Текст книги "Последний звонок"

Владимир Купрашевич
ПОСЛЕДНИЙ ЗВОНОК

П Р И Ч А С Т И Е
(публикуется впервые)

Ресторан обустроен в подвале, но близость преисподней не ощущается. Затененные уголки под сводчатыми потолками, создают ощущение уюта, а вальяжные кресла провоцируют завалиться в них до утра. Особенно если ты с дороги. В такой обстановке хороша неторопливая музыка, но русская душа не приемлет полной гармонии и вместо гламурных мелодий с эстрадки, сооруженной в одной из ниш, полыхает огнями и грохочет аппаратура в унисон с визгливой солисткой, какой-то азиатской национальности. Две тощенькие девицы, заявленные как варьете, за дефицитом места вихляют голыми задами у самых столиков. Поближе к выходу торчит милиционер, который сильно портит интерьер и вызывает досаду у мужичков, неудержимо желающих шлепнуть по ляжке танцовщицы. Тем более, что рукой подать.

– Тебе которая нравится, та, что длиннее, или рыжая? – осмотрев девиц, спрашивает Вера.

– Третья, – отвечает Горин.

– Так их всего две, – хитрит Вера.

– Ну ты же знаешь, кто третья, – ублажает ее Горин, но она не унимается:

– И ты мог бы представить меня среди них?

Он долго и с удовольствием осматривает ее лицо, руки, блестящие от возбуждения глаза, с подкрашенными ресницами, влажные чуть приоткрытые губы.

– Пришлось бы тогда вызывать уже наряд милиции.

Вера в восторге.

– Мне все таки кажется, что я полновата в бедрах…

Горин улыбается. Это уже шантаж.

– Хитрющая!..

Вера смеется. Она кажется ему сегодня особенно красивой и конечно же знает об этом. И ее возбуждение ему понятно– они так давно не были вместе. Горин даже не может припомнить точно, как давно – пожалуй, с месяц. Но кажется что больше.

– А знаешь, тебе можно сегодня сбросить лет… двадцать. Этот новый костюм… Он тебе идет. Солидный молодой мужчина, – отыгрывает Вера.

Солидность и молодость в его сознании не вяжутся, но он не в претензии. Ее сияющее лицо, бред, который она несет, пьянит, и вникать в смысл ее слов не хочется.

– Я надеюсь, на этот раз ты не на два часа? – она дотрагивается пальчиками до его руки.

Горин чувствует, что не может справиться с глупой улыбкой, с трудом отрывает взгляд от ее одуряющих глаз и пытается придать голосу сдержанный тон.

– Сегодня я могу задержаться, если позволите.

Это сюрприз. Вера ахает и он вновь проваливается в омут ее одуряющих глаз.

– Неужто?!

Потом она вдруг делает паузу и добавляет.

– А может быть насовсем?

В интонации ее голоса ему кажется какая-то несерьезность и он в тему пытается сострить:

– Только без отпевания.

Вера сердито шлепает по его руке, но продолжает улыбаться. Однако в ее взгляде остается вопрос и чувство юмора вдруг подводит Горина.

– Поздно, наверное, Верочка, в моем возрасте…

Улыбка на лице Веры блекнет.

Он досадливо обрывает неуместную фразу, поднимает виноватые глаза на припухлые, в темной помаде, губы девушки, махровые ресницы, встрепанные по какой-то фантазии волосы… Ее усердие выглядеть эффектнее и моложе углубляет возрастную разницу между ними, но он понимает ее старания как желание нравиться ему еще больше, хотя уж больше, вроде бы, и некуда.

– Я хотел сказать, что не все так просто…, – пытается исправить ошибку он.

– Ну да…

– Я огорчил тебя?

– Да нет, просто тебя так давно не было… Я стала отвыкать.

Горин уже колеблется, прежде чем что-то сказать.

– Было много работы, но я просто… умирал без тебя.

Похоже на нее это действует, она еще немного колеблется, потом подается к нему с заговорщицким выражением.

– Ты помнишь, прошлый раз… Мы были вместе в этом же кабаке. Потом ты сразу уехал…. Сегодня я тебя не отпущу.

– А что, есть такая возможность? – тянет он, уже догадываясь, к чему она клонит.

– Да, есть, но это пока секрет, – смеется Вера, но не выдерживает, достает из своей сумки ключи, помахивает ими у своего лица и быстро прячет.

– Подруга уехала в отпуск.

– Надо же, какая удача, – бормочет Горин.

Его реакция снова озадачивает Веру.

– Ты что, не рад?

– Как это… Рад конечно… Налить тебе коньяку?

– Налей… Как-то ты не очень…

– От такого сюрприза теряешься, – оправдывается Горин. – Сразу же не поверить.

У столика останавливаются две молоденькие женщины, спрашивают, свободны ли два оставшихся места напротив и, не дожидаясь ответа, который понятен и так, идут на посадку.

Вера явно не в восторге от неожиданных соседок и окидывает их не слишком приветливым взглядом. Нормальная реакция. Коммуналка никого не радует. К счастью девицы сразу же принимаются за свои сплетни, обозначив таким образом автономию.

– Может, коньячку? – предлагает он Вере, забыв, что уже долил ей рюмку.

– Не надо. Я и так опьянела, – отводит от него взгляд и совсем не к месту смеется Вера.

– Что-то не очень верится. Можно подумать соскучилась, – недоверчиво улыбается Горин.

– Как? Ты мне еще не веришь?! – изображает возмущение Вера, распахнув на него глаза, но у него ощущение, что она смотрит сквозь него.

Грохот инструментов прерывается.

– Я сохраняю тебе верность, как стеклышко, – заявляет Вера, явно подавляя улыбку.

Улыбка не вписывается в озвученный текст и Николай Павлович уже явно чувствует какой-то подвох.

– Ну да, – опершись подбородком на ладонь, вглядывается в ее лицо – Матовое. У тебя скоро глаза разъедутся оттого, что строишь кому-то глазки.

Вера удивляется.

– Как ты увидел? Спиной что-ли? – потом оборачивается, видит отражение в витринном стекле части зала и хмыкает.

– Ну, ты прямо Штирлиц…Просто он мне гримасы строил. Мне такие не нравятся. Тощий, да еще и усатый. Мальчишка.

Горин косится на витрину, частично закрытую соседкой, и различить толком объект интереса своей подруги ему не удается.

– А что, усы в чем-то мешают? – не удерживается Горин.

Вера поднимает глаза, опущенные к столу и, на этот раз удивляется.

– Почему?!

Горин пожимает плечами.

– Я то откуда знаю, – фыркает Вера. – Как-то не удавалось попробовать.

Горин улавливает пугающие нотки в ее голосе. Можно было наклониться к ней и шепнуть что-нибудь приятное на ушко, но он почему-то этого не делает.

Вера наверное тоже испытывает какое-то раскаяние, потому что наклоняется к нему сама.

– Пригласи меня. Музыка спокойная, какую ты любишь…

Горин откладывает взятую было вилку, с недоверием смотрит в ее лицо. Вера тянет его за рукав. Ни одного взгляда за его спину. Он поднимается и ловит нырнувшую к нему в объятия женщину. Музыка уже не кажется такой громкой и грубой. Горин прячет в ее приятно пахнущих волосах лицо, она обнимает его шею руками и прижимается всем телом. Неожиданно сильно и настойчиво.

– Верочка, пощади меня, – шепчет он ей на ухо.

Она смеется и еще плотнее прижимается так, что он ощущает каждый изгиб, каждую впадинку ее горячего молодого тела.

– Мне кажется, я кое-что чувствую, – шепчет она.

– Тебе кажется, – снова неудачно бормочет Горин.

К столику возвращаются вместе. Соседки взглядами выдают свой интерес к ним. Очевидно и прерванный разговор велся на определенную тему. Можно догадаться какую. Разница в их возрасте видна со стороны…

Устроившись, он замечает, что Вера села не сразу.

– Давай поменяемся местами, – неожиданно предлагает она.

– Да ну, глупости, – почему-то возражает он.

– Он мне надоел, – оправдывается Вера. – Налей мне коньяку. Немного.

Горин медлит с минуту, но выполняет ее просьбу. Затем наливает себе, переводит взгляд на лицо девушки, собираясь что-то сказать, но тут же забывает слова – выражение лица Веры отражает какую-то настороженность.

– Можно пригласить вашу даму? – слышит он над головой петушиный голос.

Горин пожимает плечами и сосредотачивается на своем антрекоте. Кусок попался жестковатый и пока он разделывается с ним Вера уходит. Горин опускает руки, смотрит на ее опустевший стул и не может припомнить спрашивала ли она его разрешения. А может и спрашивала, сквозь возникший шум в ушах можно и не понять. Никогда ему не приходилось слышать настолько неприятный голос…

Горин пытается уловить нить разговора своих соседок, но обрывочные фразы непонятны. По возрасту они похожи на студенток и явились сюда чтобы отметить какое-то событие, может быть окончание сессии. Он напрягается, чтобы сообразить в какой период сдаются экзамены в учебных заведениях, но уже не может вспомнить, когда это происходило в его студенчестве, да и что вспоминать, сейчас все по другому – каждое устанавливает свои правила и порядки. Еще эта музыка навязчивая и бесконечная. Может быть кто-то заказал повтор?… Обе девицы накрашены и одеты наверное модно. Возможно они никакие и не студентки а просто вышли на охоту, хотя по поведению не похоже. Скорее всего у кого-то из них день рождения. Наверное у сероглазой с русыми волосами, она держится немного торжественно. Или просто редко бывает в таких заведениях… Странно, музыка уже смолкла, а Веры все нет… Горин с трудом удерживается, чтобы не оглянуться. В конце концов она может отправиться в туалет. Объяснимая и естественная ситуация… Вторая, темноволосая, с маленькими черными глазками лениво ковыряется в тарелке. Наконец шорох стула Веры извещает о ее возвращении. Горин поднимает глаза на ее разгоряченное лицо и пытается улыбнуться.

– Зачем ты разрешил пойти с ним? – выпив почти фужер освежающего напитка спрашивает она. Спрашивает скорее с любопытством.

– Думал, ты поставишь его на место.

Она рассеянно смотрит куда-то мимо, затем принимается за свое блюдо.

– Я же не знала…

Горин наливает себе коньяк.

– Ты что, обижаешься?

– Я не имею на это права.

– Значит обижаешься, – определяет Вера. – Не буду я больше танцевать ни с кем.

– Я вовсе тебе этого не запрещаю…

Горин ненавидит себя за собственное блеяние, но понимает, что, теперь все, что бы он ни сказал, никак не повлияет на назревающую ситуацию. И что бы ни сделал, тоже…

К соседкам выруливает какой-то южанин, что-то предлагает им, возможно, пытается пригласить на танец. Видимо не получив согласия уводит из-за другого столика полненькую блондинку. Соседки оживляются.

– Ты мне почему-то не рассказываешь о себе. Твоя дочь еще не вышла замуж?

Горин с удивлением оглядывается на нее.

– Нет.

– А пора бы.

– Зачем торопиться с этим? Ты же не решаешься, – бормочет он.

– А никто не берет, – ухмыляется Вера.

Он окончательно теряется от неожиданного наезда.

– А как твоя жена? Не болеет? – закусывает удила Вера

Горину кажется что ее слышно не только за их столиком и он напрягается.

– Ты же знаешь, она в возрасте…

Грохот музыки избавляет Горина от дальнейших объяснений и он механически наливает себе еще коньяку. Выпить не успевает. Над головой тот же петушиный голос.

– Дядя, можно пригласить вашу девушку?

Горин не сразу понимает, что обращаются к нему и смотрит на Веру. Та, порозовев, отводит глаза в сторону. Он сжимает губы, чтобы сдержаться, а Вера, не дожидаясь его реакции поспешно поднимается и уводит наглеца.

Горин механически выпивает свой коньяк, затем некоторое время изучает донышко рюмки из обыкновенного желтого стекла…

Соседки, потеряв нить своих интриг, невразумительно пытаются восстановить точку отсчета. К их столику приближается все тот же неугомонный геноцвале. Горин следит как он маневрирует между столиками, затем поднимается к нему навстречу и сообщает, что уже пригласил обеих. У них групповой танец. Соискатель таращит на него глаза, причмокивает и меняет курс на запасной, к белокурой толстушке. Сероглазая, вероятно не понимая что произошло вопросительно смотрит на Горина. Тот сам не знает что на него нашло и виновато пожимает плечами. Темноволосая покачивает головой.

– Что же вы отшили нашего кавалера? Не пришлось бы вам его заменить.

Горин делает вид, что принимает ее слова за шутку, но неожиданное возвращение Веры спасает его. Он помогает ей сесть и предупреждает, что скоро вернется.

– Ты куда? – вскидывает голову Вера.

– Я ненадолго, – добавляет он.

– Не ходи, сядь, – удерживает она его за рукав.

Он рассматривает ее встревоженное лицо вдруг показавшееся ему незнакомым, затем с усмешкой объясняет причину своей отлучки. Естественный физиологический процесс. Он уже не слишком старается выбирать слова, теперь это не имеет никакого значения.

«Надо ж такому случится…» – издевается голос певицы. Только сейчас он замечает, что музыка, под которую уходила его недавняя подруга, еще не кончилась.

После полутемного зала туалет кажется нестерпимо ярким… Может быть она удерживала его чтобы что-то сказать? Да он и без того знает, что именно.

Открывая вторую дверь Николай Павлович сталкивается со своим соперником. Тот уже не кажется недозревшим, правда тощим и длинным, словно рос где-то в условиях недостаточной освещенности. Горину всегда было непонятно чем могут привлекать такие оглоблевидные переростки женщин. Может быть лицом, так тоже ничего особенного, разве что наглые глаза в сочетании с едва наметившимися усиками…Парень под его долгим взглядом бледнеет и пытается протиснуться за его спиной. Проход узкий и Николай Павлович испытывает головокружение от едва сдерживаемого желания ткнуть его локтем в живот…

Оставшись один он приближается к зеркалу и не сразу понимает, что отразившаяся физиономия принадлежит ему. Морщинки, казалось бы недавно лишь обозначившиеся у глаз уже определяются на ощупь. В некогда темной шевелюре просвечивает седина… Горин тяжелым взглядом всматривается в пугающие детали отражения. Жизнь позади… Сознание, как заглючивший компьютер, начинает вдруг подводить итоги, прокручивая бестолковую монотоннотягостную ленту истории с редкими просветами сомнительных радостей. Они наслаиваются, наваливаются всей тяжестью, и сейчас он физически ощущает эту нарастающую глыбу времени на своем горбу.

Из последних сил он пытается сосредоточится на чем-то утешительном, но выдергиваемые эпизоды вызывают лишь унылое недоумение, неужто ради этого цеплялся, толкался, чтобы, в итоге, вот так ткнуться рожей в зеркало и зайтись от ярости – почему в один из бесчисленных дней не прервал эту утомительную, бессмысленную череду забот, потуг, неудач…

Правда, он знает почему. Потому что инстинкт словно ошейник держит его за горло, не дает сбежать. Горин осторожно крутит головой и… не чувствует его. Вот оно! Свобода! Он окидывает взглядом верхние трубы к сливным бачкам. Трубы на вид крепкие, правда они выше кабин и любой вошедший может стать свидетелем его приготовлений, а хуже всего помехой. Сделать все быстро вряд ли получится, но им уже овладела лихорадка нетерпения. Он нащупывает брючный ремень и одним движением выхватывает из петель. Прислушивается. Тишина. Метнувшись в кабину вскакивает на кромку унитаза, быстро перехлестывает ремень через трубу, пытается поймать пряжку, тянется, ловит и… внезапно оказывается на полу ударившись плечом о мусорное ведро и головой о перегородку. Проклятые ботинки соскользнули с глазурованного горшка. Конечно, надо было снять обувь… Полежав несколько секунд он слышит чей-то насмешливый голос. Кто-то интересуется, не надо ли помочь. Все, время потеряно. Он поднимается, садится на край унитаза и долго тупо смотрит на свои предательские ботинки, затем переводит взгляд на зажатый в ладони ремень, встает и вдевает его в брюки. У раковины умывается холодной водой, подставляет лицо под струю воздуха из электрополотенца. Воздух не подогретый и он долго ждет, когда кожа высохнет, стараясь ни о чем не думать, да это и не сложно – в голове где только что роились какие-то мысли пусто, словно в покинутом улье, шевелит ею и едва не вскрикивает от боли, с какой ошейник впивается в горло.

Он почти выскакивает в вестибюль стоит там некоторое время поеживаясь от недоумения и ужаса. Чего, собственно, он взбеленился?! Молодая, здоровая девушка испытывает естественную потребность в молодом же осеменителе, который сможет стать отцом ее детей, ради производства которых она и сама произведена на свет, и, может быть, станет ей спутником на долгие годы. Потому абсолютно естественно, что она покидает распустившего слюни старого клеща. Элементарная житейская логика и не в его власти идти поперек встроенной программы. Все это он всегда знал, но, вместо того, чтобы отпустить девчонку цеплялся за ее юбку. Наверное, со стороны, он похож на небольшого паучка, нечаянно поймавшего в свои коварные сети крупную, красивую муху. Слишком крупную и слишком красивую… Горин мотает головой, словно так можно избавиться от навязчивых мыслей и с трудом удерживает равновесие. Определенно он слишком много выпил.

В зале ресторана временное затишье. За их столиком никого нет. Теперь он совсем один. Наверное девицам, то ли студенткам, то ли путанам удалось-таки подцепить клиента. Хотя первый их претендент-геноцвале за столиком блондинки и уже пытается поймать ее колено. Девица по поводу его поползновений не имеет ничего против, но, старается сдерживать нетерпеливого инородца, поскольку обстановка исключает развитие событий. Значит не он. Военный тоже на месте – таращит осоловевшие глаза то на одну, то на другую из приглашенных дам. Вероятно перебрал. Тоже выход. Горин пытается угадать по какому сценарию могут развиваться события у этой троицы и эта уловка помогает ему не соскользнуть вновь в свои проблемы.

Появление официанта тоже кстати. Горин знаком приглашает его к столу. Тот, листая на ходу квитанции, подходит и почему-то озирается.

Николай Павлович вопросительно смотрит на него.

– Заказ делала дама. Платить будете вы?

– Да. Видимо расплачиваться буду я, – отвечает Горин и усмехается.

– Но, возможно она не ушла, – официант выдвигает из-за тарелки Веры гардеробный номерок.

– Это уже не имеет значения.

Официанту неинтересны его проблемы, и он сухо называет цифру. Николай Павлович, не вникая в обоснованность счета выкладывает деньги.

Гарсон слегка оживляется.

– Проследите, чтобы номерок не потерялся, – кивает Горин на гардеробную бляшку.

Официант на секунду задумывается, но тотчас соглашается.

– Хорошо.

Горин выпрямившись на стуле замирает на несколько секунд, словно собираясь нырнуть в бассейн с ледяной водой, затем резко встает и отправляется в вестибюль. Беснующаяся толпа танцующих клоунов заполнила все проходы и ему приходится постоянно увертываться от непредсказуемо скачущих тел. Он пробирается не поднимая глаз, заботясь лишь о том, чтобы ему не наступили на ноги…

В вестибюле он обнаруживает в отражении зеркал темноволосую соседку по столику. Она уже в светлой шубке, и шапке рыжего цвета.

– Вы уже уходите? – спрашивает она. – А-а…

– А Вера остается, – опережает ее Горин.

– Вот видишь, у меня есть интуиция, – слышит он голос сбоку и поворачивается в ту сторону.

Голос принадлежит сероглазой. Николай Павлович собирается спросить, причем тут интуиция, но задерживается взглядом на ее лице и забывает о своем намерении. Понять затуманенным разумом, что с ним происходит он не в состоянии, но что-то в ее облике заставляет его онеметь. Он сам не знает что именно. Может быть что-то из недавно перелопаченного прошлого? Может быть эта женщина уже была в его жизни очень давно и вернулась сейчас все такой же молодой и хочет спасти его? Он согласен на все. Пусть даже это будет свет в конце тоннеля.

– Это я сказала, что через десять минут вы уйдете из ресторана один. Прошло ровно десять минут.

– У вас наверное связь с нечистой силой, – бормочет Горин судорожно и безуспешно пытаясь развить тему, опутать ее словами, чтобы она не исчезла.

– Вы отшили всех наших поклонников, так что провожать придется вам, – откуда-то издалека слышит он голос темноволосой.

До него не сразу доходит, что ему бросили даже не соломинку, а подогнали плот.

– Ну да, конечно. Я возьму еще шампанского, – после паузы осмысления спохватывается Горин и бросается обратно в зал.

Возвращаясь с бутылкой вина он даже не взглянул в глубь ресторана, потому что та женщина затерялась не там, а в мужском туалете. Это она соскользнула с кромки унитаза и растворилась в пространстве, вот только плечо почему-то ноет у него. А ее больше нет. Ему даже не пришлось делать над собой усилие, чтобы удержаться и не оглянуться на стойки гардероба, в которых приютилась ее шубка.

Темноволосая понятливо кивнув предлагает свою сумку под увесистую бутылку.

– Ну что ж, идемте, – снисходительно соглашается она на вопросительный взгляд Горина и выходит из освещенного угла и останавливается совсем рядом с ним. Теперь он понимает, откуда исходит ее энергия – глаза у всех в полумраке меняют окраску у нее остаются такими же, какими были в полосе света. Такими же они были у нее и там, за столиком – пугающе пронзительными.

Проспект обдает свежей прохладой. Несмотря на позднее время улица стонет от потока машин.

– Банкет, вероятно в связи с освобождением? – вставляет шпильку в больное место темноволосая. Горин кивает, не вникая в ее слова Его голова занята заботой найти такси. Он перешагивает поребрик и принимается размахивать руками.

– Перестаньте, у нас машина заказана, – останавливает его предводительница и уходит куда-то за угол.

Сероглазая стоит немного в стороне с видом абсолютной непричастности. Она без шапки и длинные прямые волосы ее в свете уличных фонарей кажутся неестественно светлыми. Горину кажется, что она похожа на приведение, его тянет заглянуть ей в глаза еще раз, но ему становится страшно.

В подкатившем такси Горину отводится место на заднем сидении, между женщинами. Он не возражает, хотя ощущение женских тел немного напрягает его.

Когда машина похрустывая ледком выкатывает на полосу движения до него доходит, что он не знает куда они едут.

– Пока никуда. Выпьем шампанского, потом определимся, – отвечает на его вопросительный взгляд темноволосая. – На ходу не получится. Отъедем подальше, а то мужчина у нас ненадежный, еще сбежит раньше времени.

Раньше какого времени Горин не понимает.

– Бежать надо было раньше. Ей давно надо было устроиться в этой жизни, а я не перспектива, – не справившись с расшифровкой услышанного бормочет Горин.

Шофер, видимо по собственной инициативе сворачивает в один из темных переулков и останавливает машину.

– А в чем проблема? – оборачивается к нему светловолосая.

Горин от блеска ее глаз теряется окончательно и принимается бормотать что он не молод, а она только начинает жить…

Девчонка резко прерывает его бормотания:

– Выиграть такую лотерею, появиться на свет, чтобы стать рабом каких-то предрассудков! Лучше уж было не рождаться.

Горин не в состоянии возразить ей. Конечно, лучше было не рождаться.

– Несовместимость от разницы в возрасте чушь, – вклинивается темноволосая. – Ее всегда можно сгладить материальной обеспеченностью.

– Это вообще бред! – фыркает светловолосая и отворачивается к окну.

– Человек видит жизнь реально и незачем сбивать его с толку всякими иллюзиями, – голос темноволосой звучит как выговор с предупреждением.

– Она еще не понимает жизни, – добавляет наставница, уже для Горина.

Николай Павлович даже не пытается распутать словесные кружева спутниц и предлагает все разногласия залить шампанским.

– Может быть лучше поедем к нам? – заглядывает ему в лицо темноволосая.

Тот отрицательно качает головой, открывает бутылку осторожно наливает вино в откуда-то появившийся стакан и протягивает его руководительнице.

– Тосты про себя, – бормочет Горин.

Возможно он имеет ввиду «молча», но никто не запрашивает пояснения.

Второй стакан он наполняет для светловолосой, но та по прежнему сидит отвернувшись к окну, за которым полный мрак.

– Обиделась, – определяет Горин. – Ты такая молодая и твои протесты замечательны. Мы то уже растеряли эту ценность…, поплел Горин.

– Кто это мы? – прерывает его дифирамбы предводительница. – Я почти на год моложе этой девственницы. Выпей Светка! Не тяни резину. Человек торопится.

Светлана неохотно поворачивается, берет стакан и глядя во тьму медленно выпивает шипучку.

– Можно представить ее мысли. Как только от них сияние не возникнет, – острит темная.

– Сейчас возникнет, – негромко сообщает Света и все невольно уставляются в непроглядные стекла автомобиля.

Горин пытается что-то сказать, как все вокруг внезапно освещается. Перед ними предстает мрачный двор-колодец с обшарпанными кирпичными стенами, обломанными скелетами деревцев, остатками штакетника торчащего из груды грязного колотого льда.

– Было лучше, – шепчет Николай Павлович, затем выпивает вино.

А за что вы? – любопытствует Татьяна.

– За упокой, конечно, – бормочет Горин и поворачивается к Светлане: – Выключи свет, пожалуйста.

Та беспомощно улыбается.

– Я не могу…А сколько сейчас времени?

Горин долго всматривается в циферблат.

– Уже полночь… пора на метлу, – бормочет он.

– Успеется, – отвечает Светлана.

Женщины еще о чем-то говорят, но Горин уже не вникает в смысл их слов.

Приходит он в себя оттого, что машина останавливается и слышит чье-то сообщение, что они дома.

Горин открывает глаза, но не может понять, где находятся.

– Я думал мы ждем зеленого…, – бормочем он.

Ему никто не отвечает но по суете он понимает что ему надо выйти чтобы выпустить Свету – замок двери, с ее стороны, не работает.

Когда все выбрались Татьяна берет его за локоть.

– Вам надо немного отдохнуть. Выпить чашечку кофе. К тому же останавливаться на тосте за упокой не по-христиански. Последним должен быть тост за здравие…

– Нет, нет. Уже поздно, бормочет Горин – И меня ждут…

– Ну, конечно, если ждут…, – вмешивается Света.

Николай Павлович поворачивает голову на ее голос, напряженно всматривается в ее лицо.

– Вы, наверное, чего-то опасаетесь? – наезжает Татьяна. – Женщина что была с вами ушла с другим, но мы же не хуже.

– Наверное вам надо на вокзал, но вы хотите остаться. – задумчиво тянет Светлана, глядя куда-то вглубь квартала.

– Читать чужие мысли нехорошо, – ворчит Николай Павлович, старательно избегая встречи с ее глазами.

– Вы забываете, что я проницательная и вижу дальше, чем вы можете представить.

– И что там? – мычит Горин. – пытаясь забраться обратно в машину…

– Словами не объяснить. Я должна была вас туда проводить, но получается зря похитила.

– Как это?

– Это же я вас заставила уйти из ресторана. Но вы еще вернетесь.

Она еще продолжает что-то говорить, но Горин уже не в состоянии понять, чего от него хотят, пробирается на заднее сидение и закрывает дверь.

Автомобиль трогается и Горин вновь закрывает глаза.

– Зря обидел девочек, дорогой, – доходит до него некоторое время спустя.

Горин вздрагивает и не сразу понимает, что куда то едет и пытается напрячь память.

– Это все шампанское, – бормочет он нащупав ногой пустую бутылку на полу и безуспешно разглядывая в зеркале лицо водителя.

– В нашем возрасте удачу надо ценить. Она бывает редко. Это был шанс.

– Не понял, – сознается Горин. – Вы что, сексопатолог или тоже ясновидящий?

– Ясновидящий сексопатолог… Ваша Вера ушла с засранцем не потому, что он молодой, а потому что не мямлит о своих проблемах а прет как танк. Женщины любят уверенных.

– Какая может быть уверенность в моем возрасте, – бормочет Горин. – Где ее набраться?

– На стороне. Мужчина перестает быть мужиком от пассивности, а не от возраста. Справиться с ней можно только у таких вот целительниц. Приходишь как на прием к специалисту. Надо просто расслабиться и отдаться ей. У нее все для этого есть. Это как санаторий, в котором каждому мужику надо время от времени поправлять свое здоровье,

– Вы где-то читаете лекции? – бормочет Горин удивляясь аргументам лектора.

– Жизнь заставила сменить профессию. Теперь вот просвещаю пассажиров, оказываю практическую помощь.

– Какую? – не понимает Горин.

– Адрес я помню, – уклоняется от конкретности просветитель.

– Что, отвезти обратно? – угадывает Николай Павлович.

Мужик за рулем кивает.

– Поздно наверное, да и я чувствую себя … голова раскалывается. Нет ли у вас чего– нибудь от головной боли?

Тот не оборачиваясь закидывает руку за голову. В ладони две белые таблетки.

– Светлана сказала правильно – появиться на свет сложная лотерея и если уж ты ее выиграл нельзя удачу бросать коту под хвост. Удачи не каждый день, – продолжает наставник.

Николай Павлович шарит под ногами, находит бутылку и остатками вина запивает таблетки. Одновременно он пытается разглядеть лицо водителя. Похоже, что он уже где-то видел этого геноцвале. Он пытается вспомнить где, но память неуправляема и всплывает вдруг, как озарение притягательно-парализующие глаза, светлые локоны из далекого прошлого, когда он впервые испытал невероятный, отрывающий от земли восторг от прикосновения к женщине. Ее тоже звали Светланой. Это было только прикосновение, которое не означало прелюдию физиологического процесса, но несло разряд умопомрачительных ощущений. И он вдруг понимает, что всю жизнь подсознательно искал повторения этого безумного восторга. Пусть даже последнего. Как свет в конце тоннеля. И не находил. Может быть такие возможности и были, но он не узнавал их, а скорее обманывал себя, что не узнает. Может быть и понимал, только когда уже ничего нельзя было изменить.

Автомобиль выкатывает на привокзальную площадь, залитую огнями, и останавливается. Горин оборачивается к водителю.

– Вы что, знаете их?

– Последний подъезд, верхний этаж.

– Я не о том… Если бы я был в состоянии, то вернулся…вы думаете, я в состоянии?

– Вам нужно только прийти…

– Ну да… – тянет Горин чувствуя как рассасывается тяжесть и боль в затылке и тело становится легким и послушным.

– Думаете она ждет? – вытягивает последнюю карту Николай Павлович.

– Не сомневаюсь.

– Поедем! – поспешно заявляет он, удивляясь собственным сомнениям только что его одолевавшим.

Автомобиль стремительно описывает окружность вокруг сверкающей стелы и выкатывает на проспект. Горин всматривается в ветровое стекло и его изумляет преобразившийся проспект, совершенно пустынный, залитый призрачным потоком света, сгущающимся внизу в туманное покрывало по которому скользит автомобиль. Роскошные особняки, ажурные решетки, газоны, стриженные деревья – все в такой цветовой гамме, что вызывают сомнение в своей реальности…

Горин слышит голос водителя, он вещает что-то, о том, что баб этих следует драть как сидоровых коз, в этом предназначение мужчины, заложенное создателем и грех его в воздержании…, конечно, иногда приходится и платить, сейчас всякое лечение платное…Все это не доходит до ег7о сознания а воспринимается как бред,

Он уже весь во власти предстоящей встречи со своей волшебной женщиной и чувство это, чистое, глубокое отсекает связь с пошлостью, которую несет полоумный шофер. У них даже не было соития, или какое-там еще дурное слово придумали люди.

Это растущее тяготение делает его проницательным, он узнает двор в который должен въехать и въезжает автомобиль. Он дотрагивается до знакомой двери и она отворяется, лифт со знакомыми расцарапками сам распахивает свои створки и возносит его под самую крышу. Горин плохо понимает, что с ним и как происходит им владеет лишь мощное отрывающее от земли нетерпение, которое несет его по какому-то лабиринту коридоров, лестницам, чердакам. Распахнув очередную дверь он видит, наконец, под стропилами свода пятно света, которое разрастается и центреон видит ее. Она сидит на краю какой-то лежанки в ночной, воздушной накидке не скрывающей ее тело и Николай Павлович цепенеет от немыслимой красоты женщины. Он уже на расстоянии чувствует тепло и упругость ее плеч, груди, бедер.