Текст книги "Тайны прошлого"

Понимая, что ответа не дождаться Виталик говорил без умолку обо всем. О том, что она сильная и справится, спрашивал, не съела ли она чего-нибудь испорченного, ругал себя, что у него не хватает смелости молиться за ее исцеление, так как мысли движутся в другом направлении.

– Ирочка, мы уже почти пришли. Осталось только подняться по ступенькам, ты же мне поможешь? – он глянул в ее лицо и от страха чуть не выпустил девушку из рук.

Ее лицо было больше похоже на череп обтянутый кожей. Губы пересохли и начинали трескаться, рука, висевшая на его шее, стала больше похожа на руку старухи, которая уже одной ногой на том свете.

– Я не хочу в ад… – прошипела она. Это был не ее голос, это не звонкая золотая струна, а ржавая пружина, которая, как казалось, издала последний стон и замерла навсегда.

– Да что это, в конце концов? – чуть не плача, говорил Виталик. Самым лучшим сейчас для него было самому потерять сознание или просто очнуться от этого страшного кошмара. Но все происходило на яву.

Сердце бешено стучало так, что пульс превратился в сплошную барабанную дробь. Лекарства тут определенно ничем не помогут. «Что с ней происходит?» Уже в подъезде Виталик осторожно опустил Иру на первую ступеньку. Она стала легче килограммов на двадцать. Вещи просто болтались на ней. Если он не начнет действовать прямо сейчас, то просто потеряет ее.

– Что же мне делать? Ира, я не священник, – она уже его не слышала, её дыхание было почти неощутимым. – Боже почему? Я не знаю, что делать!!! Не знаю!!! – он кричал то ли в небеса, то ли в глубину своей души, но ниоткуда не было ответа.

Понимая, что другого выхода нет, что ни святая вода, ни прикладывание Святого Писания тут не помогут. Надо действовать и это его последний шанс.

Собравшись с силами, Виталик встал на колени возле Ирины и, весь трясясь, медленно стал поднимать руку к небесам.

– Отец, помоги! Ты сказал, что уверовавших в Иисуса, будут сопровождать чудеса и знамения, – с каждым словом его рука дрожала все меньше. Вера укреплялась, он уже был полон решимости, зная, что победа будет за Богом. – Боже, сейчас нужно твое чудо.

Виталик уверенно протянул руку и положил ее на седые волосы почти бездыханной девушки.

– Господь, Ты сказал: «Возложат руки на больных, и они будут здоровы». По Слову Твоему, я возлагаю руку и прошу, яви Свою силу! – Ничего не происходило.

Виталик ждал.

Результата не было, и вера потихоньку угасала.

– Нет! Иисус сказал, – с этой фразой уже почти бесчувственное тело изогнулось с такой силой, что Виталик еле смог удержать руку на голове Ирины. – Иисус сказал! – еще тверже произнес Виталик.

Вера начала возрастать. Извивавшееся тело старалось скинуть руку парня.

– Иисус сказал: «Именем моим будете изгонять бесов», и нет имени больше чем имя Иисуса, ни на небе, ни на земле.

Нечто было внутри Ирины.

Из ее горла вырывался крик, пытаясь заглушить молитву Виталика.

– Я повелеваю именем Иисуса Христа, Сыном Бога Всевышнего, Спасителем этого мира, понесшего на Себе все грехи и победившего дьявола Своей смертью, тебе дух тьмы выйти ВОН из этого тела!

Вопль нечистого переходил на визг, такой пронзительный, что в подъезде стали трескаться стекла и взрываясь, падать осколками на улицу, превращаясь в опасный дождь.

Бес сопротивлялся, стараясь запугать Виталика чудовищными лицами и леденящими душу криками, но парнишка был неумолим.

– Я призываю святую кровь Иисуса Христа, которая очищает от всякого греха и нечистоты, – видя как бес издевается над Ириной, не желая ее отдавать, Виталик набрался смелости и приказал как власть имеющий от Христа: – ПОШЕЛ ВОН, ВО ИМЯ ИИСУСА!!!

Оглушительный женский визг превратился в грубый хриплый бас.

Словно сквозь пелену Виталик увидел, как из тела бедной девушки нехотя, отчаянно сражаясь за власть над жертвой, вырвалось мерзкое существо.

Бес последний раз истошно взвизгнув голосом Ирины, блеснул белыми мутными зрачками, расправил сложенные за спиной перепончатые, как у летучей мыши крылья и умчался прочь сквозь стену подъезда.

«Теперь можно и самому потерять сознание…»

Глава 7
Просвет

Рука затекла.

Виталик приоткрыл глаза и понял, что он уже не в подъезде…

А может ничего не было и ему все причудилось…

– Виталик, все в порядке? – Регина Васильевна, словно призрак появилась в полутемной комнате Олега.

– Да, вроде да, – еще не до конца осознавая произошедшее, прошептал паренек. Где он… как он тут оказался… какой сейчас день… что это за странные сны, которые его преследуют? Это все похоже на психоз или нервное расстройство.

«Может и вправду христианство это гипноз, влияющий на подсознание человека?» – мысль промелькнула, но он быстро ее отогнал. Что же происходит? И этот странный шар во время операции тоже был сном?

«Что со мной творится? Самое разумное решение – спросить», – так он и сделал.

– Регина Васильевна, – он присмотрелся, различая в полумраке очертания женщины, – как я тут оказался?

– Это ты расскажи мне, как я оказалась в подъезде? – словно очередной мираж донесся голос Ирины.

– Боже, что с моей головой, – все еще не понимая что происходит, Виталик попытался ее сдавить, словно соединяя части разбившейся вазы. Потом крепко зажмурился, потряс головой и вновь открыл глаза.

Сработало. Он уже четко видел, что лежит на диване в квартире у Адвокатов, в другой части комнаты, на кровати, улыбаясь в тридцать два зуба, с перемотанной головой лежал Олег. Рядом на краю дивана сидела Регина Васильевна, держа в руках пузырек с каким-то резкопахнущим средством, которое тошнотой отдавалось во всем теле. И в довершение картины – у окна стояла Ирина, прижимая ко лбу мокрый платок.

О да! Это была именно Ира, а не то страшное существо, что ему приснилось…

Если бы приснилось! Ее разорванная одежда, царапины и ссадины на теле говорили об обратном – все происходило в реальности. Но разве такое может быть?

– Ну и? – Ирина улыбалась, радуясь, что с Виталиком и Олегом все в порядке.

Хороши борцы за правду. Один лежит весь в бинтах и со шрамом на лбу, другой понять не может где он, с огромной шишкой на голове. Да и сама она… одного пузырька зеленки еле хватило, чтобы замазать все ссадины. В последний раз она такая зеленая была еще в детском саду, когда болела ветрянкой.

– Что и? – не понимая, чего от него хотят, удивился Виталик.

Ирина и Олег рассмеялись.

– Отстаньте от парня, – заступилась Регина Васильевна. – У тебя на голове шишка размером с апельсин.

Она взяла руку Виталика и аккуратно положила ее в области ушиба.

– Ого!

– Ты на меня посмотри, – Ирина вытащила правую руку из какой-то кофты, скорее всего мамы Олега, и показала разорванный рукав блузки и руку, почти всю покрытую зеленкой. – Я теперь на жабу похожа! И мне интересно, как это произошло.

– Это тебя принц поцеловал… – Олег залился смехом, радуясь своей остроумности, при этом вздыхая и охая, так как каждый смешок отдавался болью в голове.

– Ха-ха-ха… – передразнила Ирина, – это тебя он должен был поцеловать, ведь тебе в голову стрела угодила, – и она сделала движение рукой, изображая самолет, врезавшийся в голову Олега, как раз на том месте, где была повязка.

Картинка в глазах Краснова разъехалась надвое, словно отражение в зеркале и к горлу подступила тошнота…

– Я услышала какой-то крик в подъезде, – начала рассказ Регина Васильевна.

– Угу, крик мягко сказано, было такое впечатление, что там кого-то убивают, – дополнил Олег.

Постепенно к Виталику возвращалась ясность разума.

– Честно говоря, я сначала сильно испугалась. Даже выходить побоялась.

– А я сразу понял, что это Ирка кричит, я чуть было не подскочил, чтобы тебя спасать, – Олег был просто очарователен с повязкой на голове.

– Тоже мне герой нашелся, только из-под капельниц вылез, а уже бежать собрался, – мать грозно глянула на него, и он, точно по команде, сразу лег на подушку, сделав на миг серьезное лицо. – Так вот, я взяла молоток, вот этот, – при этом она уже улыбнулась и кивнула на журнальный столик, на котором красовался столярный молоточек. – Спускаюсь вниз, а там все стекла выбиты, в подъезде словно бомба взорвалась.

Картина сразу всплыла в памяти Виталика, когда вслед за душераздирающим криком послышался звон стекла. Разве такое может быть? Если да, то почему об этом никто не говорит и никто не знает. Что это? Какое-то стихийное бедствие или катаклизм, когда в людях заводятся такие страшные существа, как то, которое он видел сегодня. А кровь? Он думал, что это кровь разорвавшегося тела Ирины, но это была всего-навсего кровь ссадин. А как тогда этот монстр вылез? Может, он прошел сквозь ее плоть. Чем больше он размышлял, тем дальше заходил в тупик.

– Ау, ты здесь?! – Ирина помахала рукой перед глазами Виталика.

– Да, да! Я слушаю.

– Тебя спрашивают, как мы там оказались? – то ли смеясь, то ли нервничая, говорила она.

– Ладно, я пошла на работу. Вы тут присмотрите друг за другом, – Регина Васильевна пошла собираться и бросила вслед. – Ирина поухаживай за мальчиками: молоко на печке, хлеб на столе, и есть вкусное лакомство – дядя Олега из плаванья привез, арахисовое масло называется. Покушайте, вам должно понравиться. А Олегу бульон налей…

* * *

Горячие тосты с арахисовым маслом и две чашки кофе стояли на столе в кабинете у Новака.

– Вот так с тех самых пор я и живу. Ем арахисовое масло и наблюдаю духовные проявления, – Виталий Андреевич сделал глоток кофе, потом улыбнулся тому, как забавно у него получилось связать прошлое с настоящим.

– А я никому не говорил, что видел тогда… Я вообще почти пять лет не говорил. Когда попал в детский дом, а самое страшное случилось именно там, я понял, что доверять нельзя никому. Знаете, я боялся, что если кому-то расскажу про то, что видел в избушке, меня отправят в психлечебницу. Вместо радужных детских снов с шести лет я видел один и тот же кошмар…

…Мать закрыла дневник. Лучина уже почти догорела, но предрассветная мгла темно-бурых цветов наполняла комнату.

О, эти шаги. Как она их любила, а сейчас по-особенному. Сомнений не было, это вернулся Анатолий. Его фигура еле заметно виднелась сквозь пелену снегопада. Кто знал, что мальчишка-очкарик, над которым они смеялись всем двором, станет тем, с кем она будет чувствовать себя, как за каменной стеной. В голове стремглав пронеслись кадры воспоминаний…

Выпускной, на котором Анатолий сделал первый шаг, пригласив ее на танец. Она и не знала, что он так хорошо танцует. Его глаза так красивы даже в очках, что заставляют все внутри замирать. Она не могла представить, что в его рассказах не представляющая для неё интереса археология и история станут живыми. Невозможно было не полюбить его, такого простого и наивного, такого честного и справедливого. Если бы не любовь к древностям, он бы мог стать замечательным юристом или судьей.

Да, именно именно на выпускном балу, когда ее платье было похоже на свадебное, а через пару месяцев и стало им, она решила, что он тот, с кем она хочет пройти всю жизнь. Любить его и родить ему мальчонку, с такими же честными глазами и уверенным голосом.

Сразу после школы ее ждала консерватория, а его после двух успешных курсов в институте – академия. Ему пророчили самую блистательную карьеру. Рождение сына, которого без малейшего раздумья назвали Толиком, не помешало обоим получить красные дипломы. Соло скрипки в ее исполнении восторженно принимали во всех городах СССР. А он сразу же пошел работать в секретную спецслужбу. Чем он там занимался, знал только Бог.

Они были обязаны своими успехами именно Ему. Несмотря на тщательный контроль со стороны властей, они молились каждый вечер. Собраний христиан они посещать не могли, так как работа в секретной службе заставляла держать в тайне их веру.

Только чудом её бабушка смогла выехать во Францию, из-за чего вся семья попала под угрозу еще более жесткого надзора или даже ссылки в лагерь. Ну ничего, скоро и они будут в Париже. Насколько желанно стало для нее это слово – «Париж», оно звучало как рай – «парадиз».

Как бы она хотела забыть это слово – «парадиз». Пропитанное светом и теплом, ожиданием счастья и мира, оно принесло горе не только в ее семью. Как она сразу не догадалась, что правительство не прощает ошибок никому…

Эти умы были обречены на гибель. Тем более, некоторые из этой группы были христианами, но скрывали это.

Дверь отворилась, и в комнату вошел Анатолий. Она сразу же кинулась к нему на шею.

– Что ты глупышка? Чего ты плачешь?

– Я переживала за тебя, где ты был так долго?

– Я проверял силки, собирал хворост, ведь уже почти рассвело. Надо успеть натопить избушку, пока не взошло солнце, чтобы никто не увидел дым.

– А что в силках?

– У нас сегодня зайчатина, – Анатолий улыбнулся, словно он всегда жил в таких условиях и охота для него обычное дело. – Как малыш? – он сделал пару шагов в сторону сына.

– Он видел кошмар этой ночью.

– Бывает, – отец присел на край кровати, потер холодные руки, чтобы как-то их согреть.

– Я сама испугалась, он вскочил и начал бредить.

– Да нет, вроде не горячий, – Анатолий потрогал лоб сына, – наверное много впечатлений за эту неделю, я и сам не могу спать из-за кошмаров.

– Мне пришлось его переодевать, он весь вспотел.

– Что же вам приснилось, Скуратов Анатолий Анатольевич, – улыбнулся отец, – У-у! Как звучит! С таким именем надо быть очень известным человеком.

– Он видел какого-то всадника, – как бы между прочим сказала она, все еще наслаждаясь звучностью имени сын.

Несмотря на то, что в комнате было темно, жена не могла не заметить, как крупной россыпью появился пот на лице еще недавно невозмутимого Скуратова-старшего.

– Что-то не так… Тебе нехорошо? – ей стало не до шуток.

– Он найдет нас… Он уже на пути к нам…

– Что с тобой, о чем ты? Ты пугаешь меня.

Анатолий быстро залил тлеющие угли и разгорающиеся сухие ветки, чтобы огонь не выдал их.

– Что ты делаешь? Мы же замерзнем?

– Одевайся и поднимай Толика!

– Зачем?

– Не время задавать вопросы, иди в погреб и начинай молиться.

Не задавая больше вопросов, жена кинулась одевать еще сонного малыша.

– Мальчик мой, сынок, проснись, нам надо идти, вставай. Ну, открой глазки, это мама. Толик нам срочно надо идти.

Малыш капризничал, но все же делал, что говорила мать.

Отец пытался забаррикадировать дверь, закрывал внутренние ставни и без того заколоченных окон, но громадные щели могли выдать их пребывание.

– Мама, а куда мы идем, что-то случилось?

В ответ звучала только молитва.

– Ой, уже утро, солнышко взошло, – мальчик показал, на солнечного зайчика, ползущего по стене.

– Откуда солнышко? – ведь только что за окном был туман и до рассвета как минимум полчаса.

– Не переставай молиться, быстро в подвал, – Анатолий знал что это.

Мать взяла сына, сумку и они стали спускаться в специально приготовленный для этого случая погреб.

Анатолий приоткрыл одну из ставней, и комнату наполнил ослепительный солнечный свет. Осталось передать SOS… Он их нашел… Закрыв мальчика в погребе, мать вернулась к мужу.

– Им нужен только я. Они тебя не тронут и искать не станут. Прячься!

– Я тебя никогда не оставлю, я тебя люблю…

Комната наполнялась жаром, дышать становилось тяжело. Горячий ветер сквозь щели стал задувать песок. Складывалось впечатление, что дом в мгновение перенесся из холодной Сибири в жаркую Сахару. Лучи света проникали сквозь щели в полу в погреб, где шестилетний ребенок отправлял по радиостанции послание с просьбой о помощи.

Сквозь щели в полу было видно, как в комнату в виде комка света проник объект… Шаровая молния, появившись из неоткуда зависла в воздухе.

– Где дневник? – спросил внезапно появившийся из воздуха лысый мужчина в одеждах похожих на женские или на наряды восточного сказочного покроя.

– Ты его не получишь, – отец понимал, – это конец, и даже если он расскажет о дневнике, вряд ли что-то изменится.

– Вы сделали свой выбор, – свет пропал, и вместе с ним человек. Остался только невыносимый жар.

Огонь…

Дым проникал во все щели…

Пламя заполнило дом…

– До сих пор во сне я слышу крики матери.

– Извини, что я заставил тебя вспомнить все это.

– Мне давно надо было с кем-то поговорить, но не хватало смелости. Самое странное, что после того, как я вылез из подвала, я увидел, что огня будто вовсе и не было: дом целый, не было даже запаха гари, только то, что осталось от моих родителей.., – он на секунду замолчал, вероятно вспоминая увиденное, а может думая, стоит ли продолжать рассказ. – Все говорило о том, что температура была под тысячу градусов. Это был не простой огонь, это был… гипноз что ли, или… я даже не знаю, как это назвать.

– Знаете, Анатолий, мне надо встретить в аэропорту свою дочь. Если вы не против, и у вас нет других дел, то мы могли бы поехать туда вместе. Думаю, мне есть, что вам рассказать, да и у вас найдутся еще истории.

– Я не против, – Скуратов улыбнулся, и пастор обратил внимание на его здоровые ровные зубы.

Виталий не сомневался, что сегодня нашел нового друга, а встреча, которая его так пугала приносит только умиротворенность.

– Мне все это представляется какой-то головоломкой или что-то в этом роде, нет скорее мозаика – очень много элементов и вроде бы все они передо мной, но я не знаю куда какой фрагмент поставить, чтобы получить правильную картину. Много интересного можно придумать, когда не знаешь правды. Догадки иногда приводят в тупик.

– Я согласен. Мне только не совсем понятно, как ваши родители остались в живых… Ведь насколько мне известно, погибли все, а они должны были быть последними. Вы можете рассказать, что же произошло?

– Мы оказались подготовленными, хотя не полностью, – Виталий улыбнулся, встал из-за стола, давая понять, что пора идти. – Я обязательно расскажу все в подробностях, только по порядку, иначе мы никогда не соберем эту головоломку.

Скуратов встал, кивнул головой, понимая, что пастор прав, но желание узнать как можно больше жгло его изнутри. Ведь за столько лет ожидания…

– Вы знаете, меня нашли только на третий день в чаще леса. Случившееся так повлияло на меня, что я до одиннадцати лет не разговаривал, – вроде как между прочим сказал Анатолий, когда они подходили к дверям. – Меня даже записали в детском доме, как Ваня Лесовой. Но я не говорил не из-за того, что не мог, а из-за того, что боялся.

– А как ты добился своего нынешнего положения, – поддерживая разговор, спросил пастор.

– Я немного учился…

– И не тратил время на разговоры? – шутка понравилась, так как Скуратов немного рассеянно улыбнулся и кивнул головой. – Моя помощница отпросилась, так что мне придется закрыть кабинет. Где-то у нее был цифровой автоответчик, – Новак с головой погрузился в изучение панели кнопок на рабочем столе Алены.

– Я ее сегодня кажется видел – очень милая девушка.

– Да, она уезжает на два дня с родителями за город, у них там домик, где они постятся и отдыхают всей семьей. Алена очень хороший, ответственный человек, а в духовном плане просто умница, кроме этого, она подруга моей дочери, – не отрывая глаз от кнопок, проронил пастор.

– Вот как? У вас взрослая дочь!?

– Ей скоро будет семнадцать, вы могли видеть ее фото на моем столе, правда фотография давнишняя, но там она просто ангел. Она сейчас живет в Англии с моими родителями и нянечкой Карлой. Кстати меня с этой женщиной свели все те же странные обстоятельства из далекого 1983 года.

– И как ее зовут, я имею в виду вашу дочь?

– Также как и ее мать, но я зову ее Малышкой, да и все считают это прозвище ее вторым именем.

– А все-таки?

– Ее зовут… – наконец-то он нажал нужную кнопку, и следом донесся звук закрывающейся двери кабинета, —Получилось, – и пастор ввел пароль на компьютере. – Поехали, а то можем опоздать.

* * *

Мисс Новак сидела в аэропорту Борисполя (международный аэропорт, г. Киев), размышляя, насколько сильно отличаются эти два мира: один в Англии и второй здесь, на Украине. У людей другие цели и взгляды. Они даже не беспокоятся о лице столицы: Киевский аэропорт напоминал свинарник. Но говорят, взялись делать железнодорожный вокзал, хотя, зная украинский народ, вряд ли они успеют его доделать до второго пришествия.

Возможно, она ошибается и есть вероятность, что почти разложившееся морально и экономически общество, сможет восстать из пепла, а это произойдет, только если они поднимутся духовно. Никогда Бог не желал людям плохого или того, что приводило бы к разрушению. В целом, законодательство основано на десяти заповедях. Хорошо, если бы люди также боялись Бога, как иногда боятся представителей власти. Хотя, на ее взгляд, в этой стране уже давно никто никого не боится и каждый делает то, что считает правильным, сам пишет свои десять заповедей и живет по ним. Глупо, но это так.

Но она любит этих людей: простых, не боящихся пойти к соседке за солью и просидеть у нее добрых полдня, при этом помочь ей сварить борщ и поесть вместе с ней; умеющих в очереди, пренебрегая цензурой, рассказать анекдот приправленный мимическими гримасами. Любит психованных водителей, которые учили правила дорожного движения и всегда уверены, что они едут правильно. Любит бабушек, которые вечерами выходят из многоэтажных домов посидеть на лавочках и заводят разговоры обо всем на свете, начиная с того, кто у кого родился и заканчивая рассуждениями о Хуаните из известного сериала, которая ищет своих троюродных племянников. Любит и воздух, и поля подсолнечников, и по-настоящему голубое небо. Любит Крым за его прекрасные девственные пляжи, которые все еще можно здесь отыскать. Карпаты за снежные горы и своеобразных местных жителей. И свой городок за настоящую зиму, когда было так весело лепить снеговиков и кидаться снежками, приходить домой мокрой, чтобы взять яблоко для себя и Алены, и выслушав наставления темнокожей няни, идти дальше валяться в снегу.

Но главное – отец. Она его любила больше всех. Ей было очень просто принимать любовь Бога, имея такого чуткого земного отца. Нашкодив, она боялась посмотреть в его глаза. Он наказывал ее, но это всегда было только по делу. По сей день в памяти всплывает картина, как она, решив стать парикмахером, покрасила кошку акварельными красками в зеленый цвет и подстригла Карлу, пока та спала. После няне пришлось подстричься почти «под ноль», чтобы подравнять волосы. Дома она чувствовала любовь и понимание, и когда что-то не получалось, уже вдалеке от отца, ей достаточно было взглянуть на его фото, с которого на нее смотрели родные большие голубые глаза, придававшие умиротворенность ее сердцу.

Отец полностью взял ее воспитание на себя, когда погибла мама. Она помнит тот день. Это был 90-й год, ей недавно исполнилось пять лет, а маме всего двадцать четыре. Она улетала на самолете с миссией в страны Востока, поездка должна была длиться около месяца. Она поцеловала дочь на прощание в ручку. След от губной помады еще долго хранился, после того как мамы не стало. Вместе со следом на руке из памяти стал стираться образ лица и такой родной мамин голос.

Папе было тяжело. Он бросился собирать группу для поисков, не веря, что мама погибла. Он и по сей день думает, что она жива, хотя фотоснимки с места происшествия говорили об обратном. Одна сплошная груда металла вперемежку с человеческой плотью. Опознать кого-либо можно было только по личным вещам. Была найдена рука с именными часами, подаренными папой на пятилетие совместной жизни, и хотя это был страшный факт, даже он не разубедил отца. Он говорил, что рука не принадлежит ей, несмотря на то, что группа крови совпадала. Виталий Новак не верил в смерть жены.

До двенадцати лет Малышка жила с отцом и няней Карлой, которая была рядом с детства, а потом уехала к бабушке с дедушкой в Англию. Со смертью мамы пришло разочарование в Боге. Обиды и упреки: «Почему Он лишил ее матери, что она сделала такого?» – превратили ее молитвы в ропот. Тогда, решив не донимать Бога своими жалобами, она перестала молиться. Девушка знала, что Он существует, и однажды ей придется поговорить с Ним и вернуться, но пока нужный момент не наставал.

А бедный папочка, которого она так давно не видела, так и не женился больше… Не встретил другую. Он отдал все силы служению, погрузившись в него с головой.

Девушка вернулась из мира воспоминаний и пришла в себя, когда увидела присевшую рядом странную особу. Она была смешна и вызывала удивление. Необычное сочетание стиля и вкуса с полной безалаберностью. Может это новая мода, которая не дошла до Англии? Но чем-то эта женщина ей нравилась, хотя трудно было допустить, что кто-то захочет подражать подобному стилю.

Взгляд оторвать было невозможно, каждая деталь одежды женщины заслуживала отдельного и подробного изучения. Большие круглые очки, которые одевали только, наверное, учителя в старых фильмах или люди с очень плохим зрением, бросались в глаза в первую очередь. Линзы, разделенные пополам были пригодны как для чтения, так и для дальнего обзора. Стекла-хамелеон были довольно модными по-своему, а золотая оправа придавала блеск и утонченность.

Светлые волосы слегка фиолетового оттенка, были наспех собраны японскими шпильками сзади так, что петухи торчали во все стороны. С такими шпильками на голове можно и «Голос Америки» поймать. Фиолетовый оттенок придавал волосам некоторую неестественность, но скорее всего на эту прическу в стиле «Фата-Моргана» было вылито очень много лака.

Продолговатое, совершенно нетипичное лицо просто впечатывалось в память и забыть эту внешность становилось невозможно. Немного резкие черты лица, только придавали ей утонченность и еще большую изысканность.

Куда тягаться с такой дамой простой девушке-тинэйджеру с русыми мелироваными волосами в типичной одежде – кожаной куртке, джинсах, коротком свитере с постоянно выглядывающим пупком, за что доставалось большинство упреков от няни. Три серьги-камушка: две в правом и одна в левом ухе. А у дамы две сережки, но такие большие, что уши, казалось, должны были вытянуться как минимум до колен. Может это и классно, но пирсинг для Малышки круче. Еще немного она бы и бровь проколола, но решила не шокировать отца, да и из ноздри вытащила серьгу ради папы, заклеив дырочку сделанной под украшение наклейкой-имитатором.

Сколько лет этой особе? Нельзя сказать точно. Ни одной морщинки, но кожа выглядит естественной, без подтяжек. Очки старят как и фиолетовый оттенок волос. Из-под недешевого полушубка выглядывает пиджак болотного цвета: то ли деловой, то ли вечерний. Мини-юбка выше колен под цвет пиджака, сумочка невероятно маленького размера, туда бы, наверное, и жевательная резинка не поместилась, а она, немного нервничая, теперь пытается всунуть в нее билет. Туфли на высоченном каблуке и никаких колготок – это в январе-то. Ага, вот рядом еще сумка скорей всего для большого фотоаппарата и ноутбук.

– Какая мне разница, что у них нелетная погода, —сказала особа на одном дыхании, заметив, что девчушка за ней наблюдает.

«Ей лет тридцать-тридцать пять» – мысленно сделала вывод Малышка.

А Карла от неожиданности вздрогнула и проснулась.

– О, здрасте! – буркнула она с недовольством. – Все ждут, и вы подождете, мы тут уже четыре часа спали, пока вы не разбудили.

– Вы можете хоть целый день спать, вам, я вижу, тут нравится, – ответила дама, – а я спешу, и даже очень.

– Простите, а вы далеко летите? – строго глянув на няньку, обратилась к соседке Новак.

– До П***ска. Я туда, к сожалению, по делам. И, между прочим, инкогнито. Так что распространяться не собираюсь, особенно когда со мной так обращаются, – бросила она в сторону Карлы. Да и вообще, какой дурак придумал в этом захолустье…, – и она ткнула билет почти под нос девушке, – построить аэропорт. Сколько себя помню, там всегда были снега. Тот район и так на осадки богат, а тут еще в селе аэропорт решили построить.

– Вы знаете, этот дурак, как вы выразились, – сказала Новак, слегка улыбнувшись, – мой отец.

– Да ну ладно, шутки шутить, – дама открыла зеркало и стала припудривать носик и поправлять прическу.

– Я не шучу, мой папа Новак Виталий Андреевич – пастор в этом городе и хорошо, что он посоветовал открыть аэропорт, иначе нам пришлось бы трястись в поезде, думая как найти автобус до П***ска.

– Вы и в правду дочь Новака? Того самого Новака? – защебетала женщина, пропустив мимо ушей про поезд и все остальное. – Можно глянуть на ваш билет? – с опаской спросила она, все еще не веря подвернувшейся удаче, а ее глаза казались увеличенными раз в десять неимоверно большими очками.

– Конечно, – Малышка спокойно протянула паспорт с билетом.

– Так вы летите туда же?! Какое счастье, наверное, боги сегодня мне благоволят. Не иначе, как богиня Шива своим множеством рук постаралась мне помочь или красавиц Аполлон направил одну из муз ко мне именно в этот час.

Новак скривилась, слушая весь этот бред, ей стало смешно, но в то же время в ее душе поднялась волна противления. Но женщина засуетилась, достала фотоаппарат и собрала его с такой скоростью, как собирают автомат Калашникова ребята из спецназа. Отойдя на пару шагов, слегка покачиваясь из-за перелета, а может из-за высоченных каблуков, она сделала кадр, потом следующий, потом еще один и еще.

– Я очень рада познакомится с вами, – протягивая руку, сказала она, – меня зовут Эрвин Кисс, я фотограф, наверное, вы меня знаете? Почти все фотографии в самых известных журналах сделаны мной. Как мне посчастливилось, что я увидела вас. Вы поможете мне встретиться с вашим отцом?

– Вы знаете, я ничего не могу вам обещать…

– Нет! Нет! Нет, голубушка! – она так сильно замахала руками и головой, что казалось сейчас повылетают спицы-шпильки, а бесформенная прическа распадется. – Вы не можете со мной так поступить.

Она сделала паузу, а потом будто спохватившись, взяла мисс Новак за руку и снова быстро заговорила.

– Милая моя, самолет еще нескоро, не откажите в любезности выпить со мной кофе, я угощаю.

– Вы меня не поняли… – попыталась вставить девушка, но та ее тут же перебила.

– Это ты меня, зайка, не поняла, это не подкуп, мне просто хочется провести время в компании, пообщаться, просто если я замолчу для меня это будет катастрофа. Говорят, что женщина в день должна выговорить как минимум двадцать тысяч слов, иначе она будет неполноценна, так вот, я за сегодня, наверное, и тысячи не набрала. Да и ты со своей смуглянкой, – кивнув в сторону дремлющей няньки, – и сотни не выговорила. Поверь, я интересный собеседник, очень терпеливый слушатель, – тут она приспустила очки и взглянула зелеными глазами, – и к тому же очень внимательный.

– То, что вы хороший собеседник… – не успела закончить фразу Новак, как ее опередила дамочка.

– Можно на «ты», солнце мое. Ну, так пойдем?! Можно я оставлю свои вещи у этой всевидящей и всеслышащей девы.