Текст книги "Игра на изумруд"

8

Дедушку я застала за столом с книгой в руках и раскрытой тетрадью.

– Вот, Даша, стал роль учить и заметил, что не слишком гладко перевод сделан. Полностью пьесу переписать уж никак не успею, решил хотя бы те фразы из своей роли, что на язык плохо ложатся, изложить по-иному. Поможешь? Вот и славно, сейчас отужинаем и поработаем в четыре руки.

Над пьесой мы засиделись допоздна. Жаль, что написана она была на английском языке, а не на французском. Нам было бы легче с французским оригиналом, английский мы хотя и понимали неплохо и даже некоторые сочинения Шекспира знали наизусть, но улавливать отдельные тонкости нам удавалось с трудом.

Утром на репетиции я так переживала за дедушку, что несколько раз едва не забывала о собственной работе – подсказывать актерам текст. Но вскоре поняла, что дедушка смотрится с каждой фразой все увереннее и что большинство наших артистов, очень хороших, надо сказать, артистов, в мастерстве своем ему заметно уступают. Не потому что плохи, а потому что мой дедушка лучше всех! А вскоре заметила, что мою гордость разделяют и Александр Александрович, и почти все остальные.

После репетиции ко мне неожиданно подошла Даша Штольц-Туманова.

– Дашенька, у меня к вам имеется секретная просьба, – шепотом сообщила она мне, и мы вышли за кулисы в укромный уголок.

– Даша, не могли бы вы мне подсказать некоторые тонкости поведения.

– Да о чем же вы? – искренне не поняла я.

– Понимаете, ваш дедушка прямо настоящий английский лорд. Я рядом с ним чувствую себя неотесанной деревенщиной.

– Вы не правы. Леди Тизл у вас очень славно получится, я в том абсолютно уверена! – возразила я.

– Может, со стороны оно так и есть, – отмахнулась от моего комплимента артистка. – Но сама я себя неуверенно чувствую. И знаю, что такая неуверенность может сыграть нехорошую шутку. Вдруг ее публика почувствует? Вот я и решила напроситься на пару уроков аристократических манер.

Мне стало немного смешно, потому что я сама за собой аристократических манер не замечала. Но потом вспомнила, что меня гувернантка многому учила, а еще больше папины замечания о том, как себя вести в том или другом случае. Он умел учить так просто и доступно, что любая наука переставала быть в тягость, превращалась в игру. И еще я подумала о том, что скоро будет бал, и мне самой неплохо бы вспомнить о некоторых манерах, принятых в приличном обществе.

Мы дождались, пока все разойдутся, и приступили к занятиям. Да так ими увлеклись, что я забыла о назначенной встрече с Петей. Спасибо, что в этот раз он не стал топтаться на крыльце в ожидании меня, а набрался храбрости зайти в театр.

– Эх, мне даже жалко стало, что такая красивая версия оказалась ложной! – сказал Петя, когда мы вышли на улицу и направились в сторону университета.

– Ну, может, и не совсем ложной, – поправила его я.

– А я вот Гоше верю, что вряд ли карлик может быть членом преступной шайки!

– Я ему тоже поверила, так как аргументы у него убедительные. Но с другой стороны, если вспомнить виденные нами следы да и весь характер места преступления, то и мы с вами не могли полностью ошибаться. В наших выводах тоже есть рациональное зерно. Да и совсем участие карлика даже Гоша не отрицал.

Мы на некоторое время замолчали, потому что подошли к воротам, ведущим в университетскую рощу. Это было одно из самых красивых мест в городе. Да, наверное, и не только в этом городе. Через белую арку ворот к белому же, молочного оттенка, зданию университета, выстроенному в строгом классическом стиле, вела дорога в добрую сотню шагов. И все это пространство от ворот и до фасада устилал ковер чистейшего, отливающего голубизной снега. Дополняли картину белые с черными крапинами стволы берез, растущих по обеим сторонам от дороги.

Мне хорошо запомнилось, какой зеленой была эта роща в день нашего приезда, как красиво вызолотилась ее листва осенью. Сам университет смотрелся прекрасно и на зеленом, и на золотом фоне. Но вот так великолепно, белоснежно и серебристо, как сейчас, он мог выглядеть только теперь, ясным зимним днем.

Говорить вовсе не хотелось. Хотелось просто дышать и любоваться.

Мы подошли ко входу в университет. Петя распахнул передо мной двери и, шагнув следом, тут же снял фуражку. Шаги наши по широкой лестнице гулко отдавались под округлыми сводами.

– К кому изволите, господа? – спросил швейцар.

– Здравствуйте. Мы в музей, к ассистенту Николаю Николаевичу Оглоблину, – ответил Петя.

– Проводить вас или сами дорогу знаете?

– Знаем, спасибо.

Мы поднялись на второй этаж, прошли мимо распахнутых дверей университетской церкви и почти сразу оказались на месте: музей располагался рядом с церковью.

Помещение было просторным и высоким. И полупустым. Даже несмотря на внушительных размеров чучело мамонта в центре. Понятно, что мы оба сразу принялись рассматривать диковинного зверя, давным-давно жившего в этих краях, и не заметили появления рядом с собой приятного молодого человека с аккуратной русой бородкой и усталыми глазами.

– Здравствуйте, молодые люди, – приветствовал он нас. – Если я правильно понимаю, то вы Петр Александрович, а вы Дарья Владимировна? Меня же зовут Николай Николаевич. Чем могу быть полезен?

– Нам рекомендовали вас как лучшего специалиста по истории Сибири, – начал Петя, но господин Оглоблин его перебил:

– Тогда вас отправили не по адресу, потому как я не могу считать себя даже просто специалистом в этой области, а не то что лучшим.

– Как же так? – принял его слова за чистую монету Петя. – Мне говорили, что вы и премии за лучшую работу по истории Сибири удостоены.

– В том куда большая заслуга профессора Сибирякова, чем моя собственная. Он и экспедиции организовывал, и написанием моей статьи руководил. Впрочем, если вы скажете, с каким вопросом пришли, то, может, и моих скромных познаний достанет на него ответить…

– Не знаете ли вы что-либо об оружии, кусочек которого мы с собой принесли? – спросила я, протягивая скромному сверх меры ученому пакетик с уликой.

Господин Оглоблин извлек осколок, и на его лице отразилась искренняя заинтересованность. Он осмотрел кусочек кости со всех сторон, вынул из кармана лупу и начал повторный осмотр, напомнив мне своей детской увлеченностью Петю.

– Забавно! – наконец заговорил он. – С уверенностью могу сказать две вещи. Во-первых, что данный фрагмент представляет собой обломок лезвия костяного ножа, выточенного из моржового зуба. Так нередко называют клыки моржей, мало в чем уступающие по своим качествам слоновой кости. Во-вторых, лет ему немало. Может, двести, а может, и все пятьсот. Но не меньше двухсот. Это определенно. Что еще? Ножей такой необычной трехгранной формы мне видеть прежде не доводилось. А вот слышать слышал.

Он задумался.

– Точно. Именно по такому поводу. Ох, извините, у меня привычка рассуждать и все припоминать вслух, хотя со стороны это странно смотрится. Так вот, слышал я о подобных ножах в связи с одним племенем, проживающим на территории Монголии.

Он внимательно посмотрел на нас: все ли понимаем и не нужно ли чего объяснять. Похоже, решил, что пока такой необходимости нет, и продолжил:

– Племя это мало общего имеет с самими монголами и иными народами, там обитающими. Скорее оно ближе к тем народностям, что сейчас населяют север Сибири. Но это из области предположений, хотя и объясняет, как сей предмет мог оказаться в наших краях. Ножи такого рода полностью вырезались из кости, и шаманы племени использовали их в ритуальных целях. Вот и все, что мне известно.

– А что-нибудь о внешнем облике людей этого племени известно? Какие-нибудь антропометрические данные? – осторожно спросила я, боясь вспугнуть собственную догадку.

– Э-э-э… Человек, от которого я, собственно говоря, все это и слышал, сравнивал их с пигмеями.

– Но пигмеи – это же только легенда! – возмутился таким ненаучным подходом гимназист.

– Если вы говорите о мифическом племени пигмеев, воевавших с журавлями[19]19
  Речь идет о древнегреческой легенде.


[Закрыть], то совершенно правы. Но на Африканском континенте обитает вполне реальное племя весьма низкорослых людей, которых вполне официально именуют пигмеями. Кстати, основное их занятие – охота на слонов, – при этих словах наш собеседник кивнул в сторону чучела мамонта. – Так вот, именно с такими пигмеями и сравнивал племя из предгорий Тибета мой собеседник. Притом, конечно же, они вовсе не чернокожие, а смуглые, как наши эвенки. Но телосложением и ростом схожи с африканскими пигмеями. Удовлетворил я ваше любопытство?

– Спасибо большое. Мы и не рассчитывали услышать так много интересного, – поблагодарила я рассказчика.

– Тогда я намерен стребовать с вас плату. Я, как видите, занимаюсь обустройством музея этнографии и истории Сибири, и мне хотелось бы, чтобы вы дали оценку той части работы, что уже выполнена. Не возражаете?

Конечно же, мы не возражали. Несмотря на напускную скромность и некоторую манерность в речах, собеседник наш показался мне, да и Пете тоже, человеком приятным и увлеченным своим делом. К тому же мы надеялись услышать еще немало интересного, пусть и не относящегося к цели нашего визита. И не прогадали.

– Эх, красота какая! – восхитился Петя, когда мы вышли в университетскую рощу. – У вас как со временем? Может, чуть прогуляемся по роще?

– Давайте прогуляемся, – не стала отказываться я.

– Давно мне не доводилось слышать за один раз столько интересного. А вам?

– Мне тоже понравилась экскурсия. Как только музей официально откроется, обязательно схожу сюда еще раз. И дедушку позову.

– Вот и мне захотелось отца привести. Ему тоже будет интересно.

Он неожиданно умолк, о чем-то задумавшись, а я не стала его отвлекать.

– Даша, можно я вам скажу одну вещь? Но обещайте не смеяться!

– Обещаю, раз вы просите.

– Я вчера вечером читал газеты, что вы мне принесли. И портрет вашей маменьки рассматривал. И впервые подумал, что отцу совсем немного лет и что ему, может, нужно жениться. И еще подумал: а вот если бы они – ну, мой отец и ваша мама – встретились, то могло бы случиться так, что папенька бы влюбился и сделал предложение. И это предложение могло быть принято. И мы бы с вами тогда стали одна семья. Глупости, наверное?

– Почему же глупости? В жизни всякое случается. Только вот не пойму я вас, Петя, отчего вы именно такой путь видите, чтобы нам породниться?

– Это вы про что? – Петя весь напрягся и даже побледнел в ожидании моего ответа.

– Ну, я вот подумала, что скоро вы станете совершеннолетним человеком и сами сможете сделать предложение. Так отчего бы вам не сделать это предложение мне?

Вообще-то я хотела пошутить, не посмеяться над Петей, просто пошутить по-дружески. Но, сказав эти слова вслух, вдруг почувствовала, как кровь прилила к лицу.

– Зачем вы так жестоко? – растерянно произнес Петя. – Вы же должны были заметить, что я к вам порой прикоснуться боюсь.

– Так, может, вы зря боитесь? – сказала я, ужасаясь собственной смелости.

Петя посмотрел мне в глаза. Вид у него сделался такой, будто стоит он перед прорубью с ледяной водой и собирается в нее с головой окунуться. Я не выдержала этого взгляда и зажмурилась. А через секунду почувствовала, как Петя прижался губами к моим губам, и отчего-то перестала дышать. И не дышала до тех пор, пока не почувствовала, что губы у Пети горячие, а нос холодный. Ну чего в этом удивительного? Мороз же на улице! Но у меня от этого открытия губы стали расплываться в улыбке, и Петя, почувствовав это, отстранился.

Вокруг было так пустынно и красиво, что кружилась голова. Я набралась смелости перевести взгляд на своего товарища и выяснила, что у него невероятно огромные глаза. Похоже, что он не меньше моего удивился собственной смелости.

– В следующий раз, сударь, извольте спрашивать разрешения!

– Как прикажете, сударыня, – хрипло произнес Петя и вздохнул полной грудью. – До чего же здесь красиво. Я и всегда любил это место, а теперь буду любить его еще больше.

– Мне тоже здесь очень понравилось, – ответила я. – Но мне уже нужно быть в театре.

Мы прошли по тропинке между деревьев к небольшому каменному мостику, как и все здесь, белоснежному и красивому, и вышли на улицу через другие ворота рощи. К сожалению, до театра оставался совсем недолгий путь.

После репетиции я по пути домой занесла в управление полиции обломок костяного ножа. Дмитрия Сергеевича на месте не застала, но встретила Михаила Аполинарьевича. Передала улику ему и в двух словах рассказала все, что мы по ее поводу узнали.

– Не очень много, – согласился со мной Михаил. – Но и не совсем уж ничего. Получается, что орудие убийства является древней диковинкой, а это уже немаловажный факт. Жаль, что нам приходится заниматься другим делом, Сергей Дмитриевич с Андреем и вовсе уехали.

– А вы не знаете, как обстоит дело с розыском подозреваемой?

– Знаю, что следователь Янкель в этой связи что-то делает. Но пока у него нет никаких результатов.

Про то, чем именно занимаются Михаил и его товарищи, я спрашивать не стала. Раз сам не сказал, значит нельзя.

9

Я огляделась. Комната была небольшая, но из-за пустоты выглядела чуть просторнее, чем на самом деле. В углу примостились две гири, казавшиеся игрушечными, но я уже знала, что гири самые настоящие, по два пуда весом. Я такую и пять раз не выжму. Интересно, а у Пети с ними какой рекорд?

Собственно говоря, эти гири, ковер на полу и металлическая перекладина, прикрепленная к стене и служившая Пете турником, являлись здесь единственными предметами. А вся эта комната была его домашним гимнастическим залом.

Сразу пришел на память наш с папой (правда, и мама с дедушкой туда порой заглядывали, но в сравнении с нами очень редко) «стадион». Это папенька называл наш зал для упражнений стадионом. Я почти всегда говорила «джунгли». Там три стены были оформлены шведскими стенками, а с потолка повсюду свисали веревки, канаты и трапеции[20]20
  Трапеция – здесь: гимнастический снаряд – металлическая или деревянная перекладина, подвешиваемая горизонтально на двух веревках, прикрепленных к ней по краям. Упражнения выполняются в висе и в упоре как на неподвижной, так и на раскачивающейся трапеции.


[Закрыть] наподобие цирковых. Одна из трапеций, самая длинная, шла из угла в угол и крепилась сразу на четырнадцати штырях с проволочными подвесками. Вот по всем этим «лианам» и «веткам» мы и лазали словно обезьяны. Было очень весело. Когда папа уезжал надолго, я туда приходила с игрушками, и мы играли в Маугли.

Вот только ковра на полу у нас не было.

– Ты разве сможешь с собой ковер повсюду носить? – сказал как-то папенька, когда я захныкала, больно стукнувшись о жесткий пол. – Не сможешь? Тогда давай будем учиться правильно падать. Чтобы больно не было.

Оказалось, что научиться падать совсем несложно и что от ковра и даже от матраца эффект куда меньший, чем от правильных действий при падении.

А еще у нас было много разного оружия: деревянные мечи, ножи и винтовки с деревянными штыками, настоящие рапиры и настоящие кинжалы для метания в мишень, висевшую на четвертой стене. Здесь же единственным предметом, который мог хоть как-то сойти за оружие, была суковатая палка, оказавшаяся в этом месте по неведомой мне причине.

От нечего делать я взяла эту палку и попробовала ее раскрутить. К моему удивлению, она оказалась вполне подходящей для такого упражнения. Я его давно не проделывала, но руки все помнят: круг перед собой, перехват через плечо, перехват за спину, перехват через плечо…

– Вот это да! – завопил вошедший в комнату Петя.

– Это вы о чем? – не прекращая своего увлекательного занятия, спросила я.

– О вас! – восхищенно ответил гимназист. – Ну, и о том, как вы эту палку ловко крутите. Недаром вас в цирк звали.

– А я-то решила, что вы только обо мне, – пошутила я, опуская палку, и смутилась. Потому что впервые оказалась перед Петей в таком виде: в шароварах и фуфайке, в которых я обычно занималась гимнастикой дома. Дело, конечно же, было не в самой одежде. Она и вообще была очень модной, мне ее маменька год назад купила в Париже, и точно в такой же спортивной форме выступали лучшие французские спортсмены на Олимпийских играх. Я вот, к примеру, уже точно знала, что и в новом платье, которое заказала для бала, стану перед ним смущаться. Перед другими не буду, а перед ним обязательно. Очень это заразная болезнь – смущаться без особого повода. И Петя меня ею заразил.

Ну да собрались мы здесь по делу, и я, отвернувшись, будто для того, чтобы поставить палку на место, а на самом деле чтобы успокоиться, сказала:

– Самое первое и главное, вы уж будьте добры это запомнить: ваша сила – это не только слабые стороны противника, но и умелое использование его собственной силы, его сильных сторон. Понятно?

– Не буду врать, – почесав затылок, ответил мой ученик, – пока не слишком. Но обещаю это твердо запомнить и никогда не забывать. А там, глядишь, и пойму.

– Вот и славно, – похвалила я. – Наши уроки будут состоять из двух частей. Как правильно изучить противника, понять его, и как этим пользоваться. А теперь… возьмите для начала палку и попытайтесь ударить меня сзади.

– По голове?

– Можно и по голове.

Петя взял палку, подошел поближе и, как всегда, принялся топтаться на месте. Я встала таким образом, чтобы видеть его тень на стене, и в момент замаха – хотя я этот замах и по дыханию уже услышала – резко повернулась и чуть толкнула его ладонью в грудь. Замахнулся Петр по-настоящему, чего я и ждала, но я так же точно знала, что он забоится меня ударить и его движение вперед будет слабеньким. А вот замах был что надо, и от моего толчка ученик не устоял на ногах и плюхнулся на ковер.

– Это как же? – непонимающе замотал он головой.

Я спокойно объяснила ему, исходя из каких соображений действовала и почему действовала так, а не иначе, отчего толкнула именно в это место, а не в другое.

– Вот теперь становится понятнее, – пробормотал Петя. – А дальше что?

– Дальше посмотрите на меня, вспомните все, что вы обо мне знаете: как дышу, как хожу, как двигаюсь, – и попробуйте представить, как я бы ударила вас палкой.

Петя послушно уставился на меня, но почти сразу начал краснеть.

– Простите, Даша, – сказал он. – Я, когда на вас смотрю, обо всем забываю.

– Вот и хорошо, – сказала я. – Мало ли что может вас отвлекать, а вы сосредоточьтесь. Не отлынивайте от урока, а то рассержусь.

– А вы бы не стали бить с размаха! – твердо ответил ученик. – Вы бы как-нибудь хитроумно ударили. И неожиданно.

– Молодец. Но все же представим, что я просто сильно на вас обиделась и решила огреть палкой по голове.

– Эх… ну, во-первых, вы бы не стали приноравливаться и останавливаться, чтобы встать поудобнее, а ударили бы с ходу. А во-вторых, из того, что я только что видел, получается, что скорее всего вы бы ударили не плашмя, а торцом палки. И вместо замаха крутанули бы ее…

– Будем считать, что на первый вопрос вы ответили. Теперь задание на дом. Всегда и про всех представляйте, как тот или иной человек может вам причинить вред. Даже если безусловно уверены, что он никогда этого не сделает. Если вас это будет смущать, то представьте, что он за вас станет заступаться перед бандитом. Человек ест и держит в руке вилку и нож – как он ими станет пользоваться в качестве оружия? Человек читает книгу – может ли он воспользоваться ею? А главное – замечайте, как он дышит, двигается, как разные самые пустяковые дела делает. Это должно войти у вас в привычку. Потом будете мне рассказывать. Понятно?

– Понятно, хоть и не так просто, как я предполагал. Ну так что? Еще раз вас палкой стукнуть?

Я расхохоталась от столь заманчивого предложения.

– Не надо меня стукать палкой. Мы сейчас займемся тем, чтобы вы сами не стукнулись при падении. Будем учиться падать.

После урока мы пили кофе, и Петя стал рассказывать новости.

– Николай Николаевич по телефону сказал, что получил из Петербурга научный журнал со статьей и что в руки он мне журнал не даст, но я могу зайти к нему и прочитать.

Он принялся есть печенье и замолчал. Я не стала его торопить, догадалась, что он не вредничает, а с мыслями собирается.

– Статья интересная, – наконец сообщил он. – Но не для нас. Там про монгольские народы и их образ жизни. Про наше племя написано лишь несколько слов: мол, слышали про него, и все.

Мы помолчали и неожиданно сказали вслух одно и то же:

– Жаль, что дедушки Алексея нет.

Отсмеявшись, сошлись на том, что дедушка Алексей действительно может что-нибудь про это племя низкорослых людей знать.

Дедушка Алексей – это наш знакомый эвенк. Мы однажды помогли ему в важном для него деле и подружились. Человек он совершенно необычный: шаман! При этом крещеный. А знает он про свой народ и другие близкие эвенкам народы больше любого профессора. Вот только где его искать в тайге?

– Чуть не забыл, так смешно мы хором сказали, – хлопнул себя по лбу Петя. – Там еще рисунок был. Точнее, рисунков там много, но один мне очень важным показался, и я его перерисовал. Сейчас покажу.

Рука у Пети была уверенная, и рисовал он очень хорошо. Можно даже не сомневаться, что рисунок в журнале точно такой. На листе был изображен кинжал с трехгранным лезвием, переходящим в простую, без украшений, рукоятку. Рядом для понятия пропорций нарисована небольшая линейка. Получалось, что длина всего кинжала – около двадцати дюймов, а самого лезвия – не менее двенадцати-тринадцати. Это я на глаз определила, а Петя, как оказалось, постарался измерить все в точности. Но я совсем немного ошиблась. Подпись под рисунком сообщала, что этот костяной нож хранится у одного пастуха, который нашел его в предгорьях Тибета. Еще автор статьи на основании собранных им рассказов предполагал, что этот костяной нож изготовлен из целого куска моржовой кости тем самым племенем монгольских пигмеев и, скорее всего, использовался ими в ритуальных целях.

– Наверное, жертвы приносили, – высказал свое мнение по поводу «ритуальных целей» монгольских пигмеев Петя. – Хорошо бы не человеческие.

– Не получается у нас четкую версию выстроить, – сказала я, когда мы закончили рассматривать рисунок. – Вероятнее всего, карлик такое преступление совершить не мог. Но и совсем от этой мысли отказываться нельзя.

– Я вот про карлицу, что с княгиней в монастырь приезжала, думал, – произнес Петя. – Она уж точно могла знать про изумруд…

– И что же вы умолкли?

– Нет, не получается. Со слов Степки карлица та стара очень. Опять же уехала она вместе с княгиней, и совсем непонятно, как бы ей обратно удалось вернуться, под каким таким предлогом? Ничего толкового из такой версии не получается.

Петя умолк и огорченно вздохнул.

– С пигмеями и того хуже получается, – вслед за Петей вздохнула и я. – Племя то ли есть, то ли его нет. А если все ж таки есть, то где-то в Монголии. Не ближний свет!

– Но кинжал-то есть! – воскликнул Петя. – И не один, а сразу два! Ну, тот, что был нарисован в журнале, и тот, которым убийство совершено. Стоп! А может…

– Правильно. Вы, Петя, попросите нашего знакомого из университета дать адрес его петербургского знакомого и напишите тому письмо. Спросите подробно про судьбу кинжала, забрали ли его у того пастуха, а если забрали, то не пропадал ли он.

– Обязательно напишу. Вдруг из этого какой-то толк выйдет?

– Может быть, его еще спросить, как он полагает, существует ли это племя до сих пор, или его давно уже нет. И каков возраст описанного кинжала. Про наш уверенно сказали, что очень старый.

Потом Петя стал приглашать меня на репетицию спектакля, но я сказала, что на спектакле буду обязательно, а приходить на репетицию с моей стороны не совсем тактично по отношению к Николя Массалитинову.

– Я думаю, он только рад будет, – попытался возразить будущий дебютант.

– Надеюсь, но вдруг… Вы просто не знаете, какой ревнивый народ актеры. Решит, что вы меня позвали советов спрашивать.

– Совет я у вас и так спросить могу. Ну да ладно. А меня на репетицию проведете в театр? Значит, там и встретимся.