Текст книги "Опер против «святых отцов»"

Глава 5

Дома Кострецов критически осмотрел содержимое холодильника. Он обычно набивал его разными полуфабрикатами, чтобы наспех можно было соорудить приличную еду. Но в замоте последних дней из провизии в морозилке осталась лишь пачка пельменей.

Сергей приготовил это незамысловатое блюдо и съел его, запивая пивом. Закурил и набрал номер телефона офиса архимандрита Феогена Шкуркина, полученного от Топкова.

– Добрый день, отец Феоген, – сказал он, когда архимандрит взял трубку, – это капитан милиции Кострецов. Мы с вами после убийства Ячменева познакомились.

– Спаси Господи, – басовито ответил Феоген. – Не очень в таких делах день добрый. Есть какие-то новости по убийству?

– Имеется подозреваемый.

– О, существенно!

– Хотел поговорить на эту тему. Можно к вам подъехать?

– Пожалуйста, товарищ капитан. Только вечером я в командировку уезжаю, поторопитесь.

Кострецов пристегнул подмышечную кобуру, накинул куртку. Сбежал из своей квартирки, которую ему выкроил новый хозяин этажа, по черному ходу на улицу. Там проходными дворами прошел в ОВД, взял машину и отправился в Отдел внешних церковных сношений патриархии в Свято-Данилов монастырь.

В обширном дворе монастыря капитан подивился окружающей старине и стеклянному входу монастырской гостиницы, модерново впаянной среди осадистых стен, взметнувшихся куполов, окошек-бойниц, очевидно келий. Поискал глазами, в каких амбарах тут могут быть табачные залежи, но даже наметанный опер-ский взгляд не смог определить их среди соборного великолепия.

В офисе ОВЦС капитана уже ждали и провели в кабинет Шкуркина, где благость икон органично сочеталась с монастырской опрятностью. Архимандрит же с острыми и удалыми глазками выглядел здесь так же неуместно, как модерн гостиницы на дворе.

Феоген указал Кострецову на стул рядом с его креслом у письменного стола. Когда опер приземлился, Шкуркин вдруг потянул широким носом и весело проговорил:

– Пиво любите?

Смутился капитан:

– Выпил бутылку за обедом.

– Да вы не робейте. Я это к тому, что могу кое-что покрепче предложить. Шампанское «Дом Периньон» например.

Кость замахал руками.

– Я в рабочее время только пиво себе позволяю. И то, когда в отдел не надо возвращаться.

Архимандрит отечески смотрел на него, как бы отчитывая провинившегося сынка.

– Зря от этого шампанского отказываетесь, – пробасил он. – Его французский монах Дом Периньон еще в семнадцатом веке случайно изготовил, а потом в его монастыре начали качественно производить.

– Чего только в монастырях не бывает, – вроде бы рассеянно произнес Кострецов. – Говорят, и табаком орудуют.

Шкуркин внимательно поглядел на него. Капитан решил: достаточно сказал, чтобы вывести Феогена из роли батюшки. Затем он продолжил:

– Так вот, убийца, которого пока не задержали, оказался из востряковской преступной группировки.

– Что вы говорите! – воскликнул Феоген.

– А что? О востряковских наслышаны?

– Не бандиты меня волнуют, а подконтрольная им территория. Ведь в тех краях резиденция его святейшества патриарха. Если востряковские уже на церковном Подворье в столице убивают, то вполне могут и его святейшеству угрозу создать. Хотя… – Архимандрит собрал бороду в кулак и загадочно усмехнулся.

– Вы, отец Феоген, что-то недоговариваете.

Архимандрит пошевелил толстыми губами.

– Уж не знаю, стоит ли эту тему затрагивать? Вы человек светский, а то – наши внутрицерковные дела.

– Какие же секреты могут быть перед оперативником угро, ведущим розыск по делу, в котором вашего компаньона убили? Ячменев, вы указали, патриархии по развитию паломничества помогал.

– Конечно. Буду откровенен. Тайну нашего разговора гарантируете?

– Обязательно. Это, как в церкви, тайна исповеди, – ободрил его Кострецов. Он видел, что Шкуркину не терпится какие-то данные ему выложить.

– Судите сами, товарищ капитан. Востряковские бандиты заказали колокола для звонницы местного храма. На самом большом сделали дарственную надпись от своего имени. Как вам нравится?

– Совсем не нравится, когда уголовники церковь щедро одаривают, а значит – подкупают.

– Ну вот, – сокрушенно вздохнул Феоген.

– Неужели им сам патриарх попустительствует? Должен же он об этом знать, раз неподалеку оттуда живет.

– Господи помилуй! – всплеснул ручищами архимандрит. – Не надо так о его святейшестве. За тот район Подмосковья отвечает викарный епископ Артемий Екиманов.

– Что же он за человек?

Феоген хитро улыбнулся.

– Ну вот. Опять вы в самую сердцевину церковных взаимоотношений вторгаетесь. – Он поддернул широкие рукава рясы. – Сами попробуйте справки навести. А я что могу сказать? Ну, есть такой кощунственный пример. Вот здесь, в Даниловом монастыре, организовал Артемий с некоей Лолой Шубиной некое издательство. Сам патриарх благословил их на роскошное издание сочинений Пушкина. И что же в первом томе вышло? Поэма «Гаврилиада»! Самое богохульное сочинение поэта. Пушкин там над девой Марией издевается, намекает на интимные отношения Богородицы с архангелом Гавриилом, бесом и голубем.

– Такой епископ вполне может и с братками подружиться.

Лицо Феогена радостно озарилось.

– Ну вот. Вы уже начинаете анализировать.

– Уж не предполагаете ли вы, часом, отец Феоген, что если Артемий связан с востряковскими, то и о готовящемся убийстве Ячменева он мог знать? – закинул удочку Кострецов наугад.

Шкуркин от удовольствия даже веки смежил, но пробасил:

– Господи помилуй! Что вы, товарищ капитан, опять такое говорите? О епископе! Ну вот, сразу видно – мирской вы человек.

– Говорю, что думаю. Для меня в расследовании должности или церковные саны роли не играют.

– Вот это правильно! – подхватил Феоген.

Опер прикинул, что раззадорившегося изложением «компры» архимандрита, пора и самого копнуть, пока бдительность утерял. Он неожиданно бросил:

– Как у вас дела с универсамом «Покров»?

– Что? – Феоген встрепенулся. – Вы откуда об этом магазине знаете?

– А как же? «Покров» на моем участке, на территории Чистых прудов.

– Ага, – произнес сразу сосредоточившийся Шкуркин, – что ж именно узнали?

– Отец Феоген, я – так называемый земляной опер, «Покров» на моей земельке. Несколько дней он уже закрыт. Я и поинтересовался.

– Ага, – повторил Феоген теперь это слово, как до того изнурительное «ну вот», чтобы успевать продумать ситуацию. – Ага. И что же вам ответили?

– То, что вы владели «Покровом» вместе с господином Белокрыловым, который работает в патриархии, – чеканил Кострецов, все же переживая: не проверил документально эти данные. – Что новые хозяева финансовым состоянием магазина недовольны.

– А вы побольше верьте этим черным, – злобно выдохнул Феоген, вмиг теряя вальяжность.

Опер усмехнулся.

– Странно слышать «черные» в ваших устах. Так кавказцев московская шпана называет и, возможно, епископ Артемий, если он общается с братками.

Феоген мрачно молчал, лишь вновь поддернул рукава рясы. Потом проскрипел:

– Не ищите, капитан, топор под лавкой.

– Это в каком смысле?

– В том, что у вас убийца Ячменева почти в руках, а вы мне – возможно, следующей жертве востряковских – грязные домыслы излагаете.

– Проверим эти домыслы.

Архимандрит побурел.

– Кострецов ваша фамилия? Я запомнил. Знаете ли, наш ОВЦС крепко с МВД дружит. Ездил я как-то вместе с вашим бывшим министром вместе в Израиль. По его просьбе, я оказал ему там большие услуги по нашему ведомству.

«Видимо, о Куликове речь. Он ведь вице-премьером в правительстве Черномырдина курировал Таможенный комитет. Наверное, по этой линии, с растаможкой сигаретных грузов с Феогеном они и побратались», – подумал Кострецов, а вслух спокойно произнес:

– Бывшие меня не волнуют. Да и не очень – сегодняшние, что должности, что саны. Я же вам говорил.

– Что-о? – упер в него глазки архимандрит. – Вы, капитан, понимаете, что это и о своих нынешних начальниках с большими звездами сказали?

Не мог подозревать Шкуркин, что перед ним сидит сам опер Кость, которого годами держали в простых «земляных» за сумасшедшее упорство, с которым он шел в любом розыске до конца, невзирая на лица. Именно поэтому легендарный Кострецов год назад раскрыл милицейскую банду в сам?ом Главном управлении уголовного розыска МВД.

Опер Кость взглянул на архимандрита и тряхнул головой.

– Понимаю, откуда у вас типично чекистские замашки. Вы ведь в офисе Лавры по работе с иностранцами еще когда подвизались. Не можете забыть хозяев из КГБ?

Феоген, задохнувшись от возмущения, прорычал:

– Иди отсюда своей дорогой, капитан. И больше мне на мозоли не наступай.

Опер встал, кинул на прощание:

– Поздно уже, пересеклись наши дороги, архимандрит. И на этом перепутье я еще постою.

* * *

Кострецов, хотя правду сказал Феогену, что после принятия пива предпочитает на службе не показываться, сегодня вернулся в отдел. Прошел в свой кабинет, где над бумагами корпел Топков, сел за стол, угрюмо посмотрел на лейтенанта.

– Сейчас встречался с архимандритом Феогеном. Будто бы в дерьмо ногой наступил.

– Начинаешь заглядывать под непроницаемые рясы?

– Лучше бы не начинал. Ходил до этого, любовался на кресты Антиохийского подворья, Меншиковой башней. Думал: во всей стране разброд, но уж в церкви-то порядок. А они – в самом вареве, вплоть до того, что кавказцев черножопыми обзывают. Не помнишь, кстати, зачем былой наш шеф Анатолий Сергееич Куликов в Израиль уже после отставки ездил?

– Как же, как же! В том числе и за тем, чтоб обвенчаться. Венчали его в подведомственной Московской патриархии Горненской обители, и, конечно, ночью.

Сергей крякнул и спросил:

– Я закурю, но форточку открою, не возражаешь?

– Дыми с благословения патриархии. Тем более без курева мою свежую информацию плохо переваришь.

– У меня ее сегодня тоже по уши. Но начнем с тебя, как с младшего по званию. Так при императорах на русских военных советах было принято?

– Так точно. Значит, начал я копать еще глубже по Ячменеву и вывел, что интересовались им из востряковской группировки.

– В цвет, как братки куликают! Я на востряковских тоже вышел. А епископом Артемием Екимановым там не припахивает?

– Полная вонь! Так сказать, в корешах он у этих бандитов.

– Ну-ну, Гена. Все совпадает. Справочка по Артемию у тебя готова?

– Так точно. Молодой это епископ, но пользуется большим доверием патриарха Алексия Второго.

– Еще бы, патриарх в вотчине Артемия проживает.

– Пытался заворачивать Артемий большими делами по издательской линии вместе с Лолой Шубиной.

– Это изданием многотомника Пушкина, где начали с богохульной «Гаврилиады»?

– Не только, Сергей. Провернули они несколько шикарных альбомов о монастырях. Составляли, очевидно, свои люди. Дилетантство, бездарно получилось. Но главное, эта епископская подруга Шубина так прошлась по закромам Издательского отдела патриархии, что подмела оргтехнику. Потом хватились – ее стараниями там и целый ряд финансовых счетов пуст.

– Архимандрит Феоген с некоей блатной Маришей проживает. Может, и Артемий эту ловкую Лолу не случайно пригрел?

– Все у них может быть. Но в подмосковных епархиях среди священников больше гомики в моде. До суда доходит: рассмотрено дело о домогательствах иеромонаха Амвросия к двум несовершеннолетним парням… Следующая забористая акция связки Артемий – Шубина: организация благотворительного фонда «Святая Русь». Цель его, как в учредительных документах написано: «Создание условий для участия коммерческих структур в благотворительной деятельности Церкви».

– Кто только в патриархии под видом благотворительности, гуманитарной помощи руки не греет? Я-то думал, что у них лишь один Феоген Шкуркин позорное исключение, – грустно произнес капитан.

– Да благотворительность, как и гуманитарные грузы, – кремовый торт по своей неподотчетности! У одних взяли, другим вроде отдали. Можно настряпать какие-нибудь квитки, да и расписаться на них самим заодно. А как ты проверишь, в какие руки добро ушло? Где ты будешь, например, указанных в липовых документах инвалидов, бедняков, больных пенсионеров искать? В бумаги можно и действительные адреса нуждающихся включить. Нищий старик за полкило крупы что хочешь подпишет.

– А кто официально в патриархии этим заведует?

– Архиепископ Сергий, викарий Московской патриархии, председатель Отдела церковной благотворительности и социального служения. Он же – управляющий делами патриархии.

– Еще один епископ, даже «архи», и викарный. Сплошь титулованные. Ладно, будем ближе к делу-телу, как почти говорил писатель Мопассан.

– Так вот, «Святая Русь», где Шубина президентствует, энергично снимает средства у бизнесменов.

– Неужели новые русские еще в истинную Святую Русь верят?

– Нет, конечно. Но отстегивают, чтобы заручиться поддержкой церкви.

– Что еще по этому Екиманову?

– Связан с мафиозным банком. Изо всех сил старается перешибить у Феогена и его команды монополию на паломничество в двухтысячном году. Но главного предводителя группировки Шкуркина я еще не вычислил. Для таких разворотов сана архимандрита мало.

– Предводитель у них всех – патриарх.

– Не скажи, Сергей. Мне один их шустряк из оппозиционеров поведал: «Не успеем оглянуться, как патриарха уж понесут». Где-то за границей, он сообщил, патриарх упал прямо на богослужении, был без сознания с четверть часа. Сейчас развернулась ожесточенная закулисная борьба за будущий патриарший престол церковных группировок во главе со своими лидерами.

– Будто у уголовников: группировки, паханы. Не зря я как-то тебе расшифровывал возможное происхождение воровского «пахан» от слов «папа» и «хан». А «папа» на «попа» смахивает.

– В языкознание полез, – засмеялся Топков.

– Теперь ты мой дневной отчет послушай, – сказал Кострецов.

Он подробно изложил свои приключения на квартире у Феогена с Маришей и Сверчком, встречи с Черчем и Пустяком, их отзвон при беседе со Шкуркиным по магазину «Покров» и так далее.

– Немало ты нынче уголька нарубал, – с уважением подытожил выслушавший его лейтенант.

– Из моих и твоих данных, Гена, единственно белым пока пятном выглядит человек с созвучной этому пятнышку фамилией Белокрылов. Что о нем знаем? Напарник он Феогена по магазинному бизнесу. Белокрылов пузан, похож на карикатурного мента, работает в патриархии. Этого до кучи по патриархии я возьму на себя. На мне будет по-прежнему и Феоген, а ты займись разработкой направления Артемия, то есть востряковских, особенно позарез нам нужного Сверчка.

– Столько дел по розыску навалилось, что текучкой будет заниматься некогда.

– Только этот розыск и будем с тобой пока вести. Я подполковнику Миронову о развороте расследования доложу. – Кострецов упомянул куратора ОУР в их ОВД. – Думаю, он в покое по текучке нас оставит. Это нам полезно, чтобы подробно о всяких неожиданностях в розыске не докладывать. Шутка ли сказать? За неделю два трупа непростых людишек.

Гена сосредоточенно молчал, раздумывая, как переходить от теоретических исследований к практике. Кость словно прочитал его мысли.

– Я тебе немного подскажу по Сверчку. Он до встречи со мной слаженно с Маришей трудился, раз после убийства прямо к ней на Феогенову квартиру полез. Думаю, связь у них не прервется. Вместе на убийство Ячменева ходили и, возможно, давно знакомы. Или она его будет искать, или он ее. Насчет моей вербовки эта девка, я мыслю, не расколется и дружбу с востряковскими не оставит. Можешь сесть к ней прямо сегодня «на хвост» и подождать, если эта сладкая парочка проколется. Не выйдет, что-нибудь другое сам придумаешь.

– Спасибо, Сергей.

– К чему благодаришь? Я же твой старший в этом розыске. Та-ак. Что у нас получается из сопоставления фигурантов Феогена и Артемия?

– Артемий уже фигурант дела?

– А как же, если он с востряковскими связан, в киллерах которых Сверчок, талантливо владеющий финарем? Выводи, аналитик.

– Возможная схема противоборства в церковной мафии такова, – снова оживился Топков, поправляя очки. – С одной стороны, архимандрит Феоген, опиравшийся на Ячменева в паломническом бизнесе. С другой – епископ Артемий, дружащий с востряковской преступной группировкой. Убитый директор «Пальмы» Пинюхин был человеком Артемия. Прикрытый с его стороны, он не отдавал «Пальму» команде Феогена, также заинтересованной в гостиницах для паломников. Киллер Феогена, ус-ловная кличка Сросшийся, убирает Пинюхина, чтобы заполучить гостиницу, которая по теперешней бесхозности может запросто упасть в лапы, например, с аукциона, объявленного Москомимуществом.

– Звено Феоген – Ячменев упускаешь.

– Что? – понятливо спросил Гена. – Считаешь, Сросшегося обеспечивал и наводил Ячменев?

– Не уверен, но похоже, раз именно его Сверчок в отместку по возможной просьбе Артемия убрал.

– На это ответить может только Сросшийся у нас в камере. Ячменев уже ничего не скажет.

Кострецов кивнул, отметив:

– Значит, по большому счету – противостояние главарей церковной мафии Феогена и Артемия?

– Пока так выглядит. Но, если и возьмем киллеров Сросшегося и Сверчка, они на этих паханов не покажут. Приказы-то, очевидно, получали от своих непосредственных бригадиров.

Дымя сигаретой, капитан угрюмо кинул:

– Как всегда, утыкаемся в стеклянную стену вокруг коррупционеров, крупных мафиози.

– Только не в стеклянную, а в бронированную упираемся, Сергей.

Кость вдруг лихо взглянул на него васильками глаз:

– А ты с кем, сынок, на дело пошел? А? Думаешь, все видим, а взять верхних за горло не сможем? Протри очки, гляди на своего старшого веселее! Я сегодня шкуре Шкуркину войну объявил. А ты Артемию объявишь. И будем биться, пока или они, или мы не ляжем. Только так, русское правосудие – ударом на удар.

Гена смотрел на него влюбленными глазами. Кость продолжил:

– Одна дырка в тебе уже имеется. Стреляная птица. Так что атакуем! Оружие выбьют – попрем врукопашную. – Капитан погасил возбуждение улыбкой. – По верхним у нас уже кое-что есть. На Феогене, например, темное дело с магазином «Покров».

Так хотелось Топкову пожать своему капитану руку или хотя бы хлопнуть его по крепкому плечу. А еще проще, по-мужски постоять с Костью в пивной, куда тот со знанием дела заходил. Но воспитан был Гена интеллигентными родителями, фамильярность, компанейство считал пошлостью и пиво не любил.

Капитан же Кострецов вырос без отца. Тот был автогонщиком и погиб на трассе. Рос в коммуналке на Чистяках с мамой-спортсменкой, постоянно исчезающей на лыжные сборы и не чурающейся крепкого словца. Так что в квартире на Архангельском он был почти общим ребенком и поэтому был как прост, так и приметлив. Кость видел, чего стесняется, о чем переживает Гена. За своей шутливой грубостью капитан скрывал нежность к этому очкарю с простреленной грудью.

Глава 6

Киллера, которого Кострецов и Топков окрестили Сросшимся, звали Ракита, переиначив его фамилию Ракицкий. Этот мужчина средних лет, своей спортивной фигурой больше походивший на парня, когда-то служил в диверсионном подразделении КГБ.

Туда предпочитали отбирать для выучки юнцов-сирот, чтобы в будущей крайне засекреченной жизни диверсантов никто ими особо не интересовался. Родители Ракиты погибли в авиакатастрофе, воспитывала его бабушка. Когда Ракита уехал на закрытую тренировочную базу оттачивать свое ремесло, та умерла.

Ракита на смерть своей последней родственницы отреагировал абсолютно бесстрастно. О старушке ли ему было думать, когда парня учили, изнуряли, ожесточали, готовя из него будущего убийцу. Ракита стал мастером-"исполнителем" по «физической компрометации объектов», как на служебном жаргоне этих специалистов называют.

После перестройки Ракита попал под сокращение из спецслужб. Ушел на скудную пенсию, долго томился бездействием, пока не разыскал его тоже отставной генерал бывшего КГБ Леонтий Александрович Белокрылов – то самое белое пятно в развернувшемся розыске Кострецова и Топкова.

Генерал Белокрылов погорел во время путча ГКЧП в августе 1991 года, поставив не на ту лошадь. Из органов его уволили, но вскоре Белокрылов понадобился Московской патриархии. Здесь пригодились генеральские связи, хватка бизнесмена, талант аналитика и экономиста. Он стал правой рукой архимандрита Феогена Шкуркина, создав фонд, финансирующий многие предпринимательские программы ОВЦС.

Быстро разобравшись, что из себя представляет Шкуркин, Белокрылов стал сколачивать бригаду спецуры из бывших головорезов-чекистов и иных асов невидимого фронта, куда был введен и Ракита. Когда генерал доложил о своем «подразделении» Феогену, тот высоко оценил инициативу Белокрылова. Она была весьма уместна в делах архимандрита, где постоянно приходилось сталкиваться с криминальными бригадами, работавшими на других лидеров церковной мафии.

Ракита выполнил генеральский приказ по ликвидации Пинюхина, но попался на глаза Кеше Черчу. Это и томило исполнительного Ракиту, так как он не доложил Белокрылову о чистяковском бомже.

В раскладе, когда Ракита вышел на акцию и засветился даже малозначительному прохожему, по диверсантским принципам и случайного свидетеля лучше было бы убрать. Но Ракита, отвыкший от крови на пенсии, замедлил с чердачным броском на Кешу. Теперь, узнав, что противник уложил Ячменева из их команды, киллер стал думать, будто это как-то связано с его огрехом по бомжу.

О выдающихся аналитических способностях Белокрылова Ракита был наслышан еще офицером органов, потому и заволновался: вдруг, расследуя убийство Ячменева, генерал вычислит его ошибку. Он решил покаяться перед начальником и искупить свой проступок любой ценой, потому что знал – за криводушие его самого могут «исполнить» коллеги по спецбригаде.

Сидя в своей квартире, куда Ракита по старой конспиративной привычке все еще опасался привести постоянную хозяйку, он набрал по сотовику номер Белокрылова.

– Будьте здоровы, Александрыч, – сказал Ракита в трубку, услышав голос генерала.

– Привет, привет, дорогой.

– Не дает мне покоя церковный случай на Прудах, – проговорил Ракита, намекая на убийство Ячменева в Архангельском переулке.

– Что так? Или имеешь соображения? – спрашивал Леонтий Александрович, давно уверившийся, что Ячменева убили востряковские дружки Артемия в отместку за ликвидацию Пинюхина.

– Имею прокол, – виновато произнес Ракита.

– Да? Не ожидал такого от тебя.

– Видел меня один бомж на исходной, когда я по Прудам гулял.

– Вон что? Очень паршиво. Понял твою мысль. Церковному случаю, может, этот бомж помог?

– А вы как думаете? – уточнял Ракита, стараясь разобраться, набрел генерал на его прокол или нет.

– Разное думаю, – туманно ответил Белокрылов, никогда не открывающий перед подчиненными свои карты. – Но то, что сам доложился, тебе большой плюс.

– Как решите?

– Наверное, сам догадываешься.

– В «черный хлеб»? – спросил Ракита, жаргонно называя убийство.

– Да, надо диету прописать. И загляни сегодня ко мне домой. Помыслим над ходом этой истории.

Ракита нажал кнопку отбоя. Стал собираться на Чистые пруды, чтобы отыскать Черча, лицо которого над чердачным люком, подсвеченным освещением с лестницы, он успел запомнить.

* * *

Кеша Черч в этот вечер стоял в своей любимой пивной на Банковском, цедя остатки пива в кружке, и пристально посматривал на дверь в надежде, что сюда забредет какой-нибудь пьяный, которого можно будет раскрутить на дармовую выпивку.

В связи с крайней заинтересованностью входящими в пивную Черч и засек мелькнувшее в проеме двери с улицы чем-то знакомое ему лицо. Этот мужик в низко надвинутой кепке лишь окинул глазами помещение, но Кеша учуял, как взор прохожего словно вонзился в него.

Отчего-то захолонуло Кешино сердце, он ожесточенно закурил сигарету, припрятанную на крайний случай, и стал вспоминать.

«Ексель-моксель! – осенило Черча. – Да это ж тот, что пас с чердака хату Пинюхина! Брови-то сросшиеся!»

Мгновенно вспотел Кеша, осознал, что не случайно припечатал Сросшийся его цепким взглядом. На улицу выходить ему ни за что не захотелось. А потом прикинул, что если тот решил его как свидетеля замочить, то, пожалуй, и прямо здесь завалит.

Из пивной можно было уйти еще через подсобку во двор. Кеша, держа под прицелом выкаченных глаз входную дверь, метнулся в подсобку. Посудомойка на него закричала, но Черч пронесся мимо торпедой. Выскочил во двор, глянул по сторонам и кинулся проходняками в ОВД к самому дорогому ему сейчас Кострецову.

На его счастье, капитан был в своей комнате.

– Серега! – закричал Кеша с порога. – Киллер со сросшимися бровями меня пасет!

– Где? – спросил опер, вскакивая.

– Сейчас заглянул в пивнуху на Банковском. Я там стою: вмиг его сфотографировал.

– Да, может, не за тобой он пришел, – проговорил капитан, застегивая «молнию» на крутке.

– Не за мной? – завопил Черч. – Свежего пивка пришел глотнуть?

– Пошли, его укажешь.

Черч вылупил на него глаза.

– Ты чего? Киллера я тебе пойду показывать?

– А кто ж еще, кроме тебя, его может опознать?

– Не-ет, Кость, – решительно протянул Кеша и сел на стул. – Хорош меня подставлять. Помнишь, как ты у нас маньяка-головореза ловил, который кучу деловых завалил и Камбуза рядом со мной на чердачке от уха до уха располосовал? Больше не собираюсь за милицию жопу высовывать.

– Дурья ты башка, – проворчал Кострецов, поняв, что надо припугнуть Кешу. – Ты единственный свидетель его охоты за Пинюхиным. Конечно, за тобой он и пришел. Иначе зачем ему снова рисковать рядом с местом преступления? Сразу я не хотел тебя расстраивать. Он не успокоится, пока тебя не кончит.

– О-ох, ты и мент коварный… Дай закурить.

Кострецов протянул ему пачку. Черч выхватил из нее сигарету, а пачку как бы автоматически стал засовывать в карман. Кострецов молча вытянул ее у него из руки.

Кеша закурил, произнес обессиленно:

– Пошли. Легавые твои привычки, Серега.

Они пронеслись к пивной теми же дворами, какими примчался Черч. Обошли массив зданий, в которых находилась пивная.

Кеша выглянул из-за угла, сразу же отпрянул и зашипел:

– Стои-и-ит, сучка. Напротив пивняка, спиной к нему. Черная кепка, синий плащ.

Кость выглянул, зафиксировав облик мужчины, рассматривавшего витрину магазинчика напротив пивной по другой стороне переулка. В отражении от нее хорошо было наблюдать противоположный тротуар.

– Кеша, – сказал капитан, – посеки за ним еще пять минут. Я за тачкой в отдел сбегаю.

– Да ты что? Брать его не будешь?

– А за что его брать? За то, что ты видел, как он на чердаке сидел, а потом на улицу выходил?

– Да он, падла, с подслушивающей аппаратурой мотался!

– Эх, Кеша! А еще когда-то в оперотряде комсомолу помогал. Пошлет он нас с таким приколом, скажет, что ты спьяну все придумал, и крыть его будет нечем. Секи, я сейчас с тачкой «на хвост» ему сяду. Наверняка он здесь при машине.

– Погоди, Кость. Ну подержи его хоть ночь в ментовке по какому-нибудь поводу. Я тем временем за город или хоть в вокзальную тусовку занырну и там на первое время затырюсь.

– У тебя на то время есть. Он тебя здесь минимум с часок еще поищет. Брать мне его сейчас вредно: занервничает, может из Москвы скрыться.

Кострецов побежал в ОВД.

Когда капитан вернулся на машине, Кеша уже изнемог подле угла на Банковском. Взмолился:

– Ну, Сергей, ты на моих нервах играешь! Гони всю пачку «Мальборо»!

Кострецов отдал ему сигареты. Черч схватил их и опрометью бросился от Банковского переулка по Кривоколенному. А капитан остался наблюдать из машины.

Спустя некоторое время Сросшийся, видимо, решил действовать. Он развернулся от витрины и пошел к пивной. Резко распахнул ее дверь, вошел внутрь.

Потом киллер снова появился на улице, убедившись в отсутствии Черча. Он цепко оглядел переулок и направился на Мясницкую. Кострецов проехал к ней, не выпуская объект из обзора.

На Мясницкой Сросшийся сел в припаркованный у тротуара джип. Завел мотор и тронулся по улице. «Жигуль» с опером завис у него «на хвосте».

* * *

Ракита направлялся к Белокрылову на квартиру около Преображенской площади. За несколько улиц от дома генерала бывший диверсант по давно устоявшейся привычке начал петлять, чтобы сбросить возможный «хвост». Сегодня он первый день показался в городе после положенной по завершению операции отсидки в «заныре».

Не заметив ничего подозрительного, киллер все же припарковал свой джип не у подъезда Белокрылова, выходящего на улицу, а во дворе. Потом обогнул дом и поднялся в квартиру шефа.

Там визитер и хозяин встали у окна, и генерал кивнул, приглашая докладывать.

Поджарый Ракита смотрел на располневшего от более или менее спокойной нынешней жизни Белокрылова и отмечал, что генеральские глаза не потеряли «ментовской» въедливости. Он думал, что с такой «спецурой» на физиономии генерал не годится в оперативное дело, но ведь и для сегодняшних белокрыловских занятий этого ему не нужно. Он лишь анализировал и командовал.

– Обнаружен тот бомж, – сказал Ракита. – Прозвище Кеша Черч. Босяк, якшается с криминалом, участвует в мелкой уголовщине. Своего угла не имеет, ночует где придется. Информация – от старожилов пивной, где Черч сейчас от меня ушел.

– Как?

– Я контролировал вход с улицы, а в пивной оказался еще и выход через подсобку.

– Именно от тебя скрылся? – внимательно взглянул заплывшими глазками генерал.

– Трудно сказать. Я лишь заглянул в пивную с улицы, вряд ли Черч меня опознал, если даже и рассмотрел тогда во дворе на операции. Почему вышел через подсобку? Он – типичная рвань, многим, видимо, за выпивку должен. Возможно, кто-то из них в пивной появился.

– Что планируешь?

– Уберу его на днях. Несложно. Черч на Чистых прудах постоянно на виду, шьется со шпаной. Если окажется зарезанным, легко спишут на разборки психопатов-уголовников.

– Подчищай, Ракита, – проговорил Леонтий Александрович, поглаживая живот, выступающий из расстегнутой домашней куртки. – Не стал бы я обращать внимание на какого-то босяка, но после ликвидации Ячменева надо вылизать все наши следы на Чистых прудах. Теперь нас не милиция должна волновать, а востряковская группировка. Их исполнитель по Ячменеву работал.

– Наверное, и они в курсе, кто был заинтересован в ликвидации Пинюхина?

Генерал усмехнулся.

– Конечно, знают. Но одно дело – определить заказчика, другое – самого исполнителя, тебя то есть. По тебе могут вычислить нашу спецбригаду. Прикинут ее кадровый состав, учтут специфику, а мы до сих пор ни в органах, ни у братвы не засвечены. С нашими хозяевами в патриархии их противники – патриаршии партнеры востряковских – будут на своем уровне разбираться, а нам как бы не столкнуться с востряковскими исполнителями.

– До этого наши дороги не пересекались? – осмелился спросить Ракита.

– Нет. Работали по разным направлениям и часто, конечно, напарывались на блатных, но от востряковских Бог или уж черт нас миловал. Это серьезная группировка, воевать с ней кровопролитно.