Текст книги "Апокриф"

* * *

Послушайте, Кафорс, а сами вы не думали об альянсе с радикал-демократами? – допытывался Ланцер, – хотя бы временно?

– Думал, разумеется. Не годится! Лично мне не годится.

– Почему?

– Вы знаете, Ланцер, кто у них главные авторитеты в области политической теории?

– Эм-м-м… Глаер, кажется, и еще этот, соллиец с невероятной какой-то фамилией: Кардж… Карлр… Убейте, не вспомню, а главное – не произнесу!

– Калрд-жыж-ныж – по слогам, но без запинки отчеканил Кафорс.

– Господи! Как вам это удалось? – искренне восхитился начальник Генштаба.

– Куда деваться… Работа такая! – с наигранной скромностью отозвался шеф ФБГБ. – Дело, однако, не в фамилиях, а в том, что эти господа проповедуют. Одна из их проповедей такова: «история творится энергией масс». В моей терминологии – толпой. И, в общем-то, они правы. Если толпу спустить с цепи, обязательно выйдет какая-нибудь история. Однако, не для всех интересная и приятная. Достаточно вспомнить Великую Калгьгскую революцию или наше Славное Народное Восстание… А Большая Смута в Соединенном Королевства, разве лучше?.. Могу продолжить…

– Нет, Кафорс, эм-м-м… экскурсов в историю не нужно. Вы, пожалуйста, в применении к поставленному мною вопросу…

– Хорошо, хорошо генерал! Сейчас поясню… Видите ли, концепция политического переворота, которой придерживаются радикал-демократы, подразумевает возбуждение этих самых масс (простите за эвфемизм!) и снесение с помощью данной силы всей нынешней политической структуры. В общем, метод весьма эффективный. Однако, этому процессу обычно, а точнее – всегда, сопутствуют явления, которые лично меня никак устроить не могут. Вы замечали, генерал, что «гнев народа» в таких случаях обращается, прежде всего, на два объекта, а именно – на памятники, водруженные прежним режимом, а также на полицию и спецслужбы? Снос памятников я еще как-нибудь переживу, а вот уже второе за мою жизнь уничтожение ведомства, которому служу верой и правдой – вряд ли. Возможно, даже в самом прямом, физическом смысле этого выражения. Ведь вас генерал, если вы вовремя, как это называется, «встанете на сторону восставшего народа», будут приветствовать радостными кликами и носить на руках. В будущем учебнике истории назовут как-нибудь… «генерал революции» там… или что-то в этом роде… Солдатам вашим, если вы им прикажете не стрелять, цветочки в стволы автоматов будут засовывать, а в стволы танковых пушек – так целые букеты… И пойдете вы благополучно служить новым хозяевам. Плавали – знаем! А меня, простите, по одному месту мешалкой! Я для них – жупел. Меня на новую работу никто не пригласит. В лучшем случае опять выгонят на улицу без средств к существованию. В худшем – посадят или пристрелят. И все это за то, что я, как и вы, заметьте, честно исполнял свой долг. Потом, почти сразу, новой власти потребуется своя собственная спецслужба, чтобы давить политических противников и как минимум иностранных шпионов обезвреживать. И они срочно начнут ее городить, еще мощнее и страшнее… Но для меня это будет слабым утешением, потому: либо – могила, либо – узилище, либо – люстрации и прочие демократические изыски… Я осторожно зондировал этот вопрос. Слышать ничего не хотят маргиналы паршивые! Есть там, конечно, и люди взвешенные, но, пребывая в стае, маневра не имеют. «Вы же понимаете, господин Кафорс, меня не поймут… К сожалению, гарантировать ничего нельзя…» И все такое… В общем, положение у меня, Ланцер, хуже президентского, во всяком случае – не лучше. Вот и приходится играть свою игру. Искать надежных людей и надежных гарантий. Другого мне не дано. Кстати, генерал, не очень-то надейтесь на радостные перспективы, которые я нарисовал вам в очередном «демократическом будущем». Вы можете и не угадать. Или опоздать… Или поспешить… И тогда в будущих учебниках истории про вас напишут совсем другое…

– Эм-м-м… Оставьте свою пропаганду, Кафорс, я свой выбор уже сделал. Излагайте ваш план.

– Лады! Основная идея: столкнуть три заговора – президентский, маршала Венара и радикал-демократов, чтобы выиграл четвертый – наш с вами.

– Конкретнее, пожалуйста!

– Хорошо, хорошо! Разумеется! Венара я неплохо обставил своими людьми и могу похвастаться, отлично знаю, что у него там делается. План у него простой, как лом в поперечном разрезе: захватить президента, принудить к отставке и передаче власти военному диктатору (самому Венару, разумеется!). В случае, если окажет сопротивление – пристрелить. Оппозицию и армейских «голубей» – к ногтю, а дальше всласть повоевать во славу Великой Родины до последнего солдата и победного конца. От себя добавлю – до полного самоуничтожения, до хаоса, до новой гражданской войны, скорее всего. Активы: военная разведка со своим спецназом, Патриотический Союз Офицеров, мотострелковый полк, который находится на переформировании в пригороде столицы. Кроме того, Венар активно пытается привлечь на свою сторону командующего десантными войсками. Поэтому я и говорил, что нейтралитет десантуры – это действительно самый лучший для нас вариант. В ином случае маршал сможет ввести в дело резервный десантный полк. Это сила. Однако, его еще нужно будет перебросить из прифронтовой зоны. И вот здесь решающее слово может оказаться за маршалом авиации. Дожимайте его, Ланцер! Это – как воздух! К нашему счастью, обстановка на фронте сейчас такова, что у Венара нет возможности снять с позиций такое количество войск, которое обеспечило бы ему безусловный успех. Самое слабое место в его плане – отсутствие идеологической подкладки. Он, хотя и дубоват, как политик, но понимает, что, если просто так захватить власть и пришить президента, то это не всем понравится. Основное обвинение у него для Стиллера какое? Очкарик хочет мира! Очкарик готов «сдаться»! Но сейчас слишком многие хотят мира и «сдаться», в смысле, наплевать на «братьев по вере» в устье Смилты и замириться с Королевством. Короче, как мне доносит мой информатор, маршал реально боится, что солдаты его самого поднимут на штыки, когда разберутся, что почем.

– Эм-м-м… – Ланцер жестом руки остановил речь Кафорса. – Так, может, дать процессу развиваться так, как он идет? Пусть маршал… эм-м-м… устранит президента, а солдаты – прирежут маршала… А?

– С кем я разговариваю, генерал? Вы действительно начальник генерального штаба? У вас там что, все операции так планируются: «пусть идет, как идет»? Я же вам объяснял, что может произойти и, наверняка, произойдет, если процессом не руководить! Меня не интересуют неуправляемые процессы. Иначе я бы в это дерьмо не полез. Сходил бы к гадалке и спокойно ждал, когда быдло, возглавляемое подонками, припрется оторвать мне голову!

– Ну, ну! Кафорс! Не кипятитесь! Все понимаю, но… эм-м-м… так не хочется мараться… Однако, легкого выхода и в самом деле нет. Продолжайте, прошу вас!

– …Ну, значит, так: мой человек, находящийся в доверии у маршала, подбрасывает ему идею провокации. Провокация состоит в том, чтобы помочь «Боевому крылу» радикал-демократов совершить покушение на Очкарика. Разработка комбинации, естественно, будет поручена Картэне, поскольку кроме ВР с такого рода работой никто не справится.

При этом другой мой человек, но уже у боевиков, будет стараться, чтобы люди Картэны как можно больше наследили при установлении контактов с радикалами. Далее. Самая суть провокации, как это внушается маршалу, состоит в том, что он должен подхватить власть у президента в результате, так сказать, «подавления путча зарвавшихся радикалов». А президента, дескать: «Эх жаль!» – не удалось спасти. Тут и мотивировки для широких репрессий в отношении внутренней оппозиции, и возможности приписать погибшему Очкарику любые патриотические подвиги, вроде завета войны до победного конца… Ну, разумеется, козни врагов из-за рубежа и все такое… В общем, конфетка, а не провокация!

– Эм-м-м… Кафорс, – снова прервал шефа ФБГБ начальник Генштаба – как-то неприятно, что мы говорим о живом человеке, как… эм-м-м… о покойнике…

– Ничего, ничего, Ланцер, привыкайте! Когда вы там у себя планируете наступление и заранее списываете на счет потерь человек так с тысячу, или две… или десять – это ведь вам не кажется излишне циничным?

– Злой вы человек, Кафорс!

– Конечно, дорогой мой Ланцер! Просто ужасный! Но я продолжу, с вашего позволения.

Так вот, именно тут, когда маршал Венар уже сидит в президентском дворце и подписывает первые свои ордонансы, на сцену выходят честные, либерально, можно сказать, почти демократически настроенные офицеры, возглавляемые, ну, скажем, вами, Ланцер, или, там… маршалом авиации… Это мы еще решим… И вот эти честные офицеры подавляют путч беспринципных армейских честолюбцев, которые, в союзе с самой маргинальной частью радикал-демократов, пошли на убийство президента, каковой уже стоял в шаге от заключения справедливого и почетного мира. Затем, значит, Очкарику – ореол мученика, портреты с крепом и истуканы на площадях; радикалам – обещание свободных демократических выборов через год-полтора, мир – народам, хлеб – голодным, а нам с вами – относительно спокойное существование при своих должностях и регалиях. Впрочем, вы, если хотите, можете и на место Очкарика… А?

– Эм-м-м… подумаем, подумаем… Правда, из ваших уст «на место Очкарика» – звучит… эм-м-м… несколько двусмысленно… Но, в общем, ничего, остроумно даже, хотя и… эм-м-м… мерзко-вато. Ну, да ладно! Моя задача?

– Ваша задача, как всегда – военное планирование: первая колонна – тогда-то и туда-то, вторая – там-то и сям-то, третья – обходит с тыла… Как пишет наш знаменитый комедиограф Волифат: «Мы за то тебя и держим!..»

Глава 15. Террористы

«Как же сердце бухает, будь оно не ладно! – раздраженно и даже как-то неприязненно подумалось о самом себе Ивасту. – Не думал, что буду так дергаться… Ну, не как гимназистка, конечно, но все-таки… Ведь не боюсь же я? Нет! Точно не боюсь! Наоборот! Хочется скорее в дело – под пули, под гранаты, под что угодно… Но вот волнение это дурацкое! С эмоциями никак не сладить! Натура, понимаешь, артистическая… Точно, как перед первым выходом на сцену когда-то, еще в школьном спектакле… То же самое: в груди – наковальня, в горле – кол, ладони – в поту… Только теперь ставка другая… Только бы с прицелом не подгадить! Первой же гранатой нужно попасть! И именно в переднее колесо…»

Полтора года назад Иваст окончательно понял, что ему до чертиков обрыдла болтовня, которой бесконечно и совершенно бесполезно, по его мнению, занималось руководство столичной организации Радикально-демократической партии, в которую он вступил, будучи еще университетским первокурсником. В ЦК РДП творилось то же самое. Эти старые ослы никак не хотели понять, что легальные методы себя исчерпали. Они все еще думали, что кто-то их пустит к власти через выборы! Хрен-то!!! За все время, пока Стиллер был у власти, им ни разу не дали преодолеть проходной процентный барьер. И как они ни чирикали о нарушениях при подсчете голосов – это чириканье произвело на власть точно такое впечатление, какое и должно было произвести… Никакого. Ну, кроме глумления в официозах, разумеется! «Истерика, вызванная слабостью», и тому подобное. Кое-где по одномандатным округам позволили избрать пару-тройку депутатиков от оппозиции. Но это – так… Для порядка… Чтобы была возможность врать, особенно, на экспорт… Как так: у нас нет оппозиции?! Да вот она! Чирикает в Народной палате на свое здоровье!

* * *

А потом его подцепил Кастел. Он сразу произвел на Иваста впечатление. И злобой какой-то остервенелой, и внешним видом: поллица – сплошная маска грубых шрамов и спаек после термического ожога; правого глаза как такового – нет… Что-то там, в глубине изуродованной глазницы ворочается осклизло-белесоватое… Ивасту сначала трудно было на это смотреть: все взгляд отводил, но потом ничего, привык.

Кастел ненавидел Стиллера и войну с такой же силой, с которой когда-то их любил. В прошлом у него был и патримол со шнурами и нашивками, и битье морд противленцам, и истерический порыв поотрывать головы всем, кто «наших режет» в устье Смилты…

Потом вместо романтического освободительного похода – бесконечная окопная бестолковщина: дикие лобовые атаки с минимальными результатами, если не считать за результат основательное количество своих и чужих трупов; грязища, вечная нехватка еды, воды, обмундирования и зарядов на фоне ставшего притчей во языцах разбоя интендантских служб; и бомбежки, бомбежки, бомбежки, вперемежку с минометными и артиллерийскими обстрелами, а затем тоска и безысходность затишья… Заурядная война, в общем.

Наконец, был последний для него, и, как ему представлялось, особенно бессмысленный штурм какой-то идиотской укрепленной высоты в голой степи. И он, Кастел, проклиная все на свете и рыча все ругательства, которые только знал, чтобы заглушить собственный страх, по свистку ротного командира поднял свое отделение и побежал вместе со всеми к доту, поливавшему наступающую цепь крупнокалиберным свинцом.

Он плохо помнил, как они добыли это чертов дот, сколько своих трупов отдали в уплату за него, сколько гранат забросили в его проклятые амбразуры… Ярко вспоминалось почему-то одно: он, Кастел, стоит уже внутри закопченной бетонной коробки, полной пороховой и тротиловой вонью, и все поливает из автомата какие-то бесформенные кучи лохмотьев, лежащие вдоль стен… И почти сразу – контратака. И огнеметный танк. Кастел успел выскочить из захваченного с таким трудом дота в ход сообщения за секунду перед тем, как туда влетела жирная огненная струя. Потом огнеметчик плеснул пламенем вдоль траншеи, по которой бежал Кастел. Ему почти повезло – он успел прыгнуть за фортификационный зигзаг, но камуфлированный комбинезон у правого плеча все-таки облепило сгустком напалма. Кастел, отшвырнув автомат, беспорядочно замахал горящей рукой и дико крича от рвущей боли, перевалился через бруствер. Он теперь катился вниз по изрытому воронками склону высотки, на которую еще недавно с остервенением лез, подавая пример солдатам своего отделения. Теперь у него была единственная мысль: найти (нет, не воду!) кучу рыхлого песка! И он попал прямо в нее (опять повезло!) на краю вывороченной снарядом воронки и, воя от боли и ужаса смерти, стал зарываться в этот песок рукой, лицом, всем телом, как, наверное, зарывается пустынная ящерица, спасающаяся от хищника. А потом пришло благодатное беспамятство…

* * *

Кастел так никогда и не узнал, удалось ли ему погасить липкое пламя самому, или кто-то успел прийти на помощь. Он не знал, кто и каким образом вытащил его из-под обстрела и доволок до первого медицинского поста. Зато он хорошо запомнил несколько недель постоянной адской боли и самоубийственное желание содрать с себя собственную палящую кожу, вернее, то, что от нее осталось. Сделать этого, однако, он не сумел, поскольку все эти жуткие недели, пока боль не стала утихать, был надежно привязан к койке. Потом еще несколько недель в ожоговом центре, затем – в отделении челюстно-лицевой хирургии в крупном тыловой госпитале в Продниппе, где ему кое-как слепили подобие правой половины лица. Правая рука – от плеча до кисти – тоже была не подарок: спайки рубцы; пальцы двигались плохо…

Наконец, его отправили домой, признав полностью негодным к дальнейшей военной службе, присовокупив в качестве признания его боевых заслуг «Звезду отваги и мужества» на голубой муаровой ленте…

Кастел шел из госпиталя по направлению к вокзалу, втянув голову в поднятый воротник армейского бушлата и низко надвинув на правый глаз (бывший глаз!) форменное суконное кепи с большим козырьком. А в голове у него стучало: «Ну, глядите, дождетесь! Ну… я вам!!!!»

* * *

С такими настроениями Кастел недолго искал себе единомышленников и очень скоро оказался в «Боевом крыле РДП».

В общем-то, «Боевое крыло» организационно к РДП никак не относилось с самого момента своего создания. ЦК РДП сразу же открестился, как мог, от группы опасных чудаков, объявивших о переходе к силовым методам борьбы с режимом. Оно и понятно – под «ответный» удар властей могла попасть вся легальная политическая работа радикалов.

Всех новоявленных боевиков тут же поисключали из партийных организаций, однако неистовым ребятам из «Боевого крыла» было на это глубоко плевать. Они имели наглость даже сохранить в составе названия своей организации аббревиатуру РДП, довольно цинично рассчитав, что это действительно может явиться основанием для репрессий в отношении партии. Расчет был провокационен и прост: чем больше режим будет давить на РДП, тем скорее сила обстоятельств заставит партийных болтунов согласиться с новыми методами борьбы.

Кастел пришелся боевикам очень кстати. Настоящих спецов, умевших держать в руках реальный ствол, палить из гранатомета или резать горло врагу подходящим ножом, среди тех, кто составлял «Боевое крыло», почти не было. Зато имелись довольно беспечные, организационно беспомощные и не имевшие понятия о настоящей конспирации энтузиасты, страстно желавшие стрелять и взрывать. В общем, Кастелу поручили боевое обучение. Легко сказать – боевое обучение! Оружия – нет, тренировочной базы – нет… ничего нет.

Кое-как наладили теоретические занятия по тактике нападений и отступлений, арендовали спортивный клуб, где под видом общей физической подготовки стали обучаться приемам рукопашного боя. С миру по нитке начали добывать стволы, клинки и взрывчатку, скупая или попросту воруя; искали подходы к интендантствам… И почти сразу пошли провалы. Практически все собранное с таким трудом оружие было изъято в ходе обысков и арестов. Провалы не испугали главарей боевиков. Они восприняли это даже с некоторой гордостью – как первое боевое крещение организации, как первый жертвенный взнос на «алтарь борьбы» с режимом. Жертвы, однако, приходилось приносить с завидным постоянством, а реальных результатов деятельности «Боевого крыла» в виде подготовленных и осуществленных акций не наблюдалось. И тогда среди боевиков нашлось несколько трезвых голов (среди которых была и голова Иваста), в которые пришла мысль о том, что боевая организация работает под контролем (известно чьим!). Мысль была отвратительна своей простотой и, в общем-то, очевидностью. Необходимо было искать предателей среди своих, решительно менять принципы набора в организацию, систему конспирации, связи…

В вот тут-то, что называется, явочным порядком, и создалась новая головка «Боевого крыла» – Иваст, Кастел и Брокада. Они, хорошо зная друг друга, приняли за аксиому, что никто из них провокатором не является, и резко оборвали все связи со старой, фактически развалившейся организацией, а затем стали крайне осторожно подбирать новых людей, подвергая каждую вновь приобретаемую связь тщательной проверке. Было решительно покончено с вольным братством и доверием всех ко всем. Организация перешла на классическую пятерочную структуру, где каждый рядовой боевик знал только руководителя пятерки и никого более. Даже среди руководящего триумвирата было условлено: всего не знает никто, а желание получить дополнительную информацию вне собственной компетенции – основа для подозрения в предательстве.

Брокада в этой системе стал главой разведки, постановщиком задач и разработчиком общего плана акций, за Кастелом осталась военная подготовка боевиков и определение тактики нападений, а Иваст, неожиданно для самого себя, стал казначеем и чем-то вроде службы внутренней безопасности.

Провалов стало меньше, наконец-то удалось накопить по разным тайникам такое количество стволов и взрывчатки, которое позволяло надеяться хотя бы на техническую возможность осуществления серьезной террористической акции.

Иваст также отметился успехом как контрразведчик. Он провел примитивную, можно сказать, хрестоматийную комбинацию, сообщив под тем или иным предлогом и, разумеется, под секретом большому кругу членов организации информацию о месте закладки крупной партии оружия. Каждому, попавшему в разработку, было указано, конечно, свое место.

Двое попались. По адресам, которые стали им известны, прошли обыски.

Иваст тут же сообщил о результатах проведенной на свой страх и риск комбинации Кастелу и Брокаде.

– Что будем делать? – спросил Иваст.

– Убирать! – отрезал Брокада.

– Кто убирать будет? – поинтересовался Иваст, внутренне холодея от надвигавшейся страшной реальности.

– Я, – спокойно и мрачно отозвался Кастел, – давай имена и адреса.

* * *

Убийство двух Кафорсовских сексотов (в общем-то, глупых мальчишек) стало первой реальной акцией «Боевого крыла». Ивасту и Кастелу после этого показалось, что их организация приобрела некое новое качество, укрепилась и стала представлять из себя реальную силу. А вот Брокада – опытный кадровый сотрудник ФБГБ, отлично знал, что Кафорс может прихлопнуть «Боевое крыло» в любую минуту, но держит его, как шулер держит в рукаве запасную карту, чтобы в нужный момент выбросить ее на стол джокером или сбросить под ноги, если расклад будет другим. Это как звезды встанут…

Звезды встали так, что «Боевому крылу» назначили роль джокера.

У боевиков пошла настоящая полоса удач. Иваст и Кастел решили, что нудная и кропотливая организационная работа наконец-то стала давать свои так долго ожидаемые плоды. Брокада, на словах призывавший к осторожности и предостерегавший от переоценки успехов, доподлинно знал, что в дело запущена провокация Кафорса.

* * *

Сначала по наводке одного из агентов Кафорса в Военной разведке заглотавший наживку Картона осторожно подвел к Ивасту своего человека. Что это был за чудесный человек! Молодой отпрыск очень богатой и влиятельной семьи, связанной с крупным бизнесом в цветной металлургии – он чрезвычайно сочувствовал идее силовой борьбы с режимом, однако честно признавал, что не чувствует в себе достаточной отваги и внутренней силы для личного участия в боевых акциях. Зато он был готов, ни о чем не спрашивая и не требуя никаких отчетов, снабжать боевиков значительными, ну просто очень значительными суммами денег. Это была настоящая удача! Иваст был в восторге, теперь появилась совершенно реальная финансовая возможность вооружиться до зубов, добыть необходимый транспорт и средства связи… Можно было, как казалось, ставить перед собой любые задачи, в том числе главную, на которой настаивал «стратег» Брокада и которой грезил Кастел, – устранение Стиллера.

Кастелу также неожиданно и крупно «повезло». О нем вдруг вспомнили в комиссии по воинскому набору и предложили «как ветерану, герою и патриоту» пойти инструктором военной подготовки на базу Добровольного общества вспомоществования вооруженным силам (ДОВВС). Дескать, там он будет помогать приобретать боевые навыки лучшим представителям патриотически настроенной молодежи, не достигшей пока призывного возраста. Первым побуждением Кастела было – запустить по тыловым крысам отборной руганью, но тут он сообразил, что в его руки сама собой плывет настоящая база для подготовки его собственных бойцов. Он согласился к полному удовлетворению суперколонеля Картэны. Военная разведка играла с «Боевым крылом» в наглые поддавки, на тонкости времени не было. Но Иваст с Кастелом, зачарованные стремительным продвижением их дела к заветной цели, не замечали подозрительной легкости, с которой это происходило.

Кастел целые дни проводил на полигоне ДОВВС, с утра до вечера гоняя по полосе препятствий и стрельбищу каких-то прыщавых юнцов, присылаемых то ли комиссией по воинскому набору, то ли какими-то добровольческими организациями. Это Кастелу было совершенно безразлично. Зато под прикрытием толпы юнцов, он умудрялся вполне серьезно и качественно натаскивать нескольких своих самых надежных ребят, включая Иваста. Они вволю за казенный счет палили из гранатометов по макетам танков и бронетранспортеров, валили мишени из всех видов стрелкового оружия… Суперколонель Картэна тоже был очень доволен.

Между тем Брокада буквально заваливал заговорщиков качественной разведывательной информацией, исправно поставляемой ему человеком все того же Картэны. Это были прежде всего сведения о системе охраны и маршрутах передвижения президента.

Наконец, опять же очень кстати, удалось «наколоть» достаточно пропойного и продажного интенданта с воинского склада. Он, формально поломавшись, за хорошие деньги, полученные все от того же Картэны через упомянутого сочувствующего молодого «олигарха», продал «Боевому крылу» два гранатомета с комплектом бронебойных, фугасных и зажигательных выстрелов, пять армейских автоматических винтовок и несколько пистолетов (все это с изрядным количеством боезапаса). Достаточное число ручных гранат Кастел лично натаскал со своего полигона за счет мелких махинаций с отчетностью…

Все. Все у них теперь было: оружие, связь, транспорт, точные данные об охране и передвижениях Стиллера, умение стрелять и, главное, попадать… Осталось только реализовать задуманное. Этого желали все: террорист-романтик Иваст и мстительный безжалостный Кастел; Брокада, честно и толково работавший на всю эту кафорсовскую провокацию; маршал Венар, полагавший, что именно он держит в руках все нити заговора; суперколонель Картэна, видевший себя на месте Кафорса при диктаторе Венаре; сам Кафорс и его армейский союзник Ланцер, видевшие, в отличие от Картэны, совсем другие последствия покушения на президента… Можно упомянуть еще о нескольких миллионах людей, к заговору, конечно, никакого отношения не имевших, но вспоминавших о Стиллере с непременным присовокуплением доброго пожелания: «Чтоб он сдох»…

Только Стиллер был, как говорится, «не при делах», а находился, так сказать, в страдательном залоге. Зато у него в портфеле лежал практически согласованный проект мирного соглашения с Соединенным Королевством Великой Равнины – его последняя надежда сохранить власть и, возможно, жизнь…