Текст книги "Hannibal ad Portas. Ультиматум прошлого"

Глава 7

– Да, конечно, спасибо за совет, но мы еще не живем столько, чтобы видеть ее.

– Кого, зиму?

– Нет, с зимой мы более-менее знакомы по описаниям наших штурманских карт, а вот секрет превращения ее в лето пока не посетил нас своей доступностью.

– Мысль хорошая, даже не новая – ходить из зимы в лето за молодым картофелем, а наоборот – приносить на обмен – квашеную капусту с брусникой. Что еще бывает хорошего зимой?

– Мясо.

– Мясо? Мы его не едим. Так как свинина повышает уровень потребления до такой степени, что в туалет не находишься.

– А говядину жалко, – как пароль ответил Владимир.

– Да, вы соображаете, но скажу, почему мы не едим кур.

– Я знаю.

– На что спорим, что нет?

– На золотой.

– У тебя есть золото?

– Да, обыграл позавчера Енота, обобравшего Черного и Гуся, которые знают, где его можно взять почти в неограниченном количестве. И да: вы не едите кур, потому что стесняетесь, увидев их – в воспоминании – голыми.

– Вы считаете, что куры не имеют перьев, и поэтому всегда голые?

– Да, их содержат, как на каторге, как в аду: всегда без одежды.

– Я только хотел пошутить, – сказал И Гро, и засунул два пальца в рот, но Цыпленок Жареный не хотел возвращаться в этот мир вечных мучений, и заставил И Гро сказать чуть ли не через ноздри:

– Сопротивляец-ца-а, свинья, – и вот после этого его уже вырвало.

Из чего следует:

– Жалеют, но сожрать готовы даже, если будет с перьями.

– Лицемеры, – сказал Андрей Ка – чтобы не переходить на личности – во множественном числе.

И значит, написали благодарность, ушли, но просили передать – пока Владимир уговаривал Мамочку:

– На должность главного бухгалтера ты согласна?

– Да, сэр, только я считать не умею.

– Это даже лучше – воровать не будешь, ибо пересчитывать за тобой я не собираюсь.

– Почему?

– 3азчем тогда вы, мэм, если я сам должен думать?

– Спасибо, сэр, я именно этого и ждала, потому что наделась.

– Надеялась, что за секс я буду тебе доплачивать?

– Нет, милый: только платить. Если уже мысленно называешь меня проституткой.

– У меня нет денег, а так-то я рад с тобой не только расплатиться, но платить, мэй би, всю жизнь.

– Всю оставшуюся жизнь?

– Только если ты Елка.

– Говорят, Елка – это мужик.

– Ты, значит, думаешь, что ты не Елка?

– Скорее всего, нет.

– И значит, как только ты это поняла, что решила взять свой гонорар рублями?

– Нет, сэр, я как все хочу теперь только валютой.

– Не золотом? – даже как-то радостно вздохнул Вова.

– Да, сэр, валюту легче найти, чем золото. Думаю, его никто уже не найдет.

И вот, как назло, он только купил чуть ли не в Детском Мире, но всё равно в Супермаркете, где продавали не только часы, сантехнику, посуду, электротовары, шурупы, отвертки не только к ним, но и вообще:

– К любому предмету обихода, – даже кукурузу Бондюэль, хлеб и сыр:

– Камасутру, – купил, хотя и раньше ее видел, но думал: не родился еще тот хомо сапиенс, сил на которого хватит, чтобы ее расписать на нем.

Как назло, в том смысле, что:

– Как назло появилась Певица Роз Мари.

– С двоими у меня ума не хватит, – печально решил Владимир.

Но уже за чашкой кофе в отдельном кабинете Банкетного Зала – к которому можно было добраться здесь только боком, в отличие от такого же названия зала, который был в Центральном, который некоторые уже начали называть Лас Вегас:

– Как он сгорел, – но в нем даже хотелось спрятаться за зеленой бархатной шторой, настолько стеснительно было его огромное пространство. К публичному дому, где это не помеха:

– Здесь никто не привык.

Но мысль, что такое может случиться:

– Уже беспокоила.

За чашкой кофе – значит – замкнуло контакты:

– В принципе, да, нельзя, но с некоторыми – можно попробовать.

И задним умом он понимал:

– Певица Роз Мари не хочет с ним больше иметь дел только потому, что уже – или еще – давно поняла:

– Для секса – непригоден, – как некоторые, только к нестроевой.

Недостаток, я думаю, не только ума, но и тела.

Но вот появился случай, чтобы попробовать:

– Найти связь с Вигрисом, не теряя ее с собой.

Как говорится:

– Пусть эти твари разорвут меня на части.

По крайней мере, на две.

Но к сожалению, возникла трудность:

– Одна да, а другая – нет.

Мамочка:

– Их либэ дих, – а Певица Роз Мари просто:

– Нет.

Но почему?!

Если она хочет познакомиться со мной в образе Маркиза дэ Сада, то всё кончено:

– Это не моя роль.

Если она Маркиз – всё равно не буду. Тогда:

– Чего она хочет?

Может предположить, что она имеет отношение к группе И Гро большее, чем, так сказать:

– Принято думать?

Да, надо проверить, есть ли у нее на самом деле:

– Душа.

Как это можно сделать? Надо подумать, если уж эти ребята смогли сюда добраться из – неизвестно даже точно без словаря – из какого века, то информация о ней где-то должна быть записана. Если она с ними, имеется в виду.

На самом деле, думают, 15-й там, 16-й век – это не так уж далеко, и при желании когда-нибудь может появиться возможность туда добраться и всё как следует проверить, – но:

– Время, так же как пространство расширяется и расширяется, летит от нас всё дальше и дальше, как космический корабль со скоростью, может быть, и скорее всего, это именно так:

– Больше световой.

Следовательно, если мы расстаемся, то расстаемся:

– Навсегда!

Но!

Но если мы не можем догнать время – значит на пути его пролета мимо нас должны оставаться Почтовые Станции. С диктаторами, ибо они имеют, что сказать, как Станционный Смотритель Пушкина. О:

– Своей Дуне.

И Владимир решил, что информация о Певице Роз Мари, имеющей непреклонность не помочь ему осознать вероятность существования и как:

– Вигрис, – должна быть.

– Да, надо только найти подход.

Может она лесбиянка? Маловероятно, ибо в теории все знают, кто это, а так-то, как ему известно:

– Лично никто не встречал.

Как и золото:

– Если бы случайно не появилось, то и разговоры о нем: это только вымысел, тупой бессмысленной толпы, что был убийцею создатель Ватикана.

Он поехал в уже функционирующий, но еще полностью не открытый лагерь – турбазу Огни Наконец Нашедшего Нас Благоденствия, а в простонародии:

– Летучий Голландец, – по причине, видимо, то появления, то своего исчезновения.

И действительно, что важнее никто не знает: одно и то же место или его разные названия.

– Так я могу сдать вам комнату, – сказала прелестная своими словесами, но носатая, как Баба Яга все та же, что и в прошлый раз главный бухгалтер, как видно из его живучести при всех режимах времени многоэтажного отеля Летучий Голландец, или просто для поваров:

– Летучка, – а для приезжих из города, наоборот:

– Голландец.

Как разъяснила новая зав производством его кухонного персонала и ее нового изобретения:

– Жульена из петушков, называемых лисичками:

– Только за наличные, – ибо, объевшись этих гермафродитов можно, наверно, умереть, но, увы, вам уж тогда, в счастливом прошлом, было ясно, вы сами покупали мучения, так как платили наличными.

И желая с ней познакомиться, ибо и вдруг:

– Мы с вами встречались в кулинарном техникуме?

– Нет, мил хомо сапиенс, ибо там никогда не было никого красивее меня, а и я, ты сам видишь, богата, как все здесь, только большой жопой.

– Нет, мэм, я так не подумал.

– Что значит, не подумал? А думать всегда надо! И если уж подошел, то, пожалуйста, раздевайся – я замерзла на еще неокрепшем на летнем солнце ветре.

– Да, мэм, ветер, и такой, что с парусом можно доплыть до острова за пару минут.

– Ты умеешь ставить паруса?

– Да.

– Откуда?

– Видел в кино, как это делал Джек Потрошитель, нет, нет, этот, как его?

– Одиссей многоумный?

– Нет, мэм, ибо не приспособлен абсолютно, как недавно выяснилось, к определению ума местных дураков, но также и путешественников из Созвездия Большого Пса, и может быть, даже почти родной нам Альфы.

– Прости, незнакомец, но при чем Альфа и я?

– Да, скорее всего, я просто заговорился, ибо люблю всегда вспоминать Альфу Центавра, хотя почти точно знаю, что это, наверняка был Сириус.

– Какая разница, если они так далеко, что и не высказать?

– Говорят, уже близко.

– Почему?

– И знаете почему? Я принял вас за инопланетянку.

– Ты сомневаешься, что я разрешу тебе оборзеть, прошу прощения, обо-зреть всем мои черные дыры и белые пятна?

– Не только, ибо знаю: не на каждую и у меня сил хватает.

– Да?

– Да.

– Хорошо, рули на остров, и у тебя будет выбор.

– На кого и кого?

– Не совсем так, милый, ибо у тебя будет выбор: хочешь на, и хочешь и под Елкой.

– Под ёлкой вы сказали?

– Или на лошади.

– На лошади, вы сказали? – и даже обернулся, ибо ясно: если он приехал, то приехал, куда надо. Что можно перевести, как:

– Золота, скорее всего, опять не будет, но трахнуться всё равно разрешат.

– Ну, что ты заскучал, милый, или не узнал меня абсолютно?

– Да, скорее всего, поэтому: встреча с прошлым расслабляет, ибо всегда думаю:

– Вдруг теперь получится, а сомневаюсь, что и прошлый вариант ожидания счастья останется на своем месте, как Полярная Звезда, указывающая нам путь не только на Земле, но и на Небе.

Тем не менее, о ужас, их оказалось две! Первая привезла с собой второй ужин:

– Вездесущие Котлеты по-Киевски, горшочек пельменей По-Какому-то, и американский салат из тунца, и что удивительно, из свежего японского.

– Я и не отравлюсь? – дружелюбно спросила туземка этого острова по имени, ошарашившем Владимира своей подлинностью:

– Кобыла.

– Разве так зовут девушек? – тем не менее дружелюбно спросил он.

– Что-нибудь не так, мистер? – спросила Кобыла.

– Нет, что вы! Более того, могу сказать даже, как, э-э, Гомер: я звал тебя и рад, что вижу!

– Это сказал Гомер?

– Вы против?

– Нет, пожалуйста, ибо никто еще не отменял счастья, а оно, как известно, находится в стране под именем Заблуждения.

– Кто что будет?! – радостно спросила Елка, и разложила предложила салат из тунца и мягкий сыр с тройными сливками.

– С тройными сливками я не буду, – сказала Кобыла.

– Почему?

– И знаете почему? Есть мнение, что я не могу вылезти с этого острова по причине своей много-этажности.

– Вы выглядите, как рай с милым в шалаше, – отозвался Владимир.

– Так-то бы, да, но – не поверите – у меня никого нет.

– Вообще?

– На целом свете.

– Она имеет в виду, – вмешалась Елка, что несмотря на то, что все очень хотят – никто не может.

– Честно? – Вова обернулся к Кобыле.

– Да, сэр, все, как столбцы бессильны к стихосложению, способному освободить меня из этого повседневного траура.

Наконец, Владимир напился того, с чего нельзя запьянеть, Саперави, и нечаянно, но после продолжительного обдумывания, хапнул Кобылу за коленку. И с первого раза не понял, что точно:

– С этой мадемуазель мы где-то уже встречались. – Следовательно, может это и на самом деле Кобыла.

– Зря ты думаешь, парень, – прервала она его намерения, – что сможешь вытащить меня с этого острова.

Вова до уже напился, что хлопнул свою бывшую – то ли бухгалтершу, то ли, эту, как ее? зав производством – по рукам, хотя и хотел по ногам, чтобы сравнить:

– Не запутался ли вконец?

Но правда была налицо:

– Если эти имена Кобыла и Елка кто-то выдумал нарочно, чтобы разыграть, или кинуть его на то золото, которой, предполагается, он должен когда-нибудь найти, то всё равно, как уже довольно давно догадался он:

– Начало у этой бесконечности должно быть обязательно.

– Я думаю, – сказала Елка, указывая на плей-боя, как иногда, желая воодушевить его на предсказание будущей оргии, – он не знает, как тебя вывезти отсюда.

– Очень жаль, я так надеялась, что хоть один абориген разорится на свои умственные способности, что прямо не знаю, как сообщить теперь ему, – высказалась она о третьем в присутствии второго, – что сегодня не тот день, когда не справившийся со своей задачей царь Эдип будет отправлен восвояси целым и невредимым.

– Не понимаю, что такого вы мне можете сделать? – спросил почти без страха Владимир. – Их бин не понимайт.

– Они, – пьяная Елка кивнула и показала одной своей веткой на Кобылу, – пришли к неумолимому резюме, что выйти отсюда можно только одним-единственным способом.

– А именно? – почувствовал неизъяснимое волнение Владимир.

– Ты останешься за нее.

– Э-э, нет, нет, – тут же сообразил парень, имея в своем виду, что он директор-собиратель, в том смысле, что арендатор кафе, завязанного на однозначную, хотя и небольшую прибыль, и значит, отвечает за всё, что может произойти с этим Приютом Наслаждений без него.

И главное, – продолжил он, – не кого-его-меня, а:

– Кого-либо вместо нее.

– Это верно, – брякнула, не подумавши о своей подруге, зав производством Елке, Кобыла.

Владимир вполне мог бы продолжить сопротивление этому сфальсифицированному обвинению, но потерял нить:

– Кто такая эта Елка, – ибо было на сей момент полное отсутствие ее идентификации.

– Почему? – спросил – ему показалось – кто-то.

– Я такой жопы не помню. Более того, доказать обратное вы не сможете, ибо даже не знаете, с кем я был, а с кем еще только собираюсь.

И.

И было произведено насилие, в результате которого они уплыли на большую землю с ее кухонно-развлекательным комплексом, а он:

– Остался, – хотя и смог вздохнуть облегченно, проснувшись утром:

– Не связали, как древние индейцы для жертвоприношения, – а значит:

– Придут еще.

Надо только придумать, куда спрятаться.

Он решил:

– Если ему оставили еду, то искать надо золото.

Но был и вопрос:

– Можно и золото было положить на видном месте.

Но, видимо, Маверик со своей Аддис-Абебой нашли его и тут. Они сидели у костра и играли в карты без явного намерения заманить и его. К счастью, это были не те, кого он боялся встретить в неподходящий момент. Ибо это были:

– Пропавший Федор из десанта И Гро и его вторая половина.

Подходя всё ближе и ближе Владимир не мог понять, кто сидит напротив Федора:

– То ли это Малышка на миллион, то ли Певица Роз Мари – других статуэток он просто не знал.

Впрочем, была одна, но жаль, что пока так и не встретилась. С ней можно было договориться. Жаль только, что это могли сделать все.

– Хау ду ю ду.

Мычание.

– Хау а ю?

Они продолжали молча играть между собой, как будто специально так делали, чтобы заманить его, может быть, точно, но именно:

– Обязательно.

– Я не буду играть, – сказал он, как Пушкин, прозревая сквозь магический туман, что:

– Проигрыш неизбежен. – А.

А играть всё равно придется. К счастью у меня нет денег, а они никогда не дают взаймы.

– Федор, ты нашел золото, которое поручил тебе охранять И Гро? – спросил Владимир, поняв, наконец, что они перебрасывают друг другу золотые монеты. И более того, это были десятки.

– Кто попал сюда, тому безразлично, кто нашел золото, – ответил Федор, – ибо.

– Ибо, – продолжила его партнерша, – кто попал сюда назад не возвращается.

– Это остров мертвых, – ответил Федор, даже не посмотрев на него.

– Да? Почему тогда их двое? – спросил Вова неизвестно по какой системе логики.

– Зачем везде искать разницу, если ее на самом деле нет? – спросил Федор.

– Какую разницу ты заметил, Федор, что оказался здесь, на мертвом острове? – почти прошептал Владимир.

– Разницу между живыми и принесенными в жертву.

– Ты хотел сказать, между мертвыми и принесенными в жертву? – переспросил Владимир.

– Да, пожалуй, это более актуально. У меня есть время выбраться отсюда, а если нет – значит к живым уже никогда не вернусь. Помоги мне, Вигрис.

– Так-то бы, да, но сейчас я не чувствую себя Вигрисом.

– Это хорошо, я сообщу тебе новость, которую ты не знаешь, – сказал Федор.

– А именно?

– Ты не сможешь выбраться отсюда.

– Спасибо, что вовремя сказал.

– Ты Ромин.

– Как Ромин я смогу выбраться, ты это имеешь в виду?

– Да. Ты убьешь де-легата, который прибудет сюда для нашей ликвидации, и сможешь войти в окружение И Гро под его именем.

– Как?

– Они тебя не узнают.

– Почему?

– Измена мельтешит между ними настолько быстро, что буквально перестают узнавать друг друга в лицо. Только по паролю.

– Как я его узнаю?

– Когда убьешь его – спросишь, ему будет уже всё равно, поэтому, я думаю, отдаст.

– Ты уверен?

– По крайней мере, точно отдаст за небольшое вознаграждение.

– Отдашь ему свою шпагу, чтобы мог какое-то время обороняться от чертей.

– Прошу прощенья?

– Здесь мертвые, принесенные в жертву полностью вряд ли умирают – по крайней мере мне об этом ничего неизвестно.

– И продолжают сражаться с прибывающими на этот остров для жертвоприношения.

– Из другого мира, или с другого острова, как в Робинзоне Крузо?

– Не знаю точно, я просто слышал краем уха, и поэтому думаю, что сражаются они с прибывающими с материка сюда.

– Кто, кто прибывает сюда?

– Так вот, как ты прибыл, так и прибывают, чтобы избавиться от лишних людей.

– Просто так нельзя убить?

– Нет. И знаешь почему? Они боятся, что убитые сами придут за ними. А так, как ты, как я, и эти две, в сеть попавшиеся телки, так вечно и будут болтаться, как индейцы в своей резервации в надежде, что и им когда-нибудь разрешат построить своё казино.

Главное не забудь своего имени. Оно у тебя записано где-нибудь в надежном месте?

– У тебя записано?

– Нет, но мне повезло, что ты вспомнил меня, что я и есть легендарный Федор – переводчик И Гро с польского. Жаль тебе не могу ответить взаимностью: не знаю я тя, мил хомо сапиенс.

– Зря ты это сказал, – ответил Владимир, ибо теперь и я начал забывать о себе некоторые очень важные вещи.

– Попроси одну из этих дам сделать тебе наколку на плече.

– На плече? Я не проститутка Александра Дюма.

– Хорошо, тогда на жопе, чтобы никто не видел, ибо, надеюсь, купаться ты будешь не на отмели, где всё видно, а зайдешь хотя бы по пояс.

– Очень правильное замечание, только я, сэр, не вижу здесь двух красоток, про которых ты мне распространяешься уж полчаса.

– Время не имеет значения.

– Вообще, или здесь?

– Здесь в частности.

Девушка сделала ему наколку на груди, и он только все время переспрашивал:

– Ты какими чернилами мне написала эту историю?

– Я уже три раза сообщала вам, сэр, что синими.

– Ты говорила фиолетовыми.

– Не понимаю, в чем разница.

– Может быть, ты вообще цвета не различаешь?

– Они разные, серьезно? Более того, чем тебе не нравится красный цвет?

– У тебя уши есть?

– Естественно.

– Я – Ромин.

– Спасибо, сэр, я не знала.

Владимир хотел прояснить, куда делась вторая Кобыла, или ты и есть Кобыла, тогда непонятно:

– Где теперь Елка? – но не мог уже точно определить, Елку и Кобылу видел именно здесь, а не в другой пространственно-временной ориентации.

Вчера или позавчера, как это возможно? А с другой стороны, вполне возможно, если время здесь не имеет такого большого значения, как бывает обычно.

– Здесь секс бывает?

– Думаете, будет легче перед боем?

– Да, мэм, ибо я почти абсолютно не умею держать шпагу.

– Хочешь потренироваться на мне? Тренируйся вон на нем.

И, о ужас, с берега поднимался человек, как будто шел на свидание с Жаном Клодом Ван-Даммом, а именно:

– Сначала была видна только его шляпа, потом ниже, ниже, еще ниже – что значит, шел он на руках, в целях большей конспирации.

Владимир хотел было бежать, так как с претендентом на ноги-ножницы встречаться не хотел абсолютно даже при условии, что получит на этот бой доспехи Жана Клода Ван-Дамма.

И эта дама, как цыганка, вдруг раскинула перед ним карты:

– Выбирай свою дорогу!

– Не хочу.

– Тогда так и выйдешь голым, без оружия.

И он вытянул то, о чем, как говорится, мы так долго мечтали:

– Дар Тань Ян.

– Я не хочу быть китасем, – от испуга даже зашепелявил Вова.

Но потом вспомнил молодость, и пока не мог понять только одного:

– Как его победить, если.

Да, друзья, мои, так-то предполагалось, что внизу у него голова, если к солнцу тянутся ноги, а получилось:

– Ни-ше-го.

– Не пугайся по мере возможности, – сказала Елка, – я тебя поддержу, если что.

Вова вынул шпагу, и понял, что сражается не с каким-то раком Руки-Ножницы, а перед ним обычный головорез-убийца, владеющий смертельными ударами с двух рук.

– Как змея, – разъяснила ему Елка, – не бойся, это тоже самое, что у нее есть и жало, и всеобъемлющий хвостяра.

– Мэм, я не справлюсь, простите, первый раз боюсь.

– Пойми, что ты близок к полному уничтожению, и силы должны появиться.

– Нет, наоборот, у меня всё валится из рук. Где Федор?

– Ай доунт ноу.

– Найди его, скажи пусть поможет, иначе ему тоже отсюда не уйти.

– Нет, милый, он уже проплыл половину пути, а человек, почуявший, что умирать пока не надо, уже не повернет голову назад.

– Хорошо, ты можешь мне помочь?

– Как?

– Отвлеки его внимание, чтобы я мог собраться с мыслями.

– Он не такой, чтобы броситься на меня.

– Почему?

– Ну, если он людоед, то на меня не позарится, я худая.

– А, эта, как ее, Кобыла?

– Она ничего, но, увы, поздно, ты выбрал меня – значит она в обиде, и только о том и мечтает, чтобы принять участие. Но для этого ты должен показать ей, что уже разлюбил меня, и мечтаешь питаться только её радиоволнами.

– Пусть скажет, как.

– Я сама тебе это сообщу: ты должен убить меня.

– Я не настолько тебя ненавижу, и не до такой степени люблю ее, чтобы заняться мародерством.

– Тогда беги! – крикнула она, чтобы перестал стесняться методов маневрирования в условия превосходящих сил противника.

Тем не менее, Владимир боялся повернуться и отступал задом. Как рак. И видимо, в глазах у киллера помутилось, он обогнул его, как петля авиатора Нестерова, но не вернулся, чтобы зайти в хвост, а так и ушел вдаль.

– У меня есть время, чтобы переплыть этот Финский Залив? – спросил Вова Елку.

– Время относительно.

– Что это значит?

– Ты не сможешь войти в воду, пока не убьешь его.

– У меня такое предчувствие, что это не те люди, которые жили пятьсот лет назад, а пришельцы, чужие, в которых И Гро трансформировались, побывав после смерти в далеких мирах.

– Может быть.

– Но, скорее всего, наоборот, – сказала появляясь, как из-за куста Кобыла, – они и тысячу лет назад прилетели сюда такими.

– А вы?

– Мы, – переспросила Кобыла, но ответить не успела: монстр НН – Ноги-Ножницы прыгнул на нее, отчикал голову, и сыграл ей обеими руками поочередно:

– Яблочко, куда ты катишься. – После этого дыхнул на нее пламенем, как отряд Рядового Райана по немецким пулеметчикам, и зажарил.

Думали, съест, но он погнал ее к морю, как будто хотел доказать Пели или Гарринче, что не только просто так, но и вместе с мячом бегает не хуже, не хуже, чем это делают чемпионы мира сейчас.

– Пока он увлекся мы должны уходить, – сказала Елка.

– Да, конечно, я согласен.

– Я сама здесь, как робот, ты должен меня включить на соответствующую волну.

– Мэм, за радио дело меня выгнали из техникума.

– Не рассуждай, как незнающий – скажи, как знающий.

– Спасибо за подсказку, мэм.

И было:

– Я Кошка, – мяукнул он, и после этого они слились в одно целое, и почти без труда переплыли залив, отделявший из от турбазы Светлячки Социализма.

Только пару раз голова, а точнее, ноги этого ненасытного стриптизера, покрутились на поверхности воды, но так ничего и не увидели. Имеется в виду, не увидели самой воды, ибо она перед ним расступалась и, похоже:

– От страха.

Владимир на берегу поклялся Елке, что:

– Больше моей ноги не будет на грязных ступенях этого пионерлагеря, переделанного для приманки в турбазу.

– Послушай, милый? – спросила Елка, когда они остановились на противоположной стороне тротуара от ресторана Центральный – Лас Вегас в простонародии:

– Ты бармен или директор этой забегаловки.

– Вот это ты правильно промямлила, – отрыгнулся почему-то соленой водой Вова, как будто только что переплыл Финский Залив или прошел Мертвое Море, как по суху, но только почти, ибо хлебнуть, как всем ему тоже пришлось, и отнюдь не Хеннесси, мэм.

– Я леди.

– Хорошо, щас посмотрим.

– Я готова.

– Иди постучи в дверь и скажи, что у тебя есть деньги.

– Никто не поверит.

– Почему?

– Здесь надо дать, чтобы поверили.

– Так дай.

– Прямо при тебе, что ли?

– Сунь ему потихоньку в руку, чтобы я не видел.

– Деньги?

– Ну-у, да, деньги, конечно.

– Ты мне не давал ничего, милый, – сказала она, и чуть не заплакала.

– Проверь карманы, милая, – сказал я, поняв, что что-то произошло, но что – непонятно, кроме только того, что кто-то назвал меня:

– Бурбон. – Окликнули, да, это точно, но оглядевшись по сторонам понял:

– Как в Мастере и Маргарите – улица совершенно пуста.