Текст книги "Аз есмь. Поля Гермеса"

2.4. Семья и собственность на продукты и средства производства

 
Костер из зверя выжег человека
И сплавил кровью первую семью.
И женщина – блюстительница пепла
Из древней самки выявила лики
Сестры и матери,
Весталки и блудницы.
 
 
С тех пор, как Агни рдяное гнездо
Свил в пепле очага —
Пещера стала храмом.
А в очаге отстаивались сплавы
Из серебра, из золота, из бронзы:
Гражданский строй, религия, семья.
 

Максимилиан Волошин «Огонь»

Заголовок этой главы выдержан вполне в марксистском стиле, хотя правильнее было бы назвать ее «Иллюзия собственности на энергию и инструментарий».

Несомненно, чувство собственничества имеет древние биологические корни, эмбрион человека (развиваясь) проходит множество стадий от одноклеточного организма до человека, и на этом пути он повторяет весь эволюционный путь, от древнейших предковых форм до дня сегодняшнего. Поэтому собственнические инстинкты неизбежно присущи человеку. Эти инстинкты есть уже у рыб (одной из древнейших предковых форм человека). Известно, что рыбы могут оборонять от других особей своего вида удобную территорию для откладывания икры. Впрочем, ямка для икры – это весьма условная собственность. Такое же поведение характерно и для земноводных (тоже имеющих аналогии в стадиях развитии эмбриона человека). Ящерицы делали то же самое на суше, но тут уже часто был не только мотив размножения, но и мотив удержания продуктивной территории. Стратегии удержания территорий для размножения и питания придерживались и наши древние человекообразные предки. А мотивацией к захвату служит личный или коллективный прогноз энергопродуктивности территории.

Об этом свидетельствует поведение высших приматов – наших ближайших родственников. Часто это не личностное, а коллективное поведение, сопровождающееся войнами и убийствами (так делают шимпанзе). Понятно, что никакого общепринятого всеми особями вида «священного права собственности», частной или коллективной, тут нет, это простая борьба за ресурсы на основе инстинктивного права сильного.

Поначалу, пока человек был групповым собирателем и охотником, преобладало коллективное чувство собственничества на пищу и территорию. После того, как человек перешел к скотоводству и земледелию ситуация изменилась, возникла энергопродуктивность технобиосферной ниши, формируемой и занимаемой социумом. Оказалось, что один человек посредством земледельческих технологий способен не только себя прокормить, но и кого-то еще. Из-за разрастания социума и из-за ослабления личностных связей (нужных для коллективных собирательства и охоты) ослабла психология общего дела и общей пользы. В результате человек быстро вернулся к древнейшим формам собственничества, характерных для рыб и территориальных рептилий. У человека возникла известная нам семья полигамная или моногамная. Такие виды семьи вообще весьма характерны для территориальных животных, далеких от широкого коллективизма. У таких коллективистов как копытных животных или матриархальной семьи слонов совершенно иной тип семьи, либо ее вообще нет в известном нам понимании.

Не приходится сомневаться, именно женщина стала инициатором моногамной семьи и инициировала новое осознание собственности в период неолитической революции, в период новой (сельскохозяйственной уже) территориальности. Ее неизбежно подталкивал к этому материнский инстинкт. Являя мужчине его (а не чьего-то еще) потомка, она побуждала мужчину оставаться именно при ней и трудиться на благо общего с ним потомства. Тем самым она осуществляла функцию управления семьей (минимальным коллективом). Взамен мужчина получил гарантию передачи потомству собственных генов, что в свою очередь и у него формировало чувство собственника (собственника не только на пищу, полученную путем реализации его личных усилий, но и собственника на женщину и свое потомство). Несомненно, именно женщина была заинтересована в том, чтобы семья из полигамной стала моногамной, ведь в этом случае она одна получала в свое распоряжение всю наличную мощность и интеллект своего мужа, а также всю продуктивную поверхность которую он мог обработать (тут речь идет о земледельческом участке или закрепленных за семьей пастбищах и т. п.). Такое же поведение характерно и для соперничающих за влияние в группе приматов самок. В животном мире моногамия вовсе не редкость. Один пример: в древнем, традиционном китайском обществе роль женщины-матери столь высока, что она вообще не работает, ее дело рожать и холить детей. Работает и все делает по дому мужчина. Женщинам даже с детства, специальными методами, уродовали ступни, чтобы она не работала. С другой стороны, женская измена мужу стала смертельно рискованным делом, в прямом смысле слова.

Итак, следует признать, что институт нормальной моногамной семьи заложен на очень глубоком психобиологическом уровне и достался нам от древнейших, еще ящероподобных, предков. Тогда, во времена ящеров, самка самим фактом своего присутствия побуждала самца охранять территорию и, как следствие, свое потомство. Древняя стратегия самки и самца перешла на новый качественный уровень, и это и новое качество вида (человек стал разумным), и качественно новая технобиосферная территориальная ниша.

В свете сказанного выше, собственность на инструментарий тоже не представляет собой ничего нового, если изначально инструментарием были естественные зубы, когти и т. п. (выращивание всего этого требовало энергии в виде пищи), то после неолитической революции инструмент стал восприниматься как естественное продолжение зуба, когтя, ладони, кулака. И сами инструменты (как и природные инструменты ящера) тоже требуют для своего создания вещества и энергии в разных видах, в этом смысле они ни чем принципиально не отличаются от когтя или зуба или роющей конечности.

Не подлежит сомнению, что слишком большой участок и большое количество самок самец не может контролировать, как не может контролировать и слишком обширный инструментарий. Например, яса Чингиз-Хана предписывала монголу иметь столько жен, сколько он может прокормить, но зато и на неверность жен в Монголии традиционно смотрели сквозь пальцы, ведь жены не находились в гаремах, они работали, пасли скот и т. п. Мужчины – монголы быстро умирали в боях и поэтому женщин всегда было относительно много. Поэтому пищевая элита технобиосферной ниши всегда управляет опосредовано (частенько даже гаремами управляли евнухи, не говоря уже о управляющих поместьями и т. п.), что не только не имеет прямой аналогии в животном мире приматов, но и влечет довольно очевидные отрицательные последствия, о которых на страницах этой книги будет сказано еще не раз.

Ясно, что сами биологические существа, будучи не более чем собственностью и инструментами высшего Логоса, не могут в принципе обладать никакой реальной собственностью, зато иллюзией собственности обладают сполна. И чем ниже уровень интеллекта у существа, тем полнее, обычно, действует иллюзия обладания, понуждающая к межвидовой и внутривидовой борьбе, причем часто борьбе насмерть. Вообще все существа слишком короткоживущи относительно биосферы в целом, даже с вульгарно-материалистических марксистских позиций очевидно, что это люди функция биосферы (и всей иерархии логосов), а не наоборот. Поэтому, даже с колокольни материализма, именно биосферу в целом и следует считать реальным распорядителем наличной энергии. Но ведь осознать этот простой факт может только человек думающий и образованный, для этого недостаточно просто быть представителем вида «человек разумный».

2.5. Обмен

 
Джон Блэк дал Эдуарду овес
Чтоб Эд свиней ему принес
Как поросята подрастут
Из них двух Джону отдадут
 

Роберт Хайнлайн «Пасынки Вселенной»

Вообще, обмен – есть естественный процесс для любого разнородного состояния сущего. Первый обмен нашего мира осуществил Бог, разменяв часть своих энергий на материю, тем самым породив вселенные. А поскольку энергия тождественна материи, то обмен – всегда есть переход энергии от одного качественного множества этого мира к другому. Даже если это трансформация объектов друг в друга. Тут мы напомним читателю, что составляющие наш мир элементы могут быть сгруппированы в множества по качественным признакам.

О божественной природе энергии догадывался еще Карно. Он писал: «Энергия не может ни создаваться, ни теряться, а только переходить из одной формы в другую». И этот первый обмен энергии на материю был произведён Богом абсолютно честно – на уровне физических законов мироздания: М = Е/с².

В условиях Солнечной системы мы видим обмен энергией между Солнцем (состоящим во множестве по имени «звезды») и множеством «наша Вселенная» вмещающим пространство, множество «звезды» и т. п. астрономические объекты. Наша планета всего лишь частичный посредник в этом обмене энергией между Солнцем и космосом. И нас интересует, прежде всего, энергообмен планеты и включенных в этот энергообмен множеств вроде биосферы и человека.

На Земле наличный и доступный энергообмен создает разницу потенциалов ночной и дневной стороны. Дневная сторона получает от Солнца фотоны высоких энергий, частично отражая их и переизлучая в космос в виде тепла. Ночная сторона излучает в космос запасенную днем энергию в инфракрасном спектре. Эта разница потенциалов не только обеспечивает энергией всю биосферу (незначительные исключения в биосфере конечно существуют), но и создает земную погоду и морские течения. Эта же разница потенциалов обеспечивает существование биотехнологических ниш, в которых, со времен неолитической революции, обитает подавляющая часть человечества. Оценить работоспособность солнечных фотонов довольно легко. Нужно воспользоваться формулой Карно. Цветовая температура Солнца у поверхности 5400–5500 К, средняя температура поверхности планеты 287 К, эту же температуру будем считать и температурой зеленых листьев, в результате получим приблизительно 94%.

Другое дело, что продуктивная зеленая масса довольно плохо использует падающую солнечную энергию, приблизительно 1%, и только некоторые окультуренные виды растений около 5%. Вот на этом (описанном выше) энергетическом ресурсе и строится все внутреннее многообразие биосферы и биотехнокластеров.

На земле, как и на небе. Эта древняя истина справедлива и для Солнца с Землей, и для биосферы, и биотехнокластеров на самой Земле. Получаемая и преобразованная растениями энергия движется вверх по пищевой пирамиде, на вершине которой в биосфере находятся высшие хищники, а в биотехнологической нише – человек.

Впрочем, идею классической пирамиды можно отчасти поставить под сомнение, поскольку конечными потребителями запасенной зелеными растениями энергии являются простейшие почвенные организмы, перерабатывающие продукты жизнедеятельности всех прочих форм жизни, составляющих классическую пирамиду. Эти простейшие смогли бы замкнуть цикл движения материи и энергии и без пищевой пирамиды вообще. Ведь именно они выжимают энергию зеленой массы до полного предела, возвращая зелени вещества пригодные для нового фотосинтеза. Тем не менее, если есть энергоресурс, природа его использует, порождая максимальное разнообразие.

Как и в естественной биосфере в древнейших, примитивнейших биотехнокластерах этот круг движения вещества замыкался полностью. Инструменты были деревянными, или костяными, поэтому в древних кластерах просто не было неперерабатываемых отходов, а вот пищевая пирамида, в отличие от естественной биосферы, изначально была проще. Ее обычная длина три звена. Например: луговая трава – овцы – человек, или свекла – свиньи – человек и т. п. В то время, как в естественной нише, эта цепочка может быть весьма многозвенной: растение – бактерии – грибы – муравьи – муравьед – пантера. В природе даже встречаются многозвенные хищные цепочки, замыкающиеся, например, так: росомаха – тигр, или хищные муравьи – муравьед. В океане эти цепочки хищничества могут быть особенно длинными, и потому показательными. Впрочем, и тут с цепочкой хищничества есть некоторые проблемы, ибо в высших хищниках (и в самом человеке) могут жить и процветать довольно примитивные паразиты. Несомненно, биосфера могла бы обойтись совершенно без животных, ей бы хватило растений и бактерий, перерабатывающих растительные остатки (таки и было, когда на сушу уже вышли растения, и еще не вышли животные), но животные (подобно химическим катализаторам) позволяют биосфере увеличивать скорость оборота вещества и дробить наличную энергию, чем достигается высокая сложность и гибкость биосферы, а это означает более высокую приспосабливаемость биосферы к меняющимся условиям окружающей среды.

Итак, в естественной среде мы наблюдаем большое разнообразие включенных друг в друга качественных множеств, состоящих из отдельных видов, обменивающихся энергией. В биотехнологической нише этих множеств изначально меньше, и носят они иной характер, о чем мы еще, конечно, поговорим. Все эти качественные множества (в обоих случаях) существуют за счет обмена материей и энергией, и чем меньше энергетический шаг обмена, тем качественно богаче ниша. Общие же пределы потенциала всех включенных шагов энергообмена ограничиваются Солнцем и температурой нашей планеты.

Что-ж, из сказанного выше вытекают два важных вывода:

1. Чем меньше энергошаг потребления и обмена между компонентами естественной системы, тем выше ее разнообразие (а, следовательно, и информационная насыщенность). При этом, естественный биоценоз практически замкнут в глобальном материальном балансе, имеющем характер геологической длительности.

2. Известные нам искусственные биотехнологические ниши уступают в своем внутреннем структурном многообразии природным, поэтому они разомкнуты, короткопериодичны (в геологическом масштабе), порождают мусор, и отбирают ресурсы у естественных биоценозов, снижая их разнообразие и (как следствие) информационную насыщенность.

2.6. Полезность и неизбежность обмена, мотивации обмена, реализация экономических формаций

Нинмах так Энки молвит:

«Человеческое создание – хорошо ли оно, дурно ли оно – как мне сердце подскажет, такую судьбу ему присужу».

И задвигались быстрые пальцы богини, создавая богов подобья.

Дал им Энки вкусить хлеба и определил им судьбы:

«Да будет первый стражем дворцовым, второй же певцом пусть станет в гареме, мастером дел серебряных третий. Тем, кого ты сотворила, я определил судьбы, я придумал им пропитанье – я дал им вкусить хлеба».

Шумерский миф «Сотворение человека»

И натуральные биоценозы, и искусственные биоценозы (созданные человеком биотехнологические ниши) существуют благодаря обменам веществом и энергией. Нормальные природные биоценозы производят неисчислимые обмены естественным путем, но в искусственных нишах всякие обмены, в некоторой степени, контролируются человеком, и степень этого контроля и влияния существенно разная в разных случаях.

Искусственная биотехнологическая ниша может иметь разную степень интегрированности в естественную. Ниша скотовода – кочевника или первобытного собирателя – охотника сильно интегрированы в нормальный обмен натурального биоценоза, едва из нее выделяется. И тем не менее, первобытные технологические ниши следует признать существовавшими и существующими кое-где теперь.

Человек, в качестве охотничьих технологий и технологий собирателя, мог использовать не только обожженное дерево, растительные волокна, кожу или кость (остатки которых легко включаются в нормальный природный оборот), но и камень и керамику, тем самым породив первый настоящий мусор.

Следует понимать, что минимальные технологические ниши создают даже довольно примитивные животные. Ведь выращивание тлей муравьями, или их же способы выращивания грибов имеют явно технологический характер. Все же, обмен материей и энергией между технобиологическими и естественными нишами, характерный для животных технологий таков, что материальные балансы замыкаются с высоким совершенством. Биоценозы в этом случае, как целое, не терпят ущерба и даже обогащаются и развиваются. Но технологии человека приобрели разрушающий, мусорный (загрязняющий естественную среду) характер уже издревле, задолго до того, как кому-то пришло в голову закопать зерна злаков, чтобы посмотреть, что из этого выйдет. Основной мотивацией человека в биотехнологической нише (как и в естественной) является его физическое выживание и производство потомства. Человек стремится (вынужден если точнее) быть полезным биотехнологической нише как целому, предлагая ей к обмену произведенные им товары или услуги. Даже если это услуги низкооплачиваемого чернорабочего по найму. Ибо без обратного потока товаров и услуг человек не может биологически существовать в рамках своей ниши, подобно специализированному муравью. Точно так же, как в случае пребывания человека в естественной природе, отсутствие результата его усилий на охоте привело бы его к голодной смерти.

Совершенно естественно, что любая биотехнологическая ниша, созданная человеком, обладает подобием первоначальной природной среде, даже в случае полного отрыва искусственной среды от натуральной. Ведь любая биотехнология имеет одну и туже основу и предка – окружающую естественную природу. Хотя стоит признаться, на момент написания этой книги человечеству так и не удалось создать совершенно замкнутую, искусственную среду жизнеобеспечения.

В искусственных биотехнологических нишах (или даже кластерах), земледельческих, и тем более промышленно-товарных, человеку приходится брать на себя, всю работу, которую в нормальной среде делают разные специализированные виды. Так, человек вынужден производить искусственные землеройные органы – мотыги лопаты и прочее, вплоть до тракторов и иных машин. Специально разводить дрожжи и прочие закваски и замесы, обрабатывать и выделывать кожи, ткать и шить одежды, строить хранилища и жилища (искусственные аналоги нор, кладовых запасающих корм животных), и этот список очень обширен. Поскольку у человека, как у биологического вида, в биотехнологической нише не существует явной специализации (кроме, пожалуй, специализации творчески мыслить), он вынужден был перейти к профессиональному распределению обязанностей. То есть в биотехнологической нише профессиональные группы людей – это аналог существования в этой же нише отдельного специализированного биологического вида живых существ. Все это очень напоминает не только муравейник, но и упомянутую ранее сельву как целое, со всей совокупностью животных и растений, связанных цепочками многогранных естественных обменов в рамках пищевых пирамид, с той только разницей, что сам человек в искусственной нише не служит пищей другому человеку, но это вовсе не значит, что на осуществляемую им профессиональную функцию человек не тратит наличной энергии биотехнологической ниши и вмещающего ее биоценоза. В энергетическом смысле тут нет никакой разницы. Кроме того, следует принять во внимание, что обычно обучение профессии требует настолько больших затрат, что человек пожизненно остается в рамках своей профессии. Тем боле, что обучение может занять 5-20 лет, а трудовая деятельность наиболее высокой квалификации может иметь сопоставимый срок. Вообще говоря, древние люди жили мало и изолированными небольшими группами, поэтому совершенствование технологий двигалось столь медленными темпами. Просто невозможно было удержать в небольшой группе людей нечто сложное (требующее долгого обучения), даже если каким-то долгоживущим уникумам нечто особенно полезное и удавалось изобрести. Антропологи считают, что средняя продолжительность жизни в древнем Египте была 23 года, в Римской империи 24, шестидесятилетний простолюдин – редкость. Не удивительно, что Рамзес II (умудрившийся «проскрипеть» за 90) воспринимался египтянами как живой бог. Ведь о подвигах военной молодости фараона рассказывали еще деды их отцов. В каменном веке дела обстояли еще хуже, тут речь идет о 16 годах, 40 летний скелет в пещерных захоронениях необычайная редкость.

Собственно, кастовое общество и феодальное общество вообще наиболее яркая иллюстрация этой идеи самовоспроизводящегося «человейника». В кастовых и феодальных обществах страты со всей очевидностью самовоспроизводились по подобию воспроизводства видов животных в естественных биоценозах. Профессиональные навыки передавались из поколения в поколение внутри каст. Такие общества требуют для своего поддержания религиозно-этического института (и соответствующей профессиональной касты жрецов, подготовка которых довольна затратная). Основная идея таких обществ: умри тем, кем ты и родился, ибо так повелевает общественная гармония. И надо сказать, такие общества довольно лояльны к природе, обычно в их религиозных доктринах содержится целый список табу, некий культ жизни вообще – в рамках вселенской гармонии. Кастовые общества бывают и рабовладельческими, и феодальными, и капиталистическими, правда в последних рабовладение выражено относительно слабо. Эпоха классического европейского феодализма вовсе не исключала рабства полностью, откровенного рабства вовсе не чурался и развитой капитализм, достаточно вспомнить историю США.

В классическом античном рабовладельческом обществе, как и в капиталистическом, воспроизводство специализированных профессионалов (рабов или иных рабочих, ремесленников) требует специальных забот правящей элиты. В античном рабовладельческом обществе воспроизводство осуществлялось путем военного захвата рабов и насильственного принуждения их к профессиональному труду (хотя и низкоквалифицированному). Это обычно была простая сельскохозяйственная, или примитивная строительная, или ремесленная работа. Аристотель, к примеру, считал войны, посвященные приобретению собственности и главное захвату рабов, прогрессивными и справедливыми, ведь в рабство обращаются назначенные к тому самой природой и богами варвары. В капиталистическом обществе воспроизводство трудящихся страт осуществляется путем «народного образования» и путем разработки и внедрения общественно-политических доктрин, уже куда менее религиозных. И это неизбежно, ибо труд при капитализме требует очень высокой квалификации, и в силу этого добровольной ее реализации. То есть, при капитализме осуществляется не захват тела и подавление воли раба, а захват сознания для воспроизводства будущих «свободных» и добровольных рабов. Основная идея капиталистического и рабовладельческого общества в глубинной сути одна и та же – приложи личные усилия для обогащения! Захвати рабов, завладей сознанием других, обмани, приобрети ценный навык и действуй к своей личной выгоде!

В стратегиях капитализма и рабовладения нет принципиальной разницы. Различие только в способе захвата и подавления воли работника. Работник воспринимался руководящей хозяйственной деятельностью элитой как биоробот. В древнем Риме, собственно, так и говорили о рабах: «говорящий скот». Именно поэтому некоторые античные общества были так жестки в отношении рабов и окружающей природы, не менее жестко действует, по тем же направлениям, и капитализм, другое дело, что методы его иные. Природа в обоих этих системах воспринимается не как храм жизни, а как предназначенный (богами или случаем) к потреблению бесконечный ресурс.

Доказать высказанные выше соображения не составит труда. История капитализма изобилует примерами хищнического отношения к природе и человеку, например, расстрелов бизонов и рабочих бунтов. Даже в относительно благополучном, размеренном, и мягком к рабам Древнем Египте были предприимчивые герои – захватчики рабов и богатств вроде Синухета. В произведения Гомера действия олимпийских богов напоминают игру на ипподроме. Боги практически делают ставки на своих земнорожденных подопечных и ревниво бахвалятся друг перед другом их успехами. При этом боги постоянно жульничают, тайно помогая или препятствуя людям в их начинаниях. Олимпийцы то и дело подталкивают героев мифов к тем или иным активным действиям, для чего спускаются на землю, принимая разные личины в целях маскировки, и для того, что нынче называется идеологическое воздействие и даже идеологическая (информационная) диверсия. Греки даже придумали специального бога – покровителя воров, торговли и хитрости – Гермеса, и не забывали приносить ему подношения. Впрочем, в этом жуликоватом стиле жизни, у греков были предшественники – финикийцы (древние средиземноморские торговцы и разбойники). О них относительно мало что известно, но их потомки – карфагеняне отличались очень жестокими законами, не только в отношении рабов, но и собственных граждан. Богу Молоху приносились человеческие жертвы, причем даже из числа детей карфагенской знати. А сдирание с преступников кожи живьем считалось мягким наказанием.

В потребительской, захватнической психологии древних греков (оказавших решающее влияние на психологию и идеологию будущего европейского капитализма) нет ничего удивительного, Природа Греции беднее природы Египта, она мене продуктивна, в расчете на единицу затраченных усилий. Отсюда и стимул к более активной деятельности отраженный в мифах. Ибо за морем богатства, плодородные земли и рабы, и всего этого можно добиться, если ты силен и предприимчив. Рабство в Месопотамии и в Китае тоже было более жестким, чем египетское, и тоже по естественным причинам, поля нужно было орошать, строить и поддерживать ирригацию, без чего Египет, в, общем то, мог обойтись, и действительно долго обходился. Потому древние боги Китая требовали человеческих жертв, а боги в Месопотамии были довольно буйные и требовательные, сами мифы там были не такие созерцательно-отстраненные как в Египте. В мифах междуречья наравне с богами активно действовали и люди. Боги, как и в греческих мифах, имели детей от обычных женщин, и эти дети уже не были обычными людьми, как и герои Греции. Вероятно, именно из-за регулярности благоприятных природных факторов (воспринимавшихся как воля благосклонных и гуманных богов), в Египте впервые в истории была предпринята попытка ввести официальное единобожие. Природная (и связанная с нею техногенная) ниша Нила тому благоприятствовала. Итак, вмещающая природная ниша определяет национальное сознание этносов и варианты реализации текущего экономического и технологического уклада, который в свою очередь определяется уровнем технологий.