Текст книги "Санитар"

23

– Сюда иди! – сказал один из милиционеров.

Патрульных было двое. Лиц и не разобрать, видно только – один повыше, второй низкорослый, Паше он и до плеча не доставал, наверное. Вот этот низкорослый и сказал: "Сюда иди!"

Барсуков к ним направился на ватных ногах, очень хотелось руку в карман опустить, к спасительному ножу, но не посмел. Подошел, но не близко, в двух шагах от патрульных остановился, замер, только сердце колотилось бешено.

– Как дела, дружок? – спросил низкорослый почти ласково, но от этой ласковости в голосе Паше стало совсем плохо.

Патрульный подошел к нему и вдруг резко хлопнул Пашу по карману брюк – проверял, нет ли там чего. Хлопнул он по левому карману, потому что у него правая рука была свободна, а в левой он рацию держал милицейскую. У Паши левый карман пуст был, нож в правом лежал, милиционер должен был рацию из одной руки в другую переложить, что он сделал достаточно быстро, но прежде чем он правым Пашиным карманом занялся, где-то за деревьями раздался крик и звон разбитого стекла.

Оба патрульных резко обернулись на шум, и Паша понял вдруг, что ему шанс предоставляется от ножа избавиться. Он опустил руку в карман, но низкорослый патрульный оглянулся, бросил Паше с угрозой в голосе:

– Стоять!

И опять кто-то закричал за деревьями – совсем близко. Низкорослый крикнул Паше:

– На землю! Ложись! Лицом вниз!

Паша замешкался, и тогда патрульный, чтобы его поторопить, ударил Пашу ногой. Целился в пах, но промахнулся, по ноге попал, и Паша упал стремительно на землю, потому что испугался.

– Славик! Давай! – скомандовал низкорослый своему напарнику. – Я этого здесь подержу.

Высокий кивнул и скрылся за деревьями. Патрульный, оставшийся с Пашей, стоял от него в двух метрах, к Паше вполоборота, и вслушивался с нетерпением и тревогой в звуки за деревьями. Там вдруг опять закричали, но теперь это был, кажется, милиционер, и сразу – топот убегающих, крик "стой!" и после него – два пистолетных выстрела, и не очень громких.

– Встать! – рявкнул Пашин сторож.

Он схватил Пашу за локоть и потащил вперед, туда, где выстрелы прозвучали; все действительно происходило совсем рядом – пробежали немного, открылась вдруг аллея, киоск ярко освещенный с разбитой витриной и два человека: милиционер и какой-то парень. Лицо у парня все в пятнах было почему-то, но когда он голову повернул, под светом Паша рассмотрел – не пятна это, а кровь.

– Они пьяные совсем, – говорил парень. – Подошли, вроде как сигарет купить хотели, и вдруг один прутом железным по стеклу – хрясь!

– Славик! Ты стрелял? – спросил низкорослый напарника.

– Я. В воздух.

– Мог бы и по ним.

– А потом – служебное расследование? – сказал патрульный и спрятал в кобуру пистолет, который до этого держал в руках. – И чтобы по комиссиям затаскали, как Нефедова? И из-за кого? Из-за торгаша этого? – кивнул в сторону парня с окровавленным лицом.

Тот ладонью по лицу провел, морщась и кровь размазывая, сказал:

– Я знаю, где их искать. Если сейчас сразу пойти, можно их застать…

– Ты заткнись! – скомандовал низкорослый и вдруг ударил парня в грудь коротким резким ударом.

Тот не удержался на ногах и упал. Проскулил с земли:

– Ты что? С ума сошел?

– Поговори! – рассвирепел неожиданно низкорослый и ударил лежащего ногой.

Паша в этот момент осторожно достал из кармана нож и бросил его в сторону, под деревья.

Патрульный еще пару раз ударил парня, приговаривая:

– Разожрались на спекуляции. Охраняй вас еще… – Напарник схватил его наконец за плечо, сдерживая, пробасил участливо:

– Ну что ты в самом деле. Оставь его.

– Мы жизнью рискуем из-за этой падали! – выкрикнул тонким голосом низкорослый.

Парень на земле поскуливал. Он плакал, кажется. Низкорослый обернулся и увидел вдруг Пашу. Лицо у патрульного было злое, хотя вспышка гнева уже прошла. Паша теперь себя почти в безопасности чувствовал – после того как от ножа избавился. И взгляд изображал совершенную невинность.

– Пошел отсюда! – сказал патрульный.

Паша не поверил сначала. Стоял, не двигаясь с места, так что милиционеру пришлось прикрикнуть:

– Пошел вон! Иначе заберу сейчас!

Они его и вправду забрали бы, понял Паша, но только если бы не избили сгоряча этого продавца из палатки. Теперь им Паша не нужен. Опасен даже. Потому как свидетель.

– Все понял, – сказал Паша и развел руками. – Уже ухожу.

Попятился под деревья, потом развернулся и ушел твердым шагом. Здесь еще его нож оставался, нельзя же его так оставлять, но сейчас Паша ничего не мог сделать. Он прошел через сквер и остановился на автобусной остановке. Стоял долго. Наконец подошел автобус – последний, наверное, на сегодня, – но Паша в него не сел, дождался, пока автобус уйдет, развернулся и пошел в сквер, к той самой палатке. Если милиционеры ушли уже, он может свой нож разыскать.

Дверь палатки была открыта. Палаточник копошился внутри, погромыхивая какими-то банками. Паша оглянулся по сторонам, выждал пару минут – никого не увидел рядом. Место, куда он нож бросил, Паша помнил лишь приблизительно. Склонился к траве, провел осторожно ладонью, потом шаг вперед сделал и еще один шаг – и наткнулся на нож. Поднял из травы, положил в карман, стремительно распрямился. Что-то встревожило его, он обернулся резко и увидел того самого парня из палатки, тот стоял в проеме двери и смотрел на Пашу. Смотрел долго, потом сказал вдруг:

– Что-то мне твое лицо знакомо.

– Я с милиционерами был.

– С какими милиционерами?

– Теми, что били тебя.

– А ты не милиционер?

– Нет. Меня самого забрали – ни за что. А потом тобой занялись – и меня отпустили.

Парень вышел из палатки.

– Послушай! – сказал он. – Ты же видел, как они меня били!

Паша не ответил.

– Ведь видел же! – повторил упрямо парень.

– Видел, – согласился наконец Паша.

– Нельзя им этого спускать!

– Чего – "этого"?

– Того, что они так со мной обошлись.

– Обошлись они с тобой по чести.

– Ты не очень-то шути! – обозлился парень.

Паша молча развернулся и пошел прочь.

Домой пришел в третьем часу ночи. Заварил чай, ждал, пока настоится. И вдруг зазвонил телефон – часы уже без пяти три показывали. Снял трубку, удивленный:

– Алло?

И снова услышал в ответ тишину. Его невидимый и неразговорчивый "собеседник" дышал напряженно в трубку – его дыхание Паша слышал. И вдруг короткие гудки. На Пашу вдруг накатила такая волна страха, что он трубку на рычаг швырнул, будто она ему руку обожгла. Стоял, не смея почему-то шага сделать, только потом понял – ждал повторного звонка, но не позвонили. И тогда Паша почувствовал, что его трясет. Это была не просто дрожь. Он никак не мог справиться с собой. Всю ночь просидел у окна, напряженно всматриваясь в темноту, и только утром, когда рассвело немного, задремал. И почти сразу увидел Охлопкова покойного. Тот гримасничал своим синюшным лицом и спрашивал настойчиво:

– За сигаретами ты когда к нам придешь?

Его лицо было так неприятно, что Паша проснулся. Рукой по лбу провел, стер ладонью что-то влажное – кровь! Паша вскрикнул, но потом осмелел-таки, на руку взглянул и рассмеялся нервно – не кровь, пот. Холодный пот. Нервы совсем ни к черту стали.

24

В этот день работалось тяжело. С утра прибыл грузовик из Питера, но едва загрузили наполовину, как примчался из офиса посыльный, распорядился – выгружай, что-то там у них неладно оказалось с бумагами. Дегтярев выругался, ушел обиженно в склад. Паша следом пошел. Дегтярев лежал на лавке, курил нервно. Увидел Пашу, сказал, не сдержавшись:

– Ты видел этих идиотов?! Будто машину погрузить-разгрузить то же самое, что бумажку в ихнем офисе со стола на стол переложить!

Паша не ответил. Дегтярев озабоченно взглянул на него:

– У тебя случилось что? Какой-то ты не такой сегодня. Круги под глазами.

– Не спал.

– О работе думал, – хохотнул Дегтярев.

– Авария у меня.

– Авария? – Дегтярев приподнялся на локте, заинтересовавшись.

– Потоп в квартире. Всю ночь воду вычерпывал.

– Трубы прорвало?

– Да. Квартира и за две недели не просохнет, наверное.

– Вот дела, – сказал Дегтярев, успокаиваясь.

Вошел в склад хозяин питерского грузовика, спросил:

– Может, не будете пока ничего выгружать? А, ребята? Я в ваш офис сейчас подъеду, попробую все утрясти.

– У нас команда – выгружать, – сказал Дегтярев капризно. – Значит, будем выгружать.

– А если я вопросы утрясу? Дурная работа получится.

– Ну отчего же дурная? – не согласился Дегтярев. – Там уже вечер будет. Семнадцать часов – конец рабочего дня. А? – И посмотрел на питерца дерзко.

– Но вы же постараетесь, и до пяти часов…

– Стараются студенты на сельхозработах, – сказал Дегтярев веско. – Для нас это пройденный этап.

– Я заплачу.

– Естественно, – кивнул, соглашаясь, Дегтярев. Он и не ожидал иного.

– Так вы пока не будете выгружать?

– Не будем, – пообещал Дегтярев. Хозяин грузовика ушел.

– Слушай, а у тебя я могу пожить пока? – спросил Паша.

Дегтярев посмотрел на него задумчиво.

– Неделю, – сказал Паша. – Недельку или две. У меня небольшой ремонт делать придется.

– Хорошо. Я родителей в деревню отправлю. Они давно собирались – пусть едут. А мы с тобой вдвоем, по-холостяцки. И день рождения как раз приближается.

Паша кивнул благодарно и отвернулся. Очень удачно все у него сложилось. Уйти из этой квартиры, скрыться. Эти странные звонки телефонные – неспроста. Не милиция это, конечно. Но кто – не понять. И чего хотят от него – неизвестно.

В конце дня подъехали двое на иномарке. С собой привезли из офиса распоряжение: отгрузить предъявителям сего четыре упаковки изделия № 16. Паша не знал, что там внутри коробок этих и что это за изделия № 16.

Передал записку Дегтяреву, тот ушел в склад, Паша у машины остался. Двое приехавших – оба в дорогой коже и с перстнями на руках – курили неподалеку, переговаривались вполголоса.

– Нет, на это я не пойду, – сказал один, продолжая начатый ранее разговор. – Если бы раньше! А теперь – нет. Подбельский распорядился – не заниматься этим. А мне моя голова дороже.

– Дался тебе этот Подбельский! – произнес с досадой второй.

– Он хозяин. Царь и бог этого города. И не мне с ним тягаться.

Вышел из склада Дегтярев. Сложил аккуратно коробки в распахнутый вместительный багажник.

– Все? – спросил один из приехавших.

– Четыре упаковки – как написано, – пожал Дегтярев плечами. – Вот здесь распишитесь.

Машина уехала.

– Что задумчив? – спросил Дегтярев, неизвестно отчего развеселившись.

Паша пожал неопределенно плечами. Он пытался вспомнить, где раньше мог слышать фамилию Подбельского. Никак не вспоминалось.

25

Петр Семенович так спешил, что едва не сбил Пашу с ног. Охнул, отступил на шаг.

– Здравствуй, Паша, – сказал. – Ты уж извини.

– Ничего страшного. Торопитесь?

– Жену иду встречать. Она к сестре ездила – надо встретить.

– На вокзале?

– На каком вокзале? На остановке троллейбусной.

– Близко идти-то.

– Идти близко, да боязно. Времена такие, Паша. Никто себя не может спокойно чувствовать. Про убийства-то эти слышал?

– Про какие убийства? – напрягся Паша.

– Да буржуев наших доморощенных, спекулянтов проклятых резать начали одного за другим.

– Не слышал, – сказал Паша медленно. – И что, многих уже убили?

– Четверых или пятерых.

– Ух ты? – изумился Паша. – Многовато будет.

Сам он число убитых знал. И так много, как Семенович говорит, не получалось. Нет, если считать таксиста и Валентину эту несчастную, то да – как раз пятеро и выходит. Да, журналист еще.

– Буржуев бьют – а вы боитесь? – сказал хмуро Паша.

– Сейчас всех бьют, – ответил Семенович печально. Встрепенулся вдруг: – Ладно, пойду я.

Прошел несколько метров, прежде чем Паша его нагнал и остановил. Паша хотел сказать, что не надо Семеновичу никого бояться, не против него направлено все происходящее, и что кому, как не ему, Паше, об этом знать, но в глаза старику заглянул и осекся.

– Ты чего, Паша?

– Это я так. – А у самого плечи уже опустились безвольно, развернулся и пошел прочь.

Дома собрался поспешно, вещи сложил в сумку самые необходимые, которые могли ему понадобиться, пока у Дегтярева жить будет. В один момент на руки свои взглянул и увидел – дрожат. И понял – боится, что телефон сейчас зазвонит, он трубку поднимет и опять услышит в ней тишину. Так испугался, что провод телефонный оборвал – пусть теперь попробует позвонить. Засмеялся злорадно, но страх не ушел, лишь спрятался где-то глубоко.

Уже в самом конце, собрав сумку, достал из тайника нож. Долго смотрел на него и вдруг поднес к губам, поцеловал и тут же отпрянул, едва не отшвырнув нож с отвращением, – вспомнил вдруг, что это лезвие в чужую плоть входило и все было в крови. Он кровь смыл, конечно, но какие-то мельчайшие частицы остались, наверное. Поморщился, спрятал нож в сумку.

Из подъезда вышел поспешно и направился к остановке, но не видел, что человек, стоявший за деревьями, пошел следом, отставая на двадцать метров и укрываясь за спинами прохожих. Паша в какой-то момент оглянулся – но не увидел ничего подозрительного.

Петр Семенович жену встретил, Паша их увидел у самой остановки.

– Бежим завтра? – спросил старик.

– Нет, не получится. – Паша на свою сумку кивнул: – К другу уезжаю.

– В другой город?

– Нет. Здесь, у нас. Просто у него так обстоятельства сложились…

Замешкался на мгновение, не зная, как объяснить, чтобы правдиво выглядело.

– Обстоятельства семейные. Беда приключилась, словом.

– Ну ты нас не покидай надолго, – сказал Семенович.

Подошел троллейбус, распахнул двери.

– Неделька, – сказал Паша. – Или две. Не больше.

Последние слова уже на бегу произнес, потому что двери троллейбуса уже вот-вот должны были закрыться и Паша хотел успеть. Вбежал в салон, двери за его спиной сомкнулись мягко, и троллейбус тронулся.

Человек, шедший за Павлом следом от самого подъезда, от остановки слишком далеко находился в этот момент – и Пашу упустил.

26

– Родителей я уже отправил, – сказал Дегтярев. – Так что мы вдвоем с тобой. Ужинать будем?

– Будем, – кивнул Паша. – Проголодался я.

– Уехали родители. Наказали хорошо себя вести, дверь чужим не открывать, по улицам поздно не ходить. Эти последние убийства совсем их запугали.

– Я вот хлеба горячего купил, когда к тебе шел, – сказал Паша. – И кефир. Ты любишь кефир?

– Не очень.

– А я люблю. Так о каких убийствах ты говоришь? – спросил он будто невзначай, со спокойным выражением на лице, только сердце забилось учащенно.

– Таксиста зарезали недавно. Еще бизнесмена какого-то. И самое интересное… – Дегтярев повернулся к Паше, посмотрел внимательно.

– Что? – поинтересовался Паша, все так же оставаясь внешне спокойным.

– Самое интересное – хотя убийства в разных местах произошли, убийца – один и тот же человек.

– Да? – растерянно произнес Паша и почувствовал, что багровеет. – А откуда же известно, что один и тот же убивал?

– Ну, не знаю, – замялся Дегтярев. – Говорят так.

– Мало ли что говорят.

– Рассказать могут что угодно, – согласился Дегтярев. – Но как-то установили, наверное. Кажется, характер ран.

– Характер ран? – изогнул дугой брови Паша.

– Да. Этот человек в обоих случаях одним и тем же ножом орудовал, наверное.

Вот оно что. Как же это сразу не пришло ему в голову.

– И еще – характер самого ранения, – добавил Дегтярев. – "Почерк убийцы", как в детективах пишут: направление удара, глубина раны во всех этих случаях сходятся.

– Ну их всех к черту, – отмахнулся Паша. – Ужинать давай.

Он уже не мог слушать Дегтярева, потому что понял вдруг, какой он опасности подвергается. Ему открылось, как глупо и неосторожно он действовал. То, что Дегтярев рассказывает, – это ведь не все, это на поверхности лежит. А сколько еще у милиции способов разных.

– Яичницу будешь? – спросил из кухни Дегтярев.

– Буду.

Паша в кухню не пошел, остался в комнате. Ему успокоиться надо было. Через пять минут подошел к зеркалу, всмотрелся в свое отражение. Выражения испуга на лице не было. Только суровость какая-то, но это не страшно, это у него обычное выражение.

Выглянул из кухни Дегтярев, пригласил к ужину. На столе стояла непочатая бутылка водки.

– Ну что, трезвенник? – сказал Дегтярев и на водку показал. – Будешь сопротивляться?

– Наливай.

– Ого! – сказал Дегтярев, взглянул с интересом. – В твоей жизни, я чувствую, происходят большие изменения.

А Паше сейчас хотелось одного – водкой страх вглубь загнать. И еще – чтобы руки не дрожали. Он раскис совсем в последнее время.

Выпили.

– Слушай! – сказал Дегтярев. – Когда гости придут…

– Какие гости? – встрепенулся Паша.

Он никого не хотел видеть сейчас.

– На мой день рождения.

– А-а, – протянул Паша, успокаиваясь.

– Так вот, когда гости придут – ты не говори им, что мы с тобой грузчиками работаем.

– Это почему же?

Дегтярев улыбнулся застенчиво, разлил водку по стаканам.

– Знаешь, я не говорю никому об этом, – сказал. – Встретимся, бывает, на улице. "Привет!" – "Привет!" – "Где работаешь?" – "Так, в конторе одной". – "Купи-продай, а?" А я отвечаю: "Да". И все. Они думают, что я по бизнесу. А у нас сам знаешь какой бизнес.

Выпили.

– А что же ты грузчиком работаешь, если тебе работа эта не по душе?

– Паша, я бизнесом-то занимался.

– Неужели?

– Ага. Только бизнес странный какой-то. Купил, продал, подсчитал доход – и получается, что лучше бы на зарплате какой-либо сидел. Деньги те же, зато не клят, не мят.

– И люди уважают, – подсказал Барсуков.

– Да, и люди уважают.

Дегтярев посмотрел подозрительно на бутылку с водкой.

– Она некрепкая какая-то.

– Облегченная, – пояснил Паша. – Для детей младшего и среднего школьного возраста.

– Нет, Паша. Для таких – ситро "Буратино".

– Это в нашем с тобой детстве было "Буратино", Дегтярь. А сейчас ребятишки водку пьют с самого детского сада.

Паша склонился через стол к Дегтяреву, сказал тяжело, с придыханием:

– Знаешь, почему я их ненавижу всех?

– Кого, Паша?

Дегтярев отклонился немного, отчего-то разволновавшись.

– Краснопиджачных этих. Я их за то ненавижу, что они всю нашу жизнь прежнюю сломали.

– Это не они, Паша.

– Они! И теперь детишки по помойкам лазают и водку пьют, им "Сникерсы" вонючие дороже всего.

– Да, – сказал Дегтярев печально, издевку в голосе подавив. – Из-за "Сникерсов" этих фабрика "Красный Октябрь" простаивает.

– Ты не шути со мной! – вдруг озлобился Паша и грохнул кулаком по столу.

Дегтярев отодвинулся еще дальше, сказал примирительно:

– Я и не думал шутить. Откуда мне было знать, что я святого коснулся своими грязными руками.

Паша не сдержался, схватил со стола водочную бутылку, удар о раковину – в руке осталось бутылочное горлышко. Дегтярев поспешно поднялся и скрылся в комнате. Паша в себя приходил долгие пять минут. Ярость уже прошла, наваливалась усталость, хотелось лечь и лежать, и чтобы не думать ни о чем.

Дегтярева в комнате не было. Паша нашел его на балконе. Встал рядом, Дегтярев при этом даже головы не повернул.

– Ты не обижайся на меня, – сказал Паша.

Ответа не было.

– Глупо это все.

И опять Дегтярев промолчал. Паша вздохнул, ушел в комнату. Страх покинул его. То ли водка сказывалась, то ли вспышка ярости внезапная ему сил придавала. Но он не боялся сейчас никого. Достал из сумки туалетную воду, брызнул себе в лицо. Дегтярев, вошедший в комнату через несколько минут, потянул носом воздух, сказал:

– Ого, как пахнет.

Он тоже отошел, кажется. И готов был помириться. Спросил:

– Как называется?

– "Месье N". Я говорил уже тебе.

– Да-да, – вспомнил Дегтярев. – Ты где покупал эту воду?

– Я не покупал. Мне ее привезли из Франции.

He смог бы себе объяснить, зачем солгал. Но очень хотелось, чтобы вот так – из Франции.

– Хорошая вода, – похвалил Дегтярев.

Паша склонил голову, соглашаясь.

– Тебе фамилия Подбельский ни о чем не говорит? – спросил неожиданно.

– Нет. А кто это?

– Я и сам не знаю: Сегодня днем там, на складе, двое ребят на иномарке… Помнишь?

– Помню. Приезжали, четыре упаковки "шестнадцатых" забрали. Ну так что?

– И вот они разговаривают между собой, и один говорит: я, мол, сделал бы это – что именно, не говорит, – но Подбельский запретил.

– А-а, – сказал Дегтярев. – Вспомнил. Слышал я об этом Подбельском. Он у нас в городе верховодит в Ассоциации предпринимателей.

– Самый главный, что ли?

– Вроде того…

– И ребята те тоже сказали – царь и бог. Тебе на день рождения что подарить? – привычно перевел разговор на другое Паша.

– Воду, как у тебя.

– Не получится.

– Почему? – удивился Дегтярев.

– Это для самых крутых вода.

– А я, значит, не крутой?

– Нет.

– А ты?

– А я – да.

– Понятно.

Дегтярев вздохнул, но оспаривать не стал, хватит им на сегодня этих разговоров.

– Спать будем ложиться? – спросил. – Я тебе шикарную раскладушку приготовил.

– Мне все равно. Кстати, я в половине седьмого встаю.

– Отчего же так рано?

– Бегаю.

– Здоровье бережешь?

– Да.

– Желаю успеха.