Текст книги "Покурить оленя в Гарманде. Ироническая проза"

На свадьбе положено быть генералу. Вот уж в ком в нашем городе недостатка нет. Хорошего слесаря труднее отыскать. И милицейский, и ФСБшный, и антинаркошный, и ветеринарный, и др. Можно было бы и жителей других мест женить в Магадане. Приезжает жених из другого города, даже зарубежного, а невесту ему – ясноглазую горлицу с двумя дипломами, короной королевы красоты и черным поясом карате с крапленым беретом десантника подберут по каталогу. И я не преувеличиваю. Было такое. Один японец (из миллионеров) выбрав из своего жесткого графика несколько часов, наметил приезд, отъезд и женитьбу на русской девушке. Как так – не видя жениха? А что их видеть – они все как на подбор. Им русские, как нам японцы – на одно лицо. А с лица саке не пить, суши с ушей не есть.

Накануне приезда в наш город столичного мэра Лужкова (неодолимо тянет именовать его Мерлушковым) в городе наблюдался тихий ажиотаж, усиленный международными трениями по поводу подозреваемого Лугового. Пересаживали деревья с болотных лугов Стекольного, меняли тротуарную плитку, построили цветочный павильон, напротив которого располагается ЗАГС. Стену этого дома покрыли, как водится, пластмассовыми панелями цвета металлик, а в огромном окне выставили семь горшков с растениями, я бы их назвал виртуальной виагрой – волосатых колючих кактусов. Прозрачный намек новоиспеченным мужьям: надо бриться – по утрам и вечерам. Кактус вообще-то, как узнал недавно из Интернета, – символ девственности.

Магазин «Центральный» долгие годы был гастрономом, и лишь с постройкой поблизости универсама, архитектурой напоминающего картину «Черный квадрат» Казимира Малевича, сменил ориентацию, предлагает несъедобные товары.

Для меня «Центральный» гораздо больше, чем просто магазин. Это моя молодость. Хочешь встретить кого-то из приятелей – иди на угол у гастронома и третьей аптеки. Словно в ГУМе у фонтана. Сколько знакомств отсюда начиналось, сколько застолий! Мы жили в соседнем доме и были «Всегда готов» к приходу гостей. Кстати, о фонтане. Мало пожил фонтан в сквере у театра. И не диво – не надо было его под открытым небом устраивать. У предпринимателей больше реализма. Зайди в «Восход» – там фонтан образцовый. А названия-то какие – «Восход», «Центральный» – музыка! Кафе СССР появилось – бывший «Перекресток». Это уже новые, нанолюди так назвали. «С легкой руки». Парикмахерская, так называется, кстати.

В бывшем «Центральном» гастрономе в апреле 1973 года проводился эксперимент по повышению цены балыка. Я невольно стал его участником и выложил три рубля с копейками за килограмм, вместо полутора с копейками. В то время бешеные деньги для меня, только что приехавшего с материка. Эксперимент проводился на ограниченном контингенте, непосредственно перед вечерним закрытием. Потом мы с женой делали бутерброды, а кофеварка плюхала кипятком на молотый кофе за 80 копеек коробка. Красная такая. Картонная.

Долгие годы в торговом зале «Центрального» висел большой плакат «Продается мясо оленина», и я побаивался, как бы не упала первая буква в названии мяса. А теперь на памятнике вождю возле магазина «Владимир» чайки устроили коллективный туалет, и хоть бы хны. Так дело пойдет – я не удивлюсь, если с бронзовым Лениным установят резиновую Крупскую.

Проживая довольно много лет возле «Полярного», я говорил так: «Моя хата с краю, хотя и в центре». Не думал, а как в воду глядел: недавно появился торговый центр «Окраина».

Книжный магазин «Знание» по соседству с моим бывшим домом доставил мне суммарно больше радости, чем все остальные торговые точки, вместе взятые. Во времена книжного бума именно там получали мы свой адреналин в очередях на редкие издания, а сейчас мне больше к лицу инсулин. Продавались там и мои книжки, и это вызывало смешанные чувства.

Мне всегда казалось вычурным название магазина, и многолетнее предчувствие, в конце концов, оправдалось самым печальным образом. Книжный закрылся. Там теперь торгуют одеждой и обувью. Не решаюсь туда заходить, чтобы не трогать воспоминаний. Собственно говоря, к этому шло. Там чем торговали в последнее время? Справочниками для поваров, сонниками, астрологическими сочинениями. Скажи мне, чем ты торгуешь, и я скажу, кто ты. Истинная суть вырвалась. Настоящие книги просвещенные магаданцы по почте выписывают и скачивают из паутины Интернета. У меня 30 тысяч книг на диске.

Что-то не видно в центре вывески бара «Бармалей». Наверное, закрылся – через дорогу китайский ресторан, он клиентуру перебил. Или я его нафантазировал себе? Несколько лет назад планировалось открыть сеть фирменных баров по городу. Для продажи местного пива. Я тогда придумал несколько типовых названий. Пожалуй, в этом ряду хорошо бы смотрелись бар «Барис», ну, растение и скрытое имя бывшего президента; бар «Рак», в объяснении не нуждается, бар «Дак» – утенок и одновременно живописный беспорядок, бар «Анка», бар «Босс», бар «Кас», бар «Сук». Бар «Наул» напомнил бы город, в котором я бывал проездом. Неплохо было бы в честь народного артиста назвать бар «Барляев», где бы он мог отдыхать от фанов. Сюда же можно отнести ресторан «Сто ран».

(Барляев несказанно огорчил своей смертью от рака и остался бронзовым медальоном у театрального входа вместе с художником Мягковым.

Надо заметить, БАРбекю – мясо на решетках – у нас в Магадане не жарят. Разве что за городом, на дачах. Но не в общепите. Зато сами магаданцы живут за решетками и стальными дверями, спасаясь от злодеев. Веяние времени. Железо на окнах и дверях появилось, когда поднялся железный занавес. А в ту пору, когда город был опутан колючей проволокой лагерей, вольные жители не запирали дверей. Красть было нечего, что ли?

Но я отвлекся. Барбекю не по нам. Гораздо лучше шашлык. Этот бизнес в последнее время расцвел. А названия какие – «Баку», «Кавказ», «Каспий», «Мзиури», «Стамбул» и так далее. Что и говорить, вах-вах, пусть вегетарианец кусает себе локти, намазав горчицей! Многим так нравится шашлычный дым, что они поджигают мусорные баки. Дым валит похожий.

Ресторанов в городе столько, что пришлось открыть трактир с мобилизующим названием «Слобода». Если трактир, то должны быть трактирщики, целовальники и половые. Забытые профессии. Как-то не доводилось встречать объявлений о приеме на работу трактирщиков и половых. Не открывались и курсы по их подготовке. Возможно, отыскались представители смежных профессий – хотя бы по созвучию. Трактористы. А в половых превратили бесполых.

Базаров в городе развелось – в каждом уголке города. На месте хлебозавода – «Урожай», в здании бывшей швейной фабрики, с подачи бывшего директора – «Идея», превратившаяся в супермаркет. Который уже погиб в огне конкуренции. Вроде как торговля интеллектуальной продукцией. Есть и «Торговые ряды» в Институте золота и редких металлов, а на пересечении Гагарина и Лукса, на бывшем пустыре, где я много лет назад выгуливал собаку, тоже базар открыт. «Ладья» называется, нечто шахматное. Или из истории Древней Руси. А собаку кликали Бенжи. Настоящий чертенок был, весельчак. Спаниель.

Столько всего развелось, что слов не хватает, даже иностранных. Например, есть «Ариран» – кафе корейской кухни, а есть тезки – парикмахерская, оздоровительное заведение. У нас политические беженцы живут. Зарубежные лекала в пищевкусовом мире Магадана ботвятся, как куст топинамбура. Корейские пельмени – это то, во что влюбляешься с первого укуса.

Вот и стишок рекламный готов: «Кто-то кушает в „Торади“, кто-то просит Христа ради». Из китайского ресторана манера обедать при помощи палочек шагнула в дома. Я сам чуть не купил палочки возле Дальстройпроекта. Но потом одумался. Я и так перебрал с китайцами: чинил туфли у иностранца. А вот японцы почему-то не двигают бизнес в Магадане. Одна Миюки-сан приезжает петь русские романсы с цыганским надрывом под собственный аккомпанемент на гитаре, перевела «Вишневый сад» на японский и вообще вжилась, можно сказать, в наш быт: любит корочку черного хлеба с крупной солью, чеснок и сало.

Помнится, один американец пытался в гастрономе «Полярный» попкорн продавать. Не пошло у него почему-то. А в Цветковском «Корне» всякой всячиной промтоварной потчевали. Только я денег скопил, чтобы в нем что-нибудь прикупить, а это уже «Гамбринус», смотри одноименный рассказ Куприна. Ну, думаю, надо посетить. Глядь, а это уже ресторан «Желтое море», синий дым Китая! Рельеф корабля во всю стену. Вот я и подоспел. И подумал: а ведь мы почти научились одной рюмкой за вечер обходиться: время – лучший джокер, а МРОТ – лучший учитель не разевать рот. Разжился деньгами на второе посещение, а уже нет того ресторана. На рекламном кораблике уплыл за горизонт. Там теперь ювелирный магазин «Аметист». Помещение без окон, и это исключает проникновение злоумышленников. Надо фольклор читать, вот что! Пример безоконного строительства оказался заразителен, об этом в другой раз.

А в соседнем «Отдыхе» журналистская братия несколько лет справляла День печати. Но это не для печати. У меня там стекло в очках выпало. А я уж подумал, что-то с глазами. Там еще мэр пошутил: мол, пусть бы вам, господа-журналисты, платили как Малевичу – за его черный квадрат.

Рядом какое-то время покрасовался магазин «Твое», пока не стал «Детским миром». А что? Правильно. Все лучшее детям. Есть вероятие выжить в веках. Или уже нет?

Для женщин, ожидающих рождения ребенка открылся магазин «Скоро мама».

В дорыночные времена наши торговые предприятия тоже были с названиями. Не все. Многие удостаивались лишь порядковых номеров. В каждом городе был свой «Космос», свой «Прогресс». И очереди, торговля на развес и в нагрузку. Теперь мозги торгующих людей повернуты иначе. Раньше говорилось: хоть горшком назови, только в печь не ставь. Теперь что-то более энергичное просится на язык. Ну, например: хоть жмуриком назови, только в крематорий не сдавай! А «Космосом» называют кинотеатрик в бывшем Политпросвете. Да на Пролетарской улице есть тезка – отдыхаловка. Я туда не стал ломиться: на всякий случай. Вдруг фейсконтроль не пройду. Внук подрос, день рождения с ребятней там гуляет.

Несколько лет назад иду по центральной улице. Магазин новый открывается. Вывеска «Зарин». Как током пронзило. Рука потянулась к несуществующему противогазу. А уже секту Аум сенрике в Японии здорово прижали, и у нас по радио прекратились проповеди японоотца святого Цука Акахара. Я их слушал, каюсь, по ночам, когда работал в редакции. Все уже знают, что та японская секта травила газом зарином пассажиров у себя в токийском метро. И мне как-то за наших неловко, что такого ирода привечали. Так что я чувствую себя пацаном, идущим с сачком по лугу, завидевшим редкую бабочку, а она оказывается молью и сжирает мой костюм. Хорошо хоть, метро в моем городе нет. Правда, есть магазин «Метро», его легко найти в центре.

А у входа в богатый ассоциациями магазин «Зарин» женщина с лотка торгует. Спрашиваю ее с подвохом, есть ли у нее синильная кислота или иприт в небольшой упаковке.

– Нет, – говорит. – Уксусная кислота есть, но кончилась. Есть лимонная, есть «зукко» в пакетиках. Только добавь воды. Так что запал мой пропал даром. Женщина не слышала о японской секте и ее угарной музыке, а «Зарин» на самом деле «Зарина». Просто одну букву не успели установить. Магазин-то едва открылся. И тут вышел довольно-таки приятный мужчина в спецовке и эту буковку, поднявшись на лестнице, на фронтоне присобачил.

Какую песню испортил, чудило!

Нет, не дадут мне спокойно завершить рассказ. Не ищите «Зарину», теперь там салон-парикмахерская. Зато есть «Залина» – возле автовокзала.

В том же квартале появилось первое казино «Империал». Должно быть, это слово неизъяснимым путем действует не только на игрока, но и на покупателя, притягивает и манит, давит на подкорку. А иначе почему вывеска «Империя» понадобилась владельцу магазина одежды? Да и вот, кстати, новость – возникла торговая сеть «Империя вкуса». Продавать там обещают горячительные напитки по щадящим ценам. Тогда логичней было бы в названии употребить слово «демократия», а не «империя».

Тут, кстати, одно такое деликатное заведение, наряду с продажей огненной воды предоставляет юридические услуги. В случае возникновения конфликта можно достучаться до адвоката даже быстрее, чем до «Скорой помощи». В двух шагах и аптека тебе, и «Фэн-шуй». Ах, простите, закрылся он. Видно, не совладали с магическими потоками.

Мобильники, видеопрокат, автоматические стиральные машины, пугающие ультразвуком собак, цифровые видеокамеры – все это не могло нам даже присниться в кошмарном сне еще тридцать лет назад. Теперь это въелось в пот и кровь. Как пирсинг в разные части тела. Вот под аркой своего дома встречаю молодого человека – у него вокруг рта вживлено восемь бусин, живописно чередуются с бородавками. А если приснится, что энцефалитные клещи впились, и он начнет их вырывать?

А девушки? – в уши умудряются вставлять кольца, размером как поршневые от «Жигулей». Где техника безопасности? Могут же с ушами вырвать. Впрочем, молчу: это может быть милицейской операцией – ловля маньяка на живца. Сделаю-ка на всякий случай постное лицо, а то, может быть, скрытой камерой снимают. Кстати, надо пленку проявить.

Трудно представить современный Магадан без проявок «Kodak». И здесь уместно слово иностранного языка. Теперь вот появился классный магазин-салон «Sony». Там куплена фотокамера, которой я снимаю для своего журнала.

Стремление выйти за пределы и границы так понятно. Поэтому у нас успешно функционирует «Колымский Арбат» и недавно открылся «Broadway». Это так круто, что даже горбато. Моя старшая сестра, дочь врага народа, когда была девчонкой, а битлы были молодыми, дружила со стилягами и фарцой. Так они в одном сибирском городке тоже «Бродвей» устроили. От слова «бродить». Так они думали. Переходить вброд речку. Щеголяли друг перед другом как бы американскими тряпками и умением готовить бутерброды. Потом многие стали поклонниками поэта Иосифа Бродского.

И все-таки жаль, что не начал я учить английский язык, хотя бы в середине девяностых, когда стал на компьютере работать. Компьютеры наполняют нашу жизнь, и пройтись по «Софт-капиталу», «Стэку», «Цифровым технологиям» – мне как экскурсия. «Железо» меняется, совершенствуются с завидной скоростью, себе бы так расти над собой. Хотя, по большому счету, персональные компы остаются все теми же пишущими машинками. И хотя я сменил уже восемь аппаратов, можно было бы пользоваться писюком, изготовленным десять лет назад. Вот детям для игр нужны более совершенные машины. Дети у нас – двигатели прогресса. Внуку не было еще трех, он стал путать компьютерную мышку с живой из сказки. У него игровая приставка, которая приводит меня в священный трепет, да и телефон мобильный с камерой и фонариком. А папа подарил электронную книгу, на этом устройстве можно и фильмы просматривать, и фотографии, слушать клипы.

Выходим мы с ним из «Шерла» – название сродни обувному «Троллю» и продуктовому «Нафане», с чертовщинкой, а тут «Товары из Германии». «Давай, – говорю, – поедем с тобой в Германию, посмотрим, как там люди живут». А он, не задумываясь: «В Германию. Я. Не поеду». – «Ну, тогда пойдем в „Солнышко“ – мороженого купим». – «Давай пойдем в мороженое и купим солнышка». И смеется.

А нет «Солнышка». Закатилось. Теперь там денежки лежат. Банк очередной.

Ну вот, сплошные перемены и поздние вставки: «Тролль» сошел с круга. Теперь это «Ecco обувь». У этого только что переименованного обувного магазина обзор вывески закрывало дерево. Видел, как его торопливо спилил молодой человек. Я успел лишь заметить 42-й размер его ботинок.

Несколько лет просуществовал магазин «Морж» с филиалами. Там продавались продукты по замороженным оптовым ценам, и можно было выкроить котишке на молочишко. Сошел с круга, уступил магазину «Магнитик». Только на Билибина остался островок морзверя. Рядом строительный магазин «Основа» появился. Напротив крытый рынок «Урожай», вывеска такая, что в определенном ракурсе читается «рожай» – как призыв руководства страны к населению. У меня такое ощущение, что этот призыв встречен молодежью с пониманием.

Чуть ниже «Марк» – помню, как директор мне свою военную тайну раскрыл, а я ее чуть не выдал. Оказывается, этот магазин, расположенный на первой этаже жилого дома торгаши сообразили отключить от водяного отопления. Холодильное оборудование, эти спецприлавки, ледяные саркофаги, вырабатывают столько тепла в торговые залы, что и продавцам не зябко, и покупателям комфортно. И думается, что не за горами пора теплового насоса, когда из оймяконского мороза минус 60 будут получать плюс 30.

Ждете подвоха? Ну да, магазин «Океан» закрылся, теперь тут филиал банка.

Каждый день прохожу мимо гостиницы, первый этаж которой занимает «Колымабанк». Пока до публикации рассказа дело дошло, он стал филиалом «Колыма» Азиатско-Тихоокеанского банка. Как пенсию получаю, один день чувствую себя белым человеком, иду в этот банк, вношу все коммунальные платежи, и приятно мне бывает похрустеть свежими купюрами. Раньше-то там был банк «Магаданский», который спонсировал издание моей книги, а еще раньше – ресторан, воспоминание о котором наполняет мою гортань характерным ароматом подрумяненного мяса и армянского коньяка, а уши – памятью о грохоте специфической музыки, от которой хочется напиться спиртного, заесть салом и рыдать в бронежилетку. И все на фоне подгоревшего масла, в котором жарят картошку фри и котлеты «Арктические» из кальмаров.

Говорят, уже немало автомобилей ходит на постном масле – как протест против стремительно растущих цен на нефть. Мне как-то не сразу в это поверилось, думал, на постном масле бывает разве что ерунда. А тут по телевизору смотрю: и впрямь на полях юга России выращивают рапс для дизельных двигателей. Мне кажется, от такого автомобиля здорово пахнет стряпней – пирожками, чебуреками. Но ведь это лучше нефтяной гари! Правда, если ночью под окном промчится такой рапсовый джип, то будет трудно устоять перед ночным обжорством. Я как учую кухонный чад, так и твержу себе: «Чадо милое у озера Чад» и тянусь к томику Гумилева. Потом откладываю поэзию серебряного века и ищу пирожки.

Ладно, если только масло, а ведь в него будут подмешивать спирт. Немало автомашин уже ходит на чистом спирту. Тоже проблема. Но разрешимая. Наши машины гораздо раньше нефтяного кризиса стали работать на спирту. И заливают его не в бак, а непосредственно в водителя. Под горловину. Вот поэтому мне и вспоминается предшественник Колымского банка – рыбный ресторан, его чад и дым коромыслом с винными парами – образ вечного двигателя внутреннего желудочно-кишечного сгорания.

Кстати, о банках. О них отдельная песнь. Количество их выросло и конкурирует с количеством аптек. Конечно, я немного преувеличил. Но я же пишу очерк, а не отчет Госкомстата. Банков чуть меньше, но влияние их на нашу жизнь выше. Вам не приходило в голову ограбить банк? Ну, и я о том не помышлял. А вот сами банки запросто грабят нас. Но далеко не всех, до этого еще дорасти нужно. Банк согнал с насиженного места гастроном в центре, а на улице Гагарина другой банк открылся в отдельно построенном здании гриль-бара, да и на улице, ведущей к Марчекану, обосновался банк вместо строительного треста.

Игровой бизнес наставляет на нас автоматы. В Америке их называют однорукими бандитами. Если только политкорректность не проникла и в эту сферу. Теперь же не принято чернокожих называть неграми, калек – инвалидами, они у нас лица с ограниченными возможностями. Могут создавать предприятия: общества с ограниченной ответственностью для лиц с ограниченными возможностями. У них налоговые льготы. Может, за бугром настоящим одноруким гангстерам скащивают срок? И не садят в тюрягу, а держат в институте для лиц с ограниченными умственными возможностями?

Жаль, не находится пока состоятельных юридических или физических лиц достроить наши долгострои. Один удалось приспособить под пейнтбол – такую игру в войнушку, где стреляют таблетками пенталгина. По лекалам Пентагона. Чтобы преодолеть психологический барьер в беге от предупредительного до контрольного выстрела.

Пора долгостроям давать названия. Как и свалкам. Тут, кстати, появилась «Свалка», вскоре превратившаяся в «Емелю» – там молодежь оттягивается, борясь против наркоты. Конкурент «Боингу», о котором говорится: «Без окон, без дверей полна горница людей». Это он пустил моду окна наглухо заделывать. А ведь я помню, окна были, когда там находился ресторан «Приморский», и в нем можно было заказать для дома торт и пельмени. 31 декабря 1992 года я поставил торт в салон тогда еще новой машины, а поднос осторожно уложил на крышу, дожидаясь жену. И тут подошла девчушка и спросила: «Дедушка, почем вы продаете свои пельмени?»

Вот ведь ситуация: мне сорок пять лет, а меня дедом называют. Хорошо еще, директриса ресторана не слышит. Собственно, она чуть раньше была директором кафе «Сказка» (теперь это, увы, магазин готового платья), возле театра. Мало кто верит, что прежде оно называлось «Театральное». А я там частенько обедал с коллегами из редакции.

Потом его перепрофилировали на обслуживание детей. Проводили утренники с артистами, и однажды папаша одного из юных посетителей поссорился с директором и написал жалобу в редакцию. Работать по ней поручили мне.

Я пошел выслушивать другую сторону. Да, честное слово. Чем немало я погрешил в своей журналистской жизни, так это неумением слушать двумя ушами. И это сходило мне с рук. С ума спятить. Однажды мне привелось поговорить с героем одного из моих фельетонов, спустя несколько лет после публикации. Он был милым и весьма смешливым человеком, обладал способностью смеяться над самим собой, цитируя мое произведение низкого жанра. «Так там все напутано?» – запоздало ужаснулся я. – «От первой до последней буквы». – «Вы же могли подать не меня в суд за оскорбление?» – «Мог. И выиграл бы дело. Но мне нравится, как вы пишите».

Расстались по-хорошему. К сожалению, больше мы не виделись. А фельетон как жанр изжил себя в условиях победившей гласности.

Директриса кафе – восточная энергичная женщина – мать двоих детей (малюток, – сказала она тогда с горловой дрожью), усадила меня за стол, велела подать кофе – с очень хорошим ароматом. Я сглотнул слюну, словно крокодил. Попробовать на вкус не решался, чтобы сохранить журналистскую объективность. Часа полтора лилась широкая раздольная речь, и все у меня плыло перед глазами. Фельетон я не стал писать. Пришел домой, снял с полки «1001 ночь», читал ночь напролет. И не удивился, когда вскоре на директрисе женился мой коллега с телевидения. Потом, в новую историческую эпоху, он тоже увлекся ресторанным бизнесом и все новые блюда опробовал на себе. К старым испытанным рецептам относился с благоговением. И боролся с избыточным весом, будто играя в поддавки. Но деликатесы его победили. Безвременно умер.

Один магаданец, не первой молодости, но безупречно спортивного вида, представляющийся попеременно газосварщиком и журналистом, побывал в бывшем «Приморском», нынешнем «Боинге» на концерте «Бони-М» и с разочарованием в бывших своих кумирах принес в редакцию восемь страниц убористого текста. Ему сказали, что хотели бы чего-то острого и злободневного. На это замечание он, ни слова не говоря, стал раздеваться. Снял пальто, пиджак, а рубашку и майку не стал снимать, просто завернул. И показал аккуратный, словно нарисованный, шрам на левой стороне груди. Мол, за мной гонятся, хотят убить. И вообще жить негде, а писать – тем более. Вот уж где мы все рты поразинули.

Хорошее имя, да еще из Книги рекордов Гиннеса, может быть сильным торговым брендом. Я говорю о знаменитой лыжнице, олимпийской чемпионке. Елена Вяльбе, было дело, открывала магазин своего имени, успешно торговала спортивной амуницией. Да как-то не пошло у нее. Или она занялась другой деятельностью? Но остались весенние лыжные забеги ее имени.

В день 15-летия путча бродил я с фотокамерой, запечатлевал вывески. Никакой пленки не хватит – больно много их появилось. Поэтому снимал на цифру. Магазин для новорожденных и для тех, кого провожают в последний путь. Для спортсменов и ботаников, Иван-туристов и футуристов, садомазохистов и садоводов. Заведений, где гоняют шары и крутят диски. Театры еды. Для богатых буратинок и для тех, кто на мели.

Нет только магазина «Бессонница» – чтобы сон-трава, живая вода, и верблюжьи одеяла, простыни с ароматом свежего сена, хорошие затычки для ушей. (Нечто похожее есть неподалеку от входа в парк – «Уютный дом»).

Думаю, более пятисот вывесок я зафиксировал на цифровую камеру. И количество перешло в качество. Город за эти годы стал неузнаваемым. Коллективное творчество торгового люда преобразило городок у моря. Все эти черточки Магадана, в чем-то милые, а в чем-то забавные. Но какие уж есть.

Если бы где-то на сопке стояло огромное зеркало, отражая город, то пенять на него было бы не нужно. Магаданцы создали свои предприятия, в основном торговые, потратив столько усилий, столько энергии, выдерживая сопротивление чиновников, доставая неведомо откуда деньги и материалы. Большинство предприятий малого бизнеса расположено в жилых домах, торговцы стремятся украсить их, проложить дорожки из плиток, покрыть пластиком часть капитальной стены. Резко контрастируя с обшарпанными дождями и ветрами остальными плоскостями, новоделы придают неповторимый колорит городу. И в названии «бутик», использованном не совсем по адресу слышится отдаленный нервный тик: «Будь готов! – Всегда готов»!

Вот магазин «Полярный» в центре, бывший хлебный отдел. Он имел довольно большой тамбур и лестницу, которые прежде пытались приспособить под киоск. Теперь вместо двери окно, вход рядом, тамбур с лестницей влился в общую торговую площадь, метров восемь прибавилось. Здесь решения принимают не чиновники. Буквально несколько дней проходит, отделка завершена, и открывается салон цифровой техники «Dixis». Я там за мобилу плачу. Но никому не звоню – такая фишка. Не успели высохнуть чернила, а там уже другой офис – с большим фирменным яйцом на вывеске, будто в сказке о Кощее. А «Полярный» превратился в очередной банк!

Надо заметить, что кроме вывесок бывают и ввески – надписи внутри помещения. Самая заметная – «Скидки». Она должна бросаться в глаза прежде, чем вывеска. Чтобы покупатель налетал на товар, как в прежние времена, и приобретал его навскидку.

Уже не найдешь классических ввесок «Не курить! Не сорить! Нет выхода», – мне они помнятся по бане, посещаемой в раннем детстве. Распаренный, попивая мелкими глоточками сильно газированный морс, смотришь на эту надпись и хочется научиться читать. Даже больше, чем при виде надписи на заборе. Кстати, недавно мне пришла идея, как поступить с надписями на заборах. Бери баллончик с краской и дописывай «СТРА»: получится реклама страхового бизнеса: «Страхуй!».

Теперь в торговых предприятиях нельзя снимать на фото и кино. Коммерческие секреты. Надписи нет, об этом устно вполголоса напомнит охранник. По кругозору он равен, а порой превосходит так называемого менеджера по продажам, вежливо (в его понимании) интересующегося, не может ли он чем-то помочь; угрожающий тон ранит, взывая к противодействию. Помочь он может разве что материально – хороший ответ, не я его автор. На этот случай надо иметь подходящий вопрос. Например, есть ли у них в продаже диск с гавайскими гитарами. Или туркменский джаз. Не газ, а джаз. Вопрос надо готовить заранее, а иначе можно попасть впросак. Недавно я спросил, нет ли такого аппарата, где бы сочетался телефон, диктофон, фонарик и шокер для отпугивания комаров. Оказалось, есть. Теперь даже появились смартфоны, не путать с насморком, – гибрид мобильного телефона и наладонного компьютера.

У меня в детстве тоже был рашен компутер – деревянные счеты. И мобильник: возьми два спичечных коробка, соедини натянутой ниткой, метров двадцать длиной, и по ней хорошо проходит шепот. И пейнтбол у нас был – трубка из ствола борщевика, пули – ягоды бузины. А заряд – воздух в собственных легких. Экологически чистый. И стриптиз у нас был, стоило только заглянуть в банное окошечко в женский день.

Была в шестидесятых такая услуга – заправка пастой шариковых ручек. Тонкой спицей выталкивали из стержня сам шарик и через медный наконечник продавливали сильно пахнущую штемпельной краской пасту. Писали такие стержни неровно, клочковато, но все равно нравились больше, чем чернильные ручки. Исписанные листы долго хранили вонь пасты и липли друг к другу. Бывало, крохотный шарик выпадал, и тогда паста растекалась по карману пиджака. Чернильные ручки могли испортить рубашку и костюм. Или портфель. Зимой чернила замерзали в лед, и тогда пиши пропало. Долгое время не разрешалось заполнять шариковыми чернилами денежные документы. Потом – вода камень точить – разрешили. Но появившимися гелевыми не дают. А чернила теперь – такое ретро, как керосиновая лампа. Поэтому мой внук полюбил писать чернильной авторучкой, но чтобы заправлял ее дед.

В юности мне приходилось много писать. Бывало, не хватало на день заправки ручки. Однажды в сессию в университете исписал шариковый стержень. Хорошо, хоть, удалось избежать писчего спазма. Молодой был, рука сильно уставала, и понятие «перышком зарабатываешь на жизнь» – это про меня.

Теперь я пишу на компьютере. Привык к нему. Он меня не смущает. Но и авторучек у меня с избытком. Прикупаю то и дело. Зачем – сам не знаю. Некоторые так ловко лежат в руке, так красиво скользят по бумаге, что хочется писать и писать. Но вот мыслей, достойных для запечатления, нет.

Вдруг я вспомнил магазин «Березка», куда попал лет этак тридцать назад. Думаю, молодежь уже не знает, что это такое. Там было много товаров, но у меня не было иностранных денег. Теперь ситуация похожая до боли. Я захожу в магазин с любым названием, и меня встречают залежи товаров. Но опять у меня нет денег. На сей раз – рублей. Раньше вообще-то денег деревянненьких было – почти что в достатке, товаров не найдешь. Так уж все устроено в жизни – чего-то всегда недостает. То жить негде, то не с кем, а с кем попало неохота. Не было у меня диктофона – собеседников говорливых записывать. Теперь четыре диктофона, не считая того, что в мобильнике. Но где те уникалы-балагуры? Рассосались по белу и тому свету. Так и гундишь сам себе под нос. Слов не хватает. Вернее, цифр – он же цифровой, сенсорный, умный, как Буратино. И не один я такой, говорящий сам с собой.

И так порой становится больно – будто каракурт укусил. В самое сердце.