Текст книги "Калейдоскоп"

 
Две вещи вызывают слёзы,
И разум кутают во мгле:
Над головою небо в звёздах
И нравственный закон во мне.
 

 
Сыновний долг исполнив до конца,
Он долг супружеский пытается наладить.
Но если в нём что и осталось от отца,
То только не смешите, бога ради.
 

1

 
Стул с Табуреткой заключили брак,
И крепче нет совместного союза.
Но долг-то не исполнить им никак:
То между ними Торс, то, извините, Пузо.
 

2

 
С Аншлагом спуталась одна Премьера,
И пропустила не один прогон.
Теперь свистят с балкона и партера.
А что Аншлаг? С другой Премьерой он.
 

Восьмистишия

* * *

 
Когда лишь раз по Виа Долороса
Доставишь в муках неподъёмный крест,
Жизнь удалась без шуток и вопросов,
Пускай ты даже одинок как перст.
Когда же на Голгофу ежедневно
Влачу свой крест, стирая ноги в кровь,
Толпа смеётся праведно и гневно,
И каждый раз я умираю вновь.
 

* * *

 
Опускается вечер густыми ресницами,
Быстрым взглядом скользнёт по заимкам заря.
Не сбываются сны, да и может присниться ли,
Как волною надежды вгрызаются в борт корабля,
Как на кольях повисли безвольной материей
Вроде светлые мысли о лучших мирах?!
Но смиряется гнев беготнёй и потерями.
Мимо шествует ночь на натёртых ногах.
 

* * *

 
В мягком свете фонарей
В предрассветной дымке
Стайка тощих голубей
Подлетает к рынку.
Юбки пышные легки,
Цокают сапожки…
Променяют голубки
Символы на крошки.
 

* * *

 
Вместо водки валерьянка,
Вместо сала сухари.
Жизнь промчалась, словно пьянка,
И в руках лишь глухари.
От любви осталась дружба,
От фантазий – жалкий плод,
А от дела – просто служба,
Задом, к слову, наперёд.
 

* * *

 
Злого рока тупые игрушки,
Но играем, как в карты, с судьбой.
Мы боимся с косою старушки,
Но без страха врываемся в бой.
Мы пленяемся ласковым словом,
Но бросаем упрёки в лицо.
Мы не верим научным основам,
Раньше курицы ставя яйцо.
 

* * *

 
Кривая выведет дорожка
Куда-нибудь когда-нибудь.
Мы все дряхлеем понемножку,
К финалу направляя путь.
Сквозь пальцы утекает время,
Сыреет порох, стынет кровь…
И лишь посеянное семя
Способно возродить любовь.
 

* * *

 
Когда беременная скука
Почти готова разродиться,
Жизнь, фаршированная щука,
Как Янус проставляет лица.
Но если скорбь с подругой мукой
Одержат верх в бескровном блице,
Уйди без злобы и без звука —
Пускай принцесса ищет принца.
 

* * *

 
Перлюстрация сознанья,
Собирание с земель,
Дураки, дороги, званья —
Всё без вычетов потерь.
И коррупция без спросу
Оккупирует мозги,
Уменьшаются запросы
До невидимости зги.
 

* * *

 
Пройдя по лезвию ножа,
На бочку пороха взобраться.
Сплести гадюку и ежа,
Пол-яблока отняв у граций.
Слетать к подруге на ядре,
Подёргав за бороду Бога.
Воткнуть в пустую дырку дрель,
Помазохиствовав немного.
 

* * *

 
Ты поверь, что любовь – не катанье на санках,
Не сиденье с бокалом вина за столом.
Она больше похожа на ту партизанку,
Что в овраге застыла с трофейным стволом,
По болотам идёт потаёнными гатями,
И сидит, засыпая, в лесу у костра.
Люди могут волками считаться и братьями,
Только им без тебя одиноко, сестра.
 

* * *

 
Уходя, уходи,
А прощаясь, прощай.
И от жизни не жди
Мелких денег на чай.
Раздавая, не лги,
Получая, не плачь.
Калачом не мани,
Не обманет калач.
 

* * *

 
Все хотят сделать мир добрее,
Но не ведают, что слова,
Словно лезвие брадобрея,
На границе добра и зла.
Что нельзя и смолчать безвинно,
И сказать нельзя без следа.
Что однажды заломишь спину
И не выпрямишь никогда.
 

* * *

 
Как легко под стук колёс
Набегают мысли.
За стеклом потоки слёз
Гроздьями повисли.
На душе покой и сон,
Отошла усталость…
И летит, летит вагон
К остановке «Старость».
 

* * *

 
Пока нельзя остановиться
На век, на год, на час, на миг,
Пока в толпе тупые лица,
Маячит за спиной блицкриг,
Пока Земля меняет планы,
И косный мир трещит по швам,
Пока мы сами, как бараны,
Считаемся по головам.
 

* * *

 
Красивая люстра висит одиноко,
Вцепившись, как клещ, в подвесной потолок.
А солнце лениво уходит с востока,
На запад меняя голодный восток.
Но люстре до солнца, похоже, нет дела:
Коль включат, то светит, а выключат – нет.
Красивая люстра в гостиной висела,
Упала случайно, забрызгав паркет.
 

* * *

 
Мальчики и девочки,
Девочки и мальчики,
Не пугайте белочек,
Не травите зайчиков.
Очень зубки острые,
Коготочки хваткие —
Маленькими монстрами
Могут быть мохнатые.
 

* * *

 
Приди, приди ко мне, желанная строка, —
Сегодня вожделение словесно.
Хочу, чтоб ты была наивна и легка,
Загадочна, страстна и бестелесна,
Податлива, как тесто перед тем,
Когда его берут заботливые руки,
Нежна, как взбитый «Мулинексом» крем,
И неприступна, как гранит науки.
 

* * *

 
Не должна быть мечта бесполой,
Не должна быть мечта напрасной.
Только правда бывает голой,
Только цель остаётся ясной.
А мечта, устремляясь в дали,
А мечта, уходя в безбрежье,
Не надежду бесплатно дарит,
Освещает лишь путь к надежде.
 

* * *

 
Над столом проплывала хрустальная ваза,
Разгоняя волну плавниками цветов,
И об скалы стены разбивалась не сразу
Сотней ярких, раскрытых, безжизненных ртов.
И рычала прибоем солидная дама,
И девятый вставал необузданный вал…
Вот такие под вечер случаются драмы,
Если кто-то кому-то чего-то сказал.
 

* * *

 
Здесь в землю вгрызаться удобно зубами,
Здесь жаркой бывают лишь баба да печь,
Здесь праздные мысли при встрече с волками:
А хватит ли воли, чтоб силы сберечь.
Здесь каждая пядь заменяет полмира
И к каждой душе подбирают свой ключ,
Здесь звонкая песня, печальная лира,
Здесь солнце запуталось в графике туч.
 

* * *

 
Растрепалась душа, как остатки волос,
Отсмеялась фортуна беззлобно,
И давно не стоит тот сакральный вопрос,
Что годами маячил предлобно
Разве можно понять, кто и где виноват,
Погружаясь в тоску с головою?
Жаль, что лампочка в сто электрических ватт
Бесполезна в сражении с тьмою.
 

* * *

 
Ты опускаешься лениво
Во чрево кресла у окна,
Бутылку бархатного пива
Сжимает слабая рука.
Закат качается, над лесом
Зажглась Полярная звезда,
Смешные маленькие бесы
Летают стайкой у пруда.
 

* * *

 
«О, сколько нам открытий чудных…»
Когда вы спросите: «Когда?» —
Я вам отвечу: «Ежечасно».
Вы возмутитесь: «Ерунда».
Я глубоко вздохну: «Напрасно».
Вы не сдадитесь: «Покажи».
Тогда я докажу: «Смотрите…»
Как много в жизни стало лжи,
Сомнений, опытов, открытий!
 

* * *

 
Какой уж год за праздничным столом
Я вспоминаю вас, мои родные,
И грустно мне, и память о былом
Железной хваткой сдавливает выю.
Я не умею плакать и стонать
И жить не научился тихой сапой,
Но преклоняюсь перед словом: мать,
Не верю в Бога, раз поверив папе.
 

* * *

 
Змея, конечно, лучше Крысы иль Козла,
Но тоже может натворить событий.
Холодная, коль в душу заползла,
Коварная, когда её никто не видит.
Но если вдруг Змею пригреешь на груди,
Не брезгуя шагреневою кожей,
То ждут тебя сюрпризы впереди,
И даже цел останешься, быть может.
 

* * *

 
Ведь если жизнь – игра на деньги,
То пропадает интерес.
Один поставил чьи-то серьги,
Другой – в чужой карман полез,
А тот, кто вправе сомневаться,
Тряхнув дырявою мошной
И за курок закинув пальцы,
Поставил точку под чертой.
 

* * *

 
Последний день – не день Помпеи,
Не судный фантастичный день.
Последний день – когда не верят,
Когда понять другого лень,
Когда простить не в нашей власти,
Когда рубить не по плечу,
Когда грехом зовутся страсти
И в церкви не зажечь свечу.
 

* * *

 
Только ты, просыпаясь один на рассвете,
Даже «доброе утро» не сможешь сказать.
Покидают друзья, рано выросли дети,
Очень быстро ушли и отец твой, и мать.
И теперь, поднимаясь с измятой постели,
Проклинаешь суставы, держась за бока…
Чистый воздух, густые могучие ели,
А над ними волшебно плывут облака.
 

* * *

 
Вот и ветер подул, он подул непонятно откуда.
Что принёс он с собой? То ли запах пожухлой травы,
То ли грустную песню, что выстрадал Пабло Неруда,
То ли сладкую похоть хвалёной восточной халвы.
Ты набросила шаль. Может, стало внезапно прохладно,
Или просто хотела свою режиссировать роль.
Это ветер подул. Прогулялся по шторам – и ладно.
Только жалко: сквозняк выдувает из пор алкоголь.
 

Двенадцатистишия

* * *

 
Причина чаще кроется не в том,
В чём видеть мы надеемся причину.
Когда с набитым разной снедью ртом
При свете дня используем лучину,
Не прожевав, пытаемся острить
И дуем на колодезную воду.
Так шелкопряд вытягивает нить,
Ещё надеясь выйти на свободу,
Так ворон ворону заглядывает в глаз,
За маской прячут истины личину…
Так нам позволено один лишь только раз
За следствием найти забытую причину.
 

* * *

 
Где Вечный Жид достанет вечного покоя,
Где ниспадёт на менестрелей благодать?
Король был наг, но в платье строгого покроя
Его тем паче перестанут уважать.
И только семь чудес для света крайне мало.
Шестое чувство – трезвым недоступный дар.
Любовь не может быть подобием товара,
Но совесть в мире самый ходовой товар.
Грешно доить тельца, хотя и золотого,
За смыслом уходить за тридевять земель.
Лишь раз лишаются родительского крова,
А в искушеньях жалких не повинен Змей.
 

* * *

 
Любимый пасынок Фортуны,
Запретный предвкушая плод,
За пазуху кирпич засунул
И через Стикс наладил брод.
Конюшни вычистить не в силах
И даже узел развязать,
Он Сфинкса насадил на вилы,
Прокруста уложил в кровать,
И жизнь пройдя до половины,
Вторую – не спешил зачать.
Без толку истины и вина
В дырявом шейкере мешать.
 

* * *

 
Вином заряженные кубки,
Сакральные линяют лица.
И воркование голубки
Под взмахи крыльев Синей птицы.
Мечтой приправленные муки,
К закату тянутся ладони.
Цепями скованные руки,
Как тени на багровом фоне.
Мазками жирными картину
Рисует недоучка-случай:
С плохой игрой, хорошей миной,
Натурой жалкой, но кипучей.
 

* * *

 
Когда-нибудь ведь кончатся слова —
И сразу говорить и не с кем, и без толку,
И будет не внизу, так над тобой расти трава,
И твой портрет украсить сможет чью-то полку.
Когда-нибудь ведь кончится весна —
И клином улетят на крайний север птицы,
Природа снова, вроде пробуждаясь ото сна,
Начнёт зевать, и ныть, и к осени стелиться.
Когда-нибудь ведь кончится завет —
И выплеснут с ребёнком вместе в яму чувства,
И если всё же не сойдётся клином белый свет,
То станет холодно, и сумрачно, и пусто.
 

* * *

 
Как палец почти безымянный
Скользит в золотое кольцо…
Хоть скрыты фатою румяна,
Но счастьем лучится лицо.
И губы сухие, как порох,
Способный взорвать целый свет…
И яства готовы, и полог,
И тёплых нарциссов букет.
Дыханье – как азбука Морзе,
Неспелая девичья грудь…
Колючая чайная роза
Едва обозначила путь.
 

* * *

 
Плетут туманы паутину,
Трава поникла под росой,
Пастух нетрезвый и босой
На поле сонную скотину
Пытается загнать лениво,
Стреножен хромоногий конь,
Не часто грубая ладонь
Касалась спутавшейся гривы,
Грызёт штакетник пёс игривый,
Козёл забрался в огород,
И скромно посреди забот
Цветут проснувшиеся сливы.
 

* * *

 
Туда, стирая все границы,
Забросив за спину терпенье,
Идут поститься, и молиться,
И прикоснуться к откровенью,
Пройдя хрустящую пустыню,
Омывшись в худосочных водах,
Почтить Отца, который Сыну
Два раза помогал при родах,
Склониться в сказочной пещере,
Петляя, вознестись к Голгофе
И укрепиться в слабой вере,
Завидев горбоносый профиль.
 

* * *

 
В душе завёлся червь унынья
И точит сердца древесину,
Уже дойдя до сердцевины,
Но всё конца ему не видно.
В мозгу родился червь сомненья
И топчет лабиринт извилин,
Пройдя сквозь тернии и мили,
Он не нашёл успокоенья.
В груди горит огонь желаний,
Хоть не закрался, а вселился,
Но в жаркий пепел превратился
Мечты и мысли сплав недавний.
 

* * *

 
Сорвать погоны или банк,
Блюсти ребёнка и законы,
Построить замок из картона
И оголить беспечно фланг,
Срубить по-лёгкому бабла,
Забить козла и на работу,
Попасть в дерьмо, впросак и в квоту,
Слепить подружку из ребра,
Свернуть рулон или вопрос,
Засунуть дальше, чем предложат,
Не опасаться – пусть тревожат,
Лишь не совать без спросу нос.
 

* * *

 
И один был в поле воин:
Ладно скроен, крепко сшит,
Рассудителен, спокоен,
В правой – меч, а в левой – щит,
Храбрым был почти без нормы,
Умерял излишний пыл,
Не терял до старта форму,
Приходило время – бил.
Потому и жив доколе,
Цел и даже невредим.
Нет татарев в чистом поле,
Посредине он – один.
 

* * *

 
Ложка в подстаканнике,
Только нет стакана.
Пожилые странники,
Ценители канкана.
Не шутите в праздники
Контрафактом, дети,
Мы живём в заказнике,
Как йети в Серенгети.
Жадно ждём трофейные
Кислые улыбки,
Барышни кисейные
И вторые скрипки.
 

* * *

 
Каравелла скользила по чёрной воде,
Каравелла в далёкие страны стремилась.
Убегал горизонт, как последний предел,
Проявлялась луна, как забытая милость.
А матросы мечтали о пресной воде,
Подходили к концу пищевые запасы,
Самый зоркий дозорный глаза проглядел,
Раскаляясь, на солнце блестели кирасы.
Каравелла навеки осталась в воде,
Каравелле двух дней не хватило до суши.
Потому никогда с этих пор и нигде
Не находят покоя заблудшие души.
 

* * *

 
Миниатюрные шатенки,
Воображенье захватив,
С моей души снимают пенки
Под полушлягерный мотив.
Миниатюрные блондинки,
Катализатор сладких грёз,
Что полустёртые картинки,
Безвкусные, как сок берёз.
Миниатюрные брюнетки
С призывным блеском хищных глаз,
На вид зелёные нимфетки,
Но с целью твёрдой, как алмаз.
 

* * *

 
Девушка мылась у речки ленивой.
Плечи ласкала бесстыжая губка,
Пенилось слабо казённое мыло,
Галька шуршала победно и хрупко.
Девушка выгнула спину дугою,
В небо холмы устремились мгновенно.
Липко по бёдрам проводит рукою,
Мягко касаясь крутого колена.
Плоский живот не задерживал воду,
Пальцы по коже летали, как птицы…
Разве легко, пересилив природу,
Не замечать, не мечтать, не влюбиться?
 

* * *

 
Ну кем был этот Бонапарте?
Коварен, жаден, мал и хил.
На поле боя, как за партой,
Да в шапке шутовской ходил.
Сыграл с Европой пару партий,
Трусливых саксов погонял,
Наобещал полякам хартий
И пол-России провонял.
А кончил тем, что на Елене
Растёкся, разжирел, размяк.
«Угас, как светоч, дивный гений»
И плавно перетёк в коньяк.
 

* * *

 
Прилёг, чтоб написать «Пророка»,
Ну в худшем случае – «Анчар».
Слова бежали одиноко,
Поддавшись силе дивных чар.
Скрипели мысли, как телега,
Когда летит под косогор.
Но даже «Вещего Олега»
Не получилось до сих пор.
А начиналось так удачно.
Что делать – просто не дожал.
Кто виноват, что никому на даче
Ни «Памятник» не нужен, ни «Кинжал»?
 

* * *

 
Любовь не может властвовать планетой,
Меняясь, словно блики на стене,
Бывает не длиннее сигареты
И тонет в неразбавленном вине.
И если вы сподобились влюбиться,
То отдавать должны себе отчёт:
Любовь, как Янус, изменяет лица
И, как вода, обратно не течёт.
Вы убедитесь очень скоро в этом
И скажете ещё спасибо мне.
Любовь не может властвовать планетой,
Но за её пределами – вполне.
 

* * *

 
Он не был пророком, гуру, мудрецом,
Он не был святым, пожалуй,
Но был настоящим надёжным отцом,
Оставившим мне скрижали.
Такие скрижали, где каждый завет
(Не путать с Заветом с Сиона)
Не то чтоб ответ, а просто совет,
Чтоб я не скатился со склона.
Скрижали, конечно, с собой я ношу,
Как гордый народ Ханаана,
У жизни давно ничего не прошу,
Лишь соль вымываю из раны.
 

* * *

 
Не бывают бывшими геологи.
Если раз хлебнул из котелка
И увидел северные всполохи,
Заглотил крючок наверняка.
С той поры бывают редко сытыми,
Уважают волю, цель и спирт,
Только с тектоническими плитами
Позволяют раз от раза флирт.
И пускай давно не спим под пологом
И заботы поглотили мезозой…
Не бывают бывшими геологи.
Просто так назначено судьбой.
 

* * *

 
Мы с тобой не гуляли по саду,
По росе не бежали к реке,
Не встречали ночную прохладу
В мятом папином пиджаке,
Не болтали потом до рассвета
О Вселенной и пустяках…
Мы с тобой познакомились где-то
В дискоклубе, а может, в гостях,
Посидели в прокуренном баре,
Пили пиво с картофелем фри,
Обнимались в безумном угаре
И мечтали о чистой любви.
 

* * *

 
Если встать сегодня рано,
Оросить лицо водой,
И не тёплой из-под крана,
А из бочки – дождевой,
Потягаться с ветром в поле,
Кто быстрее, посмотри,
До леска на косогоре
Нам бежать минуты три,
И позавтракать черникой,
И испить из родника,
Вот тогда богиня Ника
Посетит наверняка.
 

* * *

 
Сократ не признавал гомеровских богов,
Гомер не понял бы, наверное, Сократа.
На мозг поставлена надёжная заплата
В то место, где осталась дырка от рогов.
Нервируя, скрипит несмазанная дверь.
Опять свалился с полки жирный том Бергсона.
Дыханье хриплое – последствие кессона.
И сердце рвёт внутри, от рук отбившись, зверь.
Кого разжалобит сегодня детский плач?
Когда не совесть, почка может быть товаром.
Способен вылечить отравленным отваром
Асклепию предавшийся палач.
 

* * *

 
Сверкают молнии во мгле,
Гремит Зевес сердитый.
Бутылка пива на столе
И лещ полузабытый.
В лесу попряталось зверьё,
Борей свистит разбойно.
Пластинка старая поёт
Скрипуче, но достойно.
Потоки славного дождя
Смывают полдень душный.
Вернись, беспутная моя,
Попей, поешь, послушай.
 

* * *

 
Это было, было, было:
Трепет палевых ресниц.
Всё, что мило, всё, что жило
От закатов до зарниц.
Я не вижу, вижу, вижу
Тихий блеск твоих ланит,
Будто солнце жадно лижет
Микроклиновый гранит.
Я бросаюсь, словно с крыши,
В пропасть приоткрытых губ.
Только слышу, слышу, слышу,
Что опять излишне груб.
 

* * *

 
Тяжёлый сон, верней, борьба со сном,
Когда от правды никуда не деться.
И грустно мне, и мысли о былом
Иголками опять тиранят сердце.
Что видел я, с кем в жизни близок был,
Что смог узнать об истине и тайне,
На что истратил первозданный пыл
И почему опять остался крайним?
Рождение причудливых химер,
Глубокое неровное дыханье
И музыка семи небесных сфер,
Как покаянье или наказанье.
 

* * *

 
Под плакучей растрёпанной ивой
По спине шаловливой реки
Проплывали на лодке сопливой
Чуть живые с утра рыбаки.
Разругали порывистый ветер,
Скользкий воздух, дешёвую снасть,
Удивлялись, как малые дети,
Что червём на крючок не попасть.
Рыбка в ямах скользила игриво,
Занималась лениво заря,
Было сыро, промозгло, тоскливо,
И к тому же, мне кажется, зря.
 

* * *

 
Из пластмассовых стаканчиков
Пили мы коньяк «ХО».
До чего же жизнь обманчива!
Словно чешское стекло.
Бахрома на джинсах стиранных,
Глаз моргает, как маяк.
Иностранными сортирами
Пахнет марочный коньяк.
На тахте девицу тискают.
Повезло? Не повезло?
А на землю монастырскую
Жирно капает «ХО».
 

* * *

 
Была Россия. Ела мясо,
Пекла таланты и блины,
Драла соседей, «брила лбы»…
И было всё предельно ясно.
С душой открытой и широкой
Была Россия. Рвань и голь,
Уничтожала алкоголь,
Кутила с роскошью Востока.
Была Россия. Бог отметил
Её великие дела.
Я знаю, что она была.
А что о том узнают дети?
 

 
Мы не могли в той схватке проиграть,
Не оттого, что из другого теста,
А потому, что плачет дома мать
И у станка всю ночь не спит невеста,
А потому, что русская земля
Поругана незваным в гости фрицем.
И столько крови пролилось не зря
Под северной свободною столицей.
Ещё ни разу вражеский сапог
Не осквернял мосты или ограды.
Мы станем лучше – только дайте срок!
Простите внуков, жители блокады.
 

* * *

 
Уже не будет никогда
Искра играть горючей смесью,
И мозг взрываться Песнью Песней
Уже не будет никогда.
Тогда подумайте, к чему
В пустой сосуд подлить пытаться
И жить на фоне иллюстраций?
Тогда подумайте, к чему
Просить о помощи, кого?
Бесплотный Дух, Вселенский Разум?
Решить проблему можно разом…
Просить о помощи зачем?
 

* * *

 
Туман ложился на поля
Аптечной ватой,
Потела чёрная земля
И пахла мятой.
Лишь извиваясь, как змея,
С горы горбатой
Ползла прохладная струя,
Как сон солдата.
Туман ложится на меня
Мохнатой лапой.
Конечно, ночь прошла не зря,
Жаль, тихой сапой.
 

Стихотворения

* * *

 
Тяжелая длань опускалась уныло,
И стыло запястье, и сердце остыло,
И в этом остывшем осколке вначале
Замёрзла вся кровь, что так долго качали.
По скользкому небу скользили забавно
Два облака в виде наяды и фавна,
Друг друга гоняли в безлюдной пустыне,
Пока пересуды о них не остыли.
А море любило безумно, безмерно,
На берег бросая и волны, и нервы.
И камни кружились безудержно в пене,
Оставив на время мечты об измене.
 
 
Оно отогреется – сердце пустое
В небесной тоске, в океанском застое.
 

* * *

 
Флуоресцентная тоска,
Сквозящий вечер…
Гасите свечи, господа,
Задуйте свечи.
 
 
Её былую не вернуть —
Шальную удаль.
Давно пора в обратный путь,
Вы правы, сударь.
 
 
Пройдёт вселенская печаль,
Закроешь ставни.
И на устах твоих печать
Порок оставит.
 
 
Перешагнуть через порог
Достанет воли.
Пророк – он не всегда пророк.
Безумно болен.
 

* * *

 
Пришла желанная пора:
«Звезда пленительного счастья»,
Россия вспряла ото сна,
Но на обломках разной власти
Не те вписали имена.
 

* * *

 
Развесив беспардонно уши,
Пуская слюни от усердья,
Мы с детских лет привыкли слушать
Про гуманизм и милосердье.
 
 
Беспечные обидны срывы,
Наводят тени на плетени:
Теория Большого взрыва
Не подвергается сомненью.
 
 
С годами вроде бы мудреем,
Не вдруг случаются проколы:
На Ханаан пришли евреи,
На Русь нагрянули монголы.
 
 
Когда бездумья пыл остудят
В обмен на чистую монету?
Нельзя распять Мессию, люди!
Нельзя взорвать того, что нету!
 

* * *

 
Осень наступила моментально:
Опадают жёлтые листы,
Парк стоит парадный и приталенный.
И пока не сожжены мосты,
На аллее путник неприкаянный —
Женщина не терпит пустоты.
 

* * *

 
Наполнен день преддверьем страсти,
А вечер выдался пустой.
Теперь уже не в нашей власти
Собрать разбросанные части
И склеить призрачное счастье
Дрожащей, словно лист, рукой.
 

* * *

 
Разрушен бренный мир:
Цунами, изверженья.
Для грифов сладкий пир —
Победа разложенья.
Не ропщет жадный клир
На дьявола вторженье,
Вампира пьёт вампир —
Бесславное сраженье.
Бездействует жуир
В бессмысленном круженье,
Не радует сапфир
В цветном изображенье.
 
 
Кругом бесплатный тир,
Бесцельное движенье.
Сгущается эфир
В тисках воображенья.
 
 
Где антик, где ампир?
Сплошное разрушенье…
И только старый Лир
Здесь заслужил прощенье.
 

* * *

 
Паранормальное манто,
Кашне залезло на загривок.
Кому-то то, кому – не то,
Но так красиво и игриво!
 
 
На бриджах старое пятно,
Его оставила собачка —
Сходила подлая, потом
Ещё раз, может быть, на сдачу.
 
 
Одним кроссовкам повезло —
Живём в Твери, а не в Палермо, —
И в октябре здесь, как назло,
Дождём развозит путь и нервы.
 
 
Но экстрасенс и там и тут
Способен с аурой бороться.
Из обезьян нас создал труд
И выплюнул на дно колодца.
 

* * *

 
Стреножен конь, затуплено копьё,
Пылится щит на дальних антресолях.
Как далеко нехитрое житьё
Среди сражений, праздников и боли!
 
 
Давно ушли друзья в небытиё,
Давно любовь свои сложила крылья.
Теперь лекарства, тёплое питьё
И книги, чуть приправленные пылью.
Но сердце разве выдержит её —
Сырую прелесть тихой, мирной жизни?
Когда слетается чумное вороньё,
Ещё не поздно послужить отчизне.
Вновь руку греет добрый кладенец,
Вновь на груди протёртая кольчуга.
И в каждый бой, как в церковь под венец,
Ведёт старуха-смерть – последняя подруга.