Текст книги "Хромосома Христа, или Эликсир Бессмертия. Книга третья"

Глава 14

Я не уверен, что в своем рассказе придерживаюсь хронологии, но все события, которые произошли, все, что с нами случились, изложены, на мой взгляд, достаточно точно и подробно. Я допускаю, что в этой последовательности могут быть прорехи, но отдельные эпизоды до сих пор стоят у меня перед глазами так отчетливо и ясно, будто все это было только вчера…

Иногда я позволял себе с кем-нибудь вырваться из объятий умопомрачения, этого ига совершенствования. Нередко с Юлей. Мы забирались в самые отдаленные уголки Земли… Ночью там, на юге, сквозь быстрые белесые облака светили огромные яркие звезды, на дождь и намека не было, утро было тоже солнечное, верхушки гор еще не охвачены заревом, не пылали золотом, но вот-вот луч коснется и их. Небо не фиолетовое, не голубое и не синее, высокое и чистое, как лестница Иова. Никакого грома, никакой музыки, только крики чаек, которые летают и над поселком, да шелест листвы платанов. Воздух свеж, никаких запахов, даже лавровые кусты не пахнут.

Я даже Тину здесь забывал!

Не знать её до такой степени, чтобы даже не вспоминать, было для меня сладостным упоением – такого не может быть!

Год тому назад я дал себе слово к нынешней осени выпустить брошюрку, листов тридцать шесть – сорок. «Стратегия совершенствования». Как, не страшась страданий и самой смерти, жить на земле? Мне казалось, что я сумею рассказать людям, донести до каждого правду жизни. Все, что сказано до меня Сократом, Сенекой, Спинозой и Фрейдом тоже правда. Библия, Веды, Коран и Талмуд ответили на все вопросы бытия. Почти на все. Почему же человечество несчастно?

– Пирамида, – сказал тогда я, и рассказал еще раз о том, что сам пережил и выстрадал.

– Египтяне, – спросила Юля, – каменные глыбы?

– Нет-нет, – сказал я, – это Пирамида Духа. Человек осваивает, завоевывает планету… Численность населения растет, и его волнует проблема больших городов. Здесь, на Земле, мы уже так наследили, что теперь должны входить в Храм жизни, хорошенько вытерев ноги…

– Об этом можно где-нибудь прочитать?

– Вот, держи! Эта книжонка сегодня идет нарасхват.

– Что это, твоя Нобелевская речь?

– «Стратегия совершенствования».

– Та самая инструкция?

– Там же сказано: «Стратегия».

Ни один Юлин жест, ни одно ее слово меня не раздражали, даже ее привычка отвечать вопросом на вопрос: «А ты?». А ее неумение справиться с обычным пистолетом, когда мне приходилось рисковать и ее жизнью, меня просто восхищало.

– Рука, – говорю я, делая резкий поворот вправо, – рука…

И когда машину выравниваю, снова бросаю:

– …прямая!

И снова ору:

– Рука – прррямая!..

– Я помню, – едва слышно говорит Юля и разряжает всю обойму в преследующего нас мотоциклиста.

Только потом, в постели, я шептал ей на ухо слова благодарности и признательности.

На нас уже тогда охотились как на зайцев.

Из движущегося с бешеной скоростью автомобиля этот мир разглядеть невозможно. Но и, сидя за рулем, тоже нельзя наслаждаться картиной мира. Я ловил себя на мысли, что иногда даже любуюсь этими пальмами, освещенными лучами заходящего солнца, этими дальними синими вершинами гор, этой золотом залитой поверхностью океана… А ведь я хотел коренным образом изменить эту жизнь. Зачем?

– Почему ты не отвечаешь? – спрашивала Юля.

Если бы я знал ответ.

– Разве строя свою Пирамиду, – спрашивает Юля, – ты не плетешь новые сети для человечества?

Я и сам над этим не один раз задумывался. Я помню, что что-то о сетях недавно читал у Марка Аврелия или у Сенеки, кажется – у Сенеки. Да, у Сенеки. Я помню прочитанное дословно: «Никому из смертных не сравниться с пауком в тканье». Я делаю для себя новое открытие: я – паук!

– Не плетешь? – спрашивает еще раз Юля.

– Ткут пауки, – отвечаю я.

– Да нет, – уточняет Юля, – я в том смысле, что ты – как ловец человеков…

Я помню из Сенеки и следующее: «Этому искусству не учатся, с ним рождаются».

Разве я рожден со способностями каменщика, строителя Пирамид? Попросту говоря, не масон ли я?

– Ловцы человеков – апостолы, – разъясняю я, – я же – паук, человек – паук…

– Не обижайся, пожалуйста, улыбается Юля, – ну, плз, я же…

Ее «плз» звучало упоительно!

– Обижаться, – повторяю я, – это удел холуев и лакеев, ты сама говорила – удел горничных…

Глава 15

Сначала мы, конечно, смоделировали Пирамиду. От а до я. Каждый винт, каждый болтик… Каждый ген и его фенотип!

– Как такое возможно? – спрашивает Лена.

– Нам удалось! Вся Америка, да что там Америка – весь мир ринулся к нам в помощники. Да-да, ученые всего мира считали за честь участвовать в этом проекте. Мир ведь зашел в тупик. Каждый здравомыслящий политик понимал, что цивилизация на краю гибели. Армагеддон вошел в каждый дом, и только слепой не мог этого не видеть. Особенно старался Римский клуб. Каких только прогнозов и моделей будущего не напридумали! Но все они сводились к одной – край! И вот наша «Стратегия совершенствования» стала началом координат нового времени, точкой отсчета. Это был всевселенский, небывалый доселе мозговой штурм! Лучшие умы мира!.. Мы работали, не разгибая спин, мозги гнулись и плавились… Никто уже не варился в собственном соку, мы пили коктейль всеобщей свободы мышления. Архитекторы новой жизни, мы участвовали в преображении мира, и каждый чувствовал себя богом. И социальная инженерия дала свои плоды. Мы создали нашу виртуальную Пирамиду, тысячи компьютерных персонажей…

– Цивилизационные игры? – спрашивает Лена.

– Что-то похожее.

Как когда-то для поиска Юры, ребята из «Google» создали нам его виртуальную модель («Шныру»), так и сейчас мы построили компьютерную модель Пирамиды, собственно, модель идеального социума, если хочешь, – Града Божьего! Да-да, именно!.. Этакую всеядную плерому! Над нею трудились уже давно, с того самого момента, когда Жора еще в Москве познакомился с Мишкой Брином и его сыном Сергеем. Вернее, с тех самых пор, когда Жора по-настоящему уверовал в Пирамиду, в неизбежность ее построения. Модель была великолепна, знаешь, просто блистательна!.. Это был рай! Люди там жили, как во времена Адама. Все деревья познания добра и зла мы, конечно же, повыдергивали с корнями. Еву сразу же одели в красивые, но скромные одежды, и все яблони заменили на пальмы. Адам стал садовником… Что же касается змия-соблазнителя, то из него мы сварили уху… Мы наделили каждого такими качествами, такими добродетелями!.. Это была виртуальная страна Совершенства, Новая Атлантида, если хочешь, – Царство Небесное…

– И Иисус…

– С Иисусом не все так просто, как кажется. Быть может, поэтому у нас и пошли потом сбои. Но модель – это всего лишь модель, нам же нужны были живые люди… А модель была лишь подсказкой, штампом, матрицей, обычной инструкцией, но она помогла нам верно выстроить свою стратегию достижения цели. Ну и тактику, конечно, и каждый наш шаг.

Тысячи компьютерных персонажей с нашими апостолами во главе мы расселили в виртуальном мире и дали им полную свободу действий – живите! Сейте, пашите, стройте жилье, производите товары и машины, творите, любите, рожайте детей…

– Прекрасно! И что?..

– Мы натоптали их геномы всеми известными добродетелями, известными человечеству: никакой борьбы, никаких войн, никаких революций…

– Да-да… И?..

– И эта виртуальная цивилизация… Можно скептически ухмыляться, но дело обстоит именно так: близок, как никогда близок конец эры греха, мир на новом витке развития; вот-вот настанет день, когда горб мира выровняется, когда животные страсти (это же атавизм!) изживут себя, и только в книжках можно будет прочесть о змеиных уловках человека прошлого, о волчьих его повадках, лисьей хитрости, слоновьей нерасторопности и заячьей трусости… О нечеловеческой страсти к накопительству, жадности, скупости, скряжничеству и нещедрости… И вот все это умрет навсегда. Можно над этим смеяться, но совсем скоро каждый увидит это собственными глазами.

Мы вбили себе в голову, во что бы то ни стало достичь желаемого результата, брались сразу за несколько дел и, конечно же, совершали ошибки. Не понимаю, как от этих беспрестанных, упорных и чрезмерных усилий мы не сошли с ума. Страсть к совершенству превратила нас в маньяков.

– Да уж… Вы просто сдурели! – восклицает Лена.

– Мы освоили методику выращивания нейроцитов in vitro в лабораторных условиях, а потом…

– In vitro!?.

– Мы вырастили мозг не только Эйнштейна, но и твоего любимого Маркса, и Пригожина, и Макиавелли… «Голова профессора Доуэля»! Да-да, голова как источник знаний! Головы просто кишмя кишели… Эхнатон, Сократ, Августин, Леонардо…

– Брось…

– Ага!.. Целая череда голов!.. Цезарь, Наполеон, Галилей с Ньютоном… Все с глазами ангелов и с распоротыми напрочь ртами – жрать!.. Все хотели есть, не переставая. Головами!..

– Зрелище, надо сказать, не совсем…

– Не совсем! Совсем не…

Гаврилишин нам помог в экономике… И в случае необходимости мы использовали эти головы при мозговом штурме для решения трудноразрешимых проблем.

– Вы брали напрокат мозг Эйнштейна? – спрашивает Лена.

– Да, на пару часов, на сутки… Это был коллективный мозг.

– Коллективный мозг и брейн стоминг?

– Да. Это был и кабинет министров, и парламент, и конгресс, и кнессет, здесь была и Палата лордов, и Дума, и Совет старейшин, объединены все формы правления. И не было короля. Ни короля, ни президента, ни шейха, ни… Правила, собственно, машина. Она принимала решения, предлагала несколько вариантов и прогноз развития тех или иных событий. Учитывалась каждая мелочь, способная изменить в будущем ход истории.

– Такая как?..

– Да любая, самая незначительная на первый взгляд, скажем, глянец плеч Жозефины или блеск глаз Таис…

– Блеск глаз?

– Неодолимый признак творческого потенциала любого вождя.

– Улыбка Джоконды?

– Да, кокетство – как двигатель прогресса.

– И не было никакой борьбы за власть?

– Никакой…

– Никаких партий, идеологий?

– Они не имели смысла. Любая идеология – это пустышка, поскольку каждый день жизнь преподносит такие уроки существования и развития, какие невозможно предусмотреть никакой идеологией. Идеология – это догма, тормоз и враг развития, застывшая, окаменевшая мысль. Застывшая лава еще вчера грохочущего и брызжущего и брюзжащего якобы новыми мыслями политического вулкана. Это рудимент политики, анахронизм. Подчинившись какой-либо идеологии и следуя ей, общество заливает свои легкие суперпрочным цементом. У такого общества нет будущего, поскольку оно перестает свободно дышать.

– Даже Америка, даже Китай?

– Даже Лихтенштейн и Монако.

– И Ватикан?

– Пока белый дым вырвется из трубы на свободу, не одна голова претендента на роль Папы рухнет на плаху святого престола.

– Значит, роль каждого игрока в этом вертепе…

– Да, весь мир – театр… И битва за трон никогда не выявит победителя. Совсем скоро мир станет един, как…

– Невероятная скука!

– Ты не поняла: един – не значит однообразен. Он будет един, но разнообразие его будет таким же пестрым. Ведь для этого Бог и дал каждому из нас по три с половиной миллиарда нуклеотидов. Чем выше гетерогенность системы, тем она устойчивее и ее энтропия неизменно растет. Единство мира в его генофонде, а проявление, манифестация, вся феноменология жизни, останутся бесконечно яркими и богатыми. Традиции, чувства наций по-прежнему должны уважаться. Никаких шовинизмов, нацизмов и национализмов. Никаких расизмов! Все авгиевы конюшни геномов будут напрочь очищены от всех скотских поползновений.

Мы понимали, что вполне возможно, именно это неясное, расплывчатое, чисто абстрактное представление о Пирамиде и являлось камнем преткновения, вызывая среди нас споры, недомолвки и даже мелкие ссоры. И все же меня радовало, что каждая такая стычка проясняла какую-нибудь деталь, линию, штрих в строящемся сооружении, просветляла наше будущее. Я радовался даже чашечке кофе, которая объединяла нас за завтраком и особенно партии в теннис, когда, проиграв свой сет, Инна искренне казнила себя за неудавшийся эйс и потом просила меня подавать ей мячи для отработки техники подачи. Но самую большую радость мне доставляли минуты общения с Аней, живописные минуты искренней радости, деля которые на двоих, мы были счастливы. Поздним утром, медленно выбравшись из ленивой постели, раздвинув полоски жалюзи и удостоверившись, что небо чисто от туч, она, тотчас распахнув окна настежь и встав на цыпочки, тянулась руками и всем телом к уже высокому солнцу… И вдруг начинала петь…

– Ты был счастлив с ней? – спрашивает Лена.

– Она была неравнодушна ко мне.

– И Юля тоже…

– Ага…

– А с Тиной? – спрашивает Лена.

– Её равнодушию не было предела, – говорю я, – она же сангвиник. Полный!.. Понимаешь – полный!.. Переполненный до краёв!..

– Что это значит?

– А я – абсолютный холерик! Как мы могли бы… Поясни – как?!

– Как плюс и минус.

– Что?

– Что могли-то?

– Всё!..

Глава 16

Юлиному любопытству не было предела:

– Расскажи, расскажи еще раз об этом чуде…

– О каком чуде?

– О любви…

Юля, как всегда, открыто посмотрела мне в глаза.

– О любви?.. О любви ты все уже знаешь.

– Каждый раз ты рассказываешь по-новому.

Я не помню, что вообще когда-либо рассказывал ей о любви. Между слов можно было, конечно, прочесть, что мне доводилось в жизни испытывать это чувство, но чтобы об этом кому-то рассказывать – нет. О любви не расскажешь словами. Все что сказано, считаю я, сказано неверно и, наверное, впустую. Любовь молчалива, нема. И каждый знает, что это такое. Облечь в слова – значит фарисействовать, даже юродствовать. Мы ведь произносим слова для того, чтобы за них спрятаться. Чтобы мир знал нас такими, какими мы хотим ему казаться.

– Чудо любви непостижимо, – говорю я. – О том, кого мы любим, мы рассказываем меньше всего. Мы просто знаем, что любим. И все слова, сказанные об этом, кажутся никчемными и даже ложными. У этих слов нет никакой надежды выразить это чудо. Любовь – это Бог. Она не признает разговоров всуе.

– Значит, ты считаешь…

– Не надо считать.

– Что же, по-твоему…

– Нет-нет, – говорю я, – любовь – это такая природа и такой порядок вещей во Вселенной…

Юля не понимает:

– Порядок вещей?..

– Нет смысла писать какие-то там законы сосуществования между людьми, если они не пронизаны, не наполнены духом любви.

– И в твоей Пирамиде все законы наполнены…

– Переполнены, – говорю я, – а как же!?.

А как бы Тина определила свою формулу любви? Я был потрясен: вдруг возникшее напоминание о какой-то виртуальной Тине просто ошарашило меня: при чем тут Тина?! Что она, по сути нечто воздушное и неуловимое, пёрышко Жар-птицы, что она может знать о любви? О моей любви к Ане, к Юле или к Людочке?.. Или, скажем, к… Да мало ли… Стишки? Может быть… Но что могут сказать стихи об этом божественном чуде? «Любовь не вздохи на скамейке»? Или «Я помню чудное мгновенье»? Хо!.. А и правда – что?

И я, не давая себе отчета в своих действиях, стал лихорадочно искать Тинин томик стихов. Что если там откровение, ну да, вдруг там есть эта формула…

Куда же я его задевал?

– Что ты ищешь? – спрашивает Юля.

– Вот, – говорю я, взяв с книжной полки увесистый том, – вот послушай…

– Что это?

– Точка зрения, – говорю я и читаю: «Смысл любви состоит в том, чтобы с трудом отыскать бабу, которая органически не способна тебя полюбить, и бухнуть в нее все: душу, мозг, здоровье, деньги, нервы…».

– Кто это? – спрашивает Юля.

– Твой современник.

– Что же по-твоему самое страшное для любви?

Я это уже говорил: разочарование. Юля в полной растерянности:

– И ничто ее не может спасти?

Я и это уже говорил: истинной любви, что от Бога, не нужны костыли и подпорки. И всё же, и всё же – что такое любовь? Любовь, думаю я, – это бездонная чаша, любишь – пей, хоть залейся, а разбил – не склеишь…

Вдруг пришло на память: «…он крючками зрачков по распятому телу блуждал… вдосталь …не было слез… просто засуха… не было сил… нож шагал напролом… что ему до текучей воды… он любил меня так этим светлым холодным клинком… и просил меня выждать и выжить…».

– Что это? – спрашивает Юля.

– Это – любовь! – отвечаю я.

Юля смотрит на меня, словно видит впервые.

– Своими ответами, – говорит она, – ты открываешь двери не для разъяснений, но для проблем.

– Проблем? Разве у нас возникли проблемы?

– Проблем нет, но уже, кажется, слышен скрип двери.

Никакого скрипа я тогда еще не слышал. Но Анин вопрос не выходил у меня из головы: «Что-то случилось?».

И куда же я задевал томик Тининых стихов?

Глава 17

Проект первого города-Пирамиды был разработан давно, и теперь пришло время вдохнуть в него жизнь. Где строить? Это были недели мучений. Сначала (если верить легенде) Бог создал свой Эдем где-то в Атлантическом океане. Говорят, Атлантида была чудесной. Если верить Платону, что-то Ему не понравилось и Он смел ее с лица Земли своей справедливой ладошкой в небытие, как сметают со стола остатки пиршества. Затем была гора Арарат с Ноем и его ковчегом (кстати, новый потоп Нострадамус предрекал в августе 1999 года, когда сошлись в крест все планеты. Что-то там не срослось), а затем было Междуречье – плодородный полумесяц от Иудеи до Персидского залива, где-то в устье Тигра и Евфрата. Дождевые тучи цеплялись здесь за вершины гор и, чтобы напоить плодородием землю, беспрерывно лили дожди. Золотое место для зачатия цивилизации! Кстати, Тина… Мне кажется…

– Что?..

– Мне кажется… Да нет-нет…

– Что? – спрашивает Лена.

– Да нет, ничего…

Так и случилось, здесь она и была зачата,

– Тина, что ли? – спрашивает Лена.

– Ага, говорю я, – Тина! Какая Тина?! Цивилизация!.. И мы до сих пор живем в ней. Но когда все это было? Прошли тысячелетия! Времена изменились, и мы изменились вместе с ними. Tempora mutantur et nos mutamur in illis (Времена меняются и мы меняемся вместе с ними, – лат.). Зачем нам вершины гор, зачем нам дожди? К тому же на поверку и эта цивилизация оказалась никчемной: снова войны, непонимание, неслыханная роскошь и беспримерная бедность… Снова удручающая разница и рознь. Бог еще раз доверился человеку, и человек в очередной раз не оправдал Его доверия. История повторяется с невероятной дотошностью: нас ждет новый потоп. Содом и Гоморра уже затаились и ждут своего часа. Собственно, Страшный суд уже начался, и только слепой этого не замечает… Спасение – в новом Плодоносном Зачатии. Это понятно? Нужен новый виток истории. Это понятно?

– Как день, – говорит Лена.

Прислушиваясь к голосу здравого смысла и учитывая свидетельства научных отчетов и изысканий, мы споро кинулись искать новое благословенное место для своей Пирамиды. Там, где не ступала нога человека. Был собран, обработан и проанализирован огромный материал. Мы слушали доклад целой армии специалистов. Компьютеры, что называется, просто дымились. По нашему желанию из памяти машин извлекалась любая справка. На стеллажах, на окнах на полу лежали груды книг и журналов, свежих и старых газет. Отчеты научных обществ были досконально проштудированы…

– А что говорит наш космический мониторинг? – спросил Жора.

Команда Ивана Голоднова тотчас представила снимки спутниковой фотосъемки. Мы смотрели, слушали, спрашивали, спрашивали…

– Ты нам скажи, – спросил Жора, когда Иван закончил доклад, – ты хотел бы жить там, куда собрался закинуть нас? Это же край Земли!..

Иван, ухмыльнувшись, достал сигарету, нарочито долго искал зажигалку и, наконец, усевшись в кресло и прикурив, произнес:

– Я, может быть, и искал для себя.

Он выдохнул дым и добавил:

– Имея в руках такой метод прощупывания качества жизни, грешно было бы не применить его для устройства собственной старости.

– Не рано ли печешься о старости? – спросил Стас.

Мы обшарили каждую пядь Земли, каждый закоулочек. Все забытые Богом участки были изучены и хорошенько зачищены. А как же! Ведь нужно было начинать жизнь с чистого листа! Как тогда в Междуречье! И Тина бы…

Да, вполне! Если бы она была с нами…

– При чём тут она?

– У неё глаза, как у Ашшурбанипала!

– Рест, ты в своём уме?

 
Помню, там, у Великой стены,
где мои племена-шатуны
разжигали огромный костёр,
извивался под бубен шаман.
Ночь к костру приходила сама…
Словно кокон внутри покрывал…
Горько плакал монах за стеной.
Он-то знал,
что случится со мной…
 

Этого ещё не случилось, думаю я, это ещё только должно случиться!

Я – в своём уме!

– Рест, ты слышишь меня?

– Вот какими были наши планы, – говорю я, – вот как широко мы мечтали… Все, что нам предлагали машины было отвергнуто. Все места припылились, оказались исхожены и засижены, как стекла витрин у плохого хозяина. Печь споров была раскалена до красна, доходило до драчек… Когда пыль баталий улеглась, кто-то предложил строить Пирамиду на обжитой земле – в Ватикане, в Монте-Карло (как и договорились с принцем Альбертом), в Лихтенштейне, на островах Японии, в Австралии, в Швеции или в Швейцарии, даже в Америке… Почему нет?

– Рай в отдельно взятой стране? Это же чистой воды ленинизм!

– Ну да! Ленин хоть и лысый, но как-никак гений.

– Что если мы переберемся в Гренландию?

– Я бы предпочел Шпицберген, – сказал Юра, – вечная мерзлота, сто тридцать метров над уровнем моря… Там, кстати, уже готов Ноев ковчег – хранилище для семян. Четыре миллиона образцов со всего света! Если вдруг случится очередной потоп, новый мир начнется отсюда.

– Это же почти на Северном полюсе! – воскликнула Юля.

– Вот-вот! Самый нуль! Я говорил с Кери Фаулером – он согласен. Да и Грета Эвлен и Пер Сефланд не против.

– Кто такие? – спросила Нева.

– Правительство и губернатор, – сказал Юра.

– Жуть! – сказал Жора, – край земли. Да и холод собачий! Хотя полюс как раз нам очень подойдет. И Северный и особенно Южный. Ну, вы знаете эту историю с Аненербе, с подземной Новой Швабией, с американскими эсминцами, пытавшимися проникнуть в царство этой Швабии… И с тарелками, атаковавшими американцев… Там есть даже своё Солнце!

– Или на остров Пасхи, – сказала Юля, – там теплынь…

– Мне больше нравится остров Рапа, – сказала Тамара, – воистину край земли: до ближайшего острова Раиваваэ аж шестьсот километров, а до Таити – целая тысяча! Там прекрасная крепость – Моронго-Ута, уже расчищена Туром Хейердалом для строительства нашей Пирамиды. Или остров сокровищ Стивенсона! Кусок камня, рядом Карибы… Чем не будущий рай?!

– Или Израиль, начнем с Иерусалима! Все-таки Город Мира!

– Я бы со-оветовал всем Алькатрас, – сказал Вит. – Остров пуст уже более тридцати лет. Че-ем не чистый лист?

Интересно, что бы выбрала Тина! Какой остров оказался бы ей по душе?

– Откуда ты знаешь её глаза? – не унимается Лена.

– Ты бы видела!..

«Он-то знал, что случится…».

Мы же были – как слепые котята…