Текст книги "История для мужчин"

– А ты хочешь здесь это бросить? Такое счастье подвалило, – возмутился я, – мы с тобой миллионерами будем, или ты этого не желаешь?

– Да нет, просто думаю, что их здесь кто-то спрятал и будут искать. А может, кого и убили за них. Как бы не попасть в страшную историю.

– Раз кейс никто давно не трогал, значит, о нем никто ничего не знает, иначе бы он здесь не тух под дождем и солнцем. Давай лучше быстренько пересыплем деньги в сумку, пока никто нас не застукал, и свалим, а там разберемся.

Мы трясущимися руками забили свою пляжную сумку пачками купюр до отказа, благо она была большая, не прозрачная и на молнии. Мне снова пришлось нырнуть в яму, чтобы закопать в листве развороченный чемоданчик, отряхнулись и крадучись пошли искать выход из зарослей.

Спуск с горы нашли быстро, он показался нам знакомым – заросшие камни в виде ступенек и остатки перил из покрытых коричневой слизью обрубков неровных деревяшек, которые разваливались при прикосновении. Впереди маячило начало пляжа, заваленное мусором, выброшенным океаном на землю.

Сумка оттягивала плечо, нервный пот струился по вискам. Елена тоже находилась вся на взводе. Нам уже было не до хиппи, не до ностальгии по прошлому. В голове билась лишь одна мысль – как можно быстрее, не обращая на себя внимания, добраться до дороги и рвать отсюда когти.

– По-моему, такси там, – пройдя половину местного пляжа, предположил я, указывая на проем между двумя ветхими ресторанчиками-лачугами, появившимися на берегу после нашего первого посещения этого места.

– Наверное, – очнулась Борисовна, – только стоит ли сразу брать машину? Увидят, что мы что-то тащим, догадаются и…

– Догадаться-то вряд ли кто догадается, но лучше перебдить, чем недобдить. Пошли, пешочком пройдемся до ближайшей деревни, а там, на прямой дороге, поймаем тук-тук или как их там называют и никто не просечет, откуда мы едем, с пляжа или с местного рынка.

Водитель, которого наняли на периферийной дороге, вроде бы ничего не заподозрил, но, прибыв в свой городок, мы все равно решили выйти подальше от нашего местопребывания. Озираясь по сторонам, дочапали до туркомплекса, незаметно просочились в гостиницу и заперлись в номере.

Зашторив окна, высыпали сокровища на кровать и занялись подсчетом богатства:

– Сто, сто десять, сто двадцать пачек, – жадно бормотал я, сортируя брикеты валюты, – значит, это будет миллион двести тысяч долларов. Неплохая выручка от похода по местам боевой славы. Правда, из них тысяч двадцать подпорченных придется выбросить.

– Зачем? – запротестовала Елена, – если номер видно, можно в банк сдать. Миллионер хренов, ну-ка дай посмотрю. – Она схватила самую облезлую пачку. – Нормально, номер прочитать можно, так что нечего расшвыриваться деньгами. Нашли вместе, значит и распоряжаться ими будем вместе, но выбрасывать я тебе не позволю. Понял!

– Понять-то я понял, но думаю с местным банком нам лучше не связываться.

– Почему? Боишься засветиться с находкой?

– Не только. Вдруг эти деньги действительно криминальные, что и так ясно, к бабке не ходи, и их ищут. А значит, вполне вероятно, и номера купюр у них везде зафиксированы. Сунешься и повяжут, да еще какое-нибудь убийство или ограбление на тебя повесят, потом не отвертишься.

– Ну, отвертеться, положим, возможно. Мы же приехали недавно, поэтому не могли быть участниками преступления.

– Во-первых, как мне кажется, если поймают, то в этой стране церемониться с нами никто особо не станет. Здесь свои законы и твои объяснения им по барабану, тем более мы языка не знаем. Пока дойдет до посольства информация, что нас арестовали, если вообще дойдет, мы уже сгинем без следа где-нибудь в местных тюрьмах или джунглях. Могут найтись и такие, кто захочет невзначай присвоить бесхозные денежки, то тут вообще без вариантов. Или все будет по закону, но не в нашу пользу, это точно. Ты ведь читала брошюрки на подобную тему. А во-вторых, все ценное, что может быть найдено на территории того или иного государства, там клады разные, исторические находки, самородки – сразу все должно сдаваться госорганам за вознаграждение, конечно если они, госорганы эти, сочтут нужным выплатить его тебе, но, как правило, причин для премиальных не находится. По-моему, порядок для счастливчиков, типа тебя и меня, действует везде, во всех странах одинаково. И везде, в лучшем случае, нашедших клад, кидают по полной. Вот если не сдашь сознательно, то попадешь под уголовную ответственность однозначно.

– Значит, мы нарушаем закон? – быстро забегали и так беспокойные глазки Борисовны. – Или у нас не клад?

– Большие деньги, значит клад. Это же не три рубля шестьдесят две копейки, а почти полтора миллиона долларов.

– Тогда, может, отнесем деньги в полицию, от греха подальше?

– Поздно, – выдохнул я, – полицию нужно было туда вызывать и не вскрывать кейс, тем более не прятать его распотрошенный. Теперь, если даже не задержат за позднее признание, то не поверят, что мы себе ничего не присвоили, и будут держать в каталажке до тех пор, пока не сознаемся во всем, даже в том, что и не совершали. Так что, как ни крути, идти сдаваться нет никакого резона. Лучше давай покумекаем, что с этим делать дальше.

– Но мы же не знали, что в дипломате деньги, вот и вскрыли.

– А на хрена в гостиницу притащили? – спросят. Значит, стибрить хотели, резонно?

– Умеешь ты порадовать женушку, ласковый мой. – Елена порывисто встала. – Вечно с тобой вляпаешься в какую-нибудь неприятную историю. Там не мог сообразить, во что все может вылиться, прежде чем эту дрянь тащить сюда?

– Не мог! Заклинило!

– Понятно. Вечно ты задним умом крепок. Как ты еще с такими способностями да на свободе?

– Заткнись, дура! Не хватало, чтобы на твои вопли прибежали эти, как их…

– Вот, весь ты в этом. Только и умеешь, что оскорблять, когда сказать нечего. То умным прикидывается, а то двух слов связать не может. Зато дура я. Во всем и всегда у тебя виновата я. И в том, что ты в яму эту гребанную свалился, акробат хренов, и в том…

– Идиотка, ты замолчишь или нет? Сама только что орала – попробуй выбрось…

Так, на куче несвежих долларов, мы чуть ли ни до развода договорились, обвиняя друг друга во всех неурядицах, сопровождающих нас всю нашу сознательную семейную жизнь, доведя ссору до наивысшей точки кипения.

Крепко обидевшись, я стряхнул находку на пол, разделся, побросав одежду рядом с кроватью, залез под одеяло и замолчал, отвернувшись к зашторенному окну.

На улице вечерело, судя по тому, что можно было увидеть в маленькую щель между занавесками. Очень хотелось жрать. С этими деньгами так и не пообедали. Стоически превозмогая голод, я думал – ну и стерва, для нее все, а она, зараза. Завтра соберусь и улечу в Москву, а она пускай здесь колупается, как хочет, со своим миллионом. И еще чего-то ест на кухне, даже не предложит. Ну и хрен с ней.

Долго и мучительно тянулось время, в голове роились мысли, пытаясь решить задачу с несколькими неизвестными: как; нужно ли; не попасться бы. Весь правый бок отлежал, но поворачиваться не собирался. Незаметно подобралась дремота и я уснул.

На следующий день все как-то само собой, в семейных отношениях, урегулировалось и мы, успокоившись, вновь стали союзниками, так как нужно было гадать – можно ли оставить на время в номере, без присмотра, свалившееся на наши головы, богатство, не залезет ли уборщик-кастелянш с ревизией в наш чемодан, чем они здесь балуют по словам соотечественников, и не выдаст ли своим нетактичным поведением нас с потрохами. В сейф такое количество пачек не влезет, очень он маленький, под матрас прятать бессмысленно, других мест нет. Не таскать же с собой.

В первый день богатой жизни решили ходить кушать по очереди. О пляже, развлечениях и магазинчиках не могло быть и речи. Ох и трудная это работа быть обладателем миллионного состояния и не сметь потратить из него хотя бы незначительную частицу. Сидеть взаперти в райских кущах и трястись за свою задницу.

Клининг-работников не пущали, втихаря давились бутербродами и тропическими плодами, купленными за углом у бомжеватых продавцов экзотических фруктов.

Так продолжаться дальше не могло. Мучения выводили из себя.

На очередном совещании для себя мы выяснили, что вывезти в Россию такую прорву денег незаметно не удастся, накроют на границе, банком воспользоваться нельзя по ранее высказанным причинам. Здесь ими тоже не посоришь – в обменниках и магазинах списывают паспортные данные, это мы уже проверяли на своих, припасенных для сувениров, остатках, а если номера купюр на контроле или, не дай бог, это фальшивые доллары – крындец. По той же причине боязно и на рынок сунуться. В лавчонках торгаши тоже не сегодня родились. У них глаз почище любого сканера работает, а память на цифры, как у профессиональных шулеров.

Промучившись несколько дней в номере, поросшем грязью, сбледнув с лица, обматюгав ненавистные пачки всеми, доступными нам, нехорошими словами, мы погрузили нашу добычу в большую сумку, купленную на базаре у дороги, и пошли по известному только нам пути.

Таща свой ценный груз, я был аккуратен – никого не задевал, зорко смотрел по сторонам.

В одном из торговых рядов на меня глядел достаточно прочный, отделанный металлическими уголками саквояж.

– Его берем! – уверенно сказал я жене. – Сколько стоит?

Елена ахнула, но делать было нечего, придется возвращаться домой без подарков, и достала кошелек.

Покупку выдали в большом целлофановом пакете, что было на руку.

– Думаешь, теперь к тем горам? – уточнил я, показывая налево, в противоположную сторону от первых гор, когда мы вышли на пляж.

– Куда же еще? – у жены вновь начинало нарастать раздражение. – У тебя есть какие-нибудь другие предложения? А то давай, возьмем такси на последние гроши и поедем подальше.

Я повинно опустил голову и молча побрел по пляжу. Расстроенная Борисовна шла немного в отдалении.

Очень тяжело пробираться между хаосом каменных нагромождений в неизвестной местности. Тропинки нет, приподнятого чувства скорого неожиданного открытия нет. Ничего нет, кроме желания побыстрее найти подходящую маленькую пещерку для организации тайника.

Часа через полтора, два блуждания между скал мы наткнулись на нечто подобное.

– Хватит, затрахался. Будем прятать здесь, – подал я голос первым, чтобы разрядить обстановку.

Елена устало пожала плечами.

– Здесь, так здесь. Мне все равно.

Мы спустились в небольшую лощинку, предварительно обозрев окружающую территорию на предмет случайных свидетелей, переложили деньги из сумки в новенький портфельчик, упаковали его в целлофановый пакет и засыпали сначала каменной трухой, а затем старой листвой и вялой травой.

– Всё! Спите спокойно дорогие товарищи Франклины, – попытался сострить я. – Мы о вас никогда не забудем и, может, даже посетим место вашего погребения. Когда-нибудь.

У Борисовны навернулись слезы на глаза, словно она хоронила кого-то родного.

Конечно, ведь счастье было так близко. Пять минут назад мы были миллионерами и вот снова нищие.

Я обнял свою женушку.

– Не плачь, моя маленькая. Лучше гордись тем, что мы совершили умопомрачающий подвиг неслыханной идиотской щедрости. Представляешь, кто-то забредет сюда случайно, так же свалится в яму и на тебе, саквояж зелени. Крышу снесет в момент.

Елена прижалась ко мне, сильно переживая.

– Может, запомним местечко, на всякий случай? Вдруг не найдут, а мы сумеем что-нибудь придумать.

– Когда, в Москве? Вряд ли, но давай. Сейчас спустимся напрямую к морю, хотя сомневаюсь, что потом отыщем свой схрон. И нужно ли? Думаю, что Бог не делает, все к лучшему.

Вот это приключение, вот это всем подвигам подвиг – выбросить просто так, ни за здорово живешь, целое состояние за борт корабля, на съедение акулам, как говорил мой сосед по коммунальной квартире, дядя Федя.

Необычайный кретинизм, но он до сих пор неискореним в нашем, то есть в моем, социалистическом сознании.

– Ну и динозавр ты, – как-то охарактеризовал меня мой приятель. – Таких еще поискать нужно, очень редкостный тип.

Отпуск, конечно же, был испорчен как физически, так и морально.

Уже дома расстроенная жена молча разбирала чемодан, лежащий на кровати. Я незаметно подкрался сзади, обнял ее за талию и повалил на мягкий матрас.

– Оп-па! – навис я над Еленой и достал из-за спины пачку долларов. – Пять тыщ! Компенсация за отпуск.

– Откуда? Спёр?

– Не спёр, а маленькое вознаграждение за потраченные нервы. Выбрал самые чистенькие. Надеюсь, здесь их не ищут. Ну что, будем думать, как вывезти остальное?

Кстати, доллары оказались настоящими.

Случается же такое. Даже не верится. Что дальше? – Не знаю.

Камень

Мы с женой живем в центре города, в большой квартире, можно сказать в огромной, выстраданной мытарствами по Москве и непосильным трудом над созданием семейного гнезда в надежде, что дети и внуки будут жить вместе с нами. Но мы предполагаем, а Бог располагает.

Являясь москвичами, пришлось сменить двенадцать адресов по Москве для достижения желаемого результата в квартирном вопросе, но все наши замыслы оказались тщетными. Как только родные птенчики оперились, тут же разлетелись в разные стороны, даже не думая жить с родителями. И остались мы с Еленой Борисовной одни одинешеньки в безжизненном пространстве. Аукаемся, иногда теряясь с женой в комнатах, предназначенных для детей.

Крамольные мысли в голове у каждого из нас возникали постоянно, но мы не спешили ими делиться, не желая обидеть друг друга, а вдруг та или иная сторона нашей, первичной ячейки общества не поймет или не так подумает. Но однажды все разрешилось.

– Все правильно, Ленуська! А я думал, ты меня, как всегда, пошлешь куда подальше с моими нелепыми предложениями, – воодушевленно воскликнул я, почувствовав согласие жены.

День был воскресный, делать было нечего, и мы поехали к дочери в гости, чтобы огласить свое решение. Пусть она с мужем и со своей дочкой переезжает в нашу квартиру, а мы в нее. Им, как говорится, жить дальше, а нам, предпенсионщикам, сойдет и периферия. Не стали звонить, захотелось преподнести сюрприз неожиданно, тем более что Светка давно глаз положила на наши хоромы. Ей будет очень приятна родительская, сногсшибательная, благородная задумка. Так почему бы не обрадовать девочку и не сделать широкий жест ради родненькой, если сын уже отлично пристроен, в плане достойного жилья. Не сеять же неприязнь между братом и сестрой из-за разницы в бытовых условиях, порождающей зависть. Так рассудили мы.

Дома никого не оказалось. Бросив машину у подъезда, решили прогуляться по Коломенскому парку, благо он находится в шаговой доступности.

Через десять минут мы наслаждались созерцанием архитектуры исторических памятников и природой московского оазиса. Парк, украшенный золотом осенней листвы, казался волшебным. Прозрачный прохладный воздух живительной энергией вливался в легкие. Захотелось даже немного почудачить – упасть в опавшую листву и покувыркаться в ней. До того было хорошо на душе.

– Если хочешь, как дурачок, поваляться в грязи, пойдем лучше к чудо-камню коломенскому, он где-то здесь в овраге таится, там на нем и полежишь. Может, он тебе ума разума прибавит. Говорят, помогает. Столько раз в парке были и ни разу к камню не ходили. Упущение. Слышал о нем легенды? – как всегда, со знанием дела, остудила мой восторг Елена.

– Конечно, слышал. Потому что именно я тебе рассказывал про этот камень, а теперь ты меня тут пытаешься поразить своими познаниями. Там, для таких как ты, разумных, есть камень и для женщин. Девичий называется. Бабам мозги вправляет.

– Ой, ей, ей, он мне рассказывал, профессор кислых щей, все-то он, а то я сама неграмотная, ничего не знаю. И перестань вульгарно о нас, девушках, выражаться. Бабы. Как грязно звучит из твоих уст.

– Девушка, ну раз ты все знаешь, то просвети меня необразованного, где притаился твой камень и почему он один, а не десять их. Как называется овраг, где он расположен? Давай, лепи, слушаю, – немного завелся я.

– Ладно, не выпендривайся, умненький мой, лучше выкладывай, что знаешь о камне или о камнях, а то я немного подзабыла.

Наши перепалки с женой обычно были не долгими и безобидными. Так, ради поднятия тонуса немного подурачимся словесно и опять идиллия во взаимоотношениях, если, конечно, ни кто из нас палку не перегнет. А если и случалось такое, то первым на уступку шел я. Чего злиться на самого близкого, в этой жизни, человека. Беречь надо друг друга. Если женщина не понимает, что ссора не стоит и выеденного яйца, но не дал Бог ей этого счастья, то я, как настоящий мужчина, делал вид, что повержен ее правотой и сглаживал нарастающее напряжение в наших взаимоотношениях для сохранения семейного благополучия и покоя. Пускай думает, что она всегда и во всем права. Но иногда, по возможности, подкалываю ее, чтобы не очень-то нос задирала.

Соответственно, почувствовав мимолетное свое превосходство над Еленой в данный момент, я тут же решил блеснуть своей эрудицией и изложил все, что вспомнил из услышанного или прочитанного ранее о Коломенском. Задача поставить супругу на место должна быть выполнена блестяще, поэтому при рассказе я использовал немного надменный и поучительный тон. Пусть знает, кто есть кто.

– Надеюсь, ты в курсе, что Коломенское появилось при царе Горохе, то есть очень давно, – начал я.

– И кто же, на самом деле, у нас был царем Горохом? Иван Грозный?

– Кто? Не могу точно утверждать, но, по-моему, кто-то типа Ивана Калиты. Видела колокольню, которую мы недавно проходили, ну ту, самую знаменитую, так вот ее как раз и возвели в честь рождения Ивана Грозного в тысяча пятьсот каком-то году, где-то лет через двести, после основания села Коломенское жителями Коломны, бежавшими от татар, темнота. Живешь здесь и не в курсе, что творится под боком.

– Во-первых, я здесь давно уже не живу.

– Ничего, скоро переберешься сюда.

– А во-вторых, сам ничего не знаешь. Кто-то, типа, где-то, в каком-то году. Ты хоть слышишь себя, как ведешь высокоинтеллектуальное повествование? На каком-то приблатненном сленге. Мне за тебя стыдно.

– Опять наезд на пустом месте. Бытие определяет сознание. Запомни это раз и навсегда. Вот оттуда и мой жаргон.

– Не поняла, но извини, мой маленький. Не обижайся, не обращай внимание. Это я так, для профилактики. Кто ж тебя поругает, кроме меня. Внимательно слушаю, дорогой, что там дальше, продолжай.

«Жена всегда права, если даже говорит глупости», – опять напомнил себе я и продолжил.

– Где-то здесь, мне кажется вон в том направлении, находится, так называемый, Голосов овраг, в котором должны лежать два камня – Девичий и Конь-камень. Сейчас, полагаю, найдем. Пошли туда.

Мы спустились по деревянной лестнице вниз и медленно побрели по набережной. От Москвы-реки веяло осенней прохладой, и в воздухе висел слабый туман, наделяя сединой полуобнаженные деревья парка.

– Откуда название оврага – Голосов? Здесь что, много голосили? – пошутила Елена и вопросительно посмотрела на меня в надежде, что на этот вопрос я уж точно не смогу дать ответ. Но не тут-то было. Я был подготовлен на все сто.

– Голос, откуда пошло название оврага, моя дорогая, было изначально словом Велес. В честь языческого бога подземелий Велеса, но со временем превратилось в Голос. Потомки славян, как и наши дети, не очень-то следили за наследием своих предков и правильностью произношения тех или иных слов и их значениями. Так же лепили, что не попадя, и Велес, естественно, превратился в Голос. Аналогично сегодняшнему дню, где продолжают уродовать наш язык юнцы и недоучки, бубенть. Кофе у них стал, видите ли, среднего рода. Зашибись. А потом научные сотрудники будут гадать на перевранных фактах – и как же развивалась наша история? Не удивлюсь, если в трактате какого-нибудь ученого из будущего появятся научно обоснованные выводы – родина кофе мужского рода – Южная Америка, а родина кофе среднего рода – Россия. Значит в свое время кофе среднего рода росло в средней полосе Европы, значит на нашей территории был совершенно другой климат, пригодный для произрастания тропических растений. И в доказательство своего труда приложит указ депутатов Госдумы 2014 года о переводе кофе из мужского в средний род.

– Не бурчи, как старый дед. Всем давно уже известно, что нет того классического русского языка, который преподавали нам в школе. Сейчас у нас смесь эсэмэс-англо-дворового сленга с примитивной интернет-субстанцией, немного походящей на родную речь. А о том, что депутатам очень важно разобраться с кофе, так это ж у них нет других проблем как то, чтобы избавиться каждому второму народному избраннику от замечаний в буфете. И чтобы их не уличали в неграмотности, решили провести референдум и обличить в неграмотности сам кофе. Вот самая важная проблема страны, не экономика, а кофе и собственное достоинство. Ничего нового в этом направлении ты не открыл, не трать свои нервы понапрасну, успокойся.

– Так я спокоен, как шпала. За Державу обидно, понимаешь, ничего более.

Пока блуждали в поисках камней, потому что никто нам не смог подсказать, где они находятся, я еще раз озвучил Елене пару известных мне историй, связанных с мистическим оврагом.

Первая история была про татар, которые, уходя от преследования русских воинов в конце пятнадцатого века, спустились в Голосов овраг, в надежде скрыться там в тумане, лежащем густой зеленоватой пеленой на дне оврага, а вышли они из тумана, как в последствии оказалось, аж лет через пятьдесят, в начале шестнадцатого, и попались очумевшей от неожиданности царской свите. Татар-то отсюда давно вышибли, а тут здрасте.

Ну, немного им учинили дознание и совсем обалдели. Пятьдесят лет для пленников как корова языком слизала. Что произошло, возможно ли такое, может, врут? Думаю, не очень-то стали разбираться с этим наши ратники тех лет, но сама история, благо, сохранилась до наших дней и теперь радует нас своей сказочностью. А вот что сталось с теми татарами, неизвестно. Надеюсь отпустили их с миром.

Другая легенда гласит, что двое крестьян, уже в восемнадцатом веке, возвращались из одной деревни в соседнее село через все тот же Голосов овраг. Так же вошли в туман и в своем селении появились, нисколечко не постаревшими, через двадцать один год, где их односельчане все это время считали пропавшими без вести.

Где-то читал, что здесь были, конечно, и другие случаи, но они как-то в моей памяти не очень осели.

Мы даже не заметили, как сами очутились в окутанном плотным туманом овраге. Идя практически на ощупь, наткнулись на здоровенный продолговатый камень.

– По-моему это то, что нам надо. Мне кажется это Конь-камень, – предположил я. – Никого не видно. И спросить не у кого.

– Вон там, вроде бы, кто-то есть, – указала Елена в сторону темного пятна, недалеко от нас.

При ее словах сгусток зеленовато-молочной взвеси колыхнулся, на миг приобрел очертание огромного волосатого чудища в расфокусе и исчез, словно испугался неожиданной встречи с незнакомцами.

– Ой! С нами здесь никто не хочет общаться, – нервно засмеялась Елена.

– Да этот кто-нибудь, как и мы, наверное, заблудился и, кажись, реально испугался нас, не думая, что может кого-либо встретить вдали от туристических тропинок в нелетную погоду. Туман-то какой. А может, этот кто-то, тайный ритуал здесь на камне совершал, а мы его спугнули? Это же камень для жертвоприношения языческим богам был в древние времена, как гласит летопись.

– Вовуш, я боюсь.

– Вряд ли в наше время существуют тутошние язычники, так что не боись. Если, конечно, сюда язычник не залетел через временную трубу, или мы не очутились в его эпохе. Не бери в голову. Хотя, по местным поверьям, все может быть. Ладно, займемся делом. Значит так, Конь-камень считается мужским и лечит от разных там мужских болезней, поэтому для профилактики я на нем немного поваляюсь, а потом пойдем искать твой, Девичий камень. Он так же целебный, только для женщин. Ферштейн?

– Ес оф кос, хер генераль.

– Только гляди, женский камень, по меньшей мере, для тех, кто желает иметь детей. Ты готова?

– Ох, охальник! Быстро полежал, набрался сил и побежали, раз такое дело.

– Слушаюсь, мадам, – с этими словами я забрался на камень и улегся на него лицом вверх, блаженно втягивая в себя свежий воздух осени. Стало казаться, что и сам камень способствует улучшению настроения, излучая необычную чудодейственную энергию, насыщая ей мое, относительно не молодое, тело.

– Не видно ни зги, – услышал я несколько приглушенный голос Елены. Повернувшись к ней, увидел, полуразмытый туманом, силуэт жены с вытянутыми вперед руками.

– Что, медитируешь?

– Нет. Просто ничего не видать на вытянутую руку. Мне кажется, начинает смеркаться. Нужно искать выход отсюда. Если везде в округе такой туман, то можем заблудиться. Помнишь, однажды на машине, в тумане сбились с пути. Тогда он был не столь густой, как сейчас, и то заблудились.

– Да нет, думаю туман только здесь, в овраге у этой маленькой речушки. И сама Москва-река здесь недалеко. От них, вероятно, и тянет.

– Знаю. Все равно пойдем.

– Рановато. Ребята, наверное, еще не вернулись домой. Тем более твой женский камень не посетили.

– Ну его. Потом как-нибудь. Меня какое-то чувство беспокойства одолевает.

– Раз одолевает, тогда пошли, – с досадой согласился я, – но камни, по-моему, реально имеют определенно положительное воздействие на человека. Посмотри на меня. Я полон сил и энергии.

– Пошли, энерджайзер.

Окутывающая пелена действительно помрачнела, заклубилась концентрированными сгустками, все плотнее закрывая от нас окружающий мир, который и до этого-то был еле виден не более чем на полметра.

Придерживая друг друга под локти, чтобы не споткнуться и не свалиться на сырую землю или в канаву, мы как слепые котята, долго тыркаясь из стороны в сторону, наталкиваясь на странные, не поддающиеся идентификации предметы, не понимая, откуда они там могли взяться и что из себя представляли, шли вдоль русла, почти пересохшего, ручейка Голосового оврага в направлении, недавно возведенного в Коломенском, деревянного дворца царя Алексея Михайловича, пока не выбрались на свет Божий. Туман как-то внезапно кончился. Обернувшись назад, я не обнаружил даже и малейшего намека на его недавнее присутствие.

– Темницы рухнут, и свобода нас встретит радостно у входа, – с энтузиазмом воскликнул я, предположив, что найден выход из мрака, и осекся. При ясной, солнечной погоде все вокруг было незнакомо и неузнаваемо.

– Ой, где это мы вышли? – удивилась Елена.

– Надеюсь, там, где нас не смоют, – попытался пошутить я, увидев, как к нам, отделившись от находившейся невдалеке толпы, направилось несколько человек, одетых как робокопы из американских фильмов – в латы, черные шлемы, обвешанные налокотниками и наколенниками, и прочей угрожающей атрибутикой. Естественно одним из элементов их формы были крутые черные пистолеты в черных современных модных кобурах, пристегнутых к правой ноге каждого бойца.

– Если это не актеры какого-нибудь, снимаемого здесь, кино, то для них мы сейчас будем продуктом жизнедеятельности в унитазе. Уж очень они решительно настроены на уничтожение, как мне кажется, – поспешил заметить я, глядя на приближающихся, наверное, спецназовцев, и оказался прав.

Невзирая на призывы уважительного отношения к возрасту и, не обращая внимания на наши возгласы типа – «безобразие», нас бесцеремонно прессанули, выворачивая карманы курток и потроша сумочку жены, выбрасывая из нее все, на их взгляд, ненужное на землю. Борисовна еле успела каким-то чудом подобрать свой кошелек и мобильник, слава богу, я забыл захватить с собой деньги и телефон, а так бы остался без всего. Со словами – «Этих бомжей тоже туда», – нас грубо втолкнули в сдерживаемую агрессивными черными монстрами толпу гражданских людей, которые пытались что-то выкрикивать, поднимая над головами пластиковые плакаты с нарисованными на них, непонятными нам, символами.

– Мы, по-моему, попали в кучу каких-то демонстрантов нетрадиционной ориентации, – робко предположил я, – но то, что это не кино, это точно.

Елена Борисовна, возмущенная и перепуганная отношением к нам блюстителей порядка, вначале гневно выдавила из себя:

– Сволочи…

Затем, как всегда, последовал наезд в мой адрес:

– Это все ты. Пойдем в Коломенский парк, там волшебные камни… Вот и получили от твоих камней по башке. Вечно так с тобой.

Немного успокоившись, притесненная окружающими нас людьми и, почувствовав какую-никакую безопасность в людской массе, жена все-таки осознала, высказанное до ее тирады, мое предположение относительно того, куда мы влипли, и шепотом спросила меня:

– А почему ты думаешь, что это демонстрация педиков?

– Так посмотри, как они одеты. Нормальные люди так не ходят.

И действительно, окружающий нас люд по одежде и поведению не смахивал на обычных среднеарифметических обывателей, любящих потусить в толпе. Так же странные, незнакомые выражения на лицах скандирующих додиков вызывали некое беспокойство. Естественно и их непривычные наряды немного напрягали. Да и разговорный сленг этой молодежи и взрослых не очень-то гладко ложился в наши уши, привыкшие к более-менее нормальной русской грамматике, которой, как нам показалось, здесь не пахло.

Вскоре стало понятно, что демонстрантов, в рядах которых мы нежданно-негаданно оказались, согнали в одну кучу и насильно пытаются выдворить с территории парка на проезжую часть проспекта Андропова через ворота в ограде, которые до этого я ни разу ранее не замечал, часто проезжая вдоль забора исторического коломенского заповедника.

Может, эти ворота здесь были всегда, не знаю, но сейчас они выглядели очень грозно и пафосно.

«Хорошо хоть не арестовывают, – подумалось. – А то потом доказывай, что ты не верблюд», хотя вдоль дороги за оградой грозно стояло несколько внушительных военных машин, напоминающих вместительные бронетранспортеры. Было видно, что в данной ситуации они предназначены только для того, чтобы толпа не ринулась обратно в парк. Словом, эти железные чудовища в настоящий момент не внушали опасения в плане нежелательного отъема у нас свободы, но для подавления народной движухи, можно было догадаться по внешним признакам, несомненно подходили как нельзя лучше.

Рядом с нами неожиданно случилась суета и тройка молодых людей, два парня и девушка, прорвав оцепление, ломанулась в сторону дворца, пытаясь увлечь за собой соратников своего противостояния. На этот безрассудный порыв группы лиц тут же отреагировал ближайший от них спецназовец, водрузив на плечо агрегат, смахивающий на малый переносной ракетный комплекс типа «Игла», прицелился в убегающих и выстрелил. Эффект был до изумления потрясающий. Волна, как нам показалась, видимая невооруженным глазом, не то акустическая, не то воздушная, искажая вокруг себя пространство, будто толстая водяная струя, вдарила по беглецам. Сбив их с ног и не нанеся им никакого ощутимого физического урона, сорвала с несчастных всю одежду, оставив активистов движения голыми на обозрение всех окружающих.