Текст книги "Кодекс имиджмейкера"

Владимир Цимбалистов
Кодекс имиджмейкера

Роман Владимира Цимбалистова «Кодекс имиджмейкера» является плодом творческой фантазии автора. Все персонажи, события, факты романа вымышлены. Любые сходства случайны.

Часть I

Вспоминая, забывай

Память у меня превосходная, но короткая.

NN

Писем я не жду, газет не выписываю и поэтому в почтовый ящик заглядываю крайне редко. Те же, кто хочет порадовать меня своими эпистолами, давным-давно переселились в Интернет и шлют мне на мыло всякую белиберду. Сообщения эти я удаляю, не читая, жалуюсь на спам, но они всё равно шлют. И зачем только столько времени и сил тратят?

Сегодня был как раз тот самый редкий случай, когда я заглянул в почтовый ящик, освобождая его для новой порции яблочных огрызков, пустых сигаретных пачек, семечковой шелухи, стёклышек, палочек и другого мусора, натасканного неутомимыми соседями и их детьми. В пепле рекламного сора, сожженного накануне почтовыми санитарами – добрыми пироманами, на пол парадной выпал неброский казённый конверт. Внутри – угрюмая бумага, повестка с лиловым штампом в левом верхнем углу и скучным текстом: мол, уважаемый гражданин М.И. Профатилов, вам надлежит явиться в такой-то кабинет к дознавателю такому-то. В случае неявки вы можете быть доставлены принудительно. «Принудительно – это как?» – задумался я. – «Буду упираться ногами в дверные косяки, цепляться за портьеры, хватать руками лестничные ограждения, обдирая ногти, а меня будут волочь, охаживая сапогами по ребрам? Вываляют в грязи, бросят бесчувственным кулем в грузовик, усядутся сверху, прижмут задами к занозистым доскам кузова и увезут в непроглядную ночь? Произошла нелепая ошибка, иначе какого им от М.И. Профатилова, надо?»

Телефон дознавателя оказался общим. И поговорить с самим, выяснить причину вызова на дознание, никак не удавалось: то он вышел, то на совещании, то на задании, то позвоните завтра. А завтра трубку брал другой человек и объяснения начинались сначала – замкнутый круг, разорвать который, видимо, могло только моё личное появление у дознавателя. А дата явки неукоснительно приближается. И вот уже завтра. И хотя выползать из дома на летний солнцепёк не было ни малейшего желания, придётся ехать.

Ладно уж, с утра по холодку мотнусь, выясню, в чём дело.

Дознаватель оказался молодым здоровенным детиной – косая сажень в плечах. Румян, светел и радостно лучист от молодых лет своих и наполняющей силы.

– Василий, – представился он, и быстро поправился, залившись юношеским румянцем от щеки к щеке, – Василий Николаевич Рябоконь.

Карьерная скачка начинала в этом прокуренном сослуживцами обшарпанном кабинете призовой забег, и он намерен в нём участвовать. Там, далеко в конце, за финишной чертой, сияли большие звёзды на шитых золотом погонах, мерцали рядами ордена, бронзовели под муаром медали на суконной груди. Там ждали его просторные полутёмные начальственные кабинеты, большие и быстрые командирские автомобили со спецсигналами, хорошие зарплаты и уютное жильё. И много чего ещё, что и не разглядишь пока в голубой дали этого завтра.

Жизнь даёт каждому свой шанс, и мало того, что шанс этот нельзя проглядеть, проспать – вот он, бери! – его надо ещё суметь реализовать. А иначе так и простоишь, ссутулясь, скукожась, вглядываясь из под старческой пергаментной руки в коричневых пятнышках слезящимися глазами в беспросветную безнадёгу.

Начинающий дознаватель решил чуть-чуть подтолкнуть судьбу в дряблые ягодицы – чего ждать? Эта жизнь принадлежит молодым! Из под вороха пустых и гиблых дел, которые на него, свежеиспеченного красно-дипломного выпускника спихнули старшие товарищи, он выдернул одно – о подмётной листовке на выборах мэра приморского города Свободно. Походя в никчемной бумажонке зацепили известных и уважаемых людей, чьи имена слышны от столицы до окраин. И, задав делу правильный политический вектор, румянощёкий Василий Николаевич решил, что это он и есть – его шанс. С этого момента пустяковую бумажную канитель, не стоящую и выеденного яйца, он рьяно попытался завинтить в круто сваренное дело.

Спустя время после окончания избирательной кампании сосущая душу черная досада от поражения никак не давала проигравшим покоя – мы, такие классные, сильные, умные, богатые и замечательные во всём, чего не коснись, и вдруг проиграли. Почему? Кто в этом виноват, кто возместит немереные затраты? И хотя пересматривать результаты выборов никто не намерен, упаси Боже, и победившему мэру поклялись служить верой и правдой – в доказательство чего готовы хоть землю жрать, но… осадочек остался. Ведь кто-то же всё-таки виноват. И если не мы, так кто же? А так выходит – сами дураки. Но это же не так. Скорее всего, виноваты вороватые штабисты, растащившие потными, липкими ручонками по карманам-мешкам кандидатские денежки. А ещё ленивые агитаторы, сваливавшие агитки прямиком в помойку вместо того, чтобы нести их по домам. И, конечно же, виноваты беспринципные черные пиарщики – подонки без чести и совести, вывалявшие их, таких непорочных, в дерьме – не отмыться. А честное имя – единственное, что у них осталось, и марать его никому не позволено, а посему требуем сатисфакции. Уж больно хочется за свой позор кому-нибудь по мордасам нахлестать.

Рвение молодого дознавателя проигравшие выборы фигуранты заметили и недвусмысленно намекнули, что готовы замолвить словечко о нём там, наверху, чуть ли не в самих лазурных небесах, после успешного завершения здесь, на земле, этого скандального дела. Негодяев надо найти и наказать!

Но от сказанного до сделанного – большой шаг. Как не тужился дознаватель, подонки не находились. Перепуганные бабки-агитаторши на негодяек явно не тянули. Штабистами у кандидатов, как выяснилось, были люди свои – родственники да подчинённые – тоже не то. Пиар-команды и пиар-специалисты растаяли после выборов мэра, как утренний туман, рассеялись бусинами по стране – поди собери. И хотя избирательная кампания мэра Свободно отдавала криминальным душком, выкатить лошадиные предъявы абсолютно некому.

Дознаватель усадил Профатилова в самый дальний угол за расшатанный стол, сам сел напротив и потянул из серой папки бланк протокола.

– Хочу поговорить с вами, Михаил Иосифович, о вашей недавней работе в городе Свободно.

Вместе с бумагой, как бы невзначай, вывалилась пачка фотографий, рассыпалась веером по столу, не увидеть изображения нельзя. Жуткие снимки трупов.

– Узнаёте кого? – спросил Рябоконь. – Тут и ваши хорошие знакомые есть. Вот, например, – он радостно ткнул пальцем в какую-то скрюченную чёрную головешку, сфотографированную на белой простыне, – ваш друг Звонарёв.

Таким Серёгу Михаил не видел никогда – хоронили его в закрытом гробу. Профатилов отпрянул назад, сбросив фото на пол, вскочил из-за стола.

– Ну-ну, Михаил Иосифович, спокойней! – прикрикнул Василий Николаевич. – Шагаете по трупам, господин имиджмейкер? – то ли спросил, то ли констатировал дознаватель, собирая рассыпавшиеся по полу фотографии.

– Что?

– Многовато покойников для одной избирательной кампании. Кошмары по ночам не мучают?

– Да как вы…

– И мальчики кровавые в глазах?

– Что вы несете? – ступор от неожиданного ментовского наезда смыла волна накатившего бешенства. Голос Профатилова звенел от негодования. – Да что вы себе позволяете, товарищ?

– Ну-ну! Не кипятитесь, – дознаватель широкой улыбкой отодвинул румяные щеки к ушам, поднял руки вверх, словно капитулируя под натиском Михаила Иосифовича. – Я же пошутил. Без протокола. Пока.

Где тебя черти носят?

А что, если я лучше своей репутации.

Пьер Бомарше

Профатилов понял, что на этот раз крепко влип. Надо что-то делать. Спасаться. Но невозможно даже пошевелиться. Кто-то держал голову, не давая повернуть ее ни в право, ни влево. Да так цепко, что занемели затылок и шея. Лоб взмок. Он хотел смахнуть пот с лица, но руки тоже держали. Капельки скатывались в ложбинки уголков глаз. Как слезы. А может, это слезы? К затылку приставили дрель. Сверло зло хватает волосы, кожу, череп. «Гыр-р! Гры-р-р-ры!» Голову дергает рывками. «Гыр-р! Гры-р-р-ры!» От ужаса Михаил пытается кричать, но язык намертво присох к небу, и вместо крика получается слабый, неслышный миру стон.

Разевает беспомощно по-рыбьи рот, давится стоном и, наконец, глубоко и судорожно вздохнув, просыпается, раскисший в поту. Его нехотя отпускают те, невидимые, так и не показав лиц. Отпускают руки и ноги. Отводят от башки сверло…

По столу, как заведенный, елозит на виброзвонке мобильник: «Гыр-р! Гры-р-р-ры! Гыр-гыр!»

– Чтоб ты провалился, сука!

Телефон словно принял команду и пополз к краю стола. Немного задумался на краю, и кинулся на пол, расколовшись спелым орехом на две половинки. Виброзвонок стих.

– Так-то будет лучше.

Но лучше не стало. От поднятой над подушкой головы замутило все остальное. Вразнобой затрепетало в груди сердце и затряслись поджилки. Новой волной накатил холодный, мерзкий пот. Дико болело справа под ребром.

«Ну, вот и все! Похоже, подыхаю…» – пронеслось в голове – «Интересно, где?»

Михаил огляделся. «О, хоум! Свит, хоум!» Родной и знакомый до боли офисный кабинет. Он встал и нетвердой походкой шалтая-болтая направился в ванную, держась за стены.

«С какого хрена я так нажрался водки? Или вина? Зачем я вообще нажрался-то?» Профатилов пытался вспомнить, что он пил вчера, и никак не мог. «Можно подумать я семь лет не пил… водки? Или все-таки не водки? Судя по сушняку, напитки были разные. Боже мой, неужели все люди с перепою страдают так же?»

И тут Михаил вспомнил все. И что пили, и с кем, и по какому поводу…

Его старинный приятель грек, со странным в наших землях именем Одиссей, получил сигнальный экземпляр своего романа и хороший по провинциальным меркам гонорар от какого-то столичного издательства. Книгу он писал долго и мучительно, изводя Михаила расспросами о выборах, кандидатах и пиарщиках – требуя фактуры и подробностей. Бесконечно переписывал, то вводя новых героев, то «убивая» старых. Роман получился живой и динамичный. Схватки, погони, убийства круто замешанные на выборах депутата парламента. Все, как водится, по законам жанра. И читался роман легко и с удовольствием. Первый раз. Но так как Одиссей все время что-то переделывал, то постоянно просил Михаила перечитать то один вариант романа, то другой.

Где-то на пятом варианте Профатилов взбунтовался и отказался читать Одиссеевы повествования напрочь.

– Пойми, Одиссей, ты убиваешь мою веру в тебя как гениального писателя.

Слова эти литератора потрясли, и больше ничего на читку другу он не приносил.

И вот, наконец, роман вышел в свет.

– Это надо отметить! – кричал счастливый Одиссей в телефонной трубке. – Сегодня же!

Он закатил ужин в ресторане. Собрались хорошие, интеллигентные люди, большинство из которых Михаил Иосифович знал. Гости во всю нахваливали Одиссея, сплетничали о знакомых и налегали на рыбное и мясное. Писатель просто лоснился от счастья. Все складывалось замечательно.

К полуночи за столом остались только самые стойкие. «Искровцы», как назвал их Михаил. Ужин себя исчерпал, но хмельной народ требовал продолжения банкета. Решено было где-нибудь догнаться. Веселая компания сначала зарулила в тесный бар, где даже у стойки все не поместились. Пришлось пить вино, меняя друг друга, как часовые мавзолея. «Пост сдал! Пост принял!»

Потом махнули в казино – но там полный скушняк и уныние за столами. Выпили за удачу. Но, видимо, сегодня не перло. И, наконец, попали в ночной клуб, где веселье вспыхнуло с новой силой. В компанию сами собой органично вплелись яркие, лёгкие и шумные клубные девицы. Народ отрывался на танц-поле и у барной стойки. Пили разноцветные коктейли. Всем было хорошо и весело. Компания стала таять, когда уже светало. Первым исчез Одиссей с эффектной блондинкой.

Профатилов взялся отвезти домой какую-то девицу. Такую же пьяную и дурную, как и он сам. Она попыталась раздеться в салоне, но передумала. Сделала быстрый, судорожный минет и выпорхнула из авто. Ни лица, ни имени он не запомнил.

На автопилоте добрался до работы. Бросил на стоянке машину и направился в офис. Было неприлично рано, и в пустом здании дежурил только вахтер.

– Шли бы вы домой, Михаил Иосифович, отдохнуть, – мягко посоветовал он, видя состояние вошедшего.

– Какое там отдохнуть! Работать надо! Работать! – решительно прошел к лифту Михаил.

– Так ведь суббота сегодня, Михаил Иосифович, суббота! – добавил в след вахтер.

Но Профатилов уже поднялся к себе в офис. На этом «завод» кончился. Не снимая пиджака, он прилег на диван, и тут же обрубился.

«Надо позвонить жене, – встрепенулся Михаил и двинул к столу. По-прежнему мутило. – И подлечиться, – на полу что-то хрустнуло. Он посмотрел под ноги, – …и купить новый мобильник».

– Ты – свинья! – ледяным тоном заявила жена и повесила трубку.

Михаил набрал снова.

– Маня, я помираю!

– Выживешь! Это хорошие люди быстро умирают! А ты будешь жить долго и нудно!

– Тебе привет от Одиссея!

– Вы оба свиньи! – тем же тоном подвела итог разговора жена и снова повесила трубку. Больше к телефону она не подходила.

Михаил разворошил аптечку, выклевал оттуда цитрамон и запил его флакончиком боярышника. Подошел к зеркалу и оглядел себя, помятого с головы до пят. От красавца-мужчины средних лет и приятной наружности не осталось и следа.

«Судя по морде лица, вчера мы дали джазу». Мягкий льняной костюм был, как из жопы, сказала бы Маня. На брюках, где неловко тыкалась пьяными губами его новая знакомая, остались следы яркой помады. Пиджак икрился блестками, осыпавшимися с клубных девиц в «грязных танцах».

– Да уж, погуляли! – сказал себе в зеркало Михаил и пошел переодеваться.

Новый мобильник ожил сразу же, как только в него вставили сим-карту.

– Где тебя черти носят? – кричал в трубку его приятель и заместитель Виктор Борисенко. – Звонил тебе вчера весь день!

– Да я тут… У меня мобильник гакнулся. Но теперь я снова на связи.

– С тобой люди хотят встретиться!

– Какие люди?

– Нормальные, Миша, нормальные!

– Люди эти за власть или против? А то, знаешь, мне как-то не хочется последнее время дристать против ветра. Напряжно и весь в дерьме.

– За! За власть! Более того – они сами власть!

– Что ж, отлично! Договаривайся о встрече. Я готов приехать в любое время.

– Миша, я тебе на мыльный ящик отчетец о командировке скинул, ты погляди.

– Сейчас же, – отозвался Михаил, раскрывая нотик. – А как там водичка морская?

– Пока не знаю. Не до моря мне, брат. Я же все эти дни работал! – посуровел голосом Борисенко.

– Ну-ну… Поработал – отдохни! Домой когда?

– Завтра буду.

Михаил радостно потер ладони: «Не зря Борисенко заслал в командировку в Свободно, пощупать биение пульса на местах. Похоже, начались движняки. Я эти движняки каким-то необъяснимым образом почувствовал. Кстати, я их всегда чувствую. Откуда это у меня? Интуиция? Опыт? Кто знает? Один Бог! В этот раз народ, похоже, не ждет до последнего, а начинает готовиться к выборам заранее. И это радует».

Михаил кликнул мышкой последнее сообщение и на экране компа появился Витин отчет: «Так, так, дружочек! И что ты тут накропал?»

Михаил Иосифович Профатилов был директором небольшой провинциальной фирмы, которая, как говорила Маня, занималась выборами. Выражение это Михаилу Иосифовичу понравилось и он, накануне очередной командировки, обращался к подчиненным:

– А что, коллеги, не позаниматься ли нам выборами?

Собственно, фирма начиналась как рекламное агентство полного цикла, но потом, со временем, сосредоточились на планировании, организации и проведении избирательных кампаний разных уровней. Все другое стало неинтересно, да и не столь прибыльно.

«Вы работаете за мои деньги себе в удовольствие!» – как-то упрекнул Профатилова один из заказчиков. «Да, в удовольствие! И что в этом плохого? Почему работа на вас должна быть скорбью?»

Команда вокруг Михаила собиралась мучительно долго. Хотя Профатилов был ненапряжным руководителем, платил щедро, оберегал своих спецов от пустых командировочных хлопот и глупых искушений, текучка в коллективчике была. Специфика работы требовала от людей порой большего, чем они могли дать. Не выдерживали нагрузок. И слабые ломались. В какой-то момент в башке плавились предохранители и человек слетал с катушек. Особо нянькаться с рехнувшимися в условиях идущей избирательной кампании было некогда. Если не помогали краткосрочный отдых, психолог кампании или алкогольная терапия, с человеком прощались.

– Какая, к черту, работа? Разве это работа? Я пашу, как лошадь, головы от компа не поднимаю! Наваляла агиток, а ты их заворачиваешь! Кто их, вообще, читать будет? Местные, похоже, алфавита не знают! А мне некогда выйти из кабинета! Да и некуда! Здесь же нет нормальных магазинов! Зачем мне деньги, если я ничего не могу купить? Вокруг степи! – потрясала пачкой купюр перед лицом Профатилова собкор столичной газеты Марина Носова. Потекли слезы. Начиналась истерика.

– В номере у меня душ! Я моюсь стоя, как лошадь! А я хочу принять ванну! Понимаешь, ванну? И кочевники вокруг потнючие! Я уже месяц не трахалась! А отдыхать когда?

Они были знакомы много лет и Марина из года в год упрашивала взять ее на кампанию журналистом. Заработать деньжат «по-легкому». Уговорила. И вот результат. Месяца не протянула и теперь сбегала домой. Рассчитываясь с Мариной за сделанные материалы, Михаил девушку почти не слушал. Он думал о том, как из этой жопы мира доставить Носову на большую землю. И как теперь сюда, в самую путину, затащить хорошего журналюгу?

– Все вы здесь психи! Адреналинщики! – размазывала купюрами слезы по лицу Носова. – И никакая это у вас не работа! Выборы – это образ жизни!

Так ведь никто и не спорит…

Власть берут сильные и решительные люди

Нельзя все время обманывать всех, да и не нужно: одного раза в пять лет вполне достаточно.

NN

Отправляясь на первую встречу с возможным заказчиком, Профатилов думал о странностях жизни страны. О том, что после десятилетий политического и идеологического монополизма у нас начал формироваться политический рынок. И хотя он снова в узде партноменклатуры, и на этом рынке маловато пока новых политических партий, лидеров и идей, и прежнее единомыслие мешает новому мышлению, «процесс пошел». Более того, кое-кому удалось в мгновение ока сколотить на этом рынке огромный политический капитал. И безвременно зависнуть в общественно-политическом вареве страны, всплывая на поверхность под острым или сладким соусом разных политпроектов. И чаще всего, несмотря на оглушительный финальный бульк! или пук нового проекта, не потерять и части своего капитала. А все потому, что наш политический рынок практически не подвержен конъюнктурным колебаниям. Ничто не способно повлиять на него. И никто. Рынок и конъюнктура в нашем случае так же далеки друг от друга, как Южный полюс от Северного. А зарубежная политическая действительность нам не указ. Вестями с Марса звучат иностранные новостные передовицы о том, что в связи с чьим-то прошением об отставке разразился политический кризис. Посыпались министры. Рухнуло правительство. Смешно. Наши не то чтобы рухнуть, даже не пошатнутся. И пусть это будут громкие разоблачительные коррупционные дела, вскрывшиеся связи с криминалитетом, факты моральной деградации. По хрену! Ты ему хоть плюй в глаза… Ничто не способно сбить с размеренного шага. Так и идут эти деятели непотопляемыми дредноутами по мутным водам нашей политической действительности под стягами вовремя и правильно выбранной партии.

Встречу назначили в придорожном ресторане на полпути в Свободно. Опаздывать было нельзя, но и приезжать заранее неправильно, клиент не должен почувствовать заинтересованность в заказе. Поэтому Профатилов ехал по часам, то разгоняясь, то притормаживая. Поглядывая на циферблат, он, как пилот, высчитывал расчетное время в пути до места назначения. К ресторану они подъехали почти одновременно. Но Профатилов чуть раньше, для того, чтобы выказать свое уважение. Следом на стоянку вкатила черная «бэха» с тонированными стеклами. Семерка с козырными административными номерами встала бампер к бамперу с профатиловским авто. Хищная морда качнулась и замерла, словно принюхиваясь: «А ты кто такой?» Пора выходить на встречу клиенту, изображая радость.

Они чуть-чуть задержались в машине, рассматривая Профатилова через затемненные стекла, прежде чем открыть двери. Но этого «чуть» вполне хватало, чтобы пояснить, где чье место.

«Ну-ну. Смотрите. Должны же бачить очи шо купують». Сегодня Профатилов был хорош, впрочем, как и всегда. Легкий летний костюм ладно лежал на плотной, слегка полнеющей фигуре.

Первым из «бэхи» вынырнул зам. Несмотря на чрезмерную полноту, висящий над брюками живот не мешал двигаться шустро. Обежав авто, открыл дверь шефу. Щурясь на яркий солнечный свет, из прохлады кондиционированного салона появился сам – Иван Иванович Кутовой, мэр города Свободно. Он был высок, статен и широкоплеч.

Поздоровались и, не задерживаясь на солнцепеке, прошли в ресторан. Профатилов оглядел новых знакомых. Темно-синий шелковый костюм шитый на заказ великолепно сидел на спортивной фигуре мэра. Рубашка и подобранный тон в тон галстук были Кутовому к лицу. Его гардеробом явно кто-то занимался. «Одной проблемой меньше», – подумал о предстоящей работе Профатилов. У вице-мэра костюмчик прет-а-порте, но тоже не из дешевых.

Иван Иванович Кутовой явно не хотел стареть. Он красил волосы и зачесывал их на лысину, щедро лакируя. Судя по крепкому рукопожатию и поджарой мускулистой фигуре, он активно занимался спортом. Пожалуй, он не курит. Однако, возраст сложно скрыть. О себе он говорит в самых неподходящих местах – беспомощное старческое увядание коснулось шеи. «Пора делать пластику, – отметил Профатилов. – А то прямо индюшачья шейка».

Заместитель мэра Сергей Васильевич Звонарев был прямой противоположностью своего шефа. Абсолютно невыразительный, невысокий толстяк. Белесый и рыхлый, со смазанными чертами лица. Единственная запоминающаяся примета – очки в золотой оправе. Он намного моложе Кутового, и пока культа из здоровья не делал, судя по полноте и сигарете, которую закурил по пути к ресторану.

– Серега, кончай курить! – тут же скомандовал мэр. Зам, не донеся до рта, бросил окурок. Очень похоже на ритуал, исполняемый по сто раз на дню: один приказал, другой безоговорочно исполнил.

– Так как, ты говоришь, тебя зовут? – переспросил Кутовой, когда все уселись за ресторанный столик.

– Михаил Иосифович Профатилов.

– Иосифович? – рот Кутового поплыл в улыбке. – Папа, наверное, юрист?

На шутку шефа радостно гоготнулнул Звонарев.

– Нет, папа чекист, – ответил Профатилов. – Полковник КГБ СССР.

Зам тут же подавился смехом и закашлялся, а Кутовой беспокойно оглянулся на зал и произнёс неопределённое «гм-м-м…»

Любуясь произведенным эффектом, Михаил Иосифович смягчил резкость ответа.

– Сейчас на пенсии. Но член Совета ветеранов. И дед был чекистом. Ему Ежов за безупречную службу именные «испанские сапоги» с бронзовой табличкой выдал. А прадед до самой смерти рядом с партбилетом ВКП(б), пистолетом и ампулой с ядом, хранил обмылок, коим мылил петлю, затянутую на шее мировой масонской закулисы.

Мэр привык во всем быть главным. Пассаж с папой-чекистом и прогон о грозных родственниках сбили его с толку. Словно кто-то столкнул на секунду с вершины, где он был «хозяином горы».

Кутовой зыркнул на Профатилова. Хмыкнул, давая понять, что чувством юмора не обделён – мол, оценил. Разгладил руками скатерть. Взявшись за столешницу, попытался качнуть стол, словно проверяя, крепко ли тот стоит. И оставшись недоволен проверкой, слегка потянул стол к себе. Он снова был хозяином положения.

– Что господа желают? – подошел официант.

– Мясо и водки! – гаркнул Кутовой, и засмеялся своей находчивости.

Видимо, норму дня по «шутке юмора» он сегодня еще не выполнил. Эхом захихикал Звонарев.

Кутовой пустился с места в карьер.

– Весной следующего года будут выборы мэра города. Я решил идти на третий срок. Предыдущие две кампании я выиграл в чистую, без всяких там пиарщиков. Но теперь, говорят, – он кивнул в сторону зама, – времена изменились, и помощь хорошего специалиста мне не помешает.

– За «хорошего специалиста» спасибо. Рад буду помочь.

– Сразу хочу предупредить, чтобы ты губы не раскатывал, мы общаемся еще с несколькими твоими коллегами. Хотелось бы узнать видение предстоящей избирательной кампании каждого из вас. Ну, и цена вопроса? Позже решим, с кем будем работать. Понятно?

– Понятно.

– Тогда давай чего-нибудь закажем, а ты нам, – мэр снова хохотнул, – под горячее, мысли свои изложишь.

Профатилов на секундочку задумался, глядя на чиновников. Хамская манера общения ему совершенно не нравилась. «Ох, и намучаюсь я с ним. Встать, да уйти? Стоп! А с чего это я решил, что буду работать с ним? Или они со мной? Первый разговор». Но это было не так. Решение уже принято. Профатилов это чувствовал. И сам он никуда не уйдет – нужен заказ. Нужны деньги. И что бы они сейчас за столом не говорили, все решено, хотя заказчик об этом еще не знает. Значит, остается лишь красиво исполнить «серенаду».

Михаил Иосифович расслабился и, улыбнувшись в тридцать два зуба, начал:

– На мой взгляд, выборы ближайших лет обещают быть беспрецедентно жесткими и тяжелыми. И причин тому достаточно много. Тут и формирование новых политических, административных, промышленных и финансовых элит. И рост национального самосознания народов нашей многонациональной страны. И защита коммерческих интересов. И многое, многое другое.

Так как вы уже участвовали в двух избирательных кампаниях, думаю, что ничего нового я вам не скажу. Просто освежу вашу память. Возможно, что-то забылось. Для начала давайте определимся. Что такое избирательная кампания? Это – период со дня официального опубликования решения органа государственной власти или местного самоуправления о назначении выборов до дня официального опубликования их результатов.

Профатилов глянул на Кутового и Звонарева. Они молча кивали головами в знак одобрения. Вступление, похоже, чиновникам понравилось.

Он продолжил.

– Сам избирательный процесс можно условно разбить на этапы, – Михаил Иосифович поднял над столом руку и загнул большой палец. – Назначение даты выборов. Так как выборы у вас в марте, то объявить их по закону должны в декабре перед Новым Годом. Не лучшее время для избирательной кампании.

– Почему не лучшее? – тут же переспросил Звонарев.

– Потому что народ будет отмечать вначале Новый Год. Затем Рождество. После Старый Новый Год. И плевать на выборы до середины января. Так что, две недели из кампании можно смело вычеркнуть.

Кутовой недовольно поджал губы и качнул головой. Профатилов загнул следующий палец.

– Нарезка избирательных округов. В нашем случае округ будет один – городской.

Звонарев согласно кивнул головой. Профатилов загнул средний палец.

– Создание избирательных комиссий.

– Сергей, мне помнится, что у нас создана и работает комиссия?

– Да, территориальная.

– Иван Иванович, я говорю об участковых избирательных комиссиях. Их у вас будет несколько десятков, так как по закону на избирательном участке не может быть больше трех тысяч избирателей, – Профатилов качнул рукой и загнул безымянный палец. – Уточнение списков избирателей. Избиратели, кстати, главная цель нашей предстоящей кампании. Им предстоит, в конце концов, выбрать мэра.

Кутовой скривил губы. Слова эти ему не понравились. Он должен кому-то довериться и потерять контроль над всем? Ну, уж нет.

– И, наконец, выдвижение кандидата, – Профатилов загнул мизинец.

– От трудового коллектива, – продолжил за Профатилова Кутовой.

– Нет, Иван Иванович! Нет больше такой формы выдвижения, как выдвижение от трудового коллектива или группы граждан. По федеральному закону непосредственное выдвижение кандидатов может быть осуществлено путем самовыдвижения, выдвижения избирательным объединением. И все. И никак иначе.

– То есть, проще говоря, я выдвигаюсь сам или меня выдвигает партия? Так?

– Так!

– А подписи собирать надо?

– Если идти путем самовыдвижения – надо. Два процента от числа избирателей. А по партийной линии – нет.

– Иосифович, а я, кстати, член политсовета партии.

– Иван Иванович, это может быть и не кстати.

– Ну, да! Стоит подумать. Ладно, продолжай!

Профатилов принялся загибать пальцы на другой руке.

– Официальная регистрация вас и других кандидатов. Сама предвыборная борьба, знакомящая избирателей с кандидатами и их программами.

– Чего со мной знакомиться? – перебил Профатилова Кутовой. – Меня и так все знают! Я уже восемь лет как мэр города!

Михаил Иосифович не ответил. Секунду помолчал и продолжил.

– Затем само голосование. Подсчет голосов. И кульминация всего действа – определение результатов выборов. Вот, так сказать, коротенько о том, что нам предстоит.

Профатилов улыбнулся собеседникам.

– Теперь насчет того, Иван Иванович, что вас все знают. Как знают? С какой стороны? Вы превратили город за годы своего мэрства в город-сад? Или горожане стали жить лучше? Уверен, что нет! Уровень жизни большей части ваших горожан не растет параллельно росту в экономике. И доходы у них не растут так же стремительно, как золотовалютный запас страны. Естественно, это вызывает нарастание социальной напряженности. И как следствие – прогрессирующий политический нигилизм. Неверие народа в способность и желание власти изменить что-либо к лучшему. Не зря отменили порог явки. Не ходят больше люди голосовать.

Кутовой заерзал в кресле. Слова Профатилова попали в точку.

– Что ты предлагаешь?

– Найти «врага»!

– Ну, врагов у меня хватает!

– Нет, я говорю о «враге народа». Лучше, если враг будет не один. Тем труднее борьба и весомее победа. Я говорю о тех, кто мешает людям жить лучше. Из-за кого люди бедствуют, а порой и голодают! Вот уже восемь лет вы боретесь с врагами! Нет воды – враг! Отключение электричества – враг! Волокитят ваши чиновники? Замечательно! Вот вам и саботажник, и предатель, и враг в одном флаконе! Царь хороший – бояре плохие. Есть, кого публично «выпороть и повесить». Вокруг саботаж и предательство! И если бы не вы, то городу давным-давно пришла бы задница.

Звонарев с Кутовым переглянулись. Идея им явно нравилась.

– Ну-ну! Дальше.

– Будем сражаться за интегрирование власти в гражданское общество. То есть, повысим социальный статус горожанина за счет реального участия каждого свободнинца в управлении делами города. Превратим человека из объекта в субъект общественной жизни. А это возможно только с очередным вашим избранием мэром города. Ведь никто иной, а Кутовой сумел сместить приоритеты в работе городской администрации, поставив во главу угла принцип «Городская власть – для свободнинцев с их ежедневными и конкретными проблемами».