Текст книги "Рокоссовский"

Глава третья. Полководец Сталинграда

21 января 1942 г. командующий Западным фронтом вызвал генерала Рокоссовского к телефону.

– Немедленно вместе с управлением и штабом армии выезжайте в район Сухиничей, – сказал генерал армии Г. К. Жуков. – Противник нанес здесь сильный контрудар по войскам 10-й резервной армии. Приказываю вам, Константин Константинович, принять в подчинение находящиеся в районе Сухиничей войска и восстановить положение. Свою полосу обороны и войска передайте 5-й армии.

– Есть! – коротко ответил Рокоссовский.

К. К. Рокоссовский вместе с членом военного совета армии А. А. Лобачевым выехал на командный пункт Западного фронта. Генерал М. С. Малинин повел штабную колонну в Калугу. У Подольска «эмка» Лобачева завалилась в кювет, и, пока ее вытаскивал тягач, автомобиль командарма уехал далеко. Часа через два машина Лобачева догнала автомобиль Рокоссовского. Он стоял без горючего, а Константин Константинович тащил канистру бензина, одолженную у работников политотдела.

– Что ж не помогли? – укоризненно сказал Лобачев политотдельцам.

– Вы же знаете его характер, не позволяет!

На командном пункте Западного фронта Рокоссовского и Лобачева принял начальник штаба фронта генерал Соколовский, а затем генерал армии Жуков. Он ознакомил с обстановкой, сложившейся на левом крыле фронта, предупредив, что рассчитывать на дополнительные силы не придется.

– Надеюсь, – сказал Жуков, – что вы и этими силами сумеете разделаться с противником и вскоре донесете мне об освобождении Сухиничей.

В третий раз за полгода Рокоссовский принимал управление новыми соединениями, и опять делать это приходилось в кратчайшие сроки. В его распоряжение из 10-й резервной армии были переданы пять стрелковых дивизий (322, 323, 324 и 328-я, 11-я гвардейская), одна танковая бригада (146-я) и два лыжных батальона. Пока командарм знакомился с частями, штаб четко и спокойно, без спешки, налаживал связь, организовывал разведку противника и местности, готовясь к овладению Сухиничами. С 24 часов 27 января в этом районе стала действовать новая, 16-я армия.

Соединения, которые поступили в подчинение генерала Рокоссовского, вели боевые действия непрерывно около полутора месяцев. Они продвинулись почти на 300 км, сильно устали и нуждались в отдыхе и пополнении. Локтевой связи друг с другом они не имели, действуя в основном вдоль дорог, на интервалах 20–30 км и более. Обсудив с командирами штаба сложившуюся ситуацию, Константин Константинович принял решение собрать под Сухиничами все, что возможно, в кулак и нанести мощный удар. Поступая так, он шел на риск, так как опасно было собирать воедино войска, растянутые в тонкую линию, оголяя тем самым другие участки.

Это решение вызвало критику со стороны заместителя командующего Западным фронтом генерал-полковника Ф. И. Кузнецова, прибывшего в штаб 16-й армии. Расположившись в одном из домов со своей машинисткой, он вызвал Рокоссовского к себе. Выслушав его доклад, Кузнецов в повышенном тоне заявил:

– Все мероприятия никуда не годятся! Вместо того чтобы усиливать равномерно всю занимаемую полосу, вы, стягивая к Сухиничам силы, ослабляете другие участки, что играет на руку противнику.

– Я не могу с вами согласиться, – ответил Константин Константинович. – Считаю своим долгом доложить об этом командующему фронтом по телеграфу.

Жуков, выслушав доклад командарма, одобрил его решение, а Кузнецову приказал выехать в 61-ю армию.

Атака Сухиничей была намечена на 29 января. Под утро артиллерия начала обстрел вражеских укреплений, а затем в наступление перешла пехота. Противник серьезного сопротивления не оказал. Впоследствии объяснение этому дали такое: противнику стало известно, что на этот участок фронта прибыла 16-я армия. Репутация Рокоссовского к тому времени была высокой и у врага. Предполагая, что удар будет нанесен новыми соединениями 16-й армии и, опасаясь уничтожения в городе, комендант гарнизона генерал В. фон Гильза счел за благо поскорее оставить Сухиничи.

Это событие было подвергнуто сомнению некоторыми исследователями, в частности Б. В. Соколовым в его книге «Рокоссовский»[87]87
  87 См.: Соколов Б. В. Рокоссовский. С. 174, 176.


[Закрыть]. Мы вынуждены согласиться с этим. 28 января генерал Ф. Гальдер записал в своем дневнике: «Обнаружились разногласия по вопросу о том, удерживать или оставить Сухиничи. Фюрер требует удержания этого пункта, пока не выявятся результаты наступления под Медынью. Из разговора со Шмидтом (2-я танковая армия)[88]88
  Речь идет о командующем 2-й танковой армией генерал-полковнике Р. Шмидте.


[Закрыть] выясняется, что действительно Сухиничи хотели снова сдать. Отдан контрприказ, надеюсь, не поздно!»[89]89
  Цит. по: Гальдер Ф. Военный дневник. 22.06.1941—24.09.1942. С. 518.


[Закрыть]

Однако генерал-полковник Шмидт, обеспокоенный прорывом советских войск к Медыни и Вязьме, решил все-таки оставить Сухиничи, чтобы освободить часть сил для нанесения контрудара по ударной группировке 33-й армии, наступавшей на Вязьму. Этот контрудар, проведенный 2–3 февраля, увенчался успехом.

Вечером 29 января Рокоссовский доложил в штаб Западного фронта:

– Сухиничи взят. Город очищается от автоматчиков.

В штабе фронта это сообщение было встречено с недоверием. Рокоссовского спросили:

– Взят ли Сухиничи? Что значит «очищается от автоматчиков»? Отвечайте, есть ли в городе немцы?

– Штаб армии уже разместился в Сухиничах, – ответил Рокоссовский.

В течение февраля войска 16-й армии готовились к наступлению на брянском направлении. Командарм часто выезжал в части и соединения, уточняя вопросы взаимодействия и управления. Из одной таких поездок он 8 марта вернулся на командный пункт армии. Едва зашел в дом, где располагался КП, как противник начал обстрел этого района. В доме находились начальник штаба армии Малинин, начальник артиллерии Казаков, еще несколько командиров штаба. Малинин протянул Рокоссовскому приказ на подпись, и в этот момент рядом с домом разорвался снаряд. Сильный удар в спину… У Рокоссовского перехватило дыхание:

– Ну, кажется, попало…

Командарм тяжело опустился на пол. К нему бросились, подняли, положили на диван, сняли окровавленный китель. Стали вызывать врача. Главный хирург армии И. М. Воронцов был в отъезде, и первую помощь Рокоссовскому оказал местный врач Петров. Вскоре возвратился и Воронцов. Они осмотрели Рокоссовского и вышли к ожидавшим их решения штабным командирам.

– Что с Константином Константиновичем? – кинулись к ним со всех сторон.

– Генерал тяжело ранен, – ответил Воронцов. – Слепое осколочное ранение правой половины грудной клетки – трансдиафрагмальной с повреждением печени и легкого. Его необходимо немедленно оперировать. Сердце хорошее, не подведет. Надо везти в Козельск, здесь невозможно…

К. К. Рокоссовскому сделали операцию в полевых условиях и эвакуировали санитарным самолетом во фронтовой сортировочный эвакогоспиталь, где было принято решение повторно прооперировать его. По воспоминаниям главного хирурга госпиталя, поздно ночью ему позвонил А. Н. Поскребышев, секретарь И. В. Сталина, поинтересовался состоянием здоровья командарма. А рано утром в госпиталь прибыл начальник Особого отдела Западного фронта Л. Ф. Цанава (Джанджгава) и недружелюбным тоном стал задавать вопросы: сознают ли врачи ответственность за жизнь Рокоссовского, все ли необходимое сделали? Через двое суток обнаружилась пропажа: из истории болезни генерала исчез вкладной лист, заполненный хирургом сразу после поступления командарма в госпиталь. Контрразведчики подстраховались, чтобы в случае печального исхода было против кого сфабриковать «дело»[90]90
  Cм.: Красная Звезда. 1996. 21 декабря.


[Закрыть].

Несмотря на то что операция прошла успешно, врачи не могли дать гарантии на выздоровление Рокоссовского. Неделю он находился между жизнью и смертью. Вскоре наступило улучшение. В госпиталь часто приезжали с концертами артисты. Здесь и произошла первая встреча Рокоссовского с актрисой Валентиной Васильевной Серовой, женой писателя К. Симонова. В последующем появились слухи о романе командарма с актрисой, которые опровергаются Марией Кирилловной Симоновой, дочерью Серовой[91]91
  См.: Комсомольская правда. 2005. 26 апреля.


[Закрыть]. Правда, в книге Т. Ю. Кравченко «“Жди меня”: история одной любви» приводятся слова Марии Кирилловны о том, что Рокоссовский, по словам Серовой, «мечтал уехать с ней после войны куда-нибудь далеко, на Кавказ, в горы…»[92]92
  См.: Кравченко Т. Ю. «Жди меня»: История одной любви. М.: Вагриус, 2005.


[Закрыть] Потомки Рокоссовского также отрицают его связь с актрисой, ссылаясь на свидетельство водителя командарма С. И. Мозжухина, который утверждал, что никогда не привозил ее к Константину Константиновичу. Эту версию опровергает и С. П. Казакова, супруга маршала артиллерии В. И. Казакова. Внук Рокоссовского Константин Вильевич отмечал, что дедушка «по его собственным словам, не питал большой симпатии к Валентине Серовой».

Лечение шло успешно. 2 апреля Рокоссовский сообщает жене и дочери:

«Дорогие мои Люлю и Адуся! Пишу вам второе письмо из госпиталя. Здоровье быстро поправляется. Легкие работают нормально, и никаких последствий не останется. Печень и диафрагма уже зажили. Одним словом, все хорошо… Физически натренированное тело победило смерть. Организм оказался настолько крепким, что поборол все опасности для жизни… По-видимому, дней через 10–15 выпишусь…»

Рокоссовский добился при поддержке секретаря Московского горкома ВКП(б) разрешения, чтобы жене и дочери выделили квартиру в Москве. В мае они переехали в столицу, на улицу Горького. Сразу же отправились в госпиталь, развернутый в здании Тимирязевской академии и стали ухаживать за Рокоссовским. Командарма, по возможности, навещали член военного совета Лобачев, начальник штаба Малинин и другие работники штаба 16-й армии. В начале мая Константина Константиновича отправили долечиваться домой. 20 мая начальник эвакогоспиталя № 2366 подписал справку о том, что Рокоссовский, находившийся на излечении с 9 марта по 22 мая 1942 г., «по выздоровлении выписан для дальнейшего несения военной службы».

«Несение военной службы» Рокоссовский продолжил в своей армии. В начале июля его вызвал по ВЧ Жуков.

– Как считаешь, Малинин справится с должностью командарма? – прямо, без обиняков, спросил Жуков.

– Да, конечно, – ответил Константин Константинович, немало удивленный таким вопросом.

– Ставка предполагает назначить тебя командующим Брянским фронтом? Есть возражения?

Предложение было совершенно неожиданным и немного озадачило Рокоссовского. Мелькнула мысль: «Справлюсь ли?»

– Может, не стоит уходить мне из армии? – спросил Константин Константинович.

Но Жуков был категоричен:

– Это решено. Предупреди Малинина и немедленно выезжай в Москву.

В тот же вечер распоряжение Ставки ВГК было получено, и Рокоссовский отправился в Москву. В Кремле его 13 июля принял Сталин. Он в общих чертах ознакомил с положением на воронежском направлении, а затем сказал:

– Если у вас имеются на примете дельные работники, то помогу их заполучить для укомплектования штаба и управления Брянского фронта.

– Такие люди есть, товарищ Сталин. Это генералы Малинин, Казаков, Орел и Максименко.

Сталин тут же приказал командующему Западным фронтом направить их в распоряжение Рокоссовского, пожелав ему успеха на новой должности.

– Долго не задерживайтесь в Генеральном штабе, а быстрее отправляйтесь на место, потому что обстановка под Воронежем сложилась весьма серьезная, – сказал на прощание Сталин.

13 июля Сталин и генерал Василевский подписали приказ Ставки ВГК о назначении генерала Рокоссовского командующим Брянским фронтом[93]93
  См.: Русский архив: Великая Отечественная. Ставка ВГК. Документы и материалы. 1942 год. Т. 16 (5–2). М.: ТЕРРА, 1996. С. 308.


[Закрыть]. Это была большая честь для Константина Константиновича, на которого Сталин возлагал большие надежды. Вскоре в конце сентября он позвонил на командный пункт фронта и спросил:

– Как обстоят дела на вашем фронте, товарищ Рокоссовский?

Рокоссовский подробно доложил о боевых действиях Брянского фронта в условиях временного спада активности войск.

– А не скучно ли вам на Брянском фронте, товарищ Рокоссовский, в связи с затишьем?

– Без дела не сидим, товарищ Сталин, но активных действий не ведем.

– Выезжайте в Москву. Тут и продолжим наш разговор.

Утром, в совершенном неведении о причинах вызова, Рокоссовский выехал в Москву. По совету предусмотрительного Малинина захватил с собой материал о состоянии войск фронта. В Москве Рокоссовского принял Жуков. Он ознакомил его с общей обстановкой на юге страны и с событиями на сталинградском направлении.

– Тебя, Костя, «сватают» под Сталинград, – сказал Жуков. – Там намечается сосредоточить на фланге противника достаточно мощную группировку в составе трех-четырех армий и нескольких танковых корпусов для нанесения контрудара на южном и юго-западном направлениях. Этой группировке предстоит принять участие в создании кольца окружения прорвавшегося к Волге противника и в первую очередь 6-й армии генерал-полковника Паулюса.

После этого Рокоссовского принял Сталин. Он сухо поздоровался с ним и сказал:

– Немцы в нескольких местах прорвались к Волге. Обстановка под Сталинградом резко ухудшилась. Намеченная операция отменяется. Войска создаваемой группировки передаются Сталинградскому фронту. Надо спасать город. Вам надо, товарищ Рокоссовский, срочно вылететь на юг и принять командование Сталинградским фронтом. Все остальное узнаете от Жукова, когда будете лететь. Туда же, на Сталинградский фронт, вылетает комиссия Ставки во главе с генералом Боковым с задачей очищения войск и штабов от непригодного командного и политического состава. Часть военачальников уже смотрит за Волгу. Жду вашей информации о положении дел и принятых мерах. На месте виднее. Сталинград надо удержать во что бы то ни стало. До свидания.

Из кабинета Рокоссовский уходил со сложным чувством: его посылали на важный и опасный участок, где предстояло принимать сложные и ответственные решения. Но это вдохновляло, а не беспокоило его.

28 сентября Сталин и Василевский подписали приказ Ставки ВГК о создании в районе Сталинграда двух самостоятельных фронтов. На основе Сталинградского фронта создавался Донской фронт (63-я, 21-я, 4-я танковая, 1-я гвардейская, 24-я и 66-я армии) под командованием генерал-лейтенанта К. К. Рокоссовского. На базе Юго-Восточного фронта формировался Сталинградский фронт (62, 64, 57, 51 и 28-я армии) во главе с генерал-полковником А. И. Еременко[94]94
  См.: Русский архив: Великая Отечественная. Ставка ВГК. Документы и материалы. 1942 год. Т. 16 (5–2). С. 403.


[Закрыть].

В состав военного совета Донского фронта был дополнительно введен корпусной комиссар А. С. Желтов, бывший до этого членом военного совета 63-й армии. Заместителем командующего фронтом стал бывший начальник штаба Сталинградского фронта генерал-майор К. А. Коваленко, а начальником штаба – генерал-майор М. С. Малинин. От должности заместителя командующего Сталинградским фронтом был освобожден генерал-лейтенант В. Н. Гордов.

Чем же было вызвано такое решение Сталина? 19 августа противник нанес удары с запада и юго-запада с целью овладеть Сталинградом. 23 августа 14-му танковому корпусу 6-й армии удалось прорваться к Волге севернее города. 3 сентября войска 1-й гвардейской армии Сталинградского фронта предприняли наступление с целью соединиться с 62-й армией, оборонявшей Сталинград. Преодолевая ожесточенное сопротивление врага, соединения 1-й гвардейской армии медленно продвигались в южном направлении, постепенно сужая коридор, занятый противником и отделявший их от частей 62-й армии. Однако в тот день соединиться с ней не удалось.

На рассвете 5 сентября было предпринято новое наступление, теперь уже силами трех армий – 24-й, 66-й и 1-й гвардейской. Но из-за недостатка снарядов плотность артиллерийского огня была небольшой, полностью подавить оборону противника не удалось, и поэтому продвижение частей было незначительным.

12 сентября на совещании в Ставке ВГК генерал армии Жуков и генерал-полковник Василевский доложили Сталину, что наиболее боеспособные 6-я и 4-я танковая армии противника все больше втягиваются в изнурительные, затяжные бои за Сталинград, а в оперативном резерве у немецкого командования, в районе Волги и Дона, находилось не более шести дивизий, разбросанных по широкому фронту. Положение противника усугублялось еще и тем, что Гитлер не имел возможности высвободить и бросить на юг какие-либо силы с других фронтов, а его ударные группировки на сталинградском направлении и на Кавказе вот-вот исчерпают свои резервы, выдохнутся и перейдут к обороне. Кроме того, конфигурация фронта позволяла подготовить и нанести охватывающие удары по флангам 6-й армии, которые прикрывали менее боеспособные румынские войска. В дальнейшем можно было развивать наступление на Ростов и отсечь всю кавказскую группировку врага.

Докладывая Сталину наметки плана будущей крупномасштабной операции, Жуков и Василевский также предложили с целью нанесения мощного удара по оперативному тылу группировки противника, действующей в районе Сталинграда, создать новый фронт в районе Серафимовича. Предполагалось, что для подготовки такой большой операции понадобится примерно полтора месяца. Всю операцию намечалось разделить на два этапа: первый – прорыв обороны противника, окружение его сталинградской группировки и создание прочного внешнего фронта, второй – уничтожение окруженного противника и пресечение его попыток извне деблокировать кольцо окружения.

Сталин обещал над планом подумать и подсчитать имеющиеся ресурсы.

13 сентября противник, вплотную подойдя к Сталинграду, начал его штурм. К 26 сентября он захватил центр города, но овладеть берегом Волги в районе Сталинграда ему не удалось. Войска 62-й армии генерал-лейтенанта В. И. Чуйкова, окруженные с трех сторон, стойко и мужественно отбивали все новые и новые попытки неприятеля рассечь ее на части и уничтожить.

Рокоссовский и Жуков, как этого требовал Сталин, немедленно вылетели на самолете Ли-2 в Сталинград. На аэродроме их уже ждали, и они сразу же отправились на наблюдательный пункт Сталинградского (теперь уже Донского) фронта, находившийся на левом крыле, возле Ерзовки. Оценив обстановку, Рокоссовский и Жуков пришли к мнению, что имеющимися силами не удастся ликвидировать коридор, отделявший войска фронта от 62-й армии. После этого они направились на командный пункт фронта, откуда Жуков хотел связаться с Василевским, находившемся на Юго-Восточном фронте у генерала Еременко. «С большим трудом мы узнали о том, что управление и штаб фронта генерала А. Еременко, вопреки требованиям Ставки, перебрались на восточный берег Волги, – рассказывал К. К. Рокоссовский генералу А. К. Сульянову. – Это, естественно, удивило нас обоих, ибо мы с Жуковым оставались сторонниками того, чтобы командующий оставался там, где сражаются его дивизии и армии, тогда сподручнее и управлять войсками, и владеть обстановкой. Потом Жуков рассказывал, как разозлился Верховный, требовавший “перетащить Еременко к Чуйкову”, т. е. на западный берег Волги»[95]95
  Цит. по: Сульянов А. К. Маршал Жуков. Слава, забвение, бессмертие. Минск: Харвест, 2002. С. 393.


[Закрыть].

К ночи на командный пункт фронта возвратился генерал Гордов.

– Я приказал войскам перейти к обороне, – доложил он Жукову. – Они понесли потери, но прорвать оборону противника не смогли.

– Чем вы объясняете это?

– У меня недостаточно артиллерии и минометов. Плохо с боеприпасами. Но главное – спешка! Не было возможности организовать взаимодействие, войска вступали в бой без подготовки, по частям.

– Кто же в этом виноват? – спросил Жуков.

– Я докладывал в Ставку, – ответил Гордов, – что времени на подготовку операции дали мало, но мне было приказано наступать немедленно.

В разговор вступил Рокоссовский, дотоле молчавший. В присутствии представителя Ставки ВГК Г. М. Маленкова он твердо сказал:

– Я поддерживаю генерала Гордова в необходимости тщательной подготовки наступления, обеспечения войск самым необходимым для боя. Одновременно прошу вас дать мне возможность самому командовать войсками.

Рокоссовского поддержал Маленков. Жуков, улыбнувшись, произнес:

– Короче говоря, хотите сказать, что мне здесь делать нечего. Хорошо, сегодня вечером я улечу.

И в самом деле, Жуков вместе с Маленковым улетел в Москву.

Специальная комиссия во главе с заместителем начальника Генштаба генерал-майором Ф. Е. Боковым проявила большую активность. В результате ее деятельности был откомандирован с фронта командующий 4-й танковой армией генерал В. Д. Крюченкин, а также намечались к откомандированию и другие командиры. «Чем руководствовалась комиссия Ставки, мне так и не удалось установить, – вспоминал Константин Константинович. – Но все же пришлось вмешаться и с разрешения Верховного Главнокомандующего ее работу приостановить. В той обстановке посылка Ставкой такой комиссии была не только нецелесообразной, но и вредной. Кроме того, этот факт убеждает, насколько сильны были тенденции Ставки вмешиваться в прямые функции командующих фронтами. Во всяком случае, решать такие вопросы надлежало бы тому, кто непосредственно руководит вверенными ему войсками и несет за их действия ответственность, то есть командующему фронтом».

О настроениях и чувствах, с которыми Рокоссовский начинал свою работу под Сталинградом, можно судить по письму, отправленному жене и дочери вскоре после прибытия на Донской фронт:

«Дорогие мои!

Перелет к новому месту совершил благополучно. Уподобился перелетной птице и потянул на юг.

К работе приступил с первого же дня и со всем остервенением и накопившейся злобою направил усилия на истребление фрицев – этой проказы. Прежняя вера в то, что недалеко то время, когда эта проказа будет уничтожена, не покидает меня, а с каждым днем все усиливается. Наступит время, и фрицы будут биты так же, как били их при Александре Невском (“Ледовое побоище”), под Грюнвальдом и еще много кое-где.

Теперь немного о себе. Здоров и бодр. Несколько дней жил в балке, в землянке, чаще бывал в разъездах. Теперь живу временно в деревянном домике. Вот это подлинная избушка на курьих ножках. Возможно, в недалеком будущем условия улучшатся, но некоторое время еще придется возвращаться в землянку.

Здешняя местность – это копия Даурии. И, когда я вылез из самолета, невольно стал искать глазами даурский городок. Растительности никакой. Голые сопки и степи. Уже несколько дней дует сильный ветер и поднимает столбы пыли. Придется заводить себе очки, а то начали болеть глаза. Зато зубы чистить не надо – прочищаются песочком, который постоянно трещит на зубах.

По вас скучаю очень сильно. Эта тоска еще усиливается сознанием большой удаленности… Душою же чувствую вас рядом с собой. Как живете вы? Пишите обо всем. Буду рад получить от вас весточку. Сознание того, что там, вдали, живут дорогие мне два существа, думающие обо мне, вливает тепло в мою душу, придает мне бодрости и сил»[96]96
  Цит. по: Кардашов В. И. Рокоссовский. 4-е изд. С. 276–277.


[Закрыть].

Сталин учел просьбу генерала Рокоссовского об усилении Донского фронта. Из 10-й резервной армии передавались шесть стрелковых дивизий (277, 62, 252, 212, 226, 333-я), а из Южно-Уральского военного округа перебрасывалась 293-я стрелковая дивизия. Одновременно из состава фронта в резерв Верховного Главнокомандования выводился 4-й танковый корпус[97]97
  См.: Русский архив: Великая Отечественная. Ставка ВГК. Документы и материалы. 1942 год. Т. 16 (5–2). С. 407–408.


[Закрыть].

Войска Донского фронта вели активную оборону. Прочно закрепившись, они все время держали противника в напряжении, атакуя его то в одном, то в другом месте и не давая ему возможности перегруппировывать силы. В самом Сталинграде между тем бои не прекращались ни днем, ни ночью, на улицах, в домах, на заводах, на берегу Волги. Гитлер требовал захватить Сталинград 20 октября. Однако противнику не удалось выполнить эту задачу. Более того, он не подозревал, что командование Красной Армии готовит крупное контрнаступление под Сталинградом.

Еще в начале октября Жуков и Василевский представили Сталину план-карту контрнаступления. На углу ее, наискось, Иосиф Виссарионович надписал: «Утверждаю». После этого, обращаясь к Василевскому, сказал:

– Не раскрывая смысла нашего плана, надо спросить мнение командующих фронтами.

Через несколько дней Жуков проинформировал о предстоящем наступлении и командующего Донским фронтом. Жуков не сообщил ни срока начала операции, ни других деталей плана, но с этого момента на фронте началась интенсивная подготовка.

Замысел операции (кодовое наименование «Уран») состоял в том, чтобы ударом левого крыла Юго-Западного фронта с плацдармов на южном берегу Дона в районах Серафимовича и Клетской и левого крыла Сталинградского фронта из района южнее Сталинграда в направлении на северо-запад разгромить войска, прикрывавшие фланги ударной группировки противника. В последующем, развивая наступление по сходящимся направлениям на Калач, Советский, окружить и уничтожить его главные силы, действовавшие непосредственно под Сталинградом. На долю войск Донского фронта выпадало нанесение двух вспомогательных ударов. Соединения 65-й армии совместно с соседней 21-й армией наносили удар из района восточнее Клетской на юго-восток с целью свертывания обороны противника на правом берегу Дона. В это же время 24-я армия должна была наступать вдоль левого берега Дона на юг, чтобы отсечь войска противника, находившиеся в малой излучине реки. Нелегкая задача выпадала 66-й армии: сковывать противостоящие вражеские части, ведя активные действия. Средств усиления этой армии не выделялось.

Войска Юго-Западного фронта и 65-й армии Донского фронтов должны были перейти в наступление 19 ноября, а Сталинградский фронт – 20 ноября. Переход в наступление с разницей в один день должен был ввести противника в заблуждение относительно конечной цели операции советских войск. Кроме того, войска Юго-Западного фронта находились на большем удалении от района Калача (места соединения фронтов), чем войска Сталинградского фронта.

Из состава Донского фронта на усиление Юго-Западного фронта, которому отводилась основная роль в предстоящей операции, по приказу Ставки ВГК были переданы 25 октября четыре стрелковые дивизии (226, 293, 333 и 277-я), 4-й танковый и 3-й кавалерийский корпуса, несколько артиллерийских и истребительно-противотанковых артиллерийских полков и др.

К началу контрнаступления войска Юго-Западного, Донского и Сталинградского фронтов насчитывали 1103 тыс. человек, 15 501 орудие и миномет, 1463 танка и САУ, 1350 боевых самолетов. Им противостояли итальянская 8-я, румынские 3-я и 4-я армии, немецкие 6-я полевая и 4-я танковая армии группы армий «Б» (генерал-полковник М. Вейхс); всего более 1011,5 тыс. человек, 10 290 орудий и минометов, 675 танков и штурмовых орудий, 1216 боевых самолетов[98]98
  См.: История Второй мировой войны 1939–1945. В 12-ти томах. М.: Воениздат, 1976. Т. 6. С. 35.


[Закрыть]. По живой силе соотношение сил сторон было равным. По артиллерии и минометам советские войска превосходили противника в 1,5 раза, по танкам и САУ – в 2,1 раза, а по самолетам – в 1,1 раза.

Одновременно с операцией «Уран» велась подготовка к проведению операции «Марс» силами Калининского и Западного фронтов с целью обеспечения действий войск на сталинградском направлении. Противник располагал сведениями о подготовке этой операции. По свидетельству одного из бывших руководителей разведки органов госбезопасности П. А. Судоплатова, советское командование заблаговременно приняло меры для того, чтобы с большей надежностью исключить переброску немецких резервов с западного направления на южное. Через агента-двойника Александра Демьянова (Гейне, известен немецкой разведке как Макс) руководству вермахта 4 ноября была подброшена «информация» о том, что «Красная Армия нанесет удар 15 ноября не под Сталинградом, а на Северном Кавказе и под Ржевом»[99]99
  См.: Судоплатов П. Разведка и Кремль. Записки нежелательного свидетеля. М.: ТОО «Гея», 1996. С. 188.


[Закрыть].

Наступление войск Калининского и Западного фронтов началось 25 ноября, в то время, когда под Сталинградом была окружена 6-я армия врага. И хотя операция «Марс» завершилась неудачей, а войска обоих фронтов понесли большие потери, Верховное командование вермахта не смогло за счет группы армий «Центр» усилить свою группировку под Сталинградом. Противник не ожидал здесь удара. «Мы абсолютно не имели представления о силе русских войск в этом районе, – писал начальник штаба оперативного руководства Верховного командования вермахта генерал А. Йодль. – Раньше здесь ничего не было, и внезапно был нанесен удар большой силы, имеющий решающее значение»[100]100
  Цит. по: Шиманский А. Операции на окружение // Военно-исторический журнал. 1971. № 9. С. 18.


[Закрыть].

Но мы забежали немного вперед.

Войска Донского фронта под руководством своего командующего напряженно готовились к контрнаступлению. Рокоссовский непрерывно находился в войсках, проверяя их готовность к операции. В половине шестого утра 19 ноября генерал Рокоссовский выехал на вспомогательный пункт управления в 65-й армии, чтобы оттуда наблюдать за действиями войск. В это время повалил густой крупный снег, который смешивался с туманом. В результате видимость не превышала 250 метров. В таких условиях действия артиллерии очень затруднены, а применение авиации исключено. Однако откладывать начало наступления нельзя было. В точно установленное время началась артиллерийская подготовка, продолжительностью 80 минут. После этого в атаку пошли пехота и танки, которые в течение дня смогли продвинуться всего на 3–5 км. Такой низкий темп был обусловлен тем, что артиллерийская разведка не сумела вскрыть с необходимой полнотой огневые средства врага, но в этом винить ее нельзя. Характер местности не позволял войсковой разведке проникнуть через высоты, за которыми располагалась основная оборона противника. На общих результатах разведки отрицательно сказалось отсутствие артиллерийской корректировочно-разведывательной авиации. Плотность артиллерии, которой не хватало, на направлении главного удара 65-й армии была недостаточно высокой – всего 118 орудий и минометов на 1 км фронта[101]101
  См.: Надысев Г. С. На службе штабной. 2-е изд., испр. и доп. М.: Воениздат, 1976. С. 84.


[Закрыть].

Более успешно действовали главные силы Юго-Западного фронта, которые на рассвете 19 ноября после мощного огневого удара прорвали оборону румынской 3-й армии. Это позволило войскам 5-й танковой и 21-й армий вырваться на оперативный простор. 20 ноября в контрнаступление перешли войска Сталинградского фронта, сумевшие к середине дня также прорвать вражескую оборону.

Утром 22 ноября после часовой артиллерийской подготовки началось наступление 24-й армии Донского фронта. Но ее войска не сумели прорвать хорошо укрепленную оборону противника, но заставили его оттянуть сюда непосредственно из-под Сталинграда несколько дивизий. Это способствовало успеху 66-й армии генерала А. С. Жидова, которая наступая на город вдоль берега Волги, значительно продвинулась вперед. Однако вскоре она была остановлена противником на рубеже бывшего среднего укрепленного обвода. Соединения 65-й армии форсировали Дон, но также уперлись в сильно укрепленную вражескую оборону.

Сталин, выслушав по ВЧ доклад Рокоссовского о причинах медленного продвижения войск 66-й армии, спросил, что представляет собой командующий. В ответ на положительную оценку Сталин сказал:

– Лично переговорите с Жидовым о замене его фамилии на Задов.

Рокоссовский поначалу не понял Сталина, а поэтому крайне удивился такому предложению.

– Товарищ Сталин, командарм не принадлежит к тем, кто пятится задом. Жидов армией командует уверенно.

– Вы, по-видимому, не поняли меня, товарищ Рокоссовский. Никаких претензий к Жидову как к командующему у меня нет, но в армии некоторую роль играет и то обстоятельство, как звучит фамилия военачальника. Потому-то следует уговорить Жидова заменить фамилию на любую по его усмотрению.