Текст книги "Генерал армии Черняховский"

Сталин делал доклад спокойно, не торопясь, с обычными для него паузами, прихлебыванием воды. Эта привычная людям, по многим ранее слышанным, речь вождя не только содержанием, но и манерой, своей строгостью и убедительностью вселяла в людей уверенность – все будет так, как говорит товарищ Сталин.

Проведенный на следующий день парад на Красной площади не только еще больше сплотил и вдохновил народ и армию на борьбу с агрессорами, но и буквально если не нокаутировал, то поверг в нокдаун германское командование!

Эти две акции наглядно подтверждают высокие качества Сталина как политика и как лидера, объединяющего народы Советской страны. И еще я отметил бы смелость: если бы немцы узнали о подготовке этих торжеств и предприняли соответствующие контрмеры, все могло бы закончиться очень печально.

Для всей страны парад стал неожиданным, потрясающе радостным событием. Поэтому мне хочется коротко рассказать о том, что происходило тогда на Красной площади. Рассказать не от себя – я в этот день был еще заключенным в одном из лагерей Сибири и писал письма Калинину с просьбой отправить меня на фронт.

Это был парад хотя и традиционный, но необыкновенный. Парад не только военный, но и политический, парад-вызов, парад презрения к врагу, парад-пощечина: вот вам! Вы кричите о взятии Москвы, а мы проводим свой обычный праздничный парад!

Стремясь к максимальной подлинности при описании событий, я дальше воспользуюсь рассказом очевидца, который не только присутствовал на том параде, но и описал его в газете тогда же, в ноябре 1941 года. Писатель Евгений Захарович Воробьев – мой старый добрый друг, я расспросил его с пристрастием о том параде, выясняя побольше деталей, и дополнил ими его ранее опубликованную газетную статью.

– Я был корреспондентом газеты Западного фронта «Красноармейская правда», – начал Евгений Захарович. – Корреспонденты других газет на этот раз собрались у левого крыла Мавзолея. На довоенных парадах здесь обычно стояли дипломаты, военные атташе. Теперь дипломатического корпуса на параде не было – посольства эвакуировались в Куйбышев. Мы стояли так близко, что я слышал, как Сталин, выйдя на балкон Мавзолея, где, видимо, ветер был сильнее, чем у нас внизу, сказал:

– А здорово поддувает…

И потом немного позже, радуясь непогоде, которая затрудняла нападение вражеской авиации, Сталин усмехнулся, когда снег пошел еще сильнее, и сказал тем, кто стоял с ним рядом:

– Везет большевикам, бог им помогает…

Парад принимал С.М. Буденный, командовал парадом генерал-лейтенант П.А. Артемьев. Вопреки традиции, сегодня произнес речь не тот, кто принимал парад, а Сталин. Именно в этот день он сказал запомнившиеся всем слова:

«Война, которую вы ведете, есть война освободительная, война справедливая. Пусть вдохновляет вас в этой войне мужественный образ наших великих предков – Александра Невского, Дмитрия Донского, Кузьмы Минина, Дмитрия Пожарского, Александра Суворова, Михаила Кутузова! Пусть осенит вас победоносное знамя великого Ленина!..»

На парад вышли курсанты военных училищ, полки дивизии особого назначения имени Дзержинского, московский флотский экипаж.

А отдельные армейские батальоны были незаметно для противника введены в Москву только для участия в параде.

Вслед за частями и подразделениями, прибывшими с фронта, прошагал полк народного ополчения – разношерстное и пестрое войско. Полушубки, бушлаты, стеганые ватники, бекеши и шинели, иные шинели еще помнили Каховку и Царицын, Касторную и Перекоп… Сапоги, валенки, ботинки с обмотками… Шапки-ушанки, буденовки, треухи, картузы, кубанки, папахи… Винтовки вперемешку с карабинами, мало автоматов и совсем нет противотанковых ружей.

Надо признать, вид у бойцов народного ополчения был недостаточно молодцеватый, непарадный. Долговязый парень, из тех, кого называют «дядя, достань воробушка», затесался на левый фланг и шагал в соседстве с низенькими, приземистыми. Но кто бы поставил в упрек бойцам народного ополчения плохую выправку? Их ли вина, что не осталось времени на строевые занятия? Люди непризывного возраста и не весьма отменного здоровья учились маршировать под аккомпанемент близкой канонады.

В то праздничное утро, совсем как в годы Гражданской войны, парад стал одновременно проводами на фронт. В отличие от мирных парадов сегодня винтовки, пулеметы, орудия, танки были снабжены боеприпасами. И одна из верных примет того, что путь с Красной площади вел не в казармы, а на позиции, – у многих участников парада заплечные вещевые мешки.

Позже по площади с железным громыханием провезли пушки. Иные из них казались прибывшими из другой эпохи – «времен Очакова и покоренья Крыма». Наверно, то были очень заслуженные пушки; но за выслугой лет им давно пора на музейный покой. И если они дефилировали, то лишь потому, что все боеспособные пушки нужны, до зарезу нужны были на фронте и не могли покинуть своих огневых позиций.

Затем, к нашей радости, прошли танки, их было много, около двухсот, в том числе немало тяжелых. Танкисты оказались в Москве проездом. Накануне самого праздника две танковые бригады выгрузились на задворках вокзалов, на станциях Окружной дороги. С Красной площади танки держали путь прямехонько на исходные позиции. Может, для того чтобы сократить дорогу, танки сегодня не спускались, как обычно, мимо Василия Блаженного к набережной, а возле Лобного места поворачивали налево и через Ильинку и площадь Дзержинского спешили на Ленинградское, Волоколамское и Можайское шоссе.

Долго по мостовым города громыхали танки, тягачи, броневики, пушки, слышались цоканье копыт, маршевый шаг пехоты, скрип обозов, тянувшихся из города на его окраины, в пригороды, предместья… На фронт!

Евгений Захарович посмотрел на меня, седой, белоголовый. Мне на миг показалось, что это он запорошен снегом, еще тем, что шел над Красной площадью в ноябре сорок первого…

Доклад и выступление Сталина использовались политработниками для поднятия духа воинов.

Велась такая работа и в дивизии Черняховского. И действительно, речь эта, политработа, основанная на ней, породили, а точнее, прибавили моральной прочности, потому что неудачи первых месяцев войны в какой-то степени понизили прежнюю, довоенную веру в свои силы и мощь Красной Армии.

А на фронтах и, особенно, на главном в те дни направлении и для немцев, и для наших армий – в битве за Москву – создалось очень сложное положение.

Фельдмаршал фон Бок не мог продолжать наступление в той группировке, которая была создана по прежнему его замыслу. Операция «Тайфун», по сути дела, захлебнулась после ее успешного начала. Фон Бок намеревается теперь уже не завершать операцию «Тайфун», а осуществить новую, он назвал ее «Московские Канны». Как видим, опять «классический образец». Несмотря на сложность обстановки, мечты не покидают немецкого полководца. На сей раз фон Бок решает осуществить двойное окружение только Москвы. Первый внутренний охват войск Западного фронта должны осуществить 4-я танковая группа Гепнера и 4-я полевая армия фельдмаршала Клюге. Танковая группа должна наступать на истринском направлении с рубежа Волоколамска, а 4-я полевая армия на подольском направлении из района Наро-Фоминск – Серпухов. Кольцо внутреннего охвата они должны замкнуть непосредственно в Москве.

Второй, внешний, охват должны произвести: 3-я танковая группа Рейнгардта ударом севернее Москвы на восток, на Клин и Дмитров и двигающаяся ей навстречу с юга 2-я танковая группа Гудериана ударом из района Тулы на Коломну. Эти две танковые клешни должны были замкнуть кольцо внешнего охвата в районе Ногинска.

Но и в нашей Ставке не теряли возможности использовать патриотический подъем, о котором докладывали из многих соединений Красной Армии.

Сталин позвонил Жукову:

– Как ведет себя противник? – спросил Сталин.

– Заканчивает сосредоточение своих ударных группировок и, видимо, в скором времени перейдет в наступление.

– Где вы ожидаете главный удар?

– Из района Волоколамска. Танковая группа Гудериана, видимо, ударит в обход Тулы на Каширу.

– Мы с Шапошниковым считаем, что нужно сорвать готовящиеся удары противника своими упреждающими контрударами. Один контрудар надо нанести в районе Волоколамска, другой – из района Серпухова во фланг 4-й армии немцев. Видимо, там собираются крупные силы, чтобы ударить на Москву.

– Какими же силами, товарищ Верховный Главнокомандующий, мы будем наносить эти контрудары? Западный фронт свободных сил не имеет. У нас есть силы только для обороны.

– В районе Волоколамска используйте правофланговые соединения армии Рокоссовского, танковую дивизию и кав. корпус Доватора. В районе Серпухова используйте кав. корпус Белова, танковую дивизию Гетмана и часть сил 49-й армии.

16 ноября войска Западного фронта, выполняя приказ Сталина, нанесли контрудары. Выбиваясь из последних сил, вступили они в схватку с противником. И в это же утро перешли в наступление гитлеровцы!

Вражеские войска начали стремительно развивать наступление из района Волоколамска на Клин. Резервов в этом районе у нас не оказалось.

Несмотря на упорное сопротивление наших дивизий, противник, имея большие силы на узком участке, продолжал продвигаться вперед.

Именно в этот день совершили свой подвиг 28 панфиловцев, отражая удар врага. А через два дня здесь же, на этом направлении, 18 ноября погиб и сам генерал Панфилов.

Черняховский не знал этих подробностей, как обычно, информацию получал из газет, а в них 23 ноября коротко сказано:

«Советские войска, оборонявшиеся на клинском направлении, не смогли сдержать удара танковых дивизий противника и были вынуждены отходить к северу. Противнику удалось захватить г. Клин».

И после пятидневного молчания (я имею в виду московское направление) такой вот новый удар 28 ноября:

«Немецкие моторизованные соединения севернее Москвы вышли к каналу Москва-Волга и форсировали его у Яхромы».

Иван Данилович, обмениваясь мнением со своими заместителями, обратил их внимание на следующее:

– Канал Москва-Волга – это уже окраина столицы. Мы туда купаться ездили во время учебы в академии. Переправились через канал немецкие не отдельные подразделения, а целые механизированные соединения. Это совсем плохо! Но там бьются такие же, как мы, стойкие ребятаэ. Я думаю, Москву не отдадут.

Еще целая неделя мучительных ожиданий и вот наконец-то (!) радостное известие о том, чего ожидала вся армия, весь народ, вся страна!

Началось контрнаступление советских войск под Москвой. Оно явилось важнейшим событием конца 1941 года. Контрнаступление осуществлялось войсками Калининского, Западного и правого крыла Юго-Западного фронтов. Войска взаимодействующих фронтов провели пять крупных наступательных операций: Калининскую – войска Калининского фронта; Клинско-Солнечногорскую – войска правого крыла Западного фронта; Тульскую – войска левого крыла Западного фронта; Елецкую – войска правого крыла Юго-Западного фронта и Калужскую – войска левого крыла Западного фронта.

Ближайшей задачей контрнаступления был разгром ослабленных в ходе наших оборонительных действий ударных группировок врага.

Началась Калининская наступательная операция войск Калининского фронта против войск левого крыла группы армий «Центр», положившая начало контрнаступлению советских войск в великой битве под Москвой. Фронт должен был нанести удар по 9-й армии противника, освободить Калинин и выйти в тыл войск, действовавших против Западного фронта.

Мы имеем возможность познакомиться с деталями этого великого события по воспоминаниям и документам тех дней.

Когда гитлеровские войска прорвались через канал Москва-Волга в районе Яхромы, это была серьезнейшая опасность. Надо было немедленно бросить все силы для того, чтобы отразить этот прорыв.

Спасли Москву резервы, которые формировал Сталин, несмотря на труднейшее положение на всех фронтах.

Поручив Жукову отстаивать Москву, Сталин отдал Западному фронту все, что у него было в те дни. Но, понимая, что этого недостаточно и что в битве за Москву наступит кульминация, Сталин формировал стратегические резервы в тылу – три новые армии: 1-ю ударную, 20-ю и 30-ю.

Эти три армии Сталин сосредоточил под Москвой, но держал их до последнего, до самых критических минут.

29 ноября Жуков позвонил Верховному Главнокомандующему и, доложив обстановку, просил его дать приказ о начале контрнаступления. Сталин слушал внимательно, затем спросил:

– А вы уверены, что противник подошел к кризисному состоянию и не имеет возможности ввести в дело какую-нибудь новую крупную группировку?

– Противник истощен. Но если мы сейчас не ликвидируем опасные вражеские вклинения, немцы смогут подкрепить свои войска в районе Москвы крупными резервами за счет северной и южной группировок своих войск, и тогда положение может серьезно осложниться.

Сталин сказал, что он посоветуется с Генштабом…

Поздно вечером 29 ноября нам сообщили, что Ставка приняла решение о начале контрнаступления и предлагает представить план операции. Утром 30 ноября представили Ставке соображения Военного совета фронта по плану контрнаступления, исполненному графически на карте с самыми необходимыми пояснениями…

К графическому плану была приложена объяснительная записка о проведении этих контрударов. На этом плане Сталин написал: «Согласен», – и поставил подпись.

Из сказанного видно: инициатива контрударов принадлежит Жукову, но окончательное решение принимал Сталин, поэтому не правы многочисленные авторы, которые все заслуги контрудара под Москвой отдают только маршалу Жукову.

И маршал Василевский в своих воспоминаниях пишет, что Ставка готовила контрнаступление. Разумеется, сама идея, что контрнаступление когда-то должно было состояться, что для этого надо готовить стратегические резервы (и они готовились!) – эта идея в Ставке Верховного Главнокомандующего существовала. Но если бы Ставка продолжала собирать силы согласно этой своей идее, то немцы или закрепились бы очень прочно на достигнутых рубежах, или подтянули бы свежие силы из северных и южных группировок. А замысел Жукова в том и состоял, чтобы переходить в контрнаступление немедленно, наличными силами. При этом он понимал, что общее наступление по всему фронту, как это бывает обычно, здесь осуществлено быть не может, сил для этого недостаточно. Потому-то предполагаемое им контрнаступление должно было происходить (и происходило) так своеобразно.

В сущности, Василевский, определяя контрнаступление, говорит о тех же контрударах, что и Жуков, но поскольку в этой операции участвуют несколько фронтов и авиация, то у Василевского есть основание называть все это уже контрнаступлением.

Ударили только теми силами, которыми располагал Жуков, войска далеко не продвинулись бы.

Сталин понял, что настал тот самый критический момент, который определяет судьбу всего сражения, и решил ввести свой стратегический резерв. Он позвонил командующему 1-й ударной армией Кузнецову:

– Прорыв обороны в районе Яхромы и захват противником плацдарма на восточном берегу канала представляют серьезную опасность Москве. Примите все меры к нанесению контрудара по прорвавшейся группировке противника. Остановите продвижение, разгромите и отбросьте противника за канал. На вас возлагаю личное руководство контрударом.

Располагая свежими силами, Кузнецов выполнил это приказание Сталина – к 8 часам утра 29 ноября враг был разгромлен и отброшен за канал.

Еще одна новая 20-я армия была сформирована в конце ноября. Ее командующим был назначен генерал-лейтенант Власов. (Да, да, тот самый Власов!) Начальником штаба этой армии был генерал Л.М. Сандалов. В состав армии были включены две свежие дивизии, прибывшие из восточных округов, морская стрелковая бригада, две стрелковые бригады из Московской зоны обороны и еще две танковые бригады с Западного фронта, артиллерийский полк, два гвардейских минометных дивизиона и бронепоезд. Как видим, и в этой армии почти не было артиллерии. Штаб армии располагался в Химках.

Еще в момент сосредоточения частей 20-й и 1-й ударной армий противник, предпринимая последние усилия в попытках прорваться к Москве, нанес удар, который пришелся в стык между 1-й ударной и 20-й армиями, занял Красную Поляну и вышел к Савеловской железной дороге у станции Лобня и севернее. Конечно, для выдвигающихся частей 20-й армии появление противника было неожиданно. Но и для наступающего противника встреча здесь со свежими частями тоже оказалась полной неожиданностью.

2 декабря всем частям 20-й армии, которые успели сосредоточиться, Сталин приказал нанести контрудар в направлении Красной Поляны, что и было сделано. Здесь, в районе Красной Поляны, части 20-й армии захватили несколько крупнокалиберных орудий противника, которые были доставлены сюда для обстрела Москвы.

Еще одна резервная – 10-я армия, которой было поручено командовать генералу Ф.И. Голикову, создавалась из резервных частей Московского военного округа. В ней было девять вновь сформированных дивизий, а когда она прибыла в район сосредоточения под Тулу, в нее были включены вышедшие из окружения 239-я стрелковая и 41-я кавалерийская дивизии. Таким образом, всего в ней насчитывалось одиннадцать дивизий, и одна подкрепляла южный фланг обороны Москвы в районе Рязани и Тулы. Почти весь личный состав был призван из запаса и был не очень хорошо обучен. Армию сформировали в течение трех недель, из них 14–15 суток личный состав обучался по 12 часов ежедневно. Эта 10-я армия была нацелена против войск 2-й танковой армии Гудериана.

Фон Бок в то время прибыл на самый передовой наблюдательный пункт и, как он уверял, видел Москву в бинокль. В Красную Поляну были подвезены орудия большой мощности для обстрела Москвы. Фон Бок ждал, что советская оборона рухнет не то чтобы со дня на день, а просто с часа на час. Его очень обрадовало известие о том, что в районе Яхромы Рейнгардт захватил плацдарм, переправившись через канал.

Но эта радость была недолгой. Вскоре пришла весть о том, что части Рейнгардта выбиты с того берега. Фон Бок понимал, что наступление захлебывается. Он был опытный вояка и почувствовал, что уже имеет дело не только с ранее оборонявшимися частями, что появились и какие-то новые силы. Он понял: нависает катастрофа. Фон Бок был близок к отчаянию. И в этот момент ему позвонил начальник оперативного отдела генштаба Хойзингер:

– Фюрер хочет знать, когда можно будет объявить об окружении Москвы?

Бок не стал с ним говорить и потребовал к телефону главнокомандующего Браухича.

Интересный разговор состоялся между фон Боком и Браухичем.

Бок: Положение критическое. Я бросаю в бой все, что у меня есть, но у меня нет войск, чтобы окружить Москву… Я заявляю, что силы группы армий «Центр» подошли к концу.

Браухич: Фюрер уверен, что русские находятся на грани краха. Он ожидает от вас точного доклада: когда же этот крах станет реальностью?

Бок: Командование сухопутных войск неправильно оценивает обстановку…

Браухич: Но за исход операции отвечаете вы!..

Бок: Верховное командование просчиталось. Прошу доложить фюреру, что группа не может достичь намеченных рубежей. У нас нет сил. Вы меня слышите?

Браухич: Фюрер хочет знать, когда же падет Москва?

Понимая, что Браухич или умышленно не слышит его, или боится услышать, чтобы потом не сообщать неприятные вести Гитлеру, фон Бок после разговора по телефону послал ему еще телеграмму такого же содержания.

В общем, как видим, фон Бок понял, что катастрофа произошла.

Гитлер, не веря никому, послал на фронт своего главного адъютанта полковника Шмундта. Тот, возвратясь, доложил, что группа армий «Центр» на грани полного развала. Но и после этого Гитлер продолжал требовать от войск беспрекословного выполнения своего «стоп-приказа». Он никак не хотел ни понять, ни примириться с тем, что происходит.

Надеясь своей непреклонностью и жестокостью напугать генералов и войска, Гитлер снимает с должностей многих генералов, не считаясь с их опытом и прошлыми заслугами. За короткое время отстранены: главнокомандующий сухопутными войсками Браухич, командующие группами армий – фельдмаршал фон Рундштедт («Юг»), фельдмаршал фон Бок («Центр»), фельдмаршал фон Лееб («Север»), командующие армиями Штраус и другие, всего больше сорока военачальников верхнего эшелона. В эти дни фюрер, как вспоминают близкие к нему тогда люди, и прежде вспыльчивый и раздражительный, стучал кулаками по столу, кричал на генералов, что они не умеют воевать!

Смена командующих не повлияла на ход событий – войска продолжали отступать, а точнее, их вышибали советские части.

Став после снятия Браухича главнокомандующим сухопутными войсками, Гитлер тотчас же отдал группе армий «Центр» грозное указание: «Недопустимо никакое значительное отступление, так как оно приведет к полной потере тяжелого оружия и материальной части. Командование армий, командиры соединений и все офицеры своим личным примером должны заставить войска с фанатическим упорством оборонять занимаемые позиции, не обращая внимания на противника, прорывающегося на флангах и в тыл наших войск. Только такой метод ведения боевых действий позволит выиграть время, которое необходимо, чтобы перебросить с родины и с Запада подкрепления, о чем мною уже отдан приказ…»

* * *

Полковник Черняховский понимал, что успешное наступление от Москвы на Запад обязательно должно быть поддержано активными действиями других фронтов. Придет, наконец, время сказать свое веское слово и Северо-Западному фронту.

Понимая это, он усиленно занимался обучением своих подразделений и особенно поступающих пополнений. Как выяснилось, многие красноармейцы прошли очень ускоренную подготовку. Некоторые не умели стрелять, потому что после призыва их не выводили на стрельбище для выполнения даже первого упражнения.

Генерал армии Курочкин вспоминает по этому поводу:

«Столь трудные обстоятельства вынуждали нас вновь прибывающие войска сразу же бросать в горнило напряженной боевой учебы.

Мы учили солдат и офицеров, как вести бой в тех местах, где им предстояло наступать. Мы хотели их приучить к суровым зимним условиям. Чтобы они могли в мороз и пургу наступать и обороняться; чтобы не боялись глубокого снега; чтобы умели стрелять, когда ртуть термометра опускалась ниже 25 °C; чтобы могли ходить на лыжах, строить шалаши, копать землянки в смерзшейся твердой земле. Словом, учили солдат всей той нехитрой, но очень трудной и важной солдатской науке, без которой им нельзя было обойтись и которую все мы здесь уже достаточно хорошо знали…»

Не хочу обижать заслуженного генерала, но все же скажу – слово «мы» в этом случае не очень соответствует действительности. Разумеется, штаб фронта и его командующий генерал Курочкин отдавали приказы об организации учебы, контролировали их выполнение, пропесочивали тех, кто нерадиво относился к этому.

Но что касается морозов, вьюги, стрельбы, когда пальцы не гнутся, хождения в учебные атаки почти по пояс в снегу, тут «мы» звучит как «мы пахали».

Этой очень тяжелой работой занимался даже не Черняховский, а командиры окопного звена – взводные и ротные, с которыми Иван Данилович дневал и ночевал и имел большее право на это «мы».

Переходу в наступление Северо-Западного фронта предшествовали такие события «наверху».

В течение декабря противник был отброшен от Москвы на рубеж Клин – Можайск – Наро-Фоминск – Малоярославец – Сухиничи – Белев.

5 января 1942 года в Москве было созвано совещание Ставки по поводу того, что делать дальше после выхода войск на указанный рубеж.

Докладывал об обстановке и намечаемых действиях начальник Генерального штаба. Со свойственной ему рассудительностью он объективно оценивал обстановку, сравнивал силы сторон, предупреждал, что, несмотря на отступление от Москвы, гитлеровцы еще имеют возможность наносить сильные удары.

Сталин слушал Шапошникова с явным неудовольствием, его раздражала медлительность, которая, как ему казалось, была не только в темпе речи начальника Генштаба, но и в действиях, которые он предлагал.

Наконец, Сталин прервал Бориса Михайловича:

– Немцы в растерянности от поражения под Москвой, они плохо подготовились к зиме. Сейчас самый подходящий момент для перехода в общее наступление. Враг рассчитывает задержать наше наступление до весны, чтобы весной, собрав силы, вновь перейти к активным действиям. Он хочет выиграть время и получить передышку.

Никто из присутствовавших против этого не возразил, и Сталин продолжил:

– Наша задача состоит в том, – рассуждал он, прохаживаясь по своему обыкновению вдоль кабинета, – чтобы не дать немцам этой передышки, гнать их на запад без остановки, заставить их израсходовать свои резервы еще до весны…

На словах «до весны» он сделал акцент, немного задержался и затем разъяснил:

– Когда у нас будут новые резервы, у немцев не будет больше резервов…

Дальше Верховный изложил, как он понимает возможную перспективу войны, и наметил практические задачи отдельных фронтов. Его замысел был таков. Учитывая успешный ход подмосковного контрнаступления, целью общего наступления поставить разгром противника на всех фронтах от Ладожского озера до Черного моря. Главный удар нанести по группе армий «Центр». Ее разгром осуществить силами левого крыла Северо-Западного, Калининского и Западного фронтов путем двустороннего охвата с последующим окружением и уничтожением главных сил в районе Ржева, Вязьмы и Смоленска. Перед войсками Ленинградского, Волховского фронтов, правого крыла Северо-западного фронта ставилась задача разгромить группу армий «Север». Войска Юго-Западного и Южного фронтов должны нанести поражение группе армий «Юг» и освободить Донбасс, а Кавказский фронт и Черноморский флот – освободить Крым. Переход в общее наступление осуществить в крайне сжатые сроки.

Изложив этот проект, Сталин предложил высказаться присутствовавшим.