка проводилась 76-мм пушками образца 1902/30 г., которые оказались не в состоянии разрушить огневые точки противника – как по времени, так и по количеству выпускаемых снарядов. Каждый раз во время атаки оживали немецкие доты и дзоты и открывали ураганный огонь по атакующим.

3 ноября нас сменили части 70-й и 90-й СД. Им ставилась та же задача: овладеть д. Усть-Тосно и переправиться на восточный берег реки».

И полковник В.Л. Зиновьев, бывший начальник оперативного отдела штаба 125-й стрелковой дивизии генерал-майора П.П. Богайчука, вспоминает:

«Противник, захвативший противотанковый ров, занимал более выгодное положение, чем подразделения и части нашего соединения. Приспособив ров к обороне, гитлеровцы господствовали над местностью. А окопы нашей передовой линии проходили по открытому, ничем не защищенному полю, долине. Она простреливалась всеми видами оружия на большую глубину. Долина вскипала от вражеского артиллерийского и минометного огня, простреливалась пулеметными и автоматными очередями, сеяла смерть. С тем, что у нас не было более надежной и выгодной позиции, приходилось мириться, потому что за нашими спинами были Колпино, Ижорский завод, Ленинград.

…захватив центральную часть рва, мы рано торжествовали. Перед рассветом фашисты открыли такую орудийно-минометную пальбу по передовой и нашим тылам, что небу было жарко. А со стороны железнодорожного полотна и Ям-Ижоры палили по флангам ударной группы пулеметы. За несколько минут по нам было выпущено столько снарядов и мин, что, казалось, живого места не осталось. Ударная группа 466-го полка и присланная ночью в помощь ей командующим армией рота бойцов оставили противотанковый ров.

Все осталось по-прежнему.

Приказа овладеть противотанковым рвом никто не давал. Это была инициатива нашего комдива, одобренная командующим 55-й армией. Теперь же, когда ров снова заняли фашисты, последовал приказ высшего командования: ров вернуть во что бы то ни стало! А виновных в потере рва – наказать!

И началось разбирательство… Велись поиски виновников сдачи рва. В эту неблагодарную работу включилась дивизионная прокуратура. Она нашла «конкретного виновника». Под трибунал отдали командира 466-го стрелкового полка майора Козино… После этого в дивизии родилась поговорка: «Был бы военный трибунал, а виновники всегда найдутся».

…С тех пор как ударная группа майора Козино впервые взяла противотанковый ров, он стал переходить из рук в руки. Ночью или перед рассветом мы брали его, а утром ров захватывали фашисты. Так было и в октябре, так было и позже».

125-я стрелковая дивизия потеряла в октябре более 5 тысяч человек.

Во второй половине месяца 86-я и 168-я стрелковые дивизии с Тосненского рубежа были переброшены к Невской Дубровке. На смену прибывали 70, 85 (бывшая 2-я ДНО), 43 и 90-я дивизии и 7-я бригада морской пехоты. Им ставилась та же задача: взять противотанковый ров, овладеть Усть-Тосно и переправиться на восточный берег реки. С немецкой стороны на этом направлении сидели в обороне все те же 122-я дивизия и правофланговый полк 121-й пехотной дивизии.

Общие потери 55-й армии в октябре составили 17 235 бойцов и командиров.

6 октября генерал армии Жуков был отозван на Западный фронт – спасать Москву. Командование Ленинградским фронтом принял генерал-майор И.И. Федюнинский, 42-ю армию возглавил бывший командующий 10-м стрелковым корпусом генерал-майор И.Ф. Николаев.

Силы группы армий «Север» в начале октября оказались распыленными по нескольким операционным направлениям. Германские войска вели боевые действия на фронте южнее озера Ильмень, по рекам Волхов и Нева, на южных подступах к Ленинграду, против советских войск на Ораниенбаумском плацдарме и Моонзундских островах. Не имея возможности создать достаточно мощную ударную группировку для штурма Ленинграда, немцы, как уже говорилось, решили разрушить город огнем артиллерии и ударами авиации, а его защитников задушить голодом.

Чтобы окончательно лишить Ленинград связи со страной, германское командование по инициативе фельдмаршала Лееба в первых числах октября вернулось к идее полной блокады. Замысел состоял в том, чтобы сломить сопротивление советских войск на Волхове и ударом через Тихвин к реке Свирь перерезать сухопутные коммуникации, подводящие к Ладожскому озеру, лишить тем самым Ленинград и оборонявшие его войска последней возможности получать помощь по этому озеру и, одновременно соединившись с Карельской армией финнов, единым фронтом образовать внешнее кольцо блокады.

Впервые Гитлер высказал эту мысль 1 октября, в самом начале наступления на Москву. Но операция группы армий «Север» была отложена до появления возможности сосредоточить здесь достаточное количество пехоты и пополнить подвижные войска людьми и материальной частью. Директивой от 7 октября Верховное командование вермахта вновь подтвердило поставленную ранее задачу разрушить Ленинград и истребить его население. В первой половине октября в полосу группы армий «Север» прибыли 250-я пехотная дивизия испанских добровольцев-фалангистов, 212-я и 227-я пехотные дивизии из Франции, 7-я парашютно-десантная дивизия из Греции и 2-я пехотная бригада СС из Германии. Теперь группа фон Лееба насчитывала 33 дивизии и 2 бригады. Самолетный парк 1-го воздушного флота насчитывал 250 машин.

Для наступления на свирском направлении противник выделил 39-й моторизованный, 1-й и 38-й армейские корпуса. Остальные силы 16-й армии были задействованы южнее озера Ильмень, а 18-я армия удерживала мгинский выступ и вела борьбу на южных подступах к Ленинграду.

Советские войска на северо-западном направлении занимали следующее положение: 7-я отдельная армия противостояла Карельской армии финнов по реке Свирь, а 23-я армия Ленинградского фронта на Карельском перешейке вдоль старой государственной границы – войскам Юго-Восточной армии финнов; 42-я и 55-я армии обороняли южные подступы к Ленинграду; Невская оперативная группа действовала восточнее – вдоль северного берега Невы, а 54-я армия занимала оборону по восточному фасу мгинского выступа; 8-я армия удерживала приморский плацдарм в районе Ораниенбаума; 8-я отдельная стрелковая бригада продолжала защищать полуостров Ханко, а 3-я отдельная стрелковая бригада и морские части вели бои на Моонзундских островах. Южнее 54-й армии оборонялись 4-я и 52-я отдельные армии, подчиненные непосредственно Ставке, и Новгородская армейская группа Северо-Западного фронта.

Советское командование, в свою очередь, намечало провести операцию по деблокаде города. План ее был утвержден Ставкой 14 октября. Цель операции заключалась в том, чтобы встречными «стремительными» ударами 54-й, 55-й армий и Невской оперативной группы в общем направлении на Синявино к исходу второго дня окружить и уничтожить шлиссельбургско-синявинскую группировку противника и восстановить сухопутную связь Ленинграда со страной. Балтийский флот начал осуществлять переброску шести дивизий с Ораниенбаумского плацдарма. Военный совет Ленинградского фронта предполагал начать операцию 20 октября. Для участия в ней привлекались 10 стрелковых дивизий, 2 стрелковые и 4 танковые бригады – всего 70 тысяч человек, 475 орудий (эта цифра дается почему-то «без учета артиллерии усиления и Краснознаменного Балтийского флота»), 160 танков. ВВС Ленинградского фронта имели 225 исправных самолетов, ВВС Балтфлота – 134.

Противник, по советским данным, имел на синявинском направлении около 54 тысяч человек и 450 орудий. Он опирался на сильную оборону с большим количеством инженерных сооружений, построенных в лесисто-болотистой местности и прикрытых минно-взрывными и проволочными заграждениями.

Еще в ночь с 19 на 20 сентября по приказу Жукова части Невской оперативной группы, командовать которой был назначен генерал-лейтенант П.С. Пшенников, – 115-я стрелковая дивизия, батальон НКВД и 4-я бригада морской пехоты – на собранных по всему правобережью рыбацких плоскодонках, доставленных из города прогулочных лодках и самодельных плотах скрытно, без потерь, переправились через Неву и заняли плацдарм на левом берегу в районе Московской Дубровки. Дальнейшее продвижение было остановлено упорным сопротивлением и контратаками частей 20-й мотодивизии с приданными ей 426-м полком 126-й и 287-м полком 96-й пехотных дивизий. Наспех задуманное, организованное за одни сутки наступление на Мгу провалилось, но и обратной дороги не было: командование фронта и группы все время требовало активных действий, неизменно ставя задачи «овладеть» и «очистить». Подразделения таяли в ежедневных атаках, но успеха не было.

Ночью 20 сентября в районе Шлиссельбурга попыталась преодолеть реку 1-я дивизия НКВД. Полковник Донсков, рассчитывая на внезапность, принял решение переправу организовать ночью, артиллерийскую подготовку перед ее началом не проводить. Видимо, сохранения военной тайны ради, не велись разведка левого берега Невы и выявление огневой системы противника. Заодно пренебрегли и тренировками личного состава в посадке-высадке и использовании плавсредств. Несмотря на такую секретность, немцы начало переправы своевременно обнаружили и ураганным огнем расстреляли первые два эшелона стрелковых полков на воде. Третьим эшелонам форсировать водную преграду было уже не на чем, да и незачем: сюрприза не получилось. 26 сентября, раздобыв моторные катера, Донсков решил высадить наименее пострадавший 2-й стрелковый полк прямо на пристань Шлиссельбурга. В 6 часов утра две роты первого эшелона ворвались на северо-западную окраину города, завязали бой и пропали без вести, катера при возвращении были сожжены противником.

Посильную помощь чекистам в овладении Шлиссельбургом пыталась оказать Ладожская военная флотилия, в период с 19 сентября по 2 октября предпринявшая пять попыток высадить десанты на побережье. В этом деле сухопутное начальство в бездарности исполнения и равнодушии к жизням подчиненных социалистически соревновалось с начальством морским. Жуков считал, что штормовая Ладога советским «мариманам» не помеха, адмиралы отвечали «есть», без всякой подготовки сажали штурмовые группы на корабли и сбрасывали их в прибой, не доезжая берега. В итоге большую часть десанта – 105 курсантов Военно-морского пограничного училища, 40 флотских водолазов, 44 краснофлотца караульной роты – попросту утопили. В отчете по итогам боевой деятельности флотилии капитан 1 ранга В.С. Чероков о шлиссельбургских десантах писал, что «…все они не были удачно выполнены вследствие того, что проводились наспех, без учета метеорологической обстановки. Опыт десантных операций показал на необходимость производства предварительной навигационной разведки, производства более надежного навигационного обеспечения. Нельзя больше допускать, чтобы высаживающемуся десанту приходилось идти по воде около 3 километров (!!), затрачивая на это 2–2,5 часа, как это имело место при проведении операции у Шлиссельбурга, хотя возможности избежать это были».

Ну надо же! На немецких картах этот крупнейший в Европе водоем называется Ладожским морем, в шторм волна здесь достигает восьми баллов, преобладающие глубины – 35—140 метров. Интересно, как увешанные оружием десантники шагали «по воде»? Один из выживших пояснил – по шею.

В конце сентября была также предпринята попытка силами 10-й стрелковой бригады форсировать Неву в районе Отрадное и захватить еще один плацдарм, но вышло еще хуже. После трехдневного боя почти вся бригада погибла вместе со своим командиром полковником В.Н. Федоровым.

Георгий Константинович крепко осерчал, сместил генерала Пшенникова и назначил на его место генерала В.Ф. Конькова с неизменным напутствием: «Задача прежняя – больше активности».

На левом берегу удалось зацепиться только за Невский «пятачок», известный мужеством своих защитников и невероятным количеством людских потерь, – клочок земли около полутора километра по фронту и 700–800 метров в глубину. Весь плацдарм и подступы к нему на западном берегу реки просматривались противником и находились под постоянным артиллерийским, минометным и пулеметным огнем. Советские войска гибли и при подходе к Неве, и во время переправы, и на самом плацдарме, который был буквально перепахан снарядами и минами. Немецкое командование, подкрепив 20-ю мотодивизию частями 8-й танковой дивизии, предприняло усилия для ликвидации «пятачка», но 22 сентября было вынуждено «признать наличие плацдарма на Невском фронте». Русские стояли насмерть. 24 сентября на командный пункт Цорна прибыл представитель Верховного командования вермахта генерал Паулюс, чтобы услышать: «Дивизия отдала последние силы, и она больше не способна на наступательные действия. Всему составу требуется несколько дней на отдых». Паулюс согласился, измотанную и сократившуюся на треть 20-ю моторизованную дивизию сменила 96-я пехотная дивизия генерала Шеде. В конце сентября со Средиземного моря на Невский фронт начали прибывать подразделения 7-й парашютно-десантной дивизии, и они сразу почувствовали, что здесь им не Крит.

«30 сентября, – пишет немецкий военный историограф, – великолепно вооруженные десантники, с энтузиазмом прибывшие на Невский фронт накануне, начали возвращаться назад на санитарных автомобилях. Их настроение резко переменилось. «Лучше трижды прыгать с парашютом на остров Крит, чем провести один день в России!» – говорили они. Очевидно, в столь критической оценке ситуации сказалось отсутствие опыта солдат вести бой на суше». В ходе упорных боев два передних края настолько сблизились, что в минуты затишья можно было услышать разговор и кашель солдат противника, ежедневно немцы расходовали до 8000 гранат: «Пулеметы, винтовки, ручные гранаты, приклады, саперные лопатки и штыки были оружием, с которым бросались друг на друга солдаты с обеих сторон. Страшный исход этих боев и через десятилетия остается в памяти бывших немецких десантников».

Тем не менее германскому командованию удалось главное: «пятачок» был локализован, пристрелян вместе с местами переправ, обложен минными полями, проволочными заграждениями и оборудованными позициями.

Именно отсюда генерал Федюнинский запланировал удар навстречу генералу Хозину. На «пятачок», по размерам равный участку обороны стрелкового батальона, втиснули четыре дивизии и эвакуировали штаб уже уничтоженной 4-й бригады. На западном берегу сосредоточивались и ждали своей «очереди» новые соединения. Для огневой поддержки войск флот организовал специальную артиллерийскую группу, в которую вошли 16 стационарных и 6 железнодорожных батарей, 4 канонерские лодки и 5 эсминцев (это как раз те стволы не самого малого калибра, которые наша историография «не учитывает», так же как бронепоезд «Сталинец-28», оснащенный 100-мм морскими орудиями и 120-мм минометами, или 152-мм гаубицы полков РВГК). Инженеры ломали головы над проблемой, как доставить на плацдарм тяжелые танки, рассматривая самые экзотические проекты: специалисты ЭПРОНа предлагали перетянуть боевые машины по дну стальными тросами, метростроевцы брались прорыть тоннель под Невой, моряки ратовали за сварные понтоны.

Занимавшие 230-километровый фронт от Ладожского озера до озера Ильмень три советские армии и Новгородская армейская группа насчитывали 160 тысяч человек. Их наша военная история тоже «не учитывает», сообщая, что они были слабы, неукомплектованы и «оборонялись на рубежах». Зато генерал Г.Е. Дегтярев, прибывший в 4-ю армию на должность начальника артиллерии, рисует совсем другую картину: «Командарм лично ознакомил меня с районом предстоящих действий, с составом войск, с поставленными перед ними задачами. А задачи эти, по существу, сводились к одному – наступать с целью прорыва вражеской блокады Ленинграда!» Далее следует подробное описание энергичной подготовки к наступлению, которое должно было начаться 18 октября, то есть на два дня раньше ударов Ленинградского фронта.

Однако 16 октября группа армий «Север» развернула наступление на тихвинском направлении. Главный удар моторизованный корпус «матерого волка» генерала Шмидта в составе 8-й и 12-й танковых, 18-й и 20-й моторизованных дивизий наносил с Волховского плацдарма на Грузино, Будогощь, Тихвин, Лодейное Поле. В то же время 11-я и 21-я пехотные дивизии повели наступление по обоим берегам реки Волхов в сторону Волховстроя, а 126-я пехотная дивизия – в направлении Малой Вишеры.

Местность, на которой развертывалось сражение, немецкие топографы определяли как «практически незакартографированную», а солдаты называли ее «коричневые джунгли». Непроходимые леса, топи, отсутствие дорог – все это само по себе представляло труднопреодолимое препятствие для наступающей стороны, ограничивая ее в маневре и делая абсолютно предсказуемыми действия подвижных соединений. И сегодня в этом районе не так много найдется мест, где могут пройти танки. Даже 50 лет спустя единственная коммуникация, связывавшая Чудово и Тихвин, обозначалась на карте как грунтовая; почти параллельно ей пролегала железнодорожная ветка Будогощь – Тихвин. Вторая коммуникационная линия, Кириши – Волхов – Новая Ладога, пролегала по левому берегу реки Волхов. Казалось бы, при таких условиях, имея в составе четырех армий 16 дивизий, одну стрелковую и две танковые бригады, 8 корпусных артполков можно было организовать непреодолимую оборону. Однако случилось иначе: растянутые в нитку без вторых эшелонов и резервов на 130-километровом рубеже соединения 4-й и 52-й отдельных армий не сумели сдержать удар германского кулака.

Они к этому и не готовились, увлеченные своим предстоящим «прорывом», безотносительно к намерениям противника, о котором информации имели чуть больше, чем о жизни на Марсе: вроде того, что немцы все-таки где-то есть. Генерал Дегтярев, к примеру, так описывает проверку штабом армии готовности к наступлению 285-й стрелковой дивизии: «В штабе дивизии были заслушаны краткие доклады начальников оперативного и разведывательного отделений, а затем и начальника штаба дивизии. Все они страдали одним недостатком: слишком поверхностным суждением о противнике, основанным на случайных фактах… Под конец генерал В.Ф. Яковлев задал вопрос командиру дивизии:

– А на каком направлении в вашей полосе наиболее вероятен главный удар противника?

– Командир дивизии стушевался и какими-то невидящими глазами уставился в карту, что лежала перед ним. Наступила неловкая пауза».

Паузу первым нарушил противник.

Вообще сражение вермахта с Красной Армией в этот период больше всего напоминает бой боксера легкого веса против деревенского бугая. Удары «мухача» профессионально точны, они почти всегда достигают цели, но недостаточно сокрушительны. Парень в буденовке в челюсть может засветить добротно, но в основном месит кулаками воздух, так как у него завязаны глаза.

В результате…

К 20 октября немцы прорвали советскую «оборону» и стали продвигаться по трем направлениям. 22 октября они захватили Большую Вишеру, 23 октября – Будогощь, 24-го – Малую Вишеру. Создалась угроза прорыва к Тихвину. Войска рассеченной на части 4-й армии генерал-лейтенанта В.Ф. Яковлева (285, 311, 292-я стрелковые, 27-я кавалерийская дивизии, 119-й отдельный танковый батальон) бильярдными шарами откатывались в разные стороны.

После войны, анализируя причины поражения, маршал К.А. Мерецков напишет: «Немалую роль в неудачах наших войск сыграло то обстоятельство, что почти все части и соединения 4-й армии, в том числе и ее штаб, не имели опыта ведения боевых действий в сложных условиях лесисто-болотистой местности. Штабы теряли управление, войска были беззащитными перед ударами авиации противника. А местность была действительно труднопроходимой. Леса и болота почти сплошь покрывали пространство между рекой Волхов и Тихвином. Многочисленные реки и ручьи пересекали пути движения войск. Населенные пункты встречались редко. Дорог было мало, обширные болота не замерзали даже в сильные морозы». Трудно спорить с маршалом, но ведь все это как раз и приходилось преодолевать противнику, именно он наступал, а не 4-я армия. И откуда, интересно знать, у немцев опыт ведения боевых действий в русских болотах? Менее чем через год наши полководцы точно так же будут учиться воевать в донских степях и горах Кавказа. На какой местности вообще готовилась вести боевые действия Красная Армия?

В такой обстановке началась наступательная операция войск Ленинградского фронта по деблокаде города. На Невском «пятачке» был организован «конвейер смерти»: дивизии без танков (через реку не удалось перебросить ни одной машины) и авиационного прикрытия поочередно ходили в лобовые атаки на сильно укрепленные высоты и теряли большую часть личного состава, остатки подразделений закапывались в землю, на плацдарм приходила новая дивизия с той же задачей. К концу октября 115, 86, 265-я стрелковые и 20-я дивизия НКВД, расширив плацдарм на один километр по фронту, все вкупе имели 1500 бойцов. Навстречу им по кратчайшему пути, через болота, торфоразработки и позиции двух немецких дивизий (126-й и 227-й) пыталась пробиться 54-я армия Хозина – 128, 310, 294, 286-я стрелковые, 3-я и 4-я гвардейские, 21-я танковая дивизии, 1-я отдельная горнострелковая, 16-я и 122-я танковая бригады, два полка корпусной артиллерии. Пока советские войска рвали блокаду, нанося удары вдоль берега Ладожского озера, южнее немцы продвигались к Тихвину, накладывая внешнюю петлю удавки.

Для ликвидации прорыва противника на тихвинском направлении Ставка выделила четыре дивизии с Ленинградского фронта, три – из своего резерва и одну – из резерва Северо-Западного фронта.

Две стрелковые дивизии из 8-й и 42-й армий – 80-я и 281-я – перебрасывались самолетами. В условиях штормовой погоды Ладожская флотилия переправила с западного на восточный берег озера 191-ю, 44-ю стрелковые дивизии и 6-ю отдельную бригаду морской пехоты – около 21 тысячи человек, 129 орудий, больше сотни танков, автомашин, тракторов и около тысячи лошадей. Войска, сойдя с кораблей, сразу же направлялись на передовые позиции и с ходу вводились в бой. В Тихвин прибыла 92-я стрелковая дивизия, начала выгрузку 60-я танковая. Из состава 54-й армии на тихвинское направление передавались 310-я и 4-я гвардейская дивизии. На рубеж реки Малая Вишера выдвигалась 259-я стрелковая дивизия Северо-Западного фронта. Одновременно Ставка потребовала продолжать активные действия на синявинском направлении.

Прибывавшие соединения, не закончив сосредоточения, немедленно по частям бросались в контратаки. Особых успехов они не достигли, но к 28 октября войска 4-й отдельной армии приостановили наступление противника в 40 км юго-западнее Тихвина, а 52-я армия – восточнее Малой Вишеры.

В конце октября, как уверяет Федюнинский, по собственной просьбе, его переместили с поста командующего Ленинградским фронтом на 54-ю армию. Генерал Хозин соответственно возглавил фронт.

28 октября 1941 года считается датой завершения Синявинской наступательной операции 54-й армии и Невской оперативной группы. Официальные потери советских войск составили 55 тысяч человек. Дата высосана из пальца: якобы в этот день операцию пришлось прекратить «из-за тяжелого положения на тихвинском направлении». То, что происходило после этого, никакого названия не удостоилось, хотя «конвейер» на Невском «пятачке» работал непрерывно с повышенной «производительностью», и все также ходили в атаки, но уже под водительством Федюнинского, дивизии 54-й армии.

На это были веские причины.

Во второй половине октября немцы оказались у стен Москвы, в гигантских «котлах» под Вязьмой уничтожались остатки трех советских фронтов, пали Можайск и Малоярославец. В столице было введено осадное положение, из нее эвакуировались предприятия, дипломатический корпус и правительственные учреждения, в панике бежало население. Перед Сталиным зримо замаячила перспектива переселения из обжитого кремлевского кабинета в бункер в окрестностях Куйбышева. В этих условиях командование Ленинградского фронта получило 23 октября конкретные указания Верховного: в три дня во что бы то ни стало прорвать блокаду и вывести войска, даже если ради этого придется сдать Ленинград.

«Если вы в течение нескольких ближайших дней не прорвете фронта и не восстановите прочно связи с 54-й армией, которая вас связывает с тылом страны, все ваши войска будут взяты в плен. Восстановление этой связи необходимо не только для того, чтобы снабжать войска Ленфронта, но и особенно для того, чтобы дать выход войскам Ленфронта на восток для избежания плена, если необходимость заставит сдать Ленинград…

Либо вы в эти три дня прорвете фронт и дадите возможность вашим войскам отойти на восток в случае невозможности удержать Ленинград, либо вы все попадете в плен. Сосредоточьте дивизий восемь или десять и прорвитесь на восток. Это необходимо и на тот случай, если Ленинград будет удержан, и на случай сдачи Ленинграда. Для нас армия важней. Требуем от вас решительных действий».