Текст книги "Хромосома Христа, или Эликсир Бессмертия. Книга третья"

Глава 10

– От комплексов всякой вины мне помогли избавиться Ницше и Шопенгауэр. Ты читал, конечно, «Луну и грош»! Помнишь там Стрикленд-Гоген заявляет, что… Нужно было поменять себя, переступить через свои принципы, совковое воспитание и все эти слезливые сопли. Не могу сегодня сказать, что послужило последней каплей, но и я уже был готов стать на путь совершенства. Иисус говорит: «И оставьте мертвым погребать своих мертвецов». Я оставил все…

– Я слышал, что ты…

– Да, я решился и на такое. Пойми: я жил без всякой опоры, шел по миру без компаса…

Я не решился спросить, на что он решился.

– За голову какого-то быдла давали хорошие деньги, я согласился и через неделю купил себе новенький «БМВ». Вскоре деньги уже гонялись за мной, у меня появилось право выбора не только мишени, но и места под солнцем. Ты не можешь представить себе, в каком котле я варился. С одной стороны солнце, море, коралловые рифы и пальмы… Это был маленький рай! Но с другой – ощущение вечной погони… Казалось, что за тобой охотится весь мир. И вот совсем недавно на помощь пришли цифровые технологии. Они просто спасли меня от нервного истощения. Я устал жить в постоянном напряжении, и они меня здорово выручили. Я избавился от назофобии…

Это были красочные сочные фразы к собственному памятнику, который он лепил на моих глазах из глины воспоминаний. Я не успевал наполнять его стакан.

– А помнишь, как мы лечили тебя от аллергии, когда ты объелся дармовыми апельсинами на свадьбе у Стаса? – спросил я, чтобы дать ему передышку.

История с апельсинами вызвала у него лишь легкую усмешку.

Я успел заметить, что Юра теперь стал гораздо щедрее, денег не считал и, по-моему, стал даже мотом. Однажды он вылил в раковину едва откупоренную бутылку дорогого вина. Я не смог оценить этот жест.

– Ты позволяешь себе…

– Да, – сказал он, – я хорошо зарабатываю. Просто терпеть не могу это пойло.

А мне вино показалось прекрасным.

– Ты не ответил, – сказал я, – был еще банк?

– А ты прикинул, сколько тебе нужно денег для спасения твоего человечества? – неожиданно спросил он.

– Давай спросим.

Он недоверчиво посмотрел на меня, я взял телефон, набрал номер.

– Дэв, – сказал я в трубку, глядя исподлобья на Юру, – сколько нам нужно денег?

Дэвид ответил, я засмеялся. Мы поговорили еще минуту, и я положил трубку.

– Дэвид сказал, – сказал я, – что сумма пока не меняется – семь миллиардов. Еще два года тому назад ему нужно было только два. А сегодня – семь. Аппетиты растут.

– Кто такой Дэвид?

– Мой компаньон, Дэвид Линч. Тот, из Голливуда. Ты его знаешь по культовому сериалу «Твин Пикс». Знаешь?

– Твой компаньон?

– Это он считает, – сказал я, – что человечество, нашу цивилизацию, можно спасти трансцендентальной медитацией. Единственная революция, считает Дэв со своим гуру Махариши, это революция нашего сознания. Это верно.

– Что верно?

– Сознание. Совершенство. Это и есть вершина Пирамиды. Но есть еще и фундамент, и все остальное…

– Знаю, – сказал Юра, – я все это знаю.

– Да, – не обращая внимания на его слова, сказал я, – мы с ним вместе, в одной связке карабкаемся на эту вершину. Ему недавно стукнуло 59. Я подарил ему свою книжку и миниатюрную пирамидку. Из чистого золота.

– Что подарил?

– И Коля Любимов тоже с нами. Он уже академик, директор лаборатории нейрокибернетики Института Мозга России.

– Мозга России?.. Разве у России появился мозг?

– Да. Кофе будешь? Со льдом!

– Нет, плесни коньячку…

– Мы просто должны смириться со своими страданиями. Ради спасения мира.

– Ты думаешь, этот мир надо спасать? Разве он того стоит?

– Ты уже спрашивал. Он удивителен. Мы спасем его и сами спасемся.

– Единственное, что может меня спасти – это самоуважение.

Я согласно кивнул.

– Это – да, – сказал я, – этого нам недостаёт.

И мне подумалось: надо бы хорошенько ошкурить его.

Глава 11

А он продолжал:

– Сколько было ошибок, и какие потери пришлось пережить! Ну, ты помнишь эту нашумевшую историю с…

– Почему ты до сих пор не женился?

– Ты, конечно, не можешь не знать, как непросто открываются тайны гена.

– Да уж, мы с Жорой до сих пор ищем пути…

– Нам удалось расшифровать геном человека. Теперь я могу проследить…

– Расшифровать геном человека?!

Я не мог поверить в то, что он сказал.

– Значит ты один из тех, кто?!

– Что тебя так удивляет?

– Но я знаю всех, кто этим занимается. Я ни разу не слышал, чтобы кто-то из них назвал твое имя.

– И никогда не услышишь.

Всем своим видом я превратился в огромный вопрос. Юра сделал вид, что этого не заметил.

– Я много слышал о том, что…

– Большая половина из того, что ты слышал – неправда!

Я и не думал ему возражать.

– Скажу больше: я могу проследить теперь траекторию мысли генома и предсказать…

– Траекторию мысли генома?! Сильно сказано! Ты только вдумайся в то, что говоришь!

Юра пропустил мои слова мимо ушей.

– Я могу предсказать будущее генофонда, феноменологию поведения любого человека, любой жабы или бледной спирохеты…

Давно я не был так потрясен. Мы столько лет выбросили козе под хвост в поисках способов управления этой самой феноменологией генов, и вот передо мной сидел человек, который говорил об этом, как о маринованных лисичках. Значит, мы давно с ним шли по одной дороге.

– Ты – Нострадамус? – это все, о чем я мог его спросить.

Юра не ответил, а только поудобнее устроился в кресле, втиснулся, как бы вполз в него всем своим сбитым телом, как в нору, при этом ему пришлось выпростать ноги и, скрестив их, уложить на стол.

– Феномен Нострадамуса, – сказал он все тем же поучительным тоном, – теперь ясен каждому школьнику. Нострадамус – как биотестер. Так сложилась его жизнь и судьба, он был так воспитан и обучен, что его геном стал диктовать его мозгу картины будущего планеты. В этом нет ничего необычного – просто частота звучания его генома резонирует с частотой Вселенной. А здесь, во Вселенной, всё написано. И наше прошлое и будущее. Бери – и пой! Мы придумали технологию предвидения будущего, основанную на изучении памяти ДНК. Наша ДНК и Вселенная – близнецы-братья! Как Вселенная напоёт, так наша ДНК и воспроизведёт. Пластинка! Грамофон! И расскажет тебе всё, что с тобой было, и что будет, и чем… Это так же просто, как почесать задницу. Только гораздо убедительнее, чем это делают всякие там нострадамусы и мессинги, грейси и глобы, с указанием конкретных мест, дат и четкой формулировкой событий. Все изменения, любые потрясения носятся в воздухе и детерминируют поведение всего живого, в том числе и функции ДНК. Надо брать и читать. Этим объясняется феномен пророчества. За те деньги, которые платят ученым, гены должны разговаривать, и мы должны слышать не только их шепот, но и крик. Пусть это будет даже азбука Морзе или язык эсперанто, ты согласен?

Я кивнул.

Хотя эти его откровения были для меня потрясением.

Он помолчал.

– Мне кажется, – продолжал он, – что теперь я все знаю о смерти.

Господи, Боже мой! Юра так просто это сказал, что у меня перехватило дыхание. Это было новое потрясение.

– Грань между жизнью и смертью невидима и неуловима, ты это знаешь лучше меня.

– Знаю, знаю…

– Я могу словом воздействовать на ДНК… Мы тут с Петей Гаряевым придумали способ бесконтактного влияния на активность хромосом.

Мне стало жутко от этих слов. Я тотчас вспомнил о Жоре, и не мог не спросить:

– Скажи, и этническое оружие?..

– Ты, я вижу, в курсе событий.

Я ждал ответа на свой вопрос.

– Да, – сказал он, – тут мы преуспели, и сегодня в мире нет…

– И ты в состоянии?..

– А то!!!

Он произнес это «А то!!!», как мальчишка, сбивший самолет рогаткой.

– Что же касается феномена смерти, то это всего лишь…

– Что?!

– …всего лишь начало новой жизни.

Конечно, мы снова открывали друг друга. И удивлялись! Иногда мы с восторгом обсуждали какое-нибудь научное достижение:

– Из того углерода, что находится в твоем организме, можно сделать алмаз весом в несколько граммов.

– А из того, что в твоем?

Юра улыбнулся и сказал:

– А из моего – бриллиант, стоимостью в сотни карат.

Да, это было похоже на правду: цена его углерода заметно подскочила прямо на моих глазах. И я не переставал удивляться, с каким непреклонным старанием он лепил себе памятник из, как я уже говорил, из вязкой глины воспоминаний, на мой взгляд, с одной только целью: уцелеть в будущем.

– А правда, что все газеты пестрят о конце света?

Как раз в те дни газеты вытряхнули на свои страницы подробности об очередном предстоящем Армагеддоне.

– Правда, говоришь, – Юра лишь скептически улыбнулся, – где ты видел сегодня правду? Дурёж полный…

Глава 12

Я не мог не спросить:

– И этим ты зарабатываешь себе на жизнь?

– Я тогда уже созрел для мести и к тому же не мог устоять перед чарами такой перспективы.

– Чарами?

– Представь себе: я был очарован своим всемогуществом и свободой. Этим я удовлетворяю свое любопытство и живу в свое удовольствие. Немного моральных страданий и…

– Ты мог бы найти и другой источник доходов.

– Ты – тоже, – отрезал Юра. – Ничто не стоит так дорого, как жизнь человека, у которого есть деньги или которому они нужны в большом количестве.

– И ты этого никогда не стыдился?

– Стыд, честь, совесть… Что это такое?

– Это знает каждый благовоспитанный ребенок.

Юра снял очки, шумно дохнул на стекла и стал тщательно их протирать носовым платком. Затем улыбнулся.

– Ты же знаешь: я – дитя подворотни.

– Не юли, – сказал я.

– У меня, – проговорил, наконец, он, – работа нестыдная, хотя есть и не все, чем хвастают люди друг перед другом. Но того, что у меня есть, вполне хватает, чтобы быть счастливым. Меня тяготит лишь будущее, неопределенность…

Он продолжал тереть стекла.

– Скажу больше: у меня в предместье Парижа маленький карманный НИИ, там работают уникальные люди, мы строим свой мир по нашим чертежам и проектам. А наука должна хорошо финансироваться.

– Ты про банк мне расскажешь? – спросил я.

Юра тщательно расправил носовой платок, затем сложил вчетверо и, словно боясь помять уголки, сунул его в боковой карман, висящей на кресле куртки.

– А с совестью я всегда дружил и никогда не страдал от ее угрызений. И честь…

Он надел очки, и я увидел его черные глаза.

– … никогда не терял.

– Именно такой ты нам и подходишь! – сказал я.

Он снова расхохотался.

– Правда, знаешь, иногда…

Юра приложил ладонь правой руки к сердцу.

– Что, свинец в груди? – спросил я.

Он кивнул.

– Слушай, – неожиданно спросил я, – а твоя скрипка цела?

– Ну да!..

Я искренне обрадовался!

– Извини, – сказал я, – мне нужно позвонить.

Я разговаривал с Юлей, а сам радовался тому, что с Юрой мы наверняка найдем общий язык.

Глава 13

– Теперь ты знаешь все или почти все, чем я жив, – заключил Юра. – А ты, ты расскажешь? Какой хренью ты занимаешься?

Пришла моя очередь.

Я рисовал ему свою Пирамиду золотыми красками с точеными ребрами и сверкающими на свету гранями, на вершине – крест, пик совершенства. У меня уже был опыт художника. В который раз я ваял это здание совершенства уже не пальмовой веточкой на песке, а на прочном фундаменте из самых надежных глыб, проверенных миллионами лет – на генах. Мой рассказ не привел его в восторг. Он, на мой взгляд, стал заскорузлым скептиком, и ничто не могло его поразить.

– В фундамент Пирамиды мы заложим гены всех человеческих добродетелей – справедливости, нежности, любви и свободы, гены света, успеха, любви и творчества, и любви, и любви, бесконечной любви. Мы выведем формулу любви и подарим ее человечеству. Мы туго забьем этот фундамент генами гения и таланта, созидателя и сеятеля. Мы лишим Пирамиду генов всех грехов и навсегда избавим человечество от злобы и зависти, жалкого тщеславия и ненасытного корыстолюбия, мы избавим людей от болезней и дадим им в руки рычаг вечной жизни. Мы густо засеем склоны Пирамиды пшеницей, ромашками и васильками, высадим вокруг нее секвойи и пальмы, разобьем розарии и вишневые сады, разольем моря и озера…

– Это будет рай? – спросил Юра, по-прежнему лежа в своем кресле с задранными на стол ногами.

– Это будет рукотворное Царство Небесное на Земле! – не без гордости произнес я, и ты будешь его творцом.

Юра какое-то время молчал, затем, приподнял очки на лоб, щурясь от яркого света, посмотрел в мою сторону своими близорукими глазами.

– Рукотворное?..

Я кивнул.

– Опять рукотворное… Знаешь, я, признаюсь, читал твою Нобелевскую лекцию… О твоей Пирамиде.

– Ну и как?..

– Туман… Эти люди, они ведь не так просты. Их столько…

– Да, – сказал я, – люди всюду, куда бы ты ни пошел, но…

Он не дал мне продолжить.

– Ты просто безнадежный мечтатель. Все, что есть на Земле рукотворного в скором времени превратится в труху. Мы не успеем даже глазом моргнуть.

– Юра, – сказал я, – все это не мечты, не прожекты, у нас все готово для построения Пирамиды. Ты не поверишь, – произнес я его любимую фразу, – но уже проведены маркетинг и менеджмент, осуществлен тотальный аудит ситуации, в деталях разработан проект Пирамиды, экспертиза подтвердила его жизнеспособность и очевидную целесообразность. Это кажется фантастикой, но это живая реальность, есть земля, ряд островов для нашего рая, есть люди – команда, ангелы и апостолы, созидатели и творцы. Наконец, в наших руках сосредоточены все самые современные технические, технологические и, если хочешь, моральные средства и способы этого величественного строительства! Готов бизнес-план и есть деньги, да, море денег…

– А Иисус?..

Юра надел очки и теперь сверлил меня своим тяжелым гипнотическим взглядом так, что, казалось, темные стекла очков вот-вот разлетятся в разные стороны.

– А Иисус у вас есть?

Я выдержал паузу и этот змеиный завораживающий взгляд, и тихо, почти шепотом и как можно более равнодушно произнес:

– Он всегда с нами. Не хватает тебя!

Молчание длилось не меньше минуты, затем:

– Ну, какой из меня ангел? Я же обыкновенный мясник, кил…

Я не дал ему договорить.

– Ты – ваятель, творец!

Он это знал и без моей поправки. Снова повисла тишина. По всей видимости, так его никто еще не называл, хотя он в это беспрекословно верил. Конечно, он – творец, созидатель и гуманист.

И непревзойденный альтруист. Он готов раздарить себя людям, каждой твари и каждой пылинке, но ему нужно знать, что дар этот не пройдет незамеченным. Жажда славы еще прочно сидела в нем, еще тлела и теплилась, грея его честолюбивое нутро, как уголек костра, ждущего свежей порции пересохшего сена: брось горсточку и – затрещит, запылает…

– Ты нам нужен, как…

Я порылся в памяти, чтобы подобрать весомое слово.

– … как крик! Понимаешь, как крик!..

Я произнес эти слова громко, четко и ясно, и этого было достаточно, чтобы Юра убрал ноги со стола и выпрямился в кресле. Он в ответ не сказал ни слова, я видел, как он борется с собой, как его распирает гордыня от того, что он признан, принят в ряды признанных, он высоко оценен мною. Я же не просто человек с улицы, не какой-то прожектер и ханыга, не пустопорожний мечтатель, я – убежденный прагматик, строитель, если хочешь, – бог. Ведь каждый из нас по-своему бог. По-моему, я по-своему тоже бог. Созидатель, творец. Не переоценивая своих способностей и возможностей, я могу смело заметить, что строительство Пирамиды, а по сути – Царствия Небесного на этой грешной Земле, теперь, вот сегодня, сейчас – вполне постижимое и реальное дело. Теперь это можно понять. Главное – положить начало, начать. Сегодня пришло, наконец, время свершения чуда, долгожданных планов Иисуса, наступило Второе пришествие…

Вот какими аргументами я зазывал его в Царство небесное. Я торопил его, ведь жить ему оставалось… всего ничего…

– Ты хочешь…

– Нет, – говорю я, – нет.

– Всего ничего? – спрашивает Лена.

– Да, считанные… годы, – говорю я, взяв в руки поводок, чтобы идти с Максом на прогулку. Да-да, ты готов уже, мой верный друг, уставился своими рыжими (как у Тинки!) человеческими глазищами, не можешь усидеть на месте, хвост трубой, поскуливаешь от предвкушения веселой свободы…

Поводок – только повод. Я еще ни разу не принуждал Макса к узде поводка.

Глава 14

Юра ясно себе представлял, что не я один его принял и признал. В моем лице он сейчас получил признание самой передовой научной мысли планеты. Ведь нам достаточно было в двух-трех словах обмолвиться о наших делах и мы тотчас узнавали, кто чем дышит и чего достиг. Я достиг многого и тому есть существенные подтверждения. Нобелевскими премиями мир ведь не разбрасывается. И в интернете моя фамилия была чуть ли не первой из самых востребованных. В нашем, разумеется, кругу. Я приглашал его в свою команду, и, главное, – признавал беспомощность и бессмысленность своего будущего без его участия в нашем деле. Все это очень возвышало его в собственных глазах, это брало за живое, цепляло…

– Кстати, – сказал я, – уже готова и виртуальная модель Пирамиды, – и добавил, не меняя тона, – там и для тебя местечко нагрето!

– Какое?

Мне больно было смотреть на него. Он еще не верил в то, что вдруг оказался кому-то нужен. Нужен не для того, чтобы кого-то убрать точным выстрелом в лоб, не для того, чтобы мстить, убивать, ненавидеть, просить, даже не для того, чтобы протянуть руку помощи или подставить плечо, кого-нибудь напоить или поделиться последней лепешкой, нет, – а для чего-то другого, непостижимо-величественного! О таком он мечтал все последние годы! Неужели дождался?

– Какое же?!

Нетерпение подводило его. Еще бы! Терпение терпело фиаско. Когда мечта достижима, и, кажется, что ты уже хватаешь ее за роскошный павлиний хвост, хочется быть уверенным, что на этот-то раз, что сегодня, сейчас вот, она уже никуда от тебя не ускользнет, никуда не денется, твоя мечта.

– Ты должен делать то, что ты умеешь делать лучше других – месить и лепить. Из глины генов ваять основание…

И тут Юра не удержался. Он расхохотался бешеным истерическим смехом, я даже испугался. Он просто выпрыгнул из кресла, катапультировался, как из горящего самолета, несколько раз подпрыгнул, затем замер, поднял голову вверх, протянул руки к небу, словно пытаясь ухватиться за облака, и так стоял не меньше минуты, колосс Родосский, бог в джинсах… Затем он снова упал в кресло, снял очки и, как обиженный школьник, кулаком вытер слезы, катившиеся из глаз. Он не мог удержаться от слез, тер и тер кулаком свои красные щеки, тер и всхлипывал, икая, как ребенок, которому вернули любимую игрушку.

– Да-да, – почти шепотом сказал он, – ваять жизнь – это то, что мне надо: создавать не золото, а жизнь!

Это я уже где-то слышал.

Я не знал, что мне делать: утешать его или радоваться вместе с ним. Я знал точно одно: я попал в десятку: он теперь – мой. И дал вволю ему наплакаться. Потом мы шли по ночному Иерусалиму и молчали.

– Я до сих пор не верю, – произнес он, наконец, – но как тебе все это удалось провернуть? Знаешь, ты – гений…

– Знаю, – сказал я.

– Я бы до Пирамиды никогда не додумался!

– Пирамиду не я придумал, – сказал я, – мы ее все вместе придумали, ты, я, Аня и Стас, Ия и Юля, Архипов и Тамара, и…

– Да, и Славик, и Ксения и Наталья…

– И Жора, и Вит…

– Да, Жора – гений всяких придумок…

– Бог, – сказал я.

– Да, Жора тоже… Ты уже называл Юлию, кто это?

– Пирамиду, – сказал я, – придумал Сам Бог. В Его Книге все написано, там начертан и план нашей жизни. В ней все есть и маркетинг, и менеджмент, аудит и консалтинг, даже бонусы и дивиденды, абсолютно все, надо просто уметь читать… Пришло время прочитать ее заново и по-новому, и досталось это нам, понимаешь, не кому-то, а нам. На нас Он возложил это Его плодоносное иго, это бремя небесное, понимаешь, нам нельзя Его подводить.

– Ты строишь свою Пирамиду так уверенно и с таким вдохновенным смирением, как это может делать только глубоко верующий в правоту своего дела человек.

– А ты разве в нее не веришь?

Тут я вспомнил Аню, наш спор, и сказал то, что говорил ей:

– Сrede ut intelligas! Верь, чтобы понимать!

– Да-да… Чтобы понимать, – согласился Юра, – требуется вера.

Видимо, этот мой небесный спич, свято вырастал и ширился по ночным вымершим переулкам Иерусалима, и наводил на нас некий таинственный трепет, звуча как молитва, как клятва, которую мы давали на верность служения Небу. Это был наш катарсис.

– Так кто эта твоя Юлия? – снова спросил он.

– Муза, – сказал я, – наша муза… Чистый креатив! Кстати, и Тина…

– И она с вами?

– Ты знаешь Тину, – спросил я, – какую Тину?

Юра посмотрел на меня и ничего не сказал.

Вот так, рассуждая о Боге и Его исповедимых для нас путях, мы и добрели до гостиницы.

– Только бы не оказалось все это благими намерениями, которые приведут нас известно куда, – сказал Юра, – ведь самый главный бич человечества – невежество и неверие…

Но этой капельки пессимизма было не достаточно, чтобы затушить тот костер, который, я это видел, в нем уже разгорался.

– Знаешь, – он сделал еще одну попытку уйти, – мне кажется, у тебя ничего не получится.

– Чудак, – сказал я, – у тебя уже нет выбора!

Мы не знали тогда, что костер этот превратится в пожар.

О Тине он больше не проронил ни слова. А я не спрашивал. Видимо, речь шла не о нашей Тине.

– А была ещё какая-то? – спрашивает Лена.

– Были, были… И Тины, И Инны, и Кристины…

«Тиннн-н-н…».