Текст книги "Фустанелла"

– Вас? Вы сами наставник.

– Потому и понимаю, что каждый мой послушник одновременно и мой учитель.

– А чему вас может научить, к примеру, неверующий?

– Терпению.

– А глупый?

– Молчанию.

– А злой?

– Тому, что неверующий и глупый зачастую злы…

– А если вы столкнетесь со злодеем, поможет ли вам ваша вера?

– Это промысел Божий. Надеюсь, что поможет. Буду защищаться как умею. Коль увижу, что злодей силен и коварен, – постараюсь действовать его же оружием, хитростью. Подобно ветхозаветному Иосифу, хитростью проучившему братьев своих, умышлявших зло. А если увижу, что зло одолевает, то предамся на милость Господа.

В поучительных беседах с отцом-настоятелем прошло больше трех месяцев. А потом отец Адониса совсем захворал. Пришлось оставить наемничество, вернуться из монастырских угодий к привычному труду и хлопотам.

А спустя еще два месяца до Крита долетела страшная весть о том, что Муссолини объявил ультиматум и потребовал от Греции часть территорий, и на притязания дуче греки ответили решительным «Охи!»[8]8
  «Oхи» – «нет» по-гречески. Один из самых важных государственных праздников в Республике Греция называется «День Охи».


[Закрыть].

Артиллерия Муссолини сравняла с землей приграничные с Албанией заставы. Затем итальянские стрелки-берсальеры перешли через границу и напали на греков. Началась война…

Глава 3. Сэр Том

Весть о начале войны пришла в октябре, когда амбары крестьян были полны зерна, горшки засыпаны виноградом, а пифосы и амфоры залиты оливковым маслом.

У подножия горы Кедрос, господствующей над долиной Амари, все лето и начало осени в тени кипарисов цвели орхидеи. Своим благоуханием они наполняли воздух приятным ароматом и беззаботной негой. Томное солнце ласкало кожу путника и склонило бы его на умиротворенный сон, если бы этим путником не был деятельный и настырный сэр Том.

Том Браун, офицер Управления специальных операций английской разведки, хоть и прослыл искренним эллинистом и знал об истории Греции, пожалуй, даже больше почитаемого им лорда Байрона, выполнял на Крите особую миссию. Она занимала его помыслы практически целиком, если не считать увлеченности греческой красавицей Катериной.

Война началась, и события развивались бурно. Нильской армии, переброшенной в континентальную Грецию по просьбе короля эллинов Георга II, марионетки Британии, в скором времени могли дать пинка под зад. Точно так же, как дали в Дюнкерке. И тогда пришлось бы эвакуироваться.

Прикрывать отступление должны аборигены! А кто же еще! Так было во все времена. Во время Дюнкерка, на последнем рубеже остались незадачливые французы, сложившие головы, дав уйти союзникам.

Но стоит ли считать поражение от стран «оси» неминуемым?! Конечно нет. Тому Брауну приказали найти пути отхода через Белые горы к бухтам Ливийского моря на крайний случай.

И хотя перспективы для англичан и контингентов из стран Содружества рисовались отнюдь не радужные, паниковать не стоило. Положение все еще было не критическим.

«Этот старый лис Черчилль еще обведет всех вокруг пальца. Гитлера, Сталина, заключивших секретный пакт, и этих зазнаек-янки, которые уже не смогут отсидеться за океаном и откупиться своими долларами», – убеждал сам себя Браун.

Но все же… Для многих воздух в Греции запах катастрофой, невзирая на благоухание всех полевых цветов. Особенно после вступления в войну на стороне Германии и Италии реваншистской Болгарии, которая уже наложила лапу на Македонию и нанесла удар исподтишка, прорвав вместе с немцами укрепления линии Метаксаса.

В Лондоне полагали, что британский флот все еще господствует в Средиземноморье. А значит, в случае чего можно было повторить Дюнкеркскую операцию и покинуть Грецию, укрывшись в Египте. Там полагали, что отступление прикроют греки. Их считали пушечным мясом, даже не думая усиливать вооружением. Остановили же они как-то Муссолини. Значит, смогут хоть какое-то время продержаться и против немцев. Хватит и одной недели.

Конечно, теперь он, Том Браун, ключевая фигура. Резидент на Крите в одночасье превращался в важную шишку!

Войска, если решение об отступлении будет принято, переправят поэтапно. Через Крит. Так было сказано в шифрограмме. Немцев следовало задержать на Крите, превратив остров в неприступную крепость.

Атака гитлеровского морского десанта конечно же захлебнется. Огонь береговой артиллерии сокрушит натиск итальянских фрегатов и немецких катеров. Аэродромы – под контролем британской армии. Господство в воздухе обеспечат зенитчики. Все будет готово, фюрер обломает зубы о скалы Крита. Если, конечно, не предпримет нечто такое, чего никто не ожидает…

Как хорошо, что некуда больше бежать, кроме Крита! Как возрастает его роль. Из обычного резидента Том Браун в одночасье превращался в ключевую фигуру исторического момента, в вершителя судеб и корректировщика глобальных планов. От его сведений и рекомендаций теперь многое зависело. Именно Криту было предначертано судьбой превратиться в неприступный бастион. И встретить врага во всеоружии!

«А если гитлеровцы все же прорвут оборону? – сомневался Том Браун и тут же отвечал сам себе: – Ничего! Я все равно буду объявлен спасителем народа, достойным своего рыцарского титула, ведь именно я укажу армейским генералам маршруты отхода!»

Сэр Том уже сомневался, что фортификации на севере острова не имеют бреши. Греки, неплохие вояки, которые смогли сдержать итальянский натиск в Эпире, все-таки капитулировали после прорыва линии Метаксаса на болгарской границе. Они еще оказывали сопротивление, но генералитет уже колебался и склонялся к капитуляции.

Экспедиционный корпус англичан и австралийцев ситуацию не переломил. Напор Гитлера усиливался, и отбивались от него уже хаотично лишь в Аттике и на Пелопоннесе. Не ровен час и последняя линия обороны будет прорвана, а это означало, что немцы выйдут к южному побережью – они оказались на порядок сильнее и организованнее. Греки же – эти поборники свободы – слишком пренебрежительно относились к дисциплине. Они неуправляемы и импульсивны, как всякий южный народ. Что же до англичан, то что бы там ни обещал начальник имперского генерального штаба Джон Дилл, все, в том числе и греки, понимали, что количество королевских дивизий никогда не будет достаточным. Англичане хотели вредить немцам в основном чужими руками, но те сосредоточили в Греции свои отборные силы, превышающие обороняющиеся в несколько раз. Из этого следовал неутешительный вывод – пора было драпать.

Том Браун был одним из немногих осведомленных людей на острове. С каждым днем он понимал, что эвакуация становится неизбежной и единственным удобным укрепрайоном для этого являлся Крит с его эшелонированной обороной.

Передовые батальоны уже закрепились на севере острова, окопались вокруг аэродромов, вырыли с помощью критян траншеи в местах предполагаемой высадки десанта и налаживали системы снабжения. При неблагоприятном стечении обстоятельств флот должен переправить армию в Египет. И эти обстоятельства наступили быстрее, чем кто-либо предполагал. К концу апреля 1941 года…

Тайные тропы через ущелья и Белые горы – вот что предстояло разведать Тому в ближайшие дни. В этом ему вызвался помочь малолетний братец Катерины, который бахвалился без устали, что пасет своих овец в ущельях вместе с каким-то всезнайкой Адонисом, который рыбачил в укромной бухте за горами и проложил, словно Вергилий, путь к заветным проходам, скрытым даже от глаз старожил тайными тропами.

Глава 4. Линос

– Познакомишь меня со своим другом, Адонисом, тем парнем, что устроил тогда, до войны, знатный ужин. Я до сих пор, когда вспоминаю вкус той рыбки, – слюнки текут! Хочу его отблагодарить! – попросил как бы невзначай Линоса Том.

Линос посмотрел на сестру, будто бы ожидая одобрения, но не нашел в выражении ее лица ни тени хоть какого-нибудь, пусть даже малейшего интереса. При упоминании имени его друга Адониса, по уши влюбленного в нее, сестра все так же зачарованно рассматривала какие-то булыжники, откопанные сэром Томом, словно и не слышала вовсе о самой животрепещущей новости всей деревушки про мобилизацию всех мужчин, про отправку Адониса и других парней и мужчин на фронт.

– Думаю, ему сейчас не до знакомства с вами, сэр Том, – с сожалением и вместе с тем с некой бравадой произнес Линос.

– Отчего же? – не сразу смекнул англичанин.

– Адониса забирают в эвзоны! Вы наверняка слышали, это элитное подразделение пехоты, куда набирают только горцев, крепких духом и телом!

– Вот как! – покачал головой сэр Том. – Значит, и тебя скоро призовут! Ты тоже крепыш!

– Хотелось бы в это верить! – с сожалением вздохнул Линос. – Но отец говорит, что справятся без меня. Я нужен здесь.

– Да не ври ты, просто молод еще, вот и не берут! – передразнила брата Катерина.

Сэр Том сгладил неодобрительную реакцию парня на замечание сестры, высказав разочарование:

– А я надеялся поговорить с ним о тропах через ущелье к бухтам Ливийского моря. Как жаль, по моим данным, именно там стоит искать сокровищницы Минойской эры. Придется пригласить другого проводника, боюсь, что без протекции меня разуют на целое состояние.

– Не беда, мы с Адонисом не раз пасли стадо в горах, он рассказывал мне о тропе через Белые горы. У меня отличная память. Я смогу ее найти по ориентирам, которые у меня вот здесь. – Линос постучал по виску, уверяя тем самым, что не подведет англичанина, если тот доверится ему и изберет своим проводником.

– Хорошо, если это действительно так! – Он похлопал Линоса по плечу и пообещал целый фунт за столь сложную работу.

– Знал бы Адонис, что можно так легко заработать целый фунт! – не сумел скрыть своего восторга Линос.

– Думаешь, он не записался бы в солдаты? – пошутил сэр Том.

– Я так не думаю, к тому же он теперь не обычный солдат, а эвзон! – взъерошился Линос. – Адонис не такой. Деньги для него ничего не значат. Всю свою выручку он тратит на больного брата и слепого отца.

– А как же новые сапоги? – вдруг припомнила Катерина, ухмыльнувшись уголком рта.

– Он это сделал тоже не для себя! – обиделся Линос, но не стал развивать тему, чтобы не выдать чувства друга перед чужестранцем. Потом отвернул взгляд от бестактной сестры и продолжил свой разговор с сэром Томом, не обращая на нее внимания. – Адонис записался добровольцем в префектуре еще месяц назад. Из-за войны попасть в эвзоны оказалось немного проще! Я не ожидал, что так быстро все решится! После краткосрочного курса подготовки ему выдали царухи[9]9
  Царухи – парадная обувь эвзона, один из атрибутов национального костюма греков, кожаные ботинки-сабо с черными помпонами.


[Закрыть] с помпонами, подвязки и красный берет с длинной кистью, похожей на конскую гриву!

– Не очень-то удобная, устаревшая экипировка, – высказал свое мнение англос. – Она не спасет.

– Зато красиво! – У Линоса зажглись глаза, и он вдруг обратился к сестре, забыв обиду: – Представляешь, Катерина, как он сейчас выглядит?! Новобранцам разрешили надеть парадную форму и отпустили по домам в увольнение. Чтобы родные могли проститься. Сейчас самый разгар застолья. Обе наши деревни прощаются с парнями. Там музыка и яства. Отец Георгиос наставляет будущих героев! Эх, повезло Адонису. У него рост, как у Геракла, а стать, как у Посейдона. И возраст подходящий. Меня бы, наверное, не взяли в эвзоны, даже если бы исполнилось восемнадцать! Ростом не вышел…

Катерина отнеслась с явной прохладцей к эмоциональному рассказу брата и проигнорировала его горячее желание немедленно отправиться на проводы новобранцев в одну из рыбацких таверен.

– Ты и и впрямь не хочешь попрощаться с Адонисом? Ему было бы приятно тебя увидеть перед отправкой на фронт, – нахмурив брови и не ожидая положительного ответа, спросил Линос. Безразличие сестры бесило его, но он силился не выдавать свою злобу при сэре Томе. К чему археологу знать о том, что касается симпатии его друга, ведь у него на уме одни камушки да развалины!

– Там будут все эти приезжие из Ретимно и Ханьи, что не стесняются раздевать меня глазами даже при нашем отце! Нет, не хочу, – наотрез отказалась Катерина. – А ты, если хочешь, можешь туда отправиться!

– Легко сказать! – посетовал Линос. – Что скажет отец, когда узнает, что я за тобой не присматриваю?

– Так скажи ему, что я осталась у тетки Зои, – придумала Катерина.

Линос не долго сопротивлялся. Чувство долга перед отцовским поручением вмиг улетучилось, как только отыскался повод его нарушить.

Кто знает, какая судьба ждала его друга на материке. Адонис прославится или падет как герой! Он такой. Иного не дано. Он настоящий друг. И когда он вернется с победой, то никогда не будет кичиться своим превосходством. Вот тогда-то Катерина и будет кусать локти и вспоминать, как отвергала его ухаживания! Великодушный Адонис конечно же не будет держать обиды! И они еще погуляют на роскошной свадьбе в деревенской таверне, и это будет самая красивая пара во всем мире…

С этими мыслями Линос мчался что было сил в сторону деревни, где женщины, обливаясь слезами, провожали мужчин на войну…

Как только простыл след брата, Катерина погладила копну рыжих волос англоса. Сэр Том не отпрянул. Посторонних не было. Можно было предаться обуревающему обоих чувству. Стесняться было некого и нечего…

– Ты не жалеешь? – Том погладил ее волосы, присел на огромную глыбу и закурил.

– Ни капельки, – улыбнулась девушка.

– И все же мы поступаем опрометчиво, воздух пахнет войной.

– Я чувствую только запах цветов, а на сыроварнях запах коз! – звонко засмеялась Катерина. Ее беззаботный смех мог подействовать расслабляюще, но Том Браун каждую секунду помнил о своей задаче.

– Как жаль, что этот Адонис не сможет помочь. Твой брат еще слишком молод.

– Молод, но не настолько глуп, чтобы не запомнить тропу. У Адониса и вправду любое дело спорится. И он доверяет брату, если Линос сказал, что знает дорогу к бухте, значит, так оно и есть!

– Ну хорошо… Коли так.

– Как думаешь, мы быстро разобьем немцев, так же как итальянцев? – вдруг поинтересовалась Катерина.

Тут сэр Том понял, что девушка не просто наивна, но и невежественна в своем незнании.

– Если бы греки воевали только с итальянцами, то столицей Греции мог бы стать Рим. Все гораздо сложнее, девочка, гораздо сложнее…

– Ты стал меньше рассказывать о реликтах Кносса и Минойско-Критской эпохи и больше – о политике! – с сожалением высказала свое мнение об очевидной перемене Катерина.

– Кому нужны развалины, когда на наших глазах все превращается в руины?.. – задумчиво изрек Том Браун и затушил окурок об осколок амфоры с изображением быка, с которого еще вчера едва ли не сдувал пылинки. Времена изменились. А Катерина его теперь раздражала…

Глава 5. Троян

СССР, Москва,

5-е управление Наркомата обороны СССР

– Троян Иван Васильевич, 1906 года рождения. Из семьи середняков. Воинское звание – майор. В Красной армии с 1928 года. С 1937 года по 1939 год участвовал в гражданской войне в Испании – командир разведывательно-диверсионного корпуса «Четырнадцатый специальный» на Каталонском направлении, в Андалузии, Эстремадуре и на Центральном фронте. Проявил себя исключительно с положительной стороны. Беззаветно предан делу партии и народа, зарекомендовал себя как специалист экстра-класса в подрывном деле – мосты, эшелоны, конвои. Владеет приемами джиу-джитсу, дзюдо и «борьбы в одежде» самбо Харлампиева, тренера «Крыльев Советов». Обладает навыками стрельбы по-македонски – способен вести огонь с двух рук на ходу с поразительной точностью. Незаменим как организатор. Принимал участие в обучении боеспособных подразделений. Курировал создание партизанских формирований в тылу франкистов. С 1939 года в разведуправлении РККА. Откомандирован к нам в иностранный отдел по вашей прямой разнарядке. Столкнулись с противодействием его прямого командира. По вашей рекомендации пригрозили ему разоблачением связи с троцкистами. Скрипя зубами выписал предписание, – доложил адъютант, изобразив льстивую улыбку, и прихлопнул папку с личным делом офицера.

– Знаком с ним. По Испании. Сорвиголова. Рисковый, черт! Да и фамилия у него подходящая для заброски в Грецию – Троян! – покачал головой глава ведомства.

– Не понял, товарищ армейский комиссар 2-го ранга.

– Легенду о троянском коне не знаешь? Трою данайцы взяли благодаря хитрости. Осада ни к чему не привела, вот они и смастерили деревянный истукан огромных размеров в виде коня. И посадили внутрь отборных воинов. Троянцы затащили идола в город. А ночью притаившиеся воины вылезли наружу и открыли ворота. Слыхал об этом?

– Никак нет!

– Ну и хорошо… – задумчиво изрек начальник и, почесав лысину, достал из пачки папиросу. – Поручи иностранному отделу подготовить заброску группы. Снаряжайте самолет. Загрузите под завязку оружием, провиантом, папиросами – это для завязывания знакомств. Там англичане кируют. Надо это исправлять… Спляшем в Греции «Тарантеллу»[10]10
  Тарантелла – название операции внешней разведки Советского Союза с 1930 по 1945 год, основной целью которой являлся контроль за деятельностью английской разведки в отношении СССР. Данные, полученные от разведчиков, доставлялись непосредственно И. В. Сталину.


[Закрыть] вместе с НКВД, доверяют нам в Главном управлении госбезопасности.

– Понял…

– Да уж. Оправдать бы доверие это. Там у них так: не оправдал – голова с плеч. А Трояну скажи, чтобы сформировал группу из проверенных кадров, без самодеятельности. И пусть всех кандидатов согласует со мной.

– Есть, товарищ армейский комиссар…

Иван Троян понимал, с кем имеет дело. Знал он также, что предстоит серьезная работа. Офицер всегда едет туда, куда родина пошлет. А он не дезертировал бы, даже если б его послали в самое пекло.

В Испании он поладил с республиканцами и иностранными добровольцами, но, прибыв домой, опасался, что каток репрессий в РККА может пройтись и по нему. Хотя бы за то, что отказался в Мадриде сделать одну черную работенку – ликвидировать «троцкиста» по заданию НКВД. Сказал, что у него начальники свои, армейские.

«Троцкист» этот был героем и не раз выручал на самых рискованных заданиях. Как мог он отплатить черной неблагодарностью?! Правда, нашлись исполнители. Но главное, что это сделал не он. Его совесть чиста.

В Москве Трояна не тронули. Каток раздавил армейских шишек поважнее его, мелкой сошки. Тухачевского вон не пощадили. Хотя, может, и на самом деле тот занимался вредительством, ведь развитие бронетанковых войск шло в бесполезном русле. Легкая броня и короткие пушки наших машин действительно делали их уязвимыми, и никакая маневренность им не помогала…

Сам черт ногу сломит. Кто теперь разберет, где друг, кто враг… А может, небесная кара настигла командарма за применение химического оружия против восставших крестьян Тамбова и за расстрел заложников – членов семей восставших в селах.

Как еще отца Трояна миновала сия незавидная участь. Определили тогда его семью как середняцкую. А ведь прятал батя хлеб, умел прятать и молчать, чтобы выжили детишки. От него и Ивану передался талант маскироваться. Иначе никак.

Троян многое видел, все замечал, он стал настоящим спецом, и именно это его спасало не раз.

В политике он понимал немного, но точно знал, что английская разведка в Греции вряд ли будет рада появлению русской миссии. Но на то они и англичане, чтобы их обойти. Полагаться на их гостеприимство, а именно они пока хозяйничали в Элладе, было бы верхом беспечности.

Иметь таких союзников – и врагов не надо! Они уже показали все свое нутро, когда удирали с Дюнкерка. Пока грузились на эсминцы и гражданские посудины, выставили французов живым щитом!

«Томми» видят в союзниках только мясной фарш, а во врагах – простофиль. Греки для них – расходный материал. Как, впрочем, и русские, которых Черчилль с превеликим удовольствием бросил бы в пасть фюреру, чтоб тот подавился или сломал зубы, заточенные для «островных обезьян», как пренебрежительно Берлин называл англосаксов. Да, с англичанами надо держать ухо востро… Но вовсе не в них была главная проблема…

По приказу командования Троян приступил к набору группы. Утвердить ее состав в ведомстве военной разведки РККА не составило бы большого труда, если бы не согласование каждой персоналии команды в Главном управлении госбезопасности НКВД, отвечающем за внешнюю разведку. Ему надо было отстоять каждую свою кандидатуру. Для них главное – благонадежность. А для него – человеческие и профессиональные качества.

Еще в испанский период Троян наблюдал несостыковки и откровенный разлад в действиях служб, особенно когда начались репрессии. Под молот разоблачений, особенно после провальной финской кампании, попали опытные кадры. Тех, на кого военачальники, приближенные к вождю, списывали свои неудачи, ожидали безжалостные жернова, перемалывающие не только тела, но и души.

Стоило сказать правду, и ты мог попасть в немилость. В лучшем случае. Но он все равно предупреждал о том, что не хотели видеть. Он докладывал, невзирая на политическую конъюнктуру, передавал данные о линии обороны финнов, о количестве дзотов и сосредоточении дивизий, о том, что население вовсе не собирается встречать цветами освободителей… Как-то даже попал под прессинг за излишнее рвение. Все могло закончиться и пулей в затылок. Но пронесло и в тот раз.

Наступили времена настоящей войны, у порога дома. И эта война была чревата самыми страшными последствиями для государства и его вождей. Вот почему монстры на время успокоились.

Когда стало понятно, что оперативную информацию больше некому правильно анализировать, они спохватились. Набирать в военную разведку исключительно благодаря пролетарскому происхождению – верх глупости. Здесь в первую очередь требовалась реорганизация и постоянная борьба за каждого спеца в отдельности.

Ивану Васильевичу это было ясно как божий день. Но знал он и этих кабинетных крыс. Не любил он высокое начальство.

Даже поручительство могло обернуться во вред, играть нужно было тоньше. Троян не был знатоком аппаратной возни, интриги не были его инструментом в подковерных склоках. Но командир знал наверняка: без радиста, который воспринимает на слух не меньше трехсот знаков в минуту, без инженера-подрывника и без носителя языка, такого как Николаос Романопулос, Коля, как он по-русски называл чистокровного грека, ему в горах Эпира и Фессалии не обойтись… Именно Коля был мастером на все руки. Он мог выполнять не только функции переводчика, но в случае чего – заменить радиста и даже снайпера.

Николаос был настоящим полиглотом, он происходил из понтийских греков, вынужденных бежать в Россию после резни, устроенной турками в южном Причерноморье.

Семья Романопулосов обосновалась в Абхазии, именно оттуда Николаос призвался в армию и был определен в разведку по протекции Трояна, испытывавшего перед засылкой в Испанию настоящий дефицит кадров.

В армии Николай быстро привык к русскому имени и проявил себя исключительно храбрым воином. Но по возвращении из Каталонии вместо гарантированной правительственной награды, представление на которую подал командир легендарного диверсионного отряда, Николаос попал в НКВД по надуманному обвинению в шпионаже.

Тогда НКВД по прямому поручению Сталина депортировал всех греков мужского пола, проживавших в СССР, вне зависимости от прежних заслуг перед родиной, поголовно. Разоблаченные в «греческом заговоре» подлежали расстрелу или высылке.

Троян начал поиски. И не побоялся указать имя Романопулоса в своем списке. Эта протекция могла вылиться боком поручителю, но боевой командир рискнул и очень скоро оказался на ковре у высшего руководства.

– Иван! Что ты творишь? – Армейский комиссар – глава 5-го Управления Наркомата обороны – нервно макал в чернильницу свое перо, будто бы собираясь поставить свою визу на документе. Он склонился над рапортом подчиненного и пытался всеми силами своих неоспоримых аргументов вразумить майора. – А ты в курсе, что конструктора двигателя для Т-34 арестовали только потому, что он грек, и расстреляли его по плану, понимаешь, по плану. План, мать твою, план есть у них. Только напротив каждого десятого грека пишут – выслать. Остальных – расстрелять, ты это хоть осознаешь?

– Так, значит, шанс, что он жив, все же есть. Гипотетически… – вставил Троян, пренебрегая субординацией.

– Шутишь? – насупился армейский комиссар, но все же призадумался. – Или издеваешься? Или не боишься ничего и никого?

– И как я обойдусь без переводчика? – стоял на своем Троян.

– Найдешь на месте.

– Может, попросить в Абвере или у англичан? – ерничал Троян, стоя при этом в положении «смирно».

– Ты давай без своих штучек-дрючек! Тоже мне клоун глумливый, – повысил голос начальник Управления военной разведки. – Оставь свой юмор до лучших времен. Мне не до шапито. Хочешь и сам загреметь, и меня под раздачу подставить! Слышал, что со «Стариком» сделали? Ян Карлович – троцкист! Подумать только! Он нас создал фактически, в благодарность – прямо на полигоне в расход! Что творится, не видишь?

– Романопулос – не враг, Федор Кузьмич, – твердо отрезал Троян. – Он свой и всегда был своим. Это ошибка.

– Ты полагаешь, что партия и ее инструмент НКВД могут ошибаться? – сощурил глаз начальник ведомства, немного опомнившись от своей тирады в защиту бывшего начальника, угодившего в расстрельные списки сразу по возвращении из Испании.

– Я полагаю, что судьба не ошибается, товарищ армейский комиссар 2-го ранга, а Николаос считался в отряде счастливчиком. Его ни пуля, ни осколок не брали. Он как заговоренный, в группе его называли Неваляшка. Такой позывной просто так не дают. И он за свой героизм и отвагу был представлен к ордену Красного Знамени.

– Да помню я, помню… После отпуска должны были вручить. И удостоверение в столе со штампом… – почесал затылок глава Управления. – Не проще ли подыскать замену?

– Где? Если девять из десяти греческих мужчин, по вашим же данным, расстреляны? – поставил в тупик горькой правдой Троян.

– Ладно, постараюсь что-нибудь сделать, но, думаю, все это зря. Опоздали мы, – вздохнул армейский комиссар и махнул рукой, показав Трояну на выход. Правда, тут же вскочил и догнал майора.

Почти в дверях начальник шепнул Трояну на ухо:

– Ты это… Забудь все, что я тебе тут в сердцах наговорил. Особенно про расстрелянного Старика. И поменьше языком тряси… А то загремим все вместе… Попадем под раздачу ни за что ни про что. Ну посуди ты сам, даже если ты его вытащишь всеми правдами и неправдами – думаешь, он будет благодарен за истребление своего народа? Сбежит – а нам отвечать…

– Греку теперь некуда бежать, Федор Кузьмич. С родных мест выгнали турки. Мы, приютив, обманули, а историческую его родину топчет фашистский сапог. Грек должен освободить свою землю, и мы ему в этом поможем. Авось тогда простит нас. Мы на одной стороне, – заключил Троян и отдал под козырек, прощаясь.