Текст книги "Пылающий горизонт Юго-Восточного фронта"

– А ну, вставай! Дерись как мужчина! Кого ты хотел завербовать? Может меня? Я друзей по частям в Славянске собирал! Как ты посмел сюда приехать!

Но тот лишь мычал в ответ, из его разбитых губ и носа, пузырясь, выходил воздух, А лицо превратилось в кровавое месиво.

Перестав его бить, Грузин расстегнул висевшую кобуру у себя на груди, и, достав оттуда пистолет, взвёл курок.

– Подожди, Грузин! Он нам ещё ничего не рассказал, его нужно в комендатуру сдать! – обратился подбежавший к нему Бродяга.

– Всё что нам нужно он уже сказал, – ответил Грузин, наставив пистолет прямо в лицо сидевшему навзничь парню.

А тот, увидав перед собой дуло пистолета, закрыв лицо руками, стал мотать головой в разные стороны.

Через мгновение послышался щелчок бойка, который ударил по гильзе, но выстрела не последовало. Сидевший на асфальте парень вздрогнул, и, сжав лицо руками, замычал ещё громче. Размывая его кровавые сопли, между его пальцев потекли прозрачные ручейки слёз.

После чего Грузин, засунув пистолет в кобуру, встал на крыльцо общежития. Двое парней подхватив несчастного, поволокли его в караул.

– Строиться! – закричал Бродяга.

Нас, наблюдавших за этой картиной, было немного, поэтому мы уместились в одну шеренгу. Грузин, стоявший на крыльце, смотрел на нас красными от гнева глазами. Бродяга, ходивший взад и вперёд перед нами, остановившись возле меня закричал:

– Почему ты находишься в таком виде?!

Вид у меня и вправду был неподобающий, так как, выбегая из комнаты, я забыл надеть на себя китель и стоял по пояс голый.

– Спал, вот и не успел одеть…

– Нет, вы слышали?! Он спал! У нас, что в казарме дел нет? Вы куда приехали? – уже обращаясь ко всем, кричал Бродяга. – Сейчас все заходят в общежитие! Кому нечем заняться – подходите к Хмурому, он найдёт вам занятие. И ещё! Сейчас все идут искать подслушивающие устройства, под каждым подоконником, под каждой батареей, в каждой щели.

* * *

Смена в карауле тянулась скучно и без происшествий. Пьяных и нарушителей общественного порядка больше не привозили. В одиннадцать вечера в караул пришёл Хмурый с третьим отделением.

– Сдавайте оружие, вас меняет третье отделение, – сказал он сидевшему возле пульта Павлу. – Тех, кого сменили, могут идти в расположение.

Дождавшись остальных ребят, до общежития мы шли молча, лишь, когда все разошлись, и мы остались втроём, Фокс сказал:

– Это он нам за утро мстит!

– Взрослые люди, а поступают как дети, – ответил Павел.

Вернувшись в общежитие, все разошлись по комнатам. Возвращаться к нам мне не хотелось, я отправился в столовую, где можно было посмотреть телевизор. В столовой за столом сидели трое парней. По обрывкам их фраз я понял, что темой их разговора был Бродяга.

Когда я присел на лавочку за их стол, они, замолчав, сменили тему для разговора.

– А кто же шпиона разоблачил? Неужели Бродяга? – обратился я ко всем.

– Если бы! Он сам себя разоблачил! Если бы он себя так открыто и глупо не вёл – его никогда бы не разоблачили.

– Это точно, – подтвердил сидевший рядом парень. – Он когда с нами в комнате жил, по началу, так между делом, высказывал свои сомнения по поводу этой войны. Постоянно повторял, что этот конфликт развязал кремль, в ополчении местных нет, а воюют здесь одни российские наёмники, причём в основном из Чечни. И нам не стоит задарма здесь погибать.

– А сегодня он нам открыто в кубрике сказал, что у него брат из Полтавы, служит в батальоне «Айдар», где зарплата составляет сто долларов в месяц. Ну, и кто желает перейти на ту сторону… он может договориться, – добавил Моссад.

– Всё равно повезло ему сегодня – осечка с пистолетом вышла, – сказал я.

– Никакое это не везение, у Грузина пистолет нерабочий был, нам потом Бродяга рассказывал, как после расправы, в кабинете у Бродяги, Грузин им ещё раз этот трюк показывал.

– А нас сейчас с караула сняли, вместо нас третье отделение поставили.

– Это не удивительно. Бродяга ведь только у вас документы не проверял. У него от власти совсем крыша поехала. Он же ещё одного шпиона разоблачил…

– Ещё одного? – удивился я.

– После проверки наших паспортов, он решил проверить, документы дончан. В одном из паспортов он обнаружил смазавшуюся печать. Парень, естественно, признаваться в том, что он агент «СБУ» не стал. После они, немного отпинав его, положили связанным в кабинете Бродяги.

– И что, он до сих пор там лежит?

– А куда же он денется? Теперь Бродяга так каждого может под подозрение подвести.

Пожелав всем дожить до утра вне подозрений, я отправился в нашу комнату.

– Спите? Вы здесь так всё проспите! – включая свет, я обратился к лежавшим на кроватях парням.

– А что случилось то? – поинтересовался Павел.

Услышав подробности ночного происшествия, парни негодовали.

– Нужно к Террористу идти, он единственный нормальный из этой шайки, – сказал Павел.

– Вы как хотите, а я завтра собираю вещи и ухожу. Всё равно куда, до ближайшего блокпоста – лучше там, чем здесь, – протирая сонные глаза, высказался Вова.

Лёжа на кровати, я смотрел в окно. В голове крутились мысли, не дававшие мне уснуть. Где-то на окраине города зазвучала сирена гражданской обороны, затем послышались глухие взрывы, от которых немного вздрагивали наши стёкла. Вчерашние новости не врали – кольцо окружения всё плотнее сжималось вокруг города. Когда все ребята уже спали, я услышал, как на улице спорили несколько человек. Открыв створку окна, я увидал, как Террорист пытался усадить Бродягу в машину.

Послушай, давай дождёмся утра. Придёт Грузин, мы во всём разберёмся!

Нет, утра мы ждать не будем. Ты применил силу по отношению к человеку. В комендатуре разберутся. У меня нет времени, садись в машину.

Стоявший рядом, Хмурый как мог, препятствовал его аресту. В основном его помощь состояла в закрывании дверцы автомобиля, куда Террорист пытался запихнуть Бродягу. Но вскоре Террорист с силой оттолкнул Хмурого от машины, а тот, споткнувшись о бордюр, упал на газон. Воспользовавшись этим, Террорист, усадив Бродягу, быстро сел в машину, резко нажав на педаль газа, он, стремительно набирая скорость, скрылся за поворотом.

«Одним командиром меньше, устроит вам завтра Фокс демократию…»

* * *

Утром, спустившись в курилку, я увидал там Павла, беседовавшего с двумя парнями из нашей группы. Первый с позывным Голиаф, второй Ара – армянин по национальности, спортивного телосложения. Когда я приблизился к ним, Голиаф замолк, кивнув Павлу в мою сторону.

– Всё нормально, продолжай, – ответил ему Павел.

– Ну, так вот, захожу я значит в комнату, а Хмурый от тумбочки отскочил, будто бы ничего не клал туда, а у самого глазки бегают. Ну, я, сделав вид, что ничего не заметил, спросив ерунду ушёл. Вечером мы отправились на обход территории. Но встретив на выходе его дружка, из банды Бродяги, который подмигнув Хмурому, остановил нас: «Мол, сходим ночью втроем, когда самое время для отлова диверсантов будет». – Короче, я думаю, они меня завалить хотели.

– Странно всё это… Ты, Вовчик, что думаешь?

– Я думаю, тебе, Голиаф, померещилось.

– Я вот что предлагаю – мы сейчас в карауле берём у часового автомат, а после идём арестовывать Хмурого и его банду.

– Нет, такие дела нельзя решать с ходу, нужно посоветоваться с Фоксом.

– Нет, зачем советоваться? Зачем автомат? Я их сам всех скручу, – предложил Ара.

Но искать Фокса нам не пришлось, закуривая сигарету, он спускался по ступенькам крыльца и широко улыбался.

– Ты чего такой довольный? – спросил у него Павел, когда Фокс подошёл к нам.

– Всё, братан, отмучились, сегодня из разведки должны представители приехать, людей к себе отбирать.

Из двадцати парней, заявивших о своём желании служить в разведке «ДНР», взяли только семь человек: Павла, Фокса, Зевса, Кубу, Вову, Ару и Голиафа.

Причём Ара и Голиаф вообще не служили в армии, но им помогло то, что они профессионально занимались спортом. После чего представитель разведывательной группы, дав им двадцать минут на сборы, отлучился в приёмную института.

На нашем этаже творилась неразбериха: по всем комнатам метались уезжавшие парни, они обменивались телефонами, своей одеждой и прочими нужными им на передовой предметами. Первых счастливчиков, кому улыбнулась удача служить в нормальном подразделении, собирали всем этажом. Павла, который приехал по– гражданке, удалось полностью одеть в военную форму.

– Вовчик, помоги разгрузку подогнать, – попросил меня Паша.

Затягивая ремни на его разгрузке, я не мог поверить, что через несколько минут он уедет, и я, возможно, больше никогда не узнаю, как сложилась его судьба.

– А что, разгрузку новее не могли дать?

– То что надо – мы такие разгрузки в Чечне лифчиками называли, к тому же от осколков немного защищает.

Простившись, мы вышли на улицу, где все собравшиеся парни провожали уезжавших разведчиков. Вместе с представителями разведки приехал Павел Губарев – народный депутат Донбасса. Все поспешили сфотографироваться с ним и задать ему личные вопросы. Вскоре появился Террорист и приказал нам построиться.

– Бойцы, я знаю, что вы все рвётесь на помощь нашим братьям, которые сейчас находясь в окопах, сдерживают во сто крат превосходящие силы противника. На западном направлении ожидается наступление танков противника – поэтому, пока что, вы находитесь в резерве. Так, что не переживайте – повоюете ещё.

* * *

Вернувшись в комнату, я лёг на кровать. Почти все места были пусты, мне представилась печальная перспектива – провести оставшиеся дни с Угрюмым.

– Угрюмый, а ты почему в разведку не записался?

– Не хочу я по полям бегать, я хочу из пушек стрелять.

– Значит, ты решил подальше от передовой быть? Ну и шкура же ты!

Забормотав что-то себе под нос, Угрюмый вышел из комнаты. Прогулявшись по комнате, я сел за тумбочку. Выдвинув верхний ящик, я увидал канцелярские принадлежности. Достав чистый лист, линейку и карандаш, я начертил таблицу под названием: «График уборки комнаты №1», с позывными всех тех, кто остались в комнате.

В комнату зашёл незнакомый мужчина лет сорока, с добрым выражением лица и печалью в глазах. Познакомившись с ним, я узнал, что дончан переселяют к нам в отделение, по причине освободившихся мест.

Бюрократическая машина Бродяги, продолжала работать по инерции, даже без своего рулевого.

А теперь назови свой позывной, взяв руки карандаш, сказал я.

– А я ещё не придумал…

– Не положено.      Один      парень       тоже неделю без позывного ходил, а вчера его в «СБУ» увезли.

– Ты думаешь, – это явилось причиной? – достав очки, проговорил он в полголоса.

– Шучу конечно, ладно, тогда запишу твоё имя, но ты всё равно обязательно придумай себе позывной.

– А шо, – это за список у тебя?

– Да так, чистая формальность.

Подписав под таблицей: «Командир первого отделения Док», я повесил листок на стену.

Позже в комнату зашёл Док и, не говоря ни слова, лёг на кровать.

– Погоди спать, сначала распишись в приказе!

Док посмотрев на листок, рассмеялся, затем взяв ручку, поставил подпись.

Вернувшись, Угрюмый      скрутил свой      матрац и переложил его на место Павла.

– Ты ничего не замечаешь?

– Нет.

– Как же ты собрался из пушки стрелять, если у себя под носом ничего не видишь.

Угрюмый вскочив с кровати,      ожидая какого-то подвоха, стал осматривать свою постель.

– Не там смотришь, вон, на стене висит!

Подойдя к стене, он, изучив таблицу, вернулся на свою кровать.

– Ты что читать не умеешь? Скоро здесь по столу мыши будут пешком ходить.

– А почему мой позывной в самом начале списка?

– Так по алфавиту всё!

Угрюмый больше не стал спорить, он вышел из комнаты и, вернувшись с совком и веником, принялся за уборку.

* * *

Проснувшись перед обедом, я спустился в курилку. Подойдя к Моссаду, я поздоровался с ним и ещё несколькими парнями стоившими рядом.

– Когда на обед поведут? Пора бы уже.

– А какая разница, всё равно нас вести некому, – улыбаясь, ответил Моссад.

Вскоре появился Татарин, попросив нас построиться, он, пересчитав всех, повёл нас в столовую.

Хоть Татарина и назначал Бродяга, но тот, числившись завхозом, редко появлялся в его кабинете, и вообще был ближе к ребятам. Так, что только его одного, из банды Бродяги не отстранили от должности.

В столовой на обед был салат из капусты и чай с хлебом. Женщина, стоявшая на раздаче, опустив глаза, как бы извиняясь за отсутствие продуктов, повторяла:

– Всё что есть, ребята, всё что есть.

* * *

Вернувшись в общежитие, мы собрались в столовой. Причиной этому послужил огромный столб дыма, валивший в двух километрах от нашего института.

Ко мне подошёл Моссад и сказал:

– Ходят слухи, что это «БМП» силовиков подбили.

– Так радоваться нужно…

– Террорист сказал, что это был взвод разведки. Пленный разведчик дал информацию, что в наш район идёт танковая колонна силовиков.

– А чем же они эти танки собираются останавливать?

– Нас-то всего около пятидесяти человек здесь осталось.

– Выходи строиться! – подал команду дневальный.

Перед строем появился Серёга-24, возле него стоял мужчина из нашей группы, представившийся как Уралец.

– Кто служил в армии, выйти из строя, – скомандовал Серёга-24.

Переписав всех вышедших из строя, и, представив нам Уральца как нового командира, он покинул нас.

– Ребята, я понимаю, что предыдущие командиры здесь много чего натворили. И мне, если признаться честно, нет особого удовольствия стоять здесь и рулить. Но, во-первых, меня об этом попросил Серёга-24, во-вторых, опыт руководящей работы у меня имеется. Вы уж потерпите меня немного.

После обеда, направляясь в караул, я увидел, как из грузовика, стоявшего перед входом в приёмную института, Террорист и ещё несколько ополченцев, передавая друг другу ящики по цепочке, выгружали их возле входа. Судя по ящикам, в них были противотанковые средства: гранатометы «РПГ-7⁹» и «РПГ-18¹⁰».

В воздухе повисло напряжение…

* * *

На этот раз моим напарником на дальнем «КПП» был дончанин. Суть нашего дежурства состояла в проверке документов у прибывающих машин, открывать шлагбаум, и останавливать всех, кто в пешем порядке пытался пройти на территорию института.

Андрею не было и сорока лет, невысокого роста, но довольно крепкого телосложения, его простое лицо вызывало доверие. Прохаживаясь возле шлагбаума в камуфляжных штанах и клетчатой рубашке, он напоминал мне тракториста. Смотря на его круглую панаму защитного цвета, я представлял как Андрей, вернувшись с рыбалки и бросив свои удочки в угол, не переодеваясь, ушёл в ополчение.

– Андрей, а ты где до войны работал?

– У меня своё дело было – я поставкой воды в офисы занимался, хватало не только на жизнь, но и на отдых.

– Зачем же ты в ополчение пошёл?

– Я по работе везде мотался, своими глазами видел, что эти сволочи с нашим городом сделали.

– Вот тебе-то и нужно заниматься нашим продовольствием, а не на шлагбауме сидеть – у тебя же огромный опыт в торговле.

– Такие места по способностям не распределяются даже при революциях, – улыбаясь, ответил он. – Найдут чем кормить, а если не найдут – начнут в город отпускать, у кого деньги остались.

– На Донбассе столько заводов, куда же от них налоги идут?

– Как куда? В Украину, – рассмеялся он.

– Не может быть. Война же идёт уже почти два месяца…

– А куда предпринимателям ещё налоги платить? Своего банка у нас пока нет – такую ответственность на себя ещё никто не взял. Всё чем нас кормят – это благотворительная помощь от сочувствующих предпринимателей. А продукты закончились, так это потому, что предприниматели перестали верить тому, что ополчение выстоит, мы же сейчас отступаем.

К шлагбауму подошла пожилая пара. Старик, державший в руках клетчатую котомку, громко сказал:

– Сынки, где здесь в ополчение можно записаться?

Его лицо, покрытое глубокими морщинами, смотрело с юношеским задором, и о преклонном возрасте говорили только до конца не разгибающиеся скрюченные пальцы рук.

– Сейчас сделаем, отец, – ответил я и направился в будку для вызова старшего смены.

Согласно директиве, в ополчение набирались лица от восемнадцати до шестидесяти лет, и, в принципе, старик подходил для этого возрастного ценза.

Пока мы ожидали прихода старшего, к нам подошла его жена и спросила:

– Ребята, а вы про село Кожевня что-нибудь слышали?

Не дожидаясь нашего ответа, она продолжила:

– Сын у нас в ополчении служит, вот три дня назад звонил, рассказывал, что они под селом Кожевня находятся. А теперь никаких вестей от него нет, телефон отключен, он ведь один у нас. Я три дня места себе не нахожу, а сегодня ещё и он в ополчение решил записаться.

Андрей жестом отозвал меня в сторону.

– Мне вчера кореш звонил, рассказывал, как они вчера высоту неудачно штурмовали, много ополченцев потеряли, значит, и их сын был среди убитых, был бы ранен, родственникам уже бы сообщили.

Из дверей «КПП» вышел старший и направился к нам по аллее. Увидав его, я быстрым шагом пошёл к нему навстречу, – остановив его на середине аллеи, я тихо сказал:

– Говори что хочешь, а старику в приёме откажи.

– А что случилось, старик то бодрячком выглядит?

– Да сына, похоже, у них при штурме высоты убило…

– Хорошо, что-нибудь придумаю.

Пока старший смены разговаривал со стариком, мой взгляд упал на его жену, которая к тому моменту уже отошла к бетонным блокам. Старательно разложив газету и присев на неё, она, сгорбившись, ожидая своей участи, прижимала к себе клетчатую котомку, в которой были документы мужа. Пёстрый платок, повязанный на голове, подымаясь, выпускал на её глаза седые волосы, но она, не поправляя их, смотрела вдаль. По её щекам текли слёзы, она, покорно принимая свою горькую женскую долю, прощалась теперь и с мужем…

В России я редко встречал памятники ждущим матерям. Самые известные из них можно пересчитать по пальцам. Ещё реже я встречал матерей, которым государство оказывает помощь, чьи сыновья погибли в горячих точках. Там на «КПП», глядя на неё, я понял – основная тяжесть войны ложится на материнские плечи, а не на плечи храбрых солдат, которые под звуки военных маршей, отправляются на войну. Ведь это они – эти хрупкие и сгорбившиеся старушки, а не бравые командиры, будут всю свою жизнь ухаживать за теми несчастными, которых судьба вернёт в инвалидной коляске.

Они ещё долго сидели на бетонных блоках, а потом, взявшись за руки, не спеша отправились к автобусной остановке. Он прижимал её руку к себе, она, за что-то ворча на него, на ходу поправляла завернувшийся воротник его рубашки…

Перед      шлагбаумом      остановился      автомобиль «ВАЗ2101»(копейка), «затонированные» стёкла салона скрывали пассажиров. На лобовом стекле было три пулевых отверстия. Номера заменял нанесенный на дверь флаг Донецкой Народной Республики.

Из машины вышел худощавый мужчина лет тридцати пяти, и, в обход шлагбаума, не обращая внимания на нас, направился на территорию института.

Преградив ему путь, я сказал:

– Молодой человек, предъявите документы…

– Документы?! Нет у меня документов… сгорели! Вот мои документы! – сухо сказал он, расстегнув рубашку, под которой, на его груди показались свежие шрамы.

– Да ты меня тоже пойми – у нас приказ, я здесь человек подневольный, – оправдывался я.

– Хорошо, хорошо, передай старшему, что здесь мой племянник. Я его забираю к себе в отряд. Пусть собирается и выходит, – с Террористом я договорился.

– Долго ждать не придётся, сейчас позвоним… Позвонив в караул, я подошёл к шлагбауму, где ожидал ополченец.

– Ты из России парень? – спросил он у меня.

– Да, а что, так заметно?

– Конечно заметно, у тебя произношение как у Москалей. Лучше в плен к ним не попадайся, они над россиянами очень жестоко издеваются.

– А как там, на передовой дела?

– Не знаю, я же из госпиталя, за племянником приехал, вот долечиваюсь.

– А в госпиталь как попал?

– Наш блокпост атаковали танки, а у нас из тяжёлого вооружения только пулемёт; сдерживали их, сколько смогли. Доложили Бесу, чтобы он подкрепление к нам послал. Наверно у него помощи не было, и он отправил сапёров, чтобы они мост, за нашим блокпостом подорвали. Отойти мы не смогли… Много ребят наших там погибло. Я бы и сам здесь не стоял, но ночью меня наши разведчики вытянули.

– А Бес что?

– А что Бес? Бес – опытный командир, значит, так было нужно.

На аллее показался парень с сумкой.

– Ну, удачи тебе, и главное в плен к ним не попадайся…

Через пару минут к моему собеседнику подошёл молодой парнишка, обнявшись, они сели в машину.

Облокотившись на шлагбаум, я думал о судьбе погибших на блокпосту ополченцев: «А нужны ли были такие жертвы? Таким ли важным был тот блокпост? И насколько, в условиях боевых действий, солдат может доверять своему командиру?» Мне вспомнился случай, когда 131-ю Майкопскую бригаду 31 декабря 1994 года бросили на штурм Грозного, без разведки на местности, без подготовки. Тогда в город вошло 100 единиц техники и 700 человек личного состава, а спустя 60 часов из Грозного вышло 200 человек и 7 машин.

Сколько же ещё нужно нашим военным стратегам времени и солдатской крови, чтобы, наконец, научится воевать, не за счёт храбрости Русского солдата, а умением и хитростью изматывать противника.

Мои размышления прервала девочка лет десяти, она стояла возле шлагбаума и смотрела на меня.

– Дяденька, а там в кустах, пьяный военный валяется. Меня мама попросила вам сказать.

– А где твоя мама?

– Она в магазине работает, он у нас сигареты покупал, сказала она, показывая рукой в сторону автобусной остановки.

– Спасибо тебе, девочка, а теперь беги к своей маме, – сказал я, отправляясь в будку часового.

– Андрей тем временем заваривал чай.

– И как ты пьёшь его в такую жару?

– Привычка, я, когда в Казахстане служил, от казахов перенял.

– Поступила информация, что возле остановки лежит военный, я пойду, проверю.

Отдав автомат Андрею, я направился к остановке. Метрах в пяти возле магазина лежал человек в камуфляже, возле него уже стояли двое парней. Они, смеясь, что-то обсуждали. Подойдя ближе, я увидел, как возле кустов на земле лежал знакомый мне «АКМ», с поцарапанным цевьём. Валявшимся на земле военным оказался Грузин.

«Из-за чего же он так напился? – думал я. – От скуки? А может он знал, что-то чего не знали мы?»

Зайдя в будку, я показал автомат удивлённому Андрею.

– Воевать не воевал, а уже трофей нашёл.

– Кто же там был?

– Грузин. Андрей, звони в караул, пусть вызывают к нам на «КПП» Серёгу-24, афишировать этот случай, я думаю, не стоит.

После того как Серёга-24 взял у меня автомат Грузина, я впервые заметил на его лице растерянность. Если раньше война для него была лишь новой работой, с которой он неплохо справлялся, то случай с Грузином задел в нём что– то личное, ведь по закону военного времени они теперь должны были предпринять какие-то меры.

После обеда количество желающих вступить в ополчение увеличилось – то ли сказывались участившиеся обстрелы пригорода, то ли повлияла подбитая «БМП», прорвавшаяся так глубоко в город.

Большую часть прибывающих добровольцев составляли молодые ребята. Перед шлагбаумом появился солидный, очень преклонного возраста, интеллигентного вида мужчина.

– Молодой человек, я доктор медицинских наук, знаю приёмы боевого самбо, я не хочу сидеть дома и смотреть, как эти варвары разрушают мою малую родину. Я хочу вступить в ополчение.

– Ваша помощь, думаю, нам не помешает. Сейчас я доложу начальству.

Предупредив Андрея, я отправился в главный корпус института. Войдя в главное здание, я ощутил приятный холодок. Если в нашем корпусе общежития ничего кроме духоты ощутить было нельзя, здесь же веяло свежестью и едва уловимым запахом дерева ценных пород, которым были отделаны, перила, потолки, и стены.

Пройдя по коридору вдоль многочисленных стендов, на которых была информация о жизни института, я остановился перед дверью в приёмную.

Войдя в кабинет, я увидел длинный стол, по обе стороны которого располагались стулья. Во главе стола на кресле оббитым чёрной кожей, сидел Серёга-24.

Солнечный свет, падая из окон, украшенных дорогими гардинами, освещал висевшие на стенах грамоты в позолоченных оправах. Единственное, что никак не вписывалось в это царство роскоши и уюта – так это автомат, который лежал на зелёном сукне, обтягивающем поверхность стола. Но самым главным кощунством была «муха¹¹», лежавшая возле позолоченной подставки для перьевых ручек.

– Там старичок пришёл, говорит доктор медицинских наук, а также инструктор по самбо. Хочет вступить в ополчение.

– Домой пусть идёт, вас-то кормить нечем, ещё и старика голодом морить. И вообще, всем желающим говори, что набора пока нет, – смотря в окно, равнодушно ответил он.

Вернувшись обратно, я зашёл в караул, и, позвонив по телефону, разъяснил Андрею, что следует сказать старику. Уж очень мне надоело врать всем тем, кто желал помочь своей земле в эти тяжёлые для неё дни.

День тянулся медленно, после обеда на небе появились два самолёта, выпустив свой боезапас они, развернувшись над городом, исчезли так же быстро, как и появились. И только спустя несколько минут в том месте зазвучала сирена воздушной тревоги.

К шлагбауму подъехали два пустых микроавтобуса. В салоне сидели только пассажир и водитель. Открыв дверь, сопровождающий подбежал ко мне.

– Брат, поднимай шлагбаум, нам срочно нужно на территорию, – показывая пропуск, взволнованно проговорил он. После того как автобусы проехали, я подошёл к Андрею.

– Что-то случилось.

– Почему что-то должно было случиться? Может продукты привезли.

Он когда мне удостоверение показывал, у него руки тряслись. Позвоню как я в караул.

Телефон в будке часового представлял собой телефонный аппарат полевого типа – это была телефонная трубка, располагавшаяся в коробке. Накрутив небольшую рукоятку и ожидая ответа дежурного, я размышлял: «На дворе 21-й век, а они лучше, чем телефон, выпущенный пятьдесят лет назад, так ничего и не придумали.

– Моссад…– ответили на том конце провода.

– Два микроавтобуса видел?

– Да, они во дворе припарковались – это за людьми приехали.

– Дай мне старшего.

– Сейчас.

– Слушаю, – ответил старший дончан.

– Мне нужно срочно в общежитие.

– Что не терпится в бой? Понимаю, сам такой. Обожди пять минут, я сам схожу, а когда вернусь, ты сходишь, а пока вместо меня побудешь.

Ожидание длилось вечность, облокотившись на шлагбаум, я думал: «В какое подразделение приехали отбирать? Может на технику, или артиллерию?»

Прервал мои раздумья громкий сигнал микроавтобуса. Обернувшись, я увидел, как по аллее возвращались те самые автобусы. Быстро подняв шлагбаум, я махнул рукой водителю, чтобы он остановился. Но автобусы, не сбавляя скорости, пронеслись мимо меня. На переднем сидении был старший дончан, а возле него ехидно улыбаясь, сидел Татарин.

Придя в караульной помещение, я увидел Моссада, скучавшего возле телевизора, увидев меня, он улыбнулся и сказал:

– Это какая-то аномальная зона, не иначе.

– Почему ты так решил?

– Начальники каждый день меняются.

– Куда их?

– Старший успел лишь сказать, что их везут под Авдеевку, больше им ничего не сказали.

– Ну ладно… я понимаю, они взяли старшего дончан, он бывший танкист, но как к ним Татарин-то попал? Он вообще в армии не служил!

– Старший сказал, что туда всех брали! Построили в одну шеренгу перед входом и забрали тех, кто стоял ближе к «КПП».

– Ну и отбор, ладно пойду, дойду до Андрея, скажу, что теперь ему придётся одному стоять.

– Куда их? – спросил у меня Андрей, когда я подошёл к будке.

– Знаю только, что под Авдеевку, больше ничего не известно.

– Жаль ребят, а ещё больше майора жаль – хороший мужик.

– Почему жаль?

– Под Авдеевкой прорвались танки, скорее всего, их повезли дыру в обороне затыкать, так что им не позавидуешь.

– Откуда ты всё знаешь?

– Ну, я же тебе рассказывал, по всему городу мотался, у меня в записной книжке больше пяти ста номеров. Переписываемся, обмениваемся информацией… не имей сто рублей…

К вечеру проснулся Грузин, не смотря на то, что Серёга-24 хотел положить его в главном корпусе в одном

из кабинетов, Террорист приказал закрыть его в карауле – в одиночной камере.

– Позовите Террориста! Мне нужно поговорить с ним! Черти, вы меня слышите?! – барабаня по решетке, кричал Грузин.

– Взяв телефон, я набрал номер Террориста.

– Грузин кричит, вас зовёт.

– Кто такой Грузин?

– Инструктор…

– На данный момент он под арестом, а начальник сборного пункта к арестантам не ходит…

– Понял.

Подойдя к камере, я открыл окно.

– Открывай, слышишь, потом ведь пожалеешь, – грубым тоном прорычал Грузин.

– Понимаешь…

– Ну, что? Вот подожди, я выйду, устрою тебе полосу препятствий.

– Террорист занят, когда освободится, он не знает.

– Ах ты, тыловая крыса! Пока ты здесь отсиживался – я воевал…

Не дослушав до конца проклятия Грузина, я захлопнул окно. Вернувшись в караулку, я взглянул на Моссада.

– Ну почему? Мне достаётся всегда всё самое интересное? Вот нужен мне сейчас этот Грузин с его претензиями, ещё оскорбляет сволочь. Сходи, принеси ему попить в бутылке.

– Но Террорист же сказал, дверь не открывать…

Ну, тебе, же он не говорил, и вообще – это их разборки, я сюда ехал не надзирателем устраиваться. Только дверь не открывай – через решётку передай, а то ещё вырвется, лови его потом, такого кабана. Если, что, ты ничего не знал, с тебя спросу не будет.

Сменившись с караула, я, лёжа на кровати, закурил сигарету. Многих парней, к которым я успел привыкнуть, не было, но самым печальным для меня в тот вечер было то, что Дока тоже забрали. Его было жаль по-человечески.

«Хороший был парень». И вдруг я осознал, что думаю, о нём в прошедшем времени: «Нет так нельзя, нужно надеяться на лучшее».

Чтобы развеять дурные мысли, я вышел на улицу. В курилке тем временем, в кругу обступивших его парней, говорил азиат, привозивший сигареты из города.

– Прощайте, парни, очень хочу с вами остаться… но нужно срочно домой ехать – семейные дела!

Подходившие к нему ребята, от всего сердца прощаясь с ним, жали его пухлую правую руку. Левой рукой он придерживал висевшую на плече, маленькую пухлую сумочку.

«Всё правильно, что ему здесь делать, ведь большая часть его клиентов уехала своими телами останавливать танки, а на нищих дончанах больших денег не сделаешь».

Вернувшись в комнату, я обнаружил в ней только Угрюмого.

– А тебя почему не забрали, или ты, где-то прятался?

Я в столовой помогал, вот и не успел, я бы тоже поехал.

– Когда же вы кончитесь?

– Кто вы?

– Шкурники! Вон ещё один такой же, как ты помощник, сейчас домой поедет.

– Если ты про торгаша, то он мне тоже не понравился. Мне девчонка в столовой сказала, что sim-карты на базаре по сто рублей продаются, а он гад, их по пятьсот нам продавал, и сигареты в пять раз дороже.

Отвернувшись, я уткнулся в подушку, чтобы не слышать причитания Угрюмого. Стараясь поскорее уснуть, я думал про таких ребят: как Моссад, Вова из Владивостока, которые за свой счёт, покупая снаряжение, рвались под пули. А кто-то пытался нажиться на людском горе. Какие же мы всё-таки разные – россияне.