Текст книги "По следам дроздовцев…"

Исследование осуществлено без поддержки Российского гуманитарного фонда. Хотя заявленная тема имеет отношение к теме проекта № 11-31-00350а2 «Военная элита в годы Гражданской войны 1917–1922 гг.». Равно как и без поддержки Дома русского зарубежья имени А. И. Солженицына, Конгресса русских американцев (КРА), Общества потомков галлиполийцев во Франции и далее по списку.

В. Г. Чичерюкин-Мейнгардт

Царьград

Когда уголья будут гаснуть, тронь их щипцами и ринутся искры и запляшут, а ты сядь ближе и слушай шепот огня. Сядь ближе, наклонись так, чтобы тихий багрянец озарил твое лицо, и слушай.

И. С. Лукаш. Голое поле

Первой столицей иностранного государства, которую могли увидеть чины Русской армии, включая и дроздовцев, был Царьград – Константинополь – Стамбул. О Вещем Олеге, прибившим свой щит на врата Царьграда, они читали, будучи гимназистами, реалистами, семинаристами, кадетами. Наверняка им приходилось читать о Русско-турецкой войне 1877–1878 гг., когда русские войска остановились на расстоянии дневного перехода от столицы Блистательной Порты. Сейчас, т. е. осенью 1920 г., с ними находился «дедушка» фон Манштейн-старший, который, будучи молодым офицером, в 1878 г. побывал в Царьграде и охотно делился воспоминаниями со своими сослуживцами. Название турецкой столицы фигурировало в военных сводках в годы Великой войны 1914–1918 гг., участниками которой были многие дроздовцы. Но тогда, в ноябре 1920 г., далеко не каждый русский военный был в состоянии любоваться красотами экзотического восточного города на Босфоре. Они только что совершили изнурительный переход из Севастополя в Константинополь. А самой эвакуации из портов Крымского полуострова предшествовали последние арьергардные бои с красными.

В Константинополе было разрешено сойти на берег и записаться в гражданские беженцы тем, кому дальнейшие тяготы воинской службы были не по плечу.

После размещения русских войск в Галлиполийском лагере также разрешалось из него уходить тем, кто в силу тех или иных обстоятельств решил оставить военную службу. Среди них был дроздовец штабс-капитан Ф. Г. Скворцов. В Галлиполийском лагере он заболел. Выздоровев, предпочел записаться в гражданские беженцы и вместе со своей женой покинул лагерь. Именно поэтому интересно сравнить его описания и ощущения мирной жизни в Константинополе с уже опубликованными воспоминаниями его однополчан, оставшихся в лагере. В первую очередь, капитана Н. А. Раевского и штабс-капитана Г. А. Орлова. Ведь мало кому из дроздовцев удалось побывать в самом Константинополе за долгие месяцы Галлиполийского сидения. Теоретически кто-то мог в этом городе побывать после Второй мировой войны, когда материальное положение русских беженцев первой волны во многом улучшилось в материальном плане. Другое дело, что когда это стало возможным, скажем, в 1960-е или в 1970-е гг., то об эту пору уже не мог не сказываться возраст.

Какой увидели столицу трех великих империй русские изгнанники поздней осенью 1920 г.? Об этом оставил яркое свидетельство Ф. Г. Скворцов, перебравшиеся из Галлиполийского лагеря в Константинополь в 1921 г. Ниже приводится цитата. Для полноты картины в тексте тогдашние турецкие названия сохранены такими, какими их запечатлел автор – дроздовец Скворцов, с указаниями того, как они звучат в наше время. Итак, цитата.

«Оказавшись у себя дома, я, наконец, почувствовал себя свободным. Этому чувству способствовало и то, что я, наконец, избавился от головной повязки, которую я носил несколько месяцев… Одетый в военную шинель (длинную, «дроздовскую»), казался публике раненым с фронта. Но все же, несмотря на военную шинель, меня тянуло походить по городу и посмотреть его достопримечательности. Город Истамбул (турки пишут латинскими буквами название бывшей столицы, которое читается по-русски как Истанбул. В русском языке укоренилось написание Стамбул. – Авт.), как я уже вспоминал, был разделенный на три главные части, резко отличающиеся друг от друга. Главная улица его европейской части – “Пэра” (названия улиц принято писать без кавычек. Прежнее название улицы Пера позднее было заменено на Истикляль (Независимость) в годы правления первого президента современной Турецкой Республики генерала Мустафы Кемаля Ататюрка. – Авт.) была неширокая и не соответствовала тому движению, которое на ней происходило. Между открытыми экипажами, каретами, повозками, запряженными лошадьми, ослами и людьми неожиданно встречался автомобиль с треском и сильным шумом, пугающий конкурентов тяги лошадей и ослов. Но зато были по обеим сторонам улицы шикарные магазины со всевозможным товаром, на которые мы с Соней, не видевшие ничего подобного в Москве до революции, таращили глаза. На тротуарах было очень много проходящих европейцев в элегантных костюмах. Интересно отметить, так как Турция в войне участвовала на стороне немцев, то город Истамбул был под надзором европейских государств – Англии, Франции и Италии. И вот на улицах Истамбула можно было видеть представителей трех этих держав, одетых в парадную форму, торжественно шагающих посередине улиц города. Был я сам и в другой части города – греческой “Галатее” (Галатея, точнее Галата, также принято писать без кавычек. – Авт.). Название главной улицы этой части не помню, но это была улица, кипящая греками, причем толпа не различала ни самой улицы, ни тротуаров. Повозки с лошадьми и вручную едва передвигались.

Наконец, вместе с Соней побывали мы в исламской, турецкой части города – во внутреннем Истамбуле. Это самая большая часть города. Вся эта часть города производит большое впечатление своим чисто ориентальным (orient – восток, т. е. восточного. – Авт.) колоритом и величественным видом мечетей, среди которых особенно выделяется огромными размерами и чистотой стиля – мечеть “Ай-София”. Эта мечеть была преобразована из православного храма, построенного императором Константином в первых веках христианства и посвященного св. Софии (по-гречески, а по-русски “Мудрость”). Турки оставили это название в знак уважения к христианской вере “Ай-София” (Ай – святая). При входе в мечеть, конечно, нужно снимать обувь и надевать туфли. Внутри на левой стороне огромного купола заметны следы как будто руки. Турки объясняют эти следы как части отпечатанной руки самого пророка Магомета, который въехал на коне в мечеть и приложил руку к куполу.

(Согласно другой легенде, в храм на коне въехал турецкий султан Мехмед-завоеватель, чьи войска в 1453 г. после осады овладели Константинополем. К тому же пророк Магомет, т. е. Мухаммед, жил в VI в. н. э. в Аравии и в Константинополе не бывал. – Авт.). Эта мечеть “Ай-София” своими размерами и внутренней отделкой напоминала нам храм Христа Спасителя в Москве. Поставленный на народные деньги в память победы над французами и варварски взорванный большевиками в 30-х гг. нашего столетия. Проходя по улицам исламского Истамбула, мы заметили, что жилые дома почти все одинаково ориентального стиля, причем все окна с решетками. Это как последствие исламского отношения к женщине (затворничество, чадра). Общее впечатление от площади, на которой расположены мечети и минареты, – пустынное, мало видно людей. Но чистота улиц и домов, окрашенных по преимуществу в белую краску, производит большое впечатление.

Константинополь. Мост Галата через бухту Золотой Рог.

Почтовая карточка. 1920–1930-е гг.

Количество русских в Истамбуле заметно увеличивалось. В столицу Турции приходили главным образом из Галлиполи. Начальники бывшей Добровольческой армии (Ф. Г. Скворцов продолжает именовать белые войска, воевавшие на Юге России, Добровольческой армией после того, как они последовательно были переименованы в Вооруженные силы Юга России – ВСЮР генералом А. И. Деникиным, а потом в Русскую армию генералом бароном П. Н. Врангелем. – Авт.), по рассказам пришедших оттуда, пришли, наконец, к заключению, что средства для поддержания существования остатков Добровольческой армии иссякли, а новые не поступают, а потому пришли к единственному решению перевести оставшихся в Галлиполи на беженское положение. Поэтому стали хлопотать о массовых разрешениях некоторых государств, главным образом славянских, как например Югославия, Болгария, перевести в качестве гражданских беженцев в эти государства. На эти просьбы более охотно откликнулась только Югославия. Но, не полагаясь на заботы бывших начальников, многие добровольцы ушли искать счастья за границей, полагаясь на самих себя. Вот эти-то индивидуалисты и появились в Истамбуле, и оказалось их не так мало. К сожалению, условия заработка в городе были минимальные. Сводились они для сильных и здоровых мужчин к работе грузчиками в порту “Золотого Рога” (название бухты Золотой Рог также принято писать без кавычек, как и Ай-София. – Авт.), где десятками, а может быть, сотнями приходили, уходили и стояли в порту пароходы, ожидая разгрузки-нагрузки. Но русские, какими бы они ни были здоровыми и сильными, не могли конкурировать со слабыми (на вид) турками. Постоянная тяжелая практика сделала турок незаменимыми профессионалами-грузчиками. Например, я собственными глазами видел, как на улице “Пэра” по лестнице спускался вниз турок, согнувшись в три погибели, тащил на спине… пианино, обвязанное широкими брезентовыми ремнями. На его лице я не заметил никакого напряжения. Сколько может весить пианино? По-моему, минимально два центнера. Причем на вид турок был худой. Его можно сравнить с муравьем, который тащит кусок хворостины, в 15–20 раз больше и тяжелее, чем он, муравей. Конечно, русские долго не выдерживали тяжелую работу в качестве грузчика в порту и через несколько дней уходили искать более легкую работу. Часть из них действительно находили такую легкую работу, которую могли выполнять и дети-подростки. Дело в том, что некоторые русские дамы, жены офицеров, проявили инициативу. У благотворительной организации американцев брали в долг на строго определенный срок некоторую сумму денег. И на одолженные деньги купили необходимый материал для изготовления “пампух”. Эти “пампухи” стали продавать на улицах, главное – на “Пэра”, русские на деревянных лотках. “Пампухи” были на вид очень аппетитные, и поэтому стали быстро раскупаться. Благодаря тому, что цена “пампух” была невысокая и каждому доступная, то один полный лоток (несколько десятков) в течение получаса был продан, и продавец шел за новым товарам. Производство стало расширяться, инициаторше пришлось взять помощниц – делать и варить в масле “пампухи”, и продавцов с лотками. Взятые в долг деньги были раньше срока выплачены. Но появилась конкуренция. Некоторые дамы стали делать “пампухи” на свой риск. На улицах “Пэра” и “Галаты” продавцов с “пампухами” стало столько, что “пампухи” стали меньше покупать, что сократило и производство»[1]1
  Скворцов Ф. Г. Эмиграция. Воспоминания, с. 7. – Текст предоставлен членами Вологодского общества памяти чинов Дроздовской дивизии. 2


[Закрыть].

Далее Скворцов описывает, при каких обстоятельствах он и его супруга приняли решение об эмиграции из Турции в Чехословакию.

«Ввиду нашего “благоустройства” (квартира, работа) к нам все чаще и чаще стали забегать на чашку чая многие знакомые и малознакомые русские, которым еще не посчастливилось как-нибудь “устроиться”, чтобы что-нибудь подработать. Одновременно распространились слухи, что Чехословакия, в частности Прага, правительство во главе с профессором Массариком (на самом деле профессор Т. Г. Массарик был президентом, т. е. главой государства, а не премьер-министром, т. е. главой правительства Чехословацкой Республики. – Авт.) приняли большую группу бывших студентов, которым не удалось окончить высшие учебные заведения в России. Это я прочитал в русской газете «Последние новости». В газете, между прочим, упоминалось о том, что в Праге образовался русский комитет во главе с русским профессором Алексеем Степановичем Ломшаковым. Соня сказала, что на дочери Ломшакова женился ее двоюродный брат Константин Семенович Уваров, который был в Москве перед революцией на последнем курсе Высшего коммерческого училища. Узнав об этом, я сказал, чтобы она немедленно написала Косте Уварову письмо о нашем положении и о положении русских в Истамбуле»<sup>[2]2
  Там же, с. 9.


[Закрыть]</sup>.

«В одно из воскресений мы решили немного развлечься – поехать на маленьком пароходике на один из близлежащих островков, застроенных дачами и виллами состоятельных турецких граждан, проживающих в Истамбуле. На острове оказались прекрасные пляжи, где дачники купались в море. Так как об этих пляжах уже сообщили люди, здесь побывавшие, то и мы захватили с собой купальные вещи, которые уже давно ждали своего употребления. Было лето 1921 г., не помню, какой месяц – июнь, июль. Но погода была чудесная – солнце пекло, и было жарко. На нас обратили внимание, когда мы пришли на пляж, потому что я был одет еще в военное – гимнастерка, брюки-галифе. Хотя Соня на заработанные деньги купила себе летнее платье. А на меня еще денег не хватало. Вспоминаю, с каким наслаждением купались мы тогда в море!»[3]3
  Скворцов Ф. Г. Эмиграция. Воспоминания, с. 10.


[Закрыть].

«Из Праги мы, наконец, получили радостное письмо от Уварова, в котором он сообщает, что посылает нам заказным письмом визу в ЧСР. Одновременно сообщал, что из Праги выезжает в ближайшее время один чех, говорящий по-русски, который позаботится об отправке в ЧСР, в Прагу, 300 русских, бывших студентов. К ним должны присоединиться и мы. А 300 человек получили коллективную визу. В это число вошли не только бывшие студенты и бывшие участники Добровольческой армии, но и не студенты, имевшие среднее образование и желающие получить высшее образование. У всех нас, русских, оказавшихся после поражения Добровольческой армии “бездомцами”, – весть о получении виз вызвала бурю восторга и радости. Наконец-то нашлось славянское государство, Чехословакия, которое только 3 года тому назад, в 1918 г. начало свою самостоятельную суверенную жизнь, открыто заявило о поддержке нас, ставших какими-то “отшельниками» за границей. И не только о моральной поддержке, а конкретно прислало нам визы, т. е. приглашение приехать к ним на побывку. Стали интересоваться, что это за такое доброе государство, которое хочет нас принять, такую “ораву”. Уполномоченный чех нам рассказал, что во главе государства стоит профессор г. Массарик, который и является организатором помощи русской интеллигенции, оказавшейся в беде после Октябрьской революции. О том, что это за государство и какие там живут люди, с которыми нам придется иметь дело, мы узнаем, когда туда приедем и будем там жить.

Прошло больше двух недель, в течение которых мы жили в радостном приподнятом настроении. И вот, наконец, получили сообщение от уполномоченного, что в Золотой Рог пришел из Советского Союза транспортный пароход с русскими немцами, которым советское правительство разрешило эвакуироваться в Германию. Маршрут парохода был (забыл название парохода) через Истамбул в Триест в Италии, откуда немцы должны были ехать поездом. Поскольку этот маршрут совпадал с маршрутом, которым мы должны были ехать в Чехословакию, то уполномоченный решил воспользоваться этим обстоятельством и присоединить нас, русских, к перевозимым немцам на русском транспортном пароходе.

Последнее время перед отъездом я находился в американском госпитале в Истамбуле, где мне вторично делали операцию правого среднего уха ввиду его вторичного воспаления»[4]4
  Скворцов Ф. Г. Эмиграция. Воспоминания, с. 11. 2


[Закрыть].

«Настал, наконец, долгожданный день, когда мы с Соней, запаковав свои немногие вещи в рюкзак и чемодан, отправились на пристань на пароход. На пристани, когда мы подходили к пароходу, на палубе собравшиеся уже там русские приветствовали нас бурными аплодисментами, как каких-нибудь героев. Все русские, ехавшие в ЧСР, хорошо меня знали, так как каждый прошел через мои “руки” (составляли списки для уполномоченного). На пароходе находилось несколько сот русских немцев, которые расположились в трюме парохода. Там дали место нам, русским. Через 1–2 дня наш пароход торжественно выплыл из пристани “Золотой Рог” и направился в открытое Средиземное море. Это спокойное плавание напомнило мне кошмарное отплытие из Новороссийской бухты на пароходе “Екатеринодар” в Феодосию после первого поражения Добровольческой армии от Красной армии. На этот раз мы не находились на положении военных, а плыли на пароходе, хоть и из Советского Союза, а как приглашенные правительством ЧСР и имеющие визы на въезд в иностранное государство. Это вселяло в нас надежду, что и мы, парии, будем под защитой права (т. е. закона. – Авт.) ЧСР, которая о нас будет заботиться»<sup>[5]5
  Там же.


[Закрыть]</sup>.

Вот так разошлись пути-дороги Скворцова с большинством его однополчан, которые, минуя Царьград, попали в Галлиполи, а потом из Галлиполийского лагеря на Балканы. Главным образом в Болгарию.

Остается еще добавить, что бывшему дроздовцу Скворцову и его супруге повезло. Сохранилось немало свидетельств того, как бедствовали русские гражданские беженцы в турецкой столице. Например, воспоминания бывшего офицера-кавалериста П. А. Лашкарева, чтобы попытаться себе это хоть отчасти представить. Само русское посольство в Константинополе в те времена являло собой беженское общежитие. Помещения и коридоры были заполнены теми, кто эвакуировался из Крыма и еще раньше из Новороссийска и Одессы. Русские ютились в комнатах, которые удавалось снять в домах на узких улицах, примыкавших к улице Пера. Также русские беженцы были размещены на Принцевых островах в проливе Босфор. В частности, на Антигоне.

В 1922 г. отец-основатель Турецкой Республики генерал М. Кемаль Ататюрк издал распоряжение, согласно которому иностранцы обязаны были покинуть территорию Турции. Именно тогда подавляющее большинство русских изгнанников покинуло берега Босфора.

На сегодняшний день здание русского посольства занимает генеральное консульство РФ. По улице Истикляль, бывшей Пера, ходит отреставрированный трамвай, точь-в-точь такой же, как в начале 1920-х гг. Дома на боковых улицах, выходящих на улицу Истикляль, похоже, мало изменились за прошедшие десятилетия.

Что же касается Галлиполи, то еще в середине 1990-х гг. Союз потомков российского дворянства – Российское дворянское собрание обращалось в официальные инстанции РФ с предложением установить памятный знак в честь пребывания Русской армии в Галлиполи в 1920–1921 гг. Эрэфовские чиновники не услышали это обращение. И только в начале века сего власти РФ профинансировали строительство мемориала на Галлиполийском полуострове.

Под звездами балканскими. Болгария и Сербия

В книге генерала В. К. Витковского «В борьбе за Россию» приводится «Выписка из Договора о приеме Русских войск в Болгарию». В разд. 1, п. В «Размещение» говорилось следующее:

«…7) По выполнении всех формальностей приема в порту части, по возможности без замедления, обеспечиваясь довольствием по расчету на все время пути – плюс однодневный запас, направляются распоряжением Штаба Болгарской Армии в указанные им пункты стоянок, каковыми предположительно намечаются: а) Орхание, б) Ловеч, в) Севлиево, г) Никополь, д) Новая Загора, е) Тырново-Сеймен, ж) Казанлык, з) Карлово, и) Кызыл-Агач, к) Берковича и л) Ески-Джумлая. 8) В указанных пунктах распоряжением Штаба Болгарской Армии назначаются особые приемщики-квартирьеры офицеры, которые указывают командирам прибывающих русских частей предназначенные для них помещения и сдают им таковые по заранее приготовленным описям с необходимым казарменным инвентарем»[6]6
  Витковский В. К. В борьбе за Россию (воспоминания). Сан-Франциско, 1963, с. 44–45.


[Закрыть].

Согласно плану, разработанному штабом Главковерха Русской армии генерал-лейтенанта барона П. Н. Врангеля, в Болгарию из Галлиполи по морю перебрасывались части 1-го армейского корпуса генерала от инфантерии А. П. Кутепова. В его состав входили дроздовцы – Сводно-стрелковый полк, конный дивизион, артиллерийский дивизион, инженерная рота.

31 августа 1921 г. дроздовцы погрузились на пароход «Решид-Паша» в Гелиболу, который взял курс на Варну. Отчасти им предстояло повторить тот маршрут, которым они эвакуировались из Севастополя в Галлиполи в ноябре прошлого, 1920 г. Об этом упоминал в своих дневниковых записях капитан Н. А. Раевский.

По проливу Босфор, мимо разрушенных временем крепостных стен и башен, некогда защищавших Константинополь – Царьград от врагов, они вышли в Черное море и взяли курс на север, на Варну, расположенную в северной части черноморского побережья Болгарии. Плавание было небезопасным. В море могли встретиться мины, русские или турецкие, оставшиеся с Великой войны 1914–1918 гг. Среди русских периодически возникали слухи о том, что красные из Севастополя отправили подводные лодки, которые охотятся в море за судами, перевозящими русских военных в Болгарию с тем, чтобы их потопить.

Вопреки всем этим неблагоприятным обстоятельствам дроздовцы благополучно достигли Варны, где выгрузились на берег. Им еще повезло. Потому что тем, кто прибывал в Варну спустя несколько недель, «посчастливилось» попасть в снежную бурю. Железнодорожные пути были засыпаны снегом. Не имея при себе зимней одежды, русские солдаты и офицеры страдали от холода. Потом, когда буря прошла, им пришлось расчищать от снега железнодорожные пути. И только тогда появилась возможность выехать из Варны к местам своей новой дислокации.

Справедливости ради надо заметить, что не все дроздовцы отбыли из Галлиполи в Болгарию на «Решид-Паше». Некоторые из них были переведены в Технический полк, кто-то учился в Инженерной и Артиллерийской школах. Артиллерист капитан Г. А. Орлов находился в Галлиполийском лагере до конца октября 1921 г.

Тогда с санкции генерала А. П. Кутепова была набрана группа из молодых чинов Русской армии, в прошлом студентов, в которую был включен и капитан Орлов для получения высшего образования в высших учебных заведениях Чехословацкой Республики. У него сохранились документы о сдаче зачетов в бытность его студентом Московского института инженеров путей сообщений[7]7
  Г. А. Орлов. Русская Армия в Галлиполи: дневник артиллериста капитана Г. А. Орлова // Честь офицеров. Записки и дневник участников Белого движения. М., 2010, с. 441.


[Закрыть].

В начале нового века мне удалось четырежды посетить Болгарию. Дважды на междугороднем автобусе я проехал почти через всю территорию страны, от черноморского побережья до Софии.

В 2010 г., будучи на отдыхе в Золотых Песках, я специально выбрал день для посещения Варны. В этом городе я побывал в районе порта и у главного железнодорожного вокзала. Нынешнее здание построено в 1925 г. на месте старого. Но, несмотря на это, можно было попытаться представить себе, как прибывшие на пароходе из Галлиполи дроздовцы сгружались на пристани, приводили себя в порядок, проводили перекличку, строились. Возможно, им пришлось прожить несколько дней в самой Варне в опустевших казармах болгарской армии, а уже потом маршировать на вокзал, где их должны были ждать составы. Из Варны они разъехались главным образом в Севлиево и Орхание.

В самой Варне я посетил городской музей. После знакомства с музейной экспозицией у меня сложилось впечатление, что во второй половине XIX в., после освобождения Болгарии от турецкого ига, Варна представляла собой не город, а скорее большое поселение полудеревенского типа. Большинство взрослого населения были рыбаками и мелкими торговцами. На рубеже веков здесь начался экономический подъем. Варна быстро превращалась в настоящий город. Вступление Болгарии в Великую европейскую войну на стороне Центральных держав отчасти затормозило этот процесс. Новый экономический подъем Варны начался в 1920-х гг. Вот в такой город прибыли дроздовцы вместе с остальными частями 1-й пехотной дивизии Русской армии в первых числах сентября 1921 г.

Дроздовцы были размещены в опустевших после подписания Нейиского мирного договора армейских казармах в Свищове, Орхание и Севлиево. В Севлиево стрелки, в Орхание артиллеристы. Позднее болгарские власти переименовали Орхание в Ботевград, потому что Орхание – это турецкое название, а Христо Ботев – национальный герой Болгарии, боровшийся против турецкого ига. В Велико-Тырнове расположился штаб 1-го армейского корпуса во главе с генералом от инфантерии А. П. Кутеповым.

Кафедральный собор в Варне (Болгария).

Фото автора. Август 2010 г.

Общая картина была такая: армейские части, в первую очередь «цветные» полки – корниловцы, марковцы, дроздовцы, были размещены в северной и центральной частях страны. На юге Болгарии – донские казаки.

К сожалению, в Велико-Тырнове я бывал только проездом и дальше автовокзала никуда не ходил. Припоминаю, что рядом с автовокзалом на склоне горы высилось жилое здание, в два или три этажа, как мне показалось, еще довоенной постройки. Судя по всему, люди в нем уже давно не жили. Фасад был обшарпанный. Стекла в окнах местами выбиты. Само здание утопало в зелени. Вероятнее всего, такая застройка преобладала в болгарских городах в межвоенный период. Тогда же, продолжая путешествие из Варны в Софию, из окна автобуса я успел прочитать название города – Севлиево.

Болгария. Артель бывших чинов Русской армии на строительстве линии связи. 1920-е гг. ЛАА

Среди дроздовцев были представители практически всех сословий бывшей Российской империи. Некоторые из них проживали, учились или служили в С.-Петербурге, Москве, Киеве. Интересно было бы узнать, какими им представились болгарские города? Скорее всего, бедной и унылой провинцией.

В первые месяцы пребывания в Болгарии наличие средств у главнокомандующего позволяло выдавать пайки чинам армии. Сохранялась организация, военная форма, знаки различия, дисциплина, оружие. Но уже спустя несколько месяцев средства иссякли, и русские военные волей-неволей были вынуждены переходить на самообеспечение.

И. А. Кудряшов. 1920-е гг. ЛАА

Болгария тогда была преимущественно аграрной, крестьянской страной. Работу можно было найти по большей части сезонную. Промышленность была представлена в те времена главным образом добывающей отраслью. В первую очередь, это были угольные шахты и медные копи в окрестностях Перника. Помимо этого, на морском побережье добывали соль.

Отношение болгар к русским изгнанником в целом было дружественным. Память о жертвах, принесенных Российской империей в войне 1877–1878 гг., была жива в болгарском народе. В составе Русской армии генерала Врангеля из Крыма эвакуировались несколько десятков ветеранов той войны. Живой памятью о русско-турецкой войне был «дедушка» Манштейн – отец генерал-майора В. В. фон Манштейна, «безрукого черта», «истребителя комиссаров», потерявшего руку на Гражданской войне.

В конце 1920-х гг. болгарские власти наградили русских ветеранов болгарскими орденами и уравняли их в правах с болгарскими ополченцами – ветеранами Освободительной войны 1877–1878 гг. Именно так в Болгарии называют войну, которую мы, русские, привыкли называть русско-турецкой войной 1877–1878 гг.

На центральном городском кладбище Софии со временем для русских ветеранов был выделен специальный участок. Погребение осуществлялось за счет государства и с отданием воинских почестей. Там со временем нашел упокоение и сам «дедушка» В. К. фон Манштейн. Будучи в Софии в 2002 и 2003 гг., я сфотографировал его могилу.

О том, что переживали чины Русской армии, находясь в Болгарии, оставил свидетельство фейерверкер В. Душкин, участник Бредовского похода.

«Так протянули 1922 год. Кое-кому была дана возможность продолжать образование в Праге, но это было “не для нас”. Примирились с этим во имя все той же белой мечты и надежды, что будет дана возможность довести дело до конца – а как – мы уже не знали. Снаружи? Изнутри? Надежд на “союзников” уже не было. Со временем стала ясна некрасивая, грязная политика Франции во всей ее обширности, уход Англии, давление еврейства в Америке, Англии и Франции в пользу “Советов”»[8]8
  Душкин В. Забытые (на рус. яз.). Париж, 1983, с. 126. 2


[Закрыть].

«Начался 1923 год. Надо было уходить на работы. Отправился и я на шахту Черно Море, невдалеке от Бургаса. Туда идет узкоколейка с игрушечным паровозиком и целой лентой вагонеток, то полных угля, то пустых. Дорога ведет вдоль берега и в 2–3-х километрах от города пересекает угол приисков морской соли, затем уходит вглубь страны, на 6–7 километров до шахты»<sup>[9]9
  Там же, с. 127.


[Закрыть]</sup>.

Большинство русских военных, не считавших, что Гражданская война проиграна окончательно и бесповоротно, вступали в полковые и училищные объединения, которые, в свою очередь, входили в состав III (болгарского) отдела Русского Обще-Воинского Союза – РОВС. Его возглавлял один из соратников барона П. Н. Врангеля донской казак генерал-лейтенант Ф. Ф. Абрамов. Штаб-квартира РОВС располагалась в особняке на улице Оборище в Софии.

Группы дроздовцев организационно оформились в болгарских городах Варне, Русе, Пернике, Бургасе, Пловдиве, Велико-Тырнове. Численность групп была разной – от нескольких десятков до нескольких человек.

Со временем русские изгнанники сосредоточились в крупных городах, в первую очередь в Софии. В мае 1924 г. кадр Дроздовского стрелкового полка переехал из Севлиево в Софию. На июнь 1925 г. Дроздовский полк насчитывал в своем составе: офицеров и чиновников – 753, стрелков – 331, итого 1084 человека. Из них в Болгарии 847 офицеров и стрелков. В других странах, вне пределов Болгарии, 237 человек.

А еще раньше, с 1923 г., начинается организованный отъезд во Францию и Бельгию чинов Дроздовского стрелкового полка. С одной из первых партий эмигрировал офицер Рунков. В составе группы подполковника Прокопенко покинул Болгарию подполковник Кудряшов.

В другой сводке численности чинов Дроздовских частей на 1925 г. упоминалось о том, что из списков полка были исключены штабс-капитан Адеркас, полковник Рязанцев, поручик Георгий Жуков, мичман Запольский, подпоручик Матасов. В том же 1925 г. штабс-капитан Константин Иванов поступил на службу в Иностранный легион[10]10
  ГА РФ. Ф 6050. Оп. 1. Д. 7. Л. 19 (1923/1925). 2


[Закрыть].

Соответственно, в 1924 г. в Софию переехал штаб полка, который в то время состоял из двух человек – командира полка генерала Туркула и адъютанта штаба полка капитана Виноградова. В болгарской столице обосновался «дедушка» Манштейн – генерал-майор В. К. фон Манштейн-старший со своим сыном и невесткой. В одном из столичных пригородов поселился генерал-майор Ф. Э. Бредов с супругой и детьми. Здесь он освоил новую профессию, весьма востребованную в такой аграрной стране, какой была Болгария. Генерал Бредов стал землемером. Эта работа хорошо оплачивалась. При посещении центрального городского кладбища Софии в 2002 г. я видел могилу генеральши Бредовой. К сожалению, даты жизни на памятнике не были указаны. В Софию переехал со своей семьей полковник В. П. Коньков.

Неподалеку от парка Борисова Градина располагалось русское офицерское общежитие. Его комендантом был дроздовец полковник Дылевский.

В подборке документов Дроздовского стрелкового полка приводятся сведения о численном составе этой части. На 1 августа 1924 г. в полку числилось: офицеров и чиновников 740 человек, солдат 375; конный дивизион – офицеров и чиновников 92 человека, солдат 88; инженерная рота – офицеров и чиновников 30 человек, солдат 4, всего 34 чина<sup>[11]11
  Там же.


[Закрыть]</sup>.