Текст книги "На службе Отечеству!"

Страшнее немецкой оккупации

М. Швыдкой, известный революционер культуры, учинил в свое время теледискуссию, тему которой сформулировал как непререкаемую аксиому, как политический лозунг: «Русский фашизм страшнее немецкого». На клич Швыдкого сбежалось множество его шустрых соплеменников, согласных с ним. Красотой и умом не уступая Шарон Стоун, блистала наша доморощенная звезда русофобии Алла Гербер; затмевая всех трех Толстых русской литературы, ошарашивала своей мудростью Толстая Четвертая; двойник Бориса Немцова (у него их, как было у Саддама Хусейна, четыре – для ежедневных тусовок на всех телеканалах) пламенно травил баланду о фашистской сталинской эпохе; Глеб Павловский, глядя на нас поверх очков, как Арина Родионовна, пел нам песню, как синица тихо за морем жила, куда эмигрировала из России от русского фашизма… Их мобильность, единство и пламенность в обличении русского фашизма умиляли…

Но больше всего меня лично растрогал мой старый однокашник по Литературному институту Григорий Бакланов. Он же ветеран борьбы против русского фашизма. Воюет против него вот уже больше полувека, еще с тех пор, когда был Фридманом. В июне 1951 года он выискал одного русского фашиста и разоблачил его. И как вы думаете, кто это был? Представьте себе, ваш покорный слуга! Да, Гриша так и объявил: «Ты, Бушин, фашист!»

Ну, его, естественно, пригласили тогда на курсовую партгруппу, стали спрашивать, что он имел в виду. Может, есть сведения, что Бушин был надсмотрщиком или кочегаром в Освенциме? Вообще-то Гриша изрядно струхнул, но признать сразу, что брякнул сдуру и встать да извиниться перед однокурсником, не позволила ему его воспетая Багрицким «иудейская гордость». И он сказал, что нет, Бушин в Освенциме не работал, евреев не уничтожал, но все-таки человек он несоветский. Ну, совершенно несоветский! Напомню, что дело-то происходило в 1951 году, еще был жив-здоров товарищ Сталин. И вот оказывается, что в столичном институте обнаружен хоть и не фашист, но вопиюще несоветский человек, который со временем может стать и фашистом. Грише могли дать орден или квартиру…

Его спрашивают, в чем же Бушин несоветский? Да как же, говорит, вот я, как полагается советскому человеку, живу с женой душа в душу, а у Бушина с женой какой-то конфликт – разве это мыслимо для советского человека!

И знаете, он был совершенно прав: конфликт-то у меня действительно тогда случился, правда, не столько с женой, сколько с тещей. И как только пронюхал! Но этому доводу обличителя почему-то никто не придал значения.

А что еще? А еще, говорит, пошел он в юридический институт на обсуждение повести Юрия Трифонова «Студенты», все там записал и напечатал в виде своей статьи в «Московском комсомольце». Разве советский человек способен на это!

И опять правда! Был я в юридическом на обсуждении повести, и статья о ней в «Московском комсомольце» тоже была. Но тут даже Юрий Бондарев, все время хранивший толерантное молчание, хмыкнул от неловкости за своего наперсного дружка Гришу. А Женя Винокуров сказал: «Да неужели на пятом курсе Бушин не может сам написать рецензию? Не такая уж сложная штука эти «Студенты». А Бушин учился старательно».

А что еще? Больше у антифашиста ничего не было. Тогда парторг Миша Годенко сказал ему: «Извинись перед Бушиным и пригласи его в бар №4, угости пивом с сосисками. На этом собрание объявляю закрытым».

Этот пивной бар был рядом с институтом, на Тверском бульваре, но Гриша меня не пригласил, а через несколько дней примчался ко мне со своими добровольно-принудительными извинениями в Измайлово, где я тогда жил. Я сказал: «Да ладно, Бог простит». И мы пошли в Измайловский парк, я сводил его в «комнату смеха» с кривыми зеркалами, а он купил мне эскимо на палочке… Потом, уже в эпоху перестройки, в своем мемуаре «Входите узкими вратами» Бакланов описал все это как кошмарную историю, едва не загубившую всю его литературную карьеру. Чепуха на постном масле. Все кончилось именно так – «комнатой смеха» и эскимо на палочке.

Но все-таки, почему он назвал меня фашистом? Подозреваю, дело тут вот в чем. Однажды, когда мы узнали, что наш однокурсник Гриша Фридман вдруг напечатал что-то под псевдонимом Бакланов, кто-то из нас ему сказал: «Почему Бакланов? В фадеевском «Разгроме» есть такой персонаж второго плана. Но если брать псевдоним оттуда, то не лучше ли, Гриша, взять тебе имя главного героя повести – Левинсон?» Все засмеялись, а я, пожалуй, громче всех. Как же после этого не фашист!.. И вот прошло уже больше полувека, а он все рыщет в поисках русского фашизма. «Одна, но пламенная страсть…»

* * *

Возвращаясь к швыдковской телепередаче, нельзя умолчать о заключительной итоговой побасенке Бориса Немцова. (Говорят все-таки, что на столь важной передаче был сам, а не двойник.) Он сказал: «Однажды Черчилля спросили, почему в Англии никогда не было антисемитизма? Черчилль ответил: «Потому что англичане никогда не считали себя глупее евреев». Эту замусоленную побасенку обожают многие евреи. Ведь здесь сам «англичанин-мудрец» признает, что он всего лишь не глупее еврея. Как отрадно слышать. Но, ах, как тут все характерно! Вот бывает же так: скажет человек всего несколько слов – и сразу весь он, включая черепную коробку, как на ладони.

Во-первых, крайне характерно само обращение оратора к фигуре одного из самых лютых врагов России, без которой у пошляков демократии не обходится, пожалуй, ни одно появление на публике. Но пошляки не чувствуют, не видят своей пошлости. Во-вторых, это ложь, без чего Немцов шагу ступить не может. Никто такой вопрос Черчиллю не задавал, и никому он так не отвечал и не мог отвечать. Ибо, в-третьих, он знал историю своей родины и ему было доподлинно известно, что, допустим, в 1189 году в Лондоне случился еврейский погром. Слышите, Немцов? – погром, а не кинофестиваль. В 1262-м нефестиваль, увы, повторился. Историк Сесиль Рот, еврей, утверждает: «В 1278 году в Лондоне было повешено 267 евреев. Их обвинили в том, что они срезали с монет частички золота». Нельзя исключить, что среди повешенных был и незадачливый предок Бориса Ефимовича. Книга Андре Моруа «Жизнь Дизраэли» начинается так: «В 1290 году, в день всех святых, король Эдуард Первый изгнал из Англии евреев…»

Конечно, со временем просвещение делало свое дело, нравы смягчались, но и в 1858 году, когда Дизраэли, кажется, был уже министром финансов, член палаты общин Ньюдигейт в своей речи 22 марта сказал: «Я не верю, что еврей может быть хорошим членом парламента, ибо он прямой последователь Талмуда, тенденции которого аморальны, антисоциальны и антинациональны… Причина ненависти к ним лежит в иудаизме, который объединяет своих приверженцев на аморальных основах». В этом же году 12 июля не более ласковые слова произнес лорд Харрингтон в палате лордов: «Я возражаю против допущения евреев… Им безразлично, поддерживают они хорошие или плохие дела. Они всегда – величайшие враги свободы». Согласитесь, что до этих парламентариев их более позднему коллеге Пуришкевичу далековато…

Трудно допустить, чтобы Черчилль ничего этого не знал. Да ведь и сам сэр Уинстон 5 ноября 1919 года сказал в той же палате общин: «В советских учреждениях преобладание евреев более чем удивительно. И главная часть системы террора, учрежденного Чрезвычайной Комиссией по борьбе с контрреволюцией, была осуществлена евреями и еврейками. Такая же дьявольская слава была достигнута евреями в период террора, когда Венгрией правил еврей Бэла Кун». Маяковский сказал: «Достопочтенный лорд Черчилль в своем вранье переперчил…» Но это – по другому поводу…

Мало того, в Англии существовал и «Британский союз фашистов», который в своем отношении к евреям был несколько крепче, чем безалкогольное пиво. Фюрер этого Союза известный Освальд Мосли в свое время дважды и много лет был членом парламента, а некоторое время даже членом правительства. И действовал он столь активно в пользу фашистской Германии, что во время войны хоть и не сразу, но был интернирован, а «Союз» запрещен.

А Немцов знает только одно: еврей Дизраэли был английским премьером. Из этого факта он делает вывод: антисемитизма в Англии никогда не было и быть не могло!.. Ах, милок… Во Франции еврей Леон Блюм три раза был премьер-министром и дважды его заместителем. А француз Вольтер говорил: «Евреи являются не чем иным, как презренным народом, который сочетает отвратительное корыстолюбие с неугасимой ненавистью к народам, которые их терпят и на которых они богатеют… Они пресмыкаются, когда их постигает неудача, и высокомерничают при процветании дел… Эта маленькая нация не скрывает своей непримиримой ненависти ко всем остальным народам. Они всегда жадны к чужому добру, подлы при неудаче и наглы при удаче».

Какие жуткие слова! А ведь сто лет был властителем дум всей просвещенной Европы. Другой великий француз, Наполеон, если верить источникам, говорил: «Евреи являются нацией, способной на самые ужасные преступления… Они, как гусеницы или саранча, поедают Францию… К жидам относятся с отвращением, но надо признать, что ведь они действительно отвратительны; их также презирают, но ведь они достойны презрения… Я делаю все, чтобы доказать свое презрение к этой подлейшей нации мира». Вот тебе и Дизраэли. Вот тебе и Блюм…

Должен сказать, что все приведенные выше ужасные высказывания известных и даже великих людей о евреях я, старый человек, узнал совсем недавно. В советское время они не публиковались. И уже за одно это, швыдкие, вам надо молиться на советскую власть. А сейчас бесчисленные афоризмы такого рода – в книгах, что продаются на каждом углу. И появились эти книга как ответ на разнузданную наглость и русофобское бесстыдство швыдких. Из забвения, из небытия именно они вызвали эти книги к жизни, подтверждая правоту своего великого соплеменника Спинозы, утверждавшего, что антисемитизм евреи несут в себе.

После проведенной Швыдким теледискуссии «Русский фашизм страшнее немецкого» полезно будет нам устроить дискуссию «Швыдкой страшнее Геббельса», а потом в свете двустишия поэтессы М. – «Жидовское засилье страшнее немецкой оккупации». Аудитория – весь народ, в том числе – все честные евреи…

Впрочем, нет, мы не станем перенимать их наглую манеру. Мы сформулируем тему вопросительно: «Кто страшнее – Швыдкой или Геббельс?» А также: «Что страшнее – жидовское засилье или немецкая оккупация?»

О национальной кротости великороссов

И вдруг меня осенило: ведь «лицо еврейской национальности» это же не что иное, как бывшая «жидовская морда».

Б. Сарнов

У критика Бенедикта Сарнова три больших влечения: любит порассуждать на военную тему, неутомим в борьбе за культуру вообще, за русскую в особенности, за русский язык в частности, и, конечно, не может жить без обличений антисемитизма. Во всяком случае именно эти «три кита» резвятся в его книгах – «Перестаньте удивляться!» (М., Аграф. 1998) и «Наш советский новояз» (М., Материк. 2002).

С двумя последними из названных трех страстей все понятно: первая объясняется литературным образованием и профессией, вторая – национальностью. А вот страсть к военной теме в самых разных ее аспектах от довоенных знаков различия до вопроса о профессионализме наших военачальников и событий Великой Отечественной войны, – весьма загадочна. В армии человек не служил, на войне не был, а вот поди ж ты, судит-рядит.

Хотя бы со знаков различия и начать. Они, читаем в «Новоязе», были до войны такие: четыре кубика – капитан, одна шпала – майор, две шпалы – подполковник, три шпалы – полковник… И кто это ему сказал – Войнович, что ли, знаток армии? Ведь здесь все – чушь. Четырех кубиков вообще не существовало, а остальное было так: капитан – одна шпала, майор – две, подполковник – три, полковник – четыре…

В другом месте, не моргнув прозорливым глазом, пишет, что у нас «вчерашний полковник становился маршалом». Это кто же? Когда? Приведи хоть один пример. Где тот таинственный полковник? Сказать он ничего не может. А ведь опять чушь! Даже Булганин прошел необходимую иерархическую лестницу: будучи членом Военного совета Западного фронта, он, естественно, 6 декабря 1942 года получил звание генерал-лейтенанта, затем, оставаясь на фронте членом Военных советов других фронтов, стал 29 июля 1944 года генерал-полковником, 17 ноября 1944-го – генералом армии. И только 3 ноября 1947 года, после того, как был назначен министром Вооруженных Сил СССР, ему присвоили звание Маршала Советского Союза. А Берия стал маршалом, будучи наркомом, членом ГКО. Даже Брежнев попал в маршалы не из полковников, а все-таки из генералов.

Нетрадиционны были пути к маршальскому званию у Буденного, Ворошилова, Егорова, Тухачевского, но они же достигли в армии высокого положения в революционные годы Гражданской войны, а в такие времена традиции нарушались не только в России. Молчит же Сарнов о том, что никогда не служивший в армии Троцкий был наркомвоенмором да еще председателем Реввоенсовета страны, т. е. занимал в сущности маршальские должности.

Однако есть пример, когда не «полковник» даже и не «поручик», а рядовой стал «маршалом»: артист Сергей Бондарчук, сыграв роль Тараса Шевченко в одноименном фильме, сразу получил звание народного артиста СССР. И разве Сталин здесь ошибся?

Ворошилова критик объявил малограмотным, а Тимошенко и Буденного – вообще неграмотными. Какая лихость! Но я думаю, что они, не говоря уж о военном деле, даже литературу и русский язык знали лучше Сарнова. Уверен, что никто из них не написал бы, как он, о Мандельштаме и его жене, которых конвойные сопровождали в ссылку, так: «двое разнополых (!) людей под конвоем трех солдат». Тут хочется спросить: «А солдаты были однополые или разнополые?» Никто из маршалов не сказал бы, как он, «обмундиренные генералы» или «цивильное (вместо «мирское») платье митрополита», никто из них не употреблял слов, смысла которых, как он, не знал, и уж, конечно, ни один не стал бы глумиться над знаменитым партизанским командиром дважды Героем Советского Союза, не кончавшим Литературный институт, который однажды будто бы допустил орфографическую ошибку в слове «читал». Тем более, что над этим уже всласть похихикал раньше писатель Г.Бакланов, и Сарнов трусит по чужому следу…

С.М. Буденный, как известно, с двадцати лет, т. е. с 1903 года, служил в армии, там не было лекций профессора Асмуса по эстетике. Но вот что все же сказано в его аттестации 1921 года: «Прирожденный кавалерист-начальник». Я не слышал, чтобы о Сарнове кто-то сказал, что он прирожденный критик. Дальше: «Обладает оперативно-боевой интуицией». А где у Сарнова интуиция, если он даже известные цитаты из Пушкина и Шолохова приводит неверно? Дальше: «Кавалерийское дело любит и хорошо знает». А что Сарнов любит и знает хорошо? Ну, Галича («Знаменитый!»), Войновича («Замечательный!»), Алешковского («Прекрасный!»), Жаботинского («Мировая история идет не по Ленину – по Жаботинскому»), а также, разумеется, Израиль («Песок, на котором возвел свое национальное государство Израиль, стал камнем»).

Что дальше? «Недостающий общеобразовательный багаж С.М.Буденный усиленно и основательно пополнил и продолжает самообразование». Тогда ему было 37 лет, а позже, пополняя помянутый багаж, он окончил Особую группу при Военной академии им. Фрунзе. А Сарнов, как мы видели и еще увидим, из рук вон плохо пополнял свой багаж после окончания средней школы, а к старости многое и растерял из него. Наконец: «Буденный с подчиненными мягок и обходителен». Даже с подчиненными! А упоминавшийся выше герой-партизан в подчинении у Сарнова никогда не находился, но критик считает возможным вместе с Баклановым поглумиться над покойным героем.

Ну, а в итоге почти семидесяти лет своей службы в русской армии и участия во многих войнах Буденный был награжден четырьмя Георгиевскими крестами, четырьмя Георгиевскими медалями, стал Маршалом Советского Союза, трижды Героем, кавалером ордена Суворова первой степени, восьми орденов Ленина, шести орденов Красного Знамени и многих других наград. А Сарнов? Где его хоть какие-то медальки, звания, премии, наконец, аплодисменты? Как получил при окончании института одну литературную лычку, так с ней пятьдесят лет и ходит. Видимо, этим и объясняется тот странный факт, что критик особенно взъелся на Семена Михайловича, почившего в бозе более тридцати лет тому назад. В последней книге, как уже сказано, объявил покойника совершенно неграмотным, а в предыдущей не поскупился даже на отдельную клеветническую байку о нем.

* * *

Рассказывает, будто критик Г. Мунблит… Что за Мунблит? А тот самый, которого в свое время учил уму-разуму Шолохов, и сосед Сарнова по подъезду из квартиры 122 (соседи у него главный источник знаний и впечатления бытия). Будто бы этот Мунблит, впервые придя по какому-то делу к знаменитому адмиралу Ивану Степановичу Исакову, увидел у него в кабинете портрет Буденного и вопросил:

– Почему у вас здесь висит этот портрет?

Адмирал на такую бесцеремонность мог бы ответить пришельцу: «А какое ваше собачье дело? Мой кабинет – что хочу, то и вешаю. В чужой монастырь…» Но Иван Степанович сдержался и вежливо сказал будто, что это подарок самого Буденного. «Казалось бы, – пишет Сарнов, – вопрос исчерпан. Но не таков был Мунблит». Он продолжил свое хамство:

– Дело в том, что у нашего брата-литератора свой счет к этому человеку. Мы не можем простить ему Бабеля.

Во-первых, какое дело адмиралу до каких-то неизвестных братьев? Еврейских, что ли? Так бы и сказал. Пусть не вешают у себя портреты маршала, а ему-то что до них. Во-вторых, что же такое ужасное Буденный сделал с Бабелем, после чего его невозможно братьям простить даже спустя много лет, – голову снес шашкой на всем скаку или отправил в лагерь? Да нет, оказывается, в начале 1924 года он выступил в журнале «Октябрь» с резкой критикой повести Бабеля «Конармия». Так ведь тот написал свою повесть, побывав в Первой Конной журналистом, а Буденный был создателем и командующим легендарной армии. Это что, лишало командарма права на критику книги? Кто лучше знал армию – ее создатель и командующий или корреспондент?

Дело в том, пишет младший брат Сарнов, что Буденный «изничтожил» книгу старшего брата Бабеля. Книгу запретили, что ли, не издавали? Ничего подобного! В ее защиту выступил сам Горький, и не где-нибудь, а в «Правде». И с 1926 года по 1933-й «Конармия» переиздавалась 7 раз отдельной книгой и дважды в 1934 и 1936 годах включалась в сборники. Другие писатели могли об этом только мечтать. Но Сарнов обо всем этом – ни слова.

Что же было у брата Мунблита с Исаковым дальше? Автор сообщает, что тот «провел пропагандистскую работу» с адмиралом. О, это братья умеют! Разыскал где-то статью Буденного, притащил и «заставил прочесть, буквально ткнув адмирала носом». Подумать только, дело-то кончилось вполне благополучно, даже весьма успешно для писателя, и прошло уже лет 30—40, а Мунблит все не может забыть и успокоиться, землю роет. Но – «адмирал никак не прореагировал».

Прошло какое-то время, брат Мунблит опять у адмирала и видит, портрета нет, и он «с чувством глубокого удовлетворения» будто бы сказал:

– Я вижу, мой рассказ все-таки произвел на вас впечатление.

– Нет, я снял портрет не поэтому.

– А почему же?

– Семен Михайлович утверждал (!), что у него было четыре Георгия, но оказалось, что это липа. Я не счел возможным держать в своем кабинете портрет этого человека.

Поразительно! Ведь если средний брат пылал ненавистью к Буденному и мстил ему спустя лет 40 после его статьи, то младший так же пылает и клевещет, когда прошло уже почти 80 лет. Какая неуемная злобность!.. Нам при нашей русской кротости не понять это.

* * *

И.С. Исаков умер в 1967 году. С.М. Буденный – в 1973-м. Я решил позвонить Мунблиту, но, оказалось, что и он не так давно преставился. Как почти во всех байках и побасенках, что Сарнов рассказывает, в живых остался он один. Тогда, негодуя за клевету на покойного маршала, я раздобыл фотографию Буденного, где он был в 1916 году запечатлен со всеми крестами и медалями, и послал любезному однокашничку по Литературному институту с письмецом, в котором советовал: «Повесь, Беня, у себя этот портретик С.М. Буденного и молись на него ежедневно утром и вечером, как на своего спасителя, и проси у него прощения».

Скажите на милость, можно после такой подлой клеветы литературной штафирки на славного русского маршала верить ей хоть на три копейки и уважать хоть на пятак? Даже притом, что перепечатать свое вранье в новой книге, где много перепечаток, брат Бенедикт не решился…

К месту будет добавить, что Буденный получил даже не четыре креста, а пять.

Он рассказывает в своих воспоминаниях «Пройденный путь» (М., 1958): «За бой под Бжезинами все солдаты моего взвода были награждены медалями «За храбрость», а меня наградили Георгиевским крестом 4-й степени». А позже, говорит, произошла ссора с вахмистром Хестановым, который «пнул мне в лицо кулаком. Не стерпел я обиды, развернулся и ударил Хестанова. Он упал и долго лежал неподвижно. Солдаты молчали, пока кто-то не предложил свалить вину на коня Испанца».

А дальше произошло вот что:

«Полку приказано было выстроиться в каре. На середину вынесли штандарт. И вдруг я слышу команду:

– Старшему унтер-офицеру Буденному на середину полка галопом, марш!

Адъютант полка зачитал приказ по дивизии, что я подлежу полевому суду и расстрелу.

– Но, учитывая его честную и безупречную службу, решено под суд не отдавать, а ограничиться лишением Георгиевского креста».

Это, дорогой, посерьезней, чем твое исключение в Литинституте из комсомола в 47-м году. Никакой вахмистр Хестанов тебе по физиономии не врезал и расстрел тебе не грозил, хоть ты и намекаешь на что-то подобное, да и восстановили вскоре. А сейчас ты сам в роли вахмистра Хестанова, только тот один раз ударил молодого унтер-офицера, а ты без конца плюешь на могилу старого маршала.

Вновь крест 4-й степени Буденный получил на Кавказском фронте в бою за город Ван, во время которого его 3-й взвод 5-го эскадрона 18-го Северского драгунского полка захватил батарею из трех пушек; Георгия 3-й степени Семена Михайловича наградили за участие в нескольких атаках под Менделиджем; 2-й степени – за 22-дневный рейд по тылам противника; наконец, 1-й степени – за ночную разведку, во время которой было взято в плен шесть турецких солдат. А высокие советские награды были естественным продолжением и развитием этих Георгиевских…

А вы-то с Мунблитом сколько пушек захватили, сколько турок в плен взяли? Вы только по тылам Советской истории шастаете… Впрочем, возможно, что лгал здесь Мунблит, а Сарнов выступил в роли хранителя и популяризатора грязной лжи. Разделение труда между братьями…

После убийства в сентябре 1911 года русского премьер-министра Столыпина евреем Богровым отец убийцы публично заявил, что гордится сыном, а В. Розанов в декабре 1912 года писал в письме М. Гершензону: «После Столыпина у меня как-то все оборвалось к ним (евреям). Посмел ли бы русский убить Ротшильда или вообще «великого из них».

И вот спустя 90 лет еврей срывает четыре Георгиевских креста с покойного русского героя. Как я, интернационалист, могу к этому относиться? И представьте себе, вместо того, чтобы встать на защиту национальной чести, ему помогают в подлом русофобском деле русские работники издательства: О. Разуменко, З. Буттаев, М. Сартаков, Р. Станкова… А посмел бы русский, допустим, сорвать две Золотых Звезды с покойного генерал-полковника танковых войск Давида Абрамовича Драгунского, дескать, дали не по заслугам, посодействовал брат Мехлис и т. п.? Если бы и сыскался такой негодяй, перед ним несокрушимой стеной встали бы те же станковы-сартаковы, разуменко-буттаевы…

* * *

После фекальной попытки относительно Буденного и других наших маршалов Сарнов, естественно, попытался проделать то же самое с почетными званиями нашей страны: «Слово «герой» стало официальным званием: «Герой Советского Союза», «Герой Социалистического Труда». Введение такого звания уже самой процедурой его присвоения предполагало, что героем человека можно назначить». Да, конечно, можно «назначить», но – после того, как человек совершил нечто героическое. Тут поражает не столько злобность ума, сколько его бедность, полная неспособность к аналогиям и ассоциациям: ведь во всем мире существуют подобные почетные звания! Например, английская королева взяла и назначила супруга Галины Вишневской – рыцарем. Она присвоила ему звание «Рыцарь Британской империи». Чего ж Сарнов молчал? Почему не вышел с Мунблитом на Красную площадь с плакатом «Долой назначенных рыцарей!». Чего молчал и когда звание Героя давали Михаилу Ромму, Сергею Юткевичу или Даниилу Гранину?

Тут же читаем, что звание Героя у нас давалось «далеко не всегда заслуженно». Ну, об этом не тому судить, кто не имеет даже медальки «Восьмисотлетие Москвы». Но, конечно, бывало и так, что незаслуженно. Так где ж этого не бывает! И в Союз писателей, случалось, незаслуженно принимали и даже на работу в «Пионерскую правду». У Бога всего много…

Но вот началась Великая Отечественная война. Что об этом у Сарнова? Он прежде всего заявляет, что никакой организованной эвакуации населения не было. Как язык не отвалится! Ведь сам-то, как пишет, с папочкой и мамочкой тотчас оказался где-то за Уралом… Совет по эвакуации был создан 24 июня, на третий день войны. К лету 1942 года немцы захватили территорию, на которой проживало, как сказал Сталин в знаменитом приказе №227, более 70 миллионов человек. Целая Германия! Эвакуировать всех было просто невозможно, однако почти 10,5 миллиона все же эвакуировали, в том числе из приграничных западных областей: из Прибалтики – 120 тысяч, из Молдавии – 300 тысяч, из Белоруссии – 1 миллион, а также из Москвы – 2 миллиона, из Ленинграда – 1,7 миллиона и т. д. Да еще 2593 промышленных предприятия, из них 1523 крупных, таких, как Харьковский дизельный и Харьковский тракторный, важнейшие цеха Кировского, заводов «Серп и молот», «Электросталь», «Гомсельмаш», «Запорожсталь», агрегаты Днепрогэса и т. д. Да еще – 145 вузов, 66 музеев только из РСФСР, десятки библиотек, театров и т. д. Да еще 2,4 млн. голов крупного рогатого скота, 5,1 млн. овец и коз, 0,2 млн. свиней, 0,8 млн. лошадей (Великая Отечественная война 1941—1945. Энциклопедия. М., 1985, С. 801—803). Ничего подобного мировая история не знала.

13 декабря 1941 года Александр Фадеев докладывал Сталину: «Все писатели и их семьи (271 человек) были лично мною посажены в поезда и отправлены из Москвы 14 и 15 октября… Учтите, что свыше 200 активных московских писателей находятся на фронтах, не менее 100 самостоятельно уехало в тыл за время войны и 700 с лишним членов писательских семей эвакуированы в начале войны» (Власть и художественная интеллигенция. М., 1999. С. 476). Кто был впереди всех, мы теперь знаем.

Сарнов пишет: «Оставались многие. В том числе и евреи, не верившие советской пропаганде. Они были уверены, что слухи об антисемитской политике гитлеровцев сильно преувеличены. Все они, конечно, погибли». Так надо было верить советской пропаганде. Тем более что Гитлер находился у власти уже девятый год, и о его антисемитской политике были не слухи, а достовернейшие сведения. О ней, кстати, во весь голос кричали и советские фильмы «Профессор Мамлок», «Болотные солдаты», «Карл Бруннер», «Семья Оппенгейм», которые поставили по произведениям Фейхтвангера и других немецких евреев наши евреи: Е.И. Славинский, Г.Л. Рошаль, Г. М. Рапопорт, А.И. Минкин, – а евреи же, оказывается, им и не верили. Вот публика!

«Погибли мои бабка и дед, – пишет мемуарист. – Они жили не так близко от границы и вполне могли уехать. Но дед сказал, что помнит немцев по прежней войне. Это культурные люди, и бояться их нечего. На все уговоры он отвечал: «Что я, немцев не знаю?» Смерть их была ужасна: рассказывали, что после расстрела нацистами местных евреев несколько суток шевелилась земля…» Ну, шевелящаяся земля это избитый газетный штамп, однако же – царство им небесное, и еще хорошо, что внук не объявил их жертвами культа личности.

Впрочем, в другом месте книги он, видимо, проникшись дедовской верой в культурность немцев, все-таки снимает с нацистов ответственность: «В сорок втором деда и бабку убили. Считалось, что немцы. Но на самом деле, скорей всего, те самые мужички – «богоносные, достоевские». То есть русские. Спи спокойно, рейхсфюрер Гиммлер. У брата Бенедикта к тебе никаких претензий.

* * *

Итак, война идет, наши дела плохи, и Сталин, говорит наш историк, в отчаянии и страхе «вернул из лагеря Рокоссовского. И даже будто бы пошутить при этом изволил: нашел, мол, время сидеть». Да, Рокоссовский с 17 августа 1937 года находился под следствием, но Сталин, конечно, и не знал этого комдива (генерал-майора), одного из 993 довоенных генералов. А освободили его, восстановили в звании и вернули все награды не после драматического начала войны, а еще 23 марта 1940 года. И тут же назначили командиром 9-го механизированного корпуса. Как жаль, что Сарнов не служил там хотя бы каптенармусом.

Нет, он трудится писарем, опять берется за наших маршалов: «В первые же месяцы войны обнаружилась полная профессиональная несостоятельность всех советских маршалов… Ворошилов, Буденный не могли воевать с танками Гудериана, оказались вдруг профнепригодными». Этот литературный профессионал рассуждает о профессионализме военном, не подозревая даже о том, например, что Ворошилов с «танками Гудериана» не встречался… А что ж он молчит, допустим, о маршале Рыдз-Смиглы, а также о Кутшебе, Стахевиче, Шиллинге и других генералах Польши, которые командовали так профессионально, что правительство на шестой день войны бежало из Варшавы в Люблин, а еще через десять дней – в Румынию? Ведь у них все-таки была миллионная армия против полуторамиллионной у немцев. А каков профессионализм голландских и бельгийских военачальников, первые из которых капитулировали на четвертый день сражения, а вторые на седьмой день сдали свою столицу? А каковы их профессиональные короли и королевы, моментально оказавшиеся в Лондоне.

Наконец, что ты, инвалид, скажешь о профессионализме французских и английских генералов да адмиралов, если у немцев было 136 дивизий, а у союзников в целом все-таки 147 и к тому же они имели восемь месяцев для подготовки отпора, однако уже 12 июня, на 3З-й день битвы, генерал Вейган объявил Париж открытым городом, и 14-го немцы туда припожаловали? У тебя к союзникам никаких претензий? Или ты считаешь, что верх профессионализма – вовремя объявить столицу открытым городом? Хоть бы напомнил им, что у нас одна Брестская крепость продержалась дольше, чем их Париж, а Одесса – в два раза дольше, чем Париж, Брюссель и Амстердам вместе взятые.