Текст книги "Насилие в эволюции, истории и современном обществе"

Итак, по критериям качественных различий в физиологии, уровню социальной организации и когнитивных способностей отчетливо выделимы четыре домена агрессии-насилия.

Первый – это всё живое до теплокровных: рыбы, членистоногие, земноводные, пресмыкающиеся и т. п., т. е. живые организмы, совершающие видимые перемещения, уже имеющие относительно сложное поведение и живущие сообществами. Эти существа, однако, серьезно зависят от климатических и температурных параметров окружающей среды. Существенные объединяющие их признаки: большая степень генетической программируемости поведения, слабая когнитивная обеспеченность (ригидность поведения), жестко-однозначные, неперсонализованные социальные структуры. Соответственно, агрессия-насилие здесь инструментальны, анонимны, в большей части регулируемы врожденными механизмами.

Второй домен – теплокровные: млекопитающие до высших (интеллектуальных) видов и гоминидов, а также птицы. Качественная особенность этих живых существ – появление относительной автономии от окружающей среды благодаря новым системам обогрева и охлаждения организма (теплая кровь, потоотделение, защитные волосяной и меховое покрытие и пр.). Здесь мы уже имеем дело с вариативным поведением, характерной индивидуализированностью, гибкими иерархиями. Агрессия-насилие здесь, соответственно, приобретают те же черты вариативности, индивидуализированности и гибкости.

Третий домен – высшие по интеллекту животные и гоминиды (предковые формы человека), человек до перехода к городской цивилизации. Новые качественные черты: ускоренная церебрализация, появление «истинной» социальности и возникновение на ее основе генезисных форм культуры (этические, эстетические, гносеологические феномены). Похоже, основой всё же явилась «истинная» социальность или сообщество, основанное на пожизненных и глубоко эмпатических связях между кровными родственниками, особенно матерью и ребенком.

Наконец, начиная с перехода древних людей к городской жизни, государству, возникает четвертый, качественно своеобразный домен, формат существования агрессии-насилия. Правда, здесь срабатывают лишь второй и третий факторы детерминации (социальный и когнитивный), физиологически люди всё же не меняются. Это домен истории, появляющийся вместе с новыми формами когнитивности: персонализацией, конструирующим религиозно-философским воображением, породившим идею трансцендентного – в формах великих религий, этических и философских теорий – в «осевое время», время открытия и порождения того, что мы называем «историей».1717
  Рождение универсальных (общечеловеческих) смыслов, целей, открытие духовных ценностей, внутреннего мира личности, линий преемственности – общих масштабов сопоставления, необходимых для «истории» как межкультурного проекта. В противоположность локальным великим цивилизациям, не имевшим удачно завершенных коренных духовных трансформаций, – к примеру, двух-, трехтысячелетняя история Древнего Египта так и осталась вне общей истории, там не нашлось своих осевых деятелей, кроме разве что трагической фигуры Эхнатона.


[Закрыть] О закономерностях трансформаций агрессии-насилия в этом домене мы ведем речь в третьем очерке.

Следующая категориальная форма, которая призвана далее конкретизировать исследование, – субъекты агрессии-насилия. Надо отметить существенную особенность этой формы активности живого – ее принципиально межсубъектный характер. Даже если она бывает направлена по видимости на неодушевленные предметы: Герострат, поджигающий храм или же нацисты, сжигающие книги, – речь идет об агрессии против неких субъектов, людей, разделяющих в данных примерах некоторые воззрения и ценности, символами которых являлись вышеупомянутые книги и храм.

Каждый из обозначенных доменов живого имеет свои специфические субъекты, вместе с тем, в связи с имеющимся неким фундаментальным подобием живых форм, можно говорить и о некоторых общих формах субъектности.

Индивид как носитель агрессии-насилия имеет три архетипических варианта: самец (мужчина), самка (женщина) и детеныш (ребенок). Собственно, в мире живого у большинства видов доминирование, размеры, мощь, агрессивность и насилие присущи прежде всего самцам. Хотя, как известно, есть и исключения. Агрессивность самок носит менее ярко выраженный характер и направлена в основном на соперниц в борьбе за внимание доминантных самцов. Правда, имеется одно существенное исключение – защита детенышей, которая по своей природе, похоже, агрессией-то как раз и не является. Формирующееся поведение детенышей включает в себя и фрустрации, связанные с временной физической слабостью, и игровые тренажи, и научение агрессии у старших особей.

Субъекты-группы включают в себя ситуативные и устойчивые (кровнородственные, соседские, общинные). Первые могут быть случайными, поколенными, «промысловыми»: толпа, группы подростков и шайки бандитов (самцы вне закона, т. е. иерархии) и пр. Агрессия и насилие у подобных групповых субъектов – и в мире животных, и у людей – находимы вне рамок привычного регулирования, сопряжены с маргинальностью и иррациональностью подобных объединений. Устойчивые группы связаны с доминирующим образом жизни и добыванием средств пропитания, обеспечением нормального воспроизводства и преемственности поколений. Потому здесь существуют стабильные иерархии, регулирование и ритуализация агрессии и насилия. Долгое время устойчивые группы у людей были также лишь кровнородственными и жизнеобеспечивающими: клан, племя, община. И лишь цивилизация приносит с собой объединения людей по другим, нежели жизнеобеспечение и кровное родство, основаниям.

Наконец, и в мире животных, и в мире людей существуют особые, как правило, временные, собираемые в связи с чрезвычайной ситуацией, надгрупповые объединения: сражающиеся друг с другом армии муравьев, нашествия леммингов, армии и великие переселения народов.

Завершающая категориальная форма представляемой общей теоретической модели «агрессии-насилия» – ее паттерны. Мы имеем в виду некие общие закономерности и последовательности агрессии-насилия, присущие разным ее субъектам в разных доменах живого, разумеется, в разной вариативности осознанности и мастерства исполнения.

Известно, что в агоническом поведении, куда включаемы и такие формы, как «оборона», «бегство», сам вопрос об идентификации «агрессии» зачастую является вопросом идеологическим, прежде всего у людей. Критерием «агрессора» может быть такой признак поведения, как инициация доминирования. Агрессию начинают те субъекты, которые сами и в глазах других обладают некими явными витальными, ресурсными или же волевыми преимуществами, так же как явно виктимные субъекты часто инициируют агрессию такими же своими, но противоположными параметрами. Подобная ситуация потенциального доминирования, «социальное приглашение к доминированию» во многом и объясняет логику и паттерны такого специфического «жанра» агонического поведения, как агрессия-насилие. Итак, речь может идти о следующем наборе закономерностей.

– Волевые преимущества. Инициатива агрессии психологически фундирована внутренним чувством силы, сознанием своих преимуществ (действительных или же мнимых): размеры, ресурсы, опыт, мощь, жестокость и пр.1818
  Наступательность субъекта агрессии, «наглость – второе счастье», определяемая обоснованными амбициями к нарушению в свою пользу имеющегося status quo.


[Закрыть]

– Стратегические выгоды агрессии. Агрессор в большинстве случаев не только психологически, но и стратегически лучше подготовлен, заранее имея в запасе либо предварительную рекогносцировку,1919
  Внутренний позыв к агрессии, поддерживаемый «социальным приглашением к агрессии» как заискивающая, ищущая оценка других, заставляет даже молодого еще агрессора, претендующего на доминирование, интенсивно учиться и наблюдать имеющееся соотношение сил, составлять сценарии неминуемо предстоящей схватки.


[Закрыть] если это впервые, либо предшествующий удачный боевой опыт, ориентирующий на минимизацию усилий и быстроту действий.

– Психологическая «артподготовка»: запугивание гибельными последствиями, вменение противнику слабости и страха, «демонстрация мускулов», провокации, высмеивание с целью создать и укрепить свои психологические преимущества и пораженческие настроения у противника.

– Фаза непосредственного столкновения обязательно включает в себя в том или ином виде такие стратегические приемы, как обман противника относительно порядка и адресований применения силы и массированное, решительное нападение в уязвимое место, чтобы ошеломить и дезориентировать.

– Дозирование насилия, его инструментализация опытным агрессором в зависимости от рационального и интуитивного оценивания текущего состояния поражаемого противника и потенциала его сопротивления: от тотальных демонстративно-устрашающих практик до точечных ударов.

– Сценарий отхода или «сохранения лица» при непредвиденных обстоятельствах.

– Максимально возможное обезоруживание противника, подавление его воли и включение в свою систему доминирования.

Вполне понятно, что это – как бы «идеальный тип», удача часто изменяет агрессорам, виктимные субъекты часто лишь представляются таковыми в воображении агрессора. Однако, как мы видим, существенные особенности «агрессии» как одной из типических поведенческих ситуаций жизни по сути и формируют ее паттерны.

Такова общая модель «агрессии-насилия», которая может как использоваться в конкретных дисциплинарных исследованиях, так и послужить рабочей основой для более масштабного и долговременного междисциплинарного изучения рассматриваемых феноменов.

ОЧЕРК 2
НАСИЛИЕ КАК ФАКТОР ЭВОЛЮЦИИ

Всё живое на планете, сколь слабым либо сильным оно ни кажется, знакомо с насилием. Будь то беспомощная бабочка либо могучий лев, все они имеют в ходе своего проживания опыт и господства, и подчинения. Насилие вездесуще и многолико, лежит в основе самих фундаментальных принципов эволюции – состязательности и отбора.

Задача текущего фрагмента работы состоит в определении роли насилия в эволюции живого до предысторического человека и в описании системы детерминации «агрессии – насилия» в мире жизни. Прежде мы должны установить нижние пределы появления насилия как феномена окружающей нас реальности: когда и как?

Здесь можно обозначить два подхода: универсалистский, согласно которому насилие и агрессия есть атрибут земной жизни, и узкий, исходящий из лоренцовской парадигмы об агрессии как преимущественно внутривидовом (отчасти и межвидовом) явлении.

Так, эволюционные психологи2020
  Палмер Д. и А. Эволюционная психология. http:// ethology.ru/persons/?id=33.


[Закрыть] утверждают, что начало нашего, углеводородно-белкового «ствола» жизни, ДНК, связано с «первородным» глобальным актом насилия, который произошел в районе 1800 млн. лет назад. До того времени жизнь на планете представляли два рода живого. Первый – это анаэробные бактерии, бывшие старожилами Земли, чьей средой обитания было отсутствие кислорода (облигатные или строгие) либо незначительное его присутствие (факультативные). До сих пор они присутствуют в почве, воде, донных отложениях. Тогда же, на заре времен, они были основной формой жизни. Стратегическая ситуация жизни, однако, в течение сотен миллионов лет существенно менялась в результате постепенного насыщения земной атмосферы кислородом как следствия жизнедеятельности появившегося позднее второго рода живого, «врагов» анаэробов – фотосинтезных бактерий.

Чтобы спастись от ядовитого для них кислорода, анаэробы трансформировались в эукариотов (клетки с ядерной мембраной), породив основу для современной жизни. Они решили проблему с кислородом, не изменившись физиологически сами, а поглотив, включив в себя, «пленив» или, говоря более изящно, «вступив в симбиотические отношения» со значительно более мелкими бактериями, у которых уже существовали биохимические механизмы метаболизма кислорода. От этих утилизующих кислород бактерий произошли митохондрии, которые обитают в наших клетках. Митохондрии сохранили независимость размножения от вмещающих их клеток, несмотря на 1800 млн. лет совместной эволюции. Функция этих органелл – функция «обслуги», но и хозяин не способен жить без них. Таким образом, у истоков эволюции царства животных мы видим захват-поглощение – спустя всего лишь полмиллиарда лет после того появились первые многоклеточные организмы (около 1 мм).

Такой же симбиоз-насилие, но в виде удачного «пиратского рейда» по захвату «корабля», образовал и другое великое царство жизни – царство растений. Здесь фотосинтезные бактерии внедрились в более крупные клетки, став предками хлоропластов современных растений и определив их образ жизни.

«Биополитики» видят нижний уровень агрессии-насилия на пределе существования возможных «сообществ», состоящих из отдельных самостоятельных единиц. Так, чистая микробная культура может реагировать на контакт с другим микроорганизмом (конкурентом) усиленной выработкой антибиотиков – химических агентов, разрушающих постороннюю микрофлору, задерживающих ее рост или инактивирующих ее (например, превращая клетки конкурента из вегетативных форм в покоящиеся споры). Аналогом агонистического поведения можно считать аллелопатию у растений – выработку соединений, токсичных для других растений.2121
  Олескин А. В. Биополитика. Политический потенциал современной биологии: философские, политологические и практические аспекты. М.: МГУ, 2001.


[Закрыть]

Представители «классической» биологии, не решающиеся на столь смелые спекулятивные предположения, довольствуются более или менее изученным в рамках парадигм Дарвина-Лоренца, когда агрессия и насилие предстают как физические, видимые, динамичные макровзаимодействия. Они осторожно определяют нижний уровень начала агрессивно-насильственного внутривидового поведения с членистоногих, актиний (сидячих морских кишечнополостных). Здесь клон воюет с клоном, хлеща друг друга ядовитыми стрекалами. Кроме собственно схваток, они демонстрируют сложное многоступенчатое моторное поведение.2222
  Нейробиология агрессивного поведения. Программа «Гордон», НТВ, ночной эфир 15 ноября 2001 г. http:// sukharev.lib.ru/Sakharov/gordonfin.htm


[Закрыть] Представители биологических дисциплин резонно указывают на спекулятивность экстраполяций развитых макробиологических явлений на микроуровни (межклеточные, внутриклеточные) или же вообще на иные измерения нашего материального мира (черная дыра «агрессивна» по отношению к любой материи). Бесспорно, сами пределы действия явления устанавливаются в научном познании тем, каким образом мы определяем его сущность.

Э. О. Уилсон в 26 главе своей знаменитой «Социобиологии» отметил, правда, лишь в отношении человека, что такие исторические феномены, как геноцид, сильно зависят от агрессоров, которые должны появляться лишь изредка в немногих поколениях, чтобы направлять эволюцию.2323
  Уилсон Э. О. Человек: от социобиологии к социологии // Социобиология: новый синтез. Гл. 26. http://www.ethology.ru/library/?id=126.


[Закрыть]

Эту идею вполне можно применить и к пониманию роли агрессивности и насилия в эволюции живого вообще, тем более что для того есть основания. Выражение «направляет» не означает «по имеющемуся плану» (телеологизм) или же в сторону «прогресса». Вряд ли имеет место в живой природе какой-то линейный прогресс, новые виды появляются в итоге редких, случайных, «счастливых», «золотых» мутаций – из миллиарда миллиардов неуспешных. Простые рептилии доказали свою лучшую адаптивность, живут не хуже и уже гораздо старше млекопитающих, как и древние бактерии, ровесницы жизни на планете вообще.

Как периоды революционного насилия – локомотивы истории (К. Маркс), так, похоже, насилие и его новые формы сопровождает появление новых «империй» живого. Если это и не «причина», то, по крайней мере, «форма» осуществления.

Мы уже упоминали точку зрения эволюционистов (Палмеры) о начале животной (эукариоты) и растительной жизни (фотосинтезные бактерии) как «поглощении» и «внедрении», актах насильственного симбиоза 1800 млн. лет назад.

Другой эволюционный «взрыв» произошел примерно 500 млн. лет назад, когда появилось половое размножение, основанное на перманентной конкуренции-состязательности двух полов, отношения между которыми по определению – балансирование на грани ненависти и любви, агрессии и аффилиации (слияния). Половое поведение – сложнейшая этограмма, в которой агрессия и насилие занимают важнейшее место.

Появлению птиц и млекопитающих сопутствовало новое качество агрессивности и насилия – межгрупповое (межстайное) внутривидовое соперничество, ставшее возможным благодаря становлению развитых форм родительского поведения и коррелированной с ней эусоциальности.

Наконец, последний скачок эволюции и возникновение суперагрессора – homo sapiens (200-150 тыс. лет назад), уничтожившего всех выживших гоминидов (прежде всего неандертальцев), устроившего буквально экоцид против всего, что можно было бы хоть как-то использовать в потребительских целях.

Итак, похоже, что насилие не только присутствует на всех стадиях эволюции жизни на планете, но и играет роль ее ускорителя.

В ключевых фазах эволюции мы видим новые, поведенчески более совершенные формы агрессивности и насилия. Они же, и это надо особо подчеркнуть, всегда сопряжены в своем появлении с также более совершенными формами контроля новой агрессивности – новыми, более оптимальными формами объединений и сотрудничества. Это свидетельствует о том, что агрессивность и насилие – одна из эффективных эволюционных программ самоорганизации жизни наряду с кооперацией и аффилиацией.

Какова система детерминации насилия и агрессии в мире живого и у предысторического человека?

В системе детерминации возможных проявлений агрессивности можно выделить три элемента: физиолого-генетический, социальный и когнитивный.

В отношении физиолого-генетической детерминации агрессивности и склонности к насилию следует сказать следующее: во-первых, установлено, что имеются телесные структуры, вещества и генетический материал – носители целой группы поведенческих реакций, обеспечивающих выживание организма в проблематичных ситуациях. Вместе с тем, и это во-вторых, показана их несамостоятельность, непрофильность, функциональная включенность в более сложный механизм взаимодействия организма со средой.

В первом случае выяснено, что нет какого-то одного «гена агрессивности», агрессия провоцируется многими генами, как минимум 17-ю.2424
  Шустикова М. В. Генетические и средовые детерминанты агрессивного поведения // Вестник Харьковского национального университета. Серия «Биология». 2005. Вып 1-2. № 709. С.111.


[Закрыть] Ключевая телесная структура, в которой генерируются, принимаются и регулируются реакции страха и агрессии, – amygdala, открытая еще в 1939 (Kluver, Bucy), а основные нейротрансмиттеры, вещества, связанные с агрессией, сопутствующие ей, – тестостерон и сератонин.2525
  The Biological Basis of Aggression by Joanna Schaffhausen. http://www.brainconnection.com/topics/?main=fa/aggression


[Закрыть]

Вместе с тем психогенетики и нейробиологи в один голос говорят о невозможности установления каких-либо прямых однозначных детерминаций патологических проявлений агрессии от подобных структур и веществ, особенно у высокоорганизованных животных и, тем более, человека.

Во-первых, влияние этих структур и веществ весьма неопределенно и многозначно. Так, amygdala (лимбическая система, «палеомаммальный модуль» мозга) «отвечает» не только за агрессию, но и за реакции конкуренции, изоляции, доминирования и подчинения.2626
  Олескин А. В. Биополитика. Политический потенциал современной биологии: философские, политологические и практические аспекты. М.: МГУ, 2001.


[Закрыть]

Во-вторых, эта мозговая структура подчиняется неокортексу, высшим психическим функциям, соответственно, хотя жесткое программирование на отделение своих от чужих есть у многих видов, в том числе и у нас,2727
  Эксперименты показали, что когда испытуемому демонстрируют предметы с изображениями представителей другой расы, amygdala становится активной метаболически, просыпается, возбуждается, переходит в состояние активности к действию (это происходит даже если лица демонстрируются на подсознательном уровне, т. е. так быстро, что испытуемый не успевает «схватить» их сознанием). Однако если был ранее большой опыт общения или если настроить сознательно на точку зрения, что люди – прежде всего личности, то структура не активизируется (Сапольски Р. М. Голая обезьяна // Естественная история мира. http://ethology.ru/library/?id=212).


[Закрыть] наше понимание о том, кого относить к этим категориям, очень эластично.

Наконец, в-третьих, окружающие эксклюзивные средовые факторы могут либо блокировать агрессивность, либо, напротив, ее интенсифицировать. Причем не просто ситуативно, но и изменять прижизненную экспрессию соответствующих «агрессивных генов». Так, психогенетические исследования показывают, что эксклюзивные факторы внешней среды могут серьезно трансформировать врожденные механизмы регуляции агрессивности. Наследственность детерминирует личностный порог активации специфических нервных реакций, связанных с агрессией и насилием. Такими регуляторами являются медиаторные системы головного мозга – моноаминергические системы (зоны), в частности серотониновая система. Ситуации длительных стрессов и конфронтаций провоцируют трансформацию врожденного механизма регуляции агрессивного поведения (функциональное состояние «моноаминергических» генов). Неоднократный опыт агрессии и побед способен разбалансировать эти врожденные механизмы: снижается тормозной контроль, активизируются центры удовольствия. Негативный опыт формирует стратегию подчинения.2828
  Шустикова М. В. Генетические и средовые детерминанты агрессивного поведения // Вестник Харьковского национального университета. Серия «Биология». 2005. Вып. 1-2. № 709.


[Закрыть]

Таким образом, генетическая детерминация агрессивности и насилия хотя и имеет место быть, но носит довольно относительный и условный характер, имея корреляцию с другими детерминантами поведения. Также оказалось поспешным обобщением и положение об особо повышенной агрессивности человека, аналог которой, дескать, мы находим лишь у крыс. Оказалось, что агрессии с летальным исходом нередки и у других видов, которые Лоренц считал естественно «тяжеловооруженными» и имеющими вследствие того сильные врожденные запреты на убийство себе подобных. Лишь паритет рисков (реальная опасность самому быть убитым либо получить серьезное ранение) и постоянный баланс власти – основная адаптация, препятствующая распространению практики убийства себе подобных.2929
  Бутовская М. Л. Агрессия и примирение как проявление социальности у приматов и человека http://ethology.ru/library/?id=42.


[Закрыть]

Кроме того, рассуждая о генетической детерминации агрессивности, необходимо помнить и о том, что наследуется не «чистая» агрессивность. Также врожденным образом в агрессивное поведение животных и человека «вмонтированы» прямые охранительные реакции, предупреждающие чрезмерность агрессивности и даже останавливающие акты агрессии, а также и специальные альтернативные механизмы, предупреждающие жестокость и эгоизм. Это так называемые «гены альтруизма», определяющие возможность такого поведения особи, когда она готова в ущерб себе совершить полезное действие по отношению к представителям своего, а то и чужого вида.

Знаменательно, что, судя по экспериментам,3030
  Правоторов Г. В. Альтруизм как врожденное свойство http://ethology.ru/library/?id=89.


[Закрыть] число малоадаптивных, миролюбивых, не агрессивных особей – «альтруистов» в сообществах животных примерно одинаково с числом «эгоистов», агрессивно настроенных. Совокупное их число всё же уступает большинству «середнячков», у которых высокоадаптивное, пластичное, конформистское поведение. Эксперимент под названием «шок для соседа» состоял в том, что крысе предлагался хлеб в клетке, оборудованной спусковым механизмом для включения разрядов электротока в соседней клетке, где сидела другая крыса. Как только крыса начинала трапезу, ее соседка получала серию ударов током, которые тотчас же прекращались, когда испытуемая прекращала, хотя бы на время, поглощение пищи. Как известно, крысы – весьма сообразительные животные, и эту связь они устанавливали довольно быстро. По сути, продолжение трапезы было тождественно агрессии, преднамеренному истязанию соседа за кусок хлеба.

В итоге было выявлено, что отчетливо выделялись три группы крыс: 20 % отказывались есть («альтруисты»), 20 % ели, совершенно игнорируя вопли соседа («эгоисты»), а 60 % ели, но при этом стеснительно отворачивались, делая вид, что не замечают ничего особенного кругом. Тот же разброс значений дал и сходный по условиям эксперимент, проведенный среди американских студентов (1:1:3). И «альтруисты», миролюбивые особи, и «эгоисты», агрессивные, зачем-то нужны сообществу, и они межпоколенно воспроизводятся, хотя норма – пластичное равновесие между агрессивностью и миролюбием, которое может нарушаться в ту или иную сторону средовыми факторами.

Важнейшим из последних, несомненно, является фактор социальный – характер самоорганизации сообщества, который может активировать у большинства те или иные стороны его видовой этограммы, соответственно, также призвать в свои «главные герои» либо агрессоров, либо миролюбцев.

Известно, что подавляющее большинство биосоциальных систем включает в себя ту или иную степень неравенства особей (ранги), то есть имеет то или иное иерархическое устройство. Похоже, что наличие того или иного типа иерархической организации сообщества животных и человека зависит от характера добывающей активности данного вида, степени обеспеченности жизнеподдерживающими ресурсами и межвидовой конкуренцией.

В литературе выделяют три фундаментальных типа иерархий сообществ животных и человека:3131
  Олескин А. В. Биополитика. Политический потенциал современной биологии: философские, политологические и практические аспекты. М.: МГУ, 2001.


[Закрыть]

– агонистические (деспотические), где ранги определяются в ходе агонистического поведения (драках, конфликтах, состязаниях);

– гедонистические (эгалитарные), которые основаны не на победах в драках, а на структуре взаимного внимания, складывающегося в данной биосоциальной системе, здесь имеют главенствующее значение способности к заботе, игре, дружбе, коммуникации;

– расщепленные, многомерные, ситуативно меняющиеся иерархии – у высших приматов и человека, не только совмещающие два первых типа, но и включающие в себя одновременно сосуществующее ранжирование по разным критериям: богатству, власти, авторитету, престижу (М. Вебер).

Понятно, что первый тип иерархии востребует «генетических агрессоров» (эгоистов), «выполет» альтруистов и изменит прижизненную экспрессию генов конформистского большинства. Второй тип иерархии откроет путь к власти альтруистическим лидерам, серьезно психически деформирует агрессоров и создаст из конформистского большинства благожелательное сообщество. Другой тип иерархии характерен скорее для развитых сложных человеческих обществ и, вероятно, оставляет неизменным найденное в эволюции «золоте сечение» «1:1:3».

Третий элемент детерминации проявления агрессивности и насилия в эволюции – развитие когнитивных способностей: усложнение психики, поведения, энцефализация (рост объема головного мозга).

На первый взгляд, повышение разумности как синонима владения собой и ситуацией должно было бы смягчить проявления агрессивности. На деле же влияние когнитивного фактора неоднозначно.

Очевидны усложнение и оптимизация поведения животных с высоким уровнем когнитивной обеспеченности.

Появление сложного мозга – интеллекта высших животных, сознания человека, – как «бритва Оккама», устраняет излишние траты энергии и переживаний у живых существ. «Внутренняя осведомленность» позволяет более эффективно моделировать свое предстоящее поведение, минимизируя такие его затратные формы, как агрессию и насилие. Коррелятивные изменения, вызывающие и сопровождающие рост когнитивных способностей: параллельное, перекрещивающееся развитие родительского и социального поведения. Первое является, по сути, основой усложнения и укрепления второго. Эволюционисты указывают на то важное обстоятельство, что у позвоночных кооперативные и альтруистичные формы поведения возникли, по всей видимости, на основе паттернов родительского поведения. Соответственно, истинно социальным или же «эусоциальным» поведением называется такое, когда:

– особи одного вида кооперируются, чтобы заботиться о потомстве;

– не способные к размножению индивиды работают на благо фертильных сородичей;

– дети помогают родителям в течение определенного периода их жизненного цикла.

Взаимная привязанность матери и ребенка (самки и детеныша) ведет у ребенка и к очень ранним проявлениям привязанности к себе подобным.3232
  Шанже Ж. – П. Взгляд нейрофизиолога на основания этики. Нейрофизиологические основы этического поведения. Лекция, прочитанная в Центре биоэтики Университета Торонто // Человек. 1999. № 5-6.


[Закрыть]

В свою очередь, реальная предрасположенность к социальным связям требует развития таких информационно и интеллектуально емких способностей, обеспечивающихся лишь большой производительной «мозговой машиной», как способность приписывания (теория ума Другого), эмпатию, симпатию, ингибиторы агрессии. Как для обработки информации высоких степеней сложности (к примеру, метеорологический прогноз) требуется высокопроизводительный, высокоскоростной компьютер, так и для предсказания реакций представителей своего вида требуется сложный мозг. Увеличение неокортекса (коры больших полушарий, 80 % мозга) у людей было вызвано необходимостью обслуживания речи, а речь – средство поддержания коалиций в больших группах. Среди 150 приматов, соответственно, наблюдается такая закономерность: чем больше средний размер группы, тем большую долю мозга составляет его кора.3333
  Сапольски Р. М. Голая обезьяна // Естественная история мира. http://ethology.ru/library/?id=212.


[Закрыть]

Качественно новый уровень развития когнитивных способностей, собственно и создающий человеческую форму агрессивности и насилия, связан с прорывом в эволюции интеллекта – появлением и развитием способности приписывания психических состояний другим субъектам (теория ума Другого). Эта способность, как отмечают нейрофизиологи,3434
  Шанже Ж. – П. Взгляд нейрофизиолога на основания этики. Нейрофизиологические основы этического поведения. Лекция, прочитанная в Центре биоэтики Университета Торонто // Человек. 1999. № 5-6.


[Закрыть] полностью отсутствует у низших приматов и наблюдается в зачаточном виде у шимпанзе в неволе, однако развивается у младенцев.

Эмпатия, а не собственно какие-то новые логические способности, создает качество человеческого сознания, которое как бы объемлет, заполняет собой свою окружающую среду, очеловечивает ее – символизирует и этизует, образуя культуру, мир человека. Это стороны одного целого: символизация мира означает вменение ему смыслов (ради чего, почему), которых он заведомо не содержит, а смыслы тут же внутренне условно ранжируются или этизуются – добро-зло, справедливость-несправедливость, красота-безобразие, порядок-хаос и пр. Фундаментальная предрасположенность человеческого мозга к моральным суждениям коренится, таким образом, в его способности создавать психические структуры, участвующие в оценке «себя как другого» и «другого как себя».

Именно подобное качество человеческого сознания создает неустранимую этизацию его поведения, а человеческий гедонизм и инстинкт самосохранения, самоутверждения обретают соответствующую этическую форму выражения в виде «стремления к свободе». Это видовая «психология-идеология», которая форматирует человеческую агрессивность отличным от животной образом. Поэтому если в определениях биологической агрессии лейтмотивом является «причинение вреда другому живому существу» для реализации собственных коренных интересов, то в определениях человеческой агрессии доминируют этические мотивы: «злонамеренное причинение», «ограничение свободы других» и т. п.

Развитые когнитивные способности высокоорганизованных, эусоциальных видов приводят к смягчению проявлений агрессивности и насилия, что выражается в таких явлениях, как примирение и ритуализация агрессии.

Как отмечают этологи,3535
  Бутовская М. Л. Агрессия и примирение как проявление социальности у приматов и человека http://ethology.ru/library/?id=42


[Закрыть] примирение встречается тем чаще, чем выше когнитивные способности у данного вида. В группах социальных видов бывшие соперники «заинтересованы» в скорейшем восстановлении нарушенных агрессией связей. Групповое единство в случае внутренних агрессивных стычек подвергается серьезным испытаниям, и другие члены сообщества вмешиваются тотчас после окончания эпизода столкновения – запускается механизм примирения (утешения жертвы, умиротворение агрессора, посредничество, общее снятие группового стресса). Взаимная аффилиативная3636
  От английского affiliation – соединение, связь. Аффилиация проявляется в стремлении быть членом группы, взаимодействовать с окружающими, вступать в контакты, оказывать помощь членам сообщества и принимать помощь других. Проявляется в стремлении участвовать в совместных действиях, целью которых является взаимное удовольствие от самого общения.


[Закрыть] связь в эусоциальной группе, производная от тесных эмоциональных отношений родителей и детей, братьев и сестер в контексте эпизодичности стычек и отработанных паттернов примирения, формирует механизмы управления своей сексуальностью и агрессивностью – в соответствии с требованиями группы. В подобных группах агрессивность в своей грубо-насильственной форме становится всё менее и менее уместной. Для самок, собственно определяющих половой отбор, привлекательными становятся особи, способные демонстрировать заботу, юмор, доброту, коммуникабельность, чадолюбие, навыки в обороне и охоте.

Агрессия в таких «истинно социальных» сообществах ритуализуется: скорость развития конфликта тормозится целой серией предварительных демонстраций, ритуальных угроз, всегда сохраняется и в большинстве случаев реализуется сценарий недопущения прямых столкновений, и всё ограничивается лишь психо-волевым соразмерением сил.

Но уже и в положительном влиянии высокой групповой сплоченности, ограничивающем, на первый взгляд, внутреннее насилие, мы можем видеть появление сублимации насилия. Оно (насилие) находит свое выражение в ксенофобии. Механизмы примирения, ритуализации в полной мере и эффективно работают лишь в родственно сплоченной, кровно близкой группе, переадресовывая агрессию, еще в более сильной форме, вовне – на другие группы своего же вида.