Текст книги "Рокоссовский"

– Возьмите с собой приказ о передаче участка и войск Ершакову.

– Зачем это нужно?

– Может пригодиться, мало ли что, – ответил Малинин.

В небольшом одноэтажном домике нашли штаб фронта. Здесь находились Ворошилов, Молотов, Конев и Булганин. Ворошилов сразу задал вопрос:

– Как это вы со штабом, но без войск шестнадцатой армии оказались под Вязьмой?

– Командующий фронтом сообщил, что части, которые я должен принять, находятся здесь.

– Странно…

Рокоссовский показал маршалу злополучный приказ за подписью командования фронтом. У Ворошилова произошел бурный разговор с Коневым и Булганиным. В это время в комнату вошел генерал армии Жуков.

– Это новый командующий Западным фронтом, – сказал Ворошилов, – он и поставит вам новую задачу.

Жуков, коротко поздоровавшись с Рокоссовским и Лобачевым, ознакомил их с обстановкой и сказал:

– Немедленно выезжайте в Можайск для организации обороны Можайского укрепленного района. Одновременно вести усиленную разведку противника в юго-западном направлении до рокады Юхнов – Гжатск.

Однако Рокоссовский не успел выполнить это распоряжение. 12 октября он получил новую задачу: «Выйти с 18-й ополченческой стрелковой дивизией в район Волоколамска, подчинить себе все части, там находящиеся, подходящие туда или выходящие из окружения, и организовать оборону в полосе от Московского моря (Волжское водохранилище) на севере до Рузы на юге, не допуская ее прорыва противником»[58]58
  Цит. по: Кардашов В. И. Рокоссовский. С. 205.


[Закрыть].

В тот же день командующий группой армий «Центр» получил директиву Генерального штаба Сухопутных войск вермахта с требованием окружить Москву[59]59
  См.: Русский архив: Великая Отечественная. Т. 15 (4–1). С. 23.


[Закрыть]. 13 октября противник захватил Калугу. На следующий день авангард 4-й танковой группы, дивизия СС «Райх» при поддержке 10-й танковой дивизии прорвала в центре линию Московской зоны обороны. Фон Бок, считая, что «противник перед фронтом группы армий разбит», а его «остатки отступают, переходя местами в контратаки», отдал приказ на продолжение наступления с целью сузить «кольцо окружения» Москвы до окружной железной дороги[60]60
  Cм.: Русский архив: Великая Отечественная. Т. 15 (4–1). С. 24–26.


[Закрыть].

Тем временем Рокоссовский принял меры по организации обороны на волоколамском направлении в 100-километровой полосе от совхоза «Болычево» до Московского моря. Штаб армии был развернут в Волоколамске. По приказанию командарма в районы, прилегающие к городу, выехали группы командиров штаба и политотдела с целью розыска войск и перехвата прорывавшихся из окружения частей, групп и одиночных солдат. Первым в район севернее Волоколамска вышел 3-й кавалерийский корпус (50-я и 53-я кавдивизии) генерал-майора Л. М. Доватора. Левее корпуса по восточному берегу реки Лама расположился сводный курсантский полк, созданный на базе военного училища имени Верховного Совета РСФСР, под командованием Героя Советского Союза полковника С. И. Младенцева. На левом фланге, прикрывая Волоколамск с запада и юго-запада до реки Руза, стояла 316-я стрелковая дивизия генерал-майора И. В. Панфилова, прибывшая из фронтового резерва. В распоряжении командарма-16 поступил также 690-й стрелковый полк 126-й стрелковой дивизии, организованно вышедший из окружения. Его Рокоссовский оставил в своем резерве, рассчитывая сформировать на базе этого полка новое соединение, вливая в него выходящие из окружения мелкие подразделения и группы. В тылу армии на пополнении находилась и 18-я дивизия народного ополчения. На усиление армии поступили два истребительно-противотанковых артиллерийских и два пушечных полка, два дивизиона Московского артиллерийского училища, два полка и три дивизиона «катюш».

Соседом 16-й армии справа была 30-я армия, которая под давлением противника отходили севернее водохранилища. К началу боев связь с ней не была установлена. Слева, юго-восточнее Болычево, оборонялась 5-я армия, связь с которой поддерживалась регулярно.

Исходя из оценки местности, генерал Рокоссовский считал, что, вероятнее всего, свой главный удар противник обрушит на левый фланг 316-й стрелковой дивизии. Поэтому Константин Константинович приказал комдиву:

– Особое внимание уделите созданию глубокой противотанковой обороны, используя всю имеющуюся артиллерию. Учитывая, что ее у нас недостаточно, надо заранее предусмотреть широкий маневр как траекториями, так и колесами.

По указанию Рокоссовского во всех частях создавались подвижные отряды саперов с минами и подрывными зарядами, которые передвигались на автомобилях и повозках. Им предстояло в ходе боя перехватывать танкоопасные направления, преграждая танкам путь в глубину обороны.

Все оборонительные работы велись в условиях продолжавшегося наступления противника. 15 октября на наро-фоминском направлении он овладел Боровском и создал реальную угрозу прорыва к Москве по Киевскому шоссе. В этот же день Государственный Комитет Обороны принял постановление «Об эвакуации столицы СССР г. Москвы»[61]61
  См.: Из истории Великой Отечественной войны / Известия ЦК КПСС. 1990. № 12. С. 217.


[Закрыть]. В постановлении отмечалось, что Сталин «эвакуируется завтра или позднее, смотря по обстановке». Слухи об эвакуации из Москвы породили панику среди населения. На вокзалах спешно грузились эшелоны заводов и учреждений. Многие чиновники на персональных и частных машинах удирали из города, немало людей уходило пешком на восток. В городе начались грабежи и беспорядки. На большинстве дорог возникли пробки, что создавало реальную угрозу срыва перегруппировок и снабжения войск.

Войска 16-й армии 16 и 17 октября сорвали все попытки врага продвинуться на волоколамском направлении. Но ему удалось оттеснить правофланговые части 30-й армии и 17 октября захватить Калинин. Затем он начал продвижение на восток вдоль северного берега Московского водохранилища, создав угрозу правому флангу 16-й армии. В тот же день по решению Ставки ВГК из состава Западного фронта были выведены три правофланговые армии – 22, 29 и 30-я, а также войска, действовавшие на осташковском, ржевском направлениях и в районе Калинина. Они вошли в состав созданного Калининского фронта под командованием генерал-полковника Конева[62]62
  См.: Русский архив: Великая Отечественная. Ставка ВГК. Документы и материалы. 1941 год. Т. 16 (5–1). С. 248.


[Закрыть].

Атмосферу того времени наглядно передает М. Зотов в своей статье, опубликованной 20 октября в газете «Красная Звезда»:

«С каждым днем бои на подступах к столице приобретают все более упорный и ожесточенный характер. С утра 19 октября враг опять активизировал свою деятельность на правом крыле фронта, развивая успех в сторону города О. и стремясь выйти отсюда в тыл одному из наших укрепленных районов. Против частей тов. Рокоссовского немцы бросили до 70 танков и большое количество мотопехоты, сопровождая свои атаки массированным артиллерийским и минометным огнем. Однако, несмотря на все свои усилия, решающего успеха враг здесь не достиг. Стремительными контратаками к исходу вчерашнего дня передовые части противника были отброшены. На поле боя осталось 11 подбитых немецких танков».

Сам Рокоссовский не терял оптимизма и уверенности в грядущей победе. Вот что он писал 18 октября своей семье: «Дорогие мои Люлю и Адуся! Пользуясь случаем, спешу сообщить о себе. Здоров телом и крепок духом. Не унываю и верю в то, что, в конце концов, враг будет разбит. Сейчас нам достается тяжеловато. Но это ничего. Выправимся, поднатужимся и двинем по врагу…»

По настоянию командующего Западным фронтом, реально оценивавшего сложившуюся обстановку, Сталин 19 октября утвердил план отхода войск фронта с Можайского оборонительного рубежа на рубеж Новозавидовский, Клин, Истринское водохранилище, Истра, Жаворонки, Красная Пахра, Серпухов, Алексин[63]63
  См.: Русский архив: Великая Отечественная. Т. 15 (4–1). С. 111–112.


[Закрыть]. Но отвод войск допускался только с особого разрешения Ставки ВГК. С целью стабилизировать обстановку в Москве Государственный Комитет Обороны принял постановление о введении с 20 октября осадного положения в Москве и прилегающих к городу районах.

Войска группы армий «Центр», пытаясь пробиться к Москве, 25 октября практически без боя овладели Рузой. На следующий день они вытеснили соединения Западного фронта с Можайского укрепрайона, но развить успех в сторону Москвы вдоль Минского шоссе им не удалось. На волоколамском направлении враг захватил Болычево и Осташево, а также форсировал реку Руза. Для того чтобы сдержать натиск противника, у командарма-16 не хватало артиллерии. «Мне очень не хотелось, но я вынужден был обратиться по ВЧ к командующему фронтом Г. К. Жукову, – вспоминал Рокоссовский. – Разговор предстоял не из приятных, я заранее это предвидел. Стоически выслушал все сказанное в мой адрес. Однако удалось добиться присылки в армию к утру 26 октября двух полков 37-миллиметровых зенитных пушек. Худо ли, хорошо ли, но это была помощь. У Жукова тоже в те дни каждая батарея была на счету. Оба полка тут же были отданы Панфилову для противотанковой обороны полосы его дивизии».

Рокоссовский практически постоянно находился в войсках, которые вели упорные бои с противником. Но все-таки удалось преодолеть сопротивление частей 16-й армии и 27 октября овладеть Волоколамском. Это вызвало недовольство у Сталина, который направил военному совету Западного фронта следующую директиву:

«Ставка узнала, что вы сдали войскам противника в количестве одного пехотного полка ст. Волоколамск.

Ставка считает это позором для Западного фронта.

Ставка приказывает вам сегодня же разгромить противника на ст. Волоколамск с воздуха и наземными частями, мобилизовать все силы и очистить ст. Волоколамск от частей противника. Ставка ждет от вас донесений об освобождении ст. Волоколамск».

Однако уже в пять часов вечера следует новая директива:

«В отмену приказа № 004149 Ставка временно снимает задачу немедленно заняться ст. Волоколамск и категорически требует прочной обороны восточного берега р. Лама с тем, чтобы удержать за собой г. Волоколамск во что бы то ни стало»[64]64
  Цит. по: Русский архив: Великая Отечественная. Ставка ВГК. Документы и материалы. 1941 год. Т. 16 (5–1). С. 265.


[Закрыть].

Обстоятельства сдачи Волоколамска стали предметом расследования специальной комиссии штаба Западного фронта, действовавшей по заданию Ставки ВГК. Расследование доставило Рокоссовскому немало тяжелых минут. Комиссии были предъявлены приказы военного совета армии, планы, оперативные документы, карты.

– Приказа о сдаче Волоколамска не было и не могло быть, – доказывал Константин Константинович, рассматривавший появление комиссии как проявление недоверия к подчиненным и возмущенный до глубины души.

– Однако вы не выделили для его защиты резервов ни в армии, ни в дивизиях, – возражал председатель комиссии.

– Мне неоткуда их взять, – возмущался командарм.

– За счет кавалерийской группы.

– Это исключено! В группе Доватора – две дивизии, по пятьсот сабель, не более, а участок, который ей был отведен, – тридцать шесть километров. Не мог же я оголить фланг армии!

Комиссия вызвала для объяснений командира 316-й стрелковой дивизии генерала Панфилова. Рокоссовский тут же заявил, что гордится этим соединением и больше того, что оно сделало, совершить была не в силах.

– Ничто не может поколебать моего убеждения, – сказал Панфилов, – что сдача Волоколамска – это не потеря стойкости моих бойцов.

– И тем не менее, – настаивал председатель комиссии, – военный совет армии дал вам категорическое приказание удержать Волоколамск, но Волоколамск сдан!

Разговор был невероятно тяжелым для обеих сторон. После того как председатель комиссии стал утверждать, что Панфилов совершил ошибку, направив на основной участок 690-й стрелковый полк, недавно вышедший из окружения и потому малоустойчивый, Рокоссовский и здесь защитил своего комдива:

– Решительно не согласен с вами. Я, да и не только я, видел этот полк в бою. Его командир – Семиглазов – энергичный, боевой командир, и полк дрался неплохо. Бойцы имеют опыт, а выход из окружения с боями – это закалка личного состава.

Комиссия вполне объективно разобралась в обстановке, сложившейся под Волоколамском, и лишь отметила в качестве недостатка отсутствие резервов у командарма. Рокоссовский не пожелал согласиться и с этим выводом и в тот же вечер отправил объяснительную записку в военный совет фронта. И тогда и позднее Константин Константинович считал, что солдат, сражавшихся под Волоколамском, нельзя упрекнуть в отсутствии стойкости.

К этому времени благодаря мерам, принятым командующим Западным фронтом, противник был остановлен на реке Нара, на линии 14 км западнее Серпухова, восточнее Тарусы (25 км юго-западнее Серпухова), западная окраина Алексина, на рубеже Колюбакино (19 км юго-западнее Звенигорода), Тучково (30 км северо-восточнее Можайска), восточная окраина Дорохова, Нарвские пруды. Войска Брянского фронта удерживали подступы к Туле, обеспечивая устойчивость левого крыла Западного фронта и срывая планы командующего 2-й танковой армией обойти Москву с востока.

Генерал Рокоссовский был твердо уверен в том, что успехи врага – это временное явление. Командарм, принимая у себя в штабе специального корреспондента газеты «Красная Звезда», подарил ему карту Европы с надписью на ее уголке: «Специальному корреспонденту “Красной Звезды” Трояновскому П. И. Воюя под Москвой, надо думать о Берлине. Обязательно будем в Берлине! К. Рокоссовский. Подмосковье, 29 октября 1941 года»[65]65
  Цит. по: Ортенберг Д. И. Июнь – декабрь сорок первого: Рассказ-хроника. С. 235.


[Закрыть].

Операция «Тайфун» захлебнулась в 70—100 км к западу от Москвы. Приказ Гитлера по окружению Москвы не был выполнен. 25 октября фон Бок записал в своем дневнике: «Разделение группы армий и ужасные погодные условия в значительной степени являются причиной того, что продвижение наших войск резко замедлилось. В результате этого русские получили дополнительное время для укрепления обороны и пополнения своих поредевших дивизий. Тем более большая часть разветвленной железнодорожной сети вокруг Москвы все еще находится в их руках. И это очень плохо!»[66]66
  Цит. по: Бок Федор фон. Я стоял у ворот Москвы. Военные дневники 1941–1945. С. 209.


[Закрыть]

Погода в определенной степени влияла на ход боевых действий, но не была решающим фактором. Главным было то, что враг всерьез не воспринимал возможности и силы Красной Армии. В этом был его просчет. Он, не смирившись с тем, что операция «Тайфун» захлебнулась, решил продолжить наступление с целью окружения Москвы. Согласно приказу № 2250/41 штаба группы армий «Центр» от 30 октября требовалось в первую очередь разгромить войска Красной Армии, находившиеся между устьем реки Москва и Калинином.

О подготовке противника к новому наступлению свидетельствовали разведывательные данные, поступавшие в штабы Западного фронта и его армий. Поэтому принимались меры к отражению нового натиска врага. По решению Ставки ВГК Западному фронту с 18 часов 9 ноября передавались из резерва ВГК 2-й кавалерийский корпус, 112-я танковая и 415-я стрелковая дивизии, с 12 часов 12 ноября – 20, 19 и 44-я горнокавалерийские, 17-я и 24-я кавалерийские дивизии, с 18 часов 10 ноября – 50-я армия Брянского фронта, а с 23 часов 17 ноября – 30-я армия Калининского фронта.

В начале ноября главной заботой Рокоссовского была организация устойчивой обороны, особенно противотанковой. Из соединений, находившихся в его подчинении, наиболее боеспособной являлась 78-я стрелковая дивизия полковника А. П. Белобородова, прибывшая из Сибири. Она насчитывала 14 тыс. бойцов и командиров, 23 легких танка, 66 орудий, 59 минометов, 441 автомашину и 3400 лошадей. Четыре кавалерийские дивизии (20-я и 44-я горнокавалерийские, 17-я, 24-я), переброшенные из Средней Азии, имели по 3 тыс. человек каждая. Их бойцы и командиры не обладали навыками действий на пересеченной и лесисто-болотистой местности. К тому же лошади не были перекованы к зиме. Танковые бригады (1-я гвардейская, 28-я и 27-я) имели всего по 15–17 танков.

Командующий Западным фронтом, изучая донесения разведки, пришел к выводу, что противник заканчивает сосредоточение своих ударных группировок и, видимо, в скором времени перейдет в наступление. Не стоило особого труда предположить, что главный удар ожидается из района Волоколамска, а 2-я танковая армия, очевидно, ударит в обход Тулы на Каширу. Об этом он доложил Сталину. Реакция Верховного Главнокомандующего поразила Жукова, так как он приказал нанести упреждающие контрудары с целью сорвать готовящееся наступление противника. Один контрудар следовало нанести в районе Волоколамска, а другой – из района Серпухова во фланг немецкой 4-й армии. Все доводы Жукова о том, что у Западного фронта нет свободных сил для нанесения контрударов, а использование для этого последних резервов не позволит подкрепить оборону, когда противник перейдет в наступление своими ударными группировками, не принимались во внимание. Сталин был непреклонен. Для контрудара в районе Волоколамска он приказал использовать правофланговые соединения 16-й армии, танковую дивизию и кавалерийский корпус генерала Доватора, а в районе Серпухова – кавалерийский корпус генерала Белова, танковую дивизию Гетмана и часть сил 49-й армии генерала Захаркина.

Жуков вынужден был подчиниться приказу Верховного Главнокомандующего. Командующим 16-й и 49-й армиями были поставлены соответствующие задачи. Рокоссовский, оценивая впоследствии это решение, в своих мемуарах «Солдатский долг» писал: «Неожиданно был получен приказ командующего Западным фронтом – нанести удар из района севернее Волоколамска по волоколамской группировке противника. Срок подготовки определялся одной ночью. Признаться, мне было непонятно, чем руководствовался командующий, отдавая такой приказ. Сил мы могли выделить немного, времени на подготовку не отводилось, враг сам готов был двинуться на нас. Моя просьба хотя бы продлить срок подготовки не была принята во внимание».

Сетования Рокоссовского на то, чем руководствовался Жуков, отдавая приказ о проведении контрудара, были явно не по адресу. Командующий фронтом не мог отменить приказ Сталина, который не прислушался к его мнению. Из-за недостатка времени командующий и штаб 16-й армии не сумели должным образом отработать вопросы взаимодействия и сосредоточения войск на исходном положении. Все это привело к неудаче контрудара войск армии, предпринятого в тот момент, когда враг возобновил наступление на Москву.

15 ноября соединения 3-я танковой группы нанесли удар по 30-й армии, а на следующий день в наступление против 16-й армии перешла 4-я танковая группа. В ходе ожесточенного встречного сражения части 58-й танковой дивизии, введенные в бой без предварительной разведки, потеряли 139 танков (70,2 % от общего количества). Командир дивизии полковник А. А. Котляров, возражавший против неподготовленного удара, застрелился. Девять раз бросал Рокоссовский обессиленную 316-ю стрелковую дивизию на деревню Крюково, которое она не смогла удержать.

Холода сковали болота, и теперь танковые и моторизованные соединения – основная ударная сила врага – получили большую свободу действий. Они обходили населенные пункты, двигаясь по перелескам и мелколесью. Если же противник не мог обойти позиции войск 16-й армии, то стягивал для прорыва массу танков, которые поддерживали артиллерия и авиация. Такой тактический прием осложнил борьбу войск армии. В ответ Рокоссовский применил маневр кочующими батареями и отдельными орудиями и танками. Они перехватывали вражеские танки и расстреливали их в упор. Борьбу с «бродячими» танковыми группами вели саперы, которые, передвигаясь на автомашинах, ставили на пути врага мины и фугасы. Однако противник был еще силен и продолжал непрерывно наносить удары. В ходе боевых действий большие потери понесли 17-я кавалерийская и 44-я горнокавалерийская дивизии.

С целью лишить врага возможности использовать для отдыха захваченные ими населенные пункты Ставка ВГК 17 ноября издала приказ № 0428[67]67
  См.: Русский архив: Великая Отечественная. Т. 15 (4–1). С. 148–149.


[Закрыть]. В нем требовалось «разрушать и сжигать дотла все населенные пункты в тылу немецких войск на расстоянии 40–60 км в глубину от переднего края и на 20–30 км вправо и влево от дорог». Приказ Ставки ВГК выполнялся неукоснительно командованием Западного фронта. К концу ноября было сожжено и разрушено 398 населенных пунктов, в том числе 113 в полосе 16-й армии[68]68
  См.: Г. К. Жуков в битве под Москвой. Сборник документов. М.: Мосгорархив, 1994. С. 59–60.


[Закрыть].

Противник, наращивая свои усилия, бросил против левого фланга 16-й армии четыре танковые дивизии и моторизованную дивизию СС, а 18 ноября и 252-ю пехотную дивизию. В результате ему удалось значительно потеснить правофланговые части 5-й армии и создать угрозу выхода в тыл 16-й армии. В этот критический момент Рокоссовский ввел в сражение 78-ю стрелковую дивизию. Она нанесла удар во фланг неприятелю, опрокинула и отбросила его. Лишь выдвинув на это направление новые части, он сумел приостановить дальнейшее продвижение частей дивизии. Героизм и самопожертвование проявила и 316-я стрелковая дивизия, которая 18 ноября получила наименование 8-й гвардейской. В тот же день в бою у населенного пункта Гусенево осколком мины был убит командир дивизии генерал И. В. Панфилов.

Под натиском врага правый фланг 16-й армии отходил севернее Истринского водохранилища. На левом фланге 18-я и 78-я стрелковые дивизии оборонялась на рубеже река Истра и город Истра. Войска 49-й армии в течение шести дней вели ожесточенные бои с небольшим территориальным успехом и огромными потерями. В то же время им удалось сковать левофланговые соединения 4-й армии противника, которые не смогли принять участие в планируемом наступлении на Москву.

Фон Бок, видимо, убедился, что на волоколамском направлении ему не прорвать оборону. Поэтому, продолжая здесь наносить удар за ударом и медленно по два-три километра за сутки, тесня части 16-й армии, он начал готовить прорыв южнее Истринского водохранилища. Это решение обусловливалось, еще и тем, что противник, наступавший вдоль северного берега водохранилища на участке Калининского фронта, сумел захватить железнодорожный мост и выйти на автостраду Москва – Ленинград. Само водохранилище, река Истра и прилегающая местность представляли прекрасный рубеж, заняв который заблаговременно, можно было организовать прочную оборону, притом небольшими силами. Всесторонне все, продумав и тщательно обсудив со своими помощниками, Рокоссовский связался с Жуковым.

– Товарищ командующий, прошу вашего разрешения отвести войска на истринский рубеж, не ожидая, пока противник силою отбросит туда войска армии и на их плечах форсирует реку и водохранилище.

– Приказываю стоять насмерть, не отходя ни на шаг! – лаконично ответил Жуков.

В своих мемуарах «Солдатский долг» Рокоссовский в этой связи отмечал: «Я считал вопрос об отходе на истринский рубеж чрезвычайно важным. Мой долг командира и коммуниста не позволил безропотно согласиться с решением командующего фронтом, и я обратился к начальнику Генерального штаба маршалу Б. М. Шапошникову. В телеграмме ему мы обстоятельно мотивировали свое предложение. Спустя несколько часов получили ответ. В нем было сказано, что предложение наше правильное и что он, как начальник Генштаба, его санкционирует».

Рокоссовский, вызвав начальника штаба армии, приказал:

– Немедленно подготовьте распоряжение об отводе ночью главных сил армии на рубеж Истринского водохранилища. На прежних позициях оставить усиленные отряды, которым разрешаю отходить только под давлением противника.

Не успели войска 16-й армии получить распоряжение об отходе, как последовала короткая, но грозная телеграмма от Жукова: «Войсками фронта командую я! Приказ об отводе войск за Истринское водохранилище отменяю. Приказываю обороняться на занимаемом рубеже и ни шагу назад не отступать».

Рокоссовский пишет: «Что поделаешь – приказ есть приказ, и мы, как солдаты, ему подчинились. В результате же произошли неприятности. Как мы предвидели, противник, продолжая теснить наши части на левом крыле, отбросил их на восток, форсировал с ходу Истру и захватил на ее восточном берегу плацдарм. Южнее же Волжского водохранилища он прорвал оборону на участке 30-й армии и стал быстро продвигаться танковыми и моторизованными соединениями, расширяя прорыв. Его войска выходили во фланг и в тыл оборонявшейся у нас на правом фланге 126-й стрелковой дивизии, а она и до этого была сильно ослаблена и еле сдерживала наседавшего врага. Одновременно был нанесен удар из района Теряевой Слободы, и танки с пехотой двинулись к Солнечногорску, обходя Истринское водохранилище с севера».

В беседе со слушателями Военной академии им. М. В. Фрунзе в 1962 году Рокоссовский также отмечал:

– Жуков был не прав. Допущенная им в этот день при разговоре по телефону ВЧ грубость переходила всякие границы. Я заявил, что если он не изменит тона, то прерву разговор.

Противник, наращивая свои усилия, создал угрозу прорыва к Солнечногорску. На левом крыле Западного фронта 2-я танковая армия, обойдя Тулу с востока, вышла к Сталиногорску (Новомосковск) и получила возможность для продвижения на Каширу. Однако к этому времени группа армий «Центр» уже действовала на пределе возможного. «Войска совершенно измотаны и не способны к наступлению, – отмечал генерал Гальдер. – Фон Бок сравнивает сложившуюся обстановку с обстановкой в сражении на Марне[69]69
  Речь идет о сражении между французскими и немецкими войсками на реке Марна в июле – августе 1918 г. в ходе Первой мировой войны.


[Закрыть], указывая, что создалось такое положение, когда последний брошенный в бой батальон может решить исход сражения»[70]70
  Цит. по: Гальдер Ф. Военный дневник. 22.06.1941 – 24.09.1942. С. 411.


[Закрыть].

Командующий Западным фронтом, обеспокоенный возможным прорывом противника к Солнечногорску, приказал Рокоссовскому немедленно выехать в город и организовать его оборону. Члену военного совета 16-й армии Лобачеву предписывалось выехать в Клин. Однако в Солнечногорск Константин Константинович не сумел проехать, так как враг перерезал все подступы к городу. Приняв необходимые меры, чтобы замедлить продвижение противника к югу и востоку от Солнечногорска, командующий 16-й армией поспешил на правый фланг армии, к Клину. К этому времени четыре танковые и две пехотные дивизии врага уже почти окружили город, оставался открытым путь только на восток. Изучив обстановку, Рокоссовский пришел к неутешительному выводу: оборонять Клин некому, следует думать лишь о том, чтобы сдержать натиск противника на восток, к Яхроме и Дмитрову. Эту задачу командарм возложил на своего заместителя генерал-майора Ф. Д. Захарова. В его распоряжении имелись весьма незначительные силы: малочисленные 126-я стрелковая и 17-я кавалерийская дивизии, 25-я танковая бригада, насчитывавшая всего 12 танков.

События на клинском направлении развивались стремительно. С севера в Клин ворвались вражеские танки. Рокоссовский по Бодо связался с начальником штаба Западного фронта генералом Соколовским и доложил:

– Части дерутся геройски, но несут большие потери. Нам необходимо подкрепление.

– Константин Константинович, сейчас мы вам помочь не можем, – ответил Соколовский.

– Бои идут непосредственно в Клину, на его окраинах, – сообщил Рокоссовский. – Остался выход только на восток, к Рогачеву, а на юг, к Солнечногорску, дорога перерезана…

Разрыв снаряда вблизи здания телеграфа прервал разговор. Угол здания обвалился, посыпалась штукатурка. Рокоссовский, смахнув пыль с шинели, снова связался со штабом фронта.

– Организуйте защиту города до конца, сосредоточьте все внимание на организации отпора врагу на флангах, – сказал Соколовский. – И только в крайнем случае отойдите.

Рокоссовский направился к выходу. Путь к вспомогательному пункту управления, разместившемуся в здании клинской хлебопекарни, пришлось делать перебежками. На улицах города рвались снаряды и мины, пулеметные очереди раздавались совсем рядом. Еще раз проинструктировав генерала Захарова и велев ему оборонять город до последней возможности, а затем отступать на Дмитров, Рокоссовский с Лобачевым около полудня выехали из горящего Клина. В ночь с 23 на 24 ноября они добрались до штаба армии.

В результате захвата противником Клина между 30-й и 16-й армиями образовался разрыв, и создалась реальная угроза прорыва обороны Западного фронта и обхода его правого крыла. Для прикрытия солнечногорского направления Рокоссовский направил с другого участка кавалерийскую группу Доватора, усиленную двумя танковыми батальонами и двумя батальонами 8-й гвардейской стрелковой дивизии. Других резервов в распоряжении командарма-16 не было. Свой временный командный пункт он перенес поближе к Москве, в деревню Пешки, а основной КП расположил в Льялове.

Вечером 24 ноября Рокоссовского вызвал к телефону командующий Западным фронтом. Выслушав его сообщение, он приказал:

– Немедленно организуйте наступление на Солнечногорск.

– Товарищ командующий, для выполнения этой задачи нет ни боеприпасов, ни достаточного количества танков, а в ротах на переднем крае осталось по 15–20 человек.

Но Жуков, выполняя приказ Сталина, отмел все доводы командарма-16.

– Вы просто не хотите перейти в наступление. Я приказываю немедленно выполнить поставленную задачу.

Через полтора десятилетия Г. К. Жуков, не раз упрекая себя, в беседе с генералом К. Ф. Телегиным отмечал:

– Мы с Костей Рокоссовским одногодки. Учились в Ленинграде на Высших кавалерийских курсах… Кони наши стояли рядом… А вот обижал я его той московской зимой под горячую руку напрасно…

К. К. Рокоссовский, вспоминая об этом и других подобных инцидентах, отмечал в своих мемуарах «Солдатский долг»:

«Все мы, от солдата до командарма, чувствовали, что наступили те решающие дни, когда во что бы то ни стало нужно устоять. Все горели этим единственным желанием, и каждый старался сделать все от него зависящее, и как можно лучше. Этих людей не нужно было понукать. Армия, прошедшая горнило таких боев, сознавала всю меру своей ответственности. Не только мы, но и весь Западный фронт переживал крайне трудные дни. И мне была понятна некоторая нервозность и горячность наших непосредственных руководителей. Но необходимыми качествами всякого начальника являются его выдержка, спокойствие и уважение к подчиненным. На войне же – в особенности. Поверьте старому солдату: человеку в бою нет ничего дороже сознания, что ему доверяют, в его силы верят, на него надеются… К сожалению, командующий нашим Западным фронтом не всегда учитывал это… Высокая требовательность – необходимая и важнейшая черта военачальника. Но железная воля у него всегда должна сочетаться с чуткостью к подчиненным, умением опираться на их ум и инициативу. Наш командующий в те тяжелые дни не всегда следовал этому правилу. Бывал он и несправедлив, как говорят, под горячую руку».

24 ноября противник вплотную подошел к Истринскому водохранилищу. Ему удалось потеснить левый фланг 30-й армии, который отходил в район Алешина, к югу от Рогачева. В результате ухудшилось положение на правом фланге 16-й армии, которая, упорно обороняясь, также отходила. Для того чтобы преградить врагу дорогу на Москву, водоспуски водохранилища по окончании переправы частей армии были взорваны. Водяной поток высотой до 2,5 м на протяжении до 50 км к югу от водохранилища не позволил противнику форсировать эту преграду. Кроме того, он затратил немало усилий на преодоление проходившего здесь промежуточного оборонительного рубежа Солнечногорск, Истринское водохранилище, город Истра, Павловская Слобода, заранее подготовленного инженерными частями.