Текст книги "Жертва мистификации"

Глава вторая: Дурдом.

Когда я спустился вниз, то в гостинной за столом застал лишь молодоую пару Вадима и Катеньку. Они ели сладкий пирог, пили кофе, время от времени, склонившись друг к другу, о чем-то шептались и звонко смеялись. Им было весело и хорошо вместе. Я невольно им позавидовал.

– Желаете позавтракать, Андрей Андреевич? – услышал за спиной грудной голос Анастасии Матвеевны.

Повернулся, внимательно взглянул на хозяйку. Лицо её было приветливым и простодушным. Нет, человек с таким лицом не может творить козни другому.

– Спасибо, Анастасия Матвеевна, я уже позавтракал... Скажите, а отчего покончил жизнь муж Эльвиры Петровны?

– А почему вы меня об этом спрашиваете?! – очень удивилась она моему вопросу. – А он что, действительно, того?

Ее ответ поставил меня в тупик. Кажется, я стал жертвой розыгрыша. Спросил:

– А разве он не сбросился прошлым летом вон с той скалы? – указал рукой на гору.

– Кто вам об этом сказал?! – глаза её сделались круглыми от изумления.

– Эльвира Петровна.

Она весело рассмеялась.

– Ох, уж эта Эльвира! Разыграла она вас, Андрей Андреевич. Она любит подобные розыгрыши.

– А сколько она у вас здесь живет?

– Что-то около месяца. А что?

– Да нет, ничего... Извините.

Я спустился с крыльца и направился к реке. И тут вспомнил, что не спросил хозяйку про утонувшую девушку. Возможно, это тоже шутка. Собралась банда весельчаков и устраивают приколы друг другу. Но возвращаться не хотелось. Ладно, потом спрошу. Метрах в ста пятидесяти вверх по течению у раскидистого ивового куста в раздвижном кресле сидела Эльвира Петровна. Я направился прямиком к ней. Когда подошел, то буквально остолбенел от увиденного. На ней, кроме узкой полоски плавок, ничегошеньки не было. Она сидела, откинувшись на спинку кресла, с закрытыми глазами. Сказать, что её уже достаточно загорелое тело было красивым, значит ничего не сказать. Оно было великолепным, восхитительным, волнующим. Полные, по-девичьи упругие груди с острыми коричневым сосцами, тонкая талия, плоский живот, широкие бедра, стройные ноги, бархатистая кожа, покрытая нежным пушком, золотившемся на солнце. Да! Картина не для мальчиков! Я растерялся и не знал, что предпринять. Торчал, как истукан, боясь пошевелиться, смотрел на эту красавицу и глупо улыбался непонятно от чего. Наконец, разродился ненатуральным смехом, наигранно бодро проговорил:

– Ну и шутница же вы, Эльвира Петровна!

Она открыла свои прекрасные очи и, даже не попытавшись прикрыть наготу, окинула меня с ног до головы спокойным, надменным взглядом, спросила недоуменно:

– Кто вы?

– Ну, хватит меня разыгрывать, Эльвира Петровна! – натянуто рассмеялся я. – Это уже не смешно, честное слово!

Она пожала плечами, вновь закрыла глаза, подставив солнцу лицо, сказала равнодушно:

– Я вас не знаю.

– То-есть, как это не знаете! – возмутился. – Нас же вчера представляли. И потом, мы с вами вели довольно продолжительную беседу. Помните, вы ещё рассказывали мне о вашем муже, о том, как он год назад сбросился со скалы?

Она вновь открыла глаза. В них были неподдельное удивление, даже испуг.

– Мой муж?! Кто вам такое мог сказать?!

– Вы. Вы сами.

– Не говорите глупости, – надменно молвила она, успокаиваясь. – Как я могла вам что-то говорить, когда я вас впервые вижу.

Я ничего не понимал в происходящем. Или она продолжает вести со мной какую-то непонятную игру, или... Или она действительно сумасшедшая.

– Странная у вас память, Эльвира Петровна! – натянуто рассмеялся. – Неужели вы меня не помните? Я – Андрей Андреевич.

– Андрей Андреевич, – проговорила она раздумчиво, будто вспоминая. – Это не вы вчера приехали?

– Да, я.

Она ещё раз внимательно и серьезно глянула на меня, кивнула.

– Я видела. Да, теперь я вас вспомнила. Да.

– А то, как мы с вами сидели рядом за ужином, как беседовали после на веранде, не помните?

– За каким ещё ужином? – В её взгляде вновь засквозил страх. – Я вчера ужинала в номере.

Из нас двоих кто-то положительно спятил. Но каждый считал, что это не он. Факт. Честно признаться, я уже начал сомневаться, что вчера встречался и разговаривал с этой надменной красавицей. Может быть мне все это привиделось во сне? Черт бы меня побрал, если я что-либо понимал во всем этом. Дурдом какой-то!

– А где же ваша жена? – спросила она.

Я невольно вздрогнул.

– К-какая ж-жена?

– Ваша. Вы ведь вчера прибыли с женой? – Она смотрела на меня строго и требовательно.

– Я приехал один. У меня нет жены.

– Что вы мне голову морочите! – Лицо её даже покраснело от негодования. – Что же я слепая по-вашему?! Такая прелестная стройная блондинка в темных очках. На ней был ярко-красный костюм весьма своеобразного фасона.

– Вы что-то путаете, Эльвира Петровна, – пробормотал растерянно. Она описывала мою жену.

– Ничего не путаю. Мы даже с ней познакомились и немного поболтали на веранде. Она сказала, что её зовут Оля и что она недавно замужем, что этот костюм она купила в Новосибирске на площади Калинина.

Мне стало трудно дышать. Я задыхался. Едва не расплакался от безвыходности своего положения. Оля действительно покупала тот костюм на площади Калинина. Но каким образом и откуда могла это знать эта... эта ненормальная?!

– Этого просто не может быть! – воскликнул. – Моя жена умерла три месяца назад.

Она посмотрела на меня долгим пристальным взглядом. Зрачки её глаз, как это было вчера, расширились, отчего те стали черными, бездонными, жуткими, безумными. Она таинственно, будто заговорщица, прошептала:

– Сознайтесь, вы её убили, да? А теперь морочите мне голову. Я права? – Она огляделась по сторонам и несерьезно хихикнула.

И я понял, что здесь мне больше делать нечего.

– Извините! – пробормотал, отходя от нее. Теперь я к ней на пушечный выстрел не подойду. Факт, не требующий доказательств. Рядом с ней я начинаю чувствовать себя маленьким, ушибленным гномом, который никак не может решить простую арифметическую задачку для умственно отсталых первоклассников.

Чертовщина какая-то получается! Так был или не был наш с ней разговор на веранде? Я убежден, что был. Эльвира Петровна – нет. Но она вовсе не похожа на умалишенную.

Отойдя уже на приличное расстояние, вдруг, вспомнил, что не задал ей главного вопроса. Вернулся и, в упор глядя ей прямо в глаза, спросил:

– Эльвира Петровна, вы сегодня ночью были в моем номере?

Она ничуть не удивилась и не возмутилась этому вопросу. Загадочно усмехнулась, облизала языком полные губы, потянулась всем телом, проведя руками по полным грудям, плоскому животу вниз к бедрам. Томно, с предыханием спросила:

– А что мы с вами делали? – и двусмысленно рассмеялась.

– Я не знаю, что там делали вы? А я спал, – раздраженно ответил.

Она разом поскучнела.

– Не знаю. Вообще-то я люблю ночью ходить по чужим номерам. Возможно, зашла случайно и в ваш. А что, это страшное преступление, да?

– Но как вы это сделали? Ведь дверь была запертой?

Она загадочно усмехнулась.

– Для меня это не имеет значения.

И я окончательно понял, что она чокнутая. Это факт, не требующий доказательств. Да, но как этого не замечают другие?! Странно. Очень странно. И почти бегом направился прочь.

Я споро шел берегом вверх по течению около получаса, пока не уперся в громадную скалу. Скала далеко выступала в реку и та, огибая её, подмыла берег и образовался большой карман. Вода здесь была мутно-зеленной из-за разросшихся в ней водорослей и очень глубокая. На её поверхности то здесь, то там образовывались стремительные воронки. Спустился к самой воде, сел на уже прогретый солнцем валун, закурил. Руки у меня ходили ходуном. Надо успокоится, привести в порядок свои нервы. Однако, у меня плохо это получалось. Теперь я пожалел, что сюда приехал. Меня уже не радовали ни красоты природы, ни этот горный воздух, ни звенящая синь неба, ни ослепительное солнце. Ничего. Ничего меня не радовало. Казалось, что даже природа относится ко мне враждебно и настороженно, а за каждым деревом, за каждым камнем подстерегает опасность. А может быть, я действительно схожу с ума? И этот риторический вопрос мне не показался странным. Нет. Я уже ни в чем не был уверен. Былую уверенность я потерял не сейчас и не сразу. Я почувствовал, как твердая почва начинает стремительно уходить у меня из-под ног, три месяца назад, когда увидел бездыханное тело жены в ванной с перерезанными венами. Жуткая картина! Даже не хочется об этом вспоминать. Зачем она это сделала? Пусть я был в чем-то неправ. Пусть. Но ведь таким образом не решают проблем. Глупо. Глупо и вульгарно. Может быть, своей смертью она решила мне досадить? Если это так, то ей это удалось. Факт. Во мне что-то сломалось и я впервые ощутил тогда неуверенность. Нет-нет, не хочу об этом. Я запретил себе думать о её смерти. И все. И баста.

Подобрал крупную гальку и бросил в омут. «Буль», – громко сказала она и ушла на дно. По поверхности пошли круги, затем она, вдруг, вспенилась, словно я кого-то там растревожил. Даже почудилось, будто из воды высунулась какая-то безобразная рожа, ощерила мерзкую пасть и показала язык. Определенно у меня начинаются галлюцинации. Вот и мерещиться всякая чертовщина. А существует ли в природе Эльвира Петровна? Теперь я даже в этом не был уверен.

Докурив сигарету, бросил окурок в омут. Его тут же засосал один из многочисленных водоворотов и окурок исчез. Долго ждал, когда он появится на поверхности, но окурок так и не появился. Куда же он мог деться?

– Так вот вы куда забрели, Андрей Андреевич! – раздался женский голос.

Поднял голову. Наверху стояла Антонина Львовна. Прикрываясь от солнца козырьком правой руки, она смотрела на меня и приветливо улыбалась. На ней был легкий сарафан, а на ногах кроссовки. Пышные черные волосы собраны сзади в узел. При ярком дневном свете она показалась мне довольно привлекательной.

Антонина Львовна стала спускаться. Ее высокая грудь под сарафаном колыхалась в такт шагов. Я понял, что она не надела бюстгалтера.

– Здравствуйте, Андрей Андреевич! – проговорила она, подходя. – Не прогоните?

– Здравствуйте, Антонина Львовна! Что вы такое говорите.

– Можно мне присесть рядом с вами?

– Пожалуйста! – Я подвинулся, освобождая ей место.

Она села, плотно прижавшись ко мне бедром. Бедро было упругим и горячим. Я, вдруг, ощутил желание. Желание было настолько сильным, что, борясь с ним, даже закрыл глаза. Что за черт! Совсем недавно передо мной возлежала обалденная полуголая красавица, но ничего подобного я не испытывал. А здесь какое-то всего-навсего прикосновение. Чудеса! Я слегка отодвинулся. Сразу стало легче дышать.

– Я видела, как вы разговаривали с Эльвирой Петровной, – ни то утвердительно, ни то вопросительно проговорила Антонина Львовна.

Похоже, что она следила за мной? Очень похоже. Что ей от меня нужно?

– Да, – кивнул. – А это запрещено?

– Нет конечно. Но только я бы посоветовала вам держаться от неё подальше. Не знаю. как вам, но мне кажется, что она ненормальная. Поговаривают даже, что она отравила своего мужа.

– Я это учту, – ответил, чувствуя, что её бедро вновь тесно ко мне прижимается, хотя она и не делала никаких усилий подвинуться. Похоже её бедра передвигались самостоятельно, как гусеница, сокращениями.

– И потом, в мире есть и другие женщины. – Она посмотрела мне в глаза долгим взглядом. Ее большой чувственный рот полуоткрылся, обнажая белые красивые зубы. – Ах, Андрей Андреевич, вы такой шикарный мужчина! Я так вас хочу! Поцелуйте меня!

Я не мешкая, прижался к её губам. Она с легким стоном прильнула ко мне полной грудью. Горячий язык её все глубже и глубже проникал в меня и трепетал, и творил такое, что я подумал невольно, что взорвусь от желания. Оторвавшись от меня она горячо прошептала:

– Возьмите меня!

– Где? Здесь, на этих камнях?!

– Ну это же такой пустяк! – с блудливым гортанным смешком проговорила она. Встала, расставила ноги и, наклонившись, уперлась руками в валун. Спросила:

– Вам так будет удобно?

Мне было удобно. Я закинул подол сарафана ей на спину, обнажая крутые загорелые бедра. Мне даже не пришлось снимать с неё плавок, так как их не было. По-всему, она заранее все предусмотрела. Стянул с себя джинсы и плавки. Подошел и крепко схватил её за бедра. Но в самый последний момент она выскольнула из моих рук, опустила юбку, рассмеялась и, указывая рукой в направлении скалы, проговорила:

– Вон видите, следит.

Я был сильно раздосадован случившемся. Оделся. Посмотрел на скалу и заметил. что за ней действительно прячется какой-то человек и следит за нами.

– Кто это?

– Мой муж. Между прочим, он здесь ловит своих хариусов, – указала она рукой на омут. – Говорят, что в нем черти водятся. Поэтому, не советую ходить с мужем на рыбалку.

– Почему?

– Утопит, – вполне серьезно проговорила она. – Он ревнив, как мавр.

– А отчего вы его не боитесь?

– Потому. что он мне ничего не сделает. Он меня боготворит. А вот моим любовникам туго приходится.

Мне стало как-то неуютно от этих слов. Вспомнил вчерашний разговор с её мужем, спросил:

– Антонина Львовна, вы как-то рассказывали мужу о гибели здесь девушки в прошлом году. Даже называли её фамилию. Скажите, от кого вы слышали эту историю?

– Я рассказывала?! – удивилась она. – Кто вам это сказал?

– Ваш муж.

– Ничего такого я ему не говорила. Он определенно что-то путает. Помнится, это он рассказывал мне легенду, будто юная девушка от несчастной любви сбросилась вон с той скалы, – она указала рукой на уже знакомую мне гору. – С тех пор её прозвали горой смерти.

Почувствовал, как от этих её слов по спине вновь прошел холодный ветерок, появилось нехорошее предчувствие.

Глава третья. Катенька и её мавр.

К дому отдыха мы возвращались порознь. На веранде заметил «профессоршу» Наталью Викторовну с огромным цейсовским биноклем в руках. Прильнув глазами к окулярам, она поводила им из стороны в сторону в поисках объекта. Натолкнувшись, вероятно, на мою измочаленную физиономию, она отняла бинокль от глаз, презрительно скривила тонкие губы и прошипела, будто гремучая змея:

– Как вам не стыдно! Ведь вас же могли видеть дети!

Неужели она отсюда все видела? Нет, не могла она видеть. Нас скрывал высокий берег. Вероятно, догадалась.

– Во-первых, откуда здесь могут взяться дети? И отчего мне должно быть стыдно, Наталья Викторовна? – бодро спросил, поднимаясь на веранду.

– И он ещё спрашивает! – громче зашипела она. – Боже! Какая грязь! Какой стыд! Вы хоть проверяли её на спид?

Нет, все же видела. Факт. Но не отсюда, а, наверное, из своей комнаты. Но единственное, что оставалось в моем положении – это все отрицать. Так я и сделал.

– Я что-то не пойму ваших намеков? Вы вроде как меня в чем-то обвиняете, так?

Она едва не задохнулась от возмущения. Некрасивое лицо пошло красными пятнами и стало ещё более безобразным.

– Развратник! Этим вы и погубили свою красавицу-жену!

У меня все буквально поплыло перед глазами. Я ринулся к ней, заорал, как припадочный:

– Откуда вам известно про мою жену?!

Она буквально вжалась в плетеное кресло, в страхе хрипло пробормотала:

– Какую ещё жену?!

– Вы только-что сказали, что я погубил свою жену. Откуда вы о ней знаете?!

– Герман!! – истерично завопила она.

На веранду выскочил «профессор». Седые редкие волосы его стояли торчком от возбуждения.

– Что случилось, милая? – спросил он, подскакивая к жене.

– Вот этот молодой нахал ко мне пристает, – захныкала она.

Герман Владиславович воинственно выпрямился, выпятил колесом петушиную грудь, указательным пальцем поправил очки и пошел на меня приступом.

– В чем дело, молодой человек?! Почему вы себе позволяете, так сказать?!

– Ваша жена только-что сказала, что я погубил свою жену. Я её спросил, откуда она знает мою жену. Вот и все, – попытался я объяснить.

«Профессор» повернулся к жене.

– Натали, это действительно так?

– Герман, клянусь, ничего такого в помине не было. Я даже не знаю, был ли он вообще женат. Я сидела, ела клубнику. Вдруг, ни с того ни с сего он стал ко мне приставать, говорить всякую чушь. Мне кажется, что он ненормальный.

И тут я увидел, что на коленях у неё вместо цейсовского бинокля стоит фарфоровая чашка с садовой клубникой. Старуха, похоже, права. У меня определенно едет «крыша». Надо срочно отдохнуть, принять ванну, расслабиться.

– Извините, – пробормотал и прошел в дом.

Когда поднялся на второй этаж, то в коридоре встретил Аркадия Рубеновича. Он широко улыбался и ещё издали принялся грозить мне пальцем.

– А вы шалун, сударь! – проговорил он, подходя. – Как это вы с моей женой, а?! Шалун! Ба-а-льшой шалун!

Я в буквальном смысле остолбенел от услышанного.

– Я что-то вас ни того... – промямлил.

– Не отпирайтесь! Я все видел! – решительно присек он мои возражения. – Как вы её у валуна, а?! А вы парень не промах. Молодец!

Поверить в происходящее было просто невозможно. Я был уверен, что все это мне привиделось в горячечном бреду. А передо мной стоял вовсе не Аркадий Рубенович, а его призрак, фантом. И чтобы удостовериться, я дотронулся до него рукой. Нет, это был живой роганосец из плоти и крови.

– Что это с вами, Андрей Андреевич?! – забеспокоился он. – Если вы думаете, что я на вас сержусь, то совершенно напрасно. Дело молодое, разве ж я не понимаю. И свою жену не веню. Если бы я мог ей дать, чего ей хочется, то она бы не заглядывалась на сторону. Верно? А я, к сожалению, не могу ей этого дать. Кого же в этом винить? Так что, не берите в голову, голубчик. Но я ведь не поэтому тут. Я хотел узнать насчет рыбалки. Пойдете вы завтра утром со мной, или как?

– Так ничего же не было, – пробормотал унижено.

– Какая разница – было, не было, – махнул он пренебрежительно рукой. – Так вы пойдете на рыбалку?

Я вспомнил слова его жены, но был совершенно деморализован и абсолютно не способен к сопротивлению. Тем более, что я уже ему обещал.

– Разумеется, – кивнул. – Только у меня нет удочки.

– Удочка у вас будет, – заверил он меня. – Значит, завтра утром я заскочу за вами?

– Буду только рад.

– Вот и ладненько! Вот и замечательно! – воскликнул он, потирая ручками, и засеменил прочь по коридору.

Я едва живой ввалился к себе в номер, прошел в ванную, разделся и долго стоял под обжигающе-холодным душем, приходя в чувство. Затем, растерся махровым полотенцем, прошел на кухню, открыл холодильник, достал бутылку, налил полный стакан и залпом выпил. Прошел в комнату, сел в кресло, закурил. Попытался сосредоточиться. Во всей этой чертовщине есть какой-то логический смысл. Надо только его уловить, понять причину происходящего. Мне даже показалось, что очень близок к разгадке. Только спокойно. Без нервов. Надо взять себя в руки. Но ничего не получалось. Голова была пустой и тяжелой одновременно. В ней бродили неясные, отрывочные, не связанные между собой мысли не мысли, образы не образы, а так, что-то среднее между ними. Начиналась цепная неуправляемая реакция. Я стремительно распадался на молекулы и атомы. Собрать их воедино, в то, что некогда называлось личностью, теперь будет очень сложно, если вообще возможно. Факт.

В это время раздался зычный голос Анастасии Матвеевны, призывающий всех к обеду. Я оделся и спустился вниз.

За обедом Эльвира Петровна делала вид, что со мной не знакома, жеманничала и все говорила, что я ей кого-то напоминаю. Я хранил упорное молчание. В конце-концов, она обиделась и отвязалась от меня. Антонина Львовна, наоборот, всячески пыталась дать всем понять насколько мы хорошо знакомы, была необычайно весела, выказывала мне всяческое внимание, говорила двусмысленности и громко смеялась. К концу обеда, если и были у кого сомнения относительно наших с ней отношений, то развеялись. Я едва выдержал все это издевательво. Хоть было бы за что! Но главное – её муж, этот роганосец со стажем, был совершенно беспечен, смотрел на жену влюбленными глазами, кивал головой, во всем с ней соглашаясь, и улыбался. Право, дурдом!

После обеда я вернулся в номер. Ощущал себя разбитым и усталым. Таким усталым, будто прожил на свете не двадцать девять лет, а все сто и с трудом передвигал дряхлые, немощные члены. Не хотелось никого видеть, ни с кем разговаривать, ни о чем думать. Да чего там, мне самого себя было тошно видеть. Хотелось лишь одного – скорее дотащиться до кровати, упасть на неё и вырубиться. Да, подкосила меня женушка, здорово подкосила своим самоубийством. Теперь во всем, что со мной случилось, я обвинял бывшую жену. Хотя шестым чувством понимал, что необъективен и несправедлив к ней, что она здесь не при чем, что все дело во мне самом. Но согласиться с этим никак не мог. Нет, надо скорее выгребаться из этой чокнутой страны, населенной дебилами-соотечественниками. Мне казалось, что стоит лишь оказаться на Западе, как все в моей жизни нормализуется, войдет в привычное русло, все будет «о кей». Благо, что я обеспечил себе достойный отъезд. В банках у меня хранится пара миллионов долларов. На первое время хватит. Плевал я с верхней полки и на эту фирму и на этот вшивый город. Осточертело все до смертушки. Факт, не требующий доказательств. Но отчего так болит башка. Спасу никакого нет – так болит. В одном из чемоданов, кажется, есть пачка пентальгина.

Достал чемоданы, разыскал пентальгин, выпил пару таблеток и, не раздеваясь, лег на кровать. Попытался уснуть, но никак не получалось. Медленно тянулось время. Постепенно утихла головная боль. Голова стала легкой и бездумной. Какой-то сладкозвучный птах за окном выводил длинные рулады – объяснялся в любви то ли своей подруге, то ли всему белому свету. Его пение успокаивало. Веки мои отяжелели, стали слипаться...

* * *

...Раздался робкий стук в дверь.

– Кто там? Входите, – проговорил, вставая с кресла и направляясь к двери.

Дверь бесшумно открылась и в комнату вошла Оля, бледная, поникшая и несчастная. Остановилась передо мной, протянула окровавленные руки, пожаловалась.

– Андрюша, они так болят.

Все тело мое сковал мистический ужас. Я смотрел на её руки, на страшные порезы на запястьях, не в состоянии вымолвить ни слова.

– Момоги мне, Андрюша, – жалостливо попросила жена.

– Но чем же я могу тебе помочь? – сдавленно прошептал.

– Ты меня не любишь, потому и не хочешь помочь, – заплакала она.

Это разозлило. Она замучила меня своим занудством при жизни, теперь достает после смерти. Нет уж дудки! Здесь ей делать нечего. Пусть доводит бывших граждан планеты Земля, а с меня довольно. Я едва удержался, чтобы не вытолкать её в дверь.

– Причем тут я! Обращайся за помощью к кому-нибудь там у себя. У вас есть больницы?

– Меня туда не пускают, – проговорила она чуть слышно, понурившись.

– Как так – не пускают? Не имеют права!

– Имеют. Туда самоубийц не пускают.

– Так где же ты сейчас? Как же ты? – спросил, проникаясь в ней сочувствием.

– А где придется. Маюсь между небом и землей. Устала очень. И она вновь заплакала. Но теперь вместо слез по её щекам лились потоки крови. Я даже ощущал её тошнотворный сладковатый запах. Вдруг, лицо её стало серым, потом землистым, тронутым разложением. Она злородно рассмеялась и схватила мою руку своей костлявой рукой, закричала:

– А! Попался! Теперь ты от меня никуда не денешься.

От неё исходил запах могилы и тления. Я дико закричал, пытаясь вырвать руку. Но это мне никак не удавалось сделать. И я понял, что это конец...

* * *

Меня разбудил деликатный стук в дверь. Еще не очнувшись до конца от страшного сна, с замиранием смотрел на дверь. Стук повторился. Кого ещё черт несет? Не дай бог Антонину. Я ею уже «накушался» под завязку.

– Кто там? Войдите, – громко сказал, садясь на диване.

Дверь открылась и в комнату вошла «старшеклассница» Катенька. Она плакала навзрыд, прижимая к глазам носовой платок. Хорошенький маленький носик был красным, а пухленькие губки бормотали что-то неразбочивое.

– Что случилось, девочка? – спросил я.

– Ах, извините, Андрей Андреевич! – воскликнула она и ещё горше заплакала. – Я такая несчастная! Такая несчастная!

– Да что случилось?! – спросил, проникаясь к ней искренним сочувствием.

– Вадим Константинович грозится меня убить!

– Вас?! Но за что?

– Он меня приревновал к вам, Андрей Андреевич.

– Ко мне?!! – от изумления я даже поперхнулся словом. – Но я то тут при чем?!

– А помните, мы разговаривали с вами вчера на веранде? Вот он и приревновал.

– Я?! С вами?! – Понял, что мое сумасшествие продолжается.

– Неужели не помните?! – обиженно надула губки Катенька и даже перестала плакать. – Я ещё рассказывала вам про мужчину, который сбросился со скалы. Неужели не помните?

– Да-да, что-то припоминаю, – пробормотал. Мне казалось, что дурной сон продолжается. Я даже ущипнул себя за ляжку. Нет, это был не сон. Это была самая настоящая явь, пострашнее любого кошмара. Факт.

– Ну вот, а Вадим Константинович, как увидел нас вместе, так с тех пор покою мне не дает, считает, что я в вас влюбилась и сегодня ночью ходила к вам в номер.

От невероятных перегрузок голова вновь страшно разболелась. Так с кем все-таки я разговаривал на веранде? Еще пару минут назад я был уверен, что с Эльвирой. Та этот факт категорически отрицает. Катенька утверждает, что разговаривал я именнно с ней? Из нас троих кто-то определенно спятил. И теперь остается все меньше и меньше сомнений, чтобы сказать, кто это. И потом, отчего этот Вадим Константинович считает, что его пасия находилась в моем номере? Странно. Ведь в моем номере ночью опеределенно кто-то был. Кстати, какими она пользуется духами?

Катенька, как галченок, раскрыв свой прелестный маленький ротик ждала, что я скажу на её слова. Она уже совсем успокоилась. Глаза были хоть и заплаканные, но сухие и блестели любопытством. В них пока ещё робко, но уже проглядывало кокетство хорошенькой старшеклассницы к интересному молодому мужчине.

– А отчего он так считает? – спросил.

– Дело в том, что в ту ночь мне отчего-то не спалось. Вернее, сначала я быстро уснула, а среди ночи проснулась и уже никак не смогла уснуть. И где-то часа в четыре решила прогуляться по воздуху. Оделась и вышла. – Катенька потупилась, стрельнула на меня лукавыми глазками. – Между прочим, я видела, как из вашего номера вышла Эльвира Петровна.

Так, все же это была наша «снежная королева». И все эти надписи на стене, записка, кофе – её рук дело. Кто же она такая? Как бы это узнать? По-всему, она живет в Новосибирске. Во всяком случае, это явствует из разговора с ней. Надо узнать её фамилию и позвонить Смелякову, пусть проверит по справочному и вообще, выяснит кто она такая и чем дышит. Точно, надо непременно это сделать и чем быстрее, тем лучше.

– Она была одна?

Катенька очень удивилась этому вопросу. Ее голубенькие глазки чуть было не вылезли из орбит.

– О-одна, – проговорила она не совсем уверенно. – Но только я вас не совсем... Ну, это... Не совсем понимаю. Вот.

– Я и сам себя, порой, не понимаю. Поэтому, не обращайте внимания. Что же было дальше?

– Я где-то около часа гуляла. Погода была чудная. Тихо, тепло, птички запели. А когда вернулась, Вадим Константинович уже не спал и сказал, что я была у вас в номере.

Она вновь горько заплакала.

Но была в её плаче и всех её манерах какая-то едва заметная нарочитость. А что если Вадим прав, и в моем номере была эта девочка? Очень даже может быть.

Встал, подошел к ней, положил руки на худенькие плечи девушки, притянул к себе.

– Успокойтесь. Я объяснюсь с вашим Вадимом Константиновичем и все будет нормально. Все будет замечательно, уверяю вас. – Наклонился и поцеловал её в щеку.

Тот же самый запах духов! Один к одному. Вот те раз! Что это могло значить? Если разобраться – не много. В моем номере могла побывать как Элвира, так и эта «школьница», а возможно и обе сразу.

– У вас очень приятные духи, Катенька! – «восхитился». – Как они называются?

– "Chlоe Innjcence", – ответила она с французским прононсом. – Мне их подарил Вадим Константинович на 8 марта.

– Очень славные духи. Очень. А вы никому не давали ими душиться?

– Давала. Своей лучшей подруге Тане. А что?

– А здесь никому не давали?

– Что вы, как можно! – возмутилась она. – От нас же будет одинаково пахнуть. Пропадет весь шарм.

– Да-да, извините. Я как-то этого не учел.

В это время дверь с шумом распахнулась и в комнату, терзаемый очередным приступом ревности, ворвался Вадим Константинович, красный от бешенства и негодования. Прокричал злорадно, торжествующе:

– Вот они где голубки! Все воркуете?! Не ожидали?! Теперь вы мне за все ответите, негодяи! – Паясничая и гримасничая, видно копировал свою юную любовницу, продолжал: – Ах, Вадим, как вы не справедливы ко мне! Ах, Вадим, что вы такое говорите! Ах, ах, ах! Притворщица!! Блудница!! Мерзкая, грязная шлюха!!!

– Ах! – сказала Катенька и стала медленно оседать.

Я подхватил её под руки и посадил на диван.

– Не трогайте её, вы, старый развратник! – заорал он, приступая ко мне. – Казанова! Дон Жуан! В вас нет ничего святого! Мало вам старых распутпниц, так вы добрались и до молоденьких невинных девушек.

Меня уже начала утомлять и раздражать эта сцена из какого-то пошлого водевиля. «Ни такая уж она и невинная», – хотел сказать, но вовремя сдержался.

– Послушайте, Вадим, здесь произошла какая-то нелепая, я бы даже сказал, чудовищная ошибка. Уверяю, вы не правы. Я и Катенька...

– Не сметь! – завопил он, перебивая меня. Он не желал и не хотел никаких объяснений. – Не сметь её так называть, ты... ты... – Не найдя для меня достойного определения, он ринулся с кулаками. Я уклонился и врезал ему коротким боковым прямо в солнечное сплетение. Удар угодил точно в цель. Он, корчась от боли и нехватки воздуха, свалился к моим ногам.

– Что вы с ним сделали! – закричала оклемавшаяся Катенька и бросилась к своему «герою-любовнику». – Вадим Константинович, что с вами?! Вам плохо, Вадим Константинович?!

Тот хватал открытым ртом воздух, не в состоянии произнести ни слова.

– Что вы стоите! – закричала она, обращаясь ко мне, – Сделайте же что-нибудь!

– Ничего, скоро оклемается, – заверил я её.

– За что вы его так?! Что плохого он вам сделал?! – плакала девушка.

– Он сам этого хотел.

Наконец, Вадим вздохнул полной грудью, морщась от боли и держась за живот, медленно поднялся на ноги, оттолкнул Катеньку обратно на диван, сказал твердо и решительно:

– Ничего, ты ещё это запомнишь! – Вытащил из кармана пистолет и направил дуло прямо мне в голову.

Я оцепенел. В этот момент был ни в состоянии ни думать, ни решать, ни двигаться от животного страха, парализовавшего все мои члены. Видно, вид мой представлял жалкое зрелище, так как мой противник злорадно рассмеялся.

– Что, испугался!

В животе моем безобразно урчало и булькало. Я ощутил приступ тошноты. И в этот момент в лицо ударила струя какой-то вонючей дряни и я вырубился.