Текст книги "Родиться Царём. Авантюрный роман"

***

После выходных Олег впервые вышел на строящийся горный – обогатительный комбинат. Это была международная комсомольская стройка. Там всё кипело, от ритма заданной работы. Строительные башенные краны, похожие на жирафов, ни на минуту не останавливали свою динамичную работу. Праздно шатающихся людей было не заметно. Все здесь крутились и все были заняты своей работой. Столько рабочего люду и техники Олегу ещё не приходилось видеть за свою жизнь.

Контингент бригады Олегу не понравился, все они были чем – то схожи с Митькой и Чернышом. И их своеобразная речь выдавала в них закоренелых деревенских прижимистых мужиков. Бригадир Возничий Николай Петрович, – заметно отличался от своих рабочих. По соотношению к остальным кровельщикам он выглядел рассудительным и грамотным человеком. Внешне он Олегу чем – то напоминал покойного отца, которого знал только по фотографии. Такой же чуб на голове и ясные глаза. Небольшая приятная улыбка совсем не сходила с его лица. Этот человек был без бахвальства и гонора, несмотря на то, что имел множество солидных правительственных наград.

– Олег, ты сейчас садись в машину с Модестом, – сказал Возничий, – и поезжайте за рубероидом, а мы сегодня будем швы заделывать и производить грунтовку. А за то, что ты моему куму написал хулиганское заявление, держи краба, – и он протянул Олегу свою сильную мозолистую руку.

– Как он просил, так я и написал, – сказал Олег.

– Да нормально всё Олег. Ты насчёт этого не переживай? Я им давно уже ничего не пишу. У них дети есть, которые и читать и писать умеют, а Митька пожинает плоды своей лени. У него детей нет. То – есть большими заботами в жизни не был обременён. Я его сколько раз уговаривал пойти в школу рабочей молодёжи, но ему было дороже лото и домино, чем знания.

Возничий посмотрел на часы:

– Сегодня его, что – то нет, запаздывает, или больничный лист взял?

– Морду надо этому Грачу набить, – сказал подошедший Черныш, – он специально состряпал Ломоносову такое заявление.

– Ты побереги лучше свою морду, – оборвал Возничий Черныша, – и я, чтобы никогда не слышал таких слов в моём присутствии. А с тобой сельским законником и Ломоносовым по четвергу я ещё разбираться буду. Вы оба позор всей бригады.

Черныш недовольно, что – то себе под нос пробурчал и отошёл в сторону.

В этот день на хозяйственном дворе Олег с Модестом загрузили три машины рубероида. После последней загрузки они вернулись с этой машиной на объект. Все кровельщики в это время вместе с бригадиром играли на крыше в свару. Митька тоже сидел в кругу и недобро взирал на своего писаря. Олег заметил, что в бригаде отсутствует Василий.

– Садись комсомол, покажи класс игры, – прогнусавил Митька.

– Да у вас комплект двенадцать человек. Если кто проиграется, я сяду, – ответил Олег.

– Я тебе уступлю своё место, пока раствора нет, – привстал Ломоносов.

– Спасибо я с великой радостью присоединюсь к вашей компании, – заменил Олег Митьку и присел на его место.

Позже он выбил из игры своего соседа справа, которого звали все Иглой. Вместо него сел играть Модест и при помощи виртуозных пальчиков Олега, он выиграл шестьдесят рублей. Сам он не стал пугать кровельщиков крупным выигрышем, дошёл до тридцати рублей и остановился. Возничий имел четыре рубля выигрышных денег. Остальных кровельщиков Олег оставил в пролёте.

– Сволочь, – заключил Ломоносов, – как пить дать, сволочь! Я за ним наблюдал всё время. Он ничего не показал, а все наши деньги у него оказались.

– Почему у него? – спросил бригадир, – мне кажется, больше всех выиграл Модест, и я на бутылку водки выиграл тоже.

– Дурит он падла нас всех, как последних лохов, – ходил и гнусавил по крыше Ломоносов.

– Дядя Митя ты хоть меня и постарше, но выбирай слова, а то ведь я терплю твои оскорбления до поры до времени. Не ровен час, что я и спрошу строго с тебя за необдуманные слова. Поэтому на будущее всё – таки постарайся быть со мной вежливым. Мне кажется, я тебя уже предупреждал об этом неоднократно.

Ломоносов попытался открыть рот, но бригадир подошёл к нему и, посмотрел строго в глаза:

– Ты хочешь разбора обстоятельств Митя? – спросил он. – Давай! Я не посмотрю что ты мой кум. Поставлю всё ваше звено вместе с тобой в шеренгу.

Митька недовольно засопел и отошёл к краю крыши.

После такого жеста бригадира, никто из кровельщиков не посмел ни одного слова сказать Олегу. Но с этого дня он занимался только растопкой котла и подавал краном битум на крышу.

Через три дня Возничий подошёл утром к Олегу и сказал:

– Всё хватит тебе истопником работать. Ты так в полной мере не освоишь профессию. Будем чередовать истопников, как делали всегда, а значит, установим очередь. А ты с сегодняшнего дня подымайся на крышу и дерзай, – постигай науку профессии. В скором будущем тебе придётся заменить меня.

Косарев появился в бригаде через неделю с хорошим настроением и большим ведром пурпурного ранета, высыпав его на стол в бытовом вагончике.

– Покушайте мужики лично моей, не мичуринской породы яблоки? – сказал он гордо.

Олегу он отдельно сунул большое яблоко.

– Оцени дружище, – собственноручно прививал. – Тебе специально отобрал за твой рецепт. Мы с отцом и братом уже неделю лечимся по твоему рецепту. Спасибо тебе за это! Результат колоссальный у всех. Я теперь по ночам и в туалет не бегаю, как раньше и поясница перестала болеть.

Он открыл клетчатую сумку, где были закручены жестяными крышами десять полулитровых банок с мёдом и кроличьим помётом.

– Вот это богатство я сейчас за милую душу продам нашим мужикам по тридцатке.

Олег яблоко есть не стал, а положил его в свою сумку, и загадочно посмотрев на Косарева, спросил:

– А не продешевишь ты дядя Вася с такой ценой? Гони по полтиннику, не прогадаешь, только бригадиру не предлагай, а то он не правильно тебя поймёт.

– С Колей мы вместе росли, он почитай, что брат мне. Я ему продавать не буду. Позже подарю ему пару банок, как сам вылечусь и ума наберусь.

И у Косарева торг получился удачный, несколько банок он продал в своей бригаде. Только один Митька у него купил две банки. И по одной взяли Шаталов и Горохов, а шесть остальных забрала бригада болгарских кровельщиков, которая работала с ними на одной крыше.

Деньги, которые он выручил от продажи «кроличьего мёда» в обеденный перерыв все спустит на картах. Они прочно осядут в кармане Олега.

Косарев от злости начал бить себя ладонью по голове.

– Долбан я бестолковый, зачем полез на двух тузах? Глядишь, и деньги бы были целы.

– Нет, земляк, если сел в картёжный круг будь готов к любому исходу, и воспринимать выигрыш и проигрыш нужно как должное, – мудро произнёс Возничий. – А сейчас пора на низ, – взглянул он на часы, – конец рабочего дня.

Олег внизу умылся и переоделся. Достал из сумки яблоко, которое ему дал Косарев. Надкусив, его он увидал, что мякоть яблока имеет местами коричневый цвет.

– На, смотри, чем ты меня угостил? – положил он перед Косаревым надкушенное яблоко.

– Возможно, испорченное яблоко попалось, – спокойно сказал Косарев, – возьми на столе другое. Яблок много, неделю будем есть.

Олег не притронулся к другим плодам, а надкушенное яблоко выкинул в ведро с мусором.

***

Когда Олег принёс в бригаду пять литров самогону за свою свадьбу, в бытовку нагрянули болгарские кровельщики. Они довольно – таки все прилично изъяснялись на русском языке. Особенно удачно и чётко они владели русским матом. Болгары с претензиями накинулись на Василия. Обвинив его, что в мёде вместо ценного ингредиента плавает помёт кролика.

Выставив на стол купленные у него банки, они потребовали возвратить деньги.

– Да эти кроличьи шарики. Но именно они мёду дают исцеляющий эффект. Не верите мне, спросите вон у него, – показал Василий на автора рецепта.

Олег не ожидавший такого поворота дела, наигранно возмутился:

– А что ты на меня стрелки переводишь? Я же тебе рассказывал про особую породу кроликов. А в твоём мёде самое натуральное говно, которое внутрь употреблять может и не вредно, но наверняка невкусно. Хотя оно плавает в банке красиво, сойдёт за настольный сувенир в квартиру Ломоносову.

Василий от такой рекламной речи, открыл рот. Жадно, чуть не задыхаясь, глотнул воздух и вперил свои глупые глаза на Олега:

– Это, что выходит я и все мои родственники ели сладко – ядрёное говно?

Бытовка задрожала от неудержимого смеха.

Когда смех затих Олег, улыбаясь, ответил:

– Об этом ты меня мог бы и не спрашивать. Сам должен понимать, что это натуральный продукт. А за теми особыми кроликами – нужно ехать в Сумскую область.

– Ах ты, злодей такой, я по твоему рецепту половина фляги мёда испортил, куда мне его теперь девать? – кричал на всю бытовку Косарев.

Митька, сжавшись в углу, молча сопел и ни на кого не смотрел.

– А мы с Костей Шумовым его и домой не уносили, вон на окошке стоит твой мёд, – сказал Горохов, – заберёшь его назад, а деньги вернёшь.

– Зараза, сволочь никудышная. Ввел меня в такие расходы, – не унимался Косарев.

– Хватит глотку рвать? – одернул его бригадир. – Я собственными ушами слышал, как ты Грачёву рассказывал, что тебе помог этот необычайный нектар. Вот и продолжай его кушать.

Вся бытовка вновь наполнилась оглушительным хохотом.

– Ты есть путка, – показывали пальцем у виска болгары, – в получку верни нам рублики?

– Идите на хрен турки сраные, я покажу вам сейчас такую путку, – психовал Косарев.

Все кровельщики знали, что слово путка у болгар считалось самым оскорбительным ругательством, и переводилось оно с болгарского языка на русский, как женский половой орган.

Болгары ушли, а Василий, не унимался от негодования. Злился он на весь белый свет. Всем припомнил старые обиды. Горохову за при жиленную стамеску, Модесту за верёвку, которую ему принёс крановщик на работу для дома. Верёвка была не убрана, а лежала на общем столе, вот Модест из неё и соорудил себе кудрявую щётку под смолу. А на Олега обрушил самый большой шквал грубого деревенского сленга.

В другой ситуации Дорогой среагировал бы жёстко на эти оскорбления, но в этот раз не мог. Его яркий протест против жизненного уродства, дал такой результат, о котором он совсем не думал. Его давил внутренний смех. Он с большим трудом сдерживался, чтобы не расхохотаться, И поэтому он вновь взялся поучать Косарева, как правильно делается целебное кушанье:

– Сам виноват липовый провизор, – слегка улыбнулся он. – Я же ясно тебе писал на бумаге, кроличьи катышки пропустить через кофемолку или жернова. А ты этот душистый фундук в банки раскидал и мёдом залил. Поэтому у тебя сомнительное снадобье получилось. А придерживался бы моего совета, то с сегодняшнего дня имел почётный статус народного целителя. К тебе бы народ как в мавзолей валил за этим лекарством.

У Василия задёргались губы, не то обиды, что он дал маху, нарушив правильный метод изготовления своего «яства», не то от злости. Но зубы его заскрежетали, и он забубнил:

– Я сейчас дрын хороший возьму и покажу тебе и Ленина и мавзолей и народного целителя.

– Тебе сказали, помолчи, – не выдержал бригадир. – У тебя на роду написано век в говне купаться и питаться им. Или забыл, как тебя пацаном обмывали всей деревней в речке, когда ты по горло в навозную жижу угодил.

Косарев моментально прикусил язык. В бригаде об этом происшествии знали все. И при случае, каждый считал своим долгом напомнить ему об этом.

– Сегодня котёл разжигать не будем, – заявил всей бригаде Возничий. – Я заказал тридцать кубов асфальта, будем его укладывать на фибролит. А на той неделе утеплитель будет из минеральной плиты, что это такое мне пока не известно, – честно признался бригадир. – Поработаем, увидим. Я же сейчас уйду на весь день в прорабский участок заниматься нарядами. Вы тут, без меня управляйтесь. Самогону много не пить, – наказал Возничий.

Но кровельщики ослушались своего бригадира. Не успел он за собой закрыть дверь, как они начали самогон разливать в стаканы. До обеда они приняли пять машин асфальта, после обеда уже изрядно пьяный Черныш спросил ехидно у Олега:

– Грачёв говорят, у тебя жена еврейка?

– Почему еврейка, у неё имя просто необычное, а фамилия у неё самое русское Синичкина.

– О, птичья порода образовалась в нашем городе, грач и синица. Будете теперь стряпать птенцов – стервятников, – припудрив безобразной лингвистической формой свои слова, изобразив при этом безобразную улыбку.

Больше пьяный кровельщик не успел сказать ни слова, только взмахнул руками и рухнул голым телом на кучу горячего асфальта. Олег, прямым ударом в челюсть отправил его в нокдаун.

Черныш, не соображая что произошло, вскочил быстро и попытался оказать сопротивление Олегу, но второй удар вновь послал его на асфальт.

Косарев и Митька, вытащили его за ноги с кучи. Он, распластав руки, лежал без движения и угрозы уже никакой не представлял для Олега. Но его спасатели набросились с матом на обидчика Черныша. Другие члены бригады стояли и смотрели на драку. Вмешиваться никто не стал.

Олег технично управился с Косаревым и Митькой. Ударом ноги в пах он вывел из строя вначале Василия. Затем одним движением руки сорвал майку с Ломоносова, и по пути порвал ему ухо и разбил нос. Митька весь в крови с раздвинутыми руками, стоял с голым торсом и смотрел на бригаду, будто прося у неё помощи. Но увидав, что никто и шагу не сделал, подобрал с крыши изорванную майку и стал прикладывать её то к разбитому носу, то к рваному уху. К нему подошёл один Модест. Он укоризненно посмотрел на своего звеньевого, который за последние дни второй раз отхватывает физические поправки за свое поведение. Без смеха на Митьку нельзя было смотреть, но Модест сдержался. Но не удержался, чтобы не отпустить в его адрес остроумную реплику:

– Ну, вот Митя опять паспорт придётся менять, был Ломоносов, теперь Ухорвановым стал.

Ломоносов зло посмотрел на Модеста, но в ответ ничего не сказал.. Кровь из носа хлестала, как из родника и лилась ему в рот и на грудь. Модест скривил лицо и сказал ему:

– Ляг на спину, кровь утихнет.

А Дорогой после драки спустился с крыши, переоделся и уехал рейсовым автобусом домой.

****

Утром у него возникло желание сходить в отдел кадров и подать заявление на расчёт по собственному желанию. Но, придя на площадку к автобусу, понял, что этим он только покажет слабость своего характера. К тому же о происшедшей драки на крыше все молчали. Но когда заказные автобусы привезли строителей на промышленную площадку гороно обогатительного комбината, всех рабочих и ИТР пригласили в красный уголок строительного участка.

– Ему надо без суда и следствия дать три года, – орал Митька, – он мне сопатку разбил и ухо оторвал. Черныш всю спину на асфальте сжёг, а Косарев хромает. Такого терпеть нельзя. Он нам не нужен в бригаде. Мало того Косарева и всю его семью говном кроличьим накормил.

В зале поднялся смех.

– Бесстыжие морды, – поднялись в защиту Олега Грачёва женщины. – У вас на объектах, как ни пьянка, так и драка. В норму уже вошло, – кричала Галина. – Это вас надо в шею гнать со строительства, чтобы вы не портили молодёжь. Думаете, нам не известно, как вы пропили рубероид в школе, а он вас не напугался, а заставил вернуть социалистическую собственность. Мы всё видим и слышим.

– Правильно подруга, – подхватила эстафету маляр Надежда. – Пускай лучше коллективу расскажет, почему недавно ходил как командир полка Николай Щорс.

– Как это понимать? – задал вопрос маляру Зотов.

– А вот так! и Надежда на весь зал пропела слова из песни М. Блантера

Голова обвязана,

Кровь на рукаве,

След кровавый стелется

По сырой траве.

По залу прошёлся заразительный смех. Надежда сама не выдержав рассмеялась и села на место. Но тему эту не закрыли. На смену маляру пришла Галина. Она

– А ну ка расскажи передовик производства, как тебя дубасил лопатой Черныш? Молчишь Митька, – не унималась Галина, – тогда и на мальчишку нечего наговаривать. Вашу охальную бригаду надо расформировывать и комплектовать именно такими кадрами, как Грачёв, – заключила она.

Тут с места встал Возничий:

– Я думаю всё дело в том, что мои подшефные нарвались на того, кто может дать сдачи. Факт драки имел место, но спровоцировал драку ныне потерпевший Черныш. Поэтому считаю, что на повестке дня должен стоять вопрос не о Грачёве, а об этой троице, – показал он рукой на побитых членов бригады. И я вам обещаю, что с ними я разберусь прямо сегодня. Не посмотрю, что Лопатин приходится моим кумом.

После чего Возничему все зааплодировали.

Зотов, дослушав его речь, внимательно посмотрел на Олега и, не вставая со стула, призвал всех к тишине. Затем поднялся во весь рост, поправил галстук на шее и громкоголосо начал отчитывать всех строителей:

– Поздно товарищи строители хлопаете. Почему только сейчас руководство управления узнаёт о вопиющих фактах, творившихся в бригаде кровельщиков. Так дело не пойдёт. Запомните новый хозрасчёт и бригадный подряд, заставит вас взглянуть на работу с иной стороны. Вы посмотрите, молодой парень Грачёв, работающий без году неделя, осознал это и мало того, не дал возможность нечестному звену нарушить технологию строительства. Отрадно слышать, что именно у нас на важном для страны объекте появляется такая сознательная молодёжь. На них мы и будем опираться. Будем их премировать и посылать учиться на повышение квалификации, назначать их бригадирами и мастерами, выделять им вне очереди квартиры и тому подобное. Те же, кто вчера был задействован в драке кроме Грачёва, будут лишены премии ко дню строителя и отпуска им профсоюз перенесёт на зимнее время. Это я ответственно заявляю. Партийную же судьбу Черныша будет решать в ближайшее время партбюро треста. Я лично буду ходатайствовать о выводе его из членов партии. А на Грачёва я сегодня же издам приказ о премировании его в размере пятидесяти рублей, за содействие реализации функций нашего краснознамённого управления. Такие смелые поступки я отношу к одной из форм гражданского долга. Грачёв не дал маленькой кучке ничтожных людей опозорить наш многочисленный и передовой коллектив, показав при этом бескомпромиссность и принципиальность. Думаю премию он вполне заслужил!

– Слава КПСС! – торжественно выкрикнула Галина, – а Ломоносова вместе с Чернышом, срочно пастеризовать в битуме и отправить на Байконур. Пускай их с первым же рейсом, космонавты выкинут на планету Плутон. Пускай они по ней плутают, но не по Земле.

Всем было понятно, что она ёрничала, но, однако её лозунг поддержали все рабочие, чётко и громко отбивая ладонями хвалебный ритм и Галине и Зотову.

Митька с Чернышом, как из парной первыми вылетели из красного уголка и прытко устремились к своему объекту.

То, что Зыков узнал, про рубероид, который они толкнули налево из-за малограмотности им даже не икнулось. Они посчитали, что премию Грачёву дали, за то, что он при помощи кулаков проучил «заслуженных строителей». Они взмыленные и красные сидели возле котла, который собственноручно разожгли, хотя растопка в этот день входила в обязанность Олега. Но у них не было ключа от бытовки и они решили сделать полезное дело для бригады.

Бригада же после собрания не торопилась идти на рабочее место, для них подобное мероприятие являлось поводом немного расслабиться и посудачить о происшедшем. Олег напротив, ни с кем не хотел говорить и никого не хотел видеть. Он чувствовал себя победителем, а вот быть в эпицентре события его не прельщало. Молча, проходя на улице через раздробленные кучки рабочих, он слышал в свой адрес. Молодец! Умница! Мало ты им надавал!

Олег не переодеваясь, подошёл к котлу. Там убитые горем сидела незадачливая троица и о чём – то тихо вела беседу. Заметив Олега, они замолчали, напустив на лица маски безразличия.

Он, достав из кармана яблоко, надкусил его, посмотрел на Лопатина:

– Так вы поняли шакалы, почему заведение, из которого вы бежали, как от возбуждённого армянина называется красным уголком?

– Помолчи? – взмолился Митька.

– А чего сейчас, то молчать? – идите в бытовку и посмотрите в зеркало на свои позорные хари. Вы, наверное, и котёл без спичек разжигали?

– Замолчи, – вскипел от злости Черныш, – тебе это так с рук не сойдёт. У меня блат в суде есть. Они тебя опять постригут, как рецидивиста.

– Родимый да ты моли бога, что из красного уголка бежал сегодня, а вот из белого уголка, в котором вы могли тоже быть сегодня, у вас бы не получилось пулей вылететь.

– А это что за басня? – наблюдая за горящей форсункой, отвлечённо спросил Косарев.

– А это городской морг! – засмеялся Олег и бросил Митьке ключ от бытовки.

– Сукин сын, – прогундосил Митька и засеменил в бытовку. За ним бросились и Черныш с Косаревым.

Олег больше на крышу после собрания не поднимался. Он стоял у котла и подавал краном горячий битум наверх. Ему было приятно, что Зотов по справедливости разобрался с инцидентом. Хотя такой реакции он не ожидал. Считал, что всё перевернут с ног на голову, и он виноватым останется.

– После этого собрания можно смело рассчитываться, – думал Олег, – эту неделю доработаю и пойду другую работу искать. Деньги можно заработать и на самом комбинате, не только на стройке. Покажу им карты, как я их дурил и уйду. Пускай у себя на заднице волосы дёргают».

Возничего на следующий день положили в больницу. И как назло в этот день на объект в контейнерах стала прибывать минеральная плита для утепления крыш фабрик обогащения. Это были прямоугольные толстые прессованные плиты из стекловолокна и попадая на голое тело мелкие частицы вызывали ужасный зуд. Олег невзначай запустил по бригаде версию, что от неё можно схватить туберкулёз, так – как она въедается в лёгкие и не отхаркивается. Правда это или нет, но для себя он сделал такое умозаключение. Пикетов протеста в этот день на объекте не было, зато на следующее утро вся бригада заголосила.

Приехал на объект начальник управления Зотов с главным инженером. Они не знали, кого слушать. Кровельщики все до одного были похожи на матросов броненосца Потёмкина. Всех активнее был Черныш.

– Что ты от меня хочешь? – спросил Зотов у Черныша.

– На морду мне дай и на глаза? Что бы я ни дышал разной гадостью, – растопырив перед своим лицом мозолистые ладони, негодовал он.

– Ты в морду уже получил? – кричал Зотов. – Сегодня уже в глаз захотел. Ты что мазохист? Ладно, будет вам техника безопасности! Но попробуйте у меня нарушить её! Хоть один человек только отвергнет эту меру предосторожности, вся бригада будет лишена месячной премии.

В этот день начальник дал команду снабженцам, чтобы всем кровельщикам привезли на объект противогазы.

И в этот же день вся бригада применила на себе новую модернизацию охраны труда. Один Олег стоял у котла и посмеивался над безграмотными кровельщиками, которые ограничили себе доступ воздуха в такую жару. Они спустились с крыши в конце смены, почёсывая тело и руки. Олег к этому времени уже переоделся и дожидался их.

Когда все умылись и приняли нормальный вид, он взял новую колоду карт с рубильника и, показав, что карты сточены на конус. После чего как заправский фокусник перетасовал карты и гордо заявил:

– Мои отношения с вами изжиты. Потому что здесь основное большинство относятся к людям каменного века. Не хочу я жизненного регресса, находясь рядом с тёмными людьми. Завтра вы меня здесь уже не увидите.

Он подбросил карты вверх, которые плавно разлетелись по воздуху. Элегантно поймав пальцами джокера, показал его обезумевшим кровельщикам и на прощание сказал:

– А это вам привет от моего друга Мартына, – и бросил джокера на стол перед Чернышом.

Он вышел из бытовки, оставив всех сидеть с раскрытыми ртами.

На следующий день, Дорогой в управлении встретился со старым знакомым – начальником отдела кадров. Тот крепко от души поприветствовал Олега. Но, узнав, что Грачёв пришёл, не ради скуки, а брать расчёт, кадровик, искренне расстроился, но воспрепятствовать не стал:

– Понимаю я тебя хорошо Олег Матвеевич. Ты парень умный, красивый, эрудированный как книга мудрости. Не твоя это была компания на крышах нашего индустриального города. Но ты хорош! Не ожидал от тебя такой умной прыти. За месяц вымуштровал непокорную бригаду, а это говорит о том, что у тебя и характер есть. Я ведь тебя туда направил, думал они спесь с тебя быстро собьют, а получилось очень даже наоборот. И конечно ты совсем не смотришься, будучи копчёным, в окружении людей, которые и букваря не выкурили за свою жизнь. Хочешь я тебе найду работу чище и интеллигентней. Всё – таки не забывай, ты быстрее квартиру нигде в нашем городе не сможешь получить.

– Спасибо не надо, – отказался Олег. – Я еду в Баку на годичные курсы. Мелиоратором буду.

– Причина важная для увольнения, – сказал кадровик и выдал Олегу трудовую книжку.