Текст книги "Баланс игры. Контрразведывательный роман. Книга 1. Русский морок"

Владимир Бурбелюк
Баланс игры. Контрразведывательный роман. Книга 1. Русский морок

Равновесие всегда справедливо, ибо исходит от Бога.

La Bruyre, Jean de (1645–1696) Французский мыслитель Жан де Лабрюйер (1645–1696)

© Бурбелюк В.Д., 2018

© Оформление. Закрытое акционерное общество «Научно-технический центр исследований проблем промышленной безопасности», 2018

Вступление

Сентябрь 1977 года. СССР. Краевой центр. Французы, он и она, тесно держась под руки, шли по привокзальной площади Краевого центра. Одетые оба в куртки цвета хаки, культовые среди молодежи на Западе со времен «Фракции Красной Армии» (нем. RAF, Rote Armee Fraktion)[1]1
  Леворадикальная террористическая организация, основанная в 1968 году Андреасом Баадером, Гудрун Энслин, Хорстом Малером, Ульрикой Майнхоф. Организована по образцу южноамериканских партизанских групп. Ее участники рассматривали свою деятельность как городскую партизанскую войну, направленную против государственного аппарата и класса буржуазии.


[Закрыть] и голубые расклешенные джинсы. Они значительно выделялись среди невнятно, тускло и однообразно одетых жителей города. Издалека было трудно определить, где мужчина, а где женщина. Примерно одного роста, с длинными, каштанового цвета волосами, удивительно, почти одинаковыми чертами лица.

Промышленный смог, прочно осевший в городе, где люди и предметы переставали представать в реальном виде, а смотрелись, имея зыбкие, подрагивающие, даже размытые, незавершенные очертания, в каком-то непонятном, едва заметно пульсирующем виде. Громадное скопление постоянно работающих заводов, фабрик, машин и механизмов, испытательных станций и полигонов, гидролизных цехов, электровозов и паровозов в этой большой кузнице оборонной промышленности, производившей военную продукцию, не переставая, не останавливаясь ни на минуту, постоянно создавало эту пелену, основательно накрывшую город и окрестности.

Французы, не торопясь, преодолели площадь, разом перепрыгивая через трамвайные пути, и подошли к железнодорожному вокзалу.

Перед самым входом в здание стоял памятник, помпезная фигура то ли кузнеца, то ли сталевара, около которого они остановились. Француженка прикоснулась ладонью к чисто вымытому, поблескивающему мрамору, провела рукой и, обернувшись, поманила рукой спутника. Тот подошел ближе, положил широкую ладонь на камень и, подняв голову, проговорил какую-то фразу, глядя на искаженные каким-то невероятным усилием черты скульптуры. Она улыбнулась и кивнула головой. Коротко свистнул паровоз на путях.

Пара обошла памятник, повернула направо, вдоль кованой ограды, отделявшей привокзальный скверик от первого, главного перрона, в самый его конец. Там, на конечной остановке, с визгом разворачивался трамвай, а между двумя ларьками, как между башнями, начинались ступеньки подъема на длинный навесной пешеходный переход через железнодорожные пути.

Солнце, по-сентябрьски не высоко приподнявшееся над горизонтом, бросало длинные тени домов, деревьев, фонарных столбов и редких людей на улицах. Казалось, город только начинает просыпаться. На самом деле давно заведенный ритм Краевого центра продолжался, как обычно, в это время, заканчивалась третья заводская смена и начиналась первая.

Рядом с остановкой трамвая французы наткнулись на продавщицу пирожков подле выставленного на асфальт бака, обмотанного рваным стеганым одеялом для сохранения тепла. Из щели под закрытой крышкой клубилась тонкая струйка пара. Отсчитав монетки, они купили по пирожку и тут же, не отходя, начали есть, вначале осторожно откусив по первому кусочку и внимательно глядя друг на друга, а потом, основательно раскушав, взяли еще.

Обтерев пальцы выданными к каждому пирожку квадратиками плотной канцелярской бумажки, он достал коробочку для свертывания самокруток, изготовил сигарету, передал спутнице, потом сделал себе.

Они отошли в сторону да так сладко затянулись, выпустив тонкими облачками дымок, что оперативникам из группы наружного наблюдения[2]2
  Наружное наблюдение (НН) – негласное наблюдение за поведением и действиями разрабатываемых и других интересующих органы госбезопасности лиц во время их нахождения на улице, в общественных местах или при передвижении на транспорте, осуществляемое силами разведчиков службы наружного наблюдения органов КГБ по заданию оперативных подразделений.


[Закрыть] самим захотелось так же вкусно закурить.

Продавщица пирожков, поставив руки в боки, неодобрительно смотрела, как они, покуривая, о чем-то тихо, со смехом переговаривались. Не найдя рядом урны, он завернул окурки в промасленные бумажки от пирожков и положил к себе в карман.

Около начала лестницы на переход он взял ее под локоть, и они, также плотно прижавшись, стали осторожно подниматься по разбитым ступенькам.

Начальник группы сообщил по радиотелефону в Краевое управление КГБ, что «объекты»[3]3
  Объект наружного наблюдения – лицо, за которым по заданию оперативного отдела ведется наружное наблюдение. Объектами наружного наблюдения обычно являются лица, разрабатываемые или проверяемые органами КГБ в связи с поступлением данных об их враждебной деятельности.


[Закрыть], минуя вокзал, двинулись по пешеходному мосту через железнодорожные пути. Два оперативника в пешеходном режиме, далеко разделившись, «потащили»[4]4
  Специальный термин в наружке, означает наблюдение за объектом слежки.


[Закрыть] их, а машине наблюдения пришлось на высокой скорости мчаться в объезд через весь район до транспортного моста через железку и подъехать к переходу с другой стороны, где стоял один из двух наблюдателей, переминаясь с ноги на ногу от ожидания.

Вскочив в машину, он показал рукой направление, но они, проехав сотню метров по узкой пустынной улочке, вынуждены были остановиться. Наблюдение пришлось продолжать издали. Появление в такое раннее утро непонятных людей, тем более автомобиля «Волга», здесь, в обветшалом рабочем районе, сейчас, в раннее воскресное утро, было бы явно не к месту.

«Правильно работают эти двое! Квалифицированно ушли на пустой пешеходный мост через железку и подрезали мобильное наблюдение! – подумал начальник группы. – Надо было им очень хорошо постараться и как следует облазить все вокруг, чтобы подобрать такое место, да еще подходы к нему!»

Он знал, что заказ на эти объекты поступил позавчера. «Иници атор»[5]5
  Оперативное подразделение или руководитель оперативной группы? по постановлению которых дается команда на наружное наблюдение.


[Закрыть] неофициально сообщил, что они научные работники, аспиранты-стажеры из Франции, впервые в городе, приехали в четверг, а через два дня, в субботу, с утра, другая бригада подразделения наружки[6]6
  Скрытое наблюдение (наружное наблюдение, сленг. – слежка, наружка, хвост) – комплекс мероприятий, которые проводят оперативные службы в рамках оперативно-разыскной деятельности по скрытому, негласному либо зашифрованному визуальному наблюдению за лицом, представляющим оперативный интерес, в целях получения о нем и его образе жизни максимально полной информации. В СССР служба наружного наблюдения имелась у органов государственной безопасности (с 1954 г. 7-е управление КГБ).


[Закрыть] упустила этих ученых. Оперативники группы, пометавшись по району, так и не смогли ухватить их, и те «ушли» на три часа, пока не вернулись «на адрес». На «разборке» понять-то поняли, каким образом «груз»[7]7
  Специальный термин в наружке, определяет объект слежки.


[Закрыть] незаметно оторвался и исчез, но откуда эти новички в городе могли знать о проходном подъезде в доме?!

Сегодня его смена «приняла»[8]8
  Начало проведения оперативной работы, которое фиксируется документально.


[Закрыть] их и пока все шло нормально. Трудно, замысловато, но вполне терпимо. Сложный для наружного наблюдения райончик: пустые улочки, ни души, бригада просматривается, как вошь на ладони! Словно по заказу, эти научные сотрудники все учли и приготовились! А тут еще туман!

Привычный для начала осени туман незаметно, словно ниоткуда, появился в жилом квартале за вокзалом, куда спустились французы. Поначалу возникли островки тумана, стелящегося низко над землей, еще прозрачные и легкие, которые постепенно, сливаясь и разрастаясь, становясь плотными, почти свинцовыми, заполнили пространство между двухэтажными деревянными домами барачного типа, по-быстрому поставленных в первый послевоенный год. Продвигаясь, теперь уже быстро, далеко вперед, туман накрыл небольшой чахлый скверик в конце квартала и покатился было дальше, однако был остановлен высокой заводской стеной, проходившей рядом, даже, можно сказать, совсем вплотную к границе сквера, обсаженного низкорослым кустарником. Беззвучное, почти мистическое, настойчивое движение этой мглистой, плотной массы пошло по стене, достигая ее края и, переваливаясь кое-где сквозь натянутую поверху, в четыре ряда ржавую колючку, местами изрядно провисшую, а кое-где и вовсе сгнившую от времени.

«Это «заготовка», – окончательно убедился в своем первом предположении, сделанном еще вчера в отделе, на разборке, начальник бригады. Анализируя дальше, он прикидывал: – В новом, чужом для них городе так профессионально уйти, как вчера, или вот, как сейчас, проложить такой невероятно исключительный маршрут! Нет, здесь кто-то заранее поработал! Сделаю это предположение в рапорте. Тогда становится понятным! Ах, черт, если это действительно так, то нам надо быть на стреме постоянно! Могут выкинуть еще не то! Ну, вот чего им в такую рань идти в этот рабочий квартал с домами коридорного типа?! Тут нет ни музеев, ни тебе кинотеатров. Даже занюханного кафе, не говоря уж про рестораны! У них наверняка намечается дело! Скорее всего, выдвигаются на акцию!»

– Докладывай, что там? – Он повернулся к сидевшему сзади оперативнику с рацией.

Тот махнул рукой на крышу сарая во дворе дома, куда они, затаившись, въехали, там неловко примостился коллега с мощной телекамерой и переносной рацией.

– Началось движение вон в том скверике! – Оперативник показал в сторону чахлого скверика вдали, уже окутанного туманом, включил рацию погромче, откуда задребезжал металлический, искаженный голос наблюдателя с крыши сарая:

– Появился «контакт»[9]9
  Объект наружного наблюдения, лицо, неожиданно вступающее во взаимоотношения с объектами наружного наблюдения.


[Закрыть] со стороны домов левее, от группы деревьев. Вероятно, там прятался до появления «груза». Принес предмет, похожий на планшет, или доску в коричневой оберточной бумаге. Держит пальцами за край, значит, он нетяжелый. Вступили в контакт и продолжают разговор.

Встречу «объектов» с «контактом» издалека отсняли на камеру, съемка была некачественной, туман уже закрыл весь сектор наблюдения.

«Да уж, туман, туман! Ну, как назло, вот чего он сейчас вылез, откуда только взялся на нашу голову!» – Обида на погодные условия была сильной, а потом, уж совсем некстати, в голове закрутилась музыкальная фраза из песни, которую постоянно крутили на радио: «А я еду, а я еду за туманом, за туманом и за запахом тайги». Такой бодренький, проникновенный комсомольский баритончик! Начальника смены передернуло, еще и полгода не прошло, как привез тело погибшего сына с БАМа[10]10
  Байкало-Амурская магистраль, Всесоюзная комсомольская стройка. Железная дорога, которая должна была соединить г. Тайшет на Транссибе с г. Комсомольском-на-Амуре. Исполинская «кровавая» стройка, которая до сих пор ассоциируется с улыбчивыми молодыми романтиками, не боявшимися трудностей. Подсчитано: БАМ 1 метр – 1 человеческая жизнь!


[Закрыть]. Он тяжело вздохнул: «Вот сука, завлекает пацанов за туманом ехать! Вкалывать за песни у костра, да кашу из котла! Провокатор!» – и снова окинул взглядом рабочую территорию.

– Вроде как заканчивают встречу! – доложил по рации оперативник с крыши сарая. – «Контакт» передает им планшет и забирает у них! Наблюдаю небольшой пакет. Кладет во внутренний карман куртки. Пошла концовка!

«Теперь наступает самая главная фаза! Начинаются ребусы и кроссворды! – Начальник группы напрягся, не любил он концовки, всегда непредсказуемые. – Надо решать, какие будут их действия! Ясное дело, вместе не пойдут, будут расходиться. А вот как? Эта парочка пойдет «на адрес», обратно, через переход, а куда двинет «контакт»? Куда? К автобусной остановке, за три квартала, который ходит тут раз в час? Ну, может, тормознуть в сквере до их ухода и потопать той же дорогой, это хорошо, и мы его «погрузим», или…»

Ему в голову вдруг пришла неожиданная, даже невероятная мысль, и от этого, заволновавшись, он не сразу смог правильно поставить задачу, отрывисто давая указания своим «негласникам»[11]11
  Сотрудник органов госбезопасности, негласный сотрудник негласного штата, принадлежность которого к органам государственной безопасности зашифровывается перед окружающими людьми, так как его оперативная деятельность связана с выполнением специальных мероприятий, требующих строгой конспирации. В негласном штате состоит большинство сотрудников службы наружного наблюдения, оперативно-технических и некоторых других подразделений КГБ.


[Закрыть].

– Держать «контакт»! Немедленно! Кто-нибудь! Бегом к стене! Приготовиться! Через забор! Как угодно! Но быть там! Он не пойдет с ними. Может пойти заводом, через заводскую стену! Подхватывай его! – охрипшим голосом взволнованно приказал бригадир.

Один из оперативников опрометью бросился по параллельной улице к заводской стене.

– Встреча продолжается уже больше пятнадцати минут, – сообщил наблюдатель на крыше, – они заканчивают, прощаются, пожимают руки, снова говорят. Сейчас «объекты» начали движение в нашу сторону, скорее всего к пешеходному мосту. «Контакт» пошел в противоположном направлении.

Рация замолкла, было слышно только дыхание наблюдателя, потом снова возник его голос.

– «Контакт» начал обходить клумбу в сторону заводской стены, побежал к стене, – взволнованно сообщил оперативник, – прыжком достал край руками, подтянулся до пояса, перевалился за стену и нырнул туда. Там даже колючки не было! Подготовился, гад! Ни хера себе, стенка больше двух метров!

– Отставить ненормативные выражения! – пресек начальник, обескураженный таким развитием оперативной обстановки. И злясь на себя, что поздно сообразил: – Продолжаем вести «объекты»! – А про себя подумал: «Может, мой парень возьмет его там, за стеной!»

Двое оперативников «потащили» французов, а машина поехала в обратный путь к привокзальной площади, там для контроля объехала несколько раз всю территорию, потом взяла курс к общежитию университета, где проживали наблюдаемые, которые через полчаса и появились. Оперативники пешего наблюдения доложили, все в обычном порядке, объекты зашли в магазин, купили продукты, постояли около афишного табло и вернулись домой.

Начальник группы посмотрел на часы, скоро прибудет смена. За все время работы в «наружке» он никогда никого не «терял», а сегодня случилась большая неприятность. В другой бригаде наблюдения эти объекты вчера только ушли, а у него случилось похуже. Потерян «контакт»! «Откуда они свалились на нашу голову! Всего третий день «ведем» их, а уже столько поднасрали они нам, – раздраженно подумал он. – Давненько мы в таком напряге не работали! Как хорошо, что я все же сообразил, догадался о действиях «контакта». Правда, поздновато допер, жаль! Если мой парень там, за стеной, не подхватит его, то потеряли! Ладно, авось, чего и сообразит там, на месте!»

Была небольшая надежда на фотографии, которые зафиксировали «контакт» на встрече, правда, качество изображения на таком расстоянии, да еще при тумане, вряд ли будет удовлетворительным, а это значит, что сработали все на минус, и придется создавать опергруппу для его выявления и установки. «Плохо, – подумал начальник группы, – съемка в тумане ни к черту, может, и лиц не будет видно. Да еще ушедший «контакт». Акробат прямо-таки, из цирка, не иначе!» Бригадир понимал, что его парень имеет мало шансов «отгрузить» этого «циркача». На огромном заводском пространстве, где тысячи людей, десятки цехов, склады, подсобки, затеряться и исчезнуть «контакту» было легко. Даже потом, позже, незаметно также назад перемахнуть через заводскую стену и уйти.

Вернувшись на «базу», начальник сдал материалы наблюдения[12]12
  Оперативные документы, в которых изложены результаты наружного наблюдения за один день или за весь срок наблюдения за объектом. Материалы наружного наблюдения включают в себя сводки о результатах наблюдения, установки связей наблюдаемого, выписки из домовых книг, об адресах, посещенных объектом, кинофотодокументы и различные справки.


[Закрыть] в отдел и приготовился писать рапорт, ожидая информацию от оперативника, который перемахнул через стену на заводскую территорию.

Вскоре действительно звякнул телефон.

– Я его не перекрыл! Был позже «контакта» на той стороне, а там он потерялся. Адрес не установлен! – услышал он своего парня, который тяжело дышал в трубку.

– Все равно молодец. Ладно. Иди на отдых! – Начальник группы положил трубку и сел писать отчет.

Капитан Дробышев, главный отдела «негласников», поднял невыразительные глаза от рапорта:

– Упустил, Иваныч! У нас уже второй уход за два дня! Теряем форму, что ли, а ведь у тебя лучшая бригада! И так непрофессионально потерять!

– Шалишь! – Бригадир группы спокойно встал и пошел к выходу, обернулся от дверей: – Это он профессионально, выдрюченно потерялся! Да были бы они люди как люди и шли бы себе спокойно в адрес, так нет же, прыгают через трехметровые заборы, как обезьяны. Я такого акробата, такого циркача первый раз «вел».

– Бывает! – сочувственно сказал Дробышев, отложил рапорт и с сарказмом спросил: – Может, нам кого подобрать из краевого цирка к тебе в бригаду? – Однако, увидев, как побелело лицо и сжались губы бригадира, поспешно и дружелюбно добавил: – Ладно, ты, Иваныч, не обижайся. Это я так, в виде сочувствия. Сейчас доложусь наверх. Ты посиди пока, может, там захотят опросить лично! – Он показал рукой на потолок.

Бригадир вернулся к своему столу, просидев так с полчаса, увидел, как начальник ответил на звонок телефона, а потом махнул ему рукой:

– Генерал меня вызывает к себе. У него, кстати, сидит «инициатор»! – Начальник сощурил глаза и хитровато добавил: – Там еще полковник из Москвы! Только сегодня приехал к нам. Пойду им докладывать. Ладно, все, давай, иди! Свободен!

Часть первая
Февраль – апрель – август 1977 года

Глава 1. Москва. Кремль. Кабинет Л. И. Брежнева / ЦК КПСС. Сектор оборонной промышленности / КГБ СССР / Резидентура СССР во Франции / Резидентура СССР в Португалии / ФРГ. «Шлюзовик» Мюллер / Постановка задачи

Февраль 1977 года. СССР. Москва. Однообразный и надоевший правительственный маршрут из Заречья в Кремль, на который Леонид Ильич Брежнев давно уже привык не обращать внимания, сегодня казался ему долгим и утомительным.

Обрушительное политическое событие вчерашнего дня, не выходившее у него из головы, невольно заставляло торопиться, еще и еще, хоть как-то, сократить время на точно рассчитанном пути, в «зеленой волне»[13]13
  Рассчитывается на определенную среднюю скорость; между рядом светофоров устанавливается связь, обеспечивающая включение зеленых сигналов к моментам подхода компактных групп транспортных средств. На всех перекрестках магистрали, скоординированных по принципу «зеленая волна», задается один и тот же цикл, как правило, в пределах 45–80 с. Зеленый свет по направлению координируемой магистрали на разных перекрестках включается не одновременно, а с заранее определенным сдвигом. Это позволяет применять «зеленую волну» при любых расстояниях между перекрестками.


[Закрыть], с перекрытыми Сколковским шоссе, Можайским шоссе и Кутузовским проспектом. Ему безотчетно казалось, что он опаздывает. Настойчивая, подсознательная мысль подгоняла его поскорее домчаться до города, чтобы принятое им для себя решение уже было «в работе».

– Поднажми! – бросил он густым низким басом, не обращаясь ни к кому конкретно.

– Не положено, Леонид Ильич! Не можем превышать установленную крейсерскую скорость! Уйдем из «волны»! – ответил, поджавшись, начальник личной охраны. Он еще утром, с первого взгляда на генсека, отчетливо увидел, в каком тяжком напряжении тот находится.

Брежнев недовольно глянул на него, ничего не сказал, вновь откинулся на мягкое кожаное сиденье и отвернулся к окну, запорошенному вихрями поднятого сухого, промороженного снега от мчащегося лимузина, за которым проносились, мелькали деревья, посты ГАИ и машины «девятки»[14]14
  Девятое управление КГБ СССР – охрана руководителей ЦК КПСС и Правительства СССР (создано 18 марта 1954 года). В состав главка входили: Управление коменданта Московского Кремля (с 18 марта 1954 года по 25 июня 1959 года – Десятое управление КГБ); Комендатура по охране зданий ЦК КПСС.


[Закрыть] на контроле по обеим сторонам трассы.

Генеральный секретарь ЦК КПСС жил тяжелой жизнью первого лица супердержавы, связанный миллионами невидимых нитей с миром, посекундно сверяясь с международными и внутренними событиями, в колоссальном напряжении от ответственности за людей и страну, в своем невыносимом по сложности задач и решений деле.

Вчера, в самом начале рабочего дня, его помощник ловко проскользнул в кабинет и быстрым шагом приблизился к столу.

– Леонид Ильич, на сегодня, 14 февраля, график работы до шестнадцати часов, как велели врачи!

– Там кто? – кивнул Генеральный секретарь ЦК КПСС на дверь.

– Сидит Черненко с делами секретариата и подошел советник-международник с ночным письмом американского президента. Какие будут распоряжения?

– Давай-ка советника с письмом! Остальное подождет! – ответил Брежнев и почувствовал, как после тягостных дней ожидания послания из-за океана неожиданно возникла тревога, даже какой-то необъяснимый страх.

А в приемной, не находя себе места, метался советник по международным делам. Сразу же, прочитав «на языке» письмо, он схватился за голову, не представляя себе, как он доложит и как будет комментировать. Когда ему принесли тщательный, лингвистически подведенный к нормам русского языка перевод письма новоизбранного президента США Джимми Картера[15]15
  39-й президент США (1977–1981) от Демократической партии.


[Закрыть], он сразу же «завернул» его со словами:

– Мягче! Мягче! Вы что там, ошизели! Такое нести к самому? Не понимаете, что ли?!

Лихорадочно примериваясь к дипломатическому лексикону, в перевод были внесены смягченные формулировки, которые, не меняя смысла, значительно ослабляли эмоциональную окраску сути каждого пункта не слишком длинного списка новых американских предложений по разоружению в рамках ОСВ-2[16]16
  ОСВ – Договор об ограничении стратегических вооружений.


[Закрыть].

Сейчас, нервно прохаживаясь по приемной со вторым вариантом перевода, он ждал, что будет дальше. Из кабинета вышел помощник генсека, но ничего не сказал, а только глазами и большим пальцем правой руки показал на двери кабинета, куда они, осторожно ступая, вместе и вошли. Советник положил на стол красную папку.

– Леонид Ильич, вот перевод письма президента США от 14 февраля 1977 года! – Помолчав несколько секунд, он спросил: – Нам остаться, пока вы будете изучать его?

Брежнев молча, с непонятным для всех выражением лица посмотрел на папку, поднял глаза на советника и сдавленным, непривычно осипшим голосом сказал:

– Ты вот что… – он остановился, прокашлялся и, как бы что-то решая, задумчиво, даже нерешительно сказал: – Зачитай-ка это сам!

Теплым, доверительным тембром голоса, каким он привык работать еще в МИД с послами государств, советник приступил к чтению, однако даже этот ослабленный перевод сразу привел Генерального секретаря ЦК КПСС в короткое предобморочное состояние. Сердце кувыркнулось и на мгновение перестало биться, потом откуда-то издалека потихоньку затрепетало. Полуобморок был мгновенным, помощник и советник не заметили ничего необычного. Он как бы откинул голову на спинку кресла и на минуту закрыл глаза. Так было видно со стороны. С виду! Это тогда, почти десять лет назад, в конце августа 1968 года, была длительная потеря сознания, когда принималось решение о вводе войск Варшавского Договора в Чехословакию. Академик Чазов нашел его повалившимся на письменный стол без сознания, и с этого момента на все последующие годы началась его тяжелая борьба за строгое соблюдение врачебного режима первого лица великой державы, а с этого дня пошло разрушение крепкого организма генсека. Если не считать те, самые первые, два раза на целине, где он, как Первый секретарь ЦК Компартии Казахстана, приходил в сознание на носилках.

Психологический шок, как следствие внезапного страха, острой обиды и глубокого разочарования, который накрыл Генерального секретаря ЦК КПСС, начался уже потом, когда он, выждав длинную паузу после первого прочтения, сказал:

– Давай, еще раз! – потребовал он, опять каким-то не своим, одеревеневшим голосом.

Теперь уже, скрупулезно вслушиваясь и вникая в полный смысл, до глубины понятия каждого слова, междометия или союза, в предложения американской стороны, до него отчетливо дошло, что все вот это, изложенное на двух листочках бумаги, есть не что иное, как полный, катастрофический откат на десяток лет назад.

Советник повторно озвучил послание, остановился и негромко кашлянул. В кабинете повисла тяжелая пауза.

Для помощника генсека было неожиданностью, когда Брежнев приказал читать документ вслух. Обычно он сам работал с документами. Помощник и советник не знали и никоим образом даже не могли догадаться, что Брежнев внезапно, почувствовав тревогу, граничившую со страхом, не решился остаться один на один с этим письмом.

Леонид Ильич долго сидел неподвижно, уставившись в одну точку, потом требовательно протянул руку, взял текст перевода из красной папки «Особого контроля», которую, поспешно шагнув к столу, раскрыл перед ним советник, и начал читать сам, останавливаясь на некоторых местах послания, делая пометки карандашом, быстрые и нервные.

Через некоторое время поднял голову и кивнул на дверь, выпроводив всех из кабинета. Теперь ему надо было остаться одному.

Опытный, тонко чувствующий политик, Леонид Ильич Брежнев еще в сентябре 1976 года насторожился, когда за два месяца до выборов Картер прислал своего доверенного человека – А. Гарримана. Тот приехал в Москву закрытым порядком и обещал, что в случае избрания Картера президентом будут предприняты необходимые политические усилия для подписания Договора ОСВ-2. Брежнев сразу распознал этот дипломатический, умиротворяющий маневр, в то же время надеясь, что команда профессиональных политиков из окружения случайного в международных делах человека, который стал президентом Северной Америки, удержит его от опасных шагов и непоправимых действий.

Надежды не оправдались, команда президента не смогла в полной мере обуздать этого фермера с юга Америки от немедленных, отвязанных, популистских заявлений, которые покатились тиражироваться по всему миру. Картер отчаянно хотел завоевать благосклонность не только своей страны, но и всего человечества, делая беспочвенные, дилетантские заявления о всеобщем разоружении и о мире во всем мире!

События пошли так, как и предвидел Брежнев. 1 декабря 1976 года в своем первом послании Д. Картер, уже как избранный президент, подтвердил разворот от достигнутых соглашений с предыдущим президентом Фордом во Владивостоке. Он писал, что «не может, разумеется, быть связанным предшествовавшими переговорами по ограничению стратегических вооружений».

«Это его первое, пробное, предложение изменить ход многолетних, с неимоверными трудностями проходящих переговоров по ОСВ-2, – уверенно понял смысл этих строчек Брежнев, – и он хочет отвязаться от них для гонки вооружений на новых направлениях. Америку захлестывают параноидные вопли об отставании США, о беззащитности страны перед красной угрозой. Он хочет втихаря развернуться в плане довооружения, даже перевооружения армии и только в далеком будущем перейти к существенным сокращениям стратегических наступательных вооружений. Второе в его стремлениях – стать новым великим миротворцем! Чтобы весь мир рукоплескал ему, спасителю от термоядерной войны!»

– Трубит на весь мир о грандиозном сокращении ядерных арсеналов! Полный профан в мировой политике. Сам себя загнал в угол! – сказал он еще тогда Андрею Андреевичу Громыко, министру иностранных дел, когда тот зло, поджимая губы, в очередной раз зачитывал новые высказывания Картера, даже не комментируя его непрофессиональные действия на дипломатическом уровне. Брежнев смог предугадать политическую сущность Картера.

Принцип иметь дело с тем президентом США, который волею судьбы оказывается в Белом доме, заставлял Кремль полностью пересматривать все те наработки, которые уже имелись от предыдущего. Интерес к кандидату демократической партии Джимми Картеру был особый. Совершенно неизвестная политическая фигура, и не только для Международного отдела ЦК КПСС, но и для Америки, где его почти не знали.

Предвыборная программа и заявления давали надежду на положительные перспективы, однако его истинные взгляды были неизвестны. И хотя он критиковал отказ президента Форда от употребления термина «разрядка» и замораживание переговоров ОСВ-2, тем не менее его публичные заявления о нераспространении ядерной угрозы, полном запрещении испытаний, а главное – призывы в пользу сокращений ядерного оружия, вплоть до его полной ликвидации, заставляли генсека с недоверием относиться к нему.

Брежнев в последний раз прочитал текст письма и свои пометки с левой стороны, на полях.

«Это сегодняшнее письмо ставит окончательную точку для понимания позиции американской стороны! – Леонид Ильич, уже в который раз, заостряясь на некоторых пассажах в тексте подачи позиций американской стороны, анализировал новые предложения. – Он хоть и долго готовил меня к такому удару, но получилось все же как-то исподтишка! Неожиданно, больно и хлестко! Он, конечно, зарвался, получив в руки супердержаву. Баптист чертов! Он баптист, а я коммунист! Это он, «выкрест», перескочил в другую веру, как мне писали аналитики Андропова, из прихожанина «Дозорной Башни», Церкви Свидетелей Иеговы стал заурядным баптистом».

Новый президент постоянно цитировал Писание, привязывал везде и ко всему права человека. Это было не по правилам, которые всегда соблюдались сторонами в течение многих лет. «Этот ответ на «Открытое письмо» академика Сахарова, – раздражаясь, подумал генсек, – поддерживает и уважает взгляды и принципы академика! Сунули этот ответ ему за углом, в консульстве США в Москве!»

Брежнев был хорошо и документально информирован по «Записке Председателя КГБ при СМ СССР Ю. Андропова в ЦК КПСС о переписке Президента США Дж. Картера и А. Сахарова», где была приложена копия перехваченного письма Картера.

«Картер пытается здесь давить на наши социалистические идеалы, используя ученых. Обращается к нему, как к своему. – Брежневу была неприятна эта «возня» Сахарова, создателя и отца термоядерной бомбы! – А тут еще взрывы в Москве, в метро, с людскими потерями[17]17
  8 января 1977 года в Москве была осуществлена серия террористических актов. Первая бомба взорвалась в 17:33 в вагоне Московского метро на перегоне между станциями «Измайловская» и «Первомайская». Второй взрыв прогремел в 18:05 в торговом зале продуктового магазина № 15 на улице Дзержинского (ныне Большая Лубянка), неподалеку от зданий КГБ СССР. Третья бомба взорвалась в 18:10 у продовольственного магазина № 5 на улице 25 Октября (ныне Никольская). В результате погибли 7 человек (все – при первом взрыве в метро), 37 были ранены.


[Закрыть]! И совсем уж внаглую рвануло около КГБ, у их приемной!» – Он недовольно мотнул головой и приказал себе отбросить все эти ненужные эмоции, которые мешали главному. Надо практически решать, что делать с новыми предложениями могущественного противника.

Сразу же после прочтения письма у него засветилась отстраненная, как бы боковая мысль, которую он никак не мог как-то сразу постигнуть. Ему надо было еще кое-что вспомнить, что-то очень важное, которое позволило бы этой мысли или идеи развернуться во всей плоскости. Продолжая перебирать и искать в памяти фрагмент воспоминания по этой зацепке, он как будто издалека, приближаясь к главному, подумал: «Мы придавим американцев со стороны нашей науки. Только иначе! Не письмами и завываниями, а нашим военным изделием! Сделаем подсечку!» Генсек уже оправился от первого потрясения, и теперь голова работала, как всегда точно и выверенно, мысли выстраивались в жестком, но единственно правильном направлении. Он внезапно воочию увидел то, что было в его воспоминаниях, которое во взаимодействии с той самой затаенной мыслью пришло в движение и определилось в готовом решении. Теперь он знал, как надо действовать.

Прошло два часа, прежде чем генсек закончил работать над письмом, так и не вызвав, не задав ни единого вопроса советникам и помощникам, которые в нервном напряжении сидели через несколько дверей по коридору в совещательной комнате. Только потом, еще через час, разрешил войти Константину Устиновичу Черненко, который нюхом старого, опытного аппаратчика уловил тревожную ситуацию и, как давний друг генсека, понял, что тот уже решил, как управиться с этой политической катастрофой.

– Здравствуй, Леня! – с порога зачастил Черненко, подходя к столу и пристально всматриваясь. – Это письмо просто недоразумение! Ты же понимаешь, голова закружилась от победы на выборах! Захотел выставить себя президентом нового пути! Вот и накатал такое письмо!

– Костя, ну что ты, в самом деле, что ты несешь, какой – сгоряча? Сам знаешь, как долго и планомерно он подводил меня к тому, что никсоновским и фордовским договоренностям с нами – конец, не будет он отвечать за владивостокские дела! – грустно и разочарованно отозвался генсек. – Этот баптист похерил все, что я сделал за эти годы! Ты же знаешь!

Мало того что все проходило через Секретариат ЦК КПСС, тем более переписка с главным противником, которая была на первом плане, но еще больше было в личном плане общения двух людей, которые полностью доверяли друг другу.

– Леонид Ильич, ну, это пока еще только письмо! Это еще ничего не значит! – нервно и неуверенно, уже взвинченный состоянием генсека, начал проговаривать Черненко, присев на стул.

– Это уже его позиция! Позиция страны! Письменная. Документ! – мрачно и тяжело отрезал Леонид Ильич, потом, помолчав, тихо, словно констатируя самое сокровенное, неуверенно заявил: – Костя, это письмо президента мне видится похожим на оскорбление!

Он выжидающе глянул на Константина Устиновича, который тут же подобрался на месте и тихо ответил:

– Это и есть личное оскорбление! Хочет показать, где твое место, Леня. – Черненко, всю жизнь работающий с документами, умел, как никто другой, читать между строк.

– Вот даже как! – внутренне затрясся генсек, не позволявший себе никогда никаких эмоций в делах. – Нехорошо это! А дальше будет только хуже! Мы попадаем в ловушку! Заявить на весь мир, что мы не поддерживаем предложения американцев о всеобщем снижении ядерных арсеналов, вплоть до их полного уничтожения, – значит выставить себя страной с затаенной, не мирной позицией, а принять – влететь в нескончаемые переговоры, и наша экономика не выдержит. Мы загнемся! Гохнемся, туды его, налево!