Текст книги "Очерки истории Монголии в XIX – первой четверти ХХ вв"

Таким образом. Монголия в составе Цинской империи имела сложное территориально-административное устройство, в котором сочетались феодально-родовые и государственно-бюрократические институты. Монгольское население Цинской империи отличалось эт-но-племенным и культурным разнообразием, усиливаемым делением по военно-сословному принципу. При этом, сохранилось определенное этнокультурное и государственно-административное единство всех монгольских земель, в основе которого была языковая, религиозная, хозяйственно-экономическая и культурно-историческая общность всех монголоязычных народов Цинской империи.

Глава 2
Чахар-монголы в истории Цинской империи

Различные монгольские народы в составе империи имели не одинаковый политико-правовой статус, различалось их место в общеимперской системе, по-разному шли процессы социально-экономического, административно-политического и культурного развития. Особое место в политической и социально-экономической системе Цинской империи занимали чахар-монголы. Монгольское этнополитическое образование Чахар (Цахар, ) было активным участником событий рождения Цинской империи. Именно правитель Чахарского ханства Лигдан, будучи старшим из потомков монгольской династии Юань и наследником последнего всемонгольского хана Даяна, был конкурентом лидеру этнополитического образования маньчжуров в деле создания новой империи на Дальнем Востоке. В 1636 г. большинство князей Южной Монголии признали Абахая богдо-ханом (великим ханом), сын Лигдан-хана получил от Абахая титул цинь-ван (князь 1-й степени, титул, следующий сразу на ханом, обычно давался сыновьям или братьям императора) и его дочь в жены. В 1640-х гг. наследники Лигдан-хана вновь вступили в борьбу против цинов, но, в конечном итоге, потерпели поражение и были уничтожены маньчжурами с частью чахар-монгольского народа. Однако с включением монгольских земель в состав маньчжурской империи, этнополитическое образование Чахар не исчезло, а сохранилось на протяжении всей истории Цинского Китая, и даже пережило саму империю.

На начальном этапе истории Цинской империи, состав чахар-монголов в этнокультурном отношении претерпел серьезные изменения за счет значительных подвижек населения, принудительно проведенных имперской властью. На основании монгольских летописей об этом, в частности, писал А. Позднеев: «в Халхе снова начались последовательные восстания урянхаев, плененных маньчжурами и халхасами в период войн с олетами. Первый пример таких восстаний подал цзай-сан Лубсан-шараб (по происхождению урянхаец), который… в последнем году правления Канси был переселен маньчжурами из урочища Хан улы в чахарские кочевья»³⁸. А в XVIII в. значительная часть чахар-монголов была переселена в предгорья Джунгарского Алатау на северо-западе Синьцзяна, обретя там новую родину. С этого времени на территории Китайской империи сложилось два района развития этнокультурной и этнополитической группы чахар-монголов – собственно чахары и так называемые чахар-калмыки.

Чахар-монголы, вошедшие в состав маньчжурского государства еще до оформления Цинского Китая, в 1635 г. были включены состав восьмизнаменного сословия, составив значительную часть монгольских корпусов Цинской гвардии. Административным центром управления чахарских военных знамен был город Калган (Чжанцзякоу), где имелась резиденция дутуна. Рядом с городом располагался военный поселок для восьмизнаменных, три огороженных стенами военных лагеря. Таким образом, в Цинской империи была учреждена отдельная военная административно-территориальная единица – Чахарское дутунство.

Территория отдельного монгольского аймака Чахар включала значительные территории, с севера прилегающие к Великой Китайской стене в районе Пекина. Все чахарское население было объединено в восемь сумонов во главе с цзасаками, напрямую подчинявшимися дутуну. Все чахар-монголы были отнесены к военно-служилой категории, получали содержание от правительства, обязаны нести военную или иную службу. Особое место чахар-монголов в системе военно-политической организации Цинской империи подтверждается особым статусом их округа, существовавшим вне института цзянцзюней, а также и тем фактом, что должности чахарских дутунов часто занимали «желтознаменные» маньчжуры³⁹.

Выдающийся русский исследователь З.Л. Матусовский писал во второй половине XIX в.: «Чахарские монголы различествуют от всех выше исчисленных монгольских племен тем, что в настоящее время они уже совершенно утратили у себя родовое управление. Кочевья чахаров располагаются по великой стене за границами областей Сюань-хуа-фу и Да-тун-фу. В административном и военном отношениях чахары разделяются на 8 знамен, в свою очередь подразделяющихся на два крыла – западное и восточное. Казенные земли, находящиеся в пределах чахарских кочевьев, а равно дела по торговым сношениям чахаров с китайцами и дела тяжебные и уголовные сосредоточены у управлениях (тин) четырех знамен, а также в дистанциях (тин), находящихся в укреплениях Ду-ши-коу, Чжан-цзя-коу (Калган), Фын-чжень-тине и Нин-юань-тине. Собственно знаменные дела в чахарском ведомстве решаются Ду-тунами, назначаемыми китайским правительством, а главное управление чахарами принадлежит в Ли-фань-юане департаменту Дань-шу-сы»⁴⁰.

В XVIII в. чахар-монголы были разделены цинскими властями. Переселенные в Джунгарию, или, как тогда назывался этот район, Тяньшань бэй лу (Область к северу от Тяньшаня) чахар-монголы были переданы под власть Илийского цзянцзюня. Часть чахарской конницы вместе с тунгусо-маньчжурскими частями сразу же была размещена в Илийской долине.

Непосредственное руководство чахарским населением⁴¹ осуществлял специальный военный чиновник – линдуй дачэнь и его заместители – цзунгуани. Чахар-монголы на новой родине сразу же занялись производительным трудом. На это, в частности, указывает тот факт, что они, в отличие от маньчжур, не получали натурального довольствия, а только денежное – 12 лан серебром, что, в свою очередь, было ниже денежного довольствия и китайских солдат в Синьцзяне⁴².

В Синьцзяне чахарское население, наряду другими монголоязычными и тунгусо-маньчжурскими народами, было опорой Цинской власти и противостояло местным тюрко-исламским народам. В связи с этим, в истории чахар-монголов имеется опыт временного перехода под власть России. Русские очевидцы писали, что после начала восстания мусульман в Синьцзяне в 1860-х гг.: «Пограничные к нашим пределам Китайцы и Калмыки убежали в Киргизскую степь Сибирского ведомства, где проскитавшись более двух месяцев, – истощенные и изнуренные, в рубище и лохмотьях, с растреснувшею кожей от жару, поту и пыли, с начала весны стали прибывать в станицы и передовые посты в Копальском и Алатавском округах… »⁴³. В числе беженцев были и чахар-монголы. Цинские власти, по свидетельству современников, еще как-то заботились о маньчжурах, а семьи монгольских солдат были брошены на произвол судьбы. Беженцы вынуждены были обратиться за помощью к русской власти, а некоторые даже согласиться на переход в русское подданство. Например, около 800 человек из числа прибывших в 1867 г. в Копал 4 тыс. семей калмыков, чахар-калмыков, дауров, солонов, сибо, манчжуров и китайцев приписали к станице Сарканской и расселили в четырех верстах от поселка⁴⁴. К 1870 г. русское подданство приняли 8240 «кочевых калмыков»⁴⁵.

Часть беженцев, включая и чахар-монголов, приняли крещение. В 1868 г. епископ Томский Алексей крестил в Копале 19 беженцев из Китая, в числе которых были монголы дауры и китайцы. Всего в 1868 г. в Копальском уезде было крещено 588 человек, а в последующие годы число крещенных беженцев из Синьцзяна достигло 721 человек, из которых китайцев и маньчжур было только 24 человека⁴⁶. По данным миссионера В. Покровского, в 1874 г. в Сарканском приходе числилось 98 новокрещенных чахар-монголов⁴⁷. Всего, по данным Верненского комитета, православие приняли 600 «калмыков»⁴⁸.

Опыт пребывания под русской властью монгольских беженцев оказался не продолжительным. По мере восстановления Цинской власти в Синьцзяне в 1870-х гг. семьи знаменных войск возвращались на родину, а кроме того, бежали из русских станиц и новокрещеные казаки, так и не принятые русским казачеством в свое сообщество. Тем не менее, в Семиреченском казачестве, вероятно, осталось некоторое число бывших монгольских беженцев, и в середине 1890-х гг. среди этих казаков встречаются калмыки, наряду с татарами и солонами, жившие преимущественно в станице Сарканской⁴⁹. По данным переписи 1897 г. в Лепсинском уезде Семиреченской области 46 мужчин и 43 женщины православного вероисповедания указали в качестве родного языка монгольские языки, к той же категории отнеслись 28 человек в Верненском и 7 человек в Копальском уездах.

Вернувшись в Синьцзян, чахар-монголы продолжали нести службу на границе. В «Журнале военных и политических событий и слухов на границе Семиреченской и Семипалатинской областей с провинцией Западного Китая за 1884 год» отмечалось: «охранительную службу у китайцев несут сибинцы, солоны и калмыки, вооруженные стрелами и палками, вполне несоответственно. Днем и то не всегда проедет два три человека по границе до соседнего поста, заедут иногда на наши посты обменяться приветствиями и возвращаются обратно в свои инпаны, а с наступлением ночи запираются в них до утра»⁵⁰.

К концу XIX в. по данным российского консульства в Кульдже военно-служилое население (взрослое мужское) Илийского края включала 28 тыс. монгол (менее половины из которых приходилось на собственно чахар)⁵¹. По данным российского офицера в 1900 г. в приграничной с Россией долине реки Боротола находилось 16 сумонов чахарского населения по 200 юрт в каждом сумоне⁵². Для пограничной службы чахарское население выставляло две сотни солдат⁵³.

После свержения гибели Цинской империи чахар-монголы, утратившие привилегированный статус военно-служилого сословия, перешли в категорию нацменьшинств, проживавших на окраинах Китайской республики. Ликвидация военно-административной организации привела к усилению процессов сближения с родственными и проживавшими по соседству этнокультурными группами монгольского населения. При этом в Синьцзяне чахар-монголы оказались в составе «западно-монгольской» этнокультурной общности. Заведующий переселенческим делом в Семиречье С.Н. Велецкий писал: «Кочевому населению, по численности принадлежит первое место и его составляют киргизы и калмыки… Калмыки принадлежат к монгольской расе. Они делятся на четыре рода: а) чахары, кочующие по р. Бороталы; б) торгоуты.»⁵⁴.

Несмотря на новую ситуацию, чахар-монголы сохранили характерные особенности своей группы в новой политической реальности, они оставались наиболее лояльной по отношению к пекинской власти частью монгольского населения Китая. Например, в 1921 г., согласно воспоминаниям Ф. Оссендовского, китайский комиссар Улясутая Ван Сяоцун направил в Туву, «на завоевание сойотов», именно отряд чахар, отличавшийся жестокостью и бесстрашием ⁵⁵. Этот факт был зафиксирован и советской разведкой. Следует признать, что чахар-монголы активно не поддержали борьбы халха-монголов за независимость от Китая. Подобная ситуация была обусловленная тем фактом, что на протяжении почти трех веков чахар-монголы находились в составе единой «корпорации» восьмизнаменного сословия совместно с тунгусо-маньчжурскими народами и военно-знаменными ханьцами.

Таким образом, чахар-монголы сыграли важную роль в истории международных отношений в Центральной и Восточной Азии. При этом, высокий уровень вовлеченности в политические процессы развития Китайской империи обусловили вхождение их в состав Китайской Республики, и не позволил чахар-монголам создать собственное государство или присоединиться к Автономной Монголии.

Глава 3
Монголия во время военного конфликта между Россией и Цинской империей 1900 г.⁵⁶

Начало ХХ в. международные отношения на Дальнем Востоке встретили в состоянии тяжелого кризиса, вызванного антииностранным восстанием в Китае. Кризис перерос в прямое военное противостояние между Цинским правительством и иностранными государствами. Летом 1900 г. Пекинский двор объявил войну России, а Санкт-Петербург направил в Цинскую империю войска общей численностью до 100 тыс. человек.

Кризис в русско-китайских отношениях напрямую не был связан с русско-монгольскими отношениями. Но монголы были обязаны военной службой Цинскому двору, а часть монгольского населения входила в состав военно-служилого восьмизнаменного сословия, из которого формировалась цинская гвардия. Кроме того, монгольские земли находились на приграничных с Российской империей территориях. Таким образом, война 1900—1901 гг. не могла не затронуть Монголии и русско-монгольских отношений.

Летом 1900 г. почти вся Монголия оказалась в «окружении войны». От Калгана до Хайлара вдоль ее восточных границ шли боевые действия. На территории примыкавших с юга к Монголии китайских провинций Шаньси и Чжили (Хэбэй) ихэтуане и части Цинской армии воевали против объединенных сил 8-ми держав.

Не спокойно было и на других границах Монголии, в Сибири и Приамурье русское правительство провело полномасштабные мобилизационные мероприятия. 9 июня 1900 г. было принято решение о переводе войск Приамурского военного округа, в состав которого входило все Забайкалье, на военное положение, а так же о призыве 12 тыс. запасных из Сибирского военного округа. Мобилизация началась 11 июня 1900 г. и явилась первым полномасштабным мероприятием подобного рода на границах с Цинской империей. 8 июля 1900 г. было принято решение о переводе на военное положение войск Сибирского военного округа и Семиреченской области Туркестанского военного округа.

Российские власти летом 1900 г. срочно занялись укреплением всей линии границы с Монголией. В Саянах и Алтае были проведены мероприятия по организации самообороны местного населения. Например, населению Сибирского казачьего войска было отпущено по 25 винтовок с патронами на каждый степной поселок. Среди казачьего населения Енисейской губернии были организованы три специальных дружины, населению было роздано 200 винтовок и 10 тыс. патронов.

Летом 1900 г. Пекин планировал использовать силы Монголии в конфликте с Россией. Тем более, именно Монголия прикрывала Пекин с севера от возможного наступления российской армии. Уже 5 июня⁵⁷ Цзюньцзичу (высший военный орган власти Цинской империи) направил Чахарскому дутуну Сян Лину приказ проверить слухи о наступлении русской конницы с запада, провести разведку и сообщить об этом в соседние территории . Через несколько дней приказ был повторен, но уже с требованием срочно укрепить район и постоянно держать под контролем северное направление ⁵⁹ . В июне Суйюаньчэнский цзянцзюнь (генерал-губернатор Южной Монголии) Юн Дэ, согласно приказа из Пекина, отправил на север, в Монголию по шести направлениям разведку.

В это же время на границу Монголии в Калган была отправлена из Шаньси армия Вань Бенхуа⁶⁰.

Собственно маньчжуро-китайских войск на монгольских землях было не много. На территории Внешней Монголии имелись небольшие цинские гарнизоны в годах Улясутай, Кобдо и Урга. В Кобдо, например, в 1900 г. маньчжурских знаменных войск было немногим более 270 человек офицеров и солдат⁶¹ . В Урге в 1900 г. имелось до 250 китайских солдат. Но кочевое монгольское население только Халхи в случае мобилизации могло выставить многочисленную конницу, 26400 человек (по 75 человек от сумона).

В июне 1900 г. во Внешней Монголии были проведены некоторые военные мероприятия. К Улясутаю выступил отряд в 700 чел. знаменных войск, а местный цзянцзюнь Лянь Шунь попросил прислать из Пекина дополнительно 2 тыс. чел. войск. 26 июня 1900 г. Улясутайскому цзянцзюню был отправлен императорский указ, предписывающий ему и Ургинскому амбаню (Кулуньский баньшидачэн) Фэн Шенъэ оставаться на местах и защищать районы от возможного русского наступления. В Пекине считали, что «российских войск очень много, поэтому они обязательно приедут по разным путям»⁶². Цинским чиновникам приказывалось сообщить главам халхаских аймаков, чтобы те подобрали самых сильных мужчин и подготовили их для защиты границ. Подобные указания были отправлены и в Кобдо, амбаню Жуй Сюню предписывалось действовать совместно с руководством провинции Синьцзян и остановить наступление врагов. В документе говорилось, что «было бы хорошо, если бы они смогли сковать врагов»⁶³, хотя и не детализировалось это пожелание.

С другой стороны, Пекин планировать усилить воюющую против иностранцев в столичном районе армию за счет монгольского ополчения. Улясутайский цзянцзюнь собрал до 4 тыс. человек монгольской конницы, но Лянь Шунь, докладывал о их низкой боеготовности. Ургинский амбань призвал на службу 2 тыс. монголов и расположил их вокруг города. Амбань Кобдо приказал мобилизовать монголов и организовать их обучение. Были отданы распоряжения о запрещении экономических отношений с русскими, выделены деньги для монгольских лидеров, которым было приказано провести мобилизационные мероприятия. Однако Жуй Сюнь не верил монголам, он докладывал: «Я еще боюсь, что Монголия думает только о выгоде … я боюсь, что они нарушат приказ»⁶⁴. Как и предполагалось, монголы не были настроены на войну с русскими, это подтвердили события в Кобдо, где призванные всадники взбунтовались, перебили маньчжурских офицеров и разбежались.

Движение ихэтуаней нашло поддержку лишь среди китайского населения Монголии. В Улясутае летом 1900 г. было собрано до 1 тыс. китайцев-торговцев, для которых были организованы учебные стрельбы. Из местных чиновников наибольшую активность в деле подготовки обороны вверенных территорий проявили глава Кобдо и Улясутайский цзянцзюнь. Амбань Жуй Сюнь установил связь с Синьцзяном, и попросил отправить несколько тысяч маньчжурских солдат на защиту Кобдо, он просил, чтоб император поддержал это решение своим приказом. Цзянцзюнь Лянь Шунь просил у Пекина два батальона конницы и батальон пехоты. 12 июня 1900 г. консул Я.П. Шишмарев доносил из Урги, что монголы пассивно воспринимали события в Чжили, агитацию вели лишь китайцы. Монгольские власти не выполнили указ императора о закрытии Монголии для горнопромышленной деятельности иностранцев. Правда, Я.П. Шишмарев позже все же отправил несколько телеграмм о развитии напряженности в Урге.⁶⁵

Мобилизационные мероприятия затронули районы Южной Монголии, тем более, там монголы входили в состав восьмизнаменного войска. Суйюаньченский цзянцзюнь Юн Дэ отмобилизовал восьмизнаменные войска, приступил к военным учениям и наметил пути их движения на встречу возможного русского наступления. Однако Юн Дэ полагал, что сам он с частью войск должен был идти к Пекину. Фудутун Жэхэ Сэ Лэнъэ, наоборот, не выполнил приказ отправить все войска в Тяньцзинь.

Из всех монгольских территорий полномасштабные военные действия затронули только Баргу, входившую в состав провинции Хэйлунцзян. 28 июня 1900 г. Приамурский генерал-губернатор Н.И. Гродеков приказал образовать отдельный отряд под командованием генерал-майора Н.А. Орлова для занятия Хайлара. Этот отряд, численностью в 5 тыс. чел., 12 июля перешел границу и вышел на станцию Далайнор. 13 июля отряд штабс-капитана Бодиско захватил в плен 50 монголов. Первый крупный бой произошел за станцию Онгунь 16—17 июля, где русским войскам противостояло до 10 тыс. чел., в основном монгольской конницы. Вскоре цинские войска в Барге были полностью разбиты, и русский отряд продолжил наступление по КВЖД в сторону Цицикара.

В начале июня 1900 г. антииностранное движение достигло границ Южной Монголии, создав угрозу не только русским интересам, но русскому населению на «Кяхтинском пути». 3 июня 1900 г. командующий войсками Квантунского полуострова доложил в Санкт-Петербург, что не в состоянии помочь калганцам. Через день телеграфная станция в Калгане была закрыта, все русские вынуждены была оставить этот город. Начальник Забайкальского почтовотелеграфного округа докладывал: «Заведующий Кал-ганской конторой Сленцевич телеграфирует из Уддена, расположенного на полпути между Ургой и Калганом, что, вследствие грозящего настроения китайцев, возбужденных расклеенными объявлениями, в ночь на 4 июня вся русская колония вместе… с почтами, не достигшими Пекина, выехали в Ургу»⁶⁶. 21 июля консул Я.П. Шишмарев сообщал: «Сильное впечатление произвел здесь разгром всего Русского Калгана… К ущербу величия России послужит в глазах монголов всякая неудача наша в Урге»⁶⁷. В конце июня 1900 г. русский консул уже докладывал: «Монголия призывается к оружию… Вообще положение здесь становится серьезным. Экстренная присылка консульству казачьего конвоя при орудии необходимо»⁶⁸.

Антииностранное движение в Китае не достигло Халхи, и русская армия в 1900 г. боевых действий на этой территории не вела. Однако военные события в Цинской империи отразилась на общей ситуации в регионе. В Монголии были зафиксированы случаи отобрания долговых расписок у русских купцов, отказа принимать российские деньги. Пытались китайские власти воспрепятствовать эвакуации русских торговцев из Кобдоского округа. На одном из пограничных караулов даже было зачитано предписание задерживать русских и отправлять в Улясутай. Однако в августе 1900 г. все русские торговцы благополучно выехали из Западной Монголии.

Для наступления на Ургу и Калган по приказу Приамурского генерал-губернатора Н.И. Гродекова создавался специальный Селенгинский отряд. Однако, благодаря настойчивости русского консула в Урге Я.П. Шишмарева, посылка войск в Монголию была ограничена двумя сотнями, и то в качестве консульского конвоя, остальные войска остались в Троицкосавске. 5 июля 1900 г. помощник начальника российского Главного штаба телеграфировал в Хабаровск и Читу: «Высочайше повелено командировать две сотни в Ургу, снабдив четырьмя комплектами патронов и двухмесячным запасом продовольствия»⁶⁹.

Отряд казаков под командованием Н.Ф. Домелун-ксена 25 июля 1900 г. встал на бивак недалеко от российского консульства в Урге. Многие в России полагали, что ситуация диктовала необходимость ввода более значительного воинского контингента в Монголию. Н.И. Гродеков писал 26 июля начальнику Главного штаба: «…признаю необходимым поспешить занять Ургу целым 2-м Верхнеудинским казачьим полком… пассивное сидение в Урге только 2-х казачьих сотен не принесет пользы, и цель занятия Урги не будет достигнута»⁷⁰. Петербург не поддержал этой инициативы, в Ургу формально российские войска вводить не стали. Однако дополнительные казачьи части были введены в Тунку, Минусинск и станицу Алтайскую. По поводу отправленных в Ургу казаков цзянцзюнь считал: «На этих русских солдат, которые приехали в Кулунь защищать торговцев, надо тоже обращать внимание»⁷¹.

О сложности ситуации в Монголии можно судить по донесению Я.П. Шишмарева министру иностранных дел от 1 августа 1900 г.: «Подозрение маньчжурским правительством, здешними маньчжурскими властями и проживающими в Урге китайцами Монголии в симпатиях к России с каждым днем растет. Между китайцами же быстро растет пропаганда боксеров. Они начали носить боксерские значки и стараются избегать сношения с русскими из боязни кого-то. Много китайцев уехали в Калган… Оставшиеся здесь собираются по домам и упражняются в фехтовании… До тех пор пока войны нет, соглашение мое с маньчжурским амбанем заключается в том, чтобы сделать все зависящее от нас к удержанию порядка… Присылаемые в Ургу казачьи сотни должны, по соглашению моему с здешними властями, составлять строго консульский конвой. Нарушение такого соглашения могло бы привести к осложнениям и нежелательным нам последствиям по отношению Монголии»⁷². В Западной Монголии ситуация была еще сложнее, не без проблем произошла эвакуация русских торговцев, их лавки тут же разграбили, на границе произошло небольшое столкновение с казаками, но развертывания русско-китайского конфликта не произошло.

В Китае летом 1900 г. серьезно опасались, что развитие конфликта приведет к оккупации Халхи, об это говорилось в телеграмме Цзюньцзичу от 19 июля⁷³. Улясутайский цзянцзюнь Лянь Шунь заявлял: «Мы не должны верить русским» и говорил о необходимости недопущения ввода новых русских войск⁷⁴. 10 августа 1900 г. Ургинский амбань Фэн Шенъэ докладывал в Пекин: «Кулунь находится не далеко от русской границы, ходят слухи, что русские могут начать наступление на этом направлении. Мы должны тщательно готовиться к обороне и вести разведку… Хулуньбуир уже захвачен русскими Я опасаюсь, что русские войска перейдут границу и войдут на нашу территорию. Прошу выслать 1000 монгольских солдат для защиты границы»⁷⁵.

Ситуацию в монгольских кочевьях могли дестабилизировать беженцы из Маньчжурии. Остатки разбитой русскими войсками армии из Барги бежали в Дунмэн (Восточное знамя).

Вскоре, после разгрома Цинской армии, в монгольские степи было организовано отступление войск из всех 3-х провинций Маньчжурии. Хэйлунцзянский цзянцзюнь Шоу Шань, покончивший с собой после падения Цицикара, в завещании приказал своим соратникам Чен Дэцюаню и Са Бао увести остатки армии на запад. Тело самого Шоу Шаня жена увезла в монгольские кочевья, к себе на родину. Перед вступлением русских войск в Мукден из древней маньчжурской столицы в Монголию выехали с казной и императорскими святынями все руководство провинции. Шэньцзиньский фудутун Цзинь Чан докладывал в сентябре в Пекин, что округ Цзитунюй стал центром антирусского сопротивления.

После взятия иностранными войсками столицы руководство Китая пересмотрело свое отношение к происходящим событиям. Лянь Шуню императорским указом запрещалось «вступать в конфликт с русскими солдатами, пришедшими защищать торговцев», но предписывалось продолжать обучение войск «на всякий случай» . В августе, после получения известия о том, что Двор покинул Пекин, Ургинский амбань доложил, что реальной угрозы наступления русских войск в Монголию нет. Войска в районе Кяхты, по данным разведки, не планировали наступления, а между Халхой и Мукденской провинцией лежала безводная пустыня, препятствующая передвижению войск. Амбань просил прощения, что не прибыл в Пекин раньше и просил разрешения сопровождать императора в его вынужденной поездке.

Не смотря на прекращение военных действий в Чжили, русское командование не исключала возможности возникновения конфликтов с Монголией. В сентябре Военное министерство обращало внимание Омского командования на развитие антирусских настроений в Кобдо. 2 сентября начальник Главного штаба запрашивал Омск: «Как готовитесь к возможным конфликтам на границе с Монголией»⁷⁷.

Присутствие казачьего отряда в Урге не осложняли российско-китайские отношения в регионе. Во многом это было связано с тем, что в российском отряде несли службу буряты, сохранившие родственные связи с китайскими монголами. В октябре 1900 г. русский отряд в Урге был усилен сотней казаков и двумя артиллерийскими орудиями.

Таким образом, все монгольские территории в большей или меньшей степени были втянуты в российско-китайское противостояние, цинская администрация везде провела мобилизационные мероприятия и пригласила войска из других провинций, но монгольское население вместе со своими лидерами, за исключением Хулуньбуэра и Цзитунюй, не поддержало антироссийских военных приготовлений. Власти Монголии готовились к обороне, но все единодушно признавали ее слабость и беззащитность в случае русского наступления. Пекин отводил важное значение Монголии в деле обороны страны от иностранной агрессии, но не выделил ни денег ни войск для укрепления этой территории, приказав изыскать резервы на месте. Война не коснулась почти всей территории, населенной монголами, отправка российского отряда в Ургу не была воспринята как акт вторжения или часть военной компании.

Редактор газеты «Восточное обозрение» записал: «В 1900 г. война шла около Пекина, на Амуре и в Маньчжурии, а в Кяхте продолжалась торговля и отношения между кяхтинцами и маймаченцами не оставляли желать лучшего. И кяхтинцы, и маймаченцы были уверены, что война до них не дойдет, и они продолжали свои торговые операции. И действительно, война до них не докатилась»⁷⁸. Тем не менее, все монгольские территории в большей или меньшей степени были втянуты в российско-китайское противостояние. «Сибирская торговая газета» в августе 1900 г. отмечала: «Деятельное участие русских в прискорбных китайских событиях явно нарушила добрые соседские отношения туземцев с русскими в Маньчжурии и отчасти замутила их в Монголии»⁷⁹.

В конечном итоге, события 1900 г. в Монголии не имели серьезных последствий для развития русско-монгольских отношений.