Текст книги "Вера и рыцарь ее сердца. Роман в 6 книгах. Том 1"

Валентина видела, что к мальчику с возрастом приходят нормальные подростковые желания, но её огорчало то, что её сын совсем не обращал внимания на девочек, и она поделилась своей тревогой с мужем.

Как-то вечером Альфонс подозвал сына к себе в мастерскую и сообщил ему прямолинейно, по-отцовски, что мужской член дан человеку для того, чтобы его время от времени пускать в дело. На этом его отцовское половое воспитание закончилось, а волнение его жены только разгорелось.

Мадам Де Баккер, вырастившая трёх хороших сыновей, посоветовала Валентине самой помочь Ронни освободиться от его мужского желания, которое не давало ему спать по ночам. Валентина последовала её совету, и однажды в полночь она вошла в спальню к Ронни и, встав на колени перед его кроватью, стала поглаживать его возбуждённую мужскую плоть. Вскоре мужская влага излилась, сын во сне блаженно улыбнулся, перевернулся на бок и крепко уснул.

Валентина мысленно поблагодарила всезнающую мадам Де Баккер и, довольная собой, отправилась в свою спальню, где уже видел десятый сон Альфонс.

В одну из душных летних ночей Ронни опять страдал во сне от неутолимого желания быть обласканным актрисой. …Вдруг сама Брижит Бордо протянула к нему руки и прижала к своей восхитительной груди. От счастья Ронни проснулся, а когда проснулся, то чуть было не свалился с койки, потому увидел маму, которая склонилась над его животом.

Весь следующий день Валентина злилась на сына и с ним не разговаривала, а тот не мог понять, что он должен делать в таких случаях, и это незнание сильно досаждало Ронни, но не настолько, чтобы грустить.

Потом и Валентина взглянула на себя со стороны, ей стало совестно за свои проделки в спальне у сына. Сначала она злилась на мадам Де Баккер, которая давала такие бесстыдные советы, но когда первая волна стыда прошла, то женщина почувствовала радость, что её усилия по спасению сына от юношеского невоздержания безнадёжно провалились. Почувствовав свободу от тайных мыслей, приводящих её в постыдный трепет, она оставила сына в покое: пусть теперь он сам спасает себя.

Родители Ронни были активными членами социалистической партии Бельгии, и каждое лето отправляли его в лагеря, организованные для детей социалистов. Скауты всех возрастов были разбиты на отряды и носили униформу с шёлковым галстуком на шее. Галстук красного цвета с белыми шариками нелепо смотрелся на толстой шее Ронни, который не понимал смысла в бесконечных походах по дюнам с шёлковым «ошейником» на шее. Лагерная жизнь напоминала ему ту же школу, только школу летнего сезона.

В начале каждого сезона находились задиры, любители подшутить над плотно сбитой фигурой Ронни, которая при малом росте действительно казалась несуразной. Они кричали за его спиной типа: «Ой, толстая груша, не дай себя скушать!» или «Колобок, колобок, побежал наутёк». На подобные выпады ребят Ронни отвечал одним ударом под ребро обидчика, и тот тут же забывал даже своё имя. Были в лагерной жизни и свои хорошие моменты, ибо в совместных походах еду на всех ребят часто готовила его мама, а готовила Валентина всегда сытно и вкусно.

Альфонс и Валентина также состояли в клубе любителей природы, члены которого иногда устраивали совместные пикники с играми и едой на свежем воздухе.

Как-то раз несколько семей клуба любителей природы договорились вместе съездить в Париж. Эта поездка была приурочена к пасхальным каникулам, но в последний момент что-то помешало Валентине и Альфонсу принять участие в этой поездке, и они вместо себя отправили во Францию своего тринадцатилетнего сына, под присмотром своих друзей.

В Париже женщины, любители природы, решили пройтись по магазинам и с согласия мужей разбежались кто куда, а их мужчинам ничего другого не оставалось, как податься на улицу красных фонарей, где их ждали неприличные развлечения. Только прибыв на место назначения, они вспомнили о присутствии в их компании несовершеннолетнего подростка, сына Де Гроте.

Перед тем, как зайти в дом терпимости, в витринах которого зазывали клиентов полуобнажённые красотки, мужчина попросили юношу подождать их возвращения на улице. Ждать друзей отца на улице красных фонарей было совсем нескучно, и Ронни, прислонившись к стене противоположного здания, с любопытством стал разглядывать весёлую жизнь на улице свободной любви. Прошло немного времени, как и к нему подошла кокетка, Ронни сразу узнал в ней проститутку.

– Что, скучаешь, крепыш? – обратилась она к подростку и улыбнулась ему ярко накрашенным ртом.

От волнения Ронни не услышал вопроса, потому что не мог отвести глаз от женской груди, которая оказалась прямо перед носом. Такой прелестной женской груди и так близко он ещё не видел.

– Хочешь потрогать? Не бойся, малыш, грудь женщины любит ласку, а я не кусаюсь! – рассмеялась девушка.

Ронни не мог ничего с собой поделать, его тянуло последовать примеру взрослых мужчин, но было как-то боязно.

– Ну что, мой мальчик, мелочь на конфеты накопил? – спросила девушка, похлопывая его по карману штанов.

Ронни быстро вытащил все деньги, полученные от родителей на развлечения. Девушка охотно взяла мелочь, пересчитала её и проворно засунула монетки в потайной карман панталон. Потом она повела стеснительного подростка за собой.

В чужом доме, в маленькой комнатке с широченной кроватью случилось то, о чём Ронни так часто мечтал в своих снах. Но это произошло до обидного быстро: девушка прижала его к себе, потом Ронни задохнулся от сиюминутного приступа чувственного восторга, и лёгкость, наступившая в теле, почему-то сменилась разочарованием в душе. Он ожидал чего-то большего от этого «запретного плода», который назывался – доступные женщины.

Деньги, впрочем, были потрачены, и обиженных не было, а вечером папины друзья повели сына Де Гроте в ночное варьете на площади Пигаль. В середине представления над публикой стала парить большая птичья клетка, в которой сидела голая женщина в перьях, но теперь Ронни не хотел прижать её к своей груди.

По приезде домой он почувствовал себя значительно взрослым и самостоятельным мужчиной.

– Де Гроте, за минувший год ты не сделал ни одного домашнего задания! – в голосе директора звучало огорчение.

Директор учительствовал уже долгие годы. Он видел, что в мальчике погибает талант исследователя, но был бессилен что-либо изменить в его судьбе. Понимая, что ребёнок не может видеть своего падения, пока не упадёт, директор навестил семью мальчика. Валентина напоила важного гостя крепким кофе, но не сразу поняла, зачем он пришёл. В конце беседы она сообщила директору, что её сын, Ронан Мария Альфонс Де Гроте, является единственным наследником фамильного процветающего предприятия, поэтому ему не обязательно быть учёным, а надо быть богатым и здоровым. На прощание она посоветовала директору оставить её сына в покое, потому что по народной мудрости книжки читать – лишь тоску нагонять.

Пришло время, и директор школы с сожалением сообщил Де Гроте младшему, что его школьные знания недостаточны для перехода в следующий класс.

Ронни совсем не расстроился решением директора и отправился домой, мечтая о свободе и играх на воле. Однако Валентина думала по-другому.

В первый день каникул ни свет, ни заря она разбудила сына и отправила его искать работу на сосисочной фабрике. После завтрака Ронни сел на велосипед и поехал на завод, который был в двадцати километрах от дома. Завод показался ему гигантским полигоном. В отделе кадров прежде всего спросили дату его рождения.

– 21 сентября 1944 года, – ответил мальчик.

– Когда тебе исполнится полных четырнадцать лет, тогда и приходи.

Счастливый, Ронни вернулся домой. Всё лето он трудился в саду, потом помогал отцу, иногда подрабатывал, ремонтируя велосипеды друзей и детские коляски подруг мамы, а иногда разъезжал по посёлку на автомобильном киоске «Мороженое» вместо его соседки, у которой были гости, причём он каждый раз зарабатывал больше, чем сама продавщица мороженого.

Однажды юноша увидел, как его богатый сосед выкорчёвывает старый дуб на лужайке перед своим домом. Дуб был хоть древний, но ещё в силе, перед ним пожилая пара казалась парой жалких лилипутов. Ронни подъехал на велосипеде прямо к их забору.

– Давайте, я вам помогу, – обратился он к соседу, обходившему дуб с топором в руке уже в который раз.

– Тебе, юноша, не справиться, как, видно, и нам. Эта задача нам с женой не по плечу, – с тоской в голосе ответил сосед, а его жена с надеждой посмотрела на подростка.

– Уверяю вас, что справлюсь с этой задачей за полчаса.

– Сынок, если справишься, мы хорошо заплатим.

Ронни ловко перепрыгнул через соседский забор, привычно взял в руки лопату и быстро подкопал под деревом яму. Вскоре лопата сменилась на топор, которым паренёк подрубил оголившиеся толстые корни, потом юноша влез на самую верхушку дуба и стал раскачиваться как на качелях. Крона дерева склонялась всё ниже и ниже в противоположную сторону от ямы, но его корни из последних сил цеплялись за почву.

В какой-то момент юноша ловко спрыгнул на землю, а дуб прощально заскрипел и рухнул поверженным на зелёный газон.

– Молодец, сынок!

– Меня дед этому научил, ещё в детстве! – с гордостью сказал Ронни, принимая от соседей заработанную мелочь.

Первого сентября Ронни не пошёл в школу. Все дети его возраста сели за школьные парты, а он в первый день занятий купил на заработанные им деньги старый мотоцикл господина Де Баккер, хотя этот мотоцикл не заводился, но это никого не огорчало.

21 сентября Ронни исполнилось 14 лет, и он отправился на сосисочную фабрику на своём, видавшем виды велосипеде.

Часть 4

Осень нежилась в оранжевом золоте деревьев и кустарников, а ленивый ветер, пригревшись на солнышке, не спешил сдувать с них эту лиственную красоту. В такую погоду ездить на велосипеде только в удовольствие, но какое может быть удовольствие, если велосипедная езда диктовалась необходимостью. Уже почти год Ронни ездил этим путём 20 километров на работу и те же двадцать километров обратно. Природа активно подстраивалась под времена года, а у него в жизни ничего не менялось. Труд сосисочника в тёмном, влажном и холодном цеху совершенно не соответствовал его юношеским мечтаниям.

На фабрике Ронни не ставили оценки, не выгоняли раньше времени домой, как это было в школьные годы, и никого не интересовало, хочет ли он работать в цеху на побегушках и крутить сосиски, которые рабочим мясного цеха полагалось пробовать. Ронни старался быть всем нужным, чтобы не чувствовать себя забытым между кипящими котлами, висячими шлангами и гигантскими мясорубками.

Видя усердие четырнадцатилетнего паренька, рабочие охотно заваливали его всевозможными поручениями. Каждому в цехе хотелось поучаствовать в трудовом крещении новичка, а как тут обойтись без весёлой присказки?

– Эй, Ронни, подай ведро воды, только смотри сам в ведро не угоди! Ха-ха!

– А ну-ка, дружок, наточи ножи поострей! Как свинину нарежем, так твой чуб со лба и срежем!

– Эй, малыш, здесь вытри, а там подотри и в штаны не наложи! Хи-хи!

Когда мальчик со всех ног бежал, чтобы выполнить очередное поручение и в спешке спотыкался о шланги, которые змеились на цементном полу, то его предупреждали: «Алло, Ронни, сынок, шею-то не сломай, а то больно будет!»

К прибауткам Ронни был приучен дедами с детства и сам любил пошутить, а за добродушие и старательность рабочие в цеху признали его приёмным сыном, но родным сыном он так и не стал. Главным для всех тружеников сосисочного цеха оставались всё-таки работа и персональный заработок.

В последнее время старый велосипед часто ломался, поэтому на работу юноша всегда торопился, а домой катил не спеша, жалея своего двухколёсного друга, который уже отсчитывал свои последние километры.

Времени в пути было достаточно, чтобы задуматься и понять, что Ронни сам виноват, что прошляпил удачу.

Конечно, поначалу он даже радовался тому, что никто не заставляет его ходить в школу, делать уроки и учить то, что он или уже знал, или вовсе не собирался знать. Эта радость сочеталась с гордостью рабочего человека. Все его товарищи по-прежнему оставались школярами и поначалу смотрели на своего друга восторженно, а его потная рабочая спецовка была для них символом взрослой жизни.

Когда тревожно завыли ветры и на корню засыхали цветы, Ронни стало катастрофически не хватать того сопротивления, которому ему необходимо было сопротивляться, в череду будней превратилась его молодая жизнь.

Целые дни паренёк работал на фабрике, ел даром аппетитные сосиски, каждую неделю приносил он домой получку, которую его мама прятала в толстый кошелёк. Вот и всё, что происходило теперь в его жизни.

Никакой мечты, никаких свершений!

Потом наступила зима. Она моросила холодными дождями, дула северными ветрами, серой пеленой заволокла небо, чтобы не всходило по утрам солнце, и этим портила Ронни настроение, чтобы тот сам прочувствовал, как буксует его судьба по дороге на фабрику и обратно. Работа сосисочника исключала любые мысли о приключениях, и друзей у него не осталось. Тупик.

Случилось, что в самую длинную ночь прошедшего года Ронни понял, что единственный человек, который искренне интересуется его дальнейшей судьбой, он сам!

Никого вокруг не заботило, будет ли Ронни учиться дальше или до старости станет крутить длинные сочные мясные сосиски. Состариться мясником ему не хотелось, да и подобная участь совсем не соответствовала тем космическим походам, о которых мечтал он в детстве, но решение учиться дальше было принято осознанно, когда в лицо бил колючий снег, а ехать до дома на велосипеде казалось пыткой.

Нет, Ронни не позволит загнать себя в мёртвый угол, потому что теперь он сам, и никто другой, будет выбирать то, что ему делать и как ему жить!

Когда сын объявил о своём решении учиться в школе для взрослых, первой запротестовала его мама.

– Чего тебе не хватает, Ронни? Учиться захотел? Отец твой не учился, а своё строительное дело имеет! Следуй его примеру!

Валентина нетерпеливо поглядывала на мужа, а тот, словно глухой изголодавшийся тетерев, причмокивал, доедая аппетитное мясное жаркое и не собирался вразумлять своего сына. Тогда Валентина пошла по запасному, как ей казалось, беспроигрышному пути.

– Ронни, работа у тебя хорошая. В цеху работать – это не под дождём. Трудись себе на здоровье и денег много зарабатывай! Может быть, тебе нужны деньги, чтобы погулять вечерком или в кино сходить? Сколько тебе надо? Я тебе дам.

Сказав это, она быстро засеменила в свою спальню и возвратилась оттуда с пухлым потрёпанным кошельком. Не глядя на сына, Валентина принялась считать деньги. Её брови сморщились, а подкрашенные губки безмолвно двигались в такт счёту. Ей никак не удавалось сосчитать, сколько будет стоить билет в кино и стакан колы с кульком вздутой кукурузы.

– Мама, не нужны мне деньги. Я буду заниматься в вечерней школе. Я слышал от рабочих, что по окончании учёбы можно получить аттестат зрелости, а потом я смогу учиться на профессию.

– Но вечерняя школа находится в тридцати километрах от дома. Думаешь, что ты будешь каждый день ездить на трамвае? Как бы не так! Учти, я денег на трамвайный билет тебе не дам, – решительно заключила Валентина.

– А я на велосипеде буду ездить, мама.

В ту ночь родители долго не спали. До Ронни доносился их возбуждённый разговор, но сам он был спокоен, потому что сделал выбор и не обременит своих родителей лишними расходами. Утром следующего дня Альфонс, уходя на работу, сказал сыну коротко: «Хорошо, если ты хочешь, делай то, что тебе под силу!»

Начиная со следующей недели Ронни после работы на фабрике быстро съедал приготовленный мамой ужин, вскакивал на велосипед и преодолевал те тридцать километров, что отделяли его дом от школы для взрослых. Возвращался домой он к двенадцати часам ночи и поскорее запрыгивал в кровать, чтобы в шесть часов утра съесть свой завтрак и отправиться на работу. Теперь в пути мечтал он редко. Сидя на жёстком велосипедном седле, Ронни то дремал, то просто бездумно крутил педали, отдыхая от всего на свете.

Работа оставалась работой, мастер был им доволен, а сам Ронни был доволен и мастером, и учителями вечерней школы. Школьный материал преподавался в сжатой форме и хорошо усваивался пареньком. Теперь он был лучшим учеником в классе, и учителям приходилось тщательно готовиться к уроку, чтобы удовлетворить жажду знаний любознательного Де Гроте. К зиме Роннин велосипед приказал долго жить.

– Мама, мне нужен новый велосипед, потому что мой старый окончательно сломался. Я уже не смогу его починить.

– Если сломался, то нужно купить другой. В магазине большой выбор новых велосипедов, а с рук будет дешевле, – рассудительно ответила Валентина и встала из-за стола для убедительности своих слов. Она уже давно подготовилась к этому разговору.

– Мама, ты же знаешь, что у меня нет денег на покупку велосипеда, ведь я всю зарплату тебе отдаю.

Альфонс, покашливая, вышел из-за стола и включил телевизор, а Валентина не унималась:

– А я тебя кормлю… Если ты настаиваешь, хорошо, я дам тебе денег, но дам только взаймы. Эти франки ты должен будешь отработать у отца, на строительстве… в выходные дни. Я правильно сказала, мой дорогой?

Альфонс кивнул головой, и Валентина гордо удалилась в спальню, чтобы отсчитать сыну деньги на покупку нового велосипеда. Ронни был очень рад, что его проблема так легко разрешилась. Теперь по выходным дням он стал подрабатывать у отца на предприятии. В отличие от мастера на сосисочной фабрике, отец был скуп на похвалу, поэтому Ронни работал на строительстве без особого энтузиазма. Альфонс видел это и молчал, он любил своё дело и любил работать с чувством, с толком, с расстановкой, а сыну дал только одно наставление: «Гордиться своим трудом – это хорошо, но зазнаваться – плохо».

Как только сумма, выданная мамой на новый велосипед, была отработана, Валентина одолжила сыну деньги на новые кожаные ботинки, потому что его старые ботинки уже совсем прохудились и в дождь промокали.

С каким нетерпением ждал Ронни прихода весны, и вот приход весны с раннего утра трелями соловья будил рабочий люд, заливая всё вокруг солнечным светом, ароматом цветения и теплом.

В один из таких пригожих весенних дней юноша ехал в вечернюю школу в благодушном настроении и ни с того ни с сего решил сократить дорогу, и свернул по тропинке в зеленеющий лес, знаменитый своим боевым прошлым.

Вдруг среди полного умиротворения в природе и на сердце он услышал девичий крик. Где-то совсем рядом девушка взывала о помощи: «Помогите, помогите!», и Ронни, недолго думая, соскочил с велосипеда, который тут же врезался в колючие придорожные кусты, и со всех ног бросился на девичий зов.

На лесной поляне совершалось преступление. Какой-то лохматый парень грубо прижимал кричащую девушку к стене разрушенного немецкого бункера. Парень сжимал в своих жилистых руках нежные запястья девушки и пристраивался встать между её стройными бело-молочными ногами, розовые женские трусики валялись рядом, на траве. Девушка громко кричала, закрыв глаза, и брыкалась изо всех сил, пытаясь вырваться на свободу.

Рыцарство живёт в каждом настоящем мужчине и не даёт ему пройти мимо насилия сильного над слабым.

Ронни одним прыжком подскочил к парню, набросился на него сзади и правой рукой обхватил шею, словно это была шея не человека, а льва. Теперь уже насильник вырывался из рук более сильного человека, чем он сам, а спасённая девушка безвольно сползала на землю, ещё не веря в спасение.

Борьба добра со злом длилось несколько мгновений, и тело кудлатого парня вдруг обмякло и повисло на руке молодого Де Гроте. Возмездие настигло преступника на месте преступления! До его гибели оставалась секунда, другая… Никто и ничто не могло теперь остановить Ронни от завершения возмездия: ни испуганный вид девушки, с ужасом смотревшей на происходящее, ни жалобный стон преступника, ни весёлые голоса птиц, распевающих в кроне деревьев с проклюнувшимися листиками.

Это случилось не по воле победителя, это случилось само по себе. Внезапно руки Ронни ослабли, тело незнакомого парня выскользнуло из захвата и безжизненно повалилось на землю.

Впервые в жизни юноша испугался того, что сделал. Капли холодного пота выступили на висках. Ужас перед совершённым им убийством постепенно доходил до разума, и разум отказывался верить. Грубо схватив ещё тёплый труп за грудки, он с такой силой встряхнул его, что безжизненное тело, словно испугавшись второго удушения, вздрогнуло.

Оживший парень сначала всхлипнул, потом со свистом втянул в себя воздух и сразу закашлялся. Через несколько минут незнакомец уже удивлённо смотрел на Ронни, потом так же удивлённо – на девушку.

Однако спасённая девушка не приветствовала спасителя, как было положено, согласно голливудским версиям, она не осыпала своего рыцаря трогательными поцелуями. Как только она оправилась от шока, то сама набросилась на Ронни, отчаянно стуча в его грудь нежными кулачками.

– Откуда ты взялся?! Тебя что, черти на рогах притащили? Ты же мог убить его! Ты его задушил! Что, силу некуда девать? Да ты знаешь, что такое любовь? Так вот, я люблю этого паразита! Только его я люблю! А ты зачем его душил как бешеный? Как я буду жить без него?! Я не смогу жить без него! Ты это можешь понять или ты совсем законченный монстр?! – приговаривала девушка, всхлипывая.

А рядом с ними лежал на траве потерпевший и улыбался, он улыбался тому, что опять может дышать, вдыхать весенние запахи, следить за снующими по синему небу белыми облаками и слышать, как сильно любит его эта непокорная красавица.

Потом внимание кудлатого парня переключилось на своего потенциального киллера, который с явным недоумением смотрел на то, как лупит его взбешённая Элла, и это было смешно.

Девушка, услышав смех любимого, пришла в себя, бросилась в объятия кудлатого парня, обрушив на него шквал женской нежности, и забыла о Ронни, который не мог сообразить, что происходит перед его глазами и что он только что чуть не совершил.

На этой лесной поляне он был лишним, и его любимая логика была бессильна что-то понять в этом абсурде человеческих отношений, где слова расходились с делами, а дела – с их последствиями, и виной всему была девичья хитрая натура.

Как раненый зверь, ринулся Ронни через колючие кусты дикой ежевики к своему велосипеду, чтобы скорее покинуть место своего позора, но его окликнул тот, которого он чуть не убил.

– Эй, парень, вернись! Прошу!

Что-то было в этом зове особо располагающее, и Ронни вернулся на поляну перед бункером. Парень, оправившись от удушения, протягивал ему руку для приветствия, а его обнимала сияющая девушка.

– Амай, в тебе силища, друг, как в двух жеребцах. Давай знакомиться. Меня зовут Раймонд, а эту козочку – Элла. Мы из банды «Бункерских крыс». А тебя как зовут?

– Если спрашиваешь, скажу: меня зовут Ронни. Интерполом не разыскиваюсь, числюсь лучшим сосисочником на фабрике в поселке Синт-ин-Гоор и опаздываю на урок в вечерней школе.

Перемирие было скреплено крепким пожатием рук, и это перемирие было необходимо прежде самому спасителю девушек, которому нужна была поддержка, пусть даже поддержка недавнего врага.

– Друзья, – сказал он на прощание, – если я помешал вашим развлечениям, то извините, а ты, Раймонд, скажи своей козе, чтоб не орала на весь лес… по пустякам.

Когда Ронни развернулся, чтобы скорее покинуть место происшествия, его вновь задержал Раймонд, дружески положив свою руку на его плечо.

– Ты на Эллу не обижайся, она у нас дикая. Спасибо, что ты меня не прикончил на месте бурного выяснения наших отношений, но, с другой стороны, само провидение послало тебя к нам, потому что мы – знаменитая банда «Бункерских крыс». Не слышал о такой? Нет? …Пойдем к нам в банду! Мы в дружбе и в бою – «один за всех, и все за одного». Там сила твоя пойдёт в дело, ведь где «Бункерские крысы», там победа и рок-н-ролл! – заученно проскандировал Раймонд.

– Пойдём к нам, не стесняйся, и для тебе дело найдётся! Рада, что Раймонд теперь знает, что у меня есть такой защитник! С твоей мёртвой хваткой ты у нас быстро своим станешь. Много не думай, вредно, посмотри, какие мы хорошие!

Сказав это, Элла легко покрутилась перед парнями в своём платьице с оторванными пуговицами. Она была хороша собой, несмотря на свою худощавость и испачканный вид, а её голубые глаза светились молодым задором и… козьим упрямством.

Вечером того же дня Ронни поздно возвращался с учёбы домой. Закат догорал, на небе зажглись первые звёзды, и в ночной темноте стали исчезать сначала краски, потом дома, деревья и всё то, что целый день так радовало глаз человека.

На землю опускалась тишина вселенной, и ночь словно показывала людям предел их человеческих возможностей. Ночь освобождала человека от дневной суеты, а взамен предлагала отдых каждому, будь то буйный или кроткий, счастливый или печальный, одинокий или всеми любимый. Ночная тьма покрывала многие тайны и преступления, но иногда в её покое избранным открывается великая тайна мироздания.

Раньше люди умели читать эту тайну по звёздам, но Ронни этому не обучали, из всех звёзд он отдавал предпочтение Венере, сияющей каждый вечер яркой точкой над горизонтом. Впрочем, в тот поздний вечер он не искал Венеру на небе, в ту ночь она светила для кого-то другого, потому что юноша ехал домой, уставившись перед собой.

Всю дорогу юноша размышлял о том, что приключилось у бункера всего несколько часов назад. Раз за разом в самых ярких деталях его воображение рисовало картину произошедшего, и каждый раз воспоминания юноши останавливались на моменте падения бездыханного тела незнакомца к его ногам, обутым в новые кожаные ботинки, а дальше – провал в памяти. Представить, что случилось бы с ним и с его собственной жизнью, если бы этот Раймонд умер, он просто не мог. Умом Ронни понимал, что это почти случилось, но его сердце отказывалось принимать этот факт за правду, ведь он не мог быть убийцей.

У самой калитки своего дома юноша определил для себя чётко и однозначно: крик, насилие, гнев, несостоявшееся убийство – всё это не могло быть простым набором случайностей. Этот сценарий был кем-то спланирован, где каждый момент обладал силой менять жизнь человека навсегда, но почему его рука вдруг расслабилась и, главное, она расслабилась не по его воле? Чья воля не дала ему убить кудлатого парня? Неужели это Бог вмешался в мою жизнь или жизнь Раймонда?

В этот миг его потрясло чувство сопричастности к тайне всего человечества. К тайне любви? К тайне гнева? А может быть, к тайне самого Бога?

Последняя мысль понравилась Ронни больше всего. И хотя юноша не мог её чётко сформулировать, ему хотелось этим вечером только одного – довериться этой силе, спасшей его от убийства. Он боролся за каждый момент этого прозрения, чтобы сохранить на всю жизнь, но, увы, …оно ускользнуло, и над головой вновь засияли холодным светом звёзды, и ночь вновь погрузилась в безмолвие.

Ронни соскочил с велосипеда, закрыл за собой калитку и оглянулся вокруг. Когда велосипед уже стоял в гараже, он подошёл к тополю, что рос перед его окном, и, глядя в небо, вмещающее в себя всю вселенную, стал молиться: «Отче наш, сущий на небесах, да святится имя твое…».

Теперь небо уже не пугало сгустившимися мрачно-синими красками, оно было праздничным и мирным. Звёзды меркли в ярком свете восходившей на небосвод луны, у каждого светила была своя небесная роль.

Прошёл день, потом другой и третий, но мысли о происшедшем не давали юноше покоя, ему нужен был совет отца. Субботним вечером, когда Альфонс дремал с газетой в руках, а Ронни сколачивал игрушечный столик для сестры Диан, подошло время их разговора.

– Папа, ты веришь в Бога?

Близился ужин, мама гремела кастрюльками на кухне, и сестра Диан крутилась возле неё. В комнате были только они вдвоем, сын и отец, который на вопрос сына утвердительно кивнул головой.

– Почему ты веришь в Бога?

– Потому что у меня родился ты.

– А ты сам видел живого Бога?

Альфонс, помолчав, отрицательно покачал головой.

– Папа, это правда, что Бог создал ночь и день, землю и всё, что на ней, в шесть дней?

– Так написано в Библии.

– А Бог любит тебя?

– Твоя бабушка Мария говорит, что любит.

– А меня, меня он любит?

Этот вопрос Ронни остался без ответа, потому что из кухни прибежала Диан и позвала всех к столу. После ужина Ронни вернулся к прерванному разговору с отцом.

– Папа, ты веришь, что Иисус Христос – сын Бога?

– Я думаю, что у каждого отца должен быть наследник. У небесного отца тоже, – ответил Альфонс, в раздумье чуть наклонив голову.

– Если Иисус вознёсся на небо, то как он может отвечать на молитвы, если его нет на земле?

– Ты же сам слышал рассказы из Библии, сам и решай «как».

– Папа, ты когда-нибудь читал Библию? На каком языке она написана?

– Библия лежит в церкви, и только посвящённые могут читать её.

– А я могу быть посвящённым?

– Ронни, перестань дурью маяться, оставь отца в покое. Я тебе вот что скажу: ты говоришь о любви Господа? Наслушался этих сказок от своей бабушки? Знаешь, что происходит с посвящёнными людьми, которые читают Библию и думают, что они самые умные? Они уходят в монастыри, а там занимаются развратом, мужчины спят друг с другом и совращают монахинь! Вот посмотри!

Валентина раскрыла перед сыном толстую книгу и пальцем указала на фотографию. Это была одна из трёх книг, хранившихся в доме Де Гроте.

– Видишь этот колодец? – продолжала Валентина. – Этот колодец находится в женском монастыре, где женщины сохранили себя для жизни с Иисусом. Они хранили и обет молчания, когда вместо Иисуса Христа они отдавались на поругание божиим людям, но, как ни старайся, а правду не скроешь. Эти бедные монашки своих детей, зачатых в пороке, рожают и кидают в этот колодец. Видишь эту фотографию и скелеты несчастных младенцев на дне?

Ронни сразу припомнились котята и их жалобный предсмертный писк, и он понял, что уже не хочет быть посвящённым, чтобы читать Библию, будет лучше слушать рассказы об Иисусе из уст бабушки Марии…

Время шло своим чередом. Ронни работал сосисочником, по вечерам учился, а по выходным дням веселился в банде «Бункерских крыс». Раймонд вскоре стал его хорошим другом, их дружба держалась на традициях банды. Вместе с другими вольными «крысами» – храбрыми юношами и их независимыми девушками – молодой Де Гроте разгребал заваленные блиндажи и туннели, оставленные фашистами в наследство бельгийской молодёжи, и развлекал заблудившихся путников, проходивших по тропинке между бункерами, взимая с них дань.

– Стой, кто идёт! Руки вверх! Плати дань!