Текст книги "Калейдоскоп"

Я сидел у окна в кресле-качалке и смотрел на улицу. А там уже который год не происходило ровным счётом ничего интересного.

Но тут Она в паре с каким-то парнем подошла к скамейке в скверике напротив дома, и они присели. Он что-то говорил ей, наверное, шутил, потому что Она звонко смеялась и не отрываясь смотрела на него своими большими искрящимися глазами. Было очень тепло, на девушке совсем по-домашнему сидело короткое голубое платье, оставляя открытыми изящные загорелые руки и стройные сильные ноги. Парень же устроился широко и вольготно: закурил, раскинул руки, положив их на спинку скамейки, так что одна немного касалась обнажённого плеча девушки, закинул ногу на ногу. Вдруг прекрасная спутница повернула к нему своё миловидное личико и что-то спросила. Молодой человек нахмурился и замолчал. Затем выбросил в кусты сигарету и заговорил резко и зло. На лице девушки погасла улыбка и сами собой появились первые слезинки, Она вся как-то напряглась, сжалась.

Но в момент, когда он замахнулся, я мгновенно вскочил с кресла и выпрыгнул в окно. Всё произошло настолько быстро, что парень даже не успел её ударить. Мне удалось буквально на лету перехватить кулак и ловким приёмом заломить руку за спину. «Мне бы очень не хотелось видеть тебя здесь, никогда», – спокойным ровным голосом произнёс я. Он повернулся и быстро направился к выходу из сквера, потирая травмированное запястье. А девушка беззвучно и горько плакала. Я сел рядом с ней на скамейку, нежно погладил волосы и предложил: «Может быть, пойдём покатаемся на лодках в парке?» – «Но у вас же парализованы ноги…», – проговорила она. «Откуда вам это известно?»

Я открыл глаза… Теперь уже смеялся юноша, а девушка что-то быстро и сбивчиво рассказывала.

Всё началось из-за этого дурацкого родимого пятна. Неправильной формы, бледно-коричневое, размером меньше пятидесятикопеечной монеты, оно слабо проступало под колготками телесного цвета, но притягивало взгляд, как промышленный магнит притягивает металлическую стружку. Я ничего не могу с собой поделать, хотя уже перешёл все границы приличия. Я иду следом и смотрю на родимое пятно, расположившееся сбоку верхней части икроножной мышцы. В меру короткая юбка, в меру стройные ноги, не скажу, что идеальная фигура, скорее стандартная для молодой невысокой девушки. Говорят, если у мужчин появляются родимые пятна на верхней части головы, то это результат ранений, полученных их давними предками в жестоких сражениях. А откуда пятно на женской ноге? Мне безумно хочется потрогать его, погладить, прикоснуться к нему губами. Мне кажется, что я способен рассматривать его часами, словно полотно великого мастера, что я уже никогда не смогу забыть это родимое пятно. Мешают только колготки и то, что я совершенно не знаком с их владелицей, да моя пресловутая стеснительность.

Скорее всего, мне всё-таки удалось преодолеть природную скромность, потому что через некоторое время мы сидели в полупустом уютном кафе и пили жидкий, слабо ароматный общепитовский кофе. Впрочем, вкус кофе я ощущал относительно, да и округлое миловидное личико с мелкими кукольными чертами практически не замечал, потому что перед глазами неотвязно маячило родимое пятно. Я тщетно пытался шутить, неуклюже развивая какую-то тривиальную тему, но был не в состоянии сосредоточиться, мысленно перманентно возвращаясь к икроножной мышце. Владелица же столь желанного сокровища вроде бы и не замечала всей абсурдности ситуации и даже милостиво позволила проводить себя. По дороге я постоянно пытался выбрать нужную для обзора позицию – то несколько отставал, то, рискуя здоровьем, неестественно выворачивал шею, то менял положение относительно провожаемой, чем наверняка вызвал определённые подозрения. Но что я мог поделать, как справиться с воспалённым воображением?! В сухом остатке этого сумасшедшего дня оказался телефон, по которому можно было «ну как-нибудь позвонить» и навязчивая идея, с которой «как-нибудь» уже не справиться.

По-настоящему я получил доступ к родимому пятну только через сто шестьдесят один час, пройдя несколько кругов дантовского чистилища в виде дождливой погоды с брючным костюмом, противоестественной моды на макси, бешеного ритма современной жизни с неизменными проблемами и нехваткой времени. Но когда-нибудь всё приходит к логическому финалу: морская вода расступается, рубиконы оказываются позади, а колготки на полу. Трагедия заключается лишь в том, что не всякое дело доводится до конца. Потому что, как только я увидел два коротких полупрозрачных волоска, выросших в средней части буроватого пятнышка, пелена слетела с моих глаз, мозг удивительным образом очистился, сердцебиение выровнялось, а мир принял свои привычные, приевшиеся до тошноты очертания. Всё так и закончилось этим глупым родимым пятном на икроножной мышце.

Это была уникальная вещь: модная, красивая, дорогая. Ею хотели бы воспользоваться многие, но она принадлежала только одному, точнее, сейчас принадлежала. А бывали времена, когда она повидала виды, и, глядя на неё, можно было бы многое додумать, ведь каждый оставил на ней свой отпечаток. Но сегодня вещь переливается всеми цветами радуги, благоухает, как никогда, и взгляд от неё оторвать просто невозможно. Правда, в обращении довольно сложная, но в целом предсказуема и безотказна. Да, если разобраться, не такая уж и дорогая, пользы от неё неизмеримо больше, чем кажется. Неоспоримым преимуществом вещи является и то, что её можно взять с собой, например в гости, и там ею тоже будут восхищаться и завидовать хозяину. Но есть у этой вещи и один существенный недостаток: она подбирает себе владельцев на своё усмотрение, способна их менять и совершенно не считает себя чьей-то собственностью, а, напротив, позиционирует как главное действующее лицо.

Проблема выбора, пожалуй, самая сложная из всех, с какими приходится сталкиваться человеку. А право выбора далеко не всегда возможно реализовать. Подчас приходится довольствоваться лишь тем, что тебе предлагают. Да и из двух зол, как выбрать меньшее?! А выбирать всё равно приходится. В детском саду, в школе, в институте, на работе, дома, на улице, в общественном месте… Вот и находимся мы где-то между: жизнью и смертью, честью и позором, добром и злом, правым и левым, огурцами и помидорами… И тут ещё внутренний голос, советчики, помощники. А если выбор судьбоносный – не какого цвета рубаху купить, а на всю жизнь?! Именно такой выбор предстояло сделать одному моему доброму знакомому. Правда, его даже не спрашивали, типа: кошелёк или жизнь? Просто предложили отдать всё по-хорошему. А чего же здесь хорошего: всё отдать? Задумался он надолго, ведь тема-то философская: отдать всё. «Это что же, – спрашивает, – и деньги, и вещи, и жену, и дачу, и квартиру?» А его торопят. Время-то позднее, и темно, и холодно. А он застопорился и рассуждает. «Если, – говорит: я всё вам отдам, то у меня ничего не останется, а если у меня ничего не останется, то как я жить буду и для чего?» А его торопят. Уже руки в ход пошли. Ну положил товарищ всех на асфальт, чтобы не отвлекаться, и продолжает логические построения. «Ну, положим, что-то отдать не жалко, но ведь отдашь что-то, потом ещё что-то, потом ещё, и тогда опять же ничего не останется». Снизу мешают, шевелятся. Пришлось успокаивать ногами, чтобы уж выбрать окончательно и бесповоротно. «Нет, – поставил точку мой знакомый, – в следующий раз тоже ничего не дам!» И пошёл в задумчивости, почёсывая ушибленные кулаки.

Сначала я не обратил на неё никакого внимания. Туча как туча, разве что одна на чистом осеннем небе, да ещё расположена строго над моей головой. И только через какое-то время почувствовал некоторое беспокойство. Дело в том, что, куда бы я ни шёл, туча передвигалась в том же направлении и оказывалась прямо надо мной. Надо же, какие глупости иногда лезут в голову! Я спустился в метро и по делам поехал на другой конец города. Но поднявшись на поверхность и мимоходом взглянув на небо, обнаружил свою старую знакомую. Она даже не удосужилась поменять форму. Усмехнувшись, я прошёл пару остановок пешком и заглянул в кафе перекусить. Выйдя на улицу, я вновь убедился, что туча ждёт меня, только она стала чуть-чуть больше (или это оптический обман) и приняла несколько угрожающий вид. Тогда, как будто уходя от слежки, я принялся постоянно менять направление движения и даже заскакивать в подворотни и магазинчики. Туча не унималась. Она преследовала меня, как заправский филер, но становилась всё более грозной и опускалась ниже и ниже. Через несколько часов она уже серьёзно действовала мне на нервы. Я уже не в силах был оторвать от неё взгляд и в результате постоянно натыкался на прохожих и естественные препятствия. И в тот самый момент, когда я уже почувствовал шестым чувством, что туча готова обрушиться на меня всей своей громадной безудержной массой, подул сильный ветер и унёс мою преследовательницу куда-то на запад.

Она первой появилась на небе, почти над самым горизонтом. Маленькая и тусклая на чернильной поверхности. Я сразу же понял, что это моя звезда, и пошёл по направлению к ней. Я шёл вперёд, а она становилась всё больше и ярче. Вокруг уже почти ничего не было видно, на небосводе загорались новые звёздочки, но моя оставалась самой желанной и красивой. Я уже не сомневался, что, подойдя ближе, обязательно достану свою звезду, потому что она последнее из того, что у меня осталось.

Стоило мне только положить руки на твою талию и почувствовать прикосновение твоих к моим плечам, как время остановилось, а пространство закружилось в такт первым мелодичным аккордам. Я уже не чувствовал под собой ног, я вообще ничего не ощущал, кроме плавного изгиба бёдер и тонкого аромата духов. Но вот почти незаметное прикосновение округлой груди, и я очутился в далёком прошлом, закутанный в пелёнки и тянущийся к материнскому соску. Мимолётное прикосновение к твоему плечу забросило меня в беззаботные школьные годы, где я до умопомрачения гонял мяч и топтался по борцовскому ковру. Прошло столько лет, прежде чем я ощутил мягкий, но упругий живот и с головой окунулся в бурную студенческую жизнь, нервную и полную романтических приключений. Ещё, наверное, через целую эпоху я чуть коснулся округлого колена и сразу попал в сложный мир взрослой жизни, нашпигованный заботами, проблемами и неизбывным реализмом. К действительности меня смогли вернуть лишь твои пальцы, пробежавшиеся от шеи к затылку. Жаль, но к этому времени я стал уже немощным и ни на что не способным стариком. Зато живым!

– Написать рассказ можно абсолютно обо всём.

– Не думаю. Вот тебе тема: бетономешалка.

– Интересная мысль. Какой жанр предпочитаешь?

– Давай, к примеру, притчу.

– Без вопросов.

Каких только фортелей не выкидывает жизнь! Однажды мне пришлось работать на стройке, и поставили меня на бетонирование фундамента. С заводским бетоном, как всегда, были определённые проблемы, и приходилось обходиться собственными силами, то есть приданной бригаде бетономешалкой. Но беда заключалась в том, что означенное оборудование работало как бог на душу положит: то выдаст конечный продукт, а то составляющие фракции – цемент, песок, щебень, воду – по отдельности выплюнет. Короче, намучились мы с этой бетономешалкой по самое не могу. А объект-то сдавать надо – сроки поджимают. И тогда один из старых, самых опытных рабочих говорит: «Знаете, я думаю, получится более эффективно, если мы будем мешать бетон вручную». На том и порешили.

– Ну хорошо, а если сказка?

– Легко.

Жила-была одна бетономешалка. И всё у неё было прекрасно: цемент высоких марок, просеянный морской песочек, щебёнка гранитная, и родниковая минерализованная вода. Вот только как она ни старалась, когда крутилась как белка в колесе, бетон у неё не получался. Вроде бы и пропорции соблюдала, и вертелась справно, а всё на выходе чистый спирт. И охотились за этой бетономешалкой семь королей и семь государей. По правде охотились, применяя дипломатические и военные методы. Но досталась она в конце концов самому отважному, умному и достойному – Царю Всея Великая, Малая и Белая Руси. Вот с тех пор и зажила громадная страна жизнью весёлой, только с дорогами беда случилась, потому что до сего времени бетономешалка заместо бетона спирт производит.

– Ладно, пойдёт. А сентиментальный рассказ слабо?

– Да какой угодно: хоть детективный, хоть романтический.

В общем, одна Бетономешалка отечественная как-то влюбилась в Миксер. Миксер был очень уж импозантный, новенький, сексапильный, но импортный, по-русски ни бум-бум. И бетон развозил качественный…

– Достаточно. Хватит, согласен.

Громкоговоритель говорил всегда зычно, чётко, басовито, но произносил-то он чужие слова. Даже не произносил, а элементарно ретранслировал. И ему это надоело. Не сразу, не вскоре, а со временем.

Он встал в позу. Он решил не повторять больше всякие глупости, а доводить до народа только умные философские мысли. Но словарного запаса громкоговорителю для полнокровных полезных речей явно не хватало, наверное, потому, что пользовались им, как правило, люди малограмотные и ораторы. Поэтому громкоговоритель похрипел, посипел, посвистел, да и замолк. Так и молчит теперь, как его ни тряси.

Учебник считал себя самым умным, умнее даже, чем его авторы-составители. И очень неохотно делился своими знаниями, пытаясь то спрятаться на полке между книгами, то завалиться под кровать, то потеряться в сумке. Он гордился тем, что был толстым, тяжёлым и трудно перелистываемым (по крайней мере, он так считал). Когда его не трогали, учебник размышлял о высоких материях на основе содержащейся в нём информации и постоянно самосовершенствовался. Какого же было его разочарование, когда он узнал благодаря пометкам на полях, которые всегда так его коробили и задевали за живое, что научная теория, составлявшая кровь и плоть его существования, объявлена ложной, буржуазной и мракобесной! А ведь он даже и не подозревал, каким унижениям и гонениям будет впоследствии подвергнут. Так и окончил учебник свои дни, поддерживая жидкий огонь в печурке, подставляя первосортную бумагу под жирную селёдку или, того хуже, служа гигиеническим материалом в общей уборной коммунальной квартиры. Впрочем, сия учесть постигает многих, кто считает себя самым умным.

Мыло с удовольствием выполняло свою работу. В меру сил и способностей боролось с грязью и микробами. Не устраивало мыло только то, что оно быстро пошло по рукам и постепенно худело и уменьшалось в объёме. Мыло мечтало жить долго и счастливо и предпринимало для этого кое-какие шаги, к примеру, выскальзывало из рук и пряталось под раковиной. Лютой ненавистью ненавидело мыло мочалку, которая без зазрения совести драла с него несколько шкур за один приём. А потом остался один обмылок. Он долго валялся на полочке, всеми забытый и никому не нужный. Он высох и растрескался, и казалось, что он полностью смирился со своей участью. Но когда мимо него проносили мочалку, обмылок вздрагивал и сжимался.

Один пупок, расположенный в самом центре какого-то живота, возомнил себя однажды Пупом Земли, то есть главным во Вселенной. Он решил переложить на свои пупочные плечи всю тяжесть мира и наконец исправить безнадёжную ситуацию, сложившуюся в результате хаотичной направленности прилагаемых всеми сил. Пупок по методике восточных мудрецов долго и упорно аккумулировал энергию Космоса и практически уже достиг желаемого, но неловко пошевелился и развязался. В результате мы опять остались одинокими и незащищёнными.

Спина прошла долгий и трудный путь, но никогда ни перед кем даже чуть-чуть не сгибалась. Спина стала тренированной, накачанной и прямой. Она гордо носила на себе широкие плечи, тяготы и заботы. И ни у кого не было к спине претензий, разве что у поясницы, потому что все восхищались и уважали первую и совсем не замечали последнюю. И вот однажды, в самый ответственный момент, когда спине важнее жизни и здоровья необходимо было остаться в вертикальном положении, поясница нанесла предательский удар из-за спины, и той пришлось впервые в жизни согнуться, в буквальном смысле слова, пополам. Только тогда поняла спина, что нельзя безгранично доверять близким, а наоборот, нужно заботиться о них и хотя бы иногда купать в лучах своей славы. Да и радикулит не стоит сбрасывать со счетов.

Жил среднерусский парень в среднерусской деревне на Среднерусской равнине. Пас летом в поле тракторы и косилки, а зимой в МТС их же и обихаживал. В той же деревушке проживала девица, трудившаяся на скотоводческой ферме. Летом им вдвоём было хорошо, вольготно и красиво: то на берегу реки, то в стогу сена, а то и на полянке на зелёной травяной подстилке. А зимой-то – снег, стужа и сугробы. А дома никак нельзя – родители на дух не переносят односельчан на почве самогонопотребления и пагубных последствий оного. На тракторе или косилке всё примерзает, а на ферме грязно и негигиенично. И никаких душевных сил не хватало, чтобы пережить это морозное время года. Вот такая печальная пастораль получилась.

Стояла в сквере скамейка. Облупившаяся, щербатая, кривобокая. Но всё равно пользовалась неизменной популярностью: то старичок с газетой отдохнёт, то мамаша с коляской присядет, то молодёжь с пивом и ногами устроится, а то и бездомный переночует. Так понадобилось кому-то скамейку покрасить и отремонтировать! Теперь её даже дети стороной обходят. То ли запах отвратительный, то ли колер плохо подобран, то ли краска не сохнет. А может быть, и ещё какая напасть приключилась.

Сельский клуб – это то ещё общественное место! Собирается в нём население окрестных поселений, чтобы кино посмотреть, концерт какой и потанцевать, в общем, культурно время провести. И так всё бы ничего, чинно, патриархально, но перманентно возникают конфликты на почве ли территориальной раздробленности, половой ли неграмотности или несогласий в этических вопросах. А вкупе с загадочной русской душой, не слишком покладистым нравом и местными горячительными напитками конфликты постепенно перерастают в эксцессы. Именно поэтому так трудно найти приличного человека на должность заведующего клубом. А без заведующего клуб не может правильно функционировать, что тоже отрицательно сказывается на воспитании подрастающего поколения, которое со временем изменяет насиженным и обжитым местам и перебирается в город, где на каждом шагу чистого и неподготовленного молодого селянина поджидают соблазны и другие разные безобразия. И приходят тогда в клуб утомлённые непосильным сельским трудом старожилы, лузгают семечки на выструганных скамейках и вспоминают минувшие дни. А клуб в эти часы расслабляется и отдыхает.

Скрипка была очень старая, очень заслуженная и очень дорогая. Когда она находилась в руках маэстро, то услаждала слух, когда лежала в антикварном футляре, то радовала глаз, а самому маэстро согревала душу. А потом скрипку украли. Кто-то расстраивался, что уже никогда не услышит волшебную мелодию в присущей только той скрипке тональности, кто-то горевал о совершенной грациозной форме утраченного инструмента, доставлявшей эстетическое наслаждение, и лишь маэстро выглядел бесстрастным, потому что душа его медленно остывала, пока не превратилась в кусочек льда, заключённый в безжизненную оболочку.

Клубок – он и есть клубок. Круглый, мягкий, шерстяной. Его дело крутиться то в одну, то в другую сторону. С клубком любят играть кошки и добропорядочные бабушки, только последние часто протыкают клубок спицами, и тогда тому совсем не до кошек. Он становится похож на откормленного дикобраза и отпугивает своим видом маленьких несмышлёнышей. Но внутри он всё равно остаётся мягким и пушистым. Потому что если ты состоишь из податливого материала, то никакие устрашающие приспособления уже не смогут тебя сделать упрямым и жёстким.

Праздник был в самом разгаре. Все пили, закусывали, танцевали. И никто ещё не чувствовал усталости. «Вот если бы этот праздник продолжался вечно!» – воскликнул один. «Зачем? Тогда бы он перестал быть праздником и скорее напоминал бы серые будни», – возразил другой. «Давайте не будем думать о будущем, а насладимся этой минутой», – сказал третий, наполняя бокал до краёв. «Просто надо почаще устраивать себе праздники», – добавил четвёртый. «А ещё лучше жить так, чтобы каждый день становился праздником», – рассмеялся пятый. Только праздник уже устал, ему претили непомерные возлияния и пустая болтовня. Он просто взял и ушёл по-английски. Все продолжали пить, закусывать и танцевать, но веселье стало каким-то неестественным, настроение подпорченным, шутки плоскими, а танцы вялыми. В общем, праздник не удался.