Текст книги "За Родину! За Сталина!"

Легко можно представить себе Киселева, сидящего без головы в директорском кресле и успешно руководящего каналом ТВ-6. Но представить Великую Отечественную войну без взятия Берлина невозможно. И только этому Киселеву может быть непонятно, как такое блистательное завершение войны усилило нашу позицию на предстоявших мирных переговорах. Без него многое было бы невозможно. Увы, политика иначе не делается… К слову сказать, начальник штаба американской армии генерал Дж. Маршалл, тот самый, который позже придумал «план Маршалла», писал о Берлинской операции: «Хроника этой битвы дает много уроков для всех, кто занимается военным искусством (А ведь Киселев постоянно занимается! Даже странно, что до сих пор не получил от Березовского звание генерала. – В. Б.). Штурм столицы нацистской Германии – одна из самых сложных операций советских войск в ходе Второй мировой войны. Эта операция представляет собой замечательные страницы славы, военной науки и искусства».

Маршал Жуков в плену у генерала Киселева

Однако наши витринные гуманисты опять свое, и уже дуэтом: «Но какие жертвы! Какие потери! Жуков в своей книге назвал цифру: «Взятие Берлина – 300 тысяч загубленных жизней». В какой книге? У Жукова только одна книга – «Воспоминания и размышления». Снимаю с полки ее последнее трехтомное издание, в котором даже восстановлены те места текста, которые не вошли в прежние. Листаю страницы о Берлинской операции. И что ж вы думаете, православные, действительно нахожу слова: «около трехсот тысяч…» Господи помилуй, да неужто хоть на сей раз Киселев не укладывается в характеристику, данную ему Толстым? Вглядываюсь, читаю: «Советские войска в этой завершающей операции понесли большие потери – около трехсот тысяч убитых и раненых». Значит, во-первых, не только убитых, но и раненых, которых, конечно, было гораздо больше, в несколько раз больше, чем убитых. А как показывает медицинская статистика Великой Отечественной войны, 72 % раненых не просто оставались в живых, а возвращались в строй (энциклопедия «Великая Отечественная война». М., 1985. С. 440). Наши врачи творили чудеса. Недаром же 43 военно-медицинских работника стали Героями Советского Союза и свыше 115 тысяч врачей, сестер, санитаров были награждены орденами (там же). Во-вторых, у Жукова речь идет не только о штурме Берлина, а о всей Берлинской операции. Но она началась не у стен фашистской столицы, а еще в 60 километрах от нее 16 апреля и закончилась не взятием города 2 мая, а разгромом и пленением всей миллионной группировки 8 мая… Что ж вы делаете, спекулянты! Книгу-то не читали, а торопливо листая ее, схватили попавшуюся на глаза цифру и – во весь голос на всю страну! Да за одно это Киселева надо бы катапультировать из директорского кресла и заставить вместе с Гинзбургом объявлять погоду на завтра. Впрочем, и тут нет уверенности, что за мзду он не врал бы…

25 мая прочитал в «Комсомольской правде»: Березовский платит Киселеву 55 тысяч долларов в месяц. А еще гребет за свои пещерные фильмы. Вы только подумайте, ведь анекдотическая фигура – и такие деньги! Но – вполне понятно: это же цепной пес, с пеной на губах охраняющий воровскую хазу. А еще больше, что удивило меня в сообщении газеты, так это то, что у Киселева, оказывается, есть жена, может быть, и детки. Нет, не могу я представить себе этот усатый мешок с долларами в объятиях женщины, не в силах вообразить, что такому порождению ельцинизма невинный ребенок говорит: «Папочка, купи мороженое…» Не могу… Киселев – самая типичная фигура эпохи негодяев. Именно для таких режим Ельцина – Путина создал обстановку процветания. Киселев и Сорокина вызывают гораздо более сильное желание катапультировать их, чем Сванидзе и Познер, потому что у них – русские родители.

Кто угодил в ад – Иосиф Бродский или маршал Жуков?

Да, потери в Берлинской операции, естественно, были немалые. Но надо понимать, что у нас в эту пору войны было уже подавляющее превосходство над противником во всем – и численное и качественное, а это, конечно, снижает потери. Против их 1 миллиона с лишним живой силы у нас было 2,5 миллиона, у них 10 400 орудий и минометов, у нас – почти 42 тысячи, у них 1500 танков, у нас – 6250, у них 3300 самолетов, у нас 7500… И потому потери были в несколько раз меньше, чем уверяют спекулянты. И многое делалось для того, чтобы свести их к минимуму. Сталин тогда сказал по телефону Жукову в ответ на его телефонный звонок о том, что хотелось бы больше сберечь людей: «Возьмем ли мы Берлин 2 или 3 мая, это не имеет большого значения. Я с вами согласен, надо жалеть людей, мы меньше потеряем солдат. Подготовьте лучше заключительный этап операции». За время войны и Сталин, и Жуков многократно требовали от подчиненных думать о цене успехов: «Надо жалеть людей…» Это полезно было бы помнить всем, в том числе генерал-полковнику в отставке Ю. М. Бошняку, бывшему начальнику Академии им. Жукова, любящему порассуждать о его жестокости.

Генерал армии В. И. Варенников подарил мне большую, прекрасно изданную книгу «Георгий Жуков. Фотолетопись». Издатели нашли в ней место и для трех стихотворцев, что дорогой Валентин Иванович едва ли заметил. Для каких стихотворцев? Откуда? Да из той же самой упомянутой нами когорты, представители которой красовались Девятого мая на экранах телевизора: Иосиф Бродский, Григорий Поженян, Галина Шергова… И все они об одном – о жестокости Жукова. Первый из них восклицает в стихотворении на смерть маршала:

 
Сколько он пролил крови солдатской в землю чужую!
 

Сказано не как о защитнике родины, а как о палаче или агрессоре. Жукову приходилось сражаться за родную страну больше на своей земле, а не на чужой. А при большом желании обвинить в «пролитии крови» можно любого полководца, в том числе самых уважаемых в народе, как, допустим, Кутузов. Это демагогия самого низкого пошиба. Дальше америка-нистый стихотворец задает вопрос: «Что ж, горевал?» И Поженян в своем бессвязном стишке отвечает: «Он солдат не жалел…» Бродский, получив такой ответ, продолжает:

 
Что он ответит, встретившись в адской области с ними?
 

То есть с погибшими солдатами. Вы поняли? Стихотворец уверен, что маршал и погибшие солдаты попадут в ад. За что? За то, что спасли Россию. За что же еще! Другого греха за ними не было. Ну, если Жукова – в ад, значит, Гитлера и его генералов – в рай.

Такие же гнусные строки и дальше:

 
Маршал, поглотит алчная Лета эти слова и твои прахоря…
 

Нобелевский лауреат решил блеснуть блатным словечком, неуместным и бестактным здесь, но не знает, что надо писать «прохаря» (сапоги). Так вот, Бродский это слово, а Жуков – сапоги. В каком мутном уме все это родилось. А ведь в издании книги принимали участие две старшие дочери маршала. Хорошо хоть, что потуги трех поэтических уроженцев русской земли перечеркнул в книге иностранец Дуглас Орджил: «В самых тяжелых боевых ситуациях Жуков заботился о том, чтобы добиться успеха малой кровью».

А сам маршал дал здесь такой вот содержательный материал для размышления о потерях: «На третий день операции на Халхин-Голе, когда японцы зацепились за высоту Палец и наступление затормозилось, у меня состоялся разговор с командующим фронтовой группой командармом 2-го ранга Штерном. Григорий Михайлович приехал ко мне на КП и стал говорить, что он рекомендует не увлекаться, а остановиться, перегруппировать за два-три дня силы для последующих ударов и только после этого продолжать окружение японцев. Я ему ответил, что война есть война, и на ней не может не быть потерь. Но если мы сейчас из-за этих потерь и сложностей отложим на два-три дня выполнение первоначального замысла, то произойдет одно из двух: или мы не выполним свой план вообще, или выполним с большим промедлением и с еще большими потерями. Из-за нашей нерешительности они могут в десять раз превзойти потери, которые мы несем сейчас, действуя решительно». Мастерство военачальника состоит в нахождении оптимального соотношения между размером потерь и весомостью успеха. Именно о таком мастерстве пишет генерал армии М. А. Гареев в своей книге «Маршал Жуков»: «Несмотря на упорное сопротивление японцев, Жукову удалось блестяще осуществить свой замысел. 6-я японская армия была окружена и уничтожена. Ее потери составили 61 тысячу убитыми, ранеными и пленными. Советские войска потеряли 18,5 тысячи убитыми и ранеными… Японское правительство обратилось с просьбой о прекращении военных действий».

Константин Симонов в своем замечательном военном дневнике на конкретном примере 107-й, впоследствии 5-й Гвардейской краснознаменной городокской стрелковой дивизии, одной из сотен, с цифрами в руках показал, чем в смысле потерь «была война для нас и для немцев в начале и чем стала для нас и для них в конце». Он писал, что, вспоминая историю войны, необходимо сравнивать усилия и жертвы с результатами. Так, по архивным штабным данным, «дорого заплатив в 1941 году за освобождение маленькой Ельни (4200 убитых и раненых), та же самая дивизия в 1945 году при взятии главной немецкой цитадели в Восточной Пруссии – Кенигсберга отдала всего 186 жизней». И писатель особо подчеркивал: «Цифры, которые я привожу, требуют душевной осторожности в обращении с ними, ибо любая самая малая в общей статистике войны цифра потерь все равно означает осиротевшие семьи».

Родина, «Интердевочка» и Чубайс

А с какой позорной для фронтовика развязной небрежностью говорил об этом же Тодоровский: «Мы потеряли 20 миллионов молодых людей. Это слишком большая цифра. Немцы, воюя с 39-го года, потеряли около 7 миллионов». Какая постыдно-пренебрежительная неряшливость во всем, какая ложь. Во-первых, что значит «слишком большая»? Ведь речь шла не о затратах на фильмы «Интердевочка» Петра Тодоровского или на фильм «Катафалк» его сына Валерия и даже не о средствах на подъем «Курска» – вопрос стоял о жизни и смерти народа и государства. Понимаете? О жизни и смерти. Если вам скажут, что вы или кто-то из ваших близких болен раком и на лечение требуется 10 миллионов рублей, не иначе, и время не терпит, промедление – это смерть, а деньги у вас есть, то, что ж, неужели вы будете торговаться и, рискуя жизнью, тянуть время: «Слишком большая цена! А нельзя ли миллиончика за три?., за пять?., за семь?» Нет цены, которая для спасения жизни была бы чрезмерной. Во-вторых, мы потеряли не только молодых, не только тогдашних ровесников Тодоровского, – на фронте были и пятидесятилетние. В-третьих, мы потеряли не 20 миллионов, а 28. Что, можно с чубайсовской людоедской лихостью сбросить 8 миллионов? Помните, как он – об этом писали газеты – заявил одному своему сотруднику? «Чего вы волнуетесь? Ну, вымрут 30 миллионов. Так они ж сами виноваты: не вписались в наши реформы. Не беспокойтесь, русские бабы еще нарожают…» В-четвертых, да неужто вам, фронтовик 44-го года, не приходилось встречать хотя бы такое совершенно в духе Чубайса заявление Геринга, сделанное в ноябре 1941 года: «В этом году в России умрет от 20 до 30 миллионов человек. Может быть, даже хорошо, что так произойдет; ведь некоторые народы необходимо сокращать». Какие народы? Прежде всего русский. И ведь почти довели до 30 миллионов-то, правда, не за один год. Тут уместно заметить, что Чубайс как мыслитель шагает в ногу не только с Герингом, но и с самим Гитлером. Тот в свое время заявил: «Я освобождаю человека от унизительной химеры, называемой совестью». Эту же мысль Чубайс в обращении к единомышленникам по Союзу правых сил выразил лучше, чем Гитлер – короче и энергичней: «Больше наглости!» И среди изысканных хакамад Союза никто ему не возразил. Принято к руководству. Но мало того, сам наш драгоценный президент, обожатель «духовных ценностей», не так давно всенародно изъяснялся в любви к этому выродку.

Гитлеры, Ельцины, Чубайсы приходят и уходят…

А неужто неведомо вам, Тодоровский, старому человеку, что миллионы и миллионы наших национальных потерь – это гражданское население, это псковская деревня Красуха, где в 43-м году немцы заживо сожгли 280 жителей, это белорусская Хатынь, где в том же году немцы сожгли и расстреляли 149 человек, в том числе 75 детей, это украинский Бабий Яр с его Сырецким лагерем смерти, где в 41-м—43-м годах было истреблено больше 100 тысяч украинцев, евреев, русских, это 260 лагерей смерти в одной лишь Белоруссии… Хоть бы о евреях-то вспомнил, Петр Ефимович, если вам с Чубайсом русские миллионы ничто… Неужели вы, фронтовик и создатель фильмов о войне, никогда не задумывались о характере немецких данных относительно наших боевых потерь? Вот вам один примерчик для размышлений. В свое время немцы объявили, а позже их историки да мемуаристы писали, что осенью 1941 года восточнее Киева они взяли в плен 665 тысяч солдат и офицеров Юго-Западного фронта. Но, как известно, к началу – к началу! – операции Юго-Западный фронт имел в своем составе всего 627 тысяч человек. Часть их, конечно, погибла в ходе довольно долгих и упорных боев, часть успела отойти, не попала в окружение, и 150 тысяч вырвались из него. Как видим, к названной первой цифре требуется весьма существенная поправка, а признать ее реальной можно только в том случае, если в число военнопленных немцы включили и мирных жителей, которых угнали в рабство, что делали они постоянно.

Тут же полезно вам сообщить: немецкие историки пишут, что Германия захватила в плен около 5 миллионов советских солдат и офицеров. А после войны вернулись из плена лишь 1836 тысяч. Если первая цифра верна, то где же остальные более 3 миллионов? Когда однажды я с таким вопросом о наших 60 тысячах красноармейцев, попавших в 1920 году под Варшавой в плен к полякам, обратился к Эмилю Кардину, известному знатоку всего на свете, в том числе всех войн, он уверенно и спокойно ответил: «А они натурализовались в Польше». Как легко и просто! Словно речь идет об одном советском еврее, переселившемся в Израиль. Да ведь и евреи не все приживаются там. А тут такая масса русских, и так все столь пламенно полюбили чужую католическую страну, что ни один не пожелал вернуться на родину – к женам, матерям, детям. Так что, Тодоровский, не обращайтесь к универсалу Кардину с вопросом, что стало с нашими пленными в Германии. Лучше разбудите лютые тени Гитлера или Геринга, а всего лучше – Гиммлера. Генерал Гареев в данном случае совершенно верно пишет: «Если бы Красная Армия, придя на немецкую землю, поступала по отношению к мирному населению и военнопленным так же, как фашисты – к советским людям, то соотношение потерь было бы другим, но этого не случилось. И не могло случиться». Почему? Да потому, что Сталин сказал: «Было бы смешно отождествлять клику Гитлера с германским народом, с германским государством… Гитлеры приходят и уходят, а народ германский, а государство германское – остаются». И сказал он это не после войны, как уверял Ф. Бурлацкий, по собственному определению, мыслитель «сайентистского склада ума», бывший редактор «Литгазеты» и вышедший в тираж знаток Макиавелли, – это Сталин сказал в начале войны, в труднейшую для нас пору, 23 февраля 1942 года, когда немцы были еще в 150 верстах от Москвы. А когда в конце войны, 11 апреля 1945 года, в «Красной звезде» появилась статья Ильи Эренбурга «Хватит!», в которой он изображал Германию единой зловонной клоакой: «Все бегут, все мечутся, все топчут друг друга… Некому капитулировать. Германии нет: есть колоссальная шайка…» – когда такая статейка появилась, она немедленно и решительно была осуждена партией в статье «Товарищ Эренбург упрощает» («Правда», 1945 г., 14 апреля). И вскоре выяснилось, что капитулировать в Германии есть кому. Именно такой позицией партии и правительства, всего народа объясняется тот факт, что из советского плена вернулись в Германию 1 930 000 немцев, – все, кроме тех, что за это время умерли от болезней и ран.

Молодая русская княжна против старого еврейского болтуна

А что стоит, фронтовик Тодоровский, за вашими словами о том, что вот, мол, немцы воевали с 1939 года, а потеряли всего «около семи миллионов»? Запишите: в войне против Польши в 1939 году вермахт потерял 10 600 убитыми и 30 300 ранеными, против Франции и англичан в 1940-м – 27 074 убитых и 111 043 раненых. Таковы потери в двух самых больших агрессиях. Но картина катастрофически изменилась при нападении на Советский Союз. Это вынудило Гитлера в январе 1943 года издать декрет «О всеобщем использовании мужчин и женщин для обороны империи», то есть провести тотальную мобилизацию, охватившую мужчин в возрасте от 16 до 65 лет и женщин от 17 до 45. Некоторые авторы уверяют, что все-таки моложе 17 лет немцы в армию не брали. Но вот что русская княжна Мария Васильчикова, приятельница графа Шуленбурга, работавшая в министерстве иностранных дел Германии, записала 3 мая 1943 года в своем знаменитом «Берлинском дневнике»: «Герберта, пятнадцатилетнего сына Бредовых, призывают в войска противовоздушной обороны». 17 июня: «Д-р Сикс вызвал меня, чтобы обсудить новое иллюстрированное издание. Он просто не понимает, что уже нет возможности издавать журнал с иллюстрациями или без: все, кто для этого необходим, давно мобилизованы». 28 июля: «Геббельс (надо полагать, в осуществление и развитие декрета Гитлера. – В. Б.) объявил всеобщую мобилизацию гражданского населения. Он, очевидно, надеется, что, когда призваны все взрослые жители, свержение режима станет невозможным». 31 июля: «В министерстве полный кавардак. Провозглашение «тотальной войны» Геббельсом вселило во всех ужас. Наш отдел информации обязан высвободить 60 процентов персонала: мужчины пойдут на фронт, женщины на военные заводы». Саму княжну тоже из министерства направили работать в госпиталь. 15 февраля 1945 года она записала: «Большинству раненых либо уже за пятьдесят, либо нет и двадцати. В основном это только что призванные». 12 марта: «Не хватает не только гробов: родственники вынуждены сами рыть могилы, так как все могильщики призваны…» Как видим, мели подчистую: от пятнадцатилетних до могильщиков. Это подтверждает и кинохроника: есть известные кадры, где Гитлер идет вдоль строя новобранцев, останавливается, может быть, у того самого пятнадцатилетнего Герберта и похлопывает его по щеке. Уж кто-кто, а кинорежиссер Тодоровский должен бы знать эти кадры и принять в расчет, прежде чем пускаться в рассуждения о немецких потерях. Записи княжны Васильчиковой и смысл кадров кинохроники подтверждаются тем, что писал маршал Жуков о посещении в мае 45-го года одного госпиталя для немцев: «Первое, что мне бросилось в глаза, это то, что большинство раненых были юноши, почти дети, от 15 до 17 лет. Выяснилось, что это фольксштурмовцы из разных отрядов, сформированных в Берлине в начале апреля».

Тодоровский и Гальдер о неразберихе

А еще сидевший дома и в 41-м, и в 42-м, и в 43-м годах Тодоровский сказал: «В сорок первом году на фронте была полная неразбериха. Немцы бежали впереди, а наши шли сзади». В таком юмористическом духе рисует он с чужих слов картину трагических дней, которую сам-то не видел. Неразбериха? Оттуда, из сорок первого года, русскому еврею отвечает немецкий генерал Гальдер: «27 ноября. Наши войска накануне полного истощения материальных и людских сил…» «29 ноября. Войска 2-й танковой армии встречают растущее сопротивление у Каширы. Наши авангарды вынуждены отойти…» «5 декабря. Противник прорвал наш фронт в районе восточнее Калинина… В группе армий «Центр» возникла некоторая неразбериха…» Некоторая… Которая вскоре кончилась разгромом…

Тодоровский: «Я пришел (!) на фронт (словно речь об Одесской киностудии. – В. Б.) в 44-м, когда все-таки (!) получалось, то есть (?) смертей хватало (!). Я потерял близкого друга. Я видел много смертей и даже невинно (?) погибших…» Так изъясняется художник. Растолковал бы хоть, что такое на фронте невинно погибшие. А остальные что, виноватые? Перед кем – перед оккупантами, поскольку истребляли их?

А что касается 1944 года, когда «смертей хватало», но кое-что «все-таки получалось», то полезно напомнить Тодоровскому, что же именно тогда получилось. Так вот, была успешно проведена 21 наступательная операция, 10 из которых – крупные, в том числе знаменитая по размаху и эффективности операция «Багратион». В ходе этих операций были окружены и ликвидированы витебская, бобруйская, минская, кишиневская и будапештская группировки врага – одна другой крупнее. Так, восточнее Минска было взято в плен 105 тысяч немцев, в том числе – 12 генералов; в Ясско-Кишиневской операции – 208 тысяч и 25 генералов… В том же году была полностью восстановлена государственная граница, и Красная Армия вступила на территорию Румынии, Польши, Чехословакии, Венгрии, а 17 октября – в Восточной Пруссии перешли границу Германии. Наконец, в том же году, еще в январе – феврале, полностью снята блокада Ленинграда. Вот что у нас «все-таки получалось», а у немцев уже ничего отрадного для них не получалось… Из всего этого следует вывод о полной неразберихе в уме Тодоровского.

Как спасали, спасают и будут спасать рядового Райана

Киселев все никак не может угомониться и с акцентом жителя Оклахомы спрашивает: «А вы смотрели, Петр Ефимович, американский фильм «Спасти рядового Райана»? Ах, какой шедевр!.. Там рассказывается, как ради спасения одного-единственного рядового солдата была проведена целая армейская операция. Вот он, истинный американский гуманизм! И там же все на документальной основе!..» Тодоровскому фильм понравился не шибко, но этот-то блаженный верит, что там все – святая правда… Да что ж это за «армейская операция» на фронте, в которой не погиб ни один человек? А если, как всегда бывает, кто-то погиб, то какой же смысл в таком спасении Райана, даже если бы это был Евгений Рейн – большой поэт, великий переводчик, автор двадцати сценариев, почитатель и друг Иосифа Бродского, воспитанник Ленинградского института холодильной промышленности?

Тодоровский подхватывает, но как-то косноязычно: «Ну, американцы на это… чтобы сохранить свою живую силу…» И дальше – ни слова об американцах. А ведь можно было кое-что еще сказать о том, как американцы всегда и везде стремятся беречь себя за счет других. Генерал Гареев опять прав, свидетельствуя: «Пренебрегая общесоюзническими интересами и исходя исключительно из эгоистических национальных интересов, США вступили в Первую мировую войну лишь в апреле 1917 года, когда исход войны был предопределен» – то есть за полгода до капитуляции Германии. А что было во Вторую? Немцы захватили почти всю Западную Европу, разбили французов, вышвырнули и осатанело бомбили англичан – лучших друзей Америки, их танковые орды рвались к Москве, а ни один американский солдат еще не сделал ни единого выстрела. Почему? А во имя американского гуманизма, ради спасения рядового Райана. И только 8 декабря 1941 года, после того как японцы нанесли страшенный удар по их Тихоокеанскому флоту, они вынуждены были ввязаться в войну… Недавно стало известно, что, оказывается, на другой день после объявления войны Японии президент Рузвельт пригласил нашего посла Литвинова и сказал, что американцы ожидают немедленного вступления в войну и Советского Союза. Поразительный образец чисто американского гуманизма! В те дни, когда фашистская орда стояла у стен нашей столицы, он навязывал нам войну на два фронта! А сами, после бесчисленных обещаний Сталину, отважились открыть Второй фронт в Европе только в июне 1944 года, меньше чем за год до капитуляции Германии. Почему? А чтобы за счет Ивановых, Петровых да Сидоровых спасти рядового Райана. Ну, тогда, в декабре 41-го, Сталин через Молотова и Литвинова должным образом ответил Рузвельту…

А на каком высочайшем гуманистическом уровне закончили американцы войну против Японии! Взяли да сбросили на мирные города две новехонькие атомные бомбочки и отправили на тот свет, искалечили сотни тысяч людей. Как при завоевании Америки у конкистадоров были порох и оружие, неведомые аборигенам, так и здесь. А зачем были эти бомбочки, когда вскоре после вступления в войну могучего Советского Союза она практически закончилась и Япония была обречена? Да все из-за той же нежной заботы о рядовом Райане, которая так умиляет русско-еврейских умников с ТВ-6. И вот вам результат: за всю Вторую мировую США потеряли 405 тысяч убитыми. Англия тоже берегла своего Райана – 375 тысяч. А Югославия и Польша, допустим, не имели возможности беречься за морским проливом или за океаном, и вот итог: 1 миллион 706 тысяч и 6 миллионов. О нас уж не говорю…

Тодоровский завершает тему, как и следовало ожидать, в духе Бродского и Поженяна: «А у нас, конечно, человеческая жизнь ничего не стоила…» Хоть бы своего погибшего на войне брата постыдился…

Разные судьбы

Многие с увлечением читают книгу А. Паршева «Почему Россия не Америка». Интересная книга, но автор все объясняет суровостью нашего климата и благодатностью американского, а также обширностью России и «компактностью» США. Действительно, это имеет важное значение на начальных этапах экономического развития, но, как пишет в «Голосе коммуниста» № 3 Борис Болтин, сотрудник Института мировой экономики и международных отношений РАН, «чем дальше это развитие заходит, тем меньше зависимость от природных условий». В самом деле, взять хотя бы различие в размерах территорий. Оно сглаживается ныне благодаря мощным скоростным средствам транспорта и всеохватывающим средствам связи. Б. Болтин обращает внимание на другое. Он напоминает сильно забывчивым, вроде Солженицына, что и до революции Россия сильно отставала от США: даже в 1913-м, самом благодатном году, по объему ВВП на душу населения США превосходили нас в 3,3 раза. А дальше – «ураганы Гражданской и Великой Отечественной войн, уничтожившие треть национального богатства, созданного ценою труда и лишений нескольких поколений». Да, именно так. Только странно, почему, во-первых, не названа еще и Германская война, ураган которой ведь тоже бушевал главным образом не на немецкой земле, а на нашей. Во-вторых, следовало бы подчеркнуть, что после Гражданской войны 1861–1865 годов, весьма «скромной» по сравнению с нашими войнами, то есть вот уже почти 150 лет на земле рядового Райана не разорвался ни один чужой снаряд, не упала ни одна бомба, не говоря уж об оккупации. Следовательно, ни пожаров, ни разрушений, ни жертв. У Америки по ее географическому положению почти всегда была возможность выбирать момент своего вступления в войну, привилегия не спешить с проведением той или иной военной операции, как не спешили они до июня 1944 года с открытием Второго фронта в Европе. У нас же с древнейших времен таких привилегий не было. Русь, Россия почти всегда оказывалась жертвой агрессии: печенеги, половцы, хазары, тевтоны, монголы, поляки. Наполеон, турки и англо-французы, японцы, Вильгельм, Антанта, Гитлер – «все промелькнули перед нами, все побывали тут». И не было времени на раздумья, а часто и на подготовку – надо было немедленно отбиваться. Отсюда и такое чудовищное соотношение людских потерь хотя бы во Второй мировой у них и у нас: 405 тысяч и 28 миллионов. Именно в этих данных самая главная причина, почему Россия не Америка. И именно это не желают знать хакамадистые Немцовы.

Война и без того была страшной…

Ни о чем у нас не любят в День Победы так со смаком побалакать, как о наших неудачах и потерях. Впрочем, это традиция давняя и как бы уже освященная временем, здесь сложилась своя непререкаемая «высокая эстетика потерь». Помните, еще о Гражданской войне была песенка «Орленок» —

 
Навеки умолкли веселые хлопцы,
В живых я остался один…
 

Как это случилось? Почему? Неважно! Главное, что из всех выжил один.

А потом уже и об Отечественной:

 
Нас оставалось только трое
Из восемнадцати ребят…
 

В чем дело? Каким образом? Это факт героизма или чьей-то бездарности? Нашего неумения или превосходства врага? Неважно! Главное – что только трое.

Потом пущен был «документальный слух», что из участников войны рождения 1923–1924 годов в живых осталось лишь три процента. Особенно старательны в распространении этой выдумки были три писателя-фронтовика – Юрий Бондарев, Григорий Бакланов и Юлия Друнина. Им, видно, нравилось быть представителями «погибшего поколения». Я одного из них, инициатора байки, спросил, откуда он это взял. «Генералов расспрашивал», – ответил он. Господи, каких генералов! Как звать того генерала, который вел подсчет потерь по возрастам?.. Ведь эту выдумку опровергает простое рассуждение. Если взять участников войны по любому признаку – по возрасту, профессии, да хоть и по цвету волос или глаз – раненых всегда будет в несколько раз больше, чем убитых. Тем более если речь идет не о каком-то конкретном бое, отдельной операции, когда действительно могут, допустим, погибнуть только что прибывшие на фронт новобранцы одного возраста, – речь идет о большой и долгой войне, когда упомянутый закон соотношения убитых и раненых проявляется со всей полнотой и ясностью. А что же мы видим здесь? Получается, что погибли 97 процентов, а раненых и нераненых осталось только 3 процента. То есть все наоборот и притом в чудовищной пропорции. Бакланова мне удалось переубедить. Друнина вскоре умерла. А что думает Бондарев, не знаю… Между прочим, все мы четверо именно этого, будто бы погибшего возраста, как и большинство наших однокашников по Литературному институту, куда мы пришли с фронта осенью 1946 года… Рассказами о потерях нас потчевали и в минувший День Победы: «Из всей дивизии остался один батальон!»… «Из полка уцелел только взвод!»… «Из роты я остался один!»… Не было ни одного погибшего поколения, но была утрата лучших сынов отечества, из-за чего и стала возможна ельцинская контрреволюция…

Гуманист схвачен за руку

Кто не знает Владимира Познера! Познера Владимира знают все. Он тоже принял участие в праздновании Дня Победы, хоть и с некоторым запозданием. Он счел необходимым напомнить миллионам сограждан, что западные союзники приняли капитуляцию Германии раньше нас. Это произошло 7 мая во французском городе Реймсе, в ставке Эйзенхауэра. Союзники предложили 8 мая объявить о победе и об окончании войны. Да, было такое дело. Но советское руководство не согласилось с этой поспешной, односторонней и суетливой церемонией, в которой от немцев принимали участие второстепенные лица, а от нас поневоле участвовал один только И. А. Суслопаров, всего лишь генерал-майор, начальник нашей военной миссии при штабе союзников. Сталин тогда категорически заявил (Познер об этом, конечно, ни слова): «Капитуляция должна быть учинена как важнейший исторический акт и принята не на территории победителей, а там, откуда пришла фашистская агрессия – в Берлине, и не в одностороннем порядке, а обязательно верховным командованием всех стран антигитлеровской коалиции. Пусть ее подпишет кто-то из главарей бывшего фашистского государства или целая группа нацистов, ответственных за все их злодеяния перед человечеством» (С. М. Штеменко. Генеральный штаб в годы войны. Книга вторая. М., 1974. С. 441). Союзникам ничего не оставалось, как принять сталинские условия. И подписание Акта о безоговорочной капитуляции состоялось на другой день в Берлине, занятом Красной Армией. Его подписали высшие военные руководители Германии и приняли высшие военные руководители всех союзников. Днем Победы стало девятое мая.